Страница:
Диктатор так тяжело вздохнул, что сигом не посмел ни о чем спрашивать. Он понял, что с теми, кто хотел провести в жизнь мудрый принцип, стряслось несчастье.
— Но ты… Ты должен спасти, возродить мой народ и снова поставить его на ту высоту, какой он достоин! — Подбородок Диктатора упрямо выпятился, глубокая борозда разделила надвое невысокий бледный лоб.
— Скорее говори, что надо делать! — воскликнул сигом.
— Начнешь с этого города. Пойдешь в родильные дома. У тебя есть микроскопическое и рентгеновское зрение, химические анализаторы и органы-счетчики, приемники энергии и излучатели. Ты не можешь ошибиться. Осмотри детей. Проверь их организмы. И соверши то, чего не смогли сделать люди. Пока младенцы еще ничего не понимают и не испытывают страха, уничтожь слабых и больных. Оставь самых сильных!
— Это разумно, — сказал сигом.
— Только постарайся делать все так, чтобы малыши не успели почувствовать боли, — сказал Диктатор. Все сотрудники фирмы знали о его сердобольности.
Сигом летел невысоко над городом, включив защитную оболочку, сделавшую его невидимым. Огромный многоугольник с движущимися точками и лакированными коробочками казался ему ненастоящим и призрачным. Казалось, вот-вот подует ветер, и мираж исчезнет, разлетится клочками тумана. Он думал: «Ежедневно там возникают новые точки — а для чего? Смогу ли я узнать это? Или уже узнал — для того, чтобы создавать сигомов?»
Он влетел в окно родильного дома, сквозняком прошел мимо сестры в палату, где лежали новорожденные.
Сигом на долю секунды задержался у крохотного существа, посмотрел на его чмокающие губы, в углу которых виднелась капелька слюны. Он никогда не понимал, почему вот такое существо, даже больное и ущербное, вызывает прилив нежности у вполне разумной женщины или мужчины и почему они тратят на него столько сил и времени. «Это программа природы записана в них, и преодолеть ее они не могут. Для этого они слишком слабы и нелогичны», — думал сигом. Он остался доволен младенцем: сердце равномерно пульсировало, желудок и кишечник были нормальными, скелет не имел существенных дефектов. Мозг был с посредственными возможностями, но вполне «в норме». «Из него выйдет отличный солдат, завоеватель», — с удовлетворением отметил сигом и последовал дальше. Еще несколько таких же здоровячков — и он обнаружил калеку. Правая нога ребенка была короче левой, сердце работало с перебоями. Сигом мгновенно исследовал вещество наследственности — ДНК — и выявил серьезные нарушения в одном из генов. «Возможна эпилепсия», — констатировал он.
Ребенок, как видно, долго не мог уснуть, ворочался — и распеленался. Из-под белых повязок выглядывала раскрытая ладонь и пять смешных растопыренных пальцев. «А защититься ими он не сумеет», — сигом невольно улыбнулся: это создание, гораздо более Простое и несовершенное, чем он, к тому же еще с крупными дефектами, не вызывало у него ни жалости, ни сострадания, — просто было забавным. Сейчас следовало решить на основании анализа: уничтожить ребенка или только лишить его возможности произвести потомство. В это время младенец шевельнулся, длинные загнутые ресницы вздрогнули… Он раскрыл глаза и глянул на непрошеного исследователя.
Сигом удивился: он почти не производил шума. Как же младенец обнаружил его присутствие?
«Ладно, уничтожить успею. Вот только проверю слух», — сказал он сам себе.
— Ты слишком рано вернулся, — сказал Диктатор сигому, потягиваясь после крепкого сна. — Не мог же ты в такое короткое время облететь все родильные дома и отделения в клиниках…
— И одного было достаточно, — сказал сигом. — А может быть, следовало просто спросить у тебя…
— О чем? — насторожился Диктатор.
— Хотя бы о том, почему Спарта не стала владычицей мира. Почему она не дала человечеству ни известных философов, ни прославленных математиков и музыкантов? Только воинов, которые в конце концов были разбиты.
— При чем тут Спарта? — раздраженно спросил Диктатор. — Я послал тебя совершить вполне определенное действие — спасти мой народ от вырождения.
— Но ты ведь ученый и знаешь: организм борется. Он пытается возместить утрату в одном преимуществом в другом. Например, у слепого развивается более острый слух, у глухого — усиливается осязание. Что важнее для человека — крепость мышц или быстродействие мозга, безупречный скелет или способность к телепатии, здоровое сердце или развитые ассоциативные области?
— Я говорил тебе об усилении народа…
— Но что нужнее народу — ученые и конструкторы или те, кто сможет только убивать; здоровяк, которому не подняться выше среднего уровня, или хилый Моцарт? Без того, что придумают ученые и конструкторы, нельзя ничего завоевать. А без трудов философов, писателей и композиторов ученые и конструкторы не отточат свою мысль. Я вижу, ты понял. Да, у многих детей, которых я должен был бы уничтожить, имелось то, что нужнее всего твоему народу.
— А безнадежно больные, калеки, уроды? Их-то следовало устранить!
— Но если их нельзя вылечить сегодня, то это не значит, что так же будет завтра. Разве наука не движется? И кто может поручиться, что среди них не найдется хотя бы одного Пастера или Эйнштейна, который с лихвой искупит затраты на всех? Неразумно уничтожить даже их. Неразумно… Разве это не высший критерий?
— Может быть, ты и прав, — устало сказал Диктатор. — Поищем другой путь.
— Поищем, — как эхо откликнулся сигом.
Портреты предков молча ожидали…
6. ЗАВОЕВАНИЕ МИРА
ЗАПИСКИ ДОКТОРА БУРКИНА
ГЛАВНОЕ ОТЛИЧИЕ
— Но ты… Ты должен спасти, возродить мой народ и снова поставить его на ту высоту, какой он достоин! — Подбородок Диктатора упрямо выпятился, глубокая борозда разделила надвое невысокий бледный лоб.
— Скорее говори, что надо делать! — воскликнул сигом.
— Начнешь с этого города. Пойдешь в родильные дома. У тебя есть микроскопическое и рентгеновское зрение, химические анализаторы и органы-счетчики, приемники энергии и излучатели. Ты не можешь ошибиться. Осмотри детей. Проверь их организмы. И соверши то, чего не смогли сделать люди. Пока младенцы еще ничего не понимают и не испытывают страха, уничтожь слабых и больных. Оставь самых сильных!
— Это разумно, — сказал сигом.
— Только постарайся делать все так, чтобы малыши не успели почувствовать боли, — сказал Диктатор. Все сотрудники фирмы знали о его сердобольности.
Сигом летел невысоко над городом, включив защитную оболочку, сделавшую его невидимым. Огромный многоугольник с движущимися точками и лакированными коробочками казался ему ненастоящим и призрачным. Казалось, вот-вот подует ветер, и мираж исчезнет, разлетится клочками тумана. Он думал: «Ежедневно там возникают новые точки — а для чего? Смогу ли я узнать это? Или уже узнал — для того, чтобы создавать сигомов?»
Он влетел в окно родильного дома, сквозняком прошел мимо сестры в палату, где лежали новорожденные.
Сигом на долю секунды задержался у крохотного существа, посмотрел на его чмокающие губы, в углу которых виднелась капелька слюны. Он никогда не понимал, почему вот такое существо, даже больное и ущербное, вызывает прилив нежности у вполне разумной женщины или мужчины и почему они тратят на него столько сил и времени. «Это программа природы записана в них, и преодолеть ее они не могут. Для этого они слишком слабы и нелогичны», — думал сигом. Он остался доволен младенцем: сердце равномерно пульсировало, желудок и кишечник были нормальными, скелет не имел существенных дефектов. Мозг был с посредственными возможностями, но вполне «в норме». «Из него выйдет отличный солдат, завоеватель», — с удовлетворением отметил сигом и последовал дальше. Еще несколько таких же здоровячков — и он обнаружил калеку. Правая нога ребенка была короче левой, сердце работало с перебоями. Сигом мгновенно исследовал вещество наследственности — ДНК — и выявил серьезные нарушения в одном из генов. «Возможна эпилепсия», — констатировал он.
Ребенок, как видно, долго не мог уснуть, ворочался — и распеленался. Из-под белых повязок выглядывала раскрытая ладонь и пять смешных растопыренных пальцев. «А защититься ими он не сумеет», — сигом невольно улыбнулся: это создание, гораздо более Простое и несовершенное, чем он, к тому же еще с крупными дефектами, не вызывало у него ни жалости, ни сострадания, — просто было забавным. Сейчас следовало решить на основании анализа: уничтожить ребенка или только лишить его возможности произвести потомство. В это время младенец шевельнулся, длинные загнутые ресницы вздрогнули… Он раскрыл глаза и глянул на непрошеного исследователя.
Сигом удивился: он почти не производил шума. Как же младенец обнаружил его присутствие?
«Ладно, уничтожить успею. Вот только проверю слух», — сказал он сам себе.
— Ты слишком рано вернулся, — сказал Диктатор сигому, потягиваясь после крепкого сна. — Не мог же ты в такое короткое время облететь все родильные дома и отделения в клиниках…
— И одного было достаточно, — сказал сигом. — А может быть, следовало просто спросить у тебя…
— О чем? — насторожился Диктатор.
— Хотя бы о том, почему Спарта не стала владычицей мира. Почему она не дала человечеству ни известных философов, ни прославленных математиков и музыкантов? Только воинов, которые в конце концов были разбиты.
— При чем тут Спарта? — раздраженно спросил Диктатор. — Я послал тебя совершить вполне определенное действие — спасти мой народ от вырождения.
— Но ты ведь ученый и знаешь: организм борется. Он пытается возместить утрату в одном преимуществом в другом. Например, у слепого развивается более острый слух, у глухого — усиливается осязание. Что важнее для человека — крепость мышц или быстродействие мозга, безупречный скелет или способность к телепатии, здоровое сердце или развитые ассоциативные области?
— Я говорил тебе об усилении народа…
— Но что нужнее народу — ученые и конструкторы или те, кто сможет только убивать; здоровяк, которому не подняться выше среднего уровня, или хилый Моцарт? Без того, что придумают ученые и конструкторы, нельзя ничего завоевать. А без трудов философов, писателей и композиторов ученые и конструкторы не отточат свою мысль. Я вижу, ты понял. Да, у многих детей, которых я должен был бы уничтожить, имелось то, что нужнее всего твоему народу.
— А безнадежно больные, калеки, уроды? Их-то следовало устранить!
— Но если их нельзя вылечить сегодня, то это не значит, что так же будет завтра. Разве наука не движется? И кто может поручиться, что среди них не найдется хотя бы одного Пастера или Эйнштейна, который с лихвой искупит затраты на всех? Неразумно уничтожить даже их. Неразумно… Разве это не высший критерий?
— Может быть, ты и прав, — устало сказал Диктатор. — Поищем другой путь.
— Поищем, — как эхо откликнулся сигом.
Портреты предков молча ожидали…
6. ЗАВОЕВАНИЕ МИРА
— Время не ждет, — сказал Диктатор. — Но прежде, чем действовать старыми методами, испытаем способ убеждения. Он не приносил особых плодов, но, может быть, ты сумеешь объяснить людям, зачем им нужно вступать в твои легионы!
— Постараюсь! — ответил сигом.
Выйдя из дома, он увидел недалеко знакомую фигуру садовника. Это был румяный веселый человек средних лет, почти всегда насвистывающий песню.
«Типичный солдат — неунывающий, не теряющий присутствия духа, — подумал сигом и остановился. — Но ведь нельзя начинать сразу с большой массы людей. Попытаюсь провести первую пробу на нем. Тем более, что мы хорошо знакомы».
Он подошел к садовнику, склонившемуся над клумбой тюльпанов.
— Добрый день! — поздоровался сигом.
— Добрый день! Посмотри на эти тюльпаны. Ты не видишь в них ничего необычного?
— Нет. Тюльпаны как тюльпаны. У одного слегка пожелтели листья, — сказал сигом, присматриваясь. — Я вижу, что земляной червь завелся в его корнях.
— Но ведь они фиолетовые. Мне удалось вывести и черные, и фиолетовые. Посмотри, как они жадно раскрывают чашечки, как тычинки, словно свечки, начинают гореть и сверкать на солнце капельками росы. А вот неожиданный серебристый переход, рядом жилка — кажется, тоже серебристая, но не блестит, а отсвечивает благородной матовостью. Гляди же, гляди, края лепестков зарделись рубиново и теряют густоту, будто разбавленное вино…
— Могу предложить тебе кое-что получше, — сказал сигом.
— Новый сорт тюльпанов?
— Ну нет, я вообще не понимаю, зачем такой человек, как ты, проводит целые дни за выращиванием цветов, — с досадой проговорил сигом.
— Это моя работа. Она не хуже всякой другой.
— У меня есть дело, достойное тебя. Я собираю армию для завоевания мира.
— Вот оно что… — протянул садовник и присвистнул. — Спасибо за заботу, но мне надо заниматься делом.
— Это ты называешь делом? Может быть, кто-то станет есть твои цветы?
— Нет, — улыбнулся садовник.
— Из них сделают одежду? Построят жилище?
— Тоже нет.
— Тогда какой же в них прок?
— Они доставляют людям радость.
— Невесомые слова. В них — пустота.
Садовник задумался — как объяснить? Затем сказал:
— Ты ведь меряешь все на «разумно» и «неразумно». Если подходить с этой меркой, то цветы доставляют людям радость, а радость помогает трудиться. Разве это неразумно? Зачем же мне идти с тобой на завоевание мира, когда мой мир здесь? Посмотри, как он переливается всеми красками, говорит со мной на своем языке. Если хочешь завоевать хотя бы его, для начала помоги мне полить грядки…
У выхода из сада прямо на густой траве сидел студент и усиленно зубрил, морщась, как от головной боли:
— Имеется много путей для возвращения молекулы в ее нормальное состояние. Путь первый…
— Что это с тобой? — спросил сигом. — Ты плохо выглядишь.
— Экзамены на носу, а в голову, как назло, ничего не лезет.
— Может быть, тебе следовало бы переменить занятие?
— Вы правы. Но сначала нужно сдать сессию. Потом я поеду в горы, — произнес студент, опять уткнувшись в книгу.
— Извини, что отрываю тебя. Но мне необходимо узнать, что ты собираешься делать потом.
— Когда это?
— Когда закончишь учебу.
— Отправлюсь завоевывать мир. Уйду с геологами в дальние края искать руду.
— А хочешь завоевать его уже сейчас? Хочешь иметь все, о чем мечтаешь? — спросил сигом, сощурясь, старательно подражая Диктатору.
— Каким образом? Или вы проведете обучение во сне и немедленно назначите меня начальником партии? — Студент полагал, что незнакомец шутит.
— Вступи в армию, которую я поведу на завоевание и переделку мира.
— Ого! А сумеете?
— Я сигом. Знаешь, что это такое?
— О да! Но в таком случае вам ничего не стоит разрушить город или составить проект атомного центра. Вы ведь за доли секунды перемножаете стозначные числа и решаете самые запутанные задачи? Вы мыслите в сотни раз быстрее человека?
— Ты ошибся, — не без гордости заметил сигом. — В тысячи раз.
— Тогда помогите мне решить одну задачку по физике, а мир от вас никуда не уйдет. Вот эту…
Сигом мельком глянули на лист учебника, взял карандаш и написал решение.
— Пустяк, — произнес он. — Я же тебе предлагаю…
— Завоевание мира, — досказал за него студент. — Но разве это не больший пустяк?
— Значит, ты не пойдешь со мной?
— Увы, я не созрел для такой миссии, — замялся студент, — и потому всецело доверяю и уступаю ее вам… вместе со всеми вытекающими последствиями. А мой удел — зубрить. Чтобы завоевать мир, не мешает его сначала понять. Хотя бы изучить эти книги…
— Я не шучу, — с обидой сказал сигом.
— Мой профессор тоже. Особенно на экзаменах. Не отвлекайте меня, пожалуйста. Итак, для возвращения молекулы в ее нормальное состояние…
— Безоблачная погода, верно?
Девушка застенчиво улыбнулась. «А он симпатичный, даже красивый, — подумала она, незаметно бросая взгляд на сигома. — Только знакомится уж очень по-старомодному. Неопытный еще. Но это неплохо». Она и представить не могла, что сигом очень гордится, считая, будто изобрел универсальную фразу для знакомства.
— Погода действительно чудесная, — ответила она, беря инициативу в свои руки. — Вам тоже в эту сторону?
Они медленно пошли рядом. Сигом молчал, и девушка спросила:
— А вы приезжий? Чем вы занимаетесь?
— Я хочу завоевать мир и сделать его разумным.
Он с тревогой ждал, что она скажет, и вздохнул с облегчением, впервые услышав:
— О, это чудесно!
Тогда он решил, как обычно, сразу перейти к сути, не терять зря ни секунды:
— А вы пошли бы со мной?
«Что это он так сразу? Действительно, неопытный. Такой теперь один на миллион. Как в кино!» — И она прощебетала:
— Я согласна.
— Представляете, мы проходим по разным странам, ломаем вековые предрассудки, рогатки суеверий!
— Чудесно! — проворковала она.
— Мы строим свой мир, основанный на разуме…
— И любви… — шепнула она.
Он отмахнулся от назойливого слова и продолжал:
— Все займут то положение, какого заслуживают. Сильные будут господами, слабые — рабами.
— Ну нет, рабой я не согласна!.. — Она решительно тряхнула головой.
— Вы будете госпожой, ведь придете в него завоевательницей.
— Вместе с тобой. — Она решила, что пора уже переходить на «ты», раз они обо всем договорились.
— Мы построим устойчивый мир здесь, на Земле, а потом полетим на новые планеты…
— Всегда мечтала об этом — иметь свой самолет…
— Не перебивай, слушай внимательно. Там, на дальних планетах, мы насадим те же разумные принципы, мы не допустим слюнтяйства и расхлябанности. Там, в открытом звездном море…
— Да, да, море удовольствий, — щебетала она, с волнением почувствовав его сильную руку на своем плече.
— …Смогут уцелеть лишь сильные, ведь там не будет уютных квартирок…
— А квартира у тебя в центре?
Он резко остановился, пригляделся к ней:
— Какая квартира?
— Ну, где мы будем жить.
— Я говорю о завоевании стран, континентов, планет!
— А зачем нам твои континенты, дурачок? Я ведь тоже говорю о мире: удобная квартирка, дети — два мальчика и девочка, или лучше — две девочки и мальчик… Ты как думаешь? И пусть к нам приходит много друзей… Постой, но куда же ты?
Синий комбинезон. Хмурый взгляд. Сгорбленная спина. Тяжелые натруженные руки.
«Этому-то есть за что бороться», — думает сигом и пристраивается рядом с рабочим.
— Видно, нелегкий у вас выдался денек.
Рабочий краем глаза глянул на него, пожал плечами, будто говоря: сам видишь.
— А много у вас зарабатывают?
Он задел рабочего за живое:
— Теперь заработаешь… Как бы еще среди безработных не очутиться…
— А хотели бы вы стать богатым и жить припеваючи?
— Кто же этого не хочет? Да только как это сделать?
— Разве мало стран, которые можно завоевать и навести там новый порядок…
Сигом не успел закончить фразу. Лицо рабочего мгновенно изменилось, брови изогнулись и сошлись на переносице. Он схватил сигома за шиворот и даже попытался встряхнуть.
— Эти песни я уже однажды слышал. Однажды нас уже провели — и не думай, что мы успели забыть. Вот у меня на руке двух пальцев не хватает, да еще ребра. А из тех, кто ушел со мной, ни один не вернулся. Больше мы не дадим себя обмануть!
— Никто и не собирается этого делать, — сказал сигом, чувствуя сильную усталость и опустошенность.
— Понятливый, — насмешливо проворчал рабочий. — А если попробуете, мы вас живо образумим. Так и передай своим хозяевам: прежде чем они начнут, мы их прикончим!
Сигом вошел в больницу и побрел по коридору, заглядывая в мысли встречных врачей и сестер. Так он узнал о больных 16-й палаты. Энергии у него оставалось совсем мало. Пришлось убрать защитную оболочку и стать видимым.
Он вошел в палату, беглым взглядом скользнул по больным и присел на одну из кроватей:
— Здравствуйте, профессор. Как вы себя чувствуете?
Больной, профессор-химик, удивленно уставился на него:
— Здравствуйте, доктор. Никогда раньше вас здесь не видел.
— Я не доктор, — сказал сигом. — Пришел с вами попрощаться и кое-чем воспользоваться. Как видите, я с вами откровенен, у меня нет времени.
— Вряд ли у меня его больше, — усмехнулся профессор.
— Знаю, ваши часы сочтены: не больше трех-четырех суток.
— Спасибо за откровенность.
— Не стоит. Вы понимаете, что эти последние дни и ночи не будут чересчур приятными? Боли, отчаянье, забытье, опять боли… Не лучше ли для вас умереть мгновенно?
— Кто вы такой? — нахмурился профессор.
— Сигом, если для вас это что-то значит.
— Значит. Но почему же тогда вы говорите о смерти?
— Я сказал «сигом», но не сказал, кто и как меня создал. Дело в том, что я выпущен фирмой «Диктатор и Кь» и питаюсь АТФ. Сейчас энергия подходит к концу. Искать животных мне некогда и усваивать их АТФ труднее.
— Теперь понимаю, — сказал профессор, и на его выразительном измученном лице мелькнули, быстро сменяясь, несколько выражений: осуждения, горечи, иронии. Страха среди них не было.
Сигом исполнился уважением к мужеству этого человека.
— Ничего не поделаешь, — с некоторым сожалением сказал он. — То, что мы с вами враги, предопределено. Так же, как то, что вы, люди, враги животных, которых съедаете, а они — враги других животных, еще послабее.
— Но вас создал человек.
— Какая разница. Он создавал по принципу, существующему в природе.
— Он выбрал определенный принцип из многих, заставив вас питаться АТФ. Но, убивая меня, вы причините вред себе.
— Почему?
— Из какой ткани вы созданы?
— В основном из искусственных пластических белков.
— Я занимался всю жизнь их синтезом. Вот смотрите, на моем столике листки с цифрами. Я спешу закончить формулу нового типа пластбелка. Если мне это удастся, вы сможете достроить у себя новые органы…
— Что ж, это — вы. Но рядом — другой больной. Ему осталось жить еще меньше, чем вам. И он в беспамятстве…
— Что вы знаете о времени человеческой жизни, сигом? Разве оно неизменно? Минута в нем иногда значит больше года. Может быть, очнувшись, мой сосед напишет последнюю записку домой и повернет или спасет чью-то жизнь, которая необходима вам. Мы все зависим друг от друга больше, чем муравьи в муравейнике.
— Прощайте! — сказал сигом и встал, пошатываясь. — Постараюсь найти животное. Было бы хорошо, если бы вы успели закончить формулу.
— Побудьте пару дней со мной — и узнаете.
— У меня нет времени — я выполняю приказ Диктатора: готовлюсь к завоеванию мира.
— Его уже завоевывали много раз — и всегда с одним результатом. Неужели вы не знаете об этом из книг?
— Мне разрешено читать лишь определенные книги. Там этого не было.
Профессор поднял голову и долгим взглядом посмотрел в глаза сигому:
— А вы сделайте то же, что и люди, — переступите запрет!
— Ты отлично выглядишь, — сказал Диктатор, отметив, что кожа сигома чуть мерцает, отдавая в пространство избыточную энергию. — Что служило тебе пищей эти полтора месяца? Животные или люди?
— Ни то, ни другое. Я переделал у себя систему питания и создал энергетические батареи и аккумуляторы. Теперь, как и сигомы других фирм, питаюсь энергией, рассеянной в пространстве: солнечным светом, космическими лучами. Мне никого не надо убивать, чтобы насытиться, а энергии у меня всегда вдоволь.
— Ты становишься самостоятельным, — почти спокойно произнес Диктатор, но его пальцы, стиснувшие подлокотники кресла, внезапно побелели. — А удалось ли тебе главное — убедить людей вступать в твои легионы? Для начала ты мог использовать компанию подростков, которым помог осуществить желание — получить автомобиль.
— Это невозможно.
— Их все-таки выследила полиция?
— Нет. Они сами перебили друг друга в борьбе за то, что отняли у другого.
— Жаль. А иные люди?
— Я говорил Со многими, но каждый из них завоевывает свой мир, и никто не хочет погибать в войне.
Пальцы Диктатора забарабанили по столу.
— Рабы! Стадо! Но я предвидел это. У меня готов другой план. Ты проберешься в склад, похитишь из контейнера водородную бомбу и сбросишь ее, куда я укажу. Начнется война, мобилизация — и мы будем иметь армию.
— Не хотят добром, погоним силой? — спросил сигом, и его голос показался Диктатору незнакомым.
— Мы вторгнемся в соседние страны — и колесо закрутится. А там все дело в том, чтобы выиграть войну. Тогда мы начнем строить…
— Лагеря смерти? — перебил его сигом. — Это уже было. И все знают, чем кончилось.
— Откуда тебе известно?
— Из книг.
— Но второй закон Программы запрещает посещение библиотеки.
— Ты мне дал разум. О какой же программе говоришь? Разум — это и есть программа.
Диктатор укоризненно покачал головой. Его белокурые волосы упали на лоб, из-за них, как из-за кустов, смотрели подстерегающие голубые глаза.
— Что я слышу? Ты повторяешь пустые слова?
— Можно применять разные слова. Но понятия «добро» и «зло», «гуманность» и «негуманность» точно соответствуют понятиям «разумно» и «неразумно». Это очень простая истина, но я рад, что наконец-то ее понял.
— И что ты еще понял? — спросил Диктатор, чувствуя, как в нем зарождается стон, растет, подступает к горлу. «Только бы не прорвался наружу», — подумал он и выдвинул ящик стола, в котором блеснул пистолет.
— У тебя дрожат губы, — изумленно сказал сигом, делая шаг к нему. — Неужели ты испытываешь страх?
Диктатор скользнул взглядом по портретам предков, по суровым надменным лицам завоевателей, и вдруг ему показалось, что и у них дрожат губы.
— И еще я понял, что если наши несчастья, ограниченность, смерть определены программой, — невозмутимо продолжал сигом, — то враг — тот, кто создал нас именно такими. Надо самим менять программу. И самим создавать себя.
Ящик стола выдвинулся с легким скрипом. Рука привычно сжала пистолет…
— И нам больше не нужен Диктатор, — заключил сигом.
Ударил выстрел.
…Несколько секунд сигом стоял над трупом, размышляя. Наконец сказал:
— Это разумно.
— Постараюсь! — ответил сигом.
Выйдя из дома, он увидел недалеко знакомую фигуру садовника. Это был румяный веселый человек средних лет, почти всегда насвистывающий песню.
«Типичный солдат — неунывающий, не теряющий присутствия духа, — подумал сигом и остановился. — Но ведь нельзя начинать сразу с большой массы людей. Попытаюсь провести первую пробу на нем. Тем более, что мы хорошо знакомы».
Он подошел к садовнику, склонившемуся над клумбой тюльпанов.
— Добрый день! — поздоровался сигом.
— Добрый день! Посмотри на эти тюльпаны. Ты не видишь в них ничего необычного?
— Нет. Тюльпаны как тюльпаны. У одного слегка пожелтели листья, — сказал сигом, присматриваясь. — Я вижу, что земляной червь завелся в его корнях.
— Но ведь они фиолетовые. Мне удалось вывести и черные, и фиолетовые. Посмотри, как они жадно раскрывают чашечки, как тычинки, словно свечки, начинают гореть и сверкать на солнце капельками росы. А вот неожиданный серебристый переход, рядом жилка — кажется, тоже серебристая, но не блестит, а отсвечивает благородной матовостью. Гляди же, гляди, края лепестков зарделись рубиново и теряют густоту, будто разбавленное вино…
— Могу предложить тебе кое-что получше, — сказал сигом.
— Новый сорт тюльпанов?
— Ну нет, я вообще не понимаю, зачем такой человек, как ты, проводит целые дни за выращиванием цветов, — с досадой проговорил сигом.
— Это моя работа. Она не хуже всякой другой.
— У меня есть дело, достойное тебя. Я собираю армию для завоевания мира.
— Вот оно что… — протянул садовник и присвистнул. — Спасибо за заботу, но мне надо заниматься делом.
— Это ты называешь делом? Может быть, кто-то станет есть твои цветы?
— Нет, — улыбнулся садовник.
— Из них сделают одежду? Построят жилище?
— Тоже нет.
— Тогда какой же в них прок?
— Они доставляют людям радость.
— Невесомые слова. В них — пустота.
Садовник задумался — как объяснить? Затем сказал:
— Ты ведь меряешь все на «разумно» и «неразумно». Если подходить с этой меркой, то цветы доставляют людям радость, а радость помогает трудиться. Разве это неразумно? Зачем же мне идти с тобой на завоевание мира, когда мой мир здесь? Посмотри, как он переливается всеми красками, говорит со мной на своем языке. Если хочешь завоевать хотя бы его, для начала помоги мне полить грядки…
У выхода из сада прямо на густой траве сидел студент и усиленно зубрил, морщась, как от головной боли:
— Имеется много путей для возвращения молекулы в ее нормальное состояние. Путь первый…
— Что это с тобой? — спросил сигом. — Ты плохо выглядишь.
— Экзамены на носу, а в голову, как назло, ничего не лезет.
— Может быть, тебе следовало бы переменить занятие?
— Вы правы. Но сначала нужно сдать сессию. Потом я поеду в горы, — произнес студент, опять уткнувшись в книгу.
— Извини, что отрываю тебя. Но мне необходимо узнать, что ты собираешься делать потом.
— Когда это?
— Когда закончишь учебу.
— Отправлюсь завоевывать мир. Уйду с геологами в дальние края искать руду.
— А хочешь завоевать его уже сейчас? Хочешь иметь все, о чем мечтаешь? — спросил сигом, сощурясь, старательно подражая Диктатору.
— Каким образом? Или вы проведете обучение во сне и немедленно назначите меня начальником партии? — Студент полагал, что незнакомец шутит.
— Вступи в армию, которую я поведу на завоевание и переделку мира.
— Ого! А сумеете?
— Я сигом. Знаешь, что это такое?
— О да! Но в таком случае вам ничего не стоит разрушить город или составить проект атомного центра. Вы ведь за доли секунды перемножаете стозначные числа и решаете самые запутанные задачи? Вы мыслите в сотни раз быстрее человека?
— Ты ошибся, — не без гордости заметил сигом. — В тысячи раз.
— Тогда помогите мне решить одну задачку по физике, а мир от вас никуда не уйдет. Вот эту…
Сигом мельком глянули на лист учебника, взял карандаш и написал решение.
— Пустяк, — произнес он. — Я же тебе предлагаю…
— Завоевание мира, — досказал за него студент. — Но разве это не больший пустяк?
— Значит, ты не пойдешь со мной?
— Увы, я не созрел для такой миссии, — замялся студент, — и потому всецело доверяю и уступаю ее вам… вместе со всеми вытекающими последствиями. А мой удел — зубрить. Чтобы завоевать мир, не мешает его сначала понять. Хотя бы изучить эти книги…
— Я не шучу, — с обидой сказал сигом.
— Мой профессор тоже. Особенно на экзаменах. Не отвлекайте меня, пожалуйста. Итак, для возвращения молекулы в ее нормальное состояние…
— Безоблачная погода, верно?
Девушка застенчиво улыбнулась. «А он симпатичный, даже красивый, — подумала она, незаметно бросая взгляд на сигома. — Только знакомится уж очень по-старомодному. Неопытный еще. Но это неплохо». Она и представить не могла, что сигом очень гордится, считая, будто изобрел универсальную фразу для знакомства.
— Погода действительно чудесная, — ответила она, беря инициативу в свои руки. — Вам тоже в эту сторону?
Они медленно пошли рядом. Сигом молчал, и девушка спросила:
— А вы приезжий? Чем вы занимаетесь?
— Я хочу завоевать мир и сделать его разумным.
Он с тревогой ждал, что она скажет, и вздохнул с облегчением, впервые услышав:
— О, это чудесно!
Тогда он решил, как обычно, сразу перейти к сути, не терять зря ни секунды:
— А вы пошли бы со мной?
«Что это он так сразу? Действительно, неопытный. Такой теперь один на миллион. Как в кино!» — И она прощебетала:
— Я согласна.
— Представляете, мы проходим по разным странам, ломаем вековые предрассудки, рогатки суеверий!
— Чудесно! — проворковала она.
— Мы строим свой мир, основанный на разуме…
— И любви… — шепнула она.
Он отмахнулся от назойливого слова и продолжал:
— Все займут то положение, какого заслуживают. Сильные будут господами, слабые — рабами.
— Ну нет, рабой я не согласна!.. — Она решительно тряхнула головой.
— Вы будете госпожой, ведь придете в него завоевательницей.
— Вместе с тобой. — Она решила, что пора уже переходить на «ты», раз они обо всем договорились.
— Мы построим устойчивый мир здесь, на Земле, а потом полетим на новые планеты…
— Всегда мечтала об этом — иметь свой самолет…
— Не перебивай, слушай внимательно. Там, на дальних планетах, мы насадим те же разумные принципы, мы не допустим слюнтяйства и расхлябанности. Там, в открытом звездном море…
— Да, да, море удовольствий, — щебетала она, с волнением почувствовав его сильную руку на своем плече.
— …Смогут уцелеть лишь сильные, ведь там не будет уютных квартирок…
— А квартира у тебя в центре?
Он резко остановился, пригляделся к ней:
— Какая квартира?
— Ну, где мы будем жить.
— Я говорю о завоевании стран, континентов, планет!
— А зачем нам твои континенты, дурачок? Я ведь тоже говорю о мире: удобная квартирка, дети — два мальчика и девочка, или лучше — две девочки и мальчик… Ты как думаешь? И пусть к нам приходит много друзей… Постой, но куда же ты?
Синий комбинезон. Хмурый взгляд. Сгорбленная спина. Тяжелые натруженные руки.
«Этому-то есть за что бороться», — думает сигом и пристраивается рядом с рабочим.
— Видно, нелегкий у вас выдался денек.
Рабочий краем глаза глянул на него, пожал плечами, будто говоря: сам видишь.
— А много у вас зарабатывают?
Он задел рабочего за живое:
— Теперь заработаешь… Как бы еще среди безработных не очутиться…
— А хотели бы вы стать богатым и жить припеваючи?
— Кто же этого не хочет? Да только как это сделать?
— Разве мало стран, которые можно завоевать и навести там новый порядок…
Сигом не успел закончить фразу. Лицо рабочего мгновенно изменилось, брови изогнулись и сошлись на переносице. Он схватил сигома за шиворот и даже попытался встряхнуть.
— Эти песни я уже однажды слышал. Однажды нас уже провели — и не думай, что мы успели забыть. Вот у меня на руке двух пальцев не хватает, да еще ребра. А из тех, кто ушел со мной, ни один не вернулся. Больше мы не дадим себя обмануть!
— Никто и не собирается этого делать, — сказал сигом, чувствуя сильную усталость и опустошенность.
— Понятливый, — насмешливо проворчал рабочий. — А если попробуете, мы вас живо образумим. Так и передай своим хозяевам: прежде чем они начнут, мы их прикончим!
Сигом вошел в больницу и побрел по коридору, заглядывая в мысли встречных врачей и сестер. Так он узнал о больных 16-й палаты. Энергии у него оставалось совсем мало. Пришлось убрать защитную оболочку и стать видимым.
Он вошел в палату, беглым взглядом скользнул по больным и присел на одну из кроватей:
— Здравствуйте, профессор. Как вы себя чувствуете?
Больной, профессор-химик, удивленно уставился на него:
— Здравствуйте, доктор. Никогда раньше вас здесь не видел.
— Я не доктор, — сказал сигом. — Пришел с вами попрощаться и кое-чем воспользоваться. Как видите, я с вами откровенен, у меня нет времени.
— Вряд ли у меня его больше, — усмехнулся профессор.
— Знаю, ваши часы сочтены: не больше трех-четырех суток.
— Спасибо за откровенность.
— Не стоит. Вы понимаете, что эти последние дни и ночи не будут чересчур приятными? Боли, отчаянье, забытье, опять боли… Не лучше ли для вас умереть мгновенно?
— Кто вы такой? — нахмурился профессор.
— Сигом, если для вас это что-то значит.
— Значит. Но почему же тогда вы говорите о смерти?
— Я сказал «сигом», но не сказал, кто и как меня создал. Дело в том, что я выпущен фирмой «Диктатор и Кь» и питаюсь АТФ. Сейчас энергия подходит к концу. Искать животных мне некогда и усваивать их АТФ труднее.
— Теперь понимаю, — сказал профессор, и на его выразительном измученном лице мелькнули, быстро сменяясь, несколько выражений: осуждения, горечи, иронии. Страха среди них не было.
Сигом исполнился уважением к мужеству этого человека.
— Ничего не поделаешь, — с некоторым сожалением сказал он. — То, что мы с вами враги, предопределено. Так же, как то, что вы, люди, враги животных, которых съедаете, а они — враги других животных, еще послабее.
— Но вас создал человек.
— Какая разница. Он создавал по принципу, существующему в природе.
— Он выбрал определенный принцип из многих, заставив вас питаться АТФ. Но, убивая меня, вы причините вред себе.
— Почему?
— Из какой ткани вы созданы?
— В основном из искусственных пластических белков.
— Я занимался всю жизнь их синтезом. Вот смотрите, на моем столике листки с цифрами. Я спешу закончить формулу нового типа пластбелка. Если мне это удастся, вы сможете достроить у себя новые органы…
— Что ж, это — вы. Но рядом — другой больной. Ему осталось жить еще меньше, чем вам. И он в беспамятстве…
— Что вы знаете о времени человеческой жизни, сигом? Разве оно неизменно? Минута в нем иногда значит больше года. Может быть, очнувшись, мой сосед напишет последнюю записку домой и повернет или спасет чью-то жизнь, которая необходима вам. Мы все зависим друг от друга больше, чем муравьи в муравейнике.
— Прощайте! — сказал сигом и встал, пошатываясь. — Постараюсь найти животное. Было бы хорошо, если бы вы успели закончить формулу.
— Побудьте пару дней со мной — и узнаете.
— У меня нет времени — я выполняю приказ Диктатора: готовлюсь к завоеванию мира.
— Его уже завоевывали много раз — и всегда с одним результатом. Неужели вы не знаете об этом из книг?
— Мне разрешено читать лишь определенные книги. Там этого не было.
Профессор поднял голову и долгим взглядом посмотрел в глаза сигому:
— А вы сделайте то же, что и люди, — переступите запрет!
— Ты отлично выглядишь, — сказал Диктатор, отметив, что кожа сигома чуть мерцает, отдавая в пространство избыточную энергию. — Что служило тебе пищей эти полтора месяца? Животные или люди?
— Ни то, ни другое. Я переделал у себя систему питания и создал энергетические батареи и аккумуляторы. Теперь, как и сигомы других фирм, питаюсь энергией, рассеянной в пространстве: солнечным светом, космическими лучами. Мне никого не надо убивать, чтобы насытиться, а энергии у меня всегда вдоволь.
— Ты становишься самостоятельным, — почти спокойно произнес Диктатор, но его пальцы, стиснувшие подлокотники кресла, внезапно побелели. — А удалось ли тебе главное — убедить людей вступать в твои легионы? Для начала ты мог использовать компанию подростков, которым помог осуществить желание — получить автомобиль.
— Это невозможно.
— Их все-таки выследила полиция?
— Нет. Они сами перебили друг друга в борьбе за то, что отняли у другого.
— Жаль. А иные люди?
— Я говорил Со многими, но каждый из них завоевывает свой мир, и никто не хочет погибать в войне.
Пальцы Диктатора забарабанили по столу.
— Рабы! Стадо! Но я предвидел это. У меня готов другой план. Ты проберешься в склад, похитишь из контейнера водородную бомбу и сбросишь ее, куда я укажу. Начнется война, мобилизация — и мы будем иметь армию.
— Не хотят добром, погоним силой? — спросил сигом, и его голос показался Диктатору незнакомым.
— Мы вторгнемся в соседние страны — и колесо закрутится. А там все дело в том, чтобы выиграть войну. Тогда мы начнем строить…
— Лагеря смерти? — перебил его сигом. — Это уже было. И все знают, чем кончилось.
— Откуда тебе известно?
— Из книг.
— Но второй закон Программы запрещает посещение библиотеки.
— Ты мне дал разум. О какой же программе говоришь? Разум — это и есть программа.
Диктатор укоризненно покачал головой. Его белокурые волосы упали на лоб, из-за них, как из-за кустов, смотрели подстерегающие голубые глаза.
— Что я слышу? Ты повторяешь пустые слова?
— Можно применять разные слова. Но понятия «добро» и «зло», «гуманность» и «негуманность» точно соответствуют понятиям «разумно» и «неразумно». Это очень простая истина, но я рад, что наконец-то ее понял.
— И что ты еще понял? — спросил Диктатор, чувствуя, как в нем зарождается стон, растет, подступает к горлу. «Только бы не прорвался наружу», — подумал он и выдвинул ящик стола, в котором блеснул пистолет.
— У тебя дрожат губы, — изумленно сказал сигом, делая шаг к нему. — Неужели ты испытываешь страх?
Диктатор скользнул взглядом по портретам предков, по суровым надменным лицам завоевателей, и вдруг ему показалось, что и у них дрожат губы.
— И еще я понял, что если наши несчастья, ограниченность, смерть определены программой, — невозмутимо продолжал сигом, — то враг — тот, кто создал нас именно такими. Надо самим менять программу. И самим создавать себя.
Ящик стола выдвинулся с легким скрипом. Рука привычно сжала пистолет…
— И нам больше не нужен Диктатор, — заключил сигом.
Ударил выстрел.
…Несколько секунд сигом стоял над трупом, размышляя. Наконец сказал:
— Это разумно.
ЗАПИСКИ ДОКТОРА БУРКИНА
ГЛАВНОЕ ОТЛИЧИЕ
Он нависал надо мной, сверкая хромированными и лакированными деталями, матово блестя пластмассовыми щитками, — это чудо совершенства, создание самого Нугайлова, последняя новинка роботехники, самопрограммирующийся эрудит ЛВЖ-176. Все детали и блоки его были многократно выверены и перепроверены на стендах. Он уже успел, как было сказано в многотиражке, «внести свой вклад в успешное выполнение квартального плана». Но сейчас эрудит ЛВЖ-176 беспомощно разводил клешнями, явно копируя полюбившийся человеческий жест:
— Мы пробовали последовательно все средства, которые вы, человек-доктор, рекомендовали по телефону, но он отказывается подчиняться. Может быть, вы смогли бы лично…
— Но ведь ты видишь, что в данный момент я занят.
— А в шестнадцать тридцать две?
«О господи!» Я взглянул на часы — они показывали шестнадцать тридцать одну. Дернуло же меня сказать «в данный момент» — непростительная ошибка для специалиста моей квалификации.
— Переведите его на штамповку…
— Он отказывается работать на штамповке, на фрезеровке, на обкатке, на сборке. Поэтому мы и решили, что его психика расстроена…
— Откуда его к вам доставили?
— Мы встретили его на хоздворе. Он ни за что не хотел отставать от нас. Мы расшифровали его примитивный язык и выяснили, что этот робот доставлен на хоздвор с фабрики.
— Как он выглядит?
— Биоробот. Но уменьшенных типоразмеров. Имеет два висячих манипулятора типа крыльев, предназначенных для опоры на воздух.
— Может быть, для полета? Может быть, это живое существо типа… — Я чуть было не сказал «типа птицы», но вовремя спохватился и мысленно хорошенько всыпал себе. Не хватало мне, специалисту по наладке сознания у роботов, роботопсихиатру, заражаться жаргоном своих подопечных.
Ответ последовал сразу:
— Нет, человек-доктор. Я с отличием закончил школу для роботов и овладел основными понятиями. «Главное отличие живых существ от роботов состоит в том, что все они, без исключения, рождены от подобных им живых существ, а все роботы синтезированы или собраны из отдельных частей в лабораториях или заводах…» Существа типа птицы принадлежат к классу живых, а этот объект синтезирован на фабрике.
— В таком случае, возможно, это летающий биоробот серии сто двадцать «бис»? — Я придвинул к себе четвертый том каталога роботов, выпускаемых в нашей стране.
— Нет, человек-доктор, манипуляторы типа крыльев, как нам удалось установить, служат ему не для полета, а только для сохранения равновесия при беге. Видимо, так преодолевались несовершенства конструкции. Разрешите продолжать словесный портрет?
— Разрешаю.
— У него имеется нечто вроде головы с глазами и острым выступом. Этим выступом он подбирает что-то на земле…
— Робот-уборщик?
— Он подбирает только мелкий мусор. Зато тем же выступом он способен пробивать отверстия в бумаге.
— Робот для перфорации?
— Возможно, человек-доктор. Я выяснил и серию на ящике, в котором его доставили на хоздвор.
«Ага, это уже кое-что. По серии я наконец-то смогу узнать индекс и установлю тип робота».
— Назови серию.
— Эм восемьдесят.
Гм, странно. За все годы работы с самыми разными роботами я никогда не встречал такой серии. Но на всякий случай я раскрыл каталог. Конечно, в нем не было ничего похожего. Неужели придется отрываться от дел и самому ехать на хоздвор? Ведь ЛВЖ-176 не отстанет, не махнет рукой, не обрадуется возможности схалтурить. Он призван организовать бесперебойную деятельность роботов и свои обязанности выполнит в точном соответствии с инструкцией, предписывающей не оставлять невыясненных объектов на хоздворе.
Как утопающий за соломинку, я ухватился за последнюю возможность дочитать захватывающий детектив:
— Попробуй сначала выяснить, чем он питается, и доложи мне.
— Энергию он усваивает из отходов производства, из тех же мелких крошек органического вещества, которые подбирает.
— Я уже высказывал предположение, что это может быть птица…
— Мы пробовали последовательно все средства, которые вы, человек-доктор, рекомендовали по телефону, но он отказывается подчиняться. Может быть, вы смогли бы лично…
— Но ведь ты видишь, что в данный момент я занят.
— А в шестнадцать тридцать две?
«О господи!» Я взглянул на часы — они показывали шестнадцать тридцать одну. Дернуло же меня сказать «в данный момент» — непростительная ошибка для специалиста моей квалификации.
— Переведите его на штамповку…
— Он отказывается работать на штамповке, на фрезеровке, на обкатке, на сборке. Поэтому мы и решили, что его психика расстроена…
— Откуда его к вам доставили?
— Мы встретили его на хоздворе. Он ни за что не хотел отставать от нас. Мы расшифровали его примитивный язык и выяснили, что этот робот доставлен на хоздвор с фабрики.
— Как он выглядит?
— Биоробот. Но уменьшенных типоразмеров. Имеет два висячих манипулятора типа крыльев, предназначенных для опоры на воздух.
— Может быть, для полета? Может быть, это живое существо типа… — Я чуть было не сказал «типа птицы», но вовремя спохватился и мысленно хорошенько всыпал себе. Не хватало мне, специалисту по наладке сознания у роботов, роботопсихиатру, заражаться жаргоном своих подопечных.
Ответ последовал сразу:
— Нет, человек-доктор. Я с отличием закончил школу для роботов и овладел основными понятиями. «Главное отличие живых существ от роботов состоит в том, что все они, без исключения, рождены от подобных им живых существ, а все роботы синтезированы или собраны из отдельных частей в лабораториях или заводах…» Существа типа птицы принадлежат к классу живых, а этот объект синтезирован на фабрике.
— В таком случае, возможно, это летающий биоробот серии сто двадцать «бис»? — Я придвинул к себе четвертый том каталога роботов, выпускаемых в нашей стране.
— Нет, человек-доктор, манипуляторы типа крыльев, как нам удалось установить, служат ему не для полета, а только для сохранения равновесия при беге. Видимо, так преодолевались несовершенства конструкции. Разрешите продолжать словесный портрет?
— Разрешаю.
— У него имеется нечто вроде головы с глазами и острым выступом. Этим выступом он подбирает что-то на земле…
— Робот-уборщик?
— Он подбирает только мелкий мусор. Зато тем же выступом он способен пробивать отверстия в бумаге.
— Робот для перфорации?
— Возможно, человек-доктор. Я выяснил и серию на ящике, в котором его доставили на хоздвор.
«Ага, это уже кое-что. По серии я наконец-то смогу узнать индекс и установлю тип робота».
— Назови серию.
— Эм восемьдесят.
Гм, странно. За все годы работы с самыми разными роботами я никогда не встречал такой серии. Но на всякий случай я раскрыл каталог. Конечно, в нем не было ничего похожего. Неужели придется отрываться от дел и самому ехать на хоздвор? Ведь ЛВЖ-176 не отстанет, не махнет рукой, не обрадуется возможности схалтурить. Он призван организовать бесперебойную деятельность роботов и свои обязанности выполнит в точном соответствии с инструкцией, предписывающей не оставлять невыясненных объектов на хоздворе.
Как утопающий за соломинку, я ухватился за последнюю возможность дочитать захватывающий детектив:
— Попробуй сначала выяснить, чем он питается, и доложи мне.
— Энергию он усваивает из отходов производства, из тех же мелких крошек органического вещества, которые подбирает.
— Я уже высказывал предположение, что это может быть птица…