Робинс Сари. Что надеть для обольщения

   Очевидно, у всех остальных гостей возникло то же самое желание, и они вальяжно расселись на изысканных старинных диванчиках и креслах. Дженел и Джинни стояли рядом с сэром Ли, возле прелестного фонтана со статуей Матери-Земли, льющей воду из каменного кувшина.
   После неприятного инцидента с леди Помфри сэр Ли проявлял исключительное внимание к Дженел, и Прескотт взял себе на заметку позже поблагодарить его за это. Сэр Ли, похоже, неплохой человек и прекрасно вписывается в их небольшую компанию.
   Глядя, как лорд Кендрик несет чашку чая своей жене, Эдвина пробормотала:
   – Несмотря на всю его суетливость и беспокойство по мелочам, на лорда Кендрика можно опереться в трудную минуту. Он очень надежен. – Она нахмурила лоб, и ее взгляд стал печальным.
   Прескотт подошел к Эдвине ближе и положил ей руку на плечо.
   – И это так вас расстраивает?
   Она покачала головой и опустила глаза.
   – Мне и радостно, и грустно одновременно. Я не знаю почему.
   – Надежность и доверие между людьми для вас очень важны? Правда, Эдвина?
   Эдвина тихонько вздохнула.
   – Это составляет суть любых отношений. Взять хотя бы для примера моих отца и мать. Пусть отец часто бывает невежлив, срывается на крик и постоянно стремится помыкать всеми в доме, если моей матери понадобится что-то по-настоящему важное, он тут как тут.
   – А ваш муж был надежным человеком? – не удержался от вопроса Прескотт, чувствуя, как ревность, словно змея, свертывается холодным кольцом вокруг его сердца.
   Одно долгое мгновение Эдвина молчала, глядя в одну точку, а потом тихо ответила:
   – Пожалуй, да.
   Прескотт вынужден был напомнить себе, что ее муж давно умер и теперь только он, Прескотт, согревает Эдвину по ночам.
   – Отчего умер ваш муж, Эдвина? Разумеется, если вы не имеете ничего против этого вопроса…
   – Он упал с крыши, когда показывал работнику, как правильно ее чинить. У него были обширные повреждения, и, хотя он некоторое время боролся за жизнь, он скончался.
   – Мне очень жаль, Эдвина.
   Она кивнула.
   – Должен сказать, что я удивлен, – добавил Прескотт. – Большинству аристократов не придет в голову заниматься такой черной работой.
   – О, сэр Джеффри не занимался этой работой, он ею руководил.
   – Но все же то, что он проявлял к ней такой интерес…
   Глядя невидящим взглядом на то, как входили и выходили гости, Эдвина развела руками:
   – Сэр Джеффри проявлял интерес к невообразимому количеству вещей.
   – Например?
   Повернувшись к Прескотту, она нахмурилась:
   – Вы правда хотите знать?
   – Правда хочу.
   – Он учил меня, как нужно давать указания слугам. Как нужно выполнять работы по дому и по хозяйству. Как разделывать поросенка, мыть пол, чистить столовое серебро. Он учил, как женщине подобает причесываться…
   Прескотт вспомнил ужасающий тугой пучок, который был на голове у Эдвины, когда они встретились в первый раз.
   – Он говорил вам, какую прическу носить?
   – Ну да. Ах… Он любил, когда я зачесывала волосы назад. – Она скривила губы. – Полагаю, оттого что такую же прическу носила его матушка.
   – Он распоряжался и другими вещами, которые касались только вас лично?
   – Меня лично? Ах, ну… Как нужно правильно чистить зубы и… о да, как принимать ванну…
   Прескотт поднял на нее удивленные глаза:
   – Разве существует один верный способ, как принимать ванну?
   Потягивая портвейн, Эдвина пожала плечами:
   – Сэр Джеффри считал именно так.
   – И вы мирились с этим… с этим диктаторством? Даже миссис Найджел никогда не позволяла себе такое с нами.
   Эдвина опустила голову.
   – Это не важно. Почему мы вообще это обсуждаем? – спросила она. Ее щеки зарделись, и Прескотт видел, что ей неприятен этот разговор. Но ему надо, просто необходимо, знать и понимать, что за человек был ее муж и как он повлиял на то, какой женщиной стала Эдвина.
   – А почему вы называете его «сэр Джеффри»? Ради Бога, он ведь был вашим мужем!
   – Говорите тише, Прескотт, – ласково проговорила она. – На нас обращают внимание!
   Он скрестил руки на груди и, наклонившись к ней, прошептал:
   – Неудивительно, что в тот наш с вами вечер вы были так расстроены из-за того, что у вас не было подходящего для этого случая «одеяния». И также неудивительно, что вы постоянно беспокоитесь, что вы что-то делаете «не так». Держу пари, что ваша свекровь была еще хуже, чем ее несносный сын. Не сомневаюсь, что они вдвоем объединялись против вас – двое на одного – и докучали вам своими нападками и указаниями.
   Щеки Эдвины стали пунцовыми, и по выражению ее лица Прескотт понял, что он попал в самую точку.
   – Все так и было, не правда ли? – вопрошал он. – Они командовали вами, постоянно одергивали, придирались. Не так села, не так встала, не так повернулась! А вы не знали, как им угодить.
   – Ладно, Прескотт, я поняла, к чему вы клоните. Они были не так милы, как хотелось бы, а я не могла им оказать достойный отпор.
   – Достойный отпор? Вы были неопытной юной барышней неполных семнадцати лет, которая надеялась, что новая семья примет ее с распростертыми объятиями. Вполне естественно, что вы старались их всячески ублажать.
   Глядя куда-то в сторону, она сказала:
   – Знаю, мне надо было чаще отстаивать свое мнение, но, честно говоря, когда я пыталась, это было ужасно… неприятно и не стоило потраченных нервов. Легче было уступать. Например, обращаться к мужу, называя его титул. Так ему больше нравилось, а для меня было не важно, как к нему обращаться. – Но по ее глазам Прескотт понял, что для Эдвины это все же было важно.
   – Ах, Эдвина! – воскликнул Прескотт и взял ее за руку. – Неудивительно, что вы больше не хотите выходить замуж. Вам кажется, что это все равно что попасть в ад.
   Эдвина подняла на него глаза. Она нахмурилась и готова была возразить, но потом передумала. Ее глаза удивленно расширились. Качая головой, она сказала:
   – Я никогда… никогда не задумывалась о том, с чем это связано. Просто точно знала, что не хочу еще раз через это пройти.
   – А зачем вам через это проходить? Ваш муж вел себя как настоящий самодур. Никто не смеет навязывать вам свою волю.
   Эдвина вздохнула, словно у нее камень с души свалился, и подняла глаза к ночному небу.
   – Да, вы правы, для меня брак означает подчинение чужому диктату на всю оставшуюся жизнь. Теперь, когда я поняла истинную причину моего страха перед замужеством, я словно чувствую себя освобожденной от цепей, которые меня сковывали. – Эдвина просияла. – Это в самом деле удивительно! – Затем она нахмурила лоб. – Однако для моего отца все это не имеет никакого значения.
   – Наша с вами помолвка все равно скоро прикажет долго жить, Эдвина. Ведь мы так договорились?
   – Да, но это не означает, что мы с отцом не поссоримся из-за этого. – Она нахмурилась. – Мне бы хотелось…
   – Чего?
   – Хотелось бы знать, как лучше улаживать щекотливые вопросы. Чтобы снова не получилось, как вчера с леди Помфри…
   Прескотт ощутил неловкость.
   – Вы не виноваты, Эдвина. Дафни вам и в подметки не годится как женщина.
   Эдвина приподняла бровь.
   – Однако по какой-то причине в свое время ваш выбор пал на нее, и здесь не было никакого притворства.
   Прескотт и сам злился на себя из-за того, что свалял когда-то дурака. Но тогда он еще не был знаком с Эдвиной. Не подозревал, какая она на самом деле замечательная, чувственная. Но какой смысл обсуждать это? Сейчас ей хочется поговорить о Дафни. Так же как ему до этого хотелось поговорить о сэре Джеффри.
   Он вздохнул и отвел глаза.
   – Я и понятия не имел, что она способна… на такие некрасивые поступки. Когда я был с ней, она так себя не вела.
   Эдвина вскинула голову:
   – А какой она была? Я имею в виду… когда вы были с ней.
   Прескотт пожал плечами:
   – Забавной. Веселой. Больше мне и сказать о ней нечего. – Он подумал, что и о других женщинах ему тоже нечего было сказать. Пока он не встретился с Эдвиной.
   – Так, значит, поэтому вы стали чичисбеем? Потому что это забавно и весело?
   – Да, и потому что… ну… Это случилось само собой.
   – Само собой?
   Он вздохнул и взъерошил волосы. Ему было неловко говорить об этой стороне своей жизни, которую он так отчаянно желал забыть.
   – Лет шесть назад в Андерсен-Холле к директору Данну обратилась молодая вдова, которая хотела стать покровительницей приюта. Она слышала много хорошего о приюте и хотела узнать о нем больше. – Прескотт пожал плечами. – В это время я жил с приятелем в городе, пытаясь хоть как-то свести концы с концами. Я пришел в приют, чтобы встретиться с Кэт, и наткнулся на эту даму.
   – Значит, вам было около двадцати одного года?
   – Да. Ну так вот. На даму произвели впечатление мое красноречие и манеры. И она была одинока…
   – Значит, она покупала вам одежду, обеспечивала вас, а взамен ожидала…
   – Она желала всего лишь, чтобы кто-то скрасил ее одиночество – чтобы у нее был приятный компаньон, который мог бы ее выслушать, сопровождал на балах и светских раутах. Все было абсолютно невинно.
   – Абсолютно невинно? Это непостижимо, Прескотт! Мне что-то не верится, что ей не хотелось чего-то…
   – Благодарю вас за комплимент, Эдвина. Нет, чего-то большего ей не хотелось. – Прескотт покачал головой, погрузившись в воспоминания. – Она была добропорядочной женщиной. Вышла замуж за своего двоюродного брата, чтобы, произведя на свет наследника, оставить собственность в семье. У нее было несколько выкидышей, и, когда ее муж умер, так и не оставив после себя потомства, она обвиняла в этом себя. Ей был нужен компаньон – вот и все. – Он вскинул голову. – У нее был небольшой круг знакомых и подруг, которые вскоре тоже стали приглашать меня в качестве сопровождающего. Я постепенно втянулся в это занятие и не мог от него отказаться. Словно сел в поезд, который шел без остановок, и не мог с него сойти.
   – Пока не умер директор Данн.
   – Да.
   – А леди Помфри? Неужели с ней все было так же невинно?
   Прескотт молчал. Он понимал, что для Эдвины очень важно, что он ответит, и он не хотел провалить все дело. Он вздохнул и тихо ответил:
   – Нет.
   Голос у Эдвины задрожал.
   – Полагаю, вас можно понять. Она красивая женщина.
   – Она и вполовину не так красива, как вы…
   – Перестаньте, право!
   – Но…
   – Довольно, Прескотт. Мне прекрасно известно, что у меня довольно большой нос. Что правда, то правда, и этого уже не изменишь. Я совсем не расстроилась из-за того, что сказала леди Помфри. Ну по крайней мере не очень сильно расстроилась.
   – В таком случае что же вас беспокоит?
   – Главным образом то, что люди могут быть так жестоки друг к другу. – Она то сжимала, то разжимала пальцы. – Что я оказалась способна на такую злость.
   – Леди Помфри – еще та штучка. Настоящая змея.
   – Прескотт, я тоже не ангел. Вы забыли? Я опрокинула ей на платье бокал кларета. И мне за это очень стыдно.
   – Вы не собирались этого делать. Она оскорбляла Дженел, и вы не сдержались. Вы не виноваты в том, что случилось.
   Эдвина покачала головой:
   – Мне нужно было пресечь конфликт, а не усугублять его.
   Прескотт схватил Эдвину за руку и, убедившись, что никто из гостей не обращает на них внимания, потянул ее в затемненный уголок в глубине оранжереи, за огромные кусты златоцвета.
   – Удивительно, что вы приняли этот случай так близко к сердцу. Но вы слишком суровы к себе, Эдвина. Вы уже принесли свои извинения лорду и леди Кендрик, и они едва ли в обиде на вас.
   – Не утешайте меня, Прескотт. Я просто пытаюсь сделать для себя выводы и учиться на своих ошибках. Если мне придется иметь дело с женщинами, подобными леди Помфри, мне нужно найти более удачный способ поведения.
   – Вы собираетесь иметь дело с женщинами, подобными леди Помфри?
   Эдвина пожала плечами и отвела глаза.
   – С женщинами, с которыми вы спали.
   – Ах вот в чем дело! Понятно… – Прескотт запустил руку в свою шевелюру. Ему не хотелось поднимать эту щекотливую тему.
   – По правде сказать, дело не только в ваших знакомых дамах, Прескотт. Речь идет обо всех людях с нелегким характером, с которыми мне приходится сталкиваться в жизни. Меня восхищает, как вы хорошо понимаете Дженел, а я не замечала того, что с ней творилось. Я даже была готова выгнать ее из общества. К своему стыду. – Эдвина была искренне озадачена. – Мне нужно научиться улаживать все миром, а не возбуждать в других чувство враждебности. Вы можете мне помочь в этом?

Глава 28

   Глядя в темные, блестящие глаза Эдвины Росс, Прескотт уже не в первый раз подумал о том, что она очень сложная женщина. Она взвалила на себя ответственность за стычку с Дафни, пыталась анализировать свои действия для того, чтобы улучшить взаимоотношения с другими людьми. Все это говорило о сильном характере и было достойно уважения.
   – С кем вы мысленно готовитесь иметь дело, Эдвина? – Прескотт ощутил себя в неведомой ему дотоле роли покровителя. – С вашим отцом?
   Она вздохнула и отвела взгляд.
   – Ну да. Вы угадали.
   – Ваш отец агрессивный человек? Он когда-нибудь… – Прескотт понизил голос, – поднимал на вас руку?
   – Только один раз, когда мне было лет десять. Да и то тогда я сама была во всем виновата: взяла и постригла свою сестричку.
   – Правда? – спросил Прескотт. – Из озорства?
   – Нет. Из любви к прекрасному. Я была недовольна своими черными локонами, и сестричка предложила мне несколько своих прядок. Я отстригла у нее волосы и прикрепила их к своим собственным.
   – Как вам такое могло прийти в голову?
   – В тот момент мне казалось, что это замечательный план. Однако результат оказался совсем не таким, как мы ожидали… – Эдвина натянуто улыбнулась. – Но, возвращаясь снова к леди Помфри… ну… уж если быть честной с собой до конца, она неожиданно разбудила во мне ужасное чудовище под названием…
   – У вас нет причин ревновать, Эдвина. То, что происходит между нами, не идет ни в какое сравнение ни с чем, что было раньше. – Прескотт обнял Эдвину, и она доверчиво прильнула к нему. – Я никогда не чувствовал к ней ничего похожего на то, что испытываю к вам.
   Эдвина вздохнула, проникаясь доверием к словам Прескотта. Они на редкость подходят друг другу – словно две части единого целого.
   – Ну что ж, мне в самом деле приятно это слышать.
   – А вы, моя прекрасная леди, что вы испытываете по отношению ко мне? – спросил Прескотт и замер, затаив дыхание.
   Она вздохнула, изображая на лице крайнее замешательство.
   – Ну ладно, раз вам так необходимо это знать… – Эдвина застенчиво улыбнулась. – Вы мне… и вправду нравитесь. Очень… Очень сильно.
   Прескотт радостно рассмеялся, как будто у него отлегло от сердца.
   Эдвина кусала губы.
   – Прескотт!
   – Да?
   – Я тут думала, что, когда здесь все закончится, может быть, вы останетесь ненадолго со мной?
   Сердце у Прескотта учащенно забилось.
   – О чем вы хотите меня попросить, Эдвина?
   – Ну… Видите ли… Речь идет о сделке, которую мы с моим кузеном Генри пытались заключить в Кембридже. Ну… я подумала, что раз уж вы умеете подобрать ключик к людям и все такое… вы смогли бы помочь нам спасти положение.
   Прескотту показалось, что ему выстрелили в грудь – такое сильное разочарование он испытал в этот миг. А собственно говоря, чего он еще ожидал? Эдвине понадобилась его помощь в заключении делового соглашения, точно так же как ей нужно сейчас его содействие в ситуации с шантажистом. Может быть, Прескотт ей и нравится. Однако это не столь важно для Эдвины, как то, что он может быть полезен. Прескотт не нашел ничего другого, как уклончиво ответить:
   – Посмотрим.
   – Ну вот… Дело в том… я подумала, что, если мы с вами продолжим быть вместе – на что я надеюсь… чего мне бы очень хотелось… – тогда, на каком-то этапе, я буду вынуждена поставить в известность об этом моего отца… Я бы хотела избежать стычки с ним. А значит, мне нужно ваше руководство. Ну так вот… Во всем, что касается вас… нас… мне просто необходимо, чтобы меня поняли четко и однозначно.
   – Почему?
   – Потому что для меня очень важно, чтобы объяснение с моим отцом прошло как можно лучше.
   – Почему? – снова спросил Прескотт, понимая, что похож на трехлетнего малыша, который то и дело повторяет свои бесконечные «почему», но ничего не мог с собой поделать. Слишком сильно болело у него сердце, и ему нужно было знать, почему сердце болит так мучительно и как остановить эту боль.
   Не глядя на него, Эдвина проговорила:
   – Потому что я хочу, чтобы в наши отношения никто не вмешивался и чтобы нам с вами никто не мешал. Я хочу, чтобы… у нас… все продлилось дольше.
   У Прескотта комок встал в горле. Облизнув пересохшие губы, он сказал:
   – Вы хотите, чтобы мы пробыли вместе долго? Даже после того, как я вам больше не буду полезен?
   Она нахмурилась:
   – Больше не будете полезны? Я, разумеется, понимаю, что мы начали как деловые партнеры, пытаясь остановить шантажиста. Но я надеюсь, что те отношения, которые существуют между нами сейчас, абсолютно лишены корысти.
   Внезапно Прескотту показалось, что боль в груди стала не такой нестерпимой.
   – Значит, вы желаете быть со мной? Просто быть со мной?
   – Конечно. Вы мне нравитесь. А разве вы не хотите, чтобы мы были вместе? – с замиранием сердца проговорила Эдвина. Она не отрываясь смотрела на него влажными глазами. – Даже после того, как мы закончим со всеми делами?..
   У Прескотта словно камень с души свалился.
   – Это было бы… наиболее предпочтительно для меня.
   «Наиболее предпочтительно…»
   Эдвина прищурилась:
   – Вы решили помучить меня, правда? Отомстить мне за неприятности, которые я вам доставила с леди Помфри?
   – Да нет, просто ради смеха. – Прескотт озорно улыбнулся и поцеловал Эдвину в висок.
   Он был на седьмом небе от счастья. Эдвина хотела, чтобы он был с ней, просто потому, что она к нему неравнодушна. Не ради пользы дела и не по расчету. Потому что он ей нравится. Он ей по-настоящему нравится!
   Прескотт блаженно вдыхал нежный аромат ее духов, и его душу наполняла незнакомая дотоле радость. Однако где-то в глубине души он не мог до конца в это поверить. Ему было прекрасно известно, что у радости есть обратная сторона – печаль и отчаяние. Но он не позволит этому удивительному чувству радости покинуть его. Только не сейчас.
   В темноте витали земные запахи травы, роз, гортензий, апельсинов и лимонов. Во влажном воздухе чувствовалось дыхание приближавшейся грозы.
   Эдвина положила голову ему на плечо и вздохнула:
   – Мне так хорошо с вами! – Она сильнее прижалась к Прескотту.
   Его пронзило желание – сильное, неистовое. За всю его жизнь еще ни одна женщина не была ему нужна так, как она.
   – Думаете, нам пора пожелать всем «спокойной ночи»? – От того, как чувственно звучал ее голос, сердце у Прескотта забилось еще сильнее. – Деревенские жители рано ложатся спать…
   Схватив Эдвину за руку, Прескотт увлек ее дальше в темноту оранжереи, каблуки его туфель и ее «лодочек» гулко застучали по каменному полу.
   В небе сверкнула молния. Через несколько мгновений прогремел гром, а затем все опять стихло.
   Эдвина остановилась и подняла глаза к стеклянному потолку.
   – Близится гроза.
   Прескотт остановился.
   – Нет, гроза за несколько миль отсюда.
   В небе снова сверкнула молния.
   Эдвина обняла Прескотта за плечи и прильнула к нему.
   Стоя в темноте, они обнимались. А где-то там, вдалеке, природа управляла своим феерическим оркестром, и время от времени всполохи света пронизывали темноту.
   Зарывшись пальцами в ее мягкие волосы, Прескотт целовал Эдвину, пока от желания у него не перехватило дыхание.
   Дальше он чувствовал только то, как ее мягкое тело сливается с его телом, жар, пламенеющий между ними, всепоглощающее желание и слышал грохот гремевшего вдали грома.
   …Потом он долго не мог прийти в себя и ждал, когда белый свет перестанет кружиться перед глазами. Прескотт со страхом ждал, что реальность разрушит его фантазию.
   Но когда Прескотт открыл глаза и посмотрел на Эдвину, она по-прежнему была рядом – все такая же фантастически красивая при всполохах молнии. И по-прежнему принадлежащая ему. По крайней мере в этот самый момент его сны не растаяли, как он того боялся.

Глава 29

   На следующий день Прескотт шагал по выложенному коврами коридору к комнате Эдвины и вспоминал, как оставил ее всего несколькими часами раньше…
   Когда Прескотт незаметно, чтобы не разбудить Эдвину, выбирался из постели, она доверчиво прильнула к нему. Ее глаза по-прежнему оставались закрытыми, дыхание было глубоким и размеренным. Она безмятежно спала.
   Прескотт долго стоял над ней и смотрел. Рядом с Эдвиной ему было так хорошо, как никогда и ни с кем раньше. И дело было не только в их взаимном влечении, которое, разумеется, нельзя было сбрасывать со счетов. Их связывало нечто большее, чем поцелуи, от которых захватывает дух, и умопомрачительная страсть, от которой, казалось, дрожит земля. Нечто большее, чем родство душ, которое тоже нельзя было отрицать. Чувства Прескотта были гораздо глубже и сильнее, чем все это, вместе взятое. Уважение и трогательная забота, которые он испытывал к Эдвине, были не похожи на то, что он чувствовал раньше к другим женщинам. За исключением Кэт.
   Однако сейчас все было совершенно по-другому. Его отношения с Кэт представляли собой не что иное, как пылкую юношескую влюбленность. То, что Прескотт испытывал сейчас к Эдвине, не было смятением чувств – непонятным для него самого и незрелым. Это было полностью оформившееся переживание, однако оно оставалось свежим и вселяющим надежду на счастье, как дыхание весны. Целостное, но еще не полностью проявившееся и от этого таившее в себе непостижимую тайну.
   Эти новые для него переживания настолько потрясли Прескотта, они так сильно шли вразрез с его мнением о себе и своем месте под солнцем, что он торопливо оделся и поспешил покинуть спальню Эдвины.
   Он верил в судьбу не больше, чем в Рождественского деда.
   Не больше, чем в настоящую любовь.
   И самым пугающим было то, что он попал в сети того самого чувства, в которое давно уже не верил. Он влюбился!
   – Ах, извините, сэр, – прервала его размышления горничная с подносом в руках, выходившая из комнаты Эдвины. Грузная черноволосая девушка почтительно присела в реверансе.
   На подносе стояли остатки скромного завтрака: половина гренка, блюдечко с джемом и белая чашка, пятна на которой свидетельствовали о том, что в чашке находилось какао. Прескотт поднял глаза и увидел, что над верхней губой горничной красовался такой же коричневый ободок.
   Прескотт показал пальцем на свою верхнюю губу и сказал:
   – Какао.
   – Что? – не поняла девушка.
   – У вас какао на губах.
   Она испуганно расширила глаза и поспешно вытерла губы рукой.
   – Спасибо, сэр.
   – Вы не знаете, где я могу найти сейчас леди Росс?
   – Я слышала, как дворецкий упоминал о ракетках для игры в бадминтон. Возможно, мадам на западной лужайке.
   – Ладно. Туда я и направлюсь. Благодарю вас.
   Прескотт заметил Эдвину еще издали. Она стояла под раскидистым дубом, а по земле были разбросаны ракетки и воланы для игры в бадминтон.
   Эдвину окружали несколько человек. Пробираясь к ней, Прескотт думал о том, сколько пройдет времени, прежде чем ему удастся улучить момент, чтобы добыть с ней наедине.
   – Хорошо, что я не в одной команде с леди Помфри. – Дженел подбросила волан в воздух и взмахнула ракеткой, ударяя по волану. Молодой слуга, одетый в ливрею, бросился поднимать волан.
   Миссис Грин поправила ленточку своей соломенной шляпки, похожей на улей.
   – Я не соглашусь быть в одной команде с ней ни за какие сокровища на свете.
   – Эта женщина – настоящая мегера, – кивая, согласилась Джинни.
   – В таком случае в какой же команде играть бедняжке? – спросил мистер Тодд и, закрываясь от солнца ладонью, стал смотреть, как леди Кендрик, похожая на полководца на поле битвы, давала распоряжения слугам, как натянуть сетку для игры. – Не можем же мы исключить ее из игры.
   – Конечно же, можем, – улыбнулся сэр Ли, барабаня пальцами по своей трости с золотым набалдашником. – Особенно учитывая то, что она уже отправилась восвояси.
   – Что?
   Все повернулись и посмотрели на старика. Как раз в этот момент Прескотт подошел к ним и переспросил:
   – Что, разве леди Помфри уехала?
   Сэр Ли озорно улыбнулся. Очевидно, ему нравилось, если не сказать больше, находиться в курсе дел окружающих.
   – Она отбыла совсем недавно. Бедняжка беспрерывно чихала, у нее покраснел нос и вспухли глаза. Она страдает аллергией на кошек. – Сэр Ли обвел вопросительным взглядом всех собравшихся. – Леди Кендрик готова поклясться, что не держит в доме кошек, однако леди Помфри была готова с ней поспорить. Может быть, кто-то прихватил с собой в эту поездку любимого домашнего питомца?
   – Привезти с собой на загородную вечеринку кошку? – фыркнул мистер Тодд. – Я сомневаюсь, что такое могло кому-нибудь прийти в голову.
   Все возмущенно загалдели, и только Джинни с подозрением посмотрела на Дженел, которая с невозмутимым видом внимательно разглядывала свою ракетку, словно в ней были заключены все тайны мира.
   Что же такое сделала Дженел?
   Когда Джинни заметила, что Прескотт тоже перевел взгляд на Дженел, то сразу же повернулась к Эдвине: