Страница:
Курт поднял голову от тарелки и проводил взглядом широкую спину Тарана.
Что все это значило?
Потолок чуть заметно гудел — наверху собралось столько народу, сколько не было очень давно. А ведь Подворье могло вместить лишь столько гостей, сколько, если не считать территорию, предусматривала безопасность. При всем желании — не более сотни.
Никак не больше. И потому основная масса фанатов, несомненно, осталась за воротами. Таран наверняка придумал что-то вроде пригласительных — в зависимости от размера ставок. А значит, можно было заключить, что вокруг Ямы собрался весь “цвет высшего общества” Клоповника… А также, если принимать в расчет специфику боя, гости из иных районов Гетто.
Как бы там ни было, геополитические размышления Курта были безжалостно прерваны.
Что-то лязгнуло о каменный пол.
— Надевай, — брякнул Топор.
Курт пошарил взглядом у щели, в которую обычно просовывали подносы с едой. Там оказались какие-то металлические предметы, блестящие и причудливо выгнутые.
Заинтересованный, Волк поднялся с койки.
Даже в Убежище ему нечасто делали подарки. Нагнувшись, он без всякого стеснения поднял с каменного пола, один за другим, части единого целого. Ими оказался легкий (во всех смыслах — по-видимому, за счет некоего дорогостоящего сплава) доспех. Первой, конечно, в глаза бросалась кираса — блестящая, с выгравированной на груди волчьей мордой (оскаленная пасть, яростно прищуренные глаза). Следом Курт поднял поручи и наголенники, снабженные ремешками на “липучках”.
Все перечисленное блестело в свете тусклой лампы, будто новая монета, и имело вид новых, красивых, изготовленных по особому заказу… и бесполезных безделушек.
— Чего смотришь?! Надевай, — гаркнул Нож.
Но Курт и без подсказок намеревался заняться примеркой.
С поручами и наголенниками все было ясно, — ремешки с “липучками” затянули броню на всех четырех лапах так удобно и крепко, что Курт ощутил их в качестве второй шкуры. Что касалось кирасы, то до последнего момента Волка не оставляли сомнения. Но, как оказалось, фигурно изогнутый кусок металла лег на грудь и живот, 'будто рельефные формы отливали непосредственно с волчьего тела.
Такого, конечно, быть не могло, Курт не помнил, чтобы с него снимали какие-либо мерки. Впрочем, у тюремщиков было предостаточно возможностей, чтобы отснять гигабайты материалов на трехмерной камере, а затем скрупулезно исследовать каждый дюйм волосатой поверхности. Запись, строго говоря, могла не прекращаться по этот самый момент.
Облачившись в обновки. Волк почувствовал себя непривычно и странно, но это ощущение никак нельзя было назвать неприятным. Легкий металл почти не стеснял движений, зато казался чрезвычайно прочным и твердым. Опасений не внушала даже смехотворная толщина. Почему-то Курт понял, что эта броня защитит его от ударов судьбы.
Но все это, как ни странно, отнюдь не обнадежило.
Напротив.
Прежде Таран даже не заикался ни о каких доспехах, утверждая, что “волчонку” они будут только мешать. О хозяине Подворья ходила слава человека, крайне неохотно меняющего собственное мнение, даже по незначительному поводу. В этом он полностью оправдывал свое прозвище — как и любой другой таран, Таран, набрав скорость, уже не мог остановиться. То, что он все-таки на это пошел, внушало скорее беспокойство.
— Теперь идем, — сказал Нож.
В его голосе не слышалось обычного раздражения, даже какая-то мягкость, если это вообще было возможно.
Что также настораживало.
Нервы Волка гудели натянутой струной.
Напарники распахнули дверь в решетке и, забившись в угол, дожидались, пока грозный пленник выйдет наружу. Медлить или торговаться не имело какого-либо смысла — “безрукавочники” ни разу не упускали случая привести пульт управления в действие.
Полип, присосавшийся к волчьей шкуре, оживал по первому же нажатию клавиши.
Поднявшись по лестнице, Курт, как обычно, помедлил на пороге. Но в этот раз его смутило не обилие солнечного света. Напротив — его отсутствие. Солнце успело зайти, но еще только готовилось улечься за горизонтом. Настал тот кратковременный и драгоценный миг, когда день и ночь сменяли друг друга, балансируя на грани, будто монета на столе. Свет сменялся тьмой, образуя полусвет, полутьму.
Пространство было набито смешанными в единую массу бархатными тенями и чьими-то телами. Последние топтались на месте, лавировали меж предыдущими, курили (табак — меньшинство), пили из бутылок, шептались, спорили, кричали, даже целовались.
Но все они остановились и замолчали, когда Волк вышел из подвала. Его уже ждал почетный, но необходимый караул — четверка “безрукавочников”. Охранники Подворья, без всяких исключений, были похожи на больших злющих ротвейлеров. Но эти шестеро— включая Ножа с Топором — заслуживали более красноречивых эпитетов. Элита.
Они взяли Волка в кольцо, будто дикая свора, и двинулись к Яме. Там уже вовсю плясали лучи прожекторов; пахло попкорном и жареным мясом. Еще там наблюдалось повышенное содержание безволосых на квадратный метр — по мере приближения к арене.
Болельщики, как ни странно, хранили молчание. Лишь изредка откуда-то из задних рядов доносились слабые выкрики (преимущественно ободряющего характера: “Волк, мы с тобой!”, “Покажи этим уродам!” и тому подобное). Но остальные молчали, провожая гладиатора широко открытыми глазами. Сейчас в этих глазах Курт с удивлением замечал не стандартное предвкушение зрелища, а смутное сожаление и даже, в какой-то мере, печаль. Большинство фанатов почти не сомневалось, что Волк идет к месту своей гибели.
Вероятно, поэтому кое-кто пытался прорваться к объекту своего обожания через “безрукавочников”, чтобы в последний раз почувствовать руками жесткую шерсть. Но это оказывалось непросто: крепыши в черных жилетках были начеку, то и дело отбрасывая фэнов обратно в толпу. Особо настырные получали по ребрам дубинками либо, в зависимости от обстоятельств, интенсивный заряд из тех самых шокеров, что были сняты с демонтированного тренажера. Таран не напрасно считался рачительным хозяином.
Курт шарил взглядом по сторонам, но натыкался только на отдаленно знакомые физиономии, судя по всему виденные при аналогичных обстоятельствах. Рассчитывать, что Ковбой явится на поединок, было не очень-то разумно, если уж он не сделал этого прежде. Но ведь порой сбываются и более несбыточные надежды. (Одно время Курт всерьез считал, что это Ковбой являлся контрагентом Хэнка Тарана в сегодняшнем мероприятии. Но потом рассудил, что это было бы слишком уж сложно.) Не показывался даже Лысый Хью, хотя, может быть, и находился здесь. Сей субъект предпочитал не высовываться. Не было даже Шила с Хмырем.
Но, приблизившись вплотную к Яме, Курт обнаружил личности не менее занимательные. Пятеро, сбившиеся в плотную группку у купола Ямы. Вокруг, на расстоянии нескольких метров, не было ни одного коренного “клопа”. От визитеров из Запретного города (это, разумеется, были именно они), казалось, исходила аура отчуждения, в которой любые посторонние объекты чувствовали себя не особо комфортно.
Гости были облачены в черные балахоны с капюшонами, расшитые тут и там блестящими загогулинами (то ли электросхемы, то ли маршруты движения в места, где обычному человеку делать нечего). В тени капюшонов маячили белые физиономии, ощущавшие катастрофический недостаток витамина D. У одного за ухом пульсировала некая зеленая подсветка, назначения которой Курт не понял.
Все пятеро уставились на гладиатора. Хотя глаза визитеров были скрыты за черными очками, Волк почувствовал себя под их взглядами крайне неуютно. Шерсть на загривке встала дыбом. Так энтомолог изучает редкую букашку, прежде чем отогнуть пинцетом хитин и рассмотреть, что же у нее там — внутри…
“Балахоны” даже привезли свой пинцет.
Сейчас он стоял на самом дне Ямы. Курт понятия не имел, каким образом эту штуку туда опустили. Было понятно только, что для этого пришлось демонтировать целую секцию купола: в решетчатой стене зияла широкая дыра. Таран, конечно, предъявит за это отдельный счет.
Воспользовавшись паузой, Волк заглянул вниз. Он одновременно и боялся, и желал увидеть своего противника. А потому впечатление тоже оказалось неоднозначным.
Волкодав распластался на дне Ямы, как гигантский металлический паук. С такой дистанции, впрочем, робот выглядел далеко не так внушительно, как Курт представлял. Но на этом приятные неожиданности кончились. Бронированное тело застыло на широких гусеницах; ни голова, ни четыре суставчатые конечности не подавали признаков жизни (если это слово было… впрочем, нет, оно БЫЛО уместно в отношении существа, сознающего самого себя, способного развивать наработанные навыки и использовать опыт). Волк чувствовал, как эта противоестественная жизнь пульсирует и ждет, стремясь вырваться за пределы бронированного корпуса.
— Что ж, начнем, — раздалось сверху.
Курт задрал голову. Хэнк, по обыкновению, стоял, расставив ноги, на самой вершине конуса. Оттуда открывался превосходный вид — арена лежала как на ладони.
— Вперед, — буркнул из-за спины Топор.
Шеи Волка коснулся слабый разряд, не причиняя боли, но напоминая о том, что за этим дело также не станет.
Курт двинулся к широкому проему, образованному исчезнувшей секцией конуса арены. Металлическая лестница уводила вниз, но Курт не торопился принимать ее приглашение. Он остановился на самом “пороге”, откуда на Яму тоже открывался потрясающий, а главное — безопасный вид. “Безрукавочники” сгрудились поодаль, стремясь обезопасить Волка от толпы, а себя — от Волка.
Курт поднял голову, поглядел на ночной купол. Звезды с равнодушием взирали на этот колоссальный аквариум, в котором песок, водоросли и даже воду заменяли конструкции из стекла, металла и бетона. Вместо же рыб тут обитали миллионы человеческих существ.
Волк давно подметил, что отвлеченные мысли лезли ему в голову в тот самый момент, когда они меньше всего требовались (да и когда, строго говоря, они вообще нужны?).
Конечно, ему было страшно.
Курт был не настолько глуп, чтобы этого не понимать. Но этот страх, судя по всему, мог творить чудеса. Именно благодаря этому чувству человечество пока еще не сожрало самое себя. Благодаря ему же Волчье племя продержалось до того дня, когда создатели смилостивились, объявив поголовную амнистию своим же выкормышам. Сегодня, увы, Курт никак не сможет отблагодарить страх за то, что тот помог ему избежать поединка. Однако, быть может, это чувство поможет ему поединок ВЫИГРАТЬ.
Хотя на это Курт рассчитывал лишь в силу своего природного упрямства.
Опустив голову, он посмотрел на заинтересованные лица коренных “клопов”. Все ждали, когда же действо начнется. Все они, разумеется, волновались за Волка и желали ему победы. Метаморф, в конце концов, был такой же неотъемлемой частью Клоповника, как и они сами, если не больше, потому как о “волчонке” они знали практически все.
Кроме того, многие аборигены были благодарны гладиатору за выигрыши. Если метаморфа не станет, Клоповник потерпит невосполнимую утрату.
Пусть “клопы” понимали это смутно и почти подсознательно, но победа Волка являлась вопросом территориального престижа. Между районами Гетто, не говоря уж об Ульях, всегда существовала конкуренция самого различного толка. Запретный город боялись и ненавидели. Сегодня, похоже, у Клоповника за всю его долгую историю появилась первая, хотя и призрачная, возможность утереть нос соседу.
А потому, сколь бы сильно болельщики ни боялись утратить “мохнатую достопримечательность”, всех явно раздражала неуместная задержка. Им не терпелось помериться силами с бледнокожими пришельцами, чьи тела трещали по швам от обилия имплантатов. Вздумай метаморф отступить или же взмолиться о снисхождении, его просто-напросто сбросили бы в Яму — навстречу судьбе. В глазах многих, возможно, стояли бы слезы, но аборигены не замешкались бы ни секунду. Они пришли, чтобы поглазеть на представление, и не хотели отступать от своего.
Курту подумалось, что они пришли посмотреть на его смерть.
Отвернувшись, он поставил лапу на перекладину и начал спуск. Лестница шатко раскачивалась под его весом, но гладиатор не обращал внимания на такие пустяки. Он проделывал этот путь десятки раз, порой — пять-шесть за день. Это, конечно, были цветочки.
Волк отпустил лестницу и спрыгнул с высоты человеческого роста. Песок привычно ударил в стопы ног. Курт развернулся, где-то в глубине души надеясь, что андроид возьмет и исчезнет, будто нелепый мираж. Но нет — бронированное изваяние осталось там, где и стояло.
Лишь сейчас Курт смог убедиться, что первое впечатление было обманчивым: с расстояния в арену робот выглядел куда более внушительно, чем с высоты Ямы… Он был выше гладиатора на две головы, и этим, судя по всему, преимущества кибернетического тела отнюдь не исчерпывались. Сверху конечности робота также выглядели несколько хрупкими, но теперь Волк видел, что броня на них отливала матовым блеском, а “суставы” напоминали крепления фур к мощным тракерам.
Нижние лапы были снабжены серповидными ножницами, от одного вида которых по телу пробегала неприятная дрожь. Одни такие “ножницы”, казалось, могли запросто отхватить взрослому мужчине руку, а то и ногу… О голове же и вовсе говорить не приходилось.
Вторая пара конечностей представляла собой настоящие клешни — что-то вроде увеличенных в масштабе плоскогубцев или зажимов для электродов. Они, казалось, могли за просто так расплющить человеческий череп, как тухлое яйцо. Конструкторы кибернетического шедевра не стали уходить далеко от проверенных временем идей и, похоже, взяли за прототип первые инструменты, подвернувшиеся под руку.
И впрямь, что может быть надежнее, когда речь заходит о выдергивании непокорных гвоздей?
Насколько можно было судить, все это понавесили не так давно. Курт без труда обнаружил мощные крепления, ныне пустовавшие. Какие-то дни (возможно — часы) тому назад там сидели игрушки много страшнее, нежели гигантские ножницы. Волк с содроганием представил скорострельные пулеметы, плазменные пушки, электроразрядники, гранатометы и огнеметы, которые могли бы комфортно и вольготно разместиться на матовой броне. Эти же догадки подтверждались небольшими направляющими, вдоль которых за спину робота должны были уходить пулеметные ленты или даже шланги для напалма.
Курт никогда не видел ничего подобного.
И никто, судя по всему, тоже.
В голову сами собою лезли картины того, как шеренги “волкодавов” ползут по улицам Гетто. Прохожие превращаются в бегущие факелы; здания и автомобили разлетаются кусками стекла, металла и бетона. А некто, находящийся где-то за кадром, терзает джойстик, смеется и давит на гашетку… Просто потому, что не может доверить бойню автопилоту, очень хочется самому.
Как бы там ни было, Волк невольно почувствовал облегчение от сознания того, что на его долю выпали всего-навсего полуметровые ножницы да “плоскогубцы”, а не вся эта огневая мощь.
Ощупывая взглядом броню, он добрался наконец до того, что, видимо, представляло собой голову робота. Квадратная штуковина на толстой короткой шее, по периметру которой были разбросаны объективы всевозможных форм, размеров и назначений, наверняка включая инфракрасный, тепловой и прочие сканеры.
Эта часть андроида выглядела наиболее уязвимой. Однако Курт не тешил себя надеждой, что в ней находятся какие-либо жизненно важные органы — процессоры, платы или что-то еще. Все, что поддерживало подобие жизни в кибернетическом теле, было надежно скрыто под бронированными пластинами.
Заметив краем глаза движение, Волк обернулся.
Топор стоял в проеме на самом “пороге”. Каждой рукой он сжимал какие-то предметы. В следующую секунду пальцы разжались, а их содержимое нырнуло к дну Ямы.
Мечи вонзились в грунт на расстоянии двух метров от ног Курта. Рукояти пару мгновений раскачивались из стороны в сторону, будто ковыль под ветром. Обычные “гладиусы”, которыми Курт привык орудовать на тренировках, а также во время настоящих боев. Это были отличные, превосходно заточенные и сбалансированные клинки. Даже в “кремниевый век”, когда иглометы и акустическое оружие приходили на смену морально устаревшему пороху, пара стальных мечей что-то по-прежнему значила на узких темных улицах… Значила она что-то и в Яме, когда речь шла о стандартном человеке из плоти и крови, пусть даже с некоторым количеством имплантатов.
Но сейчас, на расстоянии какого-то метра от бронированного монстра, эти прекрасные клинки внушали Волку только уныние. Они, — думал он отстраненно, — еще бы пластиковые открывалки от синтетических консервов дали…
Но делать было нечего. Курт прошел эту пару шагов и вытащил из песка оба меча.
Толпа встретила это одобрительным ворчанием.
С самой вершины металлического купола донеслось чье-то покашливание.
Ну да, Хэнк Таран, хозяин Подворья.
— Итак, господа, все мы собрались тут на крайне знаменательное событие, — возвестил он с пафосом. — Такого не случалось ни на этой арене… ни на какой-либо другой. Машина сойдется в смертельном поединке — да, вы не ослышались — бой закончится лишь чьей-то смертью — со старомодной плотью и еще более примитивной сталью. Процессоры — против обычных мозгов. Место, где обитает большинство присутствующих и которое мы привыкли называть Клоповником, в поединке против кибернетического чудовища представляет существо, отстоящее от нас с вами на какие-то две-три хромосомы. Все вы его отлично знаете… — Таран указал на дно Ямы. — Это — Курт Страйкер!
Толпа разразилась приветственными криками.
Хозяин Подворья потрясал руками, будто эти приветствия предназначались лично ему. Будто это он, Хэнк Таран, готовился сойти в Яму, чтобы низвергнуть противоестественное создание “этими самыми руками!” в зловонную клоаку, откуда оно и явилось.
Дождавшись, пока крики не утихли, Хэнк продолжил:
— В другом углу арены — новичок. Это робот, произведение господ, по праву именующих себя оружейниками. Сервомоторы и аккумуляторы под защитой крепкой брони. Бессчетные миллионы операций в секунду. — Таран позволил себе подпустить в голос некую нотку пренебрежения. — Помимо упомянутой Гильдии, сей механизм представляет район Гетто, знакомый большинству из нас по слухам и страшным историям. Конечно, это Запретный город, как все вы наверняка догадались. — Хэнк выдержал паузу. — Итак, позвольте представить вам модель К21… Короче, Волкодава!
“Клопы” встретили это известие без особого энтузиазма. Кто-то выкрикивал беззастенчивые оскорбления и требовал, чтобы гости “убирались обратно в свою запретную парашу!”.
Это предложение было встречено одобрительным гомоном.
Страйкер не видел оружейников, однако догадывался, что те стоят, как и стояли, невозмутимо глядя на “клопов” из-под глубоких капюшонов. Они могли ничего не говорить, но любая попытка физического воздействия наверняка имела бы печальные последствия. Для аборигенов, конечно. И они это отлично понимали, о чем говорило уже хотя бы то, что из толпы не доносилось ни выстрелов, ни треска электрических разрядов. Недовольство “клопов” ограничилось смехом, гомоном и оскорблениями, но никто не посмел приблизиться к фигурам в черных балахонах.
— Напрасно, напрасно вы так, — пожурил Хэнк Таран неизвестного крикуна тоном доброго дядюшки. — Уверен, все вы сильно расстроитесь, если наши гости отправятся туда, куда им посоветовали… В таком случае не состоится ни того боя, ради которого вы оставили важные дела и пришли на Подворье, ни… того боя, о котором вы еще долго будете рассказывать на каждом углу. И поэтому давайте уважать друг друга и, естественно, наших гостей. — Таран повел вокруг хозяйским взглядом. — Обещаю — первый же, кто попытается подтвердить сплетни о том, что гостеприимство Клоповника отбитой почки не стоит, получит на орехи лично от меня. — Хэнк погрозил толпе кулаком.
“Безрукавочники” у подножия купола переступили с ноги на ногу, грозно и многообещающе сжимая дубинки. Аборигены перевели коллективный взгляд на “балахоны”.
— Это он! — крикнул кто-то.
Курт не видел, что происходит наверху, но, по-видимому, кто-то из фанатов проявил гражданскую инициативу. Добрососедство было в большом почете в Клоповнике.
— Не будем превращать представление в фарс, — улыбнулся Хэнк, фиксируя взглядом — будто затвор фотокамеры щелкнул — кого-то, кому посчастливилось стать объектом всеобщего внимания. — Мы собрались здесь отнюдь не за тем. Поскольку поединок проводится…
— Таран, давай быстрее! — вдруг выкрикнул кто-то. Хозяин Подворья зыркнул в ту сторону. Мелькнули “безрукавочники”, раздались стоны и глухие удары.
Таран добродушно усмехнулся.
— Понимаю ваше нетерпение. — Он шумно вздохнул. — Как я говорил, поскольку поединок проводится… — Хэнк мгновение помедлил, прислушиваясь. Над ареной висела, колеблясь, хрустальная тишина. — Проводится в необычных условиях, мы должны предусмотреть все вероятные недоразумения. В частности, Волкодав не должен получать какую-либо помощь извне — подсказки или же непосредственное управление. Поэтому мы приведем в действие прибор, именуемый в простонародье “глушилкой”…
Курт внимательно прислушивался. Слышать о “глушилке” ему не доводилось, но, как следовало из контекста…
— Верно, — продолжил Таран, — этот прибор предназначен для того, чтобы в корне подавлять любого рода радиоизлучение, попавшее в радиус его действия. Широко используется полицией и другими спецслужбами… — Хэнк с усмешкой поглядел на гостей из Запретного города. Похоже, раздобыть “глушилку” стоило немалых трудов. — Сегодня она послужит и нам. Тем, кто сомневается, советую привести в действие свои мобильные. Хотя бы попробовать…
Наверху раздались короткие писки и прерывистые трели. Аборигены, похоже, дружно атаковали ближайший ретранслятор и принимающе-отсылочный сервер.
Затем все прекратилось.
Почти на уровне осязания повис тихий, глухой фон. Он давил, оскальзывался и падал на барабанные перепонки. Ощущение оказалось не особо приятным, но в целом терпимым. Никто из аборигенов, впрочем, не выказывал недовольства, — большая часть шума в этом диапазоне приходилась исключительно на волчьи уши.
Курт поглядел на то, что Хэнк назвал “кибернетическим чудовищем”. В его облике ничего не изменилось. Как стоял, так и стоит. Объективы наружных камер равнодушно глазеют по сторонам. Траки гусениц прочно прессуют песок.
Курт хмыкнул.
Таран глядел туда же — на килограммы брони и миллионы операций в секунду. Затем поднял голову, стараясь не выдать разочарования. Он, вероятно, не ожидал такой невозмутимости, а питал искреннюю и почти детскую надежду на то, что андроид оплывет, растает, развалится на куски без направляющего радиолуча.
Но такого, похоже, не было вовсе.
— Надеюсь, — проворчат Таран, — все успели сделать ставки. Потому что мы начинаем…
Курт врос ногами в землю, пригнулся и уперся взглядом в противника. Но тот даже клешнями не повел.
Потекли томительные секунды ожидания.
А затем громыхнул выстрел из стартового пистолета Тарана.
… И бой начался.
Курт расставил ноги и прыгнул к Волкодаву, будто ангел мщения. Кровь в жилах стыла и превращалась в антиударный гель. Сердце пульсировало ядерным реактором.
Он наметил цель без раздумий — одна из камер на квадратной голове. Это произошло само собой, почти без вмешательства мозга. Даже на подкорковом уровне Курт понимал, что, если лишить кого-то зрения, он станет вдвое менее опасным. Элементарно, Ватсон.
Вот только сейчас приходилось привыкать, что противостоит ему отнюдь не ЖИВОЕ существо.
Времени выиграть не удалось. Волкодав пробудился к жизни так внезапно и стремительно, что Курт едва успел сбросить обороты. Сигналом пробуждения послужил выстрел из стартового пистолета, Волк же на долю секунды обогнал момент, пытаясь выиграть фору.
Кибернетический механизм выбросил в стороны четыре конечности, благодаря чему стал похож на огромного бронированного краба. Камеры на голове неожиданно пришли в движение — уменьшая и увеличивая фокус, сжимая и расслабляя сфинктеры диафрагм. Курту показалось, будто там мелькнуло осмысленное выражение, какое-то хищное злорадство, будто микросхемы в них орошаются живой кровью.
“Волчонок”, словно мошка, угодил в сети двухтонного паука.
В следующий миг, превратившись из неосознанного ощущения в реальность, перед Куртом развернулась самая настоящая сеть. Она была невелика, полтора метра на полтора, но, снабженная металлическими грузилами, неслась на Курта с умопомрачительной скоростью. Волк с трудом избежал столкновения и, нагнувшись, едва удержался на ногах. Сеть коснулась правой лапы, скользнула по лезвию “гладиуса” и закружилась на песке.
Что все это значило?
Потолок чуть заметно гудел — наверху собралось столько народу, сколько не было очень давно. А ведь Подворье могло вместить лишь столько гостей, сколько, если не считать территорию, предусматривала безопасность. При всем желании — не более сотни.
Никак не больше. И потому основная масса фанатов, несомненно, осталась за воротами. Таран наверняка придумал что-то вроде пригласительных — в зависимости от размера ставок. А значит, можно было заключить, что вокруг Ямы собрался весь “цвет высшего общества” Клоповника… А также, если принимать в расчет специфику боя, гости из иных районов Гетто.
Как бы там ни было, геополитические размышления Курта были безжалостно прерваны.
Что-то лязгнуло о каменный пол.
— Надевай, — брякнул Топор.
Курт пошарил взглядом у щели, в которую обычно просовывали подносы с едой. Там оказались какие-то металлические предметы, блестящие и причудливо выгнутые.
Заинтересованный, Волк поднялся с койки.
Даже в Убежище ему нечасто делали подарки. Нагнувшись, он без всякого стеснения поднял с каменного пола, один за другим, части единого целого. Ими оказался легкий (во всех смыслах — по-видимому, за счет некоего дорогостоящего сплава) доспех. Первой, конечно, в глаза бросалась кираса — блестящая, с выгравированной на груди волчьей мордой (оскаленная пасть, яростно прищуренные глаза). Следом Курт поднял поручи и наголенники, снабженные ремешками на “липучках”.
Все перечисленное блестело в свете тусклой лампы, будто новая монета, и имело вид новых, красивых, изготовленных по особому заказу… и бесполезных безделушек.
— Чего смотришь?! Надевай, — гаркнул Нож.
Но Курт и без подсказок намеревался заняться примеркой.
С поручами и наголенниками все было ясно, — ремешки с “липучками” затянули броню на всех четырех лапах так удобно и крепко, что Курт ощутил их в качестве второй шкуры. Что касалось кирасы, то до последнего момента Волка не оставляли сомнения. Но, как оказалось, фигурно изогнутый кусок металла лег на грудь и живот, 'будто рельефные формы отливали непосредственно с волчьего тела.
Такого, конечно, быть не могло, Курт не помнил, чтобы с него снимали какие-либо мерки. Впрочем, у тюремщиков было предостаточно возможностей, чтобы отснять гигабайты материалов на трехмерной камере, а затем скрупулезно исследовать каждый дюйм волосатой поверхности. Запись, строго говоря, могла не прекращаться по этот самый момент.
Облачившись в обновки. Волк почувствовал себя непривычно и странно, но это ощущение никак нельзя было назвать неприятным. Легкий металл почти не стеснял движений, зато казался чрезвычайно прочным и твердым. Опасений не внушала даже смехотворная толщина. Почему-то Курт понял, что эта броня защитит его от ударов судьбы.
Но все это, как ни странно, отнюдь не обнадежило.
Напротив.
Прежде Таран даже не заикался ни о каких доспехах, утверждая, что “волчонку” они будут только мешать. О хозяине Подворья ходила слава человека, крайне неохотно меняющего собственное мнение, даже по незначительному поводу. В этом он полностью оправдывал свое прозвище — как и любой другой таран, Таран, набрав скорость, уже не мог остановиться. То, что он все-таки на это пошел, внушало скорее беспокойство.
— Теперь идем, — сказал Нож.
В его голосе не слышалось обычного раздражения, даже какая-то мягкость, если это вообще было возможно.
Что также настораживало.
Нервы Волка гудели натянутой струной.
Напарники распахнули дверь в решетке и, забившись в угол, дожидались, пока грозный пленник выйдет наружу. Медлить или торговаться не имело какого-либо смысла — “безрукавочники” ни разу не упускали случая привести пульт управления в действие.
Полип, присосавшийся к волчьей шкуре, оживал по первому же нажатию клавиши.
Поднявшись по лестнице, Курт, как обычно, помедлил на пороге. Но в этот раз его смутило не обилие солнечного света. Напротив — его отсутствие. Солнце успело зайти, но еще только готовилось улечься за горизонтом. Настал тот кратковременный и драгоценный миг, когда день и ночь сменяли друг друга, балансируя на грани, будто монета на столе. Свет сменялся тьмой, образуя полусвет, полутьму.
Пространство было набито смешанными в единую массу бархатными тенями и чьими-то телами. Последние топтались на месте, лавировали меж предыдущими, курили (табак — меньшинство), пили из бутылок, шептались, спорили, кричали, даже целовались.
Но все они остановились и замолчали, когда Волк вышел из подвала. Его уже ждал почетный, но необходимый караул — четверка “безрукавочников”. Охранники Подворья, без всяких исключений, были похожи на больших злющих ротвейлеров. Но эти шестеро— включая Ножа с Топором — заслуживали более красноречивых эпитетов. Элита.
Они взяли Волка в кольцо, будто дикая свора, и двинулись к Яме. Там уже вовсю плясали лучи прожекторов; пахло попкорном и жареным мясом. Еще там наблюдалось повышенное содержание безволосых на квадратный метр — по мере приближения к арене.
Болельщики, как ни странно, хранили молчание. Лишь изредка откуда-то из задних рядов доносились слабые выкрики (преимущественно ободряющего характера: “Волк, мы с тобой!”, “Покажи этим уродам!” и тому подобное). Но остальные молчали, провожая гладиатора широко открытыми глазами. Сейчас в этих глазах Курт с удивлением замечал не стандартное предвкушение зрелища, а смутное сожаление и даже, в какой-то мере, печаль. Большинство фанатов почти не сомневалось, что Волк идет к месту своей гибели.
Вероятно, поэтому кое-кто пытался прорваться к объекту своего обожания через “безрукавочников”, чтобы в последний раз почувствовать руками жесткую шерсть. Но это оказывалось непросто: крепыши в черных жилетках были начеку, то и дело отбрасывая фэнов обратно в толпу. Особо настырные получали по ребрам дубинками либо, в зависимости от обстоятельств, интенсивный заряд из тех самых шокеров, что были сняты с демонтированного тренажера. Таран не напрасно считался рачительным хозяином.
Курт шарил взглядом по сторонам, но натыкался только на отдаленно знакомые физиономии, судя по всему виденные при аналогичных обстоятельствах. Рассчитывать, что Ковбой явится на поединок, было не очень-то разумно, если уж он не сделал этого прежде. Но ведь порой сбываются и более несбыточные надежды. (Одно время Курт всерьез считал, что это Ковбой являлся контрагентом Хэнка Тарана в сегодняшнем мероприятии. Но потом рассудил, что это было бы слишком уж сложно.) Не показывался даже Лысый Хью, хотя, может быть, и находился здесь. Сей субъект предпочитал не высовываться. Не было даже Шила с Хмырем.
Но, приблизившись вплотную к Яме, Курт обнаружил личности не менее занимательные. Пятеро, сбившиеся в плотную группку у купола Ямы. Вокруг, на расстоянии нескольких метров, не было ни одного коренного “клопа”. От визитеров из Запретного города (это, разумеется, были именно они), казалось, исходила аура отчуждения, в которой любые посторонние объекты чувствовали себя не особо комфортно.
Гости были облачены в черные балахоны с капюшонами, расшитые тут и там блестящими загогулинами (то ли электросхемы, то ли маршруты движения в места, где обычному человеку делать нечего). В тени капюшонов маячили белые физиономии, ощущавшие катастрофический недостаток витамина D. У одного за ухом пульсировала некая зеленая подсветка, назначения которой Курт не понял.
Все пятеро уставились на гладиатора. Хотя глаза визитеров были скрыты за черными очками, Волк почувствовал себя под их взглядами крайне неуютно. Шерсть на загривке встала дыбом. Так энтомолог изучает редкую букашку, прежде чем отогнуть пинцетом хитин и рассмотреть, что же у нее там — внутри…
“Балахоны” даже привезли свой пинцет.
Сейчас он стоял на самом дне Ямы. Курт понятия не имел, каким образом эту штуку туда опустили. Было понятно только, что для этого пришлось демонтировать целую секцию купола: в решетчатой стене зияла широкая дыра. Таран, конечно, предъявит за это отдельный счет.
Воспользовавшись паузой, Волк заглянул вниз. Он одновременно и боялся, и желал увидеть своего противника. А потому впечатление тоже оказалось неоднозначным.
Волкодав распластался на дне Ямы, как гигантский металлический паук. С такой дистанции, впрочем, робот выглядел далеко не так внушительно, как Курт представлял. Но на этом приятные неожиданности кончились. Бронированное тело застыло на широких гусеницах; ни голова, ни четыре суставчатые конечности не подавали признаков жизни (если это слово было… впрочем, нет, оно БЫЛО уместно в отношении существа, сознающего самого себя, способного развивать наработанные навыки и использовать опыт). Волк чувствовал, как эта противоестественная жизнь пульсирует и ждет, стремясь вырваться за пределы бронированного корпуса.
— Что ж, начнем, — раздалось сверху.
Курт задрал голову. Хэнк, по обыкновению, стоял, расставив ноги, на самой вершине конуса. Оттуда открывался превосходный вид — арена лежала как на ладони.
— Вперед, — буркнул из-за спины Топор.
Шеи Волка коснулся слабый разряд, не причиняя боли, но напоминая о том, что за этим дело также не станет.
Курт двинулся к широкому проему, образованному исчезнувшей секцией конуса арены. Металлическая лестница уводила вниз, но Курт не торопился принимать ее приглашение. Он остановился на самом “пороге”, откуда на Яму тоже открывался потрясающий, а главное — безопасный вид. “Безрукавочники” сгрудились поодаль, стремясь обезопасить Волка от толпы, а себя — от Волка.
Курт поднял голову, поглядел на ночной купол. Звезды с равнодушием взирали на этот колоссальный аквариум, в котором песок, водоросли и даже воду заменяли конструкции из стекла, металла и бетона. Вместо же рыб тут обитали миллионы человеческих существ.
Волк давно подметил, что отвлеченные мысли лезли ему в голову в тот самый момент, когда они меньше всего требовались (да и когда, строго говоря, они вообще нужны?).
Конечно, ему было страшно.
Курт был не настолько глуп, чтобы этого не понимать. Но этот страх, судя по всему, мог творить чудеса. Именно благодаря этому чувству человечество пока еще не сожрало самое себя. Благодаря ему же Волчье племя продержалось до того дня, когда создатели смилостивились, объявив поголовную амнистию своим же выкормышам. Сегодня, увы, Курт никак не сможет отблагодарить страх за то, что тот помог ему избежать поединка. Однако, быть может, это чувство поможет ему поединок ВЫИГРАТЬ.
Хотя на это Курт рассчитывал лишь в силу своего природного упрямства.
Опустив голову, он посмотрел на заинтересованные лица коренных “клопов”. Все ждали, когда же действо начнется. Все они, разумеется, волновались за Волка и желали ему победы. Метаморф, в конце концов, был такой же неотъемлемой частью Клоповника, как и они сами, если не больше, потому как о “волчонке” они знали практически все.
Кроме того, многие аборигены были благодарны гладиатору за выигрыши. Если метаморфа не станет, Клоповник потерпит невосполнимую утрату.
Пусть “клопы” понимали это смутно и почти подсознательно, но победа Волка являлась вопросом территориального престижа. Между районами Гетто, не говоря уж об Ульях, всегда существовала конкуренция самого различного толка. Запретный город боялись и ненавидели. Сегодня, похоже, у Клоповника за всю его долгую историю появилась первая, хотя и призрачная, возможность утереть нос соседу.
А потому, сколь бы сильно болельщики ни боялись утратить “мохнатую достопримечательность”, всех явно раздражала неуместная задержка. Им не терпелось помериться силами с бледнокожими пришельцами, чьи тела трещали по швам от обилия имплантатов. Вздумай метаморф отступить или же взмолиться о снисхождении, его просто-напросто сбросили бы в Яму — навстречу судьбе. В глазах многих, возможно, стояли бы слезы, но аборигены не замешкались бы ни секунду. Они пришли, чтобы поглазеть на представление, и не хотели отступать от своего.
Курту подумалось, что они пришли посмотреть на его смерть.
Отвернувшись, он поставил лапу на перекладину и начал спуск. Лестница шатко раскачивалась под его весом, но гладиатор не обращал внимания на такие пустяки. Он проделывал этот путь десятки раз, порой — пять-шесть за день. Это, конечно, были цветочки.
Волк отпустил лестницу и спрыгнул с высоты человеческого роста. Песок привычно ударил в стопы ног. Курт развернулся, где-то в глубине души надеясь, что андроид возьмет и исчезнет, будто нелепый мираж. Но нет — бронированное изваяние осталось там, где и стояло.
Лишь сейчас Курт смог убедиться, что первое впечатление было обманчивым: с расстояния в арену робот выглядел куда более внушительно, чем с высоты Ямы… Он был выше гладиатора на две головы, и этим, судя по всему, преимущества кибернетического тела отнюдь не исчерпывались. Сверху конечности робота также выглядели несколько хрупкими, но теперь Волк видел, что броня на них отливала матовым блеском, а “суставы” напоминали крепления фур к мощным тракерам.
Нижние лапы были снабжены серповидными ножницами, от одного вида которых по телу пробегала неприятная дрожь. Одни такие “ножницы”, казалось, могли запросто отхватить взрослому мужчине руку, а то и ногу… О голове же и вовсе говорить не приходилось.
Вторая пара конечностей представляла собой настоящие клешни — что-то вроде увеличенных в масштабе плоскогубцев или зажимов для электродов. Они, казалось, могли за просто так расплющить человеческий череп, как тухлое яйцо. Конструкторы кибернетического шедевра не стали уходить далеко от проверенных временем идей и, похоже, взяли за прототип первые инструменты, подвернувшиеся под руку.
И впрямь, что может быть надежнее, когда речь заходит о выдергивании непокорных гвоздей?
Насколько можно было судить, все это понавесили не так давно. Курт без труда обнаружил мощные крепления, ныне пустовавшие. Какие-то дни (возможно — часы) тому назад там сидели игрушки много страшнее, нежели гигантские ножницы. Волк с содроганием представил скорострельные пулеметы, плазменные пушки, электроразрядники, гранатометы и огнеметы, которые могли бы комфортно и вольготно разместиться на матовой броне. Эти же догадки подтверждались небольшими направляющими, вдоль которых за спину робота должны были уходить пулеметные ленты или даже шланги для напалма.
Курт никогда не видел ничего подобного.
И никто, судя по всему, тоже.
В голову сами собою лезли картины того, как шеренги “волкодавов” ползут по улицам Гетто. Прохожие превращаются в бегущие факелы; здания и автомобили разлетаются кусками стекла, металла и бетона. А некто, находящийся где-то за кадром, терзает джойстик, смеется и давит на гашетку… Просто потому, что не может доверить бойню автопилоту, очень хочется самому.
Как бы там ни было, Волк невольно почувствовал облегчение от сознания того, что на его долю выпали всего-навсего полуметровые ножницы да “плоскогубцы”, а не вся эта огневая мощь.
Ощупывая взглядом броню, он добрался наконец до того, что, видимо, представляло собой голову робота. Квадратная штуковина на толстой короткой шее, по периметру которой были разбросаны объективы всевозможных форм, размеров и назначений, наверняка включая инфракрасный, тепловой и прочие сканеры.
Эта часть андроида выглядела наиболее уязвимой. Однако Курт не тешил себя надеждой, что в ней находятся какие-либо жизненно важные органы — процессоры, платы или что-то еще. Все, что поддерживало подобие жизни в кибернетическом теле, было надежно скрыто под бронированными пластинами.
Заметив краем глаза движение, Волк обернулся.
Топор стоял в проеме на самом “пороге”. Каждой рукой он сжимал какие-то предметы. В следующую секунду пальцы разжались, а их содержимое нырнуло к дну Ямы.
Мечи вонзились в грунт на расстоянии двух метров от ног Курта. Рукояти пару мгновений раскачивались из стороны в сторону, будто ковыль под ветром. Обычные “гладиусы”, которыми Курт привык орудовать на тренировках, а также во время настоящих боев. Это были отличные, превосходно заточенные и сбалансированные клинки. Даже в “кремниевый век”, когда иглометы и акустическое оружие приходили на смену морально устаревшему пороху, пара стальных мечей что-то по-прежнему значила на узких темных улицах… Значила она что-то и в Яме, когда речь шла о стандартном человеке из плоти и крови, пусть даже с некоторым количеством имплантатов.
Но сейчас, на расстоянии какого-то метра от бронированного монстра, эти прекрасные клинки внушали Волку только уныние. Они, — думал он отстраненно, — еще бы пластиковые открывалки от синтетических консервов дали…
Но делать было нечего. Курт прошел эту пару шагов и вытащил из песка оба меча.
Толпа встретила это одобрительным ворчанием.
С самой вершины металлического купола донеслось чье-то покашливание.
Ну да, Хэнк Таран, хозяин Подворья.
— Итак, господа, все мы собрались тут на крайне знаменательное событие, — возвестил он с пафосом. — Такого не случалось ни на этой арене… ни на какой-либо другой. Машина сойдется в смертельном поединке — да, вы не ослышались — бой закончится лишь чьей-то смертью — со старомодной плотью и еще более примитивной сталью. Процессоры — против обычных мозгов. Место, где обитает большинство присутствующих и которое мы привыкли называть Клоповником, в поединке против кибернетического чудовища представляет существо, отстоящее от нас с вами на какие-то две-три хромосомы. Все вы его отлично знаете… — Таран указал на дно Ямы. — Это — Курт Страйкер!
Толпа разразилась приветственными криками.
Хозяин Подворья потрясал руками, будто эти приветствия предназначались лично ему. Будто это он, Хэнк Таран, готовился сойти в Яму, чтобы низвергнуть противоестественное создание “этими самыми руками!” в зловонную клоаку, откуда оно и явилось.
Дождавшись, пока крики не утихли, Хэнк продолжил:
— В другом углу арены — новичок. Это робот, произведение господ, по праву именующих себя оружейниками. Сервомоторы и аккумуляторы под защитой крепкой брони. Бессчетные миллионы операций в секунду. — Таран позволил себе подпустить в голос некую нотку пренебрежения. — Помимо упомянутой Гильдии, сей механизм представляет район Гетто, знакомый большинству из нас по слухам и страшным историям. Конечно, это Запретный город, как все вы наверняка догадались. — Хэнк выдержал паузу. — Итак, позвольте представить вам модель К21… Короче, Волкодава!
“Клопы” встретили это известие без особого энтузиазма. Кто-то выкрикивал беззастенчивые оскорбления и требовал, чтобы гости “убирались обратно в свою запретную парашу!”.
Это предложение было встречено одобрительным гомоном.
Страйкер не видел оружейников, однако догадывался, что те стоят, как и стояли, невозмутимо глядя на “клопов” из-под глубоких капюшонов. Они могли ничего не говорить, но любая попытка физического воздействия наверняка имела бы печальные последствия. Для аборигенов, конечно. И они это отлично понимали, о чем говорило уже хотя бы то, что из толпы не доносилось ни выстрелов, ни треска электрических разрядов. Недовольство “клопов” ограничилось смехом, гомоном и оскорблениями, но никто не посмел приблизиться к фигурам в черных балахонах.
— Напрасно, напрасно вы так, — пожурил Хэнк Таран неизвестного крикуна тоном доброго дядюшки. — Уверен, все вы сильно расстроитесь, если наши гости отправятся туда, куда им посоветовали… В таком случае не состоится ни того боя, ради которого вы оставили важные дела и пришли на Подворье, ни… того боя, о котором вы еще долго будете рассказывать на каждом углу. И поэтому давайте уважать друг друга и, естественно, наших гостей. — Таран повел вокруг хозяйским взглядом. — Обещаю — первый же, кто попытается подтвердить сплетни о том, что гостеприимство Клоповника отбитой почки не стоит, получит на орехи лично от меня. — Хэнк погрозил толпе кулаком.
“Безрукавочники” у подножия купола переступили с ноги на ногу, грозно и многообещающе сжимая дубинки. Аборигены перевели коллективный взгляд на “балахоны”.
— Это он! — крикнул кто-то.
Курт не видел, что происходит наверху, но, по-видимому, кто-то из фанатов проявил гражданскую инициативу. Добрососедство было в большом почете в Клоповнике.
— Не будем превращать представление в фарс, — улыбнулся Хэнк, фиксируя взглядом — будто затвор фотокамеры щелкнул — кого-то, кому посчастливилось стать объектом всеобщего внимания. — Мы собрались здесь отнюдь не за тем. Поскольку поединок проводится…
— Таран, давай быстрее! — вдруг выкрикнул кто-то. Хозяин Подворья зыркнул в ту сторону. Мелькнули “безрукавочники”, раздались стоны и глухие удары.
Таран добродушно усмехнулся.
— Понимаю ваше нетерпение. — Он шумно вздохнул. — Как я говорил, поскольку поединок проводится… — Хэнк мгновение помедлил, прислушиваясь. Над ареной висела, колеблясь, хрустальная тишина. — Проводится в необычных условиях, мы должны предусмотреть все вероятные недоразумения. В частности, Волкодав не должен получать какую-либо помощь извне — подсказки или же непосредственное управление. Поэтому мы приведем в действие прибор, именуемый в простонародье “глушилкой”…
Курт внимательно прислушивался. Слышать о “глушилке” ему не доводилось, но, как следовало из контекста…
— Верно, — продолжил Таран, — этот прибор предназначен для того, чтобы в корне подавлять любого рода радиоизлучение, попавшее в радиус его действия. Широко используется полицией и другими спецслужбами… — Хэнк с усмешкой поглядел на гостей из Запретного города. Похоже, раздобыть “глушилку” стоило немалых трудов. — Сегодня она послужит и нам. Тем, кто сомневается, советую привести в действие свои мобильные. Хотя бы попробовать…
Наверху раздались короткие писки и прерывистые трели. Аборигены, похоже, дружно атаковали ближайший ретранслятор и принимающе-отсылочный сервер.
Затем все прекратилось.
Почти на уровне осязания повис тихий, глухой фон. Он давил, оскальзывался и падал на барабанные перепонки. Ощущение оказалось не особо приятным, но в целом терпимым. Никто из аборигенов, впрочем, не выказывал недовольства, — большая часть шума в этом диапазоне приходилась исключительно на волчьи уши.
Курт поглядел на то, что Хэнк назвал “кибернетическим чудовищем”. В его облике ничего не изменилось. Как стоял, так и стоит. Объективы наружных камер равнодушно глазеют по сторонам. Траки гусениц прочно прессуют песок.
Курт хмыкнул.
Таран глядел туда же — на килограммы брони и миллионы операций в секунду. Затем поднял голову, стараясь не выдать разочарования. Он, вероятно, не ожидал такой невозмутимости, а питал искреннюю и почти детскую надежду на то, что андроид оплывет, растает, развалится на куски без направляющего радиолуча.
Но такого, похоже, не было вовсе.
— Надеюсь, — проворчат Таран, — все успели сделать ставки. Потому что мы начинаем…
Курт врос ногами в землю, пригнулся и уперся взглядом в противника. Но тот даже клешнями не повел.
Потекли томительные секунды ожидания.
А затем громыхнул выстрел из стартового пистолета Тарана.
… И бой начался.
Курт расставил ноги и прыгнул к Волкодаву, будто ангел мщения. Кровь в жилах стыла и превращалась в антиударный гель. Сердце пульсировало ядерным реактором.
Он наметил цель без раздумий — одна из камер на квадратной голове. Это произошло само собой, почти без вмешательства мозга. Даже на подкорковом уровне Курт понимал, что, если лишить кого-то зрения, он станет вдвое менее опасным. Элементарно, Ватсон.
Вот только сейчас приходилось привыкать, что противостоит ему отнюдь не ЖИВОЕ существо.
Времени выиграть не удалось. Волкодав пробудился к жизни так внезапно и стремительно, что Курт едва успел сбросить обороты. Сигналом пробуждения послужил выстрел из стартового пистолета, Волк же на долю секунды обогнал момент, пытаясь выиграть фору.
Кибернетический механизм выбросил в стороны четыре конечности, благодаря чему стал похож на огромного бронированного краба. Камеры на голове неожиданно пришли в движение — уменьшая и увеличивая фокус, сжимая и расслабляя сфинктеры диафрагм. Курту показалось, будто там мелькнуло осмысленное выражение, какое-то хищное злорадство, будто микросхемы в них орошаются живой кровью.
“Волчонок”, словно мошка, угодил в сети двухтонного паука.
В следующий миг, превратившись из неосознанного ощущения в реальность, перед Куртом развернулась самая настоящая сеть. Она была невелика, полтора метра на полтора, но, снабженная металлическими грузилами, неслась на Курта с умопомрачительной скоростью. Волк с трудом избежал столкновения и, нагнувшись, едва удержался на ногах. Сеть коснулась правой лапы, скользнула по лезвию “гладиуса” и закружилась на песке.