Все! Лучшего момента не будет.
Кузьмичев сделал несколько шагов вперед и вытащил из кармана пистолет.
- Вот она! - послышался сзади него громкий женский крик. - Варенька! Доченька моя! Генрих! Быстрее к ней! Я узнала ее!
Кузьмичев на секунду обернулся. Он увидел, как к девушке бегут несколько рослых мужчин, а за ними спешит женщина в длинной норковой шубе.
- Варенька! - еще громче крикнула она. - Я узнала тебя!
Девушка тоже повернулась на голос.
- Мама... - прошептала она еле слышно.
"Не будет по-вашему...", - подумал Кузьмичев и поднял пистолет.
И тут же упал на землю, сбитый каким-то грузным телом.
Он инстинктивно нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел.
Крик ужаса пронесся по перрону. Одни в панике бросились бежать в сторону здания вокзала, другие - в противоположную. Телохранители Кати оказались отрезанными от Кузьмичева и Марины этой несущейся на них толпой. Им осталось одно - встать плотной стеной, чтобы толпа не сбила с ног Екатерину Марковну.
Они были высокого роста и довольно хорошо видели, как некто в черном сидит верхом на человеке, который стрелял, и душит его. А девушка стоит поодаль, совершенно одна, в некоем пустом пространстве, образовавшемся вокруг нее, и с изумлением глядит на эту картину.
- М-м-м... - мычал Кузьмичев, пытаясь оторвать от своего горла стальные пальцы.
Но разорвать эту хватку было невозможно. Ненависть сделала ее железной, воистину мертвой.
- Теперь ты никуда от меня не денешься, - прохрипел Усатый, все сильнее и сильнее сжимая пальцы.
Телохранители никак не могли разойтись с перепуганными людьми, только Генрих умудрился, пригнувшись, буквально просочиться сквозь толпу.
Он быстро прошел мимо Усатого и Кузьмичева, как-то неопределенно махнул рукой в их сторону и подошел к девушке, в растерянности стоящей на перроне.
- Вы Варвара Раевская? - спросил он, и голос этого железного человека слегка дрогнул. Но девушка ничего не заметила.
- Да, - ответила она.
- Моя фамилия Генрих Цандер. Я руководитель службы охраны Владимира Алексеевича Раевского, вашего отца. Будьте любезны, держитесь меня. Мне кажется, что человек, стрелявший в вас, уже не сможет причинить вам зла, он находится под надежным контролем, как вы видите сами. Я буду стоять с вами рядом, пока не подойдут наши люди. Вы видите, что они не могут разойтись с толпой, напуганной выстрелом. Они обязаны охранять вашу маму - Екатерину Марковну. Может быть, вы видите ее?
Генрих старался говорить как можно более казенным языком, чтобы душившие его слезы не стали заметны.
Марина же была совершенно спокойна. Она почему-то была уверена, что все кончится хорошо. Ее вдохновлял сон, вдохновляли светлые мысли. Она верила, что бог на их стороне, что он поможет им. И он помог, появившись непонятно откуда в лице ее ангела-хранителя Георгия Антоновича Климова.
- Вы знаете этого человека? - спросил Генрих.
- Да. Это Георгий Антонович. Это он спас меня в Рыбачьем.
Наконец, толпе удалось разойтись, а телохранителям взять Екатерину Марковну в плотное кольцо. Они подошли к Марине...
И тут выдержка изменила Кате. Она замерла, в упор глядя на дочь, не в состоянии сделать ни единого шага.
- Это ты? - помертвевшими губами прошептала она.
- Мама?!
- Я... Я... - бормотала Катя. - Доченька... Прости меня за все... Прости...
Она уже буквально падала на руки охранников, но Марина подбежала к ней и сама поддержала ее. А тем временем двое мускулистых телохранителей сумели-таки оторвать пальцы Усатого от горла Кузьмичева.
- Он мертв, - произнес один, глядя на посиневшего, с вывалившимся языком и выпученными глазами Павла Дорофеевича, лежащего на перроне.
- Да и этот, кажется, тоже, - с изумлением произнес другой, глядя на Климова, упавшего своей непокрытой седой головой на промерзший перрон. Екатерина Марковна! - крикнул он. - Они оба мертвы!
Марина, услышав это, бросилась к Усатому и наклонилась над ним.
Он лежал на спине на обледенелом перроне без движения.
- Помогите ему! - крикнула она. - Помогите кто-нибудь! Врачей! Сюда надо врачей!
И, словно бы услышав на пороге жизни и смерти этот родной голос, Усатый приоткрыл глаза.
- Марина? - прошептал он. - С тобой все в порядке?
- Все, все в порядке. А вы!.. Что с вами?
- Я немного устал, дышать трудно, - попытался улыбнуться он. - Сама видела... Пришлось немного потрудиться.
- Откуда же вы на этот раз взялись? Свалились с неба?
- Нет, девочка, все гораздо проще, - произнес он дрожащими губами. - Я ехал в этом поезде из Тулы.
- Держитесь... Сейчас вам помогут.
- Я... Все... Все в порядке... - шептал Усатый. - Я сделал, что нужно. Надька видит меня... Она гордится мной. Прости меня и ее за все...
Подошла и Екатерина Марковна. Кто-то побежал за врачом.
- Вы... Мама? - спросил Климов. Катя молча кивнула.
- Простите нас... - совсем беззвучно прошептал он, делая попытку улыбнуться. - Меня и покойную Надежду. Возвращаю вам дочь...
И закрыл глаза.
- Он умер, - прошептала Марина, беспомощно огляделась и бросилась на шею к матери.
И тут, наконец, сказалось все жуткое напряжение, в котором она пребывала и которого даже не ощущала. Она разразилась отчаянными рыданиями, которые никак не могли прекратиться. Зарыдала и Катя, тоже дав волю накопившимся за последние дни эмоциям. И стоящие вокруг видавшие виды могучие телохранители тоже едва сдерживали слезы.
Мать и дочь сидели на заднем сиденье "Мерседеса", мчавшего их домой. За рулем сидел Генрих Цандер. Он думал о своем. Теперь он может выполнить обещание, данное самому себе, и вернуться в Германию, где его уже отчаялись ждать родители...
А Катя дрожащими пальцами набирала номер телефона Владимира.
- Ну что?!!! - услышала она в трубке взволнованный голос мужа.
- Володя... Володенька... - сквозь рыдания повторяла Катя. - Она здесь, наша Варенька здесь, со мной, я обнимаю ее. Вот она, она снова с нами. Вот она, я дотрагиваюсь до нее, я целую ее. Только... Только... Мы чуть снова не потеряли ее... Там, на вокзале... Не могу, не могу... Потом все расскажу... Володенька... Вот она... Вот она рядом со мной... Девочка моя дорогая... Я обнимаю ее, я целую ее... Доченька наша...
Владимир молчал, не в состоянии произнести ни слова.
- Ты где, Володя, ты где? - спрашивала Катя, не вытирая слез, обильно текущих по щекам.
- Подъезжаем к кольцевой дороге... - наконец сумел произнести он.
- Давай встретимся у поста ГАИ на Рублевском шоссе, - произнесла сквозь душившие ее рыдания Катя. - И вместе поедем домой...
- Договорились! - воскликнул Владимир.
- Это папа? - спросила Марина, прижимаясь к матери. Она вглядывалась в ее лицо и словно пыталась что-то припомнить, что-то далекое и давно забытое.
- Да, это он... Скоро ты увидишь его.
- Мама, я видела тебя сегодня ночью во сне, - шептала Марина. - И ты знаешь, я представляла тебя именно такой, какая ты есть.
Катя была очень бледна, щеки были испачканы черной тушью от слез. Она никак не могла поверить в то, что ее дочь, ее Варенька сидит рядом с ней, что она живая, теплая, что ее можно потрогать и поцеловать.
- Господи, - произнесла Катя, вспоминая произошедшее на вокзале. Господи, когда я думаю о том, что могло произойти, я теряю сознание от ужаса. Откуда мог взяться на вокзале этот Кузьмичев?! Вот эта страшная опасность, которую я все время предчувствовала.
- Это наш недогляд, Екатерина Марковна, - нарушил молчание Генрих. Полагаю, что он следил за нами от дома.
- Георгий Антонович второй раз спас меня, - произнесла Марина. - Спас меня и отомстил Кузьмичеву.
- Не выдержало сердце, - вздохнула Катя.
- Да, он был очень болен. Поэтому я и провела с ним некоторое время в Крыму. Я не могла оставить его. К тому же он постоянно боялся опасности со стороны Кузьмичева. И как же он оказался прав. Царство ему небесное. Мама, меня мучает только одна мысль, мне срочно нужно найти Сережу. Я же ничего не знаю о нем. В последний раз его видели в ночь с девяносто третьего на девяносто четвертый год в Ялте. Как раз тогда покончила с собой Надежда Климова. И все, больше никаких сведений...
В зеркале заднего вида Марина увидела сдержанную улыбку Генриха.
- Вы что-то о нем знаете?! - с надеждой спросила Марина.
- Неужели ты ничего не знаешь? - улыбнулась сквозь слезы Катя, понемногу начиная приходить в себя.
- А что я могу знать? Откуда?
- Но ведь с вами в Турции был этот... Султан Гараев, который вместе с нами был в Абхазии, когда мы в очередной раз потеряли тебя. Он что, ничего тебе не говорил?
- Он вообще не говорил со мной. Со мной говорил только Кузьмичев. Но он о Сергее тоже ничего не сказал.
- Тогда жди... Тебя ждет сюрприз.
-Когда?!!!
- Когда? Полагаю, минут через двадцать - двадцать пять, не более...
- Расскажи, мама, - прижалась к матери Марина.
- Нет, - твердо ответила Катя. - Ничего я тебе не скажу. Слишком много радостных впечатлений за такой короткий промежуток времени. Надо немного передохнуть.
- Вы нашли его?!!! - поняла Марина.
- Жди... Скоро ты все узнаешь.
Больше Марина ничего не спрашивала. Она глядела в окно машины, видела пушистые хлопья снега, видела зимнюю Москву, в которой она так давно не была. Ей вспоминалась вся ее жизнь, даже то, чего она вообще не могла помнить. Она словно бы видела воочию летний день семьдесят второго года, коляску около магазина, молодую маму, забежавшую купить ей пакет молока, затем Надежду Климову, вытащившую ее из коляски и быстрыми шагами направившуюся к машине, в которой ждал ее раздраженный и недовольный Георгий. Она видела и другой летний день, когда крепко, словно за спасательный круг в море зла и беспредела, держась за руку Сергея, она вышла из метро и ступила на московский тротуар, видела квартиру на проспекте Вернадского, откуда их вскоре выгнали, видела их уютный домик в подмосковном поселке Ракитино, из которого тоже пришлось бежать, видела переполненную потными озлобленными женщинами камеру в Бутырской тюрьме, а затем зимний пасмурный день в поселке Дарьино, когда следователь Цедринский дал ей возможность убежать со следственного эксперимента, видела квартиру Олега Жигорина, куда они пришли с Сергеем после побега, квартиру врача Зиновия Григорьевича, куда вошел Сергей после пластической операции. Все московские и подмосковные картины мелькали перед ней как в калейдоскопе. И снова она в Москве... Она едет домой...
Когда-то, в восемьдесят восьмом году, на перроне Курского вокзала она встретила Сергея, одинокого, беспомощного. Она протянула ему руку, и он схватился за нее, как в свое время она за него. Они поехали во Владимирскую глушь, бежали от человеческого зла, навалившегося на их молодые плечи со всей могучей тяжестью. Теперь же, спустя десять с лишним лет, на другом перроне того же Курского вокзала произошла развязка этой многолетней драмы.
Отвезли в морг тела двух старых заклятых врагов - Кузьмичева, умершего от удушья, и Георгия Климова, скончавшегося от обширного инфаркта, вызванного сильным душевным волнением.
А она сидела на заднем сиденье автомобиля рядом с матерью, которую практически не знала, и вспоминала всю свою почти двадцативосьмилетнюю жизнь.
- Мама, - спросила она. - А когда у меня день рождения?
- Десятого апреля.
- Надо же... А я всегда считала, что двадцать третьего мая.
- Нет, - побледнела Катя. - Это черная дата в нашей жизни.
Марина поняла смысл ее слов. Это был день, когда ее похитили. Надежда считала именно этот день днем ее рождения. Эта дата была записана в ее свидетельстве о рождении, именно в этот день она получала казенные поздравления от педагогов и воспитателей детского дома.
- Мама... - прошептала Марина. - Ты знаешь, мне поначалу будет очень трудно. Я не могу привыкнуть к нормальной жизни. Я привыкла к чему-то другому, к погоням, побегам, к тому, что надо скрываться и бояться...
- Я это знаю, - улыбнулась Катя и поцеловала ее в щеку. - У тебя будет немало трудностей, но ты не думай об этом. Думай о другом, думай о том, сколько радостных моментов тебе предстоит испытать. Ты увидишь наш дом, наш парк, нашу библиотеку, наш спортивный зал, бассейн. Теперь ты будешь жить в настоящем раю.
- Для меня рай - это то, что рядом теперь будешь ты, - прошептала Марина. - И папа, - добавила она. - А где жить, мне все равно.
- Для нас тоже. Вся эта роскошь была сущим адом, должна тебе сказать. Теперь все будет по-другому. Мы поедем с тобой на кладбище, где похоронены твои дедушка и бабушка, родители твоего отца, так и не дождавшиеся тебя, поедем в Киев, где похоронены мои родители...
- А что с Кириллом Петровичем Олеванцевым? - спросила Марина.
- Он умер в начале девяносто пятого года, в день своего рождения. Похоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища в Петербурге. Вы обязательно съездите и туда.
- С Сережей?!
- Потерпи немного, девочка. Потерпи. Сегодня тебя ждет масса приятных сюрпризов.
Они подъехали к развилке окружной дороги и Рублево-Успенского шоссе.
- Ну что, дочка, - произнесла Катя, не зная, как именно ее называть, на какое имя она будет откликаться. - Нас опередили, они уже здесь. Погляди, там у машины стоят двое мужчин. Самое интересное, что они нас даже не замечают, так увлечены своим разговором. Узнаешь их?
До черного лимузина было довольно далеко. Светать еще не начинало. Около его передней двери стояли и курили двое высоких мужчин. Один стоял лицом к ней. Он был в длинном черном пальто, с непокрытой, совершенно седой головой. Марина поняла, что это и есть ее родной отец - Владимир Раевский. Второй же был в короткой черной дубленке и замшевой черной кепочке. Он стоял лицом к Раевскому и спиной к ней. Но Марина уже поняла, кто это. Чуть ли не на ходу она выпрыгнула из машины и бросилась к этим мужчинам.
- Сережка! Сережка! - кричала она, размахивая руками.
Мужчина в дубленке резко обернулся. Он хотел было сделать шаг по направлению к бегущей к нему женщине, но ноги отказывались слушаться его. Раевский даже слегка подтолкнул его в спину, но тот продолжал стоять без движения.
Он видел не бегущую к нему Марину, он видел черную ночь в Царском Селе, безжизненное тело на асфальте и себя, наклонившегося к ней, зовущего в жутком отчаянии кого-нибудь на помощь. Ему не верилось, что происходящее сейчас, мягким снежным январским утром, это правда, а не сон. Казалось, что чудо сейчас исчезнет, и он, как это часто бывало, проснется в тоске и одиночестве.
Она добежала до него и вдруг резко остановилась.
Они стояли друг против друга и молчали. Они не смогли бы ответить, сколько времени они так простояли.
- Это ты? - наконец, тихо произнес он. Марина молча кивнула.
- Ты не растворишься? Не улетишь от меня?
- Нет, - прошептала она, глотая слезы. - Мы никогда с тобой больше не расстанемся... Никогда.
Он протянул руку и, словно желая удостовериться, что перед ним не видение, дотронулся до ее плеча, затем до щеки. И только тут он осознал, что это она, живая и здоровая, стоит рядом с ним. Он взял ее за теплую мягкую ладошку и потянул к себе.
- Ты кое-что забыла там, в горном селении, - произнес он и вытащил из кармана маленькую оранжевую собачку с глазками-бусинками. Марина поглядела на нее и удивилась, что глазки были совсем черные, а не поблекшие от времени...
- У нее такие черные глазки, - протянула она.
- Они снова блестят, - улыбнулся он. - Радуются от того, что видят тебя. Шучу, - вдруг весело засмеялся он. - Я их недавно черным фломастером обновил. Хотел тебе сделать подарок на Новый год. А ты так и не появилась.
И только после этих слов они бросились в объятия друг друга. Поодаль стояли Владимир и Катя.
- Ты не верила, - произнес Владимир, обнимая жену.
- Нет, это ты не верил, - возразила Катя, улыбаясь сквозь слезы.
- Марина, - сказал Сергей, вспоминая про Владимира Алексеевича. - Ты же не познакомилась со своим отцом...
Марина резко обернулась и внимательно поглядела на Раевского, седого, бледного, в длинном черном пальто.
- Да мы уже знакомы, - улыбнулся Раевский, целуя дочь. - Только очень давно не виделись. С тех пор, когда я под предлогом подготовки к диплому переписывал на магнитофон пластинку Битлов и отказался с тобой погулять.
- Да, как она долго гуляла, почти двадцать семь лет, - совсем тихо, виноватым тоном произнесла Катя и крепко прижалась к мужу. - Вот она, Володенька, наконец-то я привезла тебе ее.
- Она прекрасно выглядит. Только очень выросла за это время. Дочка, ты почти с меня ростом и гораздо выше своей мамы, - удивился он. - А как ты похожа на нее.
- По-моему, больше на тебя, - возразила Катя.
- А где же вы нашли Сережу? - никак не могла взять в толк Марина.
- Неужели ты могла подумать, что мы не найдем друг друга? Ведь если бы мы не нашли друг друга, то не нашли бы и тебя. А подробности позже. Полагаю, нам есть что рассказать друг другу.
- Рассказывать о своих приключениях мы сможем всю оставшуюся жизнь, сказал Сергей.
- А жизнь у нас теперь будет очень долгой, - добавила Катя. - Однако, что мы стоим? Поехали домой.
- Да, действительно, - сказал Владимир. - Пока мы вас ждали, я уже позвонил домой. Там готовится настоящий пир.
- Надеюсь, свадебный? - спросила Марина, прижимаясь к плечу Сергея. - Я хочу, чтобы мы немедленно расписались с Сережей.
- Ты торопишь события, дочка, - засмеялся Владимир. - Будет и свадебный, ты не волнуйся. Вопрос возникает другой, как мы тебя должны называть. Для него ты Марина, для нас Варя. Как быть? Разреши наши сомнения.
- Я была Варей, была Еленой, - засмеялась она. - Но откликалась всегда только на одно имя. Каким меня называл он. - Она прижалась к Сергею и ласково поглядела ему в глаза. - Извините меня, папа и мама...
- Разве в этом дело? - сказала Катя, однако в ее голосе Владимир услышал нотки обиды и ревности и едва заметно укоризненно покачал головой. Разве дело в том, как ее называть? Ведь произошло настоящее чудо, в которое они порой уже отчаивались верить. Она стояла рядом с ними, она улыбалась им...
- Мы как-нибудь уладим этот вопрос, - сказал Сергей. - Честное слово, мы что-нибудь обязательно придумаем.
Они не садились в машины, продолжали стоять, словно желая продлить этот волшебный момент встречи.
- Я должен кое-что сказать тебе, - произнес Сергей, держа Марину за руку. - Ты помнишь, что произошло в Стамбуле?..
- Очень смутно. Мне было так страшно, я находилась как будто в бреду.
- Там был Олег. Он хотел спасти тебя. Если бы ему удалось это, наша встреча произошла бы еще в сентябре.
- Да. Ведь это он подошел ко мне в центре города в тот день. Теперь я точно вспомнила. Ты понимаешь, воспоминания пришли ко мне, словно из какого-то тумана. И что с ним?
- Его убили бандиты. Он остался там же, около твоего дома.
- Господи... - закрыла она лицо руками. - Бедный Олег...
- Я отомстил за него, - глухо произнес Сергей. - Но не будем больше вспоминать об этом. Я просто хотел, чтобы ты знала.
- А Георгий Антонович только что на моих глазах убил Кузьмичева. Кузьмичев стрелял в меня на перроне. И попал, если бы не он. А Георгий Антонович умер, не выдержало сердце... - произнесла Марина.
Сергей ничего не ответил, только вздрогнул при мысли, что он мог потерять ее. И уже навсегда. Крепко сжал ее ладонь и пристально поглядел ей в глаза.
Они долго стояли и молчали, понимая, как дорого заплатили многие люди за то, чтобы эта встреча состоялась. Катя, захлебываясь от волнения и заливаясь слезами, рассказывала Владимиру в подробностях, что произошло час назад на платформе Курского вокзала. Тот слушал, ничего не говорил, только молча хватался рукой за голову.
- Отдай мне мою собачку, - попросила Марина. - Ты опять положил ее в свой карман. А ведь это мой талисман.
- Собачка моя, - возразил он. - Ведь это ты подарила мне ее на Новый год в Ракитино.
- Да, действительно, - вздохнула она. - Я многое стала забывать. Но теперь я вспомню все.
- А многое, наоборот, забудешь, - добавил Раевский, подходя к ним. - Зачем помнить то, что не нужно?
- Нет, Володя, - возразила Катя. - Помнить надо все. Чтобы никогда не повторять ошибок прошлого и каждое мгновение ощущать, что каждый из нас значит друг для друга.
ЭПИЛОГ Апрель 2000 г.
В начале двухтысячного года Галина Кузьмичева и Виктор Нетребин переехали в Москву. После произошедших событий оставаться в Землянске им не хотелось, слишком уж много трагических событий было связано у них с этим городом. И от людской молвы тоже никуда не деться, а в таком маленьком городке это особенно ощутимо. Они продали дом в Землянске и купили двухкомнатную квартиру на проспекте Вернадского.
А во второй половине апреля они наконец собрались пойти в ЗАГС зарегистрировать законным браком свои отношения. Из Пензенской области приехали родители Галины и остались дома с трехлетней Дашей.
Был теплый солнечный день. Небо было синим и совершенно безоблачным, дул легкий весенний ветерок. Их темно-зеленая "Волга" подъехала к зданию ЗАГСа.
- Смотри, - показал Виктор Гале на вереницу иномарок, одна краше другой, стоящих у здания. - Крутые приехали жениться.
- Нам-то что до них? - улыбнулась Галя. - Главное, что мы с тобой наконец-то распишемся. А то живем, как чужие, а я до сих пор ношу ненавистную фамилию. И Дашенька тоже.
- Ничего, мы это дело сегодня уладим, - засмеялся Виктор. - Никаких ненавистных фамилий в нашем доме больше не будет.
Они вышли из машины. Галя взяла Виктора под руку, и они медленно пошли к дверям ЗАГСа.
В это самое время двери открылись, и оттуда вышло множество людей. Впереди - высокая женщина лет двадцати восьми в легком светлом плаще с непокрытыми русыми волосами. Рядом, с ребенком на руках - высокий брюнет с сильной проседью на висках, с небольшими усиками, одетый в черный костюм. Сзади - женщина лет сорока пяти в модном бежевом пальто. Они были плотно окружены толпой могучих телохранителей.
- Галка... - удивленно произнес Виктор. - Узнаешь?
- Это же... - сказала она. - Это же тот самый мужчина, который был у нас в Землянске вместе с Раевским.
- Значит, это... Она... Все газеты писали про то, что Раевский отыскал свою дочь.
Узнал их и Сергей. Он отдал ребенка жене и подошел к Виктору и Галине.
- Какими судьбами? - широко улыбнулся он.
- Вот, - смущенно произнес Виктор. - Теперь мы москвичи. Живем тут неподалеку. Пришли регистрировать наш брак. Задним, так сказать, числом.
- Запаздываете, - рассмеялся Сергей. - Мы давно уже зарегистрировались. И тоже живем неподалеку. Владимир Алексеевич выкупил мою старую квартиру на проспекте Вернадского, и мы теперь снова живем там. Так что будем ходить друг к другу в гости. Марина, подойди, пожалуйста, поздоровайся со своим бывшим однокашником.
- Здравствуйте, - сказал Виктор. - Да, обитали мы с вами когда-то в незапамятное время в одном славном заведении. Только в разное время. Вижу, вас можно поздравить.
- Поздравить надо прежде всего меня', - подошла к ним Екатерина Марковна. - Сережа выполнил свое обещание и уладил одну проблему. И теперь у нас снова есть Варенька. А то Марина нашлась, а Варенька так и пропала. А вот она! И, главное, как две капли воды похожа на маму, когда она была в ее возрасте.
Марина приоткрыла белоснежный конверт и показала Галине и Виктору сморщенное личико маленькой Вареньки. Девочка приоткрыла глаза и снова закрыла их, жмурясь от яркого солнца.
- А где Владимир Алексеевич? - спросил Виктор. - Почему его нет с вами?
- Летает по белу свету, занимается делами. Теперь у него есть на это время, - засмеялась Екатерина Марковна. - Но к вечеру обещал быть дома. Поздравляем вас с законным браком. Поехали, дочка, девочке пора кушать, сказала она Марине и пошла вперед. - Надеюсь, сегодня вы ночуете у нас? спросила она, оборачиваясь.
- Конечно, мама, сегодня ведь у нас праздник, - улыбнулась Марина. Когда она впервые попала в дом родителей, она была, разумеется, поражена его роскошью. Но самым лучшим подарком отца была выкупленная им у новых владельцев та самая трехкомнатная квартира на проспекте Вернадского, куда ее, одиннадцатилетнюю, за ручку привел много лет назад Сергей. И только там она чувствовала себя дома. В этом году отец обещал ей сделать еще один подарок восстановить домик в Ракитино. А особняк родителей так и оставался для нее чем-то вроде музея или культурного центра, в который она ездит на экскурсию.
- Скажите, - обратился Виктор, отзывая Сергея в сторону. - Я обо всем знаю из газет, кроме одного. Где похоронили Георгия Антоновича? Мы бы хотели когда-нибудь съездить на его могилу.
- Мы доставили его тело в Ялту и похоронили рядом с Надеждой. Это был наш долг. Если бы не он... - нахмурился от тяжелых воспоминаний Сергей.
Они пожали друг другу руки и разошлись. Когда Марина, Катя и Сергей уже сидели в машине, раздался звонок по мобильному.
- Да... Да... Здравствуй! Боже мой! - улыбнулась Катя. - Вот уж не ожидала, так не ожидала. Поздравляю тебя, от души поздравляю. Но и ты должен нас поздравить. Извини, тебе даже не сообщили. У нас десять дней назад родилась внучка Варенька. Надеялись, что родится десятого, как мама, но она нас подвела, немного задержалась и родилась двенадцатого. В День космонавтики... - добавила, засмеявшись, она. - Владимир Алексеевич ее еще не видел, он сейчас в Монреале, до этого был в Сан-Франциско, сегодня вечером прилетает. Мы только что зарегистрировали девочку в ЗАГСе, едем домой. Спасибо, спасибо... Не знаю, не знаю, постараемся. Спасибо, еще раз прими мои поздравления! Мы скучаем по тебе, нам тебя очень не хватает! Спасибо!
- Кто это? - удивленно спросила Марина. - Кого и с чем ты поздравляешь?
- Это наш Генрих. Вы представляете, он решил жениться. Вот не ожидала. Мне он представлялся каким-то вечным закоренелым холостяком. А он через две недели приглашает нас всех к нему на свадьбу. Вы как хотите, а мы с папой поедем. Я так скучаю по Генриху. Как я его отговаривала, когда он решил от нас уехать. Но он непреклонный человек, раз сказал, значит, все. Впрочем, там его родина, там его родители, он совершенно прав...
- Между прочим, Генрих очень переживал, что не он, а Георгий Антонович спас жизнь Марине, - добавил Сергей. - Он сам мне говорил об этом перед отъездом. И Митя Марчук огорчался, что его в этот день не оказалось в Москве.
- Нет, - произнесла Марина. - Хорошо, что получилось именно так. Именно Георгий Антонович, а не кто-либо другой должен был спасти меня в то утро. А он за один месяц сделал это дважды. Да, именно так должен был замкнуться этот круг. Только он, и никто другой. Жаль только, что он сделал это ценой собственной жизни.
Машина быстро мчалась к особняку Раевских. Ярко светило солнце, проплывали облака, мелькали еще почти совсем голые деревья, начинающие зеленеть поля, заборы, дома...
Все вдруг внезапно замолчали, ушли в себя. Каждый думал о своем, каждый вспоминал свое. Каждый отчетливо понимал, какую высокую цену он заплатил за счастье сегодняшнего дня, за этот солнечный апрельский день.
И только крошечная Варенька еще ничего не понимала. Впрочем, может быть, это только взрослые считали, что она ничего не понимала.
Девочка лежала на руках у Марины с открытыми глазками и смотрела куда-то вверх. Сергей внимательно поглядел на дочку, и вдруг ему пришло в голову, что она понимает в этот момент нечто такое, чего не понимает никто из них, что в этих ясных голубых глазках сосредоточен весь прошлый, настоящий и будущий мир, все его звуки, краски и запахи. И в глубину этого понимания не дано проникнуть никому...
Кузьмичев сделал несколько шагов вперед и вытащил из кармана пистолет.
- Вот она! - послышался сзади него громкий женский крик. - Варенька! Доченька моя! Генрих! Быстрее к ней! Я узнала ее!
Кузьмичев на секунду обернулся. Он увидел, как к девушке бегут несколько рослых мужчин, а за ними спешит женщина в длинной норковой шубе.
- Варенька! - еще громче крикнула она. - Я узнала тебя!
Девушка тоже повернулась на голос.
- Мама... - прошептала она еле слышно.
"Не будет по-вашему...", - подумал Кузьмичев и поднял пистолет.
И тут же упал на землю, сбитый каким-то грузным телом.
Он инстинктивно нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел.
Крик ужаса пронесся по перрону. Одни в панике бросились бежать в сторону здания вокзала, другие - в противоположную. Телохранители Кати оказались отрезанными от Кузьмичева и Марины этой несущейся на них толпой. Им осталось одно - встать плотной стеной, чтобы толпа не сбила с ног Екатерину Марковну.
Они были высокого роста и довольно хорошо видели, как некто в черном сидит верхом на человеке, который стрелял, и душит его. А девушка стоит поодаль, совершенно одна, в некоем пустом пространстве, образовавшемся вокруг нее, и с изумлением глядит на эту картину.
- М-м-м... - мычал Кузьмичев, пытаясь оторвать от своего горла стальные пальцы.
Но разорвать эту хватку было невозможно. Ненависть сделала ее железной, воистину мертвой.
- Теперь ты никуда от меня не денешься, - прохрипел Усатый, все сильнее и сильнее сжимая пальцы.
Телохранители никак не могли разойтись с перепуганными людьми, только Генрих умудрился, пригнувшись, буквально просочиться сквозь толпу.
Он быстро прошел мимо Усатого и Кузьмичева, как-то неопределенно махнул рукой в их сторону и подошел к девушке, в растерянности стоящей на перроне.
- Вы Варвара Раевская? - спросил он, и голос этого железного человека слегка дрогнул. Но девушка ничего не заметила.
- Да, - ответила она.
- Моя фамилия Генрих Цандер. Я руководитель службы охраны Владимира Алексеевича Раевского, вашего отца. Будьте любезны, держитесь меня. Мне кажется, что человек, стрелявший в вас, уже не сможет причинить вам зла, он находится под надежным контролем, как вы видите сами. Я буду стоять с вами рядом, пока не подойдут наши люди. Вы видите, что они не могут разойтись с толпой, напуганной выстрелом. Они обязаны охранять вашу маму - Екатерину Марковну. Может быть, вы видите ее?
Генрих старался говорить как можно более казенным языком, чтобы душившие его слезы не стали заметны.
Марина же была совершенно спокойна. Она почему-то была уверена, что все кончится хорошо. Ее вдохновлял сон, вдохновляли светлые мысли. Она верила, что бог на их стороне, что он поможет им. И он помог, появившись непонятно откуда в лице ее ангела-хранителя Георгия Антоновича Климова.
- Вы знаете этого человека? - спросил Генрих.
- Да. Это Георгий Антонович. Это он спас меня в Рыбачьем.
Наконец, толпе удалось разойтись, а телохранителям взять Екатерину Марковну в плотное кольцо. Они подошли к Марине...
И тут выдержка изменила Кате. Она замерла, в упор глядя на дочь, не в состоянии сделать ни единого шага.
- Это ты? - помертвевшими губами прошептала она.
- Мама?!
- Я... Я... - бормотала Катя. - Доченька... Прости меня за все... Прости...
Она уже буквально падала на руки охранников, но Марина подбежала к ней и сама поддержала ее. А тем временем двое мускулистых телохранителей сумели-таки оторвать пальцы Усатого от горла Кузьмичева.
- Он мертв, - произнес один, глядя на посиневшего, с вывалившимся языком и выпученными глазами Павла Дорофеевича, лежащего на перроне.
- Да и этот, кажется, тоже, - с изумлением произнес другой, глядя на Климова, упавшего своей непокрытой седой головой на промерзший перрон. Екатерина Марковна! - крикнул он. - Они оба мертвы!
Марина, услышав это, бросилась к Усатому и наклонилась над ним.
Он лежал на спине на обледенелом перроне без движения.
- Помогите ему! - крикнула она. - Помогите кто-нибудь! Врачей! Сюда надо врачей!
И, словно бы услышав на пороге жизни и смерти этот родной голос, Усатый приоткрыл глаза.
- Марина? - прошептал он. - С тобой все в порядке?
- Все, все в порядке. А вы!.. Что с вами?
- Я немного устал, дышать трудно, - попытался улыбнуться он. - Сама видела... Пришлось немного потрудиться.
- Откуда же вы на этот раз взялись? Свалились с неба?
- Нет, девочка, все гораздо проще, - произнес он дрожащими губами. - Я ехал в этом поезде из Тулы.
- Держитесь... Сейчас вам помогут.
- Я... Все... Все в порядке... - шептал Усатый. - Я сделал, что нужно. Надька видит меня... Она гордится мной. Прости меня и ее за все...
Подошла и Екатерина Марковна. Кто-то побежал за врачом.
- Вы... Мама? - спросил Климов. Катя молча кивнула.
- Простите нас... - совсем беззвучно прошептал он, делая попытку улыбнуться. - Меня и покойную Надежду. Возвращаю вам дочь...
И закрыл глаза.
- Он умер, - прошептала Марина, беспомощно огляделась и бросилась на шею к матери.
И тут, наконец, сказалось все жуткое напряжение, в котором она пребывала и которого даже не ощущала. Она разразилась отчаянными рыданиями, которые никак не могли прекратиться. Зарыдала и Катя, тоже дав волю накопившимся за последние дни эмоциям. И стоящие вокруг видавшие виды могучие телохранители тоже едва сдерживали слезы.
Мать и дочь сидели на заднем сиденье "Мерседеса", мчавшего их домой. За рулем сидел Генрих Цандер. Он думал о своем. Теперь он может выполнить обещание, данное самому себе, и вернуться в Германию, где его уже отчаялись ждать родители...
А Катя дрожащими пальцами набирала номер телефона Владимира.
- Ну что?!!! - услышала она в трубке взволнованный голос мужа.
- Володя... Володенька... - сквозь рыдания повторяла Катя. - Она здесь, наша Варенька здесь, со мной, я обнимаю ее. Вот она, она снова с нами. Вот она, я дотрагиваюсь до нее, я целую ее. Только... Только... Мы чуть снова не потеряли ее... Там, на вокзале... Не могу, не могу... Потом все расскажу... Володенька... Вот она... Вот она рядом со мной... Девочка моя дорогая... Я обнимаю ее, я целую ее... Доченька наша...
Владимир молчал, не в состоянии произнести ни слова.
- Ты где, Володя, ты где? - спрашивала Катя, не вытирая слез, обильно текущих по щекам.
- Подъезжаем к кольцевой дороге... - наконец сумел произнести он.
- Давай встретимся у поста ГАИ на Рублевском шоссе, - произнесла сквозь душившие ее рыдания Катя. - И вместе поедем домой...
- Договорились! - воскликнул Владимир.
- Это папа? - спросила Марина, прижимаясь к матери. Она вглядывалась в ее лицо и словно пыталась что-то припомнить, что-то далекое и давно забытое.
- Да, это он... Скоро ты увидишь его.
- Мама, я видела тебя сегодня ночью во сне, - шептала Марина. - И ты знаешь, я представляла тебя именно такой, какая ты есть.
Катя была очень бледна, щеки были испачканы черной тушью от слез. Она никак не могла поверить в то, что ее дочь, ее Варенька сидит рядом с ней, что она живая, теплая, что ее можно потрогать и поцеловать.
- Господи, - произнесла Катя, вспоминая произошедшее на вокзале. Господи, когда я думаю о том, что могло произойти, я теряю сознание от ужаса. Откуда мог взяться на вокзале этот Кузьмичев?! Вот эта страшная опасность, которую я все время предчувствовала.
- Это наш недогляд, Екатерина Марковна, - нарушил молчание Генрих. Полагаю, что он следил за нами от дома.
- Георгий Антонович второй раз спас меня, - произнесла Марина. - Спас меня и отомстил Кузьмичеву.
- Не выдержало сердце, - вздохнула Катя.
- Да, он был очень болен. Поэтому я и провела с ним некоторое время в Крыму. Я не могла оставить его. К тому же он постоянно боялся опасности со стороны Кузьмичева. И как же он оказался прав. Царство ему небесное. Мама, меня мучает только одна мысль, мне срочно нужно найти Сережу. Я же ничего не знаю о нем. В последний раз его видели в ночь с девяносто третьего на девяносто четвертый год в Ялте. Как раз тогда покончила с собой Надежда Климова. И все, больше никаких сведений...
В зеркале заднего вида Марина увидела сдержанную улыбку Генриха.
- Вы что-то о нем знаете?! - с надеждой спросила Марина.
- Неужели ты ничего не знаешь? - улыбнулась сквозь слезы Катя, понемногу начиная приходить в себя.
- А что я могу знать? Откуда?
- Но ведь с вами в Турции был этот... Султан Гараев, который вместе с нами был в Абхазии, когда мы в очередной раз потеряли тебя. Он что, ничего тебе не говорил?
- Он вообще не говорил со мной. Со мной говорил только Кузьмичев. Но он о Сергее тоже ничего не сказал.
- Тогда жди... Тебя ждет сюрприз.
-Когда?!!!
- Когда? Полагаю, минут через двадцать - двадцать пять, не более...
- Расскажи, мама, - прижалась к матери Марина.
- Нет, - твердо ответила Катя. - Ничего я тебе не скажу. Слишком много радостных впечатлений за такой короткий промежуток времени. Надо немного передохнуть.
- Вы нашли его?!!! - поняла Марина.
- Жди... Скоро ты все узнаешь.
Больше Марина ничего не спрашивала. Она глядела в окно машины, видела пушистые хлопья снега, видела зимнюю Москву, в которой она так давно не была. Ей вспоминалась вся ее жизнь, даже то, чего она вообще не могла помнить. Она словно бы видела воочию летний день семьдесят второго года, коляску около магазина, молодую маму, забежавшую купить ей пакет молока, затем Надежду Климову, вытащившую ее из коляски и быстрыми шагами направившуюся к машине, в которой ждал ее раздраженный и недовольный Георгий. Она видела и другой летний день, когда крепко, словно за спасательный круг в море зла и беспредела, держась за руку Сергея, она вышла из метро и ступила на московский тротуар, видела квартиру на проспекте Вернадского, откуда их вскоре выгнали, видела их уютный домик в подмосковном поселке Ракитино, из которого тоже пришлось бежать, видела переполненную потными озлобленными женщинами камеру в Бутырской тюрьме, а затем зимний пасмурный день в поселке Дарьино, когда следователь Цедринский дал ей возможность убежать со следственного эксперимента, видела квартиру Олега Жигорина, куда они пришли с Сергеем после побега, квартиру врача Зиновия Григорьевича, куда вошел Сергей после пластической операции. Все московские и подмосковные картины мелькали перед ней как в калейдоскопе. И снова она в Москве... Она едет домой...
Когда-то, в восемьдесят восьмом году, на перроне Курского вокзала она встретила Сергея, одинокого, беспомощного. Она протянула ему руку, и он схватился за нее, как в свое время она за него. Они поехали во Владимирскую глушь, бежали от человеческого зла, навалившегося на их молодые плечи со всей могучей тяжестью. Теперь же, спустя десять с лишним лет, на другом перроне того же Курского вокзала произошла развязка этой многолетней драмы.
Отвезли в морг тела двух старых заклятых врагов - Кузьмичева, умершего от удушья, и Георгия Климова, скончавшегося от обширного инфаркта, вызванного сильным душевным волнением.
А она сидела на заднем сиденье автомобиля рядом с матерью, которую практически не знала, и вспоминала всю свою почти двадцативосьмилетнюю жизнь.
- Мама, - спросила она. - А когда у меня день рождения?
- Десятого апреля.
- Надо же... А я всегда считала, что двадцать третьего мая.
- Нет, - побледнела Катя. - Это черная дата в нашей жизни.
Марина поняла смысл ее слов. Это был день, когда ее похитили. Надежда считала именно этот день днем ее рождения. Эта дата была записана в ее свидетельстве о рождении, именно в этот день она получала казенные поздравления от педагогов и воспитателей детского дома.
- Мама... - прошептала Марина. - Ты знаешь, мне поначалу будет очень трудно. Я не могу привыкнуть к нормальной жизни. Я привыкла к чему-то другому, к погоням, побегам, к тому, что надо скрываться и бояться...
- Я это знаю, - улыбнулась Катя и поцеловала ее в щеку. - У тебя будет немало трудностей, но ты не думай об этом. Думай о другом, думай о том, сколько радостных моментов тебе предстоит испытать. Ты увидишь наш дом, наш парк, нашу библиотеку, наш спортивный зал, бассейн. Теперь ты будешь жить в настоящем раю.
- Для меня рай - это то, что рядом теперь будешь ты, - прошептала Марина. - И папа, - добавила она. - А где жить, мне все равно.
- Для нас тоже. Вся эта роскошь была сущим адом, должна тебе сказать. Теперь все будет по-другому. Мы поедем с тобой на кладбище, где похоронены твои дедушка и бабушка, родители твоего отца, так и не дождавшиеся тебя, поедем в Киев, где похоронены мои родители...
- А что с Кириллом Петровичем Олеванцевым? - спросила Марина.
- Он умер в начале девяносто пятого года, в день своего рождения. Похоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища в Петербурге. Вы обязательно съездите и туда.
- С Сережей?!
- Потерпи немного, девочка. Потерпи. Сегодня тебя ждет масса приятных сюрпризов.
Они подъехали к развилке окружной дороги и Рублево-Успенского шоссе.
- Ну что, дочка, - произнесла Катя, не зная, как именно ее называть, на какое имя она будет откликаться. - Нас опередили, они уже здесь. Погляди, там у машины стоят двое мужчин. Самое интересное, что они нас даже не замечают, так увлечены своим разговором. Узнаешь их?
До черного лимузина было довольно далеко. Светать еще не начинало. Около его передней двери стояли и курили двое высоких мужчин. Один стоял лицом к ней. Он был в длинном черном пальто, с непокрытой, совершенно седой головой. Марина поняла, что это и есть ее родной отец - Владимир Раевский. Второй же был в короткой черной дубленке и замшевой черной кепочке. Он стоял лицом к Раевскому и спиной к ней. Но Марина уже поняла, кто это. Чуть ли не на ходу она выпрыгнула из машины и бросилась к этим мужчинам.
- Сережка! Сережка! - кричала она, размахивая руками.
Мужчина в дубленке резко обернулся. Он хотел было сделать шаг по направлению к бегущей к нему женщине, но ноги отказывались слушаться его. Раевский даже слегка подтолкнул его в спину, но тот продолжал стоять без движения.
Он видел не бегущую к нему Марину, он видел черную ночь в Царском Селе, безжизненное тело на асфальте и себя, наклонившегося к ней, зовущего в жутком отчаянии кого-нибудь на помощь. Ему не верилось, что происходящее сейчас, мягким снежным январским утром, это правда, а не сон. Казалось, что чудо сейчас исчезнет, и он, как это часто бывало, проснется в тоске и одиночестве.
Она добежала до него и вдруг резко остановилась.
Они стояли друг против друга и молчали. Они не смогли бы ответить, сколько времени они так простояли.
- Это ты? - наконец, тихо произнес он. Марина молча кивнула.
- Ты не растворишься? Не улетишь от меня?
- Нет, - прошептала она, глотая слезы. - Мы никогда с тобой больше не расстанемся... Никогда.
Он протянул руку и, словно желая удостовериться, что перед ним не видение, дотронулся до ее плеча, затем до щеки. И только тут он осознал, что это она, живая и здоровая, стоит рядом с ним. Он взял ее за теплую мягкую ладошку и потянул к себе.
- Ты кое-что забыла там, в горном селении, - произнес он и вытащил из кармана маленькую оранжевую собачку с глазками-бусинками. Марина поглядела на нее и удивилась, что глазки были совсем черные, а не поблекшие от времени...
- У нее такие черные глазки, - протянула она.
- Они снова блестят, - улыбнулся он. - Радуются от того, что видят тебя. Шучу, - вдруг весело засмеялся он. - Я их недавно черным фломастером обновил. Хотел тебе сделать подарок на Новый год. А ты так и не появилась.
И только после этих слов они бросились в объятия друг друга. Поодаль стояли Владимир и Катя.
- Ты не верила, - произнес Владимир, обнимая жену.
- Нет, это ты не верил, - возразила Катя, улыбаясь сквозь слезы.
- Марина, - сказал Сергей, вспоминая про Владимира Алексеевича. - Ты же не познакомилась со своим отцом...
Марина резко обернулась и внимательно поглядела на Раевского, седого, бледного, в длинном черном пальто.
- Да мы уже знакомы, - улыбнулся Раевский, целуя дочь. - Только очень давно не виделись. С тех пор, когда я под предлогом подготовки к диплому переписывал на магнитофон пластинку Битлов и отказался с тобой погулять.
- Да, как она долго гуляла, почти двадцать семь лет, - совсем тихо, виноватым тоном произнесла Катя и крепко прижалась к мужу. - Вот она, Володенька, наконец-то я привезла тебе ее.
- Она прекрасно выглядит. Только очень выросла за это время. Дочка, ты почти с меня ростом и гораздо выше своей мамы, - удивился он. - А как ты похожа на нее.
- По-моему, больше на тебя, - возразила Катя.
- А где же вы нашли Сережу? - никак не могла взять в толк Марина.
- Неужели ты могла подумать, что мы не найдем друг друга? Ведь если бы мы не нашли друг друга, то не нашли бы и тебя. А подробности позже. Полагаю, нам есть что рассказать друг другу.
- Рассказывать о своих приключениях мы сможем всю оставшуюся жизнь, сказал Сергей.
- А жизнь у нас теперь будет очень долгой, - добавила Катя. - Однако, что мы стоим? Поехали домой.
- Да, действительно, - сказал Владимир. - Пока мы вас ждали, я уже позвонил домой. Там готовится настоящий пир.
- Надеюсь, свадебный? - спросила Марина, прижимаясь к плечу Сергея. - Я хочу, чтобы мы немедленно расписались с Сережей.
- Ты торопишь события, дочка, - засмеялся Владимир. - Будет и свадебный, ты не волнуйся. Вопрос возникает другой, как мы тебя должны называть. Для него ты Марина, для нас Варя. Как быть? Разреши наши сомнения.
- Я была Варей, была Еленой, - засмеялась она. - Но откликалась всегда только на одно имя. Каким меня называл он. - Она прижалась к Сергею и ласково поглядела ему в глаза. - Извините меня, папа и мама...
- Разве в этом дело? - сказала Катя, однако в ее голосе Владимир услышал нотки обиды и ревности и едва заметно укоризненно покачал головой. Разве дело в том, как ее называть? Ведь произошло настоящее чудо, в которое они порой уже отчаивались верить. Она стояла рядом с ними, она улыбалась им...
- Мы как-нибудь уладим этот вопрос, - сказал Сергей. - Честное слово, мы что-нибудь обязательно придумаем.
Они не садились в машины, продолжали стоять, словно желая продлить этот волшебный момент встречи.
- Я должен кое-что сказать тебе, - произнес Сергей, держа Марину за руку. - Ты помнишь, что произошло в Стамбуле?..
- Очень смутно. Мне было так страшно, я находилась как будто в бреду.
- Там был Олег. Он хотел спасти тебя. Если бы ему удалось это, наша встреча произошла бы еще в сентябре.
- Да. Ведь это он подошел ко мне в центре города в тот день. Теперь я точно вспомнила. Ты понимаешь, воспоминания пришли ко мне, словно из какого-то тумана. И что с ним?
- Его убили бандиты. Он остался там же, около твоего дома.
- Господи... - закрыла она лицо руками. - Бедный Олег...
- Я отомстил за него, - глухо произнес Сергей. - Но не будем больше вспоминать об этом. Я просто хотел, чтобы ты знала.
- А Георгий Антонович только что на моих глазах убил Кузьмичева. Кузьмичев стрелял в меня на перроне. И попал, если бы не он. А Георгий Антонович умер, не выдержало сердце... - произнесла Марина.
Сергей ничего не ответил, только вздрогнул при мысли, что он мог потерять ее. И уже навсегда. Крепко сжал ее ладонь и пристально поглядел ей в глаза.
Они долго стояли и молчали, понимая, как дорого заплатили многие люди за то, чтобы эта встреча состоялась. Катя, захлебываясь от волнения и заливаясь слезами, рассказывала Владимиру в подробностях, что произошло час назад на платформе Курского вокзала. Тот слушал, ничего не говорил, только молча хватался рукой за голову.
- Отдай мне мою собачку, - попросила Марина. - Ты опять положил ее в свой карман. А ведь это мой талисман.
- Собачка моя, - возразил он. - Ведь это ты подарила мне ее на Новый год в Ракитино.
- Да, действительно, - вздохнула она. - Я многое стала забывать. Но теперь я вспомню все.
- А многое, наоборот, забудешь, - добавил Раевский, подходя к ним. - Зачем помнить то, что не нужно?
- Нет, Володя, - возразила Катя. - Помнить надо все. Чтобы никогда не повторять ошибок прошлого и каждое мгновение ощущать, что каждый из нас значит друг для друга.
ЭПИЛОГ Апрель 2000 г.
В начале двухтысячного года Галина Кузьмичева и Виктор Нетребин переехали в Москву. После произошедших событий оставаться в Землянске им не хотелось, слишком уж много трагических событий было связано у них с этим городом. И от людской молвы тоже никуда не деться, а в таком маленьком городке это особенно ощутимо. Они продали дом в Землянске и купили двухкомнатную квартиру на проспекте Вернадского.
А во второй половине апреля они наконец собрались пойти в ЗАГС зарегистрировать законным браком свои отношения. Из Пензенской области приехали родители Галины и остались дома с трехлетней Дашей.
Был теплый солнечный день. Небо было синим и совершенно безоблачным, дул легкий весенний ветерок. Их темно-зеленая "Волга" подъехала к зданию ЗАГСа.
- Смотри, - показал Виктор Гале на вереницу иномарок, одна краше другой, стоящих у здания. - Крутые приехали жениться.
- Нам-то что до них? - улыбнулась Галя. - Главное, что мы с тобой наконец-то распишемся. А то живем, как чужие, а я до сих пор ношу ненавистную фамилию. И Дашенька тоже.
- Ничего, мы это дело сегодня уладим, - засмеялся Виктор. - Никаких ненавистных фамилий в нашем доме больше не будет.
Они вышли из машины. Галя взяла Виктора под руку, и они медленно пошли к дверям ЗАГСа.
В это самое время двери открылись, и оттуда вышло множество людей. Впереди - высокая женщина лет двадцати восьми в легком светлом плаще с непокрытыми русыми волосами. Рядом, с ребенком на руках - высокий брюнет с сильной проседью на висках, с небольшими усиками, одетый в черный костюм. Сзади - женщина лет сорока пяти в модном бежевом пальто. Они были плотно окружены толпой могучих телохранителей.
- Галка... - удивленно произнес Виктор. - Узнаешь?
- Это же... - сказала она. - Это же тот самый мужчина, который был у нас в Землянске вместе с Раевским.
- Значит, это... Она... Все газеты писали про то, что Раевский отыскал свою дочь.
Узнал их и Сергей. Он отдал ребенка жене и подошел к Виктору и Галине.
- Какими судьбами? - широко улыбнулся он.
- Вот, - смущенно произнес Виктор. - Теперь мы москвичи. Живем тут неподалеку. Пришли регистрировать наш брак. Задним, так сказать, числом.
- Запаздываете, - рассмеялся Сергей. - Мы давно уже зарегистрировались. И тоже живем неподалеку. Владимир Алексеевич выкупил мою старую квартиру на проспекте Вернадского, и мы теперь снова живем там. Так что будем ходить друг к другу в гости. Марина, подойди, пожалуйста, поздоровайся со своим бывшим однокашником.
- Здравствуйте, - сказал Виктор. - Да, обитали мы с вами когда-то в незапамятное время в одном славном заведении. Только в разное время. Вижу, вас можно поздравить.
- Поздравить надо прежде всего меня', - подошла к ним Екатерина Марковна. - Сережа выполнил свое обещание и уладил одну проблему. И теперь у нас снова есть Варенька. А то Марина нашлась, а Варенька так и пропала. А вот она! И, главное, как две капли воды похожа на маму, когда она была в ее возрасте.
Марина приоткрыла белоснежный конверт и показала Галине и Виктору сморщенное личико маленькой Вареньки. Девочка приоткрыла глаза и снова закрыла их, жмурясь от яркого солнца.
- А где Владимир Алексеевич? - спросил Виктор. - Почему его нет с вами?
- Летает по белу свету, занимается делами. Теперь у него есть на это время, - засмеялась Екатерина Марковна. - Но к вечеру обещал быть дома. Поздравляем вас с законным браком. Поехали, дочка, девочке пора кушать, сказала она Марине и пошла вперед. - Надеюсь, сегодня вы ночуете у нас? спросила она, оборачиваясь.
- Конечно, мама, сегодня ведь у нас праздник, - улыбнулась Марина. Когда она впервые попала в дом родителей, она была, разумеется, поражена его роскошью. Но самым лучшим подарком отца была выкупленная им у новых владельцев та самая трехкомнатная квартира на проспекте Вернадского, куда ее, одиннадцатилетнюю, за ручку привел много лет назад Сергей. И только там она чувствовала себя дома. В этом году отец обещал ей сделать еще один подарок восстановить домик в Ракитино. А особняк родителей так и оставался для нее чем-то вроде музея или культурного центра, в который она ездит на экскурсию.
- Скажите, - обратился Виктор, отзывая Сергея в сторону. - Я обо всем знаю из газет, кроме одного. Где похоронили Георгия Антоновича? Мы бы хотели когда-нибудь съездить на его могилу.
- Мы доставили его тело в Ялту и похоронили рядом с Надеждой. Это был наш долг. Если бы не он... - нахмурился от тяжелых воспоминаний Сергей.
Они пожали друг другу руки и разошлись. Когда Марина, Катя и Сергей уже сидели в машине, раздался звонок по мобильному.
- Да... Да... Здравствуй! Боже мой! - улыбнулась Катя. - Вот уж не ожидала, так не ожидала. Поздравляю тебя, от души поздравляю. Но и ты должен нас поздравить. Извини, тебе даже не сообщили. У нас десять дней назад родилась внучка Варенька. Надеялись, что родится десятого, как мама, но она нас подвела, немного задержалась и родилась двенадцатого. В День космонавтики... - добавила, засмеявшись, она. - Владимир Алексеевич ее еще не видел, он сейчас в Монреале, до этого был в Сан-Франциско, сегодня вечером прилетает. Мы только что зарегистрировали девочку в ЗАГСе, едем домой. Спасибо, спасибо... Не знаю, не знаю, постараемся. Спасибо, еще раз прими мои поздравления! Мы скучаем по тебе, нам тебя очень не хватает! Спасибо!
- Кто это? - удивленно спросила Марина. - Кого и с чем ты поздравляешь?
- Это наш Генрих. Вы представляете, он решил жениться. Вот не ожидала. Мне он представлялся каким-то вечным закоренелым холостяком. А он через две недели приглашает нас всех к нему на свадьбу. Вы как хотите, а мы с папой поедем. Я так скучаю по Генриху. Как я его отговаривала, когда он решил от нас уехать. Но он непреклонный человек, раз сказал, значит, все. Впрочем, там его родина, там его родители, он совершенно прав...
- Между прочим, Генрих очень переживал, что не он, а Георгий Антонович спас жизнь Марине, - добавил Сергей. - Он сам мне говорил об этом перед отъездом. И Митя Марчук огорчался, что его в этот день не оказалось в Москве.
- Нет, - произнесла Марина. - Хорошо, что получилось именно так. Именно Георгий Антонович, а не кто-либо другой должен был спасти меня в то утро. А он за один месяц сделал это дважды. Да, именно так должен был замкнуться этот круг. Только он, и никто другой. Жаль только, что он сделал это ценой собственной жизни.
Машина быстро мчалась к особняку Раевских. Ярко светило солнце, проплывали облака, мелькали еще почти совсем голые деревья, начинающие зеленеть поля, заборы, дома...
Все вдруг внезапно замолчали, ушли в себя. Каждый думал о своем, каждый вспоминал свое. Каждый отчетливо понимал, какую высокую цену он заплатил за счастье сегодняшнего дня, за этот солнечный апрельский день.
И только крошечная Варенька еще ничего не понимала. Впрочем, может быть, это только взрослые считали, что она ничего не понимала.
Девочка лежала на руках у Марины с открытыми глазками и смотрела куда-то вверх. Сергей внимательно поглядел на дочку, и вдруг ему пришло в голову, что она понимает в этот момент нечто такое, чего не понимает никто из них, что в этих ясных голубых глазках сосредоточен весь прошлый, настоящий и будущий мир, все его звуки, краски и запахи. И в глубину этого понимания не дано проникнуть никому...