Страница:
Кэтрин погрузилась в размышления по поводу дальнейшей судьбы предмета, лежащего на ее коленях. Ей не хотелось, чтобы Андерсен-холл или директора Данна стали подозревать в подделке. Подлинность дневника не должна вызывать сомнений.
Из книги выскользнула газетная вырезка. Кэтрин прочла заголовок: «Вор с площади Робинсон снова в деле».
Под заголовком от руки была изображена размашистая черная звезда.
Кэтрин потрясенно захлопнула книгу.
– Силы небесные, – выдохнула она.
Нет, все это слишком абсурдно, чтобы быть правдой.
Кэтрин посмотрела налево, потом направо. Только сейчас она поняла, с чем еще была связана ее тревога. Все это время девушка сидела на коньке крыши. Необходимо было успокоиться, ведь если хоть малая толика ее подозрений верна…
План. Нужно составить план.
Прежде всего необходимо спрятать книгу; никто не должен знать о находке. Пока. А потом она поговорит с директором Данном. Он придумает, что нужно сделать. Он всегда все знает.
Глава 6
Глава 7
Из книги выскользнула газетная вырезка. Кэтрин прочла заголовок: «Вор с площади Робинсон снова в деле».
Под заголовком от руки была изображена размашистая черная звезда.
Кэтрин потрясенно захлопнула книгу.
– Силы небесные, – выдохнула она.
Нет, все это слишком абсурдно, чтобы быть правдой.
Кэтрин посмотрела налево, потом направо. Только сейчас она поняла, с чем еще была связана ее тревога. Все это время девушка сидела на коньке крыши. Необходимо было успокоиться, ведь если хоть малая толика ее подозрений верна…
План. Нужно составить план.
Прежде всего необходимо спрятать книгу; никто не должен знать о находке. Пока. А потом она поговорит с директором Данном. Он придумает, что нужно сделать. Он всегда все знает.
Глава 6
Спрятав книгу под кровать в своей комнате, Кэтрин помчалась в кабинет директора Данна. Она была очень возбуждена. Неужели автор этого сочинения – действительно Вор с площади Робинсон? Или его написал некто, вообразивший себя пресловутым вором, который исчез около десяти лет тому назад? Найденный дневник не только подробно описывал похождения Вора, но и содержал схемы, карты и списки, дополняющие планы ограбления лучших домов Лондона. Прямо-таки напутствие для грабителей! И все же это было настолько невероятно, что вызывало сомнения.
Кэтрин влетела в кабинет директора Данна, намереваясь сообщить ему потрясающую новость. Но вдруг ноги девушки отказались ей повиноваться, а слова замерли на ее губах.
В кабинете директора перед окном стоял высокий широкоплечий военный с волосами цвета воронова крыла. Кэтрин завороженно уставилась на мощную спину посетителя. Его новая малиповая с золотом форма казалась совершенно неуместной в это. – лфщжс'й, .•.:].••.;. .»if книгами и бумагами комнате.
Мужчина выглядел столь величественно, что сразу же приковал к себе взгляд Кэтрин, а все остальное, казалось, отступило на зацний план. Ее сердце едва не выскочило из груди, а в голове, впервые за минувшие долгие годы, воцарилась полная пустота.
Кэгрин поборола желание вцепиться в дверную ручку, чтобы не упасть, ее ноги стали ватными. Только один человек в мире одним своим присутствием заставлял ее чувствовать себя и глупей, и неловкой, и перепуганной – Маркус. И зачем только он вернулся в Андерсен-холл?
Стоя у порога, она молча смотрела на молодого человека. Он казался еще выше, чем прежде. Сама Кэтрин за минувшие годы подросла на дюйм или два, но все равно еле доставала головой до подбородков большинства мужчин, а крупная фигура Маркуса, казалось, подавляла все вокруг.
Он выглядел великолепно. Его темные волосы стали длиннее и ниспадали на плечи. И без того широкие плечи казались шире по сравнению с узкой талией и образовывали вместе[ей волнующую букву «V», облаченную в прекраснейшую форту. Одной рукой Маркус опирался на костыль, видимо, стараясь не ступать на левую ногу. Кэтрин не смогла не заметить, как плотно белые лосины облегают его мускулистые ноги, на одной из которых была наложена повязка. Кэтрин молча посочувствовала его нездоровье.
Внезапно он обернулся.
Кэтрин оцепенела под взглядом его холодных голубых глаз, от которых у нее, как и всегда, перехватило дыхание. Она стояла, си ысленно уставившись на предмет своего детского увлечея, вновь ощущая себя растерянной двенадцатилетней девчонкой.
– Добрый день, – сказал он, слегка наклонив голову.
Его голос оказался более низким и звучным, чем она ожидала, и Кэтрин затрепетала.
Он больше не юноша, он мужчина, – поняла она. Впрочем, какие черты его юношеского облика еще сохранились: не-азимые голубые глаза, разлетающиеся черными крыльями брови, губы, являвшиеся ей в сновидениях… Кэтрин узнала бы его среди тысячи мужчин.
Со шрамом над левой бровью и костылем под мышкой Маркус выглядел как настоящий пират-захватчик. Холодная расчетливость, сквозившая в его взгляде, только усиливала общее впечатление.
Кэтрин понимала – необходимо хоть что-то сказать, но ее мозг был удручающе пуст, а язык словно прилип к гортани. И хотя ее сердце стало биться ровнее, пронзительный взгляд его голубых глаз заставлял Кэтрин трепетать.
Какой она ему покажется после семи лет разлуки? Кэтрин уже не тоненькая, хрупкая девочка, а женщина двадцати двух лет, с окрепшими от тяжелой работы мускулами. Однако, оставаясь наедине с зеркалом, девушка замечала в себе и унаследованные от матери женственные черты.
Опираясь на костыль, Маркус медленно захромал через комкату. Поддавшись панике, которая охватывала ее всякий раз, когда он оказывался поблизости, Кэтрин попятилась. Ее спина уперлась в дверной косяк, и девушка оказалась в плену его глаз.
Протянув руку, он дотронулся до нее. Тихий голос внутри нее шептал неуверенные, хотя и разумные предостережения, но Кэтрин не смогла побороть запретных желаний и позволила своим детским мечтам возродиться.
Потянувшись рукой к волосам девушки, Маркус коснулся ее щеки. Кэтрин задрожала и с трудом преодолела желание закрыть глаза, по ее коже пробежали мурашки. Она не могла освободиться из плена его сапфирового взгляда. Маркус осторожно извлек что-то из ее волос и медленно отвел руку.
Он посмотрел на свою широкую ладонь, обтянутую белой перчаткой.
– Паутина, – он поднял глаза. – Вас держат в пыльной кладовке и не выпускают на улицу?
Кэтрин моргнула, ощущая себя так, словно ее швырнули в ледяную воду пруда.
– Конечно выпускают, – произнес директор Данн, входя в кабинет из своих комнат, расположенных по соседству. – Кладовку должен был вычистить кто-то другой, Кэтрин, – упрекнул он девушку, слегка нахмурившись. – Впрочем, уже ничего не исправить. Ты, по крайней мере, закончила?
Ее рот приоткрылся, но она была так ошарашена, что не смогла произнести ни слова. Поэтому просто кивнула головой.
– Неважно, – подытожил Данн, встряхивая плащ, который был перекинут через его руку. – Я бы попросил тебя, Кэтрин, запереть эту комнату. И ничего оттуда не бери. Ты поняла?
Совершенно подавленная, она кивнула.
– Спасибо, Кэтрин. И, пожалуйста, немедленно принеси мне ключ. – Он махнул рукой в сторону сына: – Ты ведь помнишь, это Маркус.
Он произнес это так, словно иначе и быть не могло, что смутило ее еще больше.
– Маркус, Кэтрин, – представил директор девушку сыну. – Или, точнее, мисс Кэтрин Миллер.
Кэтрин хотела бы изобразить безразличие, но пока она приседала в легком реверансе, щеки ее пылали.
– Кэтрин? – Маркус произнес ее имя удивительно мелодично, так, что Кэтрин обдало теплой волной. Его голубые глаза сузились, и он медленно наклонил голову. – Кэт? Правильно? Малышка, которая упала с крыши?
Кэтрин с удовольствием провалилась бы сквозь землю и почила в безвестной могиле. Ведь в некотором смысле почти ничего не изменилось. Он остался все тем же Маркусом-насмешником, который начинал подшучивать над ней, едва заговорив. Остатки детских грез развеялись, будто дым, и ее сердце с болью с ними простилось.
– Да, это был несчастный случай, – пробормотал директор Данн, бросив свирепый взгляд на Маркуса.
Намеренно игнорируя отца, Маркус спросил:
– И что вы до сих пор здесь делаете?
Этот вопрос Кэтрин истолковала иначе: «Неужели вы все еще не начали жить настоящей жизнью?»
– Кэтрин – моя правая рука, если так можно выразиться, – пояснил Дзнн. – Она помогает мне со счетами и делами приюта. Не знаю, как бы я без нее обходился, – голос директора дрогнул.
Наконец Кэтрин смогла заставить свои пересохшие губы двигаться.
– К счастью, сэр, вы никогда не останетесь в одиночестве. – Она никогда не выйдет замуж, у нее не будет собственного дома. Ведь ни один джентльмен не захочет жениться на старой деве из приюта. Кроме того, благодаря Каддихорнам она уяснила, как опасно давать кому-то властвовать над собой. Поэтому такого удовольствия она никому больше не доставит.
Джаред в конце концов займет достойное место в обществе а она останется парией, странной особой, хорошо воспитанной, но неприкаянной. Нет, она будет жить и умрет в Лидере и одряхлевшей старой девой…
Тут Кэтрин заметила, что директор Данн в изумлении за ней наблюдает, и подумала, не сходит ли она с ума.
Брови директора удивленно взметнулись вверх:
– Что это за веревочки привязаны к твоему передни, Кэтрин?
Сунув руку за спину, Кэтрин нащупала плотные узлы.
– Я его убью, – пробормотала она, надеясь, что ее щеки пылают так ярко, как ей кажется. Собрав все достоинство, которым она обладала, Кэтрин посмотрела мужчинам в глаза лицах читалось явное изумление. Девушка вздернула подбородок. – Обычные шуточки Прескотта.
– Прескотт? – Маркус потер подбородок. – Рыжеволосый тип с веснушками?
Директор Данн кивнул:
– Тот самый.
– И много прежних воспитанников продолжают вас посещать? – осведомился Маркус, высвобождая из-под стуча один костыль и устраивая его под второй рукой.
– Прескотт приходит только из-за Кэтрин. Кажется, он жить может без нее.
Потеребив лацканы, Данн решил добавить:
– Впрочем, Кэтрин по душе его компания, я в этом уверен.
Этот намек Кэтрин решила проигнорировать.
Данн хмыкнул:
– Я надеюсь на твое благотворное влияние, Кэтрин. Помоги ему отыскать свое призвание, дабы он смог вести достойную жизнь.
– Давайте не будем обсуждать это сейчас, сэр! – воскликнула Кэтрин.
И хотя она была согласна с Данном, Маркусу было совершенно не обязательно об этом знать. Незачем демонстрировать грязное белье посторонним.
Последняя мысль поразила ее. Маркус так долго отсутствовал, что в каком-то смысле перестал быть одним из них. Нет, он, конечно, не чужак, но и не свой. И если, забыв о чувствах, которые она испытывала, будучи глупенькой девочкой, она сумеет держаться с ним как с обычным знакомым, то его присутствие станет вполне терпимым. По крайней мере, она не будет выглядеть в его обществе круглой дурой.
Ощущение ужасной неловкости немного ослабло. Ведь Кэтрин уже не двенадцатилетний подросток с ранимым сердцем. Поэтому в любых обстоятельствах должна вести себя так, как подобает умной взрослой женщине.
Маркус поднял брови и с холодным одобрением заметил:
– Она ведет себя покровительственно.
– Подобно матери, оберегающей своих питомцев. – Данн потер подбородок, став вдруг похожим на сына. – И это напомнило мне, Кэтрин, о том, что я намеревался попросить тебя помочь Маркусу вновь освоиться в Андерсен-холле. Он должен ознакомиться с бумагами за последние три года: бюджеты, расчетные книги и все прочее. – Он повернулся к сыну: – У Кэтрин поразительные способности к ведению подобных дел. – И вновь обратившись к Кэтрин, прибавил: – Я бы хотел, чтобы ты помогла ему всем, чем потребуется.
– Но… почему? – спросила Кэтрин, раздраженно теребя выбившуюся из прически прядь волос. Ей показалось, она что-то пропустила в объяснениях Данна.
– Маркус теперь состоит в Совете попечителей, – пояснил директор. – Он занял место Дженсена, упокой Господь его душу. И поэтому моему сыну необходимо разобраться во всех здешних делах.
Голова Кэтрин пошла кругом.
– И когда это произошло?
– Состоялось особое голосование в Совете.
– Особое голосование… – Кэтрин осеклась. – И когда… Как долго…
Вытащив из кармана часы, Данн, щелкнув, открыл их и стал изучать циферблат.
– Маркус достойно послужил королю, находясь в армии, а теперь направлен нести столь же успешную службу на благо Андерсен-холла. Он вышел в отставку из-за ранений, и теперь мы можем воспользоваться его помощью.
Маркус казался совершенно безразличным к происходящему. Кэтрин постаралась отбросить собственные переживания и сосредоточиться на нелогичности происходящего.
Маркус всегда ненавидел Андерсен-холл. Этот его ужасный отъезд и клятва никогда не возвращаться…
– Но…
– Все уже безнадежно остыло! – доложила с порога миссис Нейгел.
– А, миссис Нейгел, – словно опомнился Данн, быстро захлопнув крышку часов, – Маркус вернулся в лоно семьи. Будьте добры, поприветствуйте его!
Кэтрин показалось, что слово «лоно» заставило Маркуса поморщиться. А может, слово «семья»? Однако его лицо тут же стало непроницаемым. И если бы Кэтрин не смотрела на него все это время, она, вероятно, ничего бы и не заметила. Так или иначе, здесь явно что-то было не так.
– Я и не чаяла дожить до этого дня! – всхлипнула миссис Нейгел.
Данн обнял ее хрупкие плечи.
– Маркус – герой войны, миссис Нейгел. Пройдя выпавшие на его долю испытания, он осознал, сколь ужасно его длительное отсутствие. И вот он здесь, чтобы внести свою лепту в управление Андерсен-холлом. И мы, конечно же, будем рады его поддержке.
Данн бросил на сына многозначительный взгляд, и Маркус быстро произнес:
– Я так рад, что могу послужить Андерсен-холлу, миссис Нейгел…
Реплики переходили от Маркуса к Данну и снова к Маркусу. Трогательные высказывания о поединке со смертью, благородстве и всепрощении прихотливо переплетались между собой.
К концу этой приторно-умилительной сцены миссис Нейгел едва сдерживала слезы. Но обмануть Кэтрин было не так-то просто. Сын, в ярости поклявшийся никогда не возвращаться, изъяснялся не слишком убедительно. Отец, семь лет втайне оплакивавший потерянного ребенка, наоборот, говорил слишком гладко. Они оба явно о чем-то умалчивали.
– Я хотела бы задать вам несколько вопросов, сэр, когда вы освободитесь, – сказала Кэтрин.
– Не сомневаюсь, что вы с Маркусом найдете о чем поговорить, – заявил Данн. – Но он только что прибыл, и мы многое должны обсудить.
– Несомненно, – согласился Маркус. – Прошло ведь целых семь лет.
От Кэтрин не ускользнул легкий сарказм, прозвучавший в его голосе. Заметив схожесть поведения мужчин, она исподтишка их оглядела. И когда это Данн с сыном успели сговориться?
– Простите нашу невежливость… – Данн повел обеих женщин к выходу. – Я хотел бы перекинуться с сыном словечком-другим наедине.
Кэтрин открыла было рот, но Данн опередил ее:
– А Кэтрин пока с удовольствием воспользуется возможностью привести себя в порядок.
Щеки девушки вспыхнули, и пока она подыскивала остроумный ответ, дверь позади нее захлопнулась с глухим стуком.
– Тебе действительно нужно заняться собой, – подтвердила миссис Нейгел. – У тебя крайне неопрятный вид. Можно подумать, что ты подметала юбками пол.
Стиснув зубы, Кэтрин попыталась было очистить передник, но тут же сдалась, осознав тщетность подобных попыток.
– Я велю Бетти приготовить тебе ванну, – предложила почтенная экономка, ее взгляд посветлел, – и попрошу кухарку принести молодому Маркусу сдобных пирожков. – Она покраснела. – Наверное, не стоит больше думать о нем как о маленьком мальчике. Он – уверенный в себе взрослый мужчина. И мы должны вознести благодарность Богу за его возвращение.
Кэтрин скрестила руки.
– А вам не кажется немного странным, что после столь холодного прощания Маркус вернулся домой, сияя улыбкой?
Миссис Нейгел поджала губы:
– Ты должна думать о нем лучше, Кэтрин. Ведь он едва не погиб на службе. Такие вещи меняют человека.
– Да, и он в тот же миг перестал ненавидеть приют и даже вошел в Совет его попечителей? Не проявив за истекшие семь лет и проблеска интереса к Андерсен-холлу, он вдруг бросается нам на помощь? Невероятное стечение обстоятельств!
Миссис Нейгел нахмурилась:
– Не суди о том, чего не знаешь, Кэтрин. Я помню о ваших детских неладах с Маркусом. Но это было в далеком прошлом, и сейчас ты не должна к нему придираться.
Кэтрин застыла на месте:
– Но это не имеет ничего общего…
– Пойди и прими ванну. И пока будешь принимать ее, освежи свои мысли.
Кэтрин поняла, что говорить с миссис Нейгел не имело смысла, и еще сильнее стиснула зубы. Некоторые люди видят только то, что хотят видеть.
– Да, мэм, – пробормотала она и направилась в новые комнаты, куда ее недавно переселил директор Данн. Там она, по крайней мере, сможет спокойно подумать. Она хотела понять, почему вдруг Данн внес изменения в ее обычные обязанности. Это было весьма странное событие, заставляющее задуматься о происходящем.
Что могло вынудить директора приюта действовать у Кэтрин за спиной? Личные взаимоотношения Даннов – это одно, но дети, Совет, ее работа – совсем другое…
Нет, столь резкие перемены произошли неспроста! Более того, весьма странно, что директор пытается утаить от нее какие-то важные обстоятельства, прикрываясь деловыми отношениями с сыном.
Нет. Данн всегда поступал открыто и честно. И поэтому инициатором подобных действий мог быть только Маркус. Он теперь находится в центре событий, а такой поворот дел ей совершенно не нравится. И она намерена ему помешать.
Кэтрин влетела в кабинет директора Данна, намереваясь сообщить ему потрясающую новость. Но вдруг ноги девушки отказались ей повиноваться, а слова замерли на ее губах.
В кабинете директора перед окном стоял высокий широкоплечий военный с волосами цвета воронова крыла. Кэтрин завороженно уставилась на мощную спину посетителя. Его новая малиповая с золотом форма казалась совершенно неуместной в это. – лфщжс'й, .•.:].••.;. .»if книгами и бумагами комнате.
Мужчина выглядел столь величественно, что сразу же приковал к себе взгляд Кэтрин, а все остальное, казалось, отступило на зацний план. Ее сердце едва не выскочило из груди, а в голове, впервые за минувшие долгие годы, воцарилась полная пустота.
Кэгрин поборола желание вцепиться в дверную ручку, чтобы не упасть, ее ноги стали ватными. Только один человек в мире одним своим присутствием заставлял ее чувствовать себя и глупей, и неловкой, и перепуганной – Маркус. И зачем только он вернулся в Андерсен-холл?
Стоя у порога, она молча смотрела на молодого человека. Он казался еще выше, чем прежде. Сама Кэтрин за минувшие годы подросла на дюйм или два, но все равно еле доставала головой до подбородков большинства мужчин, а крупная фигура Маркуса, казалось, подавляла все вокруг.
Он выглядел великолепно. Его темные волосы стали длиннее и ниспадали на плечи. И без того широкие плечи казались шире по сравнению с узкой талией и образовывали вместе[ей волнующую букву «V», облаченную в прекраснейшую форту. Одной рукой Маркус опирался на костыль, видимо, стараясь не ступать на левую ногу. Кэтрин не смогла не заметить, как плотно белые лосины облегают его мускулистые ноги, на одной из которых была наложена повязка. Кэтрин молча посочувствовала его нездоровье.
Внезапно он обернулся.
Кэтрин оцепенела под взглядом его холодных голубых глаз, от которых у нее, как и всегда, перехватило дыхание. Она стояла, си ысленно уставившись на предмет своего детского увлечея, вновь ощущая себя растерянной двенадцатилетней девчонкой.
– Добрый день, – сказал он, слегка наклонив голову.
Его голос оказался более низким и звучным, чем она ожидала, и Кэтрин затрепетала.
Он больше не юноша, он мужчина, – поняла она. Впрочем, какие черты его юношеского облика еще сохранились: не-азимые голубые глаза, разлетающиеся черными крыльями брови, губы, являвшиеся ей в сновидениях… Кэтрин узнала бы его среди тысячи мужчин.
Со шрамом над левой бровью и костылем под мышкой Маркус выглядел как настоящий пират-захватчик. Холодная расчетливость, сквозившая в его взгляде, только усиливала общее впечатление.
Кэтрин понимала – необходимо хоть что-то сказать, но ее мозг был удручающе пуст, а язык словно прилип к гортани. И хотя ее сердце стало биться ровнее, пронзительный взгляд его голубых глаз заставлял Кэтрин трепетать.
Какой она ему покажется после семи лет разлуки? Кэтрин уже не тоненькая, хрупкая девочка, а женщина двадцати двух лет, с окрепшими от тяжелой работы мускулами. Однако, оставаясь наедине с зеркалом, девушка замечала в себе и унаследованные от матери женственные черты.
Опираясь на костыль, Маркус медленно захромал через комкату. Поддавшись панике, которая охватывала ее всякий раз, когда он оказывался поблизости, Кэтрин попятилась. Ее спина уперлась в дверной косяк, и девушка оказалась в плену его глаз.
Протянув руку, он дотронулся до нее. Тихий голос внутри нее шептал неуверенные, хотя и разумные предостережения, но Кэтрин не смогла побороть запретных желаний и позволила своим детским мечтам возродиться.
Потянувшись рукой к волосам девушки, Маркус коснулся ее щеки. Кэтрин задрожала и с трудом преодолела желание закрыть глаза, по ее коже пробежали мурашки. Она не могла освободиться из плена его сапфирового взгляда. Маркус осторожно извлек что-то из ее волос и медленно отвел руку.
Он посмотрел на свою широкую ладонь, обтянутую белой перчаткой.
– Паутина, – он поднял глаза. – Вас держат в пыльной кладовке и не выпускают на улицу?
Кэтрин моргнула, ощущая себя так, словно ее швырнули в ледяную воду пруда.
– Конечно выпускают, – произнес директор Данн, входя в кабинет из своих комнат, расположенных по соседству. – Кладовку должен был вычистить кто-то другой, Кэтрин, – упрекнул он девушку, слегка нахмурившись. – Впрочем, уже ничего не исправить. Ты, по крайней мере, закончила?
Ее рот приоткрылся, но она была так ошарашена, что не смогла произнести ни слова. Поэтому просто кивнула головой.
– Неважно, – подытожил Данн, встряхивая плащ, который был перекинут через его руку. – Я бы попросил тебя, Кэтрин, запереть эту комнату. И ничего оттуда не бери. Ты поняла?
Совершенно подавленная, она кивнула.
– Спасибо, Кэтрин. И, пожалуйста, немедленно принеси мне ключ. – Он махнул рукой в сторону сына: – Ты ведь помнишь, это Маркус.
Он произнес это так, словно иначе и быть не могло, что смутило ее еще больше.
– Маркус, Кэтрин, – представил директор девушку сыну. – Или, точнее, мисс Кэтрин Миллер.
Кэтрин хотела бы изобразить безразличие, но пока она приседала в легком реверансе, щеки ее пылали.
– Кэтрин? – Маркус произнес ее имя удивительно мелодично, так, что Кэтрин обдало теплой волной. Его голубые глаза сузились, и он медленно наклонил голову. – Кэт? Правильно? Малышка, которая упала с крыши?
Кэтрин с удовольствием провалилась бы сквозь землю и почила в безвестной могиле. Ведь в некотором смысле почти ничего не изменилось. Он остался все тем же Маркусом-насмешником, который начинал подшучивать над ней, едва заговорив. Остатки детских грез развеялись, будто дым, и ее сердце с болью с ними простилось.
– Да, это был несчастный случай, – пробормотал директор Данн, бросив свирепый взгляд на Маркуса.
Намеренно игнорируя отца, Маркус спросил:
– И что вы до сих пор здесь делаете?
Этот вопрос Кэтрин истолковала иначе: «Неужели вы все еще не начали жить настоящей жизнью?»
– Кэтрин – моя правая рука, если так можно выразиться, – пояснил Дзнн. – Она помогает мне со счетами и делами приюта. Не знаю, как бы я без нее обходился, – голос директора дрогнул.
Наконец Кэтрин смогла заставить свои пересохшие губы двигаться.
– К счастью, сэр, вы никогда не останетесь в одиночестве. – Она никогда не выйдет замуж, у нее не будет собственного дома. Ведь ни один джентльмен не захочет жениться на старой деве из приюта. Кроме того, благодаря Каддихорнам она уяснила, как опасно давать кому-то властвовать над собой. Поэтому такого удовольствия она никому больше не доставит.
Джаред в конце концов займет достойное место в обществе а она останется парией, странной особой, хорошо воспитанной, но неприкаянной. Нет, она будет жить и умрет в Лидере и одряхлевшей старой девой…
Тут Кэтрин заметила, что директор Данн в изумлении за ней наблюдает, и подумала, не сходит ли она с ума.
Брови директора удивленно взметнулись вверх:
– Что это за веревочки привязаны к твоему передни, Кэтрин?
Сунув руку за спину, Кэтрин нащупала плотные узлы.
– Я его убью, – пробормотала она, надеясь, что ее щеки пылают так ярко, как ей кажется. Собрав все достоинство, которым она обладала, Кэтрин посмотрела мужчинам в глаза лицах читалось явное изумление. Девушка вздернула подбородок. – Обычные шуточки Прескотта.
– Прескотт? – Маркус потер подбородок. – Рыжеволосый тип с веснушками?
Директор Данн кивнул:
– Тот самый.
– И много прежних воспитанников продолжают вас посещать? – осведомился Маркус, высвобождая из-под стуча один костыль и устраивая его под второй рукой.
– Прескотт приходит только из-за Кэтрин. Кажется, он жить может без нее.
Потеребив лацканы, Данн решил добавить:
– Впрочем, Кэтрин по душе его компания, я в этом уверен.
Этот намек Кэтрин решила проигнорировать.
Данн хмыкнул:
– Я надеюсь на твое благотворное влияние, Кэтрин. Помоги ему отыскать свое призвание, дабы он смог вести достойную жизнь.
– Давайте не будем обсуждать это сейчас, сэр! – воскликнула Кэтрин.
И хотя она была согласна с Данном, Маркусу было совершенно не обязательно об этом знать. Незачем демонстрировать грязное белье посторонним.
Последняя мысль поразила ее. Маркус так долго отсутствовал, что в каком-то смысле перестал быть одним из них. Нет, он, конечно, не чужак, но и не свой. И если, забыв о чувствах, которые она испытывала, будучи глупенькой девочкой, она сумеет держаться с ним как с обычным знакомым, то его присутствие станет вполне терпимым. По крайней мере, она не будет выглядеть в его обществе круглой дурой.
Ощущение ужасной неловкости немного ослабло. Ведь Кэтрин уже не двенадцатилетний подросток с ранимым сердцем. Поэтому в любых обстоятельствах должна вести себя так, как подобает умной взрослой женщине.
Маркус поднял брови и с холодным одобрением заметил:
– Она ведет себя покровительственно.
– Подобно матери, оберегающей своих питомцев. – Данн потер подбородок, став вдруг похожим на сына. – И это напомнило мне, Кэтрин, о том, что я намеревался попросить тебя помочь Маркусу вновь освоиться в Андерсен-холле. Он должен ознакомиться с бумагами за последние три года: бюджеты, расчетные книги и все прочее. – Он повернулся к сыну: – У Кэтрин поразительные способности к ведению подобных дел. – И вновь обратившись к Кэтрин, прибавил: – Я бы хотел, чтобы ты помогла ему всем, чем потребуется.
– Но… почему? – спросила Кэтрин, раздраженно теребя выбившуюся из прически прядь волос. Ей показалось, она что-то пропустила в объяснениях Данна.
– Маркус теперь состоит в Совете попечителей, – пояснил директор. – Он занял место Дженсена, упокой Господь его душу. И поэтому моему сыну необходимо разобраться во всех здешних делах.
Голова Кэтрин пошла кругом.
– И когда это произошло?
– Состоялось особое голосование в Совете.
– Особое голосование… – Кэтрин осеклась. – И когда… Как долго…
Вытащив из кармана часы, Данн, щелкнув, открыл их и стал изучать циферблат.
– Маркус достойно послужил королю, находясь в армии, а теперь направлен нести столь же успешную службу на благо Андерсен-холла. Он вышел в отставку из-за ранений, и теперь мы можем воспользоваться его помощью.
Маркус казался совершенно безразличным к происходящему. Кэтрин постаралась отбросить собственные переживания и сосредоточиться на нелогичности происходящего.
Маркус всегда ненавидел Андерсен-холл. Этот его ужасный отъезд и клятва никогда не возвращаться…
– Но…
– Все уже безнадежно остыло! – доложила с порога миссис Нейгел.
– А, миссис Нейгел, – словно опомнился Данн, быстро захлопнув крышку часов, – Маркус вернулся в лоно семьи. Будьте добры, поприветствуйте его!
Кэтрин показалось, что слово «лоно» заставило Маркуса поморщиться. А может, слово «семья»? Однако его лицо тут же стало непроницаемым. И если бы Кэтрин не смотрела на него все это время, она, вероятно, ничего бы и не заметила. Так или иначе, здесь явно что-то было не так.
– Я и не чаяла дожить до этого дня! – всхлипнула миссис Нейгел.
Данн обнял ее хрупкие плечи.
– Маркус – герой войны, миссис Нейгел. Пройдя выпавшие на его долю испытания, он осознал, сколь ужасно его длительное отсутствие. И вот он здесь, чтобы внести свою лепту в управление Андерсен-холлом. И мы, конечно же, будем рады его поддержке.
Данн бросил на сына многозначительный взгляд, и Маркус быстро произнес:
– Я так рад, что могу послужить Андерсен-холлу, миссис Нейгел…
Реплики переходили от Маркуса к Данну и снова к Маркусу. Трогательные высказывания о поединке со смертью, благородстве и всепрощении прихотливо переплетались между собой.
К концу этой приторно-умилительной сцены миссис Нейгел едва сдерживала слезы. Но обмануть Кэтрин было не так-то просто. Сын, в ярости поклявшийся никогда не возвращаться, изъяснялся не слишком убедительно. Отец, семь лет втайне оплакивавший потерянного ребенка, наоборот, говорил слишком гладко. Они оба явно о чем-то умалчивали.
– Я хотела бы задать вам несколько вопросов, сэр, когда вы освободитесь, – сказала Кэтрин.
– Не сомневаюсь, что вы с Маркусом найдете о чем поговорить, – заявил Данн. – Но он только что прибыл, и мы многое должны обсудить.
– Несомненно, – согласился Маркус. – Прошло ведь целых семь лет.
От Кэтрин не ускользнул легкий сарказм, прозвучавший в его голосе. Заметив схожесть поведения мужчин, она исподтишка их оглядела. И когда это Данн с сыном успели сговориться?
– Простите нашу невежливость… – Данн повел обеих женщин к выходу. – Я хотел бы перекинуться с сыном словечком-другим наедине.
Кэтрин открыла было рот, но Данн опередил ее:
– А Кэтрин пока с удовольствием воспользуется возможностью привести себя в порядок.
Щеки девушки вспыхнули, и пока она подыскивала остроумный ответ, дверь позади нее захлопнулась с глухим стуком.
– Тебе действительно нужно заняться собой, – подтвердила миссис Нейгел. – У тебя крайне неопрятный вид. Можно подумать, что ты подметала юбками пол.
Стиснув зубы, Кэтрин попыталась было очистить передник, но тут же сдалась, осознав тщетность подобных попыток.
– Я велю Бетти приготовить тебе ванну, – предложила почтенная экономка, ее взгляд посветлел, – и попрошу кухарку принести молодому Маркусу сдобных пирожков. – Она покраснела. – Наверное, не стоит больше думать о нем как о маленьком мальчике. Он – уверенный в себе взрослый мужчина. И мы должны вознести благодарность Богу за его возвращение.
Кэтрин скрестила руки.
– А вам не кажется немного странным, что после столь холодного прощания Маркус вернулся домой, сияя улыбкой?
Миссис Нейгел поджала губы:
– Ты должна думать о нем лучше, Кэтрин. Ведь он едва не погиб на службе. Такие вещи меняют человека.
– Да, и он в тот же миг перестал ненавидеть приют и даже вошел в Совет его попечителей? Не проявив за истекшие семь лет и проблеска интереса к Андерсен-холлу, он вдруг бросается нам на помощь? Невероятное стечение обстоятельств!
Миссис Нейгел нахмурилась:
– Не суди о том, чего не знаешь, Кэтрин. Я помню о ваших детских неладах с Маркусом. Но это было в далеком прошлом, и сейчас ты не должна к нему придираться.
Кэтрин застыла на месте:
– Но это не имеет ничего общего…
– Пойди и прими ванну. И пока будешь принимать ее, освежи свои мысли.
Кэтрин поняла, что говорить с миссис Нейгел не имело смысла, и еще сильнее стиснула зубы. Некоторые люди видят только то, что хотят видеть.
– Да, мэм, – пробормотала она и направилась в новые комнаты, куда ее недавно переселил директор Данн. Там она, по крайней мере, сможет спокойно подумать. Она хотела понять, почему вдруг Данн внес изменения в ее обычные обязанности. Это было весьма странное событие, заставляющее задуматься о происходящем.
Что могло вынудить директора приюта действовать у Кэтрин за спиной? Личные взаимоотношения Даннов – это одно, но дети, Совет, ее работа – совсем другое…
Нет, столь резкие перемены произошли неспроста! Более того, весьма странно, что директор пытается утаить от нее какие-то важные обстоятельства, прикрываясь деловыми отношениями с сыном.
Нет. Данн всегда поступал открыто и честно. И поэтому инициатором подобных действий мог быть только Маркус. Он теперь находится в центре событий, а такой поворот дел ей совершенно не нравится. И она намерена ему помешать.
Глава 7
Ощутив внезапную неловкость из-за того, что он вновь остался наедине с отцом, Маркус оперся на костыль. До того как смущенный неожиданной встречей Данн решил заняться своим плащом, а в комнату вбежала Кэтрин, они с отцом едва успели обменяться парой слов. Между ними зияла огромная пропасть.
Как опытному боевому офицеру, встречавшему лицом к лицу немало опасностей, Маркусу было досадно сознавать, что встреча с отцом заставила его вспотеть и ощутить резь в желудке. Однако среди свиста пуль, звона сабель и рева снарядов он никогда не поддавался искушению показать спину и бежать. Не собирался он отступать и теперь. А поэтому без труда выдержал испытующий взгляд отца.
Проницательные голубые глаза Данна, столь похожие на те, которые Маркус видел каждый день в зеркале, скользнули от шрамов над бровью к костылям и больной ноге сына. В конце концов его отец осведомился:
– Ранение настоящее?
Маркус отрицательно качнул головой.
– Ты в отличной форме, сынок, – стесненно проговорил Данн-старший.
– Вы тоже, отец, – солгал Маркус, и они оба это поняли. Глупо было ожидать, что отец не переменится за семь лет, однако Маркус надеялся, что годы смилостивятся над Урией Данном. Он все еще оставался таким же высоким и осанистым, и ноги его по-прежнему твердо и широко, по-хозяйски, стояли на земле, сыном которой он был. Его волнистые волосы не поредели, но приобрели стальной оттенок. А ведь когда-то они были того же цвета воронова крыла, что и у Маркуса. Лицо, чисто выбритое и бледное, немного искажали собравшиеся возле губ складки. Морщины, которых Маркус раньше не видел, залегли у отца на лбу.
– Я не получил ответа от Уэллингтона, – в глазах директора приюта мелькнула, но тут же исчезла боль, – и, м-м… не знал о твоем приезде.
– Я… находился под арестом, – Маркус не намеревался рассказывать ни о своем заточении, ни о сделке, которую он все-таки заключил, чтобы спасти жизнь друга, капитана Люка Хейза.
– Все равно я рад твоему решению, хотя и не я на него повлиял. – Отец замолчал и жестом пригласил Маркуса сесть.
Положив костыли рядом с собой, Маркус опустился на потертое деревянное сиденье.
Урия Данн, вместо того чтобы усесться за свой внушительного вида стол, пододвинул старенькое кресло и устроился прямо напротив сына. Маркус не любил, когда ему преграждали путь к выходу, вот и сейчас он почувствовал себя словно в ловушке, однако промолчал. Вместо этого он немного отодвинулся, освобождая место для маневра, если таковой понадобится. Кроме того, теперь он мог не смотреть прямо в лицо отца.
– Сейчас самое подходящее время поговорить, – начал Данн-старший. – Большая часть детей в часовне, – он прочистил горло. – Так вот, имея возможность серьезно обдумать твой отъезд…
Маркус напрягся.
– Вы знаете, почему я здесь. И лучше двигаться дальше… а не тратить время… на воспоминания.
Урия Данн, явно недовольный реакцией сына, поджал губы. Однако он все же нашел в себе силы и мягко согласился:
– Как пожелаешь.
Маркус постарался не выдать своего удивления. Его отец был не из тех, кто легко сдается. Что же он задумал? Маркус начал лихорадочно соображать. Данн-старший не походил на того человека, каким он представлял его на протяжении последних семи лет. Выбить у общества толику денег для Андерсен-холла – такова была его насущная, неизменная задача. Поведение отца странным образом изменилось, и Маркус не мог этого не сознавать.
Послышался стук в дверь. Данн-старший бросил на Маркуса извиняющийся взгляд.
– Войдите.
Вошла миссис Нейгел с подносом, на котором разместились кувшин, чашки и какая-то еда.
– Я взяла у кухарки сдобных пирожков для вас. И молока с чаем, – пояснила она, ставя поднос на столик.
– Благодарю вас, миссис Нейгел, – произнес Маркус, понимая, что с удовольствием съел бы сейчас даже солдатский башмак: его желудок свело от голода.
Тем временем миссис Нейгел продолжала с гордостью говорить:
– Я рассказала о вашем приезде, и все умирают от нетерпения, желая вас увидеть. – Она подняла руку и стала загибать пальцы. – Кухарка, старый Бертрам, Бетти и даже садовник, Грейвз, – миссис Нейгел на мгновение нахмурилась, – хотя он вот-вот будет уволен.
Вздохнув, директор Данн поднялся.
– Я уже говорил вам, миссис Нейгел, правила есть правила, и он не оставил мне выбора.
Маркус убедился, что кое-что все-таки не изменилось: его отец сохранил прежнюю непреклонность.
Экономка вздохнула:
– Ну да, конечно, а сейчас вы должны подкрепиться.
– Спасибо, миссис Нейгел, – прервал ее Урия Данн, – но мы с Маркусом отправляемся в мой клуб отобедать. – Он похлопал себя по животу. – И лучше не перебивать аппетит.
Сообразив, что отец дает ему возможность рассказать о своей миссии в приватной обстановке, Маркус вскочил на ноги и подхватил костыли.
– Да, нога ягненка – мое слабое место! Надеюсь, у вас в клубе по-прежнему искусно готовят это блюдо.
– Как всегда, безупречно, – быстро откликнулся Данн-старший. – Не сомневаюсь, что преподаватели отдадут должное вашим пирожкам, миссис Нейгел.
– О! – на ее добром лице отразилось разочарование. – Я полагала, что вы задержитесь.
В этот момент в комнату стремительно вошла Кэт. Она сменила грязный передник на похожий, но белоснежный и накрахмаленный. Однако ее домашнее платье по-прежнему представляло собой бесцветное и мешковатое одеяние.
И хотя из ее льняных локонов исчезла паутина, пряди, закрученные на затылке небрежным узлом, кое-где торчали как соломинки. Очевидно, что она потратила не слишком много времени на то, чтобы помыться, и вряд ли бросила на себя лишний взгляд в зеркало.
– Надеюсь, вы привели себя в порядок не ради меня, – сострил Маркус.
Фарфоровые щеки Кэтрин подернулись краской, а в дымчато-серых глазах блеснули молнии, но она проигнорировала это замечание и повернулась к директору Данну:
– Нельзя ли коротко переговорить с вами, сэр?
«И зачем только я сострил», – спросил себя Маркус. Он не понимал, почему ее пренебрежение собственной внешностью так его задело? Возможно, несмотря на паутину и отвратительное мешковатое платье, что-то в ней его все же привлекало. И честно говоря, это было удивительно: Маркус всегда предпочитал пышных брюнеток, а не гибких фей с льняными волосами.
Миссис Нейгел забрала поднос и вышла, хмуро бросив:
– Я велю Тимми приготовить кабриолет.
Маркус понаблюдал за отцом и Кэт, вышедшими в прихожую. Не странно ли, что они оставили его в кабинете? Впрочем, нельзя забывать – он уже не подросток, и относиться к нему станут иначе.
Маркус подавил стон. Предстоящая миссия выглядела отталкивающе, с какой стороны ни взглянуть.
В поле зрения Маркуса попала девчонка, нет, женщина, которая спорила с его отцом. Он не мог не восхититься ее решительностью: мало кто осмеливался вступать с Урией Данном в открытый поединок. Продолжая спорить с директором, она посылала Маркусу сверкающие холодным огнем взгляды. Речь, несомненно, шла о нем. Забавно.
Ее так взволновало его включение в Совет попечителей? Или же Кэтрин была недовольна тем, что его отец попросил ее взять Маркуса под свое крыло? В любом случае негодование девушки пришлось юному Данну по душе. Проклятые обстоятельства сулили ему некоторое развлечение. Маркус едва не рассмеялся. Она не давала его отцу, опытному оратору, и слова сказать в ответ!
Неужели она всегда была такой напористой? В его памяти возникла сиротка с золотыми волосами, прядки которых постоянно выбивались из ее тоненьких косичек. Она была очень застенчива и вечно жалась по углам, твердо сжав розовые губки. Если он правильно помнит, она много читала. И редко играла с другими детьми. Нога. У нее болела нога. Маркус почти не общался с ней. Он входил в более взрослую и разбит: iyra о.
Он перевел взгляд на нечеткий абрис ее мешковатс г с: – годаря грациозной, непринужденной осанке она не кой. В сущности, она выглядела вполне здоровой. Бс: / аз ът мешок не мог скрыть пышных очертаний груди, тонкой талии и соблазнительной линии бедер. Он с удовольствием наблюдал, как колыхались юбки Кэтрин, когда она нетерпеливо притоптывала. Ее аккуратные круглые ягодицы были изогнуты именно так, чтобы поместиться в ладонях. Ничто не разжигало его кровь сильнее, чем эти волнующие изгибы, которые находились всего в нескольких метрах от него. Он представил, что ласкает ее нежную, гладкую кожу…
Как опытному боевому офицеру, встречавшему лицом к лицу немало опасностей, Маркусу было досадно сознавать, что встреча с отцом заставила его вспотеть и ощутить резь в желудке. Однако среди свиста пуль, звона сабель и рева снарядов он никогда не поддавался искушению показать спину и бежать. Не собирался он отступать и теперь. А поэтому без труда выдержал испытующий взгляд отца.
Проницательные голубые глаза Данна, столь похожие на те, которые Маркус видел каждый день в зеркале, скользнули от шрамов над бровью к костылям и больной ноге сына. В конце концов его отец осведомился:
– Ранение настоящее?
Маркус отрицательно качнул головой.
– Ты в отличной форме, сынок, – стесненно проговорил Данн-старший.
– Вы тоже, отец, – солгал Маркус, и они оба это поняли. Глупо было ожидать, что отец не переменится за семь лет, однако Маркус надеялся, что годы смилостивятся над Урией Данном. Он все еще оставался таким же высоким и осанистым, и ноги его по-прежнему твердо и широко, по-хозяйски, стояли на земле, сыном которой он был. Его волнистые волосы не поредели, но приобрели стальной оттенок. А ведь когда-то они были того же цвета воронова крыла, что и у Маркуса. Лицо, чисто выбритое и бледное, немного искажали собравшиеся возле губ складки. Морщины, которых Маркус раньше не видел, залегли у отца на лбу.
– Я не получил ответа от Уэллингтона, – в глазах директора приюта мелькнула, но тут же исчезла боль, – и, м-м… не знал о твоем приезде.
– Я… находился под арестом, – Маркус не намеревался рассказывать ни о своем заточении, ни о сделке, которую он все-таки заключил, чтобы спасти жизнь друга, капитана Люка Хейза.
– Все равно я рад твоему решению, хотя и не я на него повлиял. – Отец замолчал и жестом пригласил Маркуса сесть.
Положив костыли рядом с собой, Маркус опустился на потертое деревянное сиденье.
Урия Данн, вместо того чтобы усесться за свой внушительного вида стол, пододвинул старенькое кресло и устроился прямо напротив сына. Маркус не любил, когда ему преграждали путь к выходу, вот и сейчас он почувствовал себя словно в ловушке, однако промолчал. Вместо этого он немного отодвинулся, освобождая место для маневра, если таковой понадобится. Кроме того, теперь он мог не смотреть прямо в лицо отца.
– Сейчас самое подходящее время поговорить, – начал Данн-старший. – Большая часть детей в часовне, – он прочистил горло. – Так вот, имея возможность серьезно обдумать твой отъезд…
Маркус напрягся.
– Вы знаете, почему я здесь. И лучше двигаться дальше… а не тратить время… на воспоминания.
Урия Данн, явно недовольный реакцией сына, поджал губы. Однако он все же нашел в себе силы и мягко согласился:
– Как пожелаешь.
Маркус постарался не выдать своего удивления. Его отец был не из тех, кто легко сдается. Что же он задумал? Маркус начал лихорадочно соображать. Данн-старший не походил на того человека, каким он представлял его на протяжении последних семи лет. Выбить у общества толику денег для Андерсен-холла – такова была его насущная, неизменная задача. Поведение отца странным образом изменилось, и Маркус не мог этого не сознавать.
Послышался стук в дверь. Данн-старший бросил на Маркуса извиняющийся взгляд.
– Войдите.
Вошла миссис Нейгел с подносом, на котором разместились кувшин, чашки и какая-то еда.
– Я взяла у кухарки сдобных пирожков для вас. И молока с чаем, – пояснила она, ставя поднос на столик.
– Благодарю вас, миссис Нейгел, – произнес Маркус, понимая, что с удовольствием съел бы сейчас даже солдатский башмак: его желудок свело от голода.
Тем временем миссис Нейгел продолжала с гордостью говорить:
– Я рассказала о вашем приезде, и все умирают от нетерпения, желая вас увидеть. – Она подняла руку и стала загибать пальцы. – Кухарка, старый Бертрам, Бетти и даже садовник, Грейвз, – миссис Нейгел на мгновение нахмурилась, – хотя он вот-вот будет уволен.
Вздохнув, директор Данн поднялся.
– Я уже говорил вам, миссис Нейгел, правила есть правила, и он не оставил мне выбора.
Маркус убедился, что кое-что все-таки не изменилось: его отец сохранил прежнюю непреклонность.
Экономка вздохнула:
– Ну да, конечно, а сейчас вы должны подкрепиться.
– Спасибо, миссис Нейгел, – прервал ее Урия Данн, – но мы с Маркусом отправляемся в мой клуб отобедать. – Он похлопал себя по животу. – И лучше не перебивать аппетит.
Сообразив, что отец дает ему возможность рассказать о своей миссии в приватной обстановке, Маркус вскочил на ноги и подхватил костыли.
– Да, нога ягненка – мое слабое место! Надеюсь, у вас в клубе по-прежнему искусно готовят это блюдо.
– Как всегда, безупречно, – быстро откликнулся Данн-старший. – Не сомневаюсь, что преподаватели отдадут должное вашим пирожкам, миссис Нейгел.
– О! – на ее добром лице отразилось разочарование. – Я полагала, что вы задержитесь.
В этот момент в комнату стремительно вошла Кэт. Она сменила грязный передник на похожий, но белоснежный и накрахмаленный. Однако ее домашнее платье по-прежнему представляло собой бесцветное и мешковатое одеяние.
И хотя из ее льняных локонов исчезла паутина, пряди, закрученные на затылке небрежным узлом, кое-где торчали как соломинки. Очевидно, что она потратила не слишком много времени на то, чтобы помыться, и вряд ли бросила на себя лишний взгляд в зеркало.
– Надеюсь, вы привели себя в порядок не ради меня, – сострил Маркус.
Фарфоровые щеки Кэтрин подернулись краской, а в дымчато-серых глазах блеснули молнии, но она проигнорировала это замечание и повернулась к директору Данну:
– Нельзя ли коротко переговорить с вами, сэр?
«И зачем только я сострил», – спросил себя Маркус. Он не понимал, почему ее пренебрежение собственной внешностью так его задело? Возможно, несмотря на паутину и отвратительное мешковатое платье, что-то в ней его все же привлекало. И честно говоря, это было удивительно: Маркус всегда предпочитал пышных брюнеток, а не гибких фей с льняными волосами.
Миссис Нейгел забрала поднос и вышла, хмуро бросив:
– Я велю Тимми приготовить кабриолет.
Маркус понаблюдал за отцом и Кэт, вышедшими в прихожую. Не странно ли, что они оставили его в кабинете? Впрочем, нельзя забывать – он уже не подросток, и относиться к нему станут иначе.
Маркус подавил стон. Предстоящая миссия выглядела отталкивающе, с какой стороны ни взглянуть.
В поле зрения Маркуса попала девчонка, нет, женщина, которая спорила с его отцом. Он не мог не восхититься ее решительностью: мало кто осмеливался вступать с Урией Данном в открытый поединок. Продолжая спорить с директором, она посылала Маркусу сверкающие холодным огнем взгляды. Речь, несомненно, шла о нем. Забавно.
Ее так взволновало его включение в Совет попечителей? Или же Кэтрин была недовольна тем, что его отец попросил ее взять Маркуса под свое крыло? В любом случае негодование девушки пришлось юному Данну по душе. Проклятые обстоятельства сулили ему некоторое развлечение. Маркус едва не рассмеялся. Она не давала его отцу, опытному оратору, и слова сказать в ответ!
Неужели она всегда была такой напористой? В его памяти возникла сиротка с золотыми волосами, прядки которых постоянно выбивались из ее тоненьких косичек. Она была очень застенчива и вечно жалась по углам, твердо сжав розовые губки. Если он правильно помнит, она много читала. И редко играла с другими детьми. Нога. У нее болела нога. Маркус почти не общался с ней. Он входил в более взрослую и разбит: iyra о.
Он перевел взгляд на нечеткий абрис ее мешковатс г с: – годаря грациозной, непринужденной осанке она не кой. В сущности, она выглядела вполне здоровой. Бс: / аз ът мешок не мог скрыть пышных очертаний груди, тонкой талии и соблазнительной линии бедер. Он с удовольствием наблюдал, как колыхались юбки Кэтрин, когда она нетерпеливо притоптывала. Ее аккуратные круглые ягодицы были изогнуты именно так, чтобы поместиться в ладонях. Ничто не разжигало его кровь сильнее, чем эти волнующие изгибы, которые находились всего в нескольких метрах от него. Он представил, что ласкает ее нежную, гладкую кожу…