Тревога, которая соперничала с отрешенностью, подтачивала ее хрупкое спокойствие и заставила Тею броситься к подносу. Схватив нож, воткнутый в хлеб, она рванулась к Иниго. Он вскрикнул и отпрыгнул от нее, но она погналась вслед. Он добежал до двери, вылетел наружу и наскочил на Робина Саважа. Саваж отбросил его в сторону, метнулся к Тее и схватил ее запястье. Выдернув нож, он отбросил его и сжал ее руками. Она потеряла равновесие, прежде чем смогла сопротивляться.
   Он кинул ее на кровать. Теа вырвалась от него и соскользнула на пол, Саваж поднял нож и сунул его за свой пояс.
   — И как ты думаешь, что бы я сделал с тобой за убийство одного из моих людей? — спросил он.
   — Что-нибудь соответствующее вашей жестокой натуре, без сомнения.
   Саваж смотрел на нее, нахмурившись, какое-то время, потом его лицо расслабилось, и он вздохнул.
   — Все это не правда.
   Теа собиралась с силами для новой атаки. Он может разозлиться в любой момент. Она наблюдала за ним, моргая, как он прошел к окну, прислонился к нему и посмотрел на свой старый ботинок. Через несколько мгновений он поднял глаза. Это был тяжелый, гневный, заманивающий взгляд.
   — Теа, bella, ты и я, мы были вынуждены бороться друг с другом.
   — О Боже, вы боретесь со всем миром.
   Он, казалось, не слышал ее.
   — Мой хозяин думал, что ты предательница.
   — Ваш хозяин дурак.
   — Он думал так, потому что об этом ему сказала твоя бабушка.
   Она услышала нотку жалости в его голосе. Она открыла было рот, чтобы посмеяться над этой мыслью, но потом передумала. В первый раз, с тех пор как она встретила это ужасное существо, она поверила ему. Он говорил с раздражением и как будто раскаивался. Прежде чем она заговорила, он продолжил.
   — Леди Хант послала зашифрованное послание, ничего не сказав тебе. Я нашел его и уверился окончательно, что ты подлый предатель, за которым я был послан. Задница господня, неприятная ситуация.
   — Как вы узнали это?
   Саваж отошел от окна и встал у противоположной стороны кровати. Все это время она не сводила с него глаз.
   — Когда я спустился, чтобы забрать тебя, ты подумала, что я — твой отец, и все рассказала мне.
   Теа отступила к стене, покачав головой.
   — Мой отец не имеет ничего общего с этими замыслами и заговорами, клянусь вам.
   — Я знаю это, глупая дерзкая девчонка. Я пришел с миром.
   — Значит, вы освободите меня?
   — Ха! Чтобы ты пустилась в Шотландию и влезла в дела огромной важности, которые тебя не касаются? Я здесь, чтобы помириться, но я вовсе не хочу из-за тебя поплатиться головой.
   — Но вы же не можете держать меня здесь вечно?
   — А это и не потребуется. Только до тех пор, пока пройдет время и ты уже не сможешь причинить никому вреда. Месяц или около того.
   Саваж обошел вокруг кровати и приблизился к ней. Теа ползла вдоль стены, и, поскольку комната находилась в башне, они двигались по кругу, пока Саваж не остановился резко и не выругался.
   — Довольно. У меня нет времени на это.
   — Надеюсь, вы не собираетесь снова прикасаться ко мне. Боже милостивый, я с трудом выношу ваше присутствие.
   — Может, ты прекратишь кудахтать и выслушаешь меня? Я пытаюсь попросить прощение за то, что я сделал.
   Теа уставилась на него.
   — Зачем?
   — Как это зачем? Я ошибся. Я прошу прощения. Я не буду больше причинять тебе страдания. Кровь Господня, женщина, может человек ошибиться немного в этой жизни?
   Такое возмутительное заявление лишило ее всякой осторожности. Уперев руки в бока, она гордо начала наступать на Саважа. Она ткнула пальцем в его камзол. Он вздрогнул и попятился, когда она потеснила его.
   — Вы чуть не убили меня… Вы грязный, подлый, низкий, отвратительный и…
   — А ты предательница и папистка.
   Теа прекратила тыкать пальцем в его камзол и всплеснула руками.
   — Не называйте меня так. Я не папистка.
   — Кто же ты тогда? Язычница?
   Она опять пихнула его в грудь, отмечая каждое свое слово толчком.
   — Я богобоязненная верноподданная Ее Королевского Величества. — Она раскинула руки, указывая на комнату. — Вы видите где-нибудь четки? Видели ли вы четки или Библию на латыни, когда обыскивали мой багаж?
   Саваж взглянул на нее, потом оглядел комнату. Пожав плечами, он запустил руку в волосы и потер затылок. Она не расслышала, что он пробормотал.
   — Что? — переспросила она.
   — Не видел ни четок, ни латыни. — Он, нахмурившись, уставился на пол. Затем поднял глаза на нее и печально улыбнулся. — Ничего сомнительного, держу пари.
   — Для знаменитого разбойника вы слишком бездумно действовали все время, господин. А теперь уходите.
   Саваж не двинулся.
   — Все же я остаюсь здесь хозяином и уйду, когда сочту нужным. Если ты такая добрая английская христианка, то должна простить меня за… за…
   — Просите Бога о прощении.
   Теа отвернулась от Саважа, но он схватил ее за руку и повернул к себе лицом. Держа за плечи, он приковал ее взором и притянул ближе.
   — Пойми же, наконец, упрямая дерзкая девчонка. Что я должен был, с твоего позволения, делать? Позволить тебе ввергнуть нас в войны? Ты когда-нибудь видела, как горят люди? Ты видела тех бедолаг, которых старая Кровавая Мария посылала на костер? Может, конечно, тебя это все не волнует.
   Теа вырвалась.
   — О мой Бог! Разбойник вознамерился учить меня состраданию. Ты опоздал. Я выучилась этому еще во Франции, когда наблюдала за монахами, смеющимися при виде горящих детей.
   Они смотрели друг на друга, тяжело дыша, и каждый был уверен в собственной праведности. Наконец Саваж неожиданно улыбнулся.
   — Кажется, у нас нет поводов враждовать, во всяком случае, гораздо меньше, чем я думал.
   — Вы сами виноваты, — ответила Теа. — Вам бы следовало сначала поговорить со мной, а не набрасываться, как волк на овцу.
   Она почувствовала, что ее тело ослабло. Казалось, будто она пребывала в настороженном, напряженном состоянии целую вечность. Внезапно на нее навалилась усталость, и она осела на скамью, рядом с подносом с остывшей едой. Саваж напугал ее, так как вдруг опустился на одно колено.
   — Госпожа Хант, даже если бы я не был послан, чтобы разыскать тебя, если бы я наткнулся на тебя случайно, я бы все равно набросился.
   — Все так, как я и сказала, вы низкий и подлый, вор и убийца.
   Она попыталась подняться со скамьи, но он положил руку на ее колени.
   — Когда я увидел тебя, я был разгневан.
   — Это неудивительно, — сказала она, пытаясь убрать его руку.
   — Я был зол, леди, потому что ты была предательницей, но ты и зажгла во мне огонь.
   Теа прекратила борьбу с его рукой. Приняв спокойный вид, она ждала продолжения. Он наклонился ниже. Она отпрянула, но не могла уйти далеко, не потеряв равновесия. Он был так близко, его тело почти касалось ее.
   — Теа, bella, даже когда ты не боишься меня, ты все равно воспламеняешь мою плоть. Посмотри на меня. Я обещал не причинять тебе боли. Неужели ты не видишь, что я осознал, что прошлые дни были ошибкой?
   — Уходи.
   Она оттолкнула его снова, и он сел позади, грустно наблюдая за ней.
   — Все же ты боишься. Даже разбойнику не нравится, когда такая милая женщина смотрит на него, как на бешеного пса.
   До этого она была насторожена. Комплимент усилил ее недоверие и подозрительность. Только один мужчина смотрел на нее прежде такими наполненными дремотой глазами, которые на самом деле не спали. Только один мужчина морочил ей голову лживыми комплиментами. О Боже, она чуть не потеряла рассудок.
   Теа оттолкнула Саважа обеими руками. Он повалился на пол. Вскочив на ноги, она встала над ним.
   — Лживый мерзкий негодяй. Не морочьте мне голову своими гадкими похвалами. Вы решили поразвлечься, просто потому, что вам нечего больше делать со мной.
   Издав отчаянный крик, Теа пнула его ногой, как только он поднялся, и Саваж снова упал.
   — Если вы намереваетесь кое-чем заняться со мной, делайте это и убирайтесь. Если нет, оставьте меня в покое в этой тюрьме.
   — Ах ты маленькая сквернословящая ведьма, что ты развизжалась? — Саваж в ярости вскочил на ноги.
   — Если вы думаете, что я настолько бестолкова, чтобы подчиниться вам после того, что вы со мной сделали-о Боже, дай мне сил, — с какой стати вы решили, что я достаточно глупа, чтобы мгновенно забыть всю вашу жестокость, улечься и предоставить свое тело для ваших забав только потому, что вы изменили свое мнение обо мне?
   Саваж продолжал смотреть на нее.
   — Я рассказал, как это произошло.
   — Вы пытались заставить меня лечь с вами в постель. — Теа метнулась к скамейке, схватила хлеб с под-носа и швырнула его в Саважа. — О Боже, как я ненавижу мужчин. Довольные собой, гордящиеся своими способностями и удалью. Использующие женщин так же, как используют ночной горшок, а потом бросающие их, найдя их более ненужными, как если бы они смердели. — Она слышала, как повышается ее голос, но не могла ничего поделать. — Надеюсь, все вы будете гореть в аду, каждый последний чревоугодник, все эти похотливые негодяи.
   Саваж продолжал смотреть на нее своими чарующими темно-голубыми глазами. Теа схватила миску с мясом и швырнула ее прямо в них. Он увернулся, и миска ударилась в стену. Мясо рассыпалось по камню. Он бросил взгляд на него, потом повернулся к ней.
   — Ты и в самом деле бестолковая.
   — Убирайтесь!
   — Ухожу, — сказал он, подходя к. двери. — Ты думаешь, я хочу услышать еще какую-нибудь твою проповедь? Вопишь, как зараженная сифилисом шлюха, чей кролик смылся, не заплатив.
   Теа выругалась, потом взглянула вниз, на кружку с элем, единственную вещь, оставшуюся на подносе. Саваж уловил ее взгляд, когда открывал дверь.
   — Оставь. — Он выскочил за дверь, когда кружка полетела в него. Просунув голову в дверь, он посмотрел на мокрое дерево. — Я предупреждал тебя.
   Он устремился к Теа, которая бросилась на скамейку. Добравшись до нее, она приподняла ее и бросила в Саважа, поднос загремел по полу. Саваж отшвырнул скамейку и продолжал наступать. Он схватил девушку за запястье, когда она бросилась к кровати. Повернув к себе лицом, он позволил ей сопротивляться, пока ее не оставили силы. Когда она могла только бесполезно метаться из стороны в сторону, он слегка усмехнулся и скользнул губами по ее щеке. Она закричала, но он проделал путь языком по ее подбородку. Содрогаясь, она проклинала его.
   — Теа, bella, однажды ты будешь проклинать меня за то, что я не делаю этого.
   Она попыталась плюнуть в него, но он поцеловал ее. Их рты соединились, и у нее пробежал холодок по телу. Так же быстро, как он захватил ее губы, он отступил, и его язык продолжил свой путь к шее. Гусиная кожа покрыла ее горло, руки, грудь. Она тяжело вздохнула, когда он вдруг перевернул ее так, что она оказалась спиной к нему. Он покусывал ее кожу от уха до шеи, зажав ее в объятиях. Его руки обхватили ее груди, и он шепотом убеждал ее, изредка издавая стоны удовольствия.
   — Не сердись, — шептал он. — Забудь, Теа, bella, забудь все. Только ощущай. Ощущай мои руки, ощущай их.
   — Нет!
   Теа оторвала его руки от своих грудей и локтем отпихнула его назад, собираясь с силами для новой атаки. Он стоял, пыхтя, и смотрел на нее.
   — Я был прав, — сказал он. — Ты просто дразнила меня.
   Пнув ногой лежащую на полу скамейку, он двинулся к двери и распахнул ее снова.
   — Ты в последний раз дразнила меня, женщина. Запомни это. Если ты сопротивляешься, то сопротивляйся до конца, но если ты расслабишься снова, знай, что бы ты ни говорила и ни делала, меня ничто не остановит.
   — Только попробуй, негодяй, и я засуну твои яйца тебе в глотку.
   Его ответом был стук двери. Она слышала, как он изрыгал проклятия, когда спускался по лестнице. Вытерев пот с нижней губы и лба, она смахнула слезу рукавом. Подойдя к окну, она выглянула во двор. Саваж выскочил из башни, пробежал по плитам и исчез в проломе развалившейся стены. Во время этого бегства его окликнул Иниго. Саваж разразился грязными ругательствами в его адрес, и тот так громко расхохотался, что эхо передавало его смех от башни к башне.
   Теа вернулась к кровати и села. Она оставалась неподвижной несчетное количество времени, затем скользнула на колени. Скрестив руки, она принялась молиться.
   — Боже милостивый, пусть он оставит меня в покое. Пусть он исчезнет или освободит меня. Не позволяй ему больше прикасаться ко мне, и самое главное, сделай так, чтобы я не жаждала этого. Я умоляю тебя, не разрешай ему дотрагиваться до меня снова.

8

   Тебя жаждет душа моя, по тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной.
Псалмы, 62:1

   Дерри карабкался по развалинам стен. Смех Иниго отдавался эхом в его ушах, в то время как он стремился установить расстояние между собой и Теей Хант. Он пробрался сквозь заросли платана и продолжал идти, пока не добрел до ручья. В этом месте берега расходились, образовывая широкую заводь, тенистую и гладкую, и потом суживались снова, и вода продолжала свой путь вниз по холму.
   Старое бревно перекрывало ручей в начале заводи. Дерри взошел на него и уселся посередине, покачивая ногами. Он слышал, что его зовет Стабб, но не отвечал. Когда тот нашел его, Дерри сдирал кору с бревна и бросал ее в заводь.
   Стабб подошел к кромке воды, засунул руки за пояс и спросил Дерри:
   — Что она сказала? Она что-нибудь знает?
   — Понятия не имею.
   — Вы собирались расспросить ее о ключе к шифрам и проделках леди Хант.
   Дерри метнул кусок коры в Стабба.
   — Чтоб тебя сифилисом наградили! Не говори мне, что я должен делать. Клянусь распятием, ты становишься похожим на нее. Иметь дело с ней — все равно что танцевать Майский танец у лесного костра. Кровь Господня, я мечтаю положить ее на свое колено и хорошенько отхлестать ремнем. — Дерри перешагнул через бревно и взглянул на Стабба. — Она ничего не слушает, ее оскорбляют мои искренние побуждения.
   Увидев, что Стабб ухмыляется, Дерри принялся нащупывать кинжал на поясе. Улыбка испарилась. Стабб скрылся за платаном.
   — Но вы же собирались помириться с ней, — произнес он, захлебываясь от смеха. — Вы собирались все исправить, вы…
   — Да сгниет твоя шкура. — Дерри соскочил с бревна и встал, смотря на Стабба. — Занимайся своими делами и не вмешивайся в мои.
   — Меня она тоже не любит, — сказал Стабб. — Не выносит с тех пор, как я прикоснулся к ее глупой служанке. Чуть не оторвала мне уши, когда я однажды принес ей еду. Поэтому теперь ей прислуживает Иниго. Кажется, вы ей не более приятны, но вы сказали, что мы должны разузнать, что еще она может знать обо всем этом деле, прежде чем мы отвезем ее в Лондон.
   Дерри прошел мимо Стабба.
   — Да, я выясню это. Хотя общение с этой женщиной для меня, что кость в горле. Господи, дай терпения, чтобы вынести эту одержимую.
   Он услышал, как Стабб хрюкнул, когда вступил опять в заросли платана.
   — Возможно, она станет более сговорчивой, если вы разрешите ей ненадолго выйти из клетки. Иниго говорит, что у себя дома она очень любит бродить по лесам и полям. Любит растения, птичек, больше чем людей. Он говорит, она знает названия всех птиц в окрестностях.
   — Изумительно. Вот пусть и говорит с этими охотниками за падалью, а не со мной.
   Он углубился в лес в таком же отвратительном настроении, в каком и прибыл сюда, и задержался на опушке. Оглядев разрушенные стены, Воронью башню, покрытые лишайниками камни старых ворот, он ощутил себя пленником своего собственного тела.
   Страстное желание пульсировало и кипело во всех мышцах. Он не мог отрешиться от этого. Тело не подчинялось, не успокаивалось, как это бывало прежде, при малейшем его усилии. Он мог только смотреть на башню, где находилась она, строить фантазии в жадном безумии, с которым он не мог совладать.
   Дерри повернулся и нырнул в тенистые заросли. Он так стремительно несся, что его плечи ударялись о платаны. Нахмурившись, он взглянул на дерево, прислонился к нему, так что его лоб уткнулся в ствол, и застонал. Он не предвидел такого поворота. Да и откуда он мог знать? Женщины всегда были такими послушными, податливыми, как мокрый шелк. Как он мог вообразить, что эта смелость в соединении с упрямством, черные волосы, миловидное лицо заставят его тело бурлить от страсти?
   «Дерри, — сказал он самому себе, — ты никогда не завоюешь ее доверие, если будешь пытаться заняться с ней любовью каждый раз, когда оказываешься на расстоянии вытянутой руки от нее. Подумай о своем долге. Время летит быстро».
   Он чувствовал ее тело, даже когда ее не было рядом. Закрыв глаза, он стал молотить кулаками по стволу дерева. Боль проникала через кулаки вверх по рукам, в плечи. Боль, вот и ответ. Одна боль сможет заглушить другую. Он бился и бился о дерево, пока не содрал кожу на суставах.
   — К черту. — Он покачал головой, потом пососал кровоточащие ранки. — Дурацкая идея.
   Он поднял лицо к солнцу. Свет бил сквозь сомкнутые веки, и перед глазами все стало красным. Он бы предпочел, чтобы она была паписткой, предателем, но она была ни о чем не подозревавшей невинной жертвой и вызывала в нем и желание, и недоверие, ибо когда-то он желал другую женщину так же страстно, и она отправила его прямиком в ад.
   Тем не менее его сжигала неодолимая потребность объяснить свои поступки Тее Хант, но ведь тогда ему придется рассказать ей о своем прошлом. За последние несколько лет ему удалось обрести некоторое душевное равновесие. Об истории с братом он старался не думать, словно ее и не было. Но открываться кому бы то ни было?! Слишком велика опасность, что это будет использовано против него. И эти обличительные взгляды Моргана. Больше он не мог этого вынести.
   Вздохнув, Дерри согнул пораненную руку и снова направился к башне, где томилась Теа. Он должен увидеть ее опять, несмотря на угрызения совести и раздражение. Не дав себе времени оспорить принятое решение, он отодвинул засов на двери и распахнул ее. Она стояла посередине комнаты с глазами, расширенными от страха. Он ненавидел этот взгляд, взгляд испуганной мыши.
   — Я не убивал ее.
   Она ничего не говорила.
   — Эта служанка… я не убивал ее.
   — О!
   — Ей не причинили ни малейшего вреда. Господи, она чуть не оторвала нос Дубине.
   Страх уходил из ее глаз, и он почувствовал себя так, будто выиграл на турнире.
   — Где она?
   — В безопасности, с моим другом, твои люди тоже. — Он поднял руку. — Только не проси меня привезти ее в Равенсмер. А теперь у меня есть к тебе разговор. Пошли.
   Она взглянула на протянутую руку. Страх опять, сверкнул в ее глазах.
   — Господи, женщина, даю тебе слово, не должен же я целовать твои юбки!
   — Ваше слово? Негодяй, я не верю ни единому вашему слову.
   Он выступил вперед и схватил ее за запястье.
   — Ты хочешь выйти из башни или нет? Мне кажется, после стольких дней, проведенных в заточении, ты должна быть рада какой-либо перемене, клянусь Богом.
   Они занялись борьбой за запястье Теи. Наконец она вскрикнула в раздражении:
   — Хорошо. Я выйду, но вам нет необходимости держать меня.
   Дерри бросил ее руку, поклонился и вежливым жестом указал на дверь. Одна битва выиграна. Он проследовал за ней на лестничную площадку, но настоял на том, чтобы держать ее за руку, пока они спускались вниз по каменным ступеням. Когда они выбрались во двор, он разрешил ей обследовать его. Она держалась подальше от разбойников, собравшихся вокруг жарящейся оленины, помахала Иниго и направилась к Вороньей башне.
   Он последовал за ней, пораженный водопадом ее черных волос, который бурлил и переливался при каждом ее шаге. Она остановилась у основания Вороньей башни и наклонилась над примулами, которые росли там. Сорвав один цветок, она поднесла его к щеке.
   — Я смотрела на них все эти дни.
   Он присоединился к ней, с изумлением наблюдая, как розовые, почти прозрачные лепестки ласкают ее кожу.
   — Мне сказали, что ты проводишь большую часть времени в поместье твоего отца на Севере и что ты любишь бродить по окрестностям одна. Удивляюсь, как твой отец позволяет тебе это.
   — Мой отец тоже любит бродить в одиночестве.
   Она встретилась с ним взглядом, заколебалась, потом отвела глаза и посмотрела на траву у своих ног. Ее щеки стали более розовыми, чем лепестки примулы.
   — По правде, он не обратил бы внимания, даже если бы я превратила дом в бордель, до тех пор, по крайней мере, пока женщины не вытопчут его сад и не потревожат его любимых лошадей. Все свои чувства отец отдал своим розам и своим лошадям.
   Он уловил в ее голосе нотку одиночества, хотя она сказала это непринужденно.
   — Пошли, — сказал он.
   Его голос упал, когда он увидел бешено бьющийся пульс на ее шее. Прочистив горло, Дерри повернулся и направился по дороге от замка. Когда они были около развалин стены, она вырвалась вперед и подошла к дереву, усыпанному розовыми цветами.
   — Я смотрела, как лопаются почки, — объяснила она, когда он подошел к ней. — Это дикая яблоня.
   — Пошли, я хочу показать тебе что-то.
   Он дотронулся до ее руки, но она дернулась, и он пошел вперед, к зарослям платана. Теа шла на расстоянии от него, держа в руках примулу. Он привел ее к заводи. Когда они остановились, она прошла мимо него к бревну, где он сидел не так давно, подняла юбки и на цыпочках перебралась на другой берег. Он бросился к ней, браня себя за легкомыслие, прыгнул на землю, но она не убегала, нет, просто застыла на участке, освещенном солнцем. Затем встала на колени и коснулась фиолетовых, похожих на шляпки цветков.
   — Гиацинт.
   Наклонившись к цветам, она глубоко вздохнула. Он тоже глубоко вздохнул, но не для того, чтобы понюхать цветок. Он увидел, как поднимаются и опускаются ее груди. О Боже, какая мука!
   — Я слышу черного дрозда, — сказала девушка. — Поблизости есть луг?
   — Хм-м-м?
   — Здесь поблизости есть луг?
   Он покачал головой. Потом взглянул ей в глаза и поднял брови.
   — Какой луг? А, там, где нет этих щебечущих птичек, цветов и так далее.
   Он замолк, взял ее за руки и поставил на ноги. Почти силком перетащил ее обратно через ручей. Когда они были на противоположном берегу, он обернулся, положил руки на ее талию и поставил ее на высокий камень, который выступал из воды. Стоя с раздвинутыми ногами, Дерри заложил руки за спину и окинул ее взглядом.
   — Теперь ты не убежишь нюхать цветы или пересчитывать птичьи яйца.
   — Я думала, мы гуляем.
   — Нам надо поговорить, Теа, bella,
   — Не называй меня так. Откуда вы узнали это итальянское слово?
   — Мой хозяин сказал мне. — Он остановил ее, подняв руку. — Не перебивай меня, дрянная болтушка. Ты должна сказать, если знаешь, где ключ к шифрам, которые лежали в пуговицах. Леди Хант дала тебе еще что-нибудь? Какие-нибудь еще подарки для шотландской королевы? А потом ты расскажешь мне, что там твоя бабушка затевала в Лондоне.
   — Нет, я ничего не скажу вам. Я не знаю ничего о вас, кроме того, что вы мерзкий вор, к тому же еще и похотливый. Я не верю вам. О, не рычите на меня. Прежде чем вы приметесь угрожать мне темницами и голодной смертью, я скажу вам, что все это бесполезно. Я практически ничего не знаю о том, чем занималась моя бабушка. Я большую часть времени проводила за городом, в поместье у отца.
   Он ничего не ответил. Пробежав глазами по ее лицу, он нахмурился. Медленно, взвешивая слова, произнес:
   — Теа, я не хочу больше бросать тебя в эту яму. Он сжал кулаки, увидя, как содрогнулось ее тело, но старался сделать бесстрастное лицо и сохранить трезвость мысли. Она сглотнула, потом прошептала так тихо, что он должен был приблизиться, чтобы расслышать.
   — Я не знаю ничего о ключах к шифрам, ничего.
   — Дай честное слово.
   Она не отвечала. Он приблизился и встал напротив камня, схватив ее запястья.
   — Ты знаешь, на что я способен, Теа. Поклянись.
   — Клянусь, — сказала она, смотря на него так, будто он был диковинной вещью, — что я ничего не знаю о шифрах.
   Он освободил ее, и она попыталась отодвинуться от него. Его рука схватила ее лодыжку, она покачнулась и замерла.
   — Я… я ничего не знаю о делах бабушки и о ее друзьях. Я видела и ее, и их очень редко.
   — Ее друзья. Кто они?
   — Отпустите меня.
   Он продолжал смотреть на нее, обхватывая лодыжку своими сильными пальцами.
   — Итак, кто эти друзья?
   Она колебалась, поэтому он продолжил:
   — Пошли. Я могу разузнать это и без твоей помощи. Я спрашивал тебя, потому что это легче, чем получить информацию от слуг.
   — Лорд Лоуренс Грейсчерч, сэр Энтони Кларк, Тимоти Айр, граф Линфорд и вдовствующая
   графиня Маркесе из Брайдвелла. Еще подруга бабушки, Элен Доугейт. Если вам любопытно, она также принимает фаворита королевы, Роберта Дадли, Дьюка Норфолка и графа Вестмоленда.
   Она дернулась, пытаясь сбросить его руку со своей лодыжки.
   — Я могу продолжить. Бабушка любила давать банкеты и устраивать всякого рода приемы. Она была зла, что Ее Величество не приглашали ее ко двору, где проходили самые пышные торжества.
   Дерри отступил и позволил себе хорошенько рассмотреть Тею. Она опомнилась от страха, который он умышленно нагнал на нее, и, похоже, была зла на себя за то, что подчинилась ему.
   — Кровь Господня, женщина, ты всегда упираешься, когда тебя спрашивают о чем-либо?
   — Вы угрожали мне.
   Закусив губу, он изучал ее, пока она смотрела на него. Потом поставил ее на землю.
   — Ты напишешь эти имена на бумаге, и я отдам их своему хозяину.
   — Вы сами напишете их.