Страница:
Я старалась не допускать подобных ошибок и ко всем относиться примерно одинаково, не выделяя даже лучших друзей. Они, к счастью, все правильно понимали и не обижались даже тогда, когда я уделяла им меньше внимания, чем остальным посетителям. Ведь нам хватало общения и помимо работы.
Через пару недель после отъезда Санни позвонила Таня: – Привет, «кукушка-брошенка»! Ну что, послезавтра я приезжаю! – весело прокричала она в трубку.
– Здорово! Но что значит «я»?! А Джек?
– Не боись! Джек через две недели тоже приедет… Я тебе попросить кое о чем хотела.
– Ну, проси, коли не страшно, – ответила я со смехом.
– Можно мы у тебя поживем немного?
– Живите, конечно! – обрадовалась я будущему приятному соседству. – У меня две комнаты – места всем хватит.
– Спасибо, ты – настоящий друг! И еще кое-что, – замялась она.
– Ну что там еще!? – нетерпеливо потребовала я.
– Ты не могла бы, э-э… меня встретить?
– Могла бы, – с готовностью отозвалась я. – Говори, когда точно прилетаешь.
Таня сообщила мне номер рейса, дату и время прилета. Я записала все на листочек и положила на видное место.
Через два дня я жадно вглядывалась в лица прибывших пассажиров, выискивая взглядом Танюшку. Вскоре появилась и она, с трудом волоча за собой пудовый чемодан и еще пару легких сумок. Мы обнялись.
– Танька, ну ты как всегда – в своем репертуаре! Это что за прикид у тебя?! – развеселилась я, оглядев ее с ног до головы.
На ней был надет велюровый комбинезончик и теплая кофточка с изображением ослика «Иа». Она всегда любила подобные вещи, вот и сейчас себе не изменила.
Через секунду я заметила в ее внешности еще одну, уже новую, «странность»:
– Эй, я не поняла – это ты так сильно поправилась!? Или, может, ждешь кого? – уточнила я, пристально ее разглядывая.
– Жду! Мне в марте рожать, – с довольной улыбкой «призналась» она.
– Господи! Я не могу поверить! Поздравляю!!!… Но ты посмотри на себя! И это будущая мама? В кофточке с «Иа»!? – я едва не каталась по полу от смеха.
– Ну и что? Зато она теплая очень! – с шутливым возмущением защищала она свой любимый «кафтанчик».
– Ладно, мамаша, пошли уже на автобус, – просмеявшись, скомандовала я и взялась за ручку чемодана.
– Я и сама могу понести, – запротестовала она.
– Ага, точно, тебе сейчас только тяжести таскать! – отбросила я ее руку. – Маленькие, вон, неси, а эту – я поволоку.
Приехав в квартиру, мы разобрали Танины пожитки и уселись пить чай.
– Что у тебя там с визой? – задала она мой «любимый» вопрос.
– Говорят, что отправили запрос в Россию, чтобы узнать, почему я меняла фамилию и имя. Это видимо на тот случай, если на самом деле я – Усама Бен Ладен в юбке… Уже семь месяцев они там, в России, все проверяют и еще не известно, когда проверят! – злость на них, на себя и на мужа, который никак не хотел мне помочь, постепенно накатывала. Впрочем, так бывало всегда, едва я вспоминала об этом.
– Ужас!… Надо же, а у меня даже не спрашивали, почему я меняла, – проговорила она задумчиво.
– Значит, мне опять «повезло»! Как всегда, собственно.
– Ну а что же Санни? Никак не пробовал это дело ускорить?
– А как?! – мои эмоции уже перехлестывали через край, и я почти кричала на ни в чем не повинную подругу.
– Да не кипятись ты! Успокойся… Но ты же не одна такая, должен же быть какой-нибудь выход! Ведь без «пинка под зад» они могут и год, и два проверять, сама понимаешь.
– Я-то понимаю, но онничего не предпринимал. Я уже столько раз его об этом просила, но в ответ все одно и то же: «А что я могу сделать?».
– Ясно.
– …А почему ты не рассказывала мне, что беременна? – сменила я тему, слегка успокоившись после пары глотков чая.
– Так я хотела сюрприз сделать! – радостно просияла Танюшка.
– Удалось, ничего не скажешь, – улыбнулась я.
Видя, как безумно она счастлива предстоящим материнством, я была искренне за нее рада. Уж кто-кто, а Таня подобного счастья заслуживала.
Тут у меня зазвонил телефон. По номеру на экране я увидела, что это Санни.
– Привет! Как у тебя там дела? – мужа я тоже очень рада была слышать, так как звонил он в последнее время нечасто.
– Плохо. К экзаменам готовлюсь, и ничего не могу запомнить! – со злостью пожаловался он, и по голосу я поняла, что дела совсем плохи.
Вообще-то он редко пребывал в плохом настроении. Сейчас же я чувствовала, что он полностью раздавлен.
– А что, много надо?
– Да нет, не много, но я никак выучить не могу. Тут и запомнить-то нужно всего ничего: имена десяти человек, откуда они родом и их звания.
– Диктуй! – скомандовала я, обладая маленьким секретом запоминания подобных вещей.
Санни продиктовал мне всю информацию, и я начала использовать свой «секретный прием»:
– Вот смотри. Первый – Билл Чиз. Родился в Висконсине. А штат Висконсин тем и известен, что делает много сыров. И фамилия у парня подходящая – Cheze, что пишется – почти как «сыр» (cheese). Связь уловил?
– Ага! – радостно согласился он.
– Вот видишь, одного уже, можно сказать, запомнили! Поехали дальше.
Дальше мы прошлись по всему списку, находя ассоциативные связи между фамилиями и местами рождения. За полчаса мы запомнили всех.
– Ну что, полегчало?
– Спасибо! Сам бы я никогда не додумался! – горячо благодарил меня он. – Прямо уже не знал, что и делать, – пытался тупо зубрить, но все равно ничего не получалось.
– Это потому, что ты волнуешься. Успокойся! Все будет нормально, – заверила я его.
Мы поговорили еще о его работе, о моей предстоящей поездке домой и распрощались.
Я освободила моим новым «соседям» спальню, которая была потеплее. Уже наступил конец декабря, так что, несмотря на регулярно включаемое отопление, приличная «свежесть» в квартире присутствовала. В другой спальне полы прогревались совсем плохо, но я решила, что мне и там будет нормально. К тому же вскоре я снова собиралась уехать домой примерно на месяц – мне очень хотелось отметить Новый Год вместе с родными.
Через неделю Санни сдал экзамен, его приняли в вожделенные «Громовые Птицы», а я поехала домой, в Хабаровск, предварительно накупив кучу подарков близким подругам и всем родным.
Под бой курантов мы записали на бумажках свои самые заветные желания (мое не отличалось оригинальностью: как и прежде, мне хотелось поскорее увидеться с Санни), сожгли их и выпили шампанское вместе с «желанным» пеплом. Уж и не знаю, кто первым придумал подобную дикость, но последние несколько лет мы упорно травили себя бурдой из шампанского с пеплом. Вот так сильно хотелось, чтобы желания исполнились! А что делать!?
Весь новогодний вечер мы по очереди «караулили» Вадика (моего недавно родившегося племянника), чтобы вовремя накормить, поменять «памперсы» и убаюкать.
– Ну, за племянника, внука и сына! – подняла я очередной тост, и мы дружно выпили.
– Все-таки на Марину он больше похож, – заявила мама.
– А, по-моему, пока еще сложно сказать, – сомневалась я.
– Не-е, на меня, однозначно! – категорично пробасил братишка.
Но мне кажется, что в полтора месяца малыш еще настолько мал, что достоверно сказать, чей там носик, а чьи ушки – почти невозможно. Однако любому родителю, бабушке или дедушке всегда кажется, что даже в самом маленьком возрасте они уже могут определить, на кого больше похож ребенок: на маму или на папу.
Меня весьма удивила внимательность и ответственность брата по отношению к сыну: он не отходил от него ни на шаг, с заправским видом регулярно меняя ему подгузники, купая и пеленая. Признаться, я не ожидала такой самоотверженности от парня, который еще вчера не мог оторваться от «Нинтендо», просиживая за игровой приставкой часами.
Было очевидно, что жену молодую он очень любит, поэтому, быть может, и к сыну относится столь нежно и трепетно. А может, причина была не только в этом.
Родители наши развелись, когда Сергею было года три – четыре. От очень переживал. Намного больше меня. Как-то раз он сказал мне, что никогда не поступит так, как поступил с нами отец, и никогда не бросит жену с ребенком. С отцом после развода он отказывался разговаривать наотрез, и не говорит до сих пор, хотя и прошло уже много лет. Первое время мама наша была категорически против того, чтобы и я с папой общалась, но постепенно раны затянулись, она перестала на него так уж сильно злиться, и я звонила отцу, когда у меня появлялось такое желание. А вот Сергей отца так и не смог простить, как я не убеждала его в том, что «такое бывает, и люди разводятся». Так что, возможно, подобная серьезность отношения к отцовству у брата появилась от старых обид и боязни повторения родительских ошибок.
Но каковой бы ни была истинная причина, я была рада и горда тем, что он так заботится о маленьком сыне.
В целом я отлично провела время дома и с удовольствием вернулась в Корею, по которой успела безумно соскучиться. Правда не через месяц, как сначала планировала, а аж через три – домашние хлопоты как-то незаметно затянули, а в Корее меня кроме Тани и мистера Кима по большому счету никто и не ждал. Так что куда торопиться?
Таня с Джеком тем временем переехали в другую квартиру: дешевле и теплее. Мои вещи они перевезли туда же, как мы и договорились заранее. Мне одной двухкомнатная квартира была теперь ни к чему, а они были совсем не против того, чтобы я пожила какое-то время с ними.
К тому же к Тане из Хабаровска недавно приехала мама (месяца на три), чтобы помочь ей ухаживать за ребенком, появления которого ждали буквально со дня на день. Так что подруга моя радостно сообщила, что я их с Джеком приватности никак не помешаю, так как этой самой приватности у них все равно пока нет, и не скоро будет.
– Привет! Ты когда рожаешь? – позвонила я ей, едва выйдя из самолета.
– Так я только что, – ответила Таня довольно.
– То есть как, только что? – не поняла я.
– Ну, вот прямо только что и родила, минут двадцать назад, – объяснила она медленно и внятно, как для «тупых».
– Вот это да! Поздравляю! Как малыш? Как папашка?
– Нормально. А Джек опоздал, сейчас как раз едет. Я буквально за десять минут его родила.
Я присвистнула, вспомнив хрупкую Танькину фигурку. Надо же, а я почему-то всегда думала, что чем женщина худее и тоньше, тем сложнее ей будет рожать!
– Отлично! Я за вас рада. Мама с тобой?
– Да. Рядом сидит, тебе привет передает.
– Ну, хорошо, тогда скоро увидимся. Тебя когда из больницы отпустят?
– Так завтра и отпустят. Тут никого долго не держат.
– Понятно. Ну, тогда отдыхай. До завтра.
За время моего отсутствия в тауне абсолютно ничего не изменилось.
Равно как и в американском консульстве. «Мы вам сообщим» – их извечный ответ.
Пока я была дома, то, наверное, половину Москвы обзвонила, пытаясь узнать, где именно проверяют мои документы на «принадлежность» к террористической группировке, но, естественно, так ничего и не узнала.
На следующий день из больницы привезли Таню и малыша.
– А чегой-то он такой… хм-м… скукоженный? – тщательно подбирая слова, поинтересовалась я, глядя на крохотное сморщенное тельце.
Нет, я, конечно, уже видела раньше младенцев (вот Вадика, например, совсем недавно видела), но с такимкрохой пока не встречалась.
– Кать, ну ты даешь! А как он, по-твоему, должен был выглядеть? Ведь ему же всего один день! – засмеялась Танина мама, и принялась его пеленать.
При виде того, как резво и бойко она запаковывала этого малюсенького карапуза в пеленку, меня охватил форменный ужас – я испугалась, что сейчас она обязательно что-нибудь ему поломает! О том, чтобы самой взять его на руки или хотя бы потрогать не могло быть и речи – я была уверена, что одним прикосновением причиню ему дикую боль. Я и Вадика-то все это время на руки не брала – боялась, что наврежу, а тут – такой кроха!
Но никто никому ничего не сломал и через считанные секунды вполне довольный малыш уже лежал на кровати «столбиком», лишенный малейшей возможности пошелохнуться.
Таня сидела тут же, на краю кровати, при этом странно устроившись на ней лишь половинкой своей «пятой точки».
– А ты чего сидишь как-то странно? – удивилась я.
– Посмотрела бы я, как ты бы сидела, если б тебе промежность разрезали! У меня, наверное, пожизненный геморрой теперь будет, – простонала она. Все ее лицо покрывали красные точки, выступившие, видимо, от напряжения во время родов.
– Сочувствую. Тебе, может, в стульчике дырочку вырезать, чтобы удобнее было сидеть? – пошутила я.
Таня тихонько засмеялась, одновременно постанывая от боли:
– Ты хоть не смеши, а? И так все болит!
– Ладно-ладно. Не буду, – заверила я и снова уставилась на младенца. Впервые в жизни я видела столь маленького ребенка, и все в нем казалось мне интересным и необычным. Впоследствии он стал для меня почти родным, так как вырос, можно сказать, у меня на глазах.
Джек тоже топтался радом, с интересом разглядывая свое «творение»:
– Николас! – с нежностью и восхищением прошептал он, и легонько потрогал малыша указательным пальцем. – Таня, а если по-русски он – Николай, то сокращенно как будет? Кола?
Мы прыснули от смеха:
– Коля! Почему Кола-то?
– Ну, если Сергей – Сережа, Павел – Паша, то значит и Николай должен быть – Кола! – возразил он, не понимая причину нашего смеха.
– Ну да, ты его еще «Пепси» обзови! – не унимались мы.
Санни стал звонить все реже и реже, объясняя это тем, что очень много времени проводит в командировках: – Я четыре дня из семи провожу в других городах. Да и не всегда есть возможность позвонить, – объяснял он.
– Я понимаю, но все равно скучаю.
– Я знаю.
Зато он регулярно рассказывал мне, как знакомился с «важными люд ями»: однажды даже президент какого-то государства, настолько маленького, что на карте мира его лишь циферкой помечают, пожимал ему руку. Ну и что, что государство мелкое, но это же – Президент! И когда бы мы с ним ни общались, мы говорили только о его замечательной работе.
Меня это уже раздражало, так как начинало казаться, что работа его важнее всего, и даже меня. От таких мыслей мне самой становилось противно, потому что считала я их – «чисто бабскими». А у меня – вроде как умного взрослого человека – подобных глупостей быть в голове не должно. Но все равно было обидно, что разговор всегда шел только о нем, а у меня и не спрашивают: как работа, семья и так далее.
Со временем он вообще перестал звонить, так как мне из Кореи делать это было дешевле. Теперь я сама покупала телефонные карточки и с сотового телефона звонила ему в США. Таким образом, получалось, что ему это стало совсем уж бесплатно, а мне приходилось тратить деньги, заработанные в баре у Кима. Но экономия – да, она и вправду была «налицо»: емутак действительно было дешевле.
У меня по-прежнему была его банковская карта, которой я могла воспользоваться в любой момент, но мне было как-то «неудобно». Все-таки для проживания в Корее мне надо было «всего ничего» и моей зарплаты вполне хватало. А в Америке жизнь – дорогая. Так что я не снимала егоденьги, стараясь укладываться в свои, заработанные. Да и самой мне было приятно осознавать, что я тоже могу себя обеспечить.
Как-то в апреле к нам в бар зашли друзья Кима. Насколько я поняла из их разговора, один из них собирался открыть в тауне магазин одеял. Вся его семья пока что жила в другом городе, так что ему требовалась помощница: продавец и приемщик заказов в одном лице. – Если хочешь, можешь работать и у него, – предложил мне Ким. – С вечера пятницы и до закрытия в воскресенье – будешь здесь, а со вторника по пятницу – в магазине.
Хм-м, но тогда получается, что у меня будет всего один выходной, и работать я буду аки папа Карло – с утра до ночи! Хотя, это не так уж и плохо: в конце концов, так у меня будет меньше времени на невеселые мысли о своем браке, которые посещали мою глупую голову все чаще и чаще.
Кроме того, в тауне мне заниматься особенно было нечем, а деньги за работу в магазине предлагали хорошие – восемьсот долларов в месяц. Что в дополнение к предложенным при такой схеме Кимом двадцати пяти долларам в день плюс чаевые было очень даже неплохо. Поэтому я, немного подумав, согласилась. Тем более, в магазине тоже будет стоять компьютер с доступом в Интернет, так что скучать мне особенно не придется.
Через неделю я приступила к работе на новом месте.
Первое время от покупателей не было отбоя, так как сразу после открытия цены у нас были изрядно занижены – «прикармливали» народ. Но сильно уставать все равно не приходилось, ведь одеяла – это, все-таки, не пирожки: их не покупают каждые пять минут по десятку.
А в пятницу вечером, закрыв магазин, я вновь мчалась в «Лос Лобос», чтобы приступить к работе еще и там.
– Катюш, тебя так надолго не хватит! – сетовала Танина мама. – Ты же толком не ешь даже, похудела вон совсем…
– Да я на работе поем. Вы за меня не волнуйтесь, – отмахивалась я.
– Ну, ты смотри, а то я вон супчик сварила – бери, если хочешь, – предлагала она от души.
У меня же аппетит пропал напрочь. Как, впрочем, и нормальный сон и желание радоваться жизни. Постоянно думая о том, почему Санни мне сам не звонит и когда же, наконец, мне дадут эту чертову визу, я все глубже и глубже проваливалась в черноту беспросветной депрессии.
Постепенно я стала не только есть на работе, но еще и пить. При этом мне даже не приходилось покупать себе выпивку, так как постоянно находились знакомые или друзья, которым было скучно пить в одиночку, и я с радостью составляла им компанию.
Но главным моим собутыльником стал Шпик. Его жена в очередной раз наотрез отказалась приехать в Корею и после этого он запил по-черному.
– Я не понимаю, как она может отказываться приехать!? Она же знает, что я без нее не могу! – жаловался он, глуша тоску пивом. – Мы тридцать лет прожили вместе, а сейчас я – один! Почему, Кэт? Скажи мне!
Я не знала, что на это ответить.
Возможно, она перестала его любить. Но разве ж такое бывает!?
Тем не менее, еще полгода назад они были счастливы вместе, а теперь она ни в какую не хочет приехать и быть рядом с ним. Нет, она не отказывается напрямую, но регулярно придумывает кучу причин, лишь бы не приезжать.
– Мне очень жаль, – единственное, что я могла бормотать, пытаясь утешить лучшего друга.
Шпик в свою очередь регулярно заявлял, что Санни меня недостоин, и что если бы он так уж сильно хотел – мы б давно были вместе.
Я подобные разговоры старалась обрывать, так как возразить было нечего, а обсуждать все это – бессмысленно:
– Ну не разводиться же с ним! Причин-то формальных для этого нет! – возмущалась я.
– Не знаю, не знаю… – бурчал он под нос. – Но и так – тоже нельзя.
В конце концов, мы условились, что больше не будем обсуждать моего мужа и его жену, так как эти разговоры все равно ничем не помогут. Ведь несмотря ни на что, мы как последние дураки все еще любили свои «половинки» и разрушать ничего не хотели. Мы оба еще не были готовы к тому, чтобы поставить жирную точку на собственных браках. Поэтому – просто пили.
Со временем Шпик, известный раньше лишь добрыми и благородными поступками, стал вести себя неадекватно и вступал в драки как минимум раз в неделю. Первым он никогда не начинал, но если уж кто-то его задевал, то он, не разбираясь, давал сразу «в морду». Уж что-что, а драться он умел! Как, впрочем, любой, выросший в «дурном» квартале подросток.
Постепенно все больше и больше времени мы проводили вместе, рассказывая друг другу истории из детства и находя много общего. Мы стали столь неразлучны, что по тауну поползли слухи, будто бы мы – любовники. Даже Ким у меня как-то спросил, встречаюсь ли я с Шоном. Ему я просто ответила «нет», без дополнительных объяснений, так как его это вообще никоим образом не касалось, но если вдруг и кому-то из вас показалось, что между мной и Шпиком возникло нечто большее, нежели просто дружба, то знайте – вам действительно показалось. Нас связывала именно она – дружба. Просто она была такой, какая редко возникает даже между любящими друг друга людьми. А над слухами о нашей якобы «связи» мы с ним вместе смеялись, так как оба любили своих супругов «до гробовой доски», так сказать, и изменять никто никому не собирался.
Однажды я приболела. Ничего сверх серьезного, но, судя по симптомам, у меня начинался цистит – болезнь малоприятная и что еще хуже – сама по себе не проходящая.
Через пару недель после отъезда Санни позвонила Таня: – Привет, «кукушка-брошенка»! Ну что, послезавтра я приезжаю! – весело прокричала она в трубку.
– Здорово! Но что значит «я»?! А Джек?
– Не боись! Джек через две недели тоже приедет… Я тебе попросить кое о чем хотела.
– Ну, проси, коли не страшно, – ответила я со смехом.
– Можно мы у тебя поживем немного?
– Живите, конечно! – обрадовалась я будущему приятному соседству. – У меня две комнаты – места всем хватит.
– Спасибо, ты – настоящий друг! И еще кое-что, – замялась она.
– Ну что там еще!? – нетерпеливо потребовала я.
– Ты не могла бы, э-э… меня встретить?
– Могла бы, – с готовностью отозвалась я. – Говори, когда точно прилетаешь.
Таня сообщила мне номер рейса, дату и время прилета. Я записала все на листочек и положила на видное место.
Через два дня я жадно вглядывалась в лица прибывших пассажиров, выискивая взглядом Танюшку. Вскоре появилась и она, с трудом волоча за собой пудовый чемодан и еще пару легких сумок. Мы обнялись.
– Танька, ну ты как всегда – в своем репертуаре! Это что за прикид у тебя?! – развеселилась я, оглядев ее с ног до головы.
На ней был надет велюровый комбинезончик и теплая кофточка с изображением ослика «Иа». Она всегда любила подобные вещи, вот и сейчас себе не изменила.
Через секунду я заметила в ее внешности еще одну, уже новую, «странность»:
– Эй, я не поняла – это ты так сильно поправилась!? Или, может, ждешь кого? – уточнила я, пристально ее разглядывая.
– Жду! Мне в марте рожать, – с довольной улыбкой «призналась» она.
– Господи! Я не могу поверить! Поздравляю!!!… Но ты посмотри на себя! И это будущая мама? В кофточке с «Иа»!? – я едва не каталась по полу от смеха.
– Ну и что? Зато она теплая очень! – с шутливым возмущением защищала она свой любимый «кафтанчик».
– Ладно, мамаша, пошли уже на автобус, – просмеявшись, скомандовала я и взялась за ручку чемодана.
– Я и сама могу понести, – запротестовала она.
– Ага, точно, тебе сейчас только тяжести таскать! – отбросила я ее руку. – Маленькие, вон, неси, а эту – я поволоку.
Приехав в квартиру, мы разобрали Танины пожитки и уселись пить чай.
– Что у тебя там с визой? – задала она мой «любимый» вопрос.
– Говорят, что отправили запрос в Россию, чтобы узнать, почему я меняла фамилию и имя. Это видимо на тот случай, если на самом деле я – Усама Бен Ладен в юбке… Уже семь месяцев они там, в России, все проверяют и еще не известно, когда проверят! – злость на них, на себя и на мужа, который никак не хотел мне помочь, постепенно накатывала. Впрочем, так бывало всегда, едва я вспоминала об этом.
– Ужас!… Надо же, а у меня даже не спрашивали, почему я меняла, – проговорила она задумчиво.
– Значит, мне опять «повезло»! Как всегда, собственно.
– Ну а что же Санни? Никак не пробовал это дело ускорить?
– А как?! – мои эмоции уже перехлестывали через край, и я почти кричала на ни в чем не повинную подругу.
– Да не кипятись ты! Успокойся… Но ты же не одна такая, должен же быть какой-нибудь выход! Ведь без «пинка под зад» они могут и год, и два проверять, сама понимаешь.
– Я-то понимаю, но онничего не предпринимал. Я уже столько раз его об этом просила, но в ответ все одно и то же: «А что я могу сделать?».
– Ясно.
– …А почему ты не рассказывала мне, что беременна? – сменила я тему, слегка успокоившись после пары глотков чая.
– Так я хотела сюрприз сделать! – радостно просияла Танюшка.
– Удалось, ничего не скажешь, – улыбнулась я.
Видя, как безумно она счастлива предстоящим материнством, я была искренне за нее рада. Уж кто-кто, а Таня подобного счастья заслуживала.
Тут у меня зазвонил телефон. По номеру на экране я увидела, что это Санни.
– Привет! Как у тебя там дела? – мужа я тоже очень рада была слышать, так как звонил он в последнее время нечасто.
– Плохо. К экзаменам готовлюсь, и ничего не могу запомнить! – со злостью пожаловался он, и по голосу я поняла, что дела совсем плохи.
Вообще-то он редко пребывал в плохом настроении. Сейчас же я чувствовала, что он полностью раздавлен.
– А что, много надо?
– Да нет, не много, но я никак выучить не могу. Тут и запомнить-то нужно всего ничего: имена десяти человек, откуда они родом и их звания.
– Диктуй! – скомандовала я, обладая маленьким секретом запоминания подобных вещей.
Санни продиктовал мне всю информацию, и я начала использовать свой «секретный прием»:
– Вот смотри. Первый – Билл Чиз. Родился в Висконсине. А штат Висконсин тем и известен, что делает много сыров. И фамилия у парня подходящая – Cheze, что пишется – почти как «сыр» (cheese). Связь уловил?
– Ага! – радостно согласился он.
– Вот видишь, одного уже, можно сказать, запомнили! Поехали дальше.
Дальше мы прошлись по всему списку, находя ассоциативные связи между фамилиями и местами рождения. За полчаса мы запомнили всех.
– Ну что, полегчало?
– Спасибо! Сам бы я никогда не додумался! – горячо благодарил меня он. – Прямо уже не знал, что и делать, – пытался тупо зубрить, но все равно ничего не получалось.
– Это потому, что ты волнуешься. Успокойся! Все будет нормально, – заверила я его.
Мы поговорили еще о его работе, о моей предстоящей поездке домой и распрощались.
Я освободила моим новым «соседям» спальню, которая была потеплее. Уже наступил конец декабря, так что, несмотря на регулярно включаемое отопление, приличная «свежесть» в квартире присутствовала. В другой спальне полы прогревались совсем плохо, но я решила, что мне и там будет нормально. К тому же вскоре я снова собиралась уехать домой примерно на месяц – мне очень хотелось отметить Новый Год вместе с родными.
Через неделю Санни сдал экзамен, его приняли в вожделенные «Громовые Птицы», а я поехала домой, в Хабаровск, предварительно накупив кучу подарков близким подругам и всем родным.
Под бой курантов мы записали на бумажках свои самые заветные желания (мое не отличалось оригинальностью: как и прежде, мне хотелось поскорее увидеться с Санни), сожгли их и выпили шампанское вместе с «желанным» пеплом. Уж и не знаю, кто первым придумал подобную дикость, но последние несколько лет мы упорно травили себя бурдой из шампанского с пеплом. Вот так сильно хотелось, чтобы желания исполнились! А что делать!?
Весь новогодний вечер мы по очереди «караулили» Вадика (моего недавно родившегося племянника), чтобы вовремя накормить, поменять «памперсы» и убаюкать.
– Ну, за племянника, внука и сына! – подняла я очередной тост, и мы дружно выпили.
– Все-таки на Марину он больше похож, – заявила мама.
– А, по-моему, пока еще сложно сказать, – сомневалась я.
– Не-е, на меня, однозначно! – категорично пробасил братишка.
Но мне кажется, что в полтора месяца малыш еще настолько мал, что достоверно сказать, чей там носик, а чьи ушки – почти невозможно. Однако любому родителю, бабушке или дедушке всегда кажется, что даже в самом маленьком возрасте они уже могут определить, на кого больше похож ребенок: на маму или на папу.
Меня весьма удивила внимательность и ответственность брата по отношению к сыну: он не отходил от него ни на шаг, с заправским видом регулярно меняя ему подгузники, купая и пеленая. Признаться, я не ожидала такой самоотверженности от парня, который еще вчера не мог оторваться от «Нинтендо», просиживая за игровой приставкой часами.
Было очевидно, что жену молодую он очень любит, поэтому, быть может, и к сыну относится столь нежно и трепетно. А может, причина была не только в этом.
Родители наши развелись, когда Сергею было года три – четыре. От очень переживал. Намного больше меня. Как-то раз он сказал мне, что никогда не поступит так, как поступил с нами отец, и никогда не бросит жену с ребенком. С отцом после развода он отказывался разговаривать наотрез, и не говорит до сих пор, хотя и прошло уже много лет. Первое время мама наша была категорически против того, чтобы и я с папой общалась, но постепенно раны затянулись, она перестала на него так уж сильно злиться, и я звонила отцу, когда у меня появлялось такое желание. А вот Сергей отца так и не смог простить, как я не убеждала его в том, что «такое бывает, и люди разводятся». Так что, возможно, подобная серьезность отношения к отцовству у брата появилась от старых обид и боязни повторения родительских ошибок.
Но каковой бы ни была истинная причина, я была рада и горда тем, что он так заботится о маленьком сыне.
В целом я отлично провела время дома и с удовольствием вернулась в Корею, по которой успела безумно соскучиться. Правда не через месяц, как сначала планировала, а аж через три – домашние хлопоты как-то незаметно затянули, а в Корее меня кроме Тани и мистера Кима по большому счету никто и не ждал. Так что куда торопиться?
Таня с Джеком тем временем переехали в другую квартиру: дешевле и теплее. Мои вещи они перевезли туда же, как мы и договорились заранее. Мне одной двухкомнатная квартира была теперь ни к чему, а они были совсем не против того, чтобы я пожила какое-то время с ними.
К тому же к Тане из Хабаровска недавно приехала мама (месяца на три), чтобы помочь ей ухаживать за ребенком, появления которого ждали буквально со дня на день. Так что подруга моя радостно сообщила, что я их с Джеком приватности никак не помешаю, так как этой самой приватности у них все равно пока нет, и не скоро будет.
– Привет! Ты когда рожаешь? – позвонила я ей, едва выйдя из самолета.
– Так я только что, – ответила Таня довольно.
– То есть как, только что? – не поняла я.
– Ну, вот прямо только что и родила, минут двадцать назад, – объяснила она медленно и внятно, как для «тупых».
– Вот это да! Поздравляю! Как малыш? Как папашка?
– Нормально. А Джек опоздал, сейчас как раз едет. Я буквально за десять минут его родила.
Я присвистнула, вспомнив хрупкую Танькину фигурку. Надо же, а я почему-то всегда думала, что чем женщина худее и тоньше, тем сложнее ей будет рожать!
– Отлично! Я за вас рада. Мама с тобой?
– Да. Рядом сидит, тебе привет передает.
– Ну, хорошо, тогда скоро увидимся. Тебя когда из больницы отпустят?
– Так завтра и отпустят. Тут никого долго не держат.
– Понятно. Ну, тогда отдыхай. До завтра.
За время моего отсутствия в тауне абсолютно ничего не изменилось.
Равно как и в американском консульстве. «Мы вам сообщим» – их извечный ответ.
Пока я была дома, то, наверное, половину Москвы обзвонила, пытаясь узнать, где именно проверяют мои документы на «принадлежность» к террористической группировке, но, естественно, так ничего и не узнала.
На следующий день из больницы привезли Таню и малыша.
– А чегой-то он такой… хм-м… скукоженный? – тщательно подбирая слова, поинтересовалась я, глядя на крохотное сморщенное тельце.
Нет, я, конечно, уже видела раньше младенцев (вот Вадика, например, совсем недавно видела), но с такимкрохой пока не встречалась.
– Кать, ну ты даешь! А как он, по-твоему, должен был выглядеть? Ведь ему же всего один день! – засмеялась Танина мама, и принялась его пеленать.
При виде того, как резво и бойко она запаковывала этого малюсенького карапуза в пеленку, меня охватил форменный ужас – я испугалась, что сейчас она обязательно что-нибудь ему поломает! О том, чтобы самой взять его на руки или хотя бы потрогать не могло быть и речи – я была уверена, что одним прикосновением причиню ему дикую боль. Я и Вадика-то все это время на руки не брала – боялась, что наврежу, а тут – такой кроха!
Но никто никому ничего не сломал и через считанные секунды вполне довольный малыш уже лежал на кровати «столбиком», лишенный малейшей возможности пошелохнуться.
Таня сидела тут же, на краю кровати, при этом странно устроившись на ней лишь половинкой своей «пятой точки».
– А ты чего сидишь как-то странно? – удивилась я.
– Посмотрела бы я, как ты бы сидела, если б тебе промежность разрезали! У меня, наверное, пожизненный геморрой теперь будет, – простонала она. Все ее лицо покрывали красные точки, выступившие, видимо, от напряжения во время родов.
– Сочувствую. Тебе, может, в стульчике дырочку вырезать, чтобы удобнее было сидеть? – пошутила я.
Таня тихонько засмеялась, одновременно постанывая от боли:
– Ты хоть не смеши, а? И так все болит!
– Ладно-ладно. Не буду, – заверила я и снова уставилась на младенца. Впервые в жизни я видела столь маленького ребенка, и все в нем казалось мне интересным и необычным. Впоследствии он стал для меня почти родным, так как вырос, можно сказать, у меня на глазах.
Джек тоже топтался радом, с интересом разглядывая свое «творение»:
– Николас! – с нежностью и восхищением прошептал он, и легонько потрогал малыша указательным пальцем. – Таня, а если по-русски он – Николай, то сокращенно как будет? Кола?
Мы прыснули от смеха:
– Коля! Почему Кола-то?
– Ну, если Сергей – Сережа, Павел – Паша, то значит и Николай должен быть – Кола! – возразил он, не понимая причину нашего смеха.
– Ну да, ты его еще «Пепси» обзови! – не унимались мы.
Санни стал звонить все реже и реже, объясняя это тем, что очень много времени проводит в командировках: – Я четыре дня из семи провожу в других городах. Да и не всегда есть возможность позвонить, – объяснял он.
– Я понимаю, но все равно скучаю.
– Я знаю.
Зато он регулярно рассказывал мне, как знакомился с «важными люд ями»: однажды даже президент какого-то государства, настолько маленького, что на карте мира его лишь циферкой помечают, пожимал ему руку. Ну и что, что государство мелкое, но это же – Президент! И когда бы мы с ним ни общались, мы говорили только о его замечательной работе.
Меня это уже раздражало, так как начинало казаться, что работа его важнее всего, и даже меня. От таких мыслей мне самой становилось противно, потому что считала я их – «чисто бабскими». А у меня – вроде как умного взрослого человека – подобных глупостей быть в голове не должно. Но все равно было обидно, что разговор всегда шел только о нем, а у меня и не спрашивают: как работа, семья и так далее.
Со временем он вообще перестал звонить, так как мне из Кореи делать это было дешевле. Теперь я сама покупала телефонные карточки и с сотового телефона звонила ему в США. Таким образом, получалось, что ему это стало совсем уж бесплатно, а мне приходилось тратить деньги, заработанные в баре у Кима. Но экономия – да, она и вправду была «налицо»: емутак действительно было дешевле.
У меня по-прежнему была его банковская карта, которой я могла воспользоваться в любой момент, но мне было как-то «неудобно». Все-таки для проживания в Корее мне надо было «всего ничего» и моей зарплаты вполне хватало. А в Америке жизнь – дорогая. Так что я не снимала егоденьги, стараясь укладываться в свои, заработанные. Да и самой мне было приятно осознавать, что я тоже могу себя обеспечить.
Как-то в апреле к нам в бар зашли друзья Кима. Насколько я поняла из их разговора, один из них собирался открыть в тауне магазин одеял. Вся его семья пока что жила в другом городе, так что ему требовалась помощница: продавец и приемщик заказов в одном лице. – Если хочешь, можешь работать и у него, – предложил мне Ким. – С вечера пятницы и до закрытия в воскресенье – будешь здесь, а со вторника по пятницу – в магазине.
Хм-м, но тогда получается, что у меня будет всего один выходной, и работать я буду аки папа Карло – с утра до ночи! Хотя, это не так уж и плохо: в конце концов, так у меня будет меньше времени на невеселые мысли о своем браке, которые посещали мою глупую голову все чаще и чаще.
Кроме того, в тауне мне заниматься особенно было нечем, а деньги за работу в магазине предлагали хорошие – восемьсот долларов в месяц. Что в дополнение к предложенным при такой схеме Кимом двадцати пяти долларам в день плюс чаевые было очень даже неплохо. Поэтому я, немного подумав, согласилась. Тем более, в магазине тоже будет стоять компьютер с доступом в Интернет, так что скучать мне особенно не придется.
Через неделю я приступила к работе на новом месте.
Первое время от покупателей не было отбоя, так как сразу после открытия цены у нас были изрядно занижены – «прикармливали» народ. Но сильно уставать все равно не приходилось, ведь одеяла – это, все-таки, не пирожки: их не покупают каждые пять минут по десятку.
А в пятницу вечером, закрыв магазин, я вновь мчалась в «Лос Лобос», чтобы приступить к работе еще и там.
– Катюш, тебя так надолго не хватит! – сетовала Танина мама. – Ты же толком не ешь даже, похудела вон совсем…
– Да я на работе поем. Вы за меня не волнуйтесь, – отмахивалась я.
– Ну, ты смотри, а то я вон супчик сварила – бери, если хочешь, – предлагала она от души.
У меня же аппетит пропал напрочь. Как, впрочем, и нормальный сон и желание радоваться жизни. Постоянно думая о том, почему Санни мне сам не звонит и когда же, наконец, мне дадут эту чертову визу, я все глубже и глубже проваливалась в черноту беспросветной депрессии.
Постепенно я стала не только есть на работе, но еще и пить. При этом мне даже не приходилось покупать себе выпивку, так как постоянно находились знакомые или друзья, которым было скучно пить в одиночку, и я с радостью составляла им компанию.
Но главным моим собутыльником стал Шпик. Его жена в очередной раз наотрез отказалась приехать в Корею и после этого он запил по-черному.
– Я не понимаю, как она может отказываться приехать!? Она же знает, что я без нее не могу! – жаловался он, глуша тоску пивом. – Мы тридцать лет прожили вместе, а сейчас я – один! Почему, Кэт? Скажи мне!
Я не знала, что на это ответить.
Возможно, она перестала его любить. Но разве ж такое бывает!?
Тем не менее, еще полгода назад они были счастливы вместе, а теперь она ни в какую не хочет приехать и быть рядом с ним. Нет, она не отказывается напрямую, но регулярно придумывает кучу причин, лишь бы не приезжать.
– Мне очень жаль, – единственное, что я могла бормотать, пытаясь утешить лучшего друга.
Шпик в свою очередь регулярно заявлял, что Санни меня недостоин, и что если бы он так уж сильно хотел – мы б давно были вместе.
Я подобные разговоры старалась обрывать, так как возразить было нечего, а обсуждать все это – бессмысленно:
– Ну не разводиться же с ним! Причин-то формальных для этого нет! – возмущалась я.
– Не знаю, не знаю… – бурчал он под нос. – Но и так – тоже нельзя.
В конце концов, мы условились, что больше не будем обсуждать моего мужа и его жену, так как эти разговоры все равно ничем не помогут. Ведь несмотря ни на что, мы как последние дураки все еще любили свои «половинки» и разрушать ничего не хотели. Мы оба еще не были готовы к тому, чтобы поставить жирную точку на собственных браках. Поэтому – просто пили.
Со временем Шпик, известный раньше лишь добрыми и благородными поступками, стал вести себя неадекватно и вступал в драки как минимум раз в неделю. Первым он никогда не начинал, но если уж кто-то его задевал, то он, не разбираясь, давал сразу «в морду». Уж что-что, а драться он умел! Как, впрочем, любой, выросший в «дурном» квартале подросток.
Постепенно все больше и больше времени мы проводили вместе, рассказывая друг другу истории из детства и находя много общего. Мы стали столь неразлучны, что по тауну поползли слухи, будто бы мы – любовники. Даже Ким у меня как-то спросил, встречаюсь ли я с Шоном. Ему я просто ответила «нет», без дополнительных объяснений, так как его это вообще никоим образом не касалось, но если вдруг и кому-то из вас показалось, что между мной и Шпиком возникло нечто большее, нежели просто дружба, то знайте – вам действительно показалось. Нас связывала именно она – дружба. Просто она была такой, какая редко возникает даже между любящими друг друга людьми. А над слухами о нашей якобы «связи» мы с ним вместе смеялись, так как оба любили своих супругов «до гробовой доски», так сказать, и изменять никто никому не собирался.
Однажды я приболела. Ничего сверх серьезного, но, судя по симптомам, у меня начинался цистит – болезнь малоприятная и что еще хуже – сама по себе не проходящая.
А так как болею я вообще очень редко, то и в тот раз никаких лекарств у меня с собой не оказалось, тем более – от такой «экзотики». Самостоятельно купить что-то в аптеке я тоже не могла, так как не была точно уверена в диагнозе и не знала, что именно мне было нужно. Поэтому встал вопрос о том, что мне придется-таки идти в больницу.
Вроде бы это – не проблема, если б не пара нюансиков. Во-первых, я понятия не имела, как, не зная корейского, буду объяснять доктору что, где и как именно у меня болит. А во-вторых, на тот момент у меня не было денег: зарплату должны были дать лишь через несколько дней, а просить авансы я не любила еще сильнее, чем не любила вид крови в моче, пугавший меня все больше и больше.
Да, в любой момент я могла снять необходимую сумму с карточки мужа, но по собственной инициативе делать этого не хотела. К тому же он просил заранее согласовывать с ним подобные операции.
Поколебавшись какое-то время, я позвонила-таки Санни. Пожаловалась ему на здоровье и вкратце объяснила денежную проблему.
– Ну, попроси аванс. Я уверен, что тебе его дадут, – предложил он «приемлемый выход».
– Ты ведь знаешь, как я не люблю у кого-то что-то просить, – напомнила я.
– А что делать?! Значит – придется просить.
Мне очень хотелось услышать от него предложение просто взять карточку и снять нужную сумму, но этого, увы, не последовало. «Да-а, раньше он именно это и предложил бы, а сейчас почему-то – нет. Все изменилось» – от этой мысли на душе стало гадко и тошно.
Я заняла деньги у Тани. А с проблемой незнания языка помогла одна моя знакомая, которая к тому же уговорила своего мужа-корейца отвезти нас туда на машине.
Мне выписали какие-то лекарства, которые я усердно принимала неделю и, слава Богу, боль бесследно прошла. Физически я довольно быстро почувствовала себя лучше, но вот обида на Санни засела внутри глубокой занозой и все чаще давала знать о себе, выливаясь литрами слез по ночам на подушку.
Я старалась не грузить окружающих своими проблемами, и даже Тане далеко не всегда и не все рассказывала, хотя она постоянно интересовалась, отчего я такая хмурая, – у нее и без меня забот хватало. Так что все этоя носила в себе, накапливая душевную муть все больше и больше.
Периодически в магазин или бар заглядывали друзья Санни, интересуясь как мои дела и передавая мужу приветы. Общалась с ними я с удовольствием, но вот приветы не передавала, так как звонила ему теперь редко – всего раза два в неделю. И больше по привычке, чем по желанию. И не потому, что желания не было. Просто давно поняла, что ему эти мои звонки «до одного места». Точно так же, как и приветы друзей.
Однажды в пятницу в бар зашли приятели мужа. Один из них был мне еще не знаком.
– Я – Шон, – представился худощавый, застенчивый парнишка. – Мы с Санни в Кловисе вместе работали. Много о тебе слышал и рад познакомиться.
– Очень приятно, – я пожала протянутую им руку. – Ребята, я через неделю вечеринку устраиваю – приходите! – пригласила я их на свой День рождения. – Русской еды наготовлю, шашлыков нажарим… заодно и водку нашу попробуете!
Я запланировала сделать шашлыки, кое-какие салаты и еще несколько блюд, которые бы идеально подошли для посиделок на природе. Мы со Шпиком собрались, наконец, устроить «пир на весь мир» чтобы показать друг другу особенности национальных кухонь наших стран, и мой приближающийся День рождения подходил для этого как нельзя лучше.
Всего я пригласила человек пятнадцать, восемь из которых были давними друзьями моего мужа (все они очень хорошо ко мне относились и постоянно приглашали присоединиться к компании, если шли в бар или ресторан). Я решила, что теперь настала моя очередь накормить-напоить их от души, поэтому и позвала на свой День рождения.
Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что не мешало бы позвонить Санни и попросить у него денег на продукты.
Рассказав, кого именно я пригласила и что собираюсь приготовить гостям, упомянула, что на еду мне понадобится долларов восемьдесят, не больше (что, на мой взгляд, а уж тем более – по американским меркам, было довольно скромно, особенно учитывая число гостей).
– А почему так много? – удивил меня ответ мужа.
– То есть как – много?! – оторопела я и зачем-то принялась неуклюже, запинаясь через слово, оправдываться, объясняя, как именно собиралась потратить эти «сумасшедшие» деньги. – На пятьдесят долларов мяса куплю, на остальные – овощи. Готовую еду покупать не буду – все сама сделаю, а водка у меня уже есть – из Хабаровска привезла…
В ответ из трубки доносилось недовольное сопение, бормотание и тяжкие вздохи.
Наконец я не выдержала:
– Ладно, ничего не надо – сама все оплачу! – я уже начала злиться на себя за то, что вообще затеяла этот разговор – могла бы купить все на собственные деньги, чтобы не чувствовать сейчас себя «попрошайкой». – Просто я подумала, что раз за последние три месяца ни копейки с карточки не сняла, то уж как минимум на то, чтобы твоих же друзей накормить я могу взять немного из
Вроде бы это – не проблема, если б не пара нюансиков. Во-первых, я понятия не имела, как, не зная корейского, буду объяснять доктору что, где и как именно у меня болит. А во-вторых, на тот момент у меня не было денег: зарплату должны были дать лишь через несколько дней, а просить авансы я не любила еще сильнее, чем не любила вид крови в моче, пугавший меня все больше и больше.
Да, в любой момент я могла снять необходимую сумму с карточки мужа, но по собственной инициативе делать этого не хотела. К тому же он просил заранее согласовывать с ним подобные операции.
Поколебавшись какое-то время, я позвонила-таки Санни. Пожаловалась ему на здоровье и вкратце объяснила денежную проблему.
– Ну, попроси аванс. Я уверен, что тебе его дадут, – предложил он «приемлемый выход».
– Ты ведь знаешь, как я не люблю у кого-то что-то просить, – напомнила я.
– А что делать?! Значит – придется просить.
Мне очень хотелось услышать от него предложение просто взять карточку и снять нужную сумму, но этого, увы, не последовало. «Да-а, раньше он именно это и предложил бы, а сейчас почему-то – нет. Все изменилось» – от этой мысли на душе стало гадко и тошно.
Я заняла деньги у Тани. А с проблемой незнания языка помогла одна моя знакомая, которая к тому же уговорила своего мужа-корейца отвезти нас туда на машине.
Мне выписали какие-то лекарства, которые я усердно принимала неделю и, слава Богу, боль бесследно прошла. Физически я довольно быстро почувствовала себя лучше, но вот обида на Санни засела внутри глубокой занозой и все чаще давала знать о себе, выливаясь литрами слез по ночам на подушку.
Я старалась не грузить окружающих своими проблемами, и даже Тане далеко не всегда и не все рассказывала, хотя она постоянно интересовалась, отчего я такая хмурая, – у нее и без меня забот хватало. Так что все этоя носила в себе, накапливая душевную муть все больше и больше.
Периодически в магазин или бар заглядывали друзья Санни, интересуясь как мои дела и передавая мужу приветы. Общалась с ними я с удовольствием, но вот приветы не передавала, так как звонила ему теперь редко – всего раза два в неделю. И больше по привычке, чем по желанию. И не потому, что желания не было. Просто давно поняла, что ему эти мои звонки «до одного места». Точно так же, как и приветы друзей.
Однажды в пятницу в бар зашли приятели мужа. Один из них был мне еще не знаком.
– Я – Шон, – представился худощавый, застенчивый парнишка. – Мы с Санни в Кловисе вместе работали. Много о тебе слышал и рад познакомиться.
– Очень приятно, – я пожала протянутую им руку. – Ребята, я через неделю вечеринку устраиваю – приходите! – пригласила я их на свой День рождения. – Русской еды наготовлю, шашлыков нажарим… заодно и водку нашу попробуете!
Я запланировала сделать шашлыки, кое-какие салаты и еще несколько блюд, которые бы идеально подошли для посиделок на природе. Мы со Шпиком собрались, наконец, устроить «пир на весь мир» чтобы показать друг другу особенности национальных кухонь наших стран, и мой приближающийся День рождения подходил для этого как нельзя лучше.
Всего я пригласила человек пятнадцать, восемь из которых были давними друзьями моего мужа (все они очень хорошо ко мне относились и постоянно приглашали присоединиться к компании, если шли в бар или ресторан). Я решила, что теперь настала моя очередь накормить-напоить их от души, поэтому и позвала на свой День рождения.
Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что не мешало бы позвонить Санни и попросить у него денег на продукты.
Рассказав, кого именно я пригласила и что собираюсь приготовить гостям, упомянула, что на еду мне понадобится долларов восемьдесят, не больше (что, на мой взгляд, а уж тем более – по американским меркам, было довольно скромно, особенно учитывая число гостей).
– А почему так много? – удивил меня ответ мужа.
– То есть как – много?! – оторопела я и зачем-то принялась неуклюже, запинаясь через слово, оправдываться, объясняя, как именно собиралась потратить эти «сумасшедшие» деньги. – На пятьдесят долларов мяса куплю, на остальные – овощи. Готовую еду покупать не буду – все сама сделаю, а водка у меня уже есть – из Хабаровска привезла…
В ответ из трубки доносилось недовольное сопение, бормотание и тяжкие вздохи.
Наконец я не выдержала:
– Ладно, ничего не надо – сама все оплачу! – я уже начала злиться на себя за то, что вообще затеяла этот разговор – могла бы купить все на собственные деньги, чтобы не чувствовать сейчас себя «попрошайкой». – Просто я подумала, что раз за последние три месяца ни копейки с карточки не сняла, то уж как минимум на то, чтобы твоих же друзей накормить я могу взять немного из