Страница:
– Дай мне время подумать, хорошо? – попросила я.
– Думай, конечно, но только недолго, – «разрешил» он.
За разговорами время незаметно подобралось к шести утра, когда первые солнечные лучики уже принялись заглядывать в окна.
Я ушла, но чем дальше отходила от его дома, тем сильнее тянуло меня назад. Я шла очень медленно, буквально физически преодолевая сопротивление сотни магнитов, тянувших меня обратно. К нему.
Именно в тот момент я поняла, что пропала.
Снова. Еще сильнее, чем когда-либо. Безвозвратно.
У нас с Шоном еще не было не то, чтобы «близости», у нас с ним еще вообще можно сказать ничего не было, но каким-то шестым чувством я уже понимала, что кроме него никто и никогда мне больше не будет нужен. Я действительно никогда прежде не испытывала к кому-нибудь столь сильного влечения. Ни духовно, ни физически. И от осознания этого мне было очень страшно. Ведь все могло кончиться для меня весьма и весьма плачевно.
Лишь находясь дома, одна, я хоть как-то еще могла мыслить трезво (рядом с ним эта способность начисто пропадала!). На расстоянии с меня словно спадал дурман, и я снова и снова убеждала себя, что так не бывает, что все это слишком уж напоминает дешевый слезливый роман, которому нет места в жизни. Я клялась себе, что больше к нему ни ногой! Прочь, прочь, бежать!
Но он приходил, и я опять попадала под его воздействие. Он стал для меня своеобразным наркотиком, от которого не было сил отказаться.
Несколько ночей подряд я приходила к Шону в его съемную квартиру, и мы говорили, говорили, говорили… Обо всем на свете, часами.
Один раз я пришла туда даже со Шпиком, – Шон пригласил к себе нас обоих.
Мы посидели немного, поболтали, и Шпик уснул под наше размеренное бормотание.
Когда он проснулся спустя пять часов, мы все так же мирно сидели на диванчике подле него и разговаривали.
– Так, мне на работу пора, – засобирался Шпик.
– Ой, и мне тоже пора спать, утро уже, – побежала я следом за другом, цепляясь за него, как утопающий за соломинку.
Мы вышли на улицу, в прохладную утреннюю свежесть.
Шпик достал сигарету и прикурил, глядя на меня смешливыми глазами:
– Ты попала, подруга, – как всегда – коротко и ясно – резюмировал он.
– Почему это? – уточнила я, с трудом стряхивая с себя мысли о немедленном возвращении к Шону.
– Потому. Люди, которые находят о чем говорить на протяжении пяти часов подряд, просто-таки созданы друг для друга. Неужели ты об этом не знала?!
Впрочем, я и без него отчетливо понимала, что от судьбы мне, видимо, не убежать.
Все это время мне названивал Тим, которого не выпускали за территорию базы. Я рассказала ему, что хожу в гости к Шону, но уверяла, что между нами ничего нет. В общем-то, я не врала, хотя и немного недоговаривала. Дело в том, что между нами пока не было лишь физической близости, но мысли мои постоянно были о нем. Так что душа моя уже давно изменила Тиму и ничуть об этом не сожалела.
Я была уверена, что в любом случае порву с ним, даже вне зависимости от того, будет у нас с Шоном что-то дальше или нет, просто пока не находила смелости сказать ему об этом.
Немного поспав после ночных посиделок, я позвонила Шону, и мы решили поехать в парк. Взобравшись на одну из сопок, мы разместились на живописной полянке и вновь стали о чем-то говорить. Я лежала на траве, подоткнув под голову куртку. Он сидел рядом.
– Так ты подумала? – спросил он.
– О чем? – прикинулась я «валенком».
– О том, чтобы дать мне шанс, – напомнил Шон.
– Мне страшно, – честно призналась я. И действительно – я просто до умопомрачения боялась, что он обманет меня, как другие. – …Если ты хочешь, мы можем заниматься любовью. Но не требуй от меня того, чего я дать не могу – мою душу.
– Пожалуй, тогда я подожду. Мне ведь не только тело от тебя нужно, – произнес он чуть слышно и ласково потрепал мои волосы.
Я отвернулась и заплакала: «Ну почему я не могу ему просто поверить?! Почему мне так трудно просто взять и сделать это?!» Я жутко злилась на саму себя, но изменить что-либо не решалась.
– Хотя тело у тебя – что надо! – весело продолжил он. – Отличное приложение к тому, что здесь и здесь, – он приложил руку сначала к моему лбу, а затем к груди, к сердцу.
Я рассмеялась, утерла слезы и взяла его за руку.
Так мы и пролежали рядом около часа, пока не настало время ехать обратно.
В тот же вечер я, наконец, решилась: «Дам я ему этот шанс, а там – будь что будет!». Я поняла, что от этого парня мне все равно никуда не деться, так что позволила себе рискнуть.
Шон весь вечер смотрел клипы на большом экране, периодически поглядывая на меня. Когда в баре почти никого не осталось, я подошла к нему и незаметно передала ключ от квартиры. – Ты же знаешь, где я живу? – тихонько уточнила я.
– Да.
– Иди туда. Я приду, как только освобожусь.
– Хорошо.
Кое-как дождавшись ухода последнего клиента, я побежала домой.
Не включая свет в комнате, Шон лежал на кровати.
– А чего ты в темноте сидишь? – удивилась я.
– В тауне каждый патрульный знает, что это – твоя квартира и быть сейчас здесь никого не должно. А мне – так тем более нельзя здесь находиться. Я, кстати, чудом встречи с одним из них избежал. Прямо здесь, около дома.
– Думаю, это Тим попросил, чтобы меня покараулили, пока он «невыездной».
– Может быть. Не знаю.
– А, Бог с ними, с этими патрульными, – отмахнулась я. – Я хочу, чтобы ты посмотрел со мной один фильм. Он снят по моей любимой книге – «Мастер и Маргарита». Но предупреждаю сразу – он длинный. Ты готов?
– Конечно! – радостно согласился он.
Я достала свой ноутбук, вставила диск с фильмом и принялась переводить диалоги по мере просмотра.
Посмотрев пару серий, мы перешли к тому, от чего чуть ранее днем он отказался.
Мы упивались друг другом, с жадностью впитывая каждую клеточку того, что упустили, чего не касались ранее пальцы, кожа, губы… Если бы в тот момент я могла превратиться в каплю, я бы утонула, растворилась в нем без остатка!
После этого в моей душе не осталось ни тени сомнения, ни намека на сожаление. Не было больше ни душевных метаний, ни чувства беспомощности. Я была просто СЧАСТЛИВА!
Я почувствовала мир и согласие с самой собой и поняла, что все у нас будет хорошо. Я осознала, что именно Шон – та самая моя половинка, которую я так долго искала.
Похоже, именно для встречи с ним я возвращалась в Корею снова и снова. Наверное, я знала, я чувствовала: где-то здесь, в этом рисовом болоте, осталось ненайденным что-то очень важное, очень ценное для меня, такое, что нигде и никогда найти больше не смогу!
И именно поэтому я в кого-то влюблялась, с кем-то встречалась, о ком-то грустила и столько страдала, – чтобы понять всю глубину, всю прелесть этого нового, неизвестного ранее чувства, охватившего сейчас меня всю целиком, без остатка.
Наутро я позвонила Тиму. Сказала, что нам нужно поговорить и что сегодня я приеду на базу. Видит Бог, я не хотела говорить об этомпо телефону, считая, что он заслуживает, чтобы я объяснила все лично, однако он захотел объясниться немедленно.
– Нам нужно расстаться, – спокойно произнесла я. – Я тебе изменила и не хочу обманывать.
Конечно, это было жестоко с моей стороны, но другого выхода я не видела.
Просто так, без весомой на то причины, сообщить ему, что свадьбы не будет и нам не стоит больше встречаться, было бы недостаточно, – он стал бы уговаривать меня еще раз обо всем подумать и не торопиться, и наши мучения продолжались бы бесконечно. Ведь даже после весьма жестокого чистосердечного признания в грехопадении он звонил каждые полчаса, упорно спрашивая: «Почему ты это сделала?» и «Что я сделал не так?».
Но как я могла ему объяснить? И он продолжал мучить себя и меня.
А один из его звонков вообще вывел меня из себя:
– Что, если ты беременна? – неожиданно предположил он. – Вдруг у тебя будет ребенок?
– Даже если и будет, то вряд ли от тебя, – грубовато заявила я, не зная, как еще на этоможно ответить.
– Откуда ты знаешь? Как ты можешь быть настолько уверена?!
– Черт возьми, Тим! Что за детский сад? Какой еще ребенок?! Я не беременна! – вспылила я.
– Я просто подумал, что может, это могло бы как-то все изменить…
– Тим, не мучай меня и себя. Просто мы друг в друге ошиблись. Бывает такое. Ты обязательно встретишь свою половинку. Но я – точно не она. Пожалуйста, не звони больше.
Но он все равно звонил. Часто-часто.
Я перестала брать трубку.
Вечером в «Лобос» пришел Шпик. Я ему рассказала о последних событиях. В ответ он просиял так, будто я ему сообщила, что он только что выиграл миллион:
– Я так рад! Давно надо было! А на свадьбу вы меня пригласите?
– Сдурел, да!? Какая свадьба?
– Стерва, что сказать. Так и думал, что не пригласишь, – отмахнулся он и заказал пиво.
После этого мы с Шоном уже не расставались.
Лишь пару часов в день ему надо было проводить на базе, готовя документы к отъезду.
Он попытался подать прошение о том, чтобы остаться на второй год в Корее, но было уже слишком поздно и ему отказали (приятели, которые ничего не знали о нас, никак не могли понять, с чего бы это Шон, который терпеть Корею не мог, решил вдруг остаться!).
– Знаешь, может это и к лучшему: уедешь в Штаты и про меня забудешь. Ты еще не представляешь, что это такое – визу ждать, – «утешала» его я. – Это же растянуться может на годы!
– Неправда. Смотря как все делать. Можно делать абы как, пуская все на самотек, а можно подгонять и нервировать всех настолько, что они сами захотят сделать все быстро, – серьезно ответил он.
Шон уже подготовил, чтобы взять с собой, все мои документы, их копии, анкеты, переводы и так далее. Оказалось, многое из того, что нужно будет для консульства с его стороны, он уже оформил с месяц назад.
– И откуда у тебя была такая уверенность, что я соглашусь?! – притворно возмущалась я.
– Ты веришь в то, что люди после смерти продолжают существовать? – вместо ответа спросил он, как мне показалось, немного не к месту.
– Ну, верю, – осторожно ответила я.
– У меня недавно бабушка умерла. Так вот, пару месяцев назад, когда я уже готов был сдаться, так как ты мне без конца отказывала, мне приснилась она и сказала, что я должен за тебя бороться, потому что ты – моя судьба, – ответил он серьезно.
По моей коже пробежали мурашки: «Ну, раз даже бабушка сказала, то точно никуда уж не денешься!»
Тут у меня зазвонил телефон. Я с тоской отметила, что это опять Тим и отменила звонок.
Через минуту телефон ожил снова. Я вновь нажала отмену.
Мне было ужасно жалко его, и я чувствовала себя последней сволочью, вспоминая о том, как с ним поступила, но сказать ему мне было больше нечего. Каждый раз, когда он звонил, у меня на глаза наворачивались слезы, ведь мне самой было прекрасно известно, каково оно – быть на его месте. И больше всего я сожалела о том, что не могу сделать так, чтобы ему стало легче.
Шон, видя эти метания, выхватил у меня из рук телефон, вынул батарею и положил в карман:
– Проблема решена, – коротко сказал он. А чтобы мы могли поддерживать связь, когда он уезжал на базу, отдал мне свой телефон.
Все происходившее с нами казалось мне нереальным, слишком хорошим, чтобы быть правдой. Время от времени я думала, что вот-вот проснусь, и все окажется обманом…, да так до сих пор и просыпаюсь. А за неделю до отъезда Шона и вовсе чудо произошло.
Нам очень хотелось провести вместе весь день, сходить куда-нибудь, но Ким уперся и никак не давал выходной. Пока однажды я не увидела, как Шон о чем-то разговаривает с ним на улице. Спустя минуту они оба вошли внутрь.
Шон сел на свое обычное место у компьютера – выбирать и скачивать музыку из Интернета, а Ким подошел к барной стойке и плюхнул на нее восемьдесят долларов:
– Выпивку! Всем! За счет заведения!
Мы с Ритой обалдело переглянулись: такогоне было с ним ни разу.
Тем временем Ким, обращаясь уже ко мне, удивил нас снова:
– Завтра у тебя выходной, – сказал он просто, даже как-то обыденно.
Я осела на стул, непонимающе переводя взгляд то на Шона, то на мистера Кима. Они же, как ни в чем не бывало, продолжили заниматься своими делами.
Лишь позже я поняла, что Шон просто дал моему боссу денег, чтобы я могла отдохнуть без ущерба для бизнеса.
– Но как ты его уговорил?! – спросила я вечером после работы.
Вместо ответа Шон показал, что будто бы он держит в руках пачку денег, от которой при каждом слове отгибает купюру за купюрой:
– Завтра. Кате. Нужен. Выходной. Как раз восемьдесят и вышло: четыре слова по двадцатке.
Я рассмеялась.
– Но все равно это странно, что он согласился. Да еще и так дешево.
За мой выходной и Шпик, и Тед не раз предлагали и сто, и двести долларов, но Ким каждый раз категорически отказывался меня отпускать.
– Надо просто знать, как просить, вот и все, – пожал он плечами.
На мои дальнейшие расспросы он просто отмахивался.
В выходной, устроенный Шоном, мы решили пройтись напоследок по барам тауна.
Мы играли в бильярд, танцевали, целовались у всех на виду… Мне было все равно, увидит нас кто или нет. Даже если на следующий день Ким сказал бы мне «ты уволена», мне было бы наплевать! Я не могла позволить кому-то или чему-то испортить те последние дни, что остались у нас в Корее до предстоящей разлуки. Ведь мы понятия не имели, сколько она продлится.
Утром следующего дня Шон уехал по делам на базу и вернулся через пару часов. Я все еще валялась в кровати, греясь под легким шелковым одеялом. Счастливо смеясь, он прилег рядом со мной и обнял. Его лицо оказалось напротив. Близко-близко! Я не могла пошевелиться, так как его объятия были столь крепки, что казалось – он хочет прижать меня к себе так, чтобы один раз и на всю жизнь. Долгим любящим взглядом он изучал каждую родинку, каждую веснушку и самую мелкую морщинку на моем лице. Его глаза излучали такую невыразимую нежность, что мне захотелось раствориться в ней без остатка! «Боже, дай мне сил не взорваться от счастья», – думала я. На меня еще никто и никогда не смотрел так!
Может, вы до сих пор помните сами, а может, видели этот взгляд у ребенка, который в Новый Год находит под елкой подарок. Но не абы какой, а тот самый, долгожданный! Именно тот, просьбу о котором нацарапал он на бумажке и сунул под подушку, в надежде, что Дед Мороз прочтет и принесет именно это.
Безграничное, ни с чем не сравнимое счастье, охватывающее с головы до ног, до последнего волоска, прерывающее дыхание и щекочущее мягкий от слабости живот – вот что было в его взгляде. Я завидовала самой себе, все еще не веря, что это худющее чудо, которое смотрит на меня такимиглазами – мое!
Он уткнулся лицом в мое плечо, подождал там немного, отодвинулся и еще раз посмотрел на меня, словно убеждаясь, что я никуда не исчезла.
Затем он нашарил мою руку под одеялом:
– Ты выйдешь за меня замуж?
Я внимательно посмотрела на него:
– Может быть.
Он напрягся, вздохнул и тихо, но твердо произнес:
– Мне нужно либо «да», либо снова «да».
– Да! – выдохнула я и почувствовала, как он надел мне что-то на палец.
Вынув руку из-под одеяла, я обнаружила на нем обручальное кольцо из белого золота.
– Я так счастлива!
– Спасибо.
– За что?!
– За то, что даешь мне шанс… Всего-то несколько месяцев поуговаривать пришлось, – рассмеялся он.
– Да ладно, главное – результат! Ну и прости, конечно, что я так долго упорствовала.
– Ничего. К сожалению, на базе ничего лучше этого кольца не нашлось. Но это так, на первое время. Потом мы это поправим.
– Что за глупости?! – возмутилась я. – Не надо другого, мне это нравится!
Оставшуюся неделю мы старались проводить вместе каждую минуту. Мы гуляли по парку, по тауну, ходили в кафешки на обед либо просто играли в бильярд в «Лобосе», когда у меня была такая возможность.
День отъезда приближался неумолимо. Мы старались об этом не думать, но этот день однажды настал.
Мы оба ходили как тени. Я пыталась держаться, отпускала дурацкие, даже совсем не смешные, шуточки, чтобы хоть как-то его подбодрить, но и это не помогало.
Неожиданно он заплакал:
– Я не хочу уезжать! Я сделал все, что мог, кого только не просил, чтобы меня оставили…!
– Перестань, прошу тебя, – у меня самой слезы наворачивались на глаза.
Увидев, что я тоже вот-вот расплачусь, он быстро взял себя в руки, и даже постарался изобразить улыбку:
– Ну, кажется, мне пора, – вздохнул он и смахнул непрошеную слезинку.
Я помогла собрать его немногочисленные вещи, и мы поплелись на остановку.
Мы простояли там минут пять, обнявшись, и всё не решаясь сделать первый шаг к расставанию, наконец, Шон оторвался от меня и сел в такси.
– Я тебя люблю! – крикнул он, высунувшись из окошка.
– Я тебя тоже люблю!
Я постояла немного, глядя ему вслед и ожидая неизвестно чего, а затем направилась к Шпику. Дома его не оказалось, но он предполагал, что я приду, и оставил дверь квартиры открытой. Я включила телевизор и невидяще уставилась на экран.
Через полчаса раздался настойчивый стук в дверь.
– Никого нет дома, – крикнула я по-английски.
Стук повторился. Я решила все-таки открыть и посмотреть, кого там принесло. На пороге стоял Шон. Сперва я подумала, что у меня галлюцинации начались, но когда он меня поцеловал, я поняла, что это действительно он.
– Что ты здесь делаешь? – тупо спросила я.
– Я пришел, а тебя дома нет. Решил, что ты – тут.
– Ну конечно, где же еще мне быть!
– У меня появился свободный час до отъезда, и я решил вернуться. Как-то по-дурацки мы попрощались – слишком грустно.
– Это точно. Ну, тогда пошли к нам – прощаться еще раз! – весело потянула я Шона за руку, растирая по дороге опухшее от слез лицо. – Как же здорово, что ты вернулся! Пусть ненадолго, всего на час, но вернулся!
На этот раз мы попрощались так, будто расставались всего на пару часов.
– Вот так-то лучше, – бодро подтвердил Шон, поцеловал меня еще раз и сел в такси.
– До скорого. Я тебя люблю!
– До скорого. И я тебя тоже!
Мне стало легче.
Да, он уехал. Да, мы не скоро увидимся. Но я твердо знала – он вернется. Один раз он уже вернулся ко мне, а значит – вернется еще.
В тот вечер меня пришли поддержать и Шпик, и Тед. Они ничего не спрашивали, лишь иногда кто-нибудь из них говорил: «Он дождется тебя, вот увидишь». И я им верила.
Глава 9
– Думай, конечно, но только недолго, – «разрешил» он.
За разговорами время незаметно подобралось к шести утра, когда первые солнечные лучики уже принялись заглядывать в окна.
Я ушла, но чем дальше отходила от его дома, тем сильнее тянуло меня назад. Я шла очень медленно, буквально физически преодолевая сопротивление сотни магнитов, тянувших меня обратно. К нему.
Именно в тот момент я поняла, что пропала.
Снова. Еще сильнее, чем когда-либо. Безвозвратно.
У нас с Шоном еще не было не то, чтобы «близости», у нас с ним еще вообще можно сказать ничего не было, но каким-то шестым чувством я уже понимала, что кроме него никто и никогда мне больше не будет нужен. Я действительно никогда прежде не испытывала к кому-нибудь столь сильного влечения. Ни духовно, ни физически. И от осознания этого мне было очень страшно. Ведь все могло кончиться для меня весьма и весьма плачевно.
Лишь находясь дома, одна, я хоть как-то еще могла мыслить трезво (рядом с ним эта способность начисто пропадала!). На расстоянии с меня словно спадал дурман, и я снова и снова убеждала себя, что так не бывает, что все это слишком уж напоминает дешевый слезливый роман, которому нет места в жизни. Я клялась себе, что больше к нему ни ногой! Прочь, прочь, бежать!
Но он приходил, и я опять попадала под его воздействие. Он стал для меня своеобразным наркотиком, от которого не было сил отказаться.
Несколько ночей подряд я приходила к Шону в его съемную квартиру, и мы говорили, говорили, говорили… Обо всем на свете, часами.
Один раз я пришла туда даже со Шпиком, – Шон пригласил к себе нас обоих.
Мы посидели немного, поболтали, и Шпик уснул под наше размеренное бормотание.
Когда он проснулся спустя пять часов, мы все так же мирно сидели на диванчике подле него и разговаривали.
– Так, мне на работу пора, – засобирался Шпик.
– Ой, и мне тоже пора спать, утро уже, – побежала я следом за другом, цепляясь за него, как утопающий за соломинку.
Мы вышли на улицу, в прохладную утреннюю свежесть.
Шпик достал сигарету и прикурил, глядя на меня смешливыми глазами:
– Ты попала, подруга, – как всегда – коротко и ясно – резюмировал он.
– Почему это? – уточнила я, с трудом стряхивая с себя мысли о немедленном возвращении к Шону.
– Потому. Люди, которые находят о чем говорить на протяжении пяти часов подряд, просто-таки созданы друг для друга. Неужели ты об этом не знала?!
Впрочем, я и без него отчетливо понимала, что от судьбы мне, видимо, не убежать.
Все это время мне названивал Тим, которого не выпускали за территорию базы. Я рассказала ему, что хожу в гости к Шону, но уверяла, что между нами ничего нет. В общем-то, я не врала, хотя и немного недоговаривала. Дело в том, что между нами пока не было лишь физической близости, но мысли мои постоянно были о нем. Так что душа моя уже давно изменила Тиму и ничуть об этом не сожалела.
Я была уверена, что в любом случае порву с ним, даже вне зависимости от того, будет у нас с Шоном что-то дальше или нет, просто пока не находила смелости сказать ему об этом.
Немного поспав после ночных посиделок, я позвонила Шону, и мы решили поехать в парк. Взобравшись на одну из сопок, мы разместились на живописной полянке и вновь стали о чем-то говорить. Я лежала на траве, подоткнув под голову куртку. Он сидел рядом.
– Так ты подумала? – спросил он.
– О чем? – прикинулась я «валенком».
– О том, чтобы дать мне шанс, – напомнил Шон.
– Мне страшно, – честно призналась я. И действительно – я просто до умопомрачения боялась, что он обманет меня, как другие. – …Если ты хочешь, мы можем заниматься любовью. Но не требуй от меня того, чего я дать не могу – мою душу.
– Пожалуй, тогда я подожду. Мне ведь не только тело от тебя нужно, – произнес он чуть слышно и ласково потрепал мои волосы.
Я отвернулась и заплакала: «Ну почему я не могу ему просто поверить?! Почему мне так трудно просто взять и сделать это?!» Я жутко злилась на саму себя, но изменить что-либо не решалась.
– Хотя тело у тебя – что надо! – весело продолжил он. – Отличное приложение к тому, что здесь и здесь, – он приложил руку сначала к моему лбу, а затем к груди, к сердцу.
Я рассмеялась, утерла слезы и взяла его за руку.
Так мы и пролежали рядом около часа, пока не настало время ехать обратно.
В тот же вечер я, наконец, решилась: «Дам я ему этот шанс, а там – будь что будет!». Я поняла, что от этого парня мне все равно никуда не деться, так что позволила себе рискнуть.
Шон весь вечер смотрел клипы на большом экране, периодически поглядывая на меня. Когда в баре почти никого не осталось, я подошла к нему и незаметно передала ключ от квартиры. – Ты же знаешь, где я живу? – тихонько уточнила я.
– Да.
– Иди туда. Я приду, как только освобожусь.
– Хорошо.
Кое-как дождавшись ухода последнего клиента, я побежала домой.
Не включая свет в комнате, Шон лежал на кровати.
– А чего ты в темноте сидишь? – удивилась я.
– В тауне каждый патрульный знает, что это – твоя квартира и быть сейчас здесь никого не должно. А мне – так тем более нельзя здесь находиться. Я, кстати, чудом встречи с одним из них избежал. Прямо здесь, около дома.
– Думаю, это Тим попросил, чтобы меня покараулили, пока он «невыездной».
– Может быть. Не знаю.
– А, Бог с ними, с этими патрульными, – отмахнулась я. – Я хочу, чтобы ты посмотрел со мной один фильм. Он снят по моей любимой книге – «Мастер и Маргарита». Но предупреждаю сразу – он длинный. Ты готов?
– Конечно! – радостно согласился он.
Я достала свой ноутбук, вставила диск с фильмом и принялась переводить диалоги по мере просмотра.
Посмотрев пару серий, мы перешли к тому, от чего чуть ранее днем он отказался.
Мы упивались друг другом, с жадностью впитывая каждую клеточку того, что упустили, чего не касались ранее пальцы, кожа, губы… Если бы в тот момент я могла превратиться в каплю, я бы утонула, растворилась в нем без остатка!
После этого в моей душе не осталось ни тени сомнения, ни намека на сожаление. Не было больше ни душевных метаний, ни чувства беспомощности. Я была просто СЧАСТЛИВА!
Я почувствовала мир и согласие с самой собой и поняла, что все у нас будет хорошо. Я осознала, что именно Шон – та самая моя половинка, которую я так долго искала.
Похоже, именно для встречи с ним я возвращалась в Корею снова и снова. Наверное, я знала, я чувствовала: где-то здесь, в этом рисовом болоте, осталось ненайденным что-то очень важное, очень ценное для меня, такое, что нигде и никогда найти больше не смогу!
И именно поэтому я в кого-то влюблялась, с кем-то встречалась, о ком-то грустила и столько страдала, – чтобы понять всю глубину, всю прелесть этого нового, неизвестного ранее чувства, охватившего сейчас меня всю целиком, без остатка.
Наутро я позвонила Тиму. Сказала, что нам нужно поговорить и что сегодня я приеду на базу. Видит Бог, я не хотела говорить об этомпо телефону, считая, что он заслуживает, чтобы я объяснила все лично, однако он захотел объясниться немедленно.
– Нам нужно расстаться, – спокойно произнесла я. – Я тебе изменила и не хочу обманывать.
Конечно, это было жестоко с моей стороны, но другого выхода я не видела.
Просто так, без весомой на то причины, сообщить ему, что свадьбы не будет и нам не стоит больше встречаться, было бы недостаточно, – он стал бы уговаривать меня еще раз обо всем подумать и не торопиться, и наши мучения продолжались бы бесконечно. Ведь даже после весьма жестокого чистосердечного признания в грехопадении он звонил каждые полчаса, упорно спрашивая: «Почему ты это сделала?» и «Что я сделал не так?».
Но как я могла ему объяснить? И он продолжал мучить себя и меня.
А один из его звонков вообще вывел меня из себя:
– Что, если ты беременна? – неожиданно предположил он. – Вдруг у тебя будет ребенок?
– Даже если и будет, то вряд ли от тебя, – грубовато заявила я, не зная, как еще на этоможно ответить.
– Откуда ты знаешь? Как ты можешь быть настолько уверена?!
– Черт возьми, Тим! Что за детский сад? Какой еще ребенок?! Я не беременна! – вспылила я.
– Я просто подумал, что может, это могло бы как-то все изменить…
– Тим, не мучай меня и себя. Просто мы друг в друге ошиблись. Бывает такое. Ты обязательно встретишь свою половинку. Но я – точно не она. Пожалуйста, не звони больше.
Но он все равно звонил. Часто-часто.
Я перестала брать трубку.
Вечером в «Лобос» пришел Шпик. Я ему рассказала о последних событиях. В ответ он просиял так, будто я ему сообщила, что он только что выиграл миллион:
– Я так рад! Давно надо было! А на свадьбу вы меня пригласите?
– Сдурел, да!? Какая свадьба?
– Стерва, что сказать. Так и думал, что не пригласишь, – отмахнулся он и заказал пиво.
После этого мы с Шоном уже не расставались.
Лишь пару часов в день ему надо было проводить на базе, готовя документы к отъезду.
Он попытался подать прошение о том, чтобы остаться на второй год в Корее, но было уже слишком поздно и ему отказали (приятели, которые ничего не знали о нас, никак не могли понять, с чего бы это Шон, который терпеть Корею не мог, решил вдруг остаться!).
– Знаешь, может это и к лучшему: уедешь в Штаты и про меня забудешь. Ты еще не представляешь, что это такое – визу ждать, – «утешала» его я. – Это же растянуться может на годы!
– Неправда. Смотря как все делать. Можно делать абы как, пуская все на самотек, а можно подгонять и нервировать всех настолько, что они сами захотят сделать все быстро, – серьезно ответил он.
Шон уже подготовил, чтобы взять с собой, все мои документы, их копии, анкеты, переводы и так далее. Оказалось, многое из того, что нужно будет для консульства с его стороны, он уже оформил с месяц назад.
– И откуда у тебя была такая уверенность, что я соглашусь?! – притворно возмущалась я.
– Ты веришь в то, что люди после смерти продолжают существовать? – вместо ответа спросил он, как мне показалось, немного не к месту.
– Ну, верю, – осторожно ответила я.
– У меня недавно бабушка умерла. Так вот, пару месяцев назад, когда я уже готов был сдаться, так как ты мне без конца отказывала, мне приснилась она и сказала, что я должен за тебя бороться, потому что ты – моя судьба, – ответил он серьезно.
По моей коже пробежали мурашки: «Ну, раз даже бабушка сказала, то точно никуда уж не денешься!»
Тут у меня зазвонил телефон. Я с тоской отметила, что это опять Тим и отменила звонок.
Через минуту телефон ожил снова. Я вновь нажала отмену.
Мне было ужасно жалко его, и я чувствовала себя последней сволочью, вспоминая о том, как с ним поступила, но сказать ему мне было больше нечего. Каждый раз, когда он звонил, у меня на глаза наворачивались слезы, ведь мне самой было прекрасно известно, каково оно – быть на его месте. И больше всего я сожалела о том, что не могу сделать так, чтобы ему стало легче.
Шон, видя эти метания, выхватил у меня из рук телефон, вынул батарею и положил в карман:
– Проблема решена, – коротко сказал он. А чтобы мы могли поддерживать связь, когда он уезжал на базу, отдал мне свой телефон.
Все происходившее с нами казалось мне нереальным, слишком хорошим, чтобы быть правдой. Время от времени я думала, что вот-вот проснусь, и все окажется обманом…, да так до сих пор и просыпаюсь. А за неделю до отъезда Шона и вовсе чудо произошло.
Нам очень хотелось провести вместе весь день, сходить куда-нибудь, но Ким уперся и никак не давал выходной. Пока однажды я не увидела, как Шон о чем-то разговаривает с ним на улице. Спустя минуту они оба вошли внутрь.
Шон сел на свое обычное место у компьютера – выбирать и скачивать музыку из Интернета, а Ким подошел к барной стойке и плюхнул на нее восемьдесят долларов:
– Выпивку! Всем! За счет заведения!
Мы с Ритой обалдело переглянулись: такогоне было с ним ни разу.
Тем временем Ким, обращаясь уже ко мне, удивил нас снова:
– Завтра у тебя выходной, – сказал он просто, даже как-то обыденно.
Я осела на стул, непонимающе переводя взгляд то на Шона, то на мистера Кима. Они же, как ни в чем не бывало, продолжили заниматься своими делами.
Лишь позже я поняла, что Шон просто дал моему боссу денег, чтобы я могла отдохнуть без ущерба для бизнеса.
– Но как ты его уговорил?! – спросила я вечером после работы.
Вместо ответа Шон показал, что будто бы он держит в руках пачку денег, от которой при каждом слове отгибает купюру за купюрой:
– Завтра. Кате. Нужен. Выходной. Как раз восемьдесят и вышло: четыре слова по двадцатке.
Я рассмеялась.
– Но все равно это странно, что он согласился. Да еще и так дешево.
За мой выходной и Шпик, и Тед не раз предлагали и сто, и двести долларов, но Ким каждый раз категорически отказывался меня отпускать.
– Надо просто знать, как просить, вот и все, – пожал он плечами.
На мои дальнейшие расспросы он просто отмахивался.
В выходной, устроенный Шоном, мы решили пройтись напоследок по барам тауна.
Мы играли в бильярд, танцевали, целовались у всех на виду… Мне было все равно, увидит нас кто или нет. Даже если на следующий день Ким сказал бы мне «ты уволена», мне было бы наплевать! Я не могла позволить кому-то или чему-то испортить те последние дни, что остались у нас в Корее до предстоящей разлуки. Ведь мы понятия не имели, сколько она продлится.
Утром следующего дня Шон уехал по делам на базу и вернулся через пару часов. Я все еще валялась в кровати, греясь под легким шелковым одеялом. Счастливо смеясь, он прилег рядом со мной и обнял. Его лицо оказалось напротив. Близко-близко! Я не могла пошевелиться, так как его объятия были столь крепки, что казалось – он хочет прижать меня к себе так, чтобы один раз и на всю жизнь. Долгим любящим взглядом он изучал каждую родинку, каждую веснушку и самую мелкую морщинку на моем лице. Его глаза излучали такую невыразимую нежность, что мне захотелось раствориться в ней без остатка! «Боже, дай мне сил не взорваться от счастья», – думала я. На меня еще никто и никогда не смотрел так!
Может, вы до сих пор помните сами, а может, видели этот взгляд у ребенка, который в Новый Год находит под елкой подарок. Но не абы какой, а тот самый, долгожданный! Именно тот, просьбу о котором нацарапал он на бумажке и сунул под подушку, в надежде, что Дед Мороз прочтет и принесет именно это.
Безграничное, ни с чем не сравнимое счастье, охватывающее с головы до ног, до последнего волоска, прерывающее дыхание и щекочущее мягкий от слабости живот – вот что было в его взгляде. Я завидовала самой себе, все еще не веря, что это худющее чудо, которое смотрит на меня такимиглазами – мое!
Он уткнулся лицом в мое плечо, подождал там немного, отодвинулся и еще раз посмотрел на меня, словно убеждаясь, что я никуда не исчезла.
Затем он нашарил мою руку под одеялом:
– Ты выйдешь за меня замуж?
Я внимательно посмотрела на него:
– Может быть.
Он напрягся, вздохнул и тихо, но твердо произнес:
– Мне нужно либо «да», либо снова «да».
– Да! – выдохнула я и почувствовала, как он надел мне что-то на палец.
Вынув руку из-под одеяла, я обнаружила на нем обручальное кольцо из белого золота.
– Я так счастлива!
– Спасибо.
– За что?!
– За то, что даешь мне шанс… Всего-то несколько месяцев поуговаривать пришлось, – рассмеялся он.
– Да ладно, главное – результат! Ну и прости, конечно, что я так долго упорствовала.
– Ничего. К сожалению, на базе ничего лучше этого кольца не нашлось. Но это так, на первое время. Потом мы это поправим.
– Что за глупости?! – возмутилась я. – Не надо другого, мне это нравится!
Оставшуюся неделю мы старались проводить вместе каждую минуту. Мы гуляли по парку, по тауну, ходили в кафешки на обед либо просто играли в бильярд в «Лобосе», когда у меня была такая возможность.
День отъезда приближался неумолимо. Мы старались об этом не думать, но этот день однажды настал.
Мы оба ходили как тени. Я пыталась держаться, отпускала дурацкие, даже совсем не смешные, шуточки, чтобы хоть как-то его подбодрить, но и это не помогало.
Неожиданно он заплакал:
– Я не хочу уезжать! Я сделал все, что мог, кого только не просил, чтобы меня оставили…!
– Перестань, прошу тебя, – у меня самой слезы наворачивались на глаза.
Увидев, что я тоже вот-вот расплачусь, он быстро взял себя в руки, и даже постарался изобразить улыбку:
– Ну, кажется, мне пора, – вздохнул он и смахнул непрошеную слезинку.
Я помогла собрать его немногочисленные вещи, и мы поплелись на остановку.
Мы простояли там минут пять, обнявшись, и всё не решаясь сделать первый шаг к расставанию, наконец, Шон оторвался от меня и сел в такси.
– Я тебя люблю! – крикнул он, высунувшись из окошка.
– Я тебя тоже люблю!
Я постояла немного, глядя ему вслед и ожидая неизвестно чего, а затем направилась к Шпику. Дома его не оказалось, но он предполагал, что я приду, и оставил дверь квартиры открытой. Я включила телевизор и невидяще уставилась на экран.
Через полчаса раздался настойчивый стук в дверь.
– Никого нет дома, – крикнула я по-английски.
Стук повторился. Я решила все-таки открыть и посмотреть, кого там принесло. На пороге стоял Шон. Сперва я подумала, что у меня галлюцинации начались, но когда он меня поцеловал, я поняла, что это действительно он.
– Что ты здесь делаешь? – тупо спросила я.
– Я пришел, а тебя дома нет. Решил, что ты – тут.
– Ну конечно, где же еще мне быть!
– У меня появился свободный час до отъезда, и я решил вернуться. Как-то по-дурацки мы попрощались – слишком грустно.
– Это точно. Ну, тогда пошли к нам – прощаться еще раз! – весело потянула я Шона за руку, растирая по дороге опухшее от слез лицо. – Как же здорово, что ты вернулся! Пусть ненадолго, всего на час, но вернулся!
На этот раз мы попрощались так, будто расставались всего на пару часов.
– Вот так-то лучше, – бодро подтвердил Шон, поцеловал меня еще раз и сел в такси.
– До скорого. Я тебя люблю!
– До скорого. И я тебя тоже!
Мне стало легче.
Да, он уехал. Да, мы не скоро увидимся. Но я твердо знала – он вернется. Один раз он уже вернулся ко мне, а значит – вернется еще.
В тот вечер меня пришли поддержать и Шпик, и Тед. Они ничего не спрашивали, лишь иногда кто-нибудь из них говорил: «Он дождется тебя, вот увидишь». И я им верила.
Глава 9
На следующий же день Шон позвонил мне и сообщил, что доехал нормально.
До службы в Корее он жил с Меган, поэтому все его вещи были в ее квартире.
По приезду он сразу рассказал ей о наших отношениях. Конечно, счастлива она не была, но в какой-то мере уже и сама догадывалась, что чувства Шона ко мне были больше, нежели просто дружеские.
Ему пришлось пожить там пару дней, занимаясь оформлением перевозки своих вещей и мебели, а в тот день, когда он покидал ее дом, Меган написала мне: «Я хочу предупредить тебя, что он – лжец и изменник. Он изменял мне до тебя, а потом и с тобой. Я просто хочу, чтобы ты знала – с тобой он поступит точно также. Будь осторожна, он не тот, за кого себя выдает». Дальше прилагалась фотография из какого-то бара, на которой Шон находился рядом с какой-то, неизвестной мне, филиппинкой. Ничего такого, что доказывало или хотя бы намекало на то, что их связывают какие-то отношения – не было. Просто они были запечатлены рядом.
Не скажу, что меня это письмо обрадовало, но и сильно я не расстроилась. Что мне ее предупреждения? Я любила так, что мне «море по колено, горы по плечу»!
Буквально через пять минут после прочтения письма позвонил Шон:
– Кэт, ты почту уже проверяла? – взволнованно спросил он.
– Да.
– А тебе Меган, случайно, не написала?
– Написала. Как она мой адрес узнала?
– Не знаю. Я с ее компьютера почту проверял и возможно в нем остался пароль от моего ящика. Она и с фотоаппарата скачала все, что там было. Ты злишься? Что она тебе написала?
Я коротко изложила суть письма.
– Боже мой, мне так жаль, что она тебя расстроила! Я клянусь, не было у меня ничего с этой филиппинкой! Просто у друга моего там подружка, вот мы и ходили иногда в этот бар.
– Шон, не надо передо мной отчитываться. Ты сказал, что у вас ничего не было и этого вполне достаточно – я тебе верю. Все в порядке, правда.
– Ты не обиделась? Честно?
– Честно, – подтвердила я и улыбнулась.
– Ну и хорошо, а то я так сильно переживал! Я тебя люблю, очень-очень!
– Я тебя тоже!
Через неделю Шон выслал мне телефон, который подключается к Интернету. По нему мы могли бы говорить часами совершенно бесплатно, оплачивая только трафик.
– Но у меня же в комнате нет Интернета! Я Киму говорила, чтобы провел, а он все только обещает и ни черта не делает, – с обидой пожаловалась я.
– А ты сделай так же, как я с выходным – «купи». Я же тебе банковскую карту оставил? Так ты пойди, сними с нее деньги и отдай Киму.
Я же сделала проще: сама пошла в офис, занимающийся подключением, и на пальцах, с невнятным мычанием, повизгиванием и чудодейственным повторением международного слова «Интернет» добилась того, что мне нужно.
Мне очень не хотелось идти туда одной, так как корейского я совсем не знала, но и от Кима я бы слишком долго ждала оказания даже такой мелкой услуги. Даже за деньги.
Я давно рассказала маме о том, что Шон сделал мне предложение, но о том, что я к нему чувствую и насколько все серьезно с моей стороны, промолчала – боялась, что она меня не поймет. Кроме Шпика и Теда вообще никто не знал, что я чувствую. – Ты чего грустная такая? Парня себе нового еще не нашла? – бодренько поинтересовалась она, когда я в очередной раз позвонила.
– Нет.
– А чего так?!
– Не хочу, – буркнула я.
– Что-то ты мне, подруга, не нравишься. Что случилось-то? – продолжала она настаивать.
И тут меня прорвало: я разрыдалась, заявив, что нужен мне только Шон, что никого другого искать я не собираюсь, и что поделать с собой ничего не могу.
– О Господи! А чего ревешь-то тогда?
– Ну, как же! Так неожиданно все произошло, мы совсем недолго встречались… Я и сама не понимаю, как я так умудрилась!? – рассказывала я сбивчиво, прерываясь на всхлипы.
– Катюша, не плачь! Он дождется! Все у вас будет хорошо!
– То есть сейчас ты не против, чтобы мы поженились?! Но как же! Ведь против Тима ты была настроена именно потому, что мы были мало знакомы и тебе казалось, что я его не люблю! Сейчас-то что изменилось?
– Не знаю. Наверное, тогда материнское чутье мне подсказывало, что ты его не любила. А в этот раз я почему-то уверенна, что у вас все будет отлично… Мне, кстати, и Санни твой никогда не нравился, и я не верила, что у вас что-то получится. А сейчас почему-то верю, – проговорила она, и мне сразу же стало легче.
– Спасибо, мамуль!
– Не за что. Беда мне с тобою!
Подключив телефон, мы болтали с Шоном по пять-шесть часов в день. Я буквально засыпала с трубкой в руке и просыпалась с нею же. Лишь благодаря этому время летело более-менее быстро. Как-то Шон мне сказал, что выслал подарок, который я должна буду открыть только в присутствии Шпика и его самого (на телефоне).
Я с нетерпением ждала, когда же, наконец, получу посылку (Шон отправил ее на адрес Шпика, так как своего я не знала), как однажды утром в дверь постучали.
– Кто там? – сонно спросила я.
– Служба доставки, – послышался радостный голос Шпика.
Я бросилась открывать принесенную им коробку, одновременно набирая телефон Шона:
– Привет! Посылку получила. Открываю, – докладывала я.
На дне коробки под кучей специального упаковочного материала находилась еще одна: маленькая, бархатная.
Затаив дыхание, я открыла и ее:
– Ааааааа! – пропищала я, радуясь натуральным, простым, «бабьим» счастьем.
Внутри лежало кольцо с довольно крупным бриллиантом.
– Зачем ты такую дороговизну купил?! – все еще не веря глазам, напустилась я. – Оно же кучу денег стоит!
– Кучу, – согласился Шон, посмеиваясь. – Почти столько же, сколько мой мотоцикл. Потеряешь – голову откручу!
– Не потеряю, – заверила я, надев кольцо на палец и вертя им перед носом у Шпика. Он ухмылялся, явно радуясь за меня.
– Вообще-то мне на работу пора, – через какое-то время напомнил Шпик и поинтересовался. – Теперь-то уже можно уйти?
Я переадресовала вопрос Шону и тот «великодушно» его отпустил.
– А зачем он тебе вообще был нужен?
– Чтобы лично, сам, убедился, что его лучший друг в надежных, обеспеченных руках. Я, конечно, не миллионер, но прокормить тебя точно смогу.
– Я много ем, – предупредила я весело.
– Ничего, я справлюсь! – заверил мой будущий муж.
Наступил июль. Моя виза закончилась, и я вернулась в Хабаровск. Я планировала оформить очередную визу, чтобы вновь приехать в Корею, но Шон все-таки убедил меня не делать этого. Он видел отношение Кима и Риты ко мне, которое становилось все хуже и хуже: они считали меня бесконечно обязанной им лишь потому, что делали приглашение. А то, что я приносила им выгоду одним своим присутствием, тем, что клиентам нравилось со мной общаться за чувство юмора и простое, веселое обращение – они за «расплату» видимо не считали. Так что, несмотря на то, что в Корее тогда остались (да и до сих пор, кстати, находятся там же, в квартире Шпика) почти все мои вещи, отчасти я была даже рада, что на этот раз не вернусь. Хотя бы потому, что теперь они наконец-то увидят, в чем была для них моя ценность и сколько посетителей приходит к ним без меня.
До службы в Корее он жил с Меган, поэтому все его вещи были в ее квартире.
По приезду он сразу рассказал ей о наших отношениях. Конечно, счастлива она не была, но в какой-то мере уже и сама догадывалась, что чувства Шона ко мне были больше, нежели просто дружеские.
Ему пришлось пожить там пару дней, занимаясь оформлением перевозки своих вещей и мебели, а в тот день, когда он покидал ее дом, Меган написала мне: «Я хочу предупредить тебя, что он – лжец и изменник. Он изменял мне до тебя, а потом и с тобой. Я просто хочу, чтобы ты знала – с тобой он поступит точно также. Будь осторожна, он не тот, за кого себя выдает». Дальше прилагалась фотография из какого-то бара, на которой Шон находился рядом с какой-то, неизвестной мне, филиппинкой. Ничего такого, что доказывало или хотя бы намекало на то, что их связывают какие-то отношения – не было. Просто они были запечатлены рядом.
Не скажу, что меня это письмо обрадовало, но и сильно я не расстроилась. Что мне ее предупреждения? Я любила так, что мне «море по колено, горы по плечу»!
Буквально через пять минут после прочтения письма позвонил Шон:
– Кэт, ты почту уже проверяла? – взволнованно спросил он.
– Да.
– А тебе Меган, случайно, не написала?
– Написала. Как она мой адрес узнала?
– Не знаю. Я с ее компьютера почту проверял и возможно в нем остался пароль от моего ящика. Она и с фотоаппарата скачала все, что там было. Ты злишься? Что она тебе написала?
Я коротко изложила суть письма.
– Боже мой, мне так жаль, что она тебя расстроила! Я клянусь, не было у меня ничего с этой филиппинкой! Просто у друга моего там подружка, вот мы и ходили иногда в этот бар.
– Шон, не надо передо мной отчитываться. Ты сказал, что у вас ничего не было и этого вполне достаточно – я тебе верю. Все в порядке, правда.
– Ты не обиделась? Честно?
– Честно, – подтвердила я и улыбнулась.
– Ну и хорошо, а то я так сильно переживал! Я тебя люблю, очень-очень!
– Я тебя тоже!
Через неделю Шон выслал мне телефон, который подключается к Интернету. По нему мы могли бы говорить часами совершенно бесплатно, оплачивая только трафик.
– Но у меня же в комнате нет Интернета! Я Киму говорила, чтобы провел, а он все только обещает и ни черта не делает, – с обидой пожаловалась я.
– А ты сделай так же, как я с выходным – «купи». Я же тебе банковскую карту оставил? Так ты пойди, сними с нее деньги и отдай Киму.
Я же сделала проще: сама пошла в офис, занимающийся подключением, и на пальцах, с невнятным мычанием, повизгиванием и чудодейственным повторением международного слова «Интернет» добилась того, что мне нужно.
Мне очень не хотелось идти туда одной, так как корейского я совсем не знала, но и от Кима я бы слишком долго ждала оказания даже такой мелкой услуги. Даже за деньги.
Я давно рассказала маме о том, что Шон сделал мне предложение, но о том, что я к нему чувствую и насколько все серьезно с моей стороны, промолчала – боялась, что она меня не поймет. Кроме Шпика и Теда вообще никто не знал, что я чувствую. – Ты чего грустная такая? Парня себе нового еще не нашла? – бодренько поинтересовалась она, когда я в очередной раз позвонила.
– Нет.
– А чего так?!
– Не хочу, – буркнула я.
– Что-то ты мне, подруга, не нравишься. Что случилось-то? – продолжала она настаивать.
И тут меня прорвало: я разрыдалась, заявив, что нужен мне только Шон, что никого другого искать я не собираюсь, и что поделать с собой ничего не могу.
– О Господи! А чего ревешь-то тогда?
– Ну, как же! Так неожиданно все произошло, мы совсем недолго встречались… Я и сама не понимаю, как я так умудрилась!? – рассказывала я сбивчиво, прерываясь на всхлипы.
– Катюша, не плачь! Он дождется! Все у вас будет хорошо!
– То есть сейчас ты не против, чтобы мы поженились?! Но как же! Ведь против Тима ты была настроена именно потому, что мы были мало знакомы и тебе казалось, что я его не люблю! Сейчас-то что изменилось?
– Не знаю. Наверное, тогда материнское чутье мне подсказывало, что ты его не любила. А в этот раз я почему-то уверенна, что у вас все будет отлично… Мне, кстати, и Санни твой никогда не нравился, и я не верила, что у вас что-то получится. А сейчас почему-то верю, – проговорила она, и мне сразу же стало легче.
– Спасибо, мамуль!
– Не за что. Беда мне с тобою!
Подключив телефон, мы болтали с Шоном по пять-шесть часов в день. Я буквально засыпала с трубкой в руке и просыпалась с нею же. Лишь благодаря этому время летело более-менее быстро. Как-то Шон мне сказал, что выслал подарок, который я должна буду открыть только в присутствии Шпика и его самого (на телефоне).
Я с нетерпением ждала, когда же, наконец, получу посылку (Шон отправил ее на адрес Шпика, так как своего я не знала), как однажды утром в дверь постучали.
– Кто там? – сонно спросила я.
– Служба доставки, – послышался радостный голос Шпика.
Я бросилась открывать принесенную им коробку, одновременно набирая телефон Шона:
– Привет! Посылку получила. Открываю, – докладывала я.
На дне коробки под кучей специального упаковочного материала находилась еще одна: маленькая, бархатная.
Затаив дыхание, я открыла и ее:
– Ааааааа! – пропищала я, радуясь натуральным, простым, «бабьим» счастьем.
Внутри лежало кольцо с довольно крупным бриллиантом.
– Зачем ты такую дороговизну купил?! – все еще не веря глазам, напустилась я. – Оно же кучу денег стоит!
– Кучу, – согласился Шон, посмеиваясь. – Почти столько же, сколько мой мотоцикл. Потеряешь – голову откручу!
– Не потеряю, – заверила я, надев кольцо на палец и вертя им перед носом у Шпика. Он ухмылялся, явно радуясь за меня.
– Вообще-то мне на работу пора, – через какое-то время напомнил Шпик и поинтересовался. – Теперь-то уже можно уйти?
Я переадресовала вопрос Шону и тот «великодушно» его отпустил.
– А зачем он тебе вообще был нужен?
– Чтобы лично, сам, убедился, что его лучший друг в надежных, обеспеченных руках. Я, конечно, не миллионер, но прокормить тебя точно смогу.
– Я много ем, – предупредила я весело.
– Ничего, я справлюсь! – заверил мой будущий муж.
Наступил июль. Моя виза закончилась, и я вернулась в Хабаровск. Я планировала оформить очередную визу, чтобы вновь приехать в Корею, но Шон все-таки убедил меня не делать этого. Он видел отношение Кима и Риты ко мне, которое становилось все хуже и хуже: они считали меня бесконечно обязанной им лишь потому, что делали приглашение. А то, что я приносила им выгоду одним своим присутствием, тем, что клиентам нравилось со мной общаться за чувство юмора и простое, веселое обращение – они за «расплату» видимо не считали. Так что, несмотря на то, что в Корее тогда остались (да и до сих пор, кстати, находятся там же, в квартире Шпика) почти все мои вещи, отчасти я была даже рада, что на этот раз не вернусь. Хотя бы потому, что теперь они наконец-то увидят, в чем была для них моя ценность и сколько посетителей приходит к ним без меня.