Робинс Сари. Что надеть для обольщения

   Дверь в голубую гостиную отворилась, и в дверном проеме показалась голова Джинни.
   – Ах вот ты где, дорогая моя! – Шурша светлыми кружевными юбками, Джинни подошла к Эдвине. – Прячешься от юных особ, атаковавших наше общество?
   – Ах… Ну да. – Эдвина поспешно отвернулась от окна и опустила штору. – Гм… Я не представляла, что их окажется так много.
   – Неудивительно: мы можем предложить им то, что они больше нигде не смогут найти – надежный причал, где их будут воодушевлять на исследования запретных для них тем. Несколько барышень, кажется, очень интересуются общественными работами, которые мы проводим.
   – Мы привлекаем слишком много внимания к нашему обществу, Джинни. Меня не оставляет предчувствие, что добром это не кончится.
   Джинни развела руками:
   – А что может случиться? Ты владелица помещения и всего этого дома. Все мы здесь находимся по своему собственному желанию. Насильно мы здесь никого не держим. Не хочешь оставаться членом общества – пожалуйста, можешь уйти в любой момент.
   На сердце у Эдвины кошки скребли. Кусая губы, она качала головой.
   – Если люди станут думать, что мы дурно влияем на их дочерей, это значительно осложнит нам жизнь. Кроме того, я не хочу обострять проблему взаимоотношений отцов и дочерей.
   – Ты хотела сказать «отцов и детей»? – Джинни мило улыбнулась.
   – Ну да, конечно. – Эдвина опустила глаза. – Я горько сожалею о том, что между отцом и мной произошел разлад. И нужно сделать все от нас зависящее, чтобы в дальнейшем избежать подобных осложнений.
   Джинни схватила Эдвину за руку.
   – Но если бы ты могла все начать сначала, разве отказалась бы от мысли основать женское общество?
   – Если бы у меня появилась возможность все начать сначала, я бы не стала повторять прошлые ошибки. В особенности в отношениях с отцом. Я все сделала бы не так. Я сообщила бы ему, что за организацию я создаю. Привела бы другие доводы. Все прошло бы без крика, скандалов и слез… – Она закрыла лицо руками и прошептала: – С ним я как будто бьюсь головой о стену. Я теряю терпение и даю волю эмоциям.
   – Он – твой отец. И когда тебя не понимает родной человек, это всегда очень больно.
   – Но я сама подтолкнула его к такому поведению. Жаль, что я не умею улаживать дела более дипломатично. – Эдвина вздохнула, вспомнив, как тонко и деликатно умел обходить острые углы Прескотт. Может быть, на его примере она научится лучше общаться с людьми?
   – Что-то мне подсказывает, что дипломатия едва ли может кому-нибудь помочь в отношениях с графом Вуттон-Барретом. – Джинни ласково погладила Эдвину по спине. – Ты еще не разговаривала с отцом?
   – Нет. Надеюсь, что вдовствующая графиня не осуществила свои угрозы и не написала ему.
   – А когда он все равно узнает обо всем?
   Эдвина пожала плечами и подняла глаза на Джинни.
   – Может быть, к тому моменту все уже закончится и отец будет счастлив, что позорящий его знатный род мезальянс не состоится.
   Джинни нахмурилась. Она с тревогой посмотрела на Эдвину:
   – А ты сама, Эдвина? Ты тоже будешь счастлива, что отношения с мистером Дивейном подойдут к концу? По-моему, ты очень привязалась к нему.
   Эдвина хотела было возразить, но Джинни жестом остановила ее.
   – Я вижу, с какой тоской ты смотришь в окно, когда должен прийти Прескотт. И как ты мило краснеешь всякий раз, когда произносят его имя. И то, как ты светлеешь лицом, когда он входит в комнату. Все это, вместе взятое, наводит меня на мысль, что ты неравнодушна к нему. Хотя ты это отрицаешь.
   У Эдвины вспыхнули щеки. То, что заметила Джинни, не могло не встревожить Эдвину. Она была ошеломлена. А что, если Джинни не единственная, кто заметил это?
   – Всем остальным такое поведение видится естественным для влюбленной женщины, что вполне вписывается в общий замысел. Но я знаю тебя, Эдвина: ты новичок в искусстве притворства.
   – Ну, может быть… я чуть-чуть увлечена, – пожала плечами Эдвина и улыбнулась Джинни, желая разубедить подругу. – Но это только легкий флирт – и ничего больше. Это несерьезно.
   – Ты и легкомыслие – две вещи несовместные. – Это все равно что назвать Дженел милой цыпочкой.
   Эдвина изобразила на лице улыбку.
   – Против Прескотта Дивейна не устоит даже Снежная королева, Джинни. К нему нельзя оставаться равнодушной. Но это вовсе не значит, что он завоевал мое сердце.
   Взяв руки Эдвины в свои ладони, Джинни покачала головой:
   – Только, ради Бога, не пойми меня превратно, Эдвина. Я не имею ничего против мистера Дивейна. Просто я волнуюсь за тебя. У этого мужчины репутация человека, увлекшего множество женщин. И я не хочу, чтобы он разбил тебе сердце.
   Эдвина убрала руки из ладоней Джинни, отвернулась и, подойдя к окну, снова стала смотреть на улицу.
   – Полно тебе, Джинни. Тебе не о чем беспокоиться: Прескотт сейчас уже строит планы на будущее, и в них нет места для меня. Пройдет совсем немного времени – мы разберемся с шантажистом, и Прескотт исчезнет из моей жизни навсегда. – При этой мысли у Эдвины больно защемило сердце. И в самом деле, раз у них осталось так мало времени, ей нужно как можно скорее уладить все недоразумения с Прескоттом. – Мы с ним просто друзья.
   Джинни поджала губы и устремила задумчивый взгляд куда-то вдаль.
   – Хорошо, как тебе будет угодно, – вздохнула она, а затем оживилась. – Я сказала молодым особам, которые желают вступить в наше общество, что ответ им дадут в течение месяца. Надеюсь, сделав так, я не превысила свои полномочия?
   Эдвина прогнала прочь грустные мысли и снова повернулась к Джинни:
   – Разумеется, нет. За это время мы успеем все хорошенько обдумать.
   – Ты имеешь в виду, хорошенько рассмотреть их кандидатуры? – подняла бровь Джинни. – Я опасаюсь, что некоторые из заявителей недостаточно…
   – …серьезно относятся ко всей этой затее?
   – Совершенно верно.
   – Согласна. Довольно трудно будет отделить зерна от плевел. С другой стороны, мы не должны отворачиваться от женщин, которые искренне заинтересованы в самообразовании и труде на благо общества. Тем не менее, если мы примем в свои ряды слишком много новых членов – особенно тех лиц, чей интерес весьма поверхностен, – это ослабит нашу организацию. А мне бы очень не хотелось растерять то чувство общности, которое успело у нас сформироваться.
   – Ты права, Эдвина. Мы должны взвесить все «за» и «против». Ведь по таким вопросам не существует никаких пособий, верно?
   Эдвина качала головой, ощущая себя совсем потерянной.
   – Надо подумать об этом. Это критический момент в истории нашего общества, Джинни. Я боюсь ошибиться.
   – Ах вот вы где! – закричала с порога Дженел. Она вбежала в комнату, шурша кисейным платьем и размахивая над головой карточкой цвета слоновой кости. – Теперь оно у нас есть! – Ее глаза возбужденно блестели, а на губах играла довольная улыбка. – Собирайте сумки, дамы: мы все отправляемся за город!
   – Эдвина получила приглашение в имение Кендриков? – Джинни подошла к Эдвине и взяла ее за руки.
   Дженел еще раз взмахнула карточкой.
   – Да, получила.
   – Просто не верится! – От радости Эдвина обняла Джинни.
   – А это означает, что теперь мы все приглашены, – объявила Дженел.
   – Как это? Ты же, кажется, не собиралась туда отправляться.
   Дженел сделала гримасу.
   – Не могу же я бросить вас обеих на растерзание свирепого хищника?
   Джинни протянула руки к Дженел, и все трое радостно обнялись. Каждая чувствовала себя на седьмом небе.
   – Ах, тебе прекрасно известно, как я ненавижу разные там сантименты, Джинни. – Дженел высвободилась из объятий подруг и вынула кружевной платочек из вязаного ридикюля, висевшего у нее на запястье. Прижав платочек к уголку глаза, она захлюпала носом.
   – Ты плачешь? – не веря своим глазам, воскликнула Эдвина.
   – Конечно же, нет. – Дженел убрала носовой платок. – У меня аллергия на ваши ужасные духи.
   Джинни с Эдвиной переглянулись и обменялись улыбками. У Эдвины потеплело на сердце. Она раньше и представить не могла, что неприятности так сплотят их. Неприятности и… Прескотт Дивейн.
   Словно прочитав ее мысли, в комнату вошел дворецкий Уинноуз и объявил:
   – Прибыл мистер Дивейн. Пригласить его сюда?
   Сердце у Эдвины радостно забилось, но она постаралась унять душевный трепет и спокойно произнесла:
   – Да, будьте так любезны. – Хотя ее голос не дрогнул, алые, как маков цвет щеки, выдавали волнение.
   – О! Мне не терпится поскорее сообщить ему радостную новость! – воскликнула Дженел. – И показать карту усадьбы Кендриков.
   – У тебя есть карта усадьбы? Откуда она у тебя? – изумленно спросила Эдвина.
   – Прескотт сказал, что надо выяснить, не перестраивались ли в последнее время здания в их усадьбе, а потом получить копии архитектурных проектов. В архитектурном обществе Линвуда нам сообщили, что последняя реконструкция проводилась в тысяча восемьсот первом году.
   – Замечательная мысль. И как мне самой это не пришло в голову?
   Дженел подняла вверх указательный палец.
   – И нам удалось также получить несколько набросков садов. Мистер Фрэнсис Баттерфидд проектировал сады только в прошлом году и представил эскизы в книге образцов. Выглядят они очень живописно, и мне не терпится убедиться в этом воочию. Мы сможем совершать прогулки по саду. Они так бодрят и поднимают настроение!
   – Вне всяких сомнений, – согласилась Эдвина. – Это было бы восхитительно.
   – Мистер Дивейн, – объявил Уинноуз.
   В гостиную пружинящей походкой вошел Прескотт, и сердце Эдвины затрепетало от счастья. Ее бросило в дрожь. Эдвине хотелось броситься к Прескотту на шею, но она только слегка наклонила голову в знак приветствия.
   Сегодня он был особенно красив в васильковом пиджаке с блестящими медными пуговицами, в облегающих белых бриджах и сверкающих ботфортах.
   Эдвина с облегчением отметила про себя, что у Прескотта было спокойное и беззаботное выражение лица. От вчерашней мрачности не осталось и следа.
   – Добрый день, дамы, – поздоровался он своим глубоким низким голосом, от которого по коже у Эдвины побежали мурашки.
   Джинни и Дженел приветливо кивнули.
   Эдвина поправила свои юбки лимонно-желтого цвета, надеясь, что не измяла нежную кисею платья. Затем она подняла глаза на Прескотта и заметила, что он смотрит на нее с любопытством. Ее охватило волнение, но она не подала виду и невозмутимо подняла бровь.
   – Вы сегодня прелестны, как никогда, Эдвина. Этот цвет вам к лицу.
   Наверное, Прескотту тоже хотелось все уладить. Его слова звучали искренне и сердечно.
   – Хватит хвалить новые платья Эдвины, – изрекла Дженел, размахивая приглашением. – У меня прекрасные новости. Правдами и неправдами мне удалось заполучить последние приглашения на вечеринку в имение Кендриков. Теперь мы все сможем туда поехать!
   – Новости и вправду отличные, – согласился Прескотт и вынул из кармана пиджака небольшой листок бумаги. – А я сумел достать список гостей.
   Эдвина от радости захлопала в ладоши:
   – Замечательно!
   Дженел подошла к Прескотту и протянула ему приглашение.
   – Чертежи дома ждут вас в библиотеке. Можете ознакомиться с ними. А Люси сегодня принесет книгу образцов со схемой садов вокруг особняка.
   – Вы потрудились на славу, – отметил Прескотт. – По-моему, в вас дремали задатки настоящего детектива.
   Дженел просияла. Гордо вскинув голову, она пробормотала:
   – О, подумаешь! Я не сделала ничего особенного.
   Джинни выступила вперед и с волнением спросила:
   – Что нам еще приготовить? Все происходит так стремительно, что я боюсь в спешке что-нибудь упустить.
   – Можете не волноваться так за Эдвину, Джинни, – успокоил ее Прескотт. – Мы не оставим шантажисту ни малейшего шанса.
   Эдвина, Дженел и Джинни понимающе переглянулись и не стали поправлять Прескотта. Дженел направилась к двери.
   – Я прикажу подать чай, и мы займемся изучением списка гостей.
   Прескотт протянул ей листок.
   – Идите без нас. Нам с Эдвиной нужно кое с кем встретиться.
   Эдвина удивленно повернулась к нему:
   – Правда? С кем?
   Изумрудно-зеленые глаза Прескотта лукаво заискрились. Он предложил Эдвине руку и загадочно произнес:
   – Это сюрприз.

Глава 21

   – Не могла представить, что от мистера Леонарда мы сможем узнать столько нового для нашего расследования! – делилась довольная Эдвина своими впечатлениями с Прескоттом, когда они шли по Грин-парку.
   Легкий ветерок шелестел листьями деревьев. Наступали сумерки. После того как солнце зашло за крыши домов, сразу стало прохладнее.
   – Эти сведения и правда важны для нас? – спросил Прескотт, глядя в сторону.
   – Да, очень. То, что он работал в известных аристократических клубах «Уайте» и «Будлз», может принести нам неоценимую помощь. Признаюсь, сначала, когда вы его назвали, я не могла понять, зачем нам нужен этот человек. Но теперь я просто не знаю, как вас благодарить за то, что вы познакомили меня с ним.
   – Леонарда мало кто знает в лицо и по имени. Этот человек – олицетворение осторожности. Более того, в настоящее время Леонард не является управляющим, он, можно сказать, действует за кулисами. Никто из завсегдатаев клуба не имеет ни малейшего представления о том влиянии, которым он в действительности обладает. И это положение вещей его вполне устраивает.
   – Меня потряс его рассказ о том, что он притворялся слугой и обслуживал двух господ, которые подали заявление о приеме в члены клуба, – сказала Эдвина. – Эти двое, нисколько не смущаясь слуги, говорили гадости о членах клуба.
   – Из-за чего их просьбы о приеме отклонили. Хотя они так никогда и не узнали, что виной всему Леонард. Поэтому вам, Эдвина, не следует Никому рассказывать эту историю.
   – Даю вам слово чести. Я никогда не обману доверие, которое мистер Леонард оказал нам, поделившись своими секретами.
   – Вы ему понравились, Эдвина. И самое большое впечатление на него произвела ваша деятельность в созданном вами обществе.
   Они дошли до конца тропинки, где в тени деревьев возвышался бельведер. Быстро темнело, и вокруг не было ни души. От одной мысли о том, что она находится сейчас с Прескоттом наедине в романтическом уголке парка, ее сердце радостно забилось.
   Эдвина вновь напомнила себе, что совсем скоро от их нежной дружбы останутся одни воспоминания. Останется только чувство чего-то мимолетного и несбывшегося. Несмотря на то, что по завершении этой авантюры они могут остаться друзьями, обстоятельства больше никогда не сведут их вместе так близко, как сейчас, когда они изображают двух влюбленных, недавно объявивших о помолвке. Никогда уже не будет такой интимности, таких необыкновенных романтических ощущений. Пусть даже они существуют только в воображении.
   Прескотт жестом предложил Эдвине зайти в бельведер.
   Пока они, продолжая разговор, поднимались по ступенькам, Эдвина постаралась напустить на себя беспечный вид.
   – Совет Леонарда навел меня на мысль о том, что мне делать со свалившейся как снег на голову популярностью моего общества. Теперь мне остается только убедить правление в необходимости принять неотложные меры.
   – Эдвина, у меня к вам тоже есть вопрос. И тоже безотлагательный, – без тени улыбки заявил Прескотт.
   – О, судя по вашему тону, дело действительно очень серьезное, – насмешливо заметила Эдвина. – Но я надеюсь, все еще не зашло слишком далеко?
   Тем временем они зашли в бельведер. Прескотт остановился и взял Эдвину за руку.
   – Говоря по правде, вы как в воду глядели. Все действительно зашло слишком далеко.
   От того, как серьезно он произнес эти слова, у Эдвины засосало под ложечкой.
   – Что случилось, Прескотт?
   – Нам с вами нужно кое-что обсудить. И сейчас для этого самый подходящий момент.
   С тревогой глядя на Прескотта, Эдвина растерянно проговорила:
   – Послушайте, Прескотт. Я должна перед вами извиниться.
   – Извиниться? За что?
   – За вчерашнее. Мне не нужно было лезть в ваши дела.
   Он отвернулся, снял шляпу и провел рукой по своей роскошной шевелюре.
   – А мне не нужно было становиться таким колючим. Сам не знаю почему, но, когда я с вами, мне с трудом удается скрывать свои чувства.
   – Зачем же вам их скрывать, Прескотт? Тем более что они вполне оправданны. Кто я такая, чтобы подвергать сомнению ваши суждения?
   – Я прекрасно понимаю, Эдвина, что все это вы говорили из уважения ко мне.
   – Давайте будем смотреть фактам в лицо, Прескотт: я настырна, высокомерна и считаю себя непогрешимой, а свое мнение – единственно верным.
   Он улыбнулся широкой добродушной улыбкой.
   – Вы с Дженел поменялись местами?
   – Я не шучу, Прескотт. У меня нет никакого права вас судить.
   Прескотт повернулся, подошел к краю бельведера и стал вглядываться в темнеющую аллею. Дул легкий ветерок и шелестел листвой деревьев.
   – Вы заслужили это право, потому что вы – мой друг.
   От этих слов у Эдвины радостно екнуло сердце, но она не подала виду.
   – Мне очень приятно, что вы считаете меня своим другом, так же как и я считаю другом вас. Но…
   – В день, когда мы в первый раз встретились, вы попросили, чтобы я был во всем с вами честен… – Прескотт пожал плечами. – Так вот, я не был до конца правдив. В одном важном вопросе. Важном для меня.
   Эдвина расширила глаза и стиснула зубы, готовая к самому худшему.
   – Кэтрин Данн, Кэт… Ну… Она значила для меня нечто большее, чем я вам сказал. Она была для меня не просто преподавательницей Андерсен-Холла. И гораздо больше, чем другая воспитанница приюта, с которой я вместе рос. Кэт… – Голос Прескотта задрожал от волнения. – На протяжении многих лет она была моим лучшим другом, – проникновенно сказал он и повернулся к Эдвине, но она не видела выражения его лица, потому что его скрывала тень. – И я никого не любил так сильно, как ее. Никого, кроме своей матери…
   Эдвина внезапно почувствовала легкую тошноту. У нее язык не поворачивался спросить, любил ли Прескотт эту женщину, как сестру, или это было нечто большее.
   – Но у Кэт имелись свои собственные тайны. Не только от меня, но и от всех на свете.
   – Вам обидно, – догадалась Эдвина, – что она не поделилась своими секретами с вами.
   – Да, ужасно обидно.
   От сопереживания у Эдвины защемило сердце.
   – И у вас такое ощущение, что вас предали.
   – Да. Я чувствую себя морально раздавленным.
   Эдвина почти физически ощущала его боль.
   Он тяжело вздохнул.
   – Как будто то, во что я верил, моя опора в жизни, мои жизненные ориентиры – все разом исчезло… – Его голос стал хриплым.
   – И директор Данн?
   Прескотт молча кивнул.
   Эдвина подошла к нему, взяла его руку и сжала в своих ладонях.
   – Мне очень жаль, Прескотт.
   Он кивнул:
   – Спасибо.
   Прескотт убрал свою руку и отошел прочь, и Эдвина ощутила свою беспомощность. Она не знала, как облегчить его боль.
   Он принялся нервно вышагивать по деревянному полу.
   – А потом Кэт вышла замуж за Маркуса…
   Эдвина затаила дыхание.
   – И я еще сильнее почувствовал, что меня предали.
   У Эдвины все словно опустилось внутри. Она тяжело вздохнула, стараясь справиться с чувством глубокого разочарования, которое внезапно охватило ее. Он любил Кэт.
   Прескотт внезапно остановился.
   – Но сейчас я осознаю, что просто чувствовал себя оскорбленным из-за того, что меня сбросили со счетов, что она исключила меня из своей жизни, отгородила меня от всего, с чем ей пришлось столкнуться и через что пришлось пройти. Черт возьми, я был ее лучшим другом и даже не знал ее настоящее имя!
   – Да, это тяжело, – пробормотала Эдвина.
   – О да. Мне до сих пор трудно со всем этим смириться. Но мне уже не так больно, как было когда-то. В последнее время мне стало легче.
   Эдвина подняла на него глаза.
   – Понимаете, в последнее время я отвлекся от своей грусти.
   – Вас отвлекла вся эта интрига с шантажистом?..
   – Верно. Но не только это. Видите ли, вы тоже меня отвлекли…
   Эдвина недоуменно заморгала, стараясь осознать смысл его слов. Может быть, он просто пытается снять со своих плеч обузу и откреститься от поездки на вечеринку в имение Кендриков? Но нет. Он же сказал, что она тоже его отвлекла. Она, Эдвина.
   Ее мысли заметались. Неужели Прескотт больше не хочет оставаться вместе с ней? Может быть, раз в имение Кендриков поедут Дженел и Джинни, он считает, что вполне можно справиться и без Эдвины?
   Она в панике выпалила:
   – Я не претендую на то, что этот план целиком моя заслуга. На самом деле это, мягко говоря, не совсем соответствует действительности. – Господи, какую чушь она несет! – Но по-моему, я могу внести в него реальный вклад и считаю, что моя роль во всем этом очень важна.
   Прескотт остановился.
   – О чем вы, Эдвина? Это вам, а не кому-нибудь другому угрожает шантажист!
   – Ах да… разумеется… – Она кусала губы, поражаясь самой себе и своей чудовищной оплошности, которая чуть не выдала ее с головой. – О чем я только думала?
   – Я имел в виду мое… влечение к вам.
   – Ко мне?..
   – Ну да. Это отвлекло меня. И навело на мысль, что, наверное, я не любил Кэт по-настоящему, если, встретив вас, так быстро почувствовал к вам влечение. Вы понимаете?
   – Ах! – воскликнула Эдвина и нахмурилась. – Да, конечно, понимаю. – На самом деле она ничего не понимала, но боялась, что Прескотт сейчас замолчит и перестанет говорить о том, что так ласкало ей слух – о своем влечении к ней.
   – Мне только нужно было переступить через свое уязвленное самолюбие и признать, что мы с Кэт не созданы друг для друга. Я почувствовал огромное облегчение, когда это понял. Теперь мы с Кэт сможем оставаться друзьями.
   – Замечательно, – сказала она и подумала: «А как же насчет влечения ко мне, о котором он упомянул только что?»
   – Вы правда так считаете? – Прескотт облегченно вздохнул. – У меня просто камень с души свалился.
   – Я очень рада…
   – У меня такое ощущение, что я вновь обретаю почву под ногами. Я еще не полностью пришел в себя, но все плохое теперь позади. Мое деловое предприятие сдвинулось с мертвой точки. У меня есть ощущение какой-то цели впереди…
   – Все это так… замечательно. – «Он когда-нибудь заговорит снова о своем влечении ко мне?»
   Прескотт подошел к Эдвине вплотную.
   – Вы уже это говорили, Эдвина.
   – Ой, правда?
   – Да, вы повторяетесь. – Взяв ее за подбородок, он провел тыльной стороной ладони по щеке. Его прикосновение обжигало. – Но довольно разговоров обо мне. Я хочу поговорить о нас с вами.
   Сердце у Эдвины замерло.
   – Если желаете, мы можем продолжить беседовать о вас…
   – Вы-то сами этого хотите?
   – …или мы можем поговорить о влечении, о котором вы упомянули вскользь…
   – Ах да. Значит, о влечении… Меня влечет к вам. И поэтому я становлюсь чересчур колючим.
   После их прогулки в Гайд-парке Прескотт все время думал об этом и в конце концов пришел к выводу: привлекательность Эдвины и отсутствие у него долгое время женщины сделали его чрезмерно уязвимым и ранимым. Воздержание не беспокоило его до тех пор, пока он не начал проводить время с Эдвиной – значит, это явилось следствием сочетания двух этих факторов. Иначе почему он так разгорячился, когда речь зашла о браке и о детях? И почему думает о покойном муже Эдвины с раздражением?
   – То, что вас влечет ко мне… Плохо это или хорошо? – хрипло прошептала Эдвина.
   Он ласково провел пальцами под ее подбородком. Потом его рука медленно скользнула вниз по нежной шее Эдвины к ее пышной груди. Прескотт почувствовал восхитительный жар в ее теле. Она вся затрепетала, и ее губы раскрылись, как будто она задыхалась.
   – Меня очень, очень сильно влечет к вам. Просто ужасно, – пробормотал он, прижимаясь губами к ее виску и вдыхая легчайший ландышевый аромат духов. – Это влечение начинает принимать угрожающие размеры…
   Его лицо было так близко, что, когда Эдвина закрыла глаза, ее ресницы коснулись его щеки.
   – Так что… что мы будем делать с этим влечением? Как вы думаете? – Ее дыхание щекотало его ухо.
   Прескотт тяжело дышал, его сердце выстукивало бешеное стаккато желания.
   – Я предлагаю его утолить.
   – Ах!..
   – Но меня беспокоит одна вещь, Эдвина. У вас никогда не было романтической связи…
   Она откинулась назад.
   – Нет, никогда… – Эдвина смотрела Прескотту в глаза. О, как ему хотелось еще раз познать вкус ее нежных губ! – До того бала у Бонов… Я никогда не думала, что способна на это.
   В голове у Прескотта промелькнула мысль о ее замужестве, но ему не хотелось спрашивать Эдвину об этом, чтобы не спугнуть очарование момента. Тем более что доктор Уиннер говорил о том, как Эдвина была предана своему покойному мужу. Стоило Прескотту подумать о том, каким сокровищем посчастливилось обладать сэру Джеффри, как он чувствовал безотчетную ревность.
   – И что же теперь будет, Эдвина?..
   – Я хотела бы… еще немного поэкспериментировать.
   Его ревность сразу же бесследно исчезла. Кончики его губ приподнялись, и, глядя на нее лукаво, Прескотт спросил: