Страница:
Бизнес… Как будто невидимая рука вдруг скрутила ему кишки. Джошуа сунул руку в карман белой шелковой тенниски, вытащил упаковку антацида – средства для понижения кислотности – и бросил в рот пару таблеток. Если так и дальше пойдет, придется закупать эту дрянь ящиками.
Интересно, страдает ли Гарри Портер от язвы? Возможно, и нет. Какие могут быть стрессы – сиди себе в будке с кондиционером, сверяй фамилии со списком и одновременно смотри по портативному телевизору матчи «Доджеров». Трудовая деятельность Портера на студии «Бэрон» (его принимал на работу еще отец Джошуа, Уолтер Бэрон) началась сорок пять лет назад – спустя десять лет после ее основания.
Применяя тактику «баронов» – предводителей пиратов с Восточного побережья, – Уолтер голыми руками справился с шайкой конкурентов и в кратчайший срок превратил новое предприятие в одно из крупнейших и самых прибыльных в Америке и во всем мире.
«Это было не так-то легко», – пробормотал Джошуа себе под нос. Держа курс на возвышавшиеся над Лос-Анджелесом зеленые холмы, он вернулся мыслями к тяжелым сороковым. Студия отдала фронту чуть ли не всех ведущих сотрудников, но стойко продолжала выпускать военные фильмы о Бонде. Тем не менее возмутители спокойствия из Гильдии киноактеров догорлопанились до того, что зарплата стала съедать прибыли. Потом – словно не было других проблем – в сорок шестом году английский фильм («Генри V» в постановке Оливье) был выдвинут на соискание премии Академии киноискусств – так называемого «Оскара». Благодаря чему в моду вошло все английское: манера игры, костюмы, постановочные приемы, даже акцент. Еще немного – и награды посыпались на французские и итальянские ленты. После того как в сорок седьмом году «Оскар» достался сразу четырем зарубежным лентам, американские компании чуть кондрашка не хватила.
Триумфальное шествие импортных фильмов по Америке таило в себе огромную угрозу. Поэтому в сорок восьмом году главы шести ведущих компаний – «Уорнер бразерс», «Парамаунт», «Эм-джи-эм», «XX век-Фокс», «Эр-ка-о» и «Бэрон» – впервые со времен кризиса тридцатых годов объединили свои усилия и проголосовали за прекращение взносов в фонд Академии киноискусств.
Вот тогда-то, в смутные времена, у Уолтера и родился грандиозный план – как удержать компанию на плаву. Он уговорил сына приволокнуться за дочерью Йенса Элдринга – по происхождению норвежца, по воспитанию жителя Сан-Франциско, владельца процветающей судостроительной компании и крупного финансиста. Ведя приятную жизнь плейбоя, наследный принц студии, Джошуа Бэрон, не горел желанием жениться, и уж во всяком случае вряд ли добровольно остановил бы свой выбор на Сайни Элдринг.
Будучи в тридцать лет не замужем, Сайни отличалась высоким ростом, болезненной худобой и острым язычком, отпугнувшим не одного соискателя. Но Джошуа не был пылким Ромео, которого легко сбить с толку; к тому же у него была цель: во что бы то ни стало спасти студию.
Спустя две недели после первого свидания он сделал предложение, присовокупив к нему великолепную бриллиантовую брошь в платиновой оправе от Картье, оплаченную по статье расходов на рекламу.
Как оказалось, Уолтеру и Джошуа незачем было трогать драгоценный капитал. Сайни, образец практичности, отдавала себе отчет в том, что человек, сидевший напротив нее за столиком с зажженными свечами, – ее последний шанс избежать участи старой девы, покровительницы многочисленных племянников и племянниц. Она попросила его подождать до утра – и приняла предложение.
Внимая обмену клятвами между Джошуа Бэроном и тощей, в свадебном платье от Диора, невестой, большинство гостей понимало, что присутствует не столько на бракосочетании, сколько при слиянии двух крупных капиталов. Во время роскошного приема в банкетном зале отеля «Билтмор» Йенс Элдринг то и дело облегченно вздыхал: наконец-то он сбыл дочь с рук. По такому случаю он вручил новоявленному зятю чек на десять миллионов долларов – и вырвал компанию «Бэрон» из хищных челюстей банкротства.
И теперь, почти тридцать лет спустя, ведя свой спортивный автомобиль по серпантину Каньон-Драйв, Джошуа не мог не желать, чтобы нынешний кризис был преодолен с такой же легкостью.
Глава 4
Глава 5
Интересно, страдает ли Гарри Портер от язвы? Возможно, и нет. Какие могут быть стрессы – сиди себе в будке с кондиционером, сверяй фамилии со списком и одновременно смотри по портативному телевизору матчи «Доджеров». Трудовая деятельность Портера на студии «Бэрон» (его принимал на работу еще отец Джошуа, Уолтер Бэрон) началась сорок пять лет назад – спустя десять лет после ее основания.
Применяя тактику «баронов» – предводителей пиратов с Восточного побережья, – Уолтер голыми руками справился с шайкой конкурентов и в кратчайший срок превратил новое предприятие в одно из крупнейших и самых прибыльных в Америке и во всем мире.
«Это было не так-то легко», – пробормотал Джошуа себе под нос. Держа курс на возвышавшиеся над Лос-Анджелесом зеленые холмы, он вернулся мыслями к тяжелым сороковым. Студия отдала фронту чуть ли не всех ведущих сотрудников, но стойко продолжала выпускать военные фильмы о Бонде. Тем не менее возмутители спокойствия из Гильдии киноактеров догорлопанились до того, что зарплата стала съедать прибыли. Потом – словно не было других проблем – в сорок шестом году английский фильм («Генри V» в постановке Оливье) был выдвинут на соискание премии Академии киноискусств – так называемого «Оскара». Благодаря чему в моду вошло все английское: манера игры, костюмы, постановочные приемы, даже акцент. Еще немного – и награды посыпались на французские и итальянские ленты. После того как в сорок седьмом году «Оскар» достался сразу четырем зарубежным лентам, американские компании чуть кондрашка не хватила.
Триумфальное шествие импортных фильмов по Америке таило в себе огромную угрозу. Поэтому в сорок восьмом году главы шести ведущих компаний – «Уорнер бразерс», «Парамаунт», «Эм-джи-эм», «XX век-Фокс», «Эр-ка-о» и «Бэрон» – впервые со времен кризиса тридцатых годов объединили свои усилия и проголосовали за прекращение взносов в фонд Академии киноискусств.
Вот тогда-то, в смутные времена, у Уолтера и родился грандиозный план – как удержать компанию на плаву. Он уговорил сына приволокнуться за дочерью Йенса Элдринга – по происхождению норвежца, по воспитанию жителя Сан-Франциско, владельца процветающей судостроительной компании и крупного финансиста. Ведя приятную жизнь плейбоя, наследный принц студии, Джошуа Бэрон, не горел желанием жениться, и уж во всяком случае вряд ли добровольно остановил бы свой выбор на Сайни Элдринг.
Будучи в тридцать лет не замужем, Сайни отличалась высоким ростом, болезненной худобой и острым язычком, отпугнувшим не одного соискателя. Но Джошуа не был пылким Ромео, которого легко сбить с толку; к тому же у него была цель: во что бы то ни стало спасти студию.
Спустя две недели после первого свидания он сделал предложение, присовокупив к нему великолепную бриллиантовую брошь в платиновой оправе от Картье, оплаченную по статье расходов на рекламу.
Как оказалось, Уолтеру и Джошуа незачем было трогать драгоценный капитал. Сайни, образец практичности, отдавала себе отчет в том, что человек, сидевший напротив нее за столиком с зажженными свечами, – ее последний шанс избежать участи старой девы, покровительницы многочисленных племянников и племянниц. Она попросила его подождать до утра – и приняла предложение.
Внимая обмену клятвами между Джошуа Бэроном и тощей, в свадебном платье от Диора, невестой, большинство гостей понимало, что присутствует не столько на бракосочетании, сколько при слиянии двух крупных капиталов. Во время роскошного приема в банкетном зале отеля «Билтмор» Йенс Элдринг то и дело облегченно вздыхал: наконец-то он сбыл дочь с рук. По такому случаю он вручил новоявленному зятю чек на десять миллионов долларов – и вырвал компанию «Бэрон» из хищных челюстей банкротства.
И теперь, почти тридцать лет спустя, ведя свой спортивный автомобиль по серпантину Каньон-Драйв, Джошуа не мог не желать, чтобы нынешний кризис был преодолен с такой же легкостью.
Глава 4
Искрился «баккара».
[4]Сверкали лимузины. Ароматы духов – цветочные, пряные, такие же экзотичные и наделенные индивидуальностью, как надушившиеся ими женщины, – смешивались с табачным дымом и сладковатым запахом ландышей. Сад, в мягком свете фонарей, благоухал цветами: алые бугенвилии соперничали с ярко-оранжевой жимолостью, а кремовые гибискусы выгодно оттеняли цветы более ярких оттенков. Под полосатым тентом пышные букеты весенних цветов в хрустальных вазах исторгали из груди гостей восторженные междометия. По единодушному признанию, Дэвид Томпсон превзошел себя.
Длинный, застланный камчатным полотном стол был уставлен богато инкрустированными серебряными подносами. Хрустальные фужеры переливались тысячами радуг. Стол ломился от разнообразных закусок; каждое блюдо являло собой шедевр в жанре натюрморта.
На тарелках из копенгагенского королевского фарфора с золотым ободком красовались розовые ломтики баранины с кресс-салатом. Нежнейшее мясо косуль утопало в листьях шпината. Здесь также были сандвичи из сдобы с кружочками копченого угря, нарезанная квадратными ломтиками осетрина под черной иранской икрой и тосты по-итальянски с наперченным паштетом.
На дальнем конце стола притягивали взор сладкие блюда: слоеные пирожные с пропитанным коньяком кремом; торт с лесными орехами; меренги, склеенные вместе при помощи сливочного крема и украшенные завитушками из швейцарского шоколада. Шампанское лилось рекой: загорелые молодые люди в темной форменной одежде моментально наполняли фужеры в форме тюльпанов.
В роскошной, обитой шелком музыкальной комнате струнный квартет из Голливудского симфонического оркестра услаждал слух гостей (не мешая вести приглушенную беседу) сложными пассажами музыки в стиле барокко. А снаружи прозрачный ночной воздух сотрясал рок.
Гости, так же как убранство и угощение, несли на себе печать изысканности. Мужчины были в простых, но дорогих костюмах; наряды женщин – от Норелла, Халстона, Ива Сен-Лорана и Дживенчи – отличались такой же дороговизной, но гораздо большей вычурностью. Разговор, как всегда, сводился к профессии.
Несчастные американцы, вынужденные жить за пределами кинематографического королевства, передавали из уст в уста последние новости о том, что это ЦРУ организовало в прошлом месяце подслушивание штаб-квартиры Демократической партии в отеле «Уотергейт»; на дружеских коктейлях обсуждали, правда ли, что Марта Митчелл сошла с ума; и решительно все, от Сиэтла до Сарасоты, гадали, сколько времени понадобится Джорджу Мак-Говерну, чтобы выбросить Томаса Иглтона из списков кандидатов в вице-президенты – коль скоро в печать просочились слухи о его помещении в психлечебницу. Долгое жаркое лето 1972 года оказалось как никогда щедрым на события и интриги, но в этом избранном кругу ничто не имело значения, кроме кинематографа. Обзаведясь подходящей ракетой-носителем, можно было в мгновение ока взмыть в небеса, стать звездой на голливудском небосклоне. И наоборот, один неверный шаг – и менеджеры забудут ваше имя, метрдотель «Чейзена» усадит за ваш столик других посетителей, а продюсеры, которые еще вчера ползали на брюхе, чтобы заключить с вами контракт, будут слишком заняты, чтобы подойти к телефону.
Этот мир не мог бы существовать без атмосферы борьбы и соперничества. Ставкой в игре были власть и могущество. А игровой площадкой – такие вечеринки, как эта.
– Поверь, дорогуша, стоит разок взглянуть – и ты будешь умолять его сняться в твоем фильме. Это белокурый Аль Пачино.
– Кэрол Линли, только брюнет…
– Молодой Питер О'Тул…
– Рослая Ширли Мак-Лейн…
– Рок Хадсон, только пониже…
С течением лет менялись имена, но игра оставалась прежней.
Проработав возле бассейна с полчаса, Мэтью вновь увидел ту девушку. Вернее, услышал. Ансамбль «Экспресс самоубийц» сделал перерыв, и во внезапно наступившей тишине отчетливо прозвенел женский смех. Мэтью оглянулся и увидел ее в обществе двух актеров – очевидно, один сказал что-то очень смешное.
Сначала Мэтью не узнал это чудное видение в греческой тунике из белого шелка, с волнистыми, отливающими серебром волосами. Но потом поймал на себе взгляд спокойных серых глаз и понял, что эта сирена с лицом боттичеллиевского ангела никак не могла быть секретаршей. Он приподнял бровь в знак признания своей ошибки. Она чуть заметно улыбнулась.
В это время к нему подошел официант – за напитками, и Мэтью занялся «Маргаритой». А когда снова поднял голову, девушки уже не было.
Тина сидела рядом с мужем в золотистом роллс-ройсе «корних», который медленно, в составе длинной вереницы лимузинов, тащился к воротам усадьбы Джошуа Бэрона.
– Я уже говорил, что ты неподражаема? – спросил Корбет Маршалл.
– Да, но повторить никогда не мешает, – с довольной улыбкой ответила Тина. Зная, что к ее светло-оливковой коже идут яркие тона, она надела обтягивающее фигуру ярко-розовое с фиолетовым платье из шелестящего шелка от Пуччи. Чулки цвета спелой сливы подчеркивали красивую форму ног – так же, как босоножки на высокой шпильке, с ремешками вокруг щиколоток.
Для женщины ее роста – около ста пятидесяти пяти сантиметров – Тина обладала необычайно длинными ногами. Муж не раз говорил, что она состоит из ног и грудей. И Корбету это безумно нравилось. Рослый, импозантный мужчина с сединой на висках, он был в Голливуде исключением из правил – не волочился за другими женщинами.
– О Господи! – воскликнула Тина. – Я не верю своим глазам!
Корбет положил правую руку на тугое бедро жены. Как же он любил ее ноги! Любил разглядывать их, осязать, пробовать на вкус. И особенно любил чувствовать их, обвившиеся вокруг его бедер.
– О чем ты? – отрешенно спросил он, прислушиваясь к тому, как от игривых мыслей в нем пробуждается желание. Пятнадцать лет совместной жизни – а он все еще хочет эту женщину! Волшебница! Или ведьма.
– Видел, кто сейчас вышел из пятого по счету лимузина впереди нас?
Корбет присмотрелся к даме в экстравагантном восточном кафтане. Она была, точно елка, увешана драгоценностями: бриллианты в ушах, на шее, вокруг горла и на запястьях. Вслед за ней из машины вышел мужчина – такой молодой, что годился ей во внуки. На нем были кремовый шелковый пиджак, обтягивающие, расклешенные книзу брюки и пестрая рубашка цвета лаванды, расстегнутая почти до пояса.
– Ты имеешь в виду ту, что напоминает запутавшегося в сетях Моби Дика?
– Вот именно. Миссис Эдит Халладей, жена мультимиллиардера Халладея.
Корбет Маршалл приподнял бровь.
– Это она утром устроила тебе гонку с препятствиями?
– Она самая – во плоти. И какое обилие плоти! Акры и тонны.
– Мир тесен, – пробормотал Корбет. – Насколько я могу судить, рядом с ней не мистер Халладей?
– Наверняка. Халладею за семьдесят, он лыс, как бильярдный шар – когда снимает свой «стетсон», – и весь провонял сигарным дымом. – В больших карих глазах Тины, выглядывавших из-под блестящих черных волос с модной стрижкой «Видал Сассун», появилось задумчивое выражение.
– Халладей всего несколько дней в Калифорнии. Как она ухитрилась добыть приглашение?
– Может, ее благоверному надоели нефтяные картели и он решил прикупить студию?
– Если так – в чем я сильно сомневаюсь, – он напрасно теряет время. Джошуа никогда не выпустит «Бэрон» из рук.
– Деньги – мощный стимул.
– В тебе говорит менеджер. У Джошуа полно денег. Кроме того, всем известно, что он натаскивает Ли.
– Будем надеяться, что его старания не пропадут даром.
– Конечно, она еще очень молода, но необыкновенно талантлива. Обладает безукоризненным чутьем. К тому времени, когда Джош решит переложить бремя ответственности на чужие плечи, Ли будет готова продолжить семейную традицию.
Корбета не удивило сквозившее в голосе жены восхищение. Когда он впервые привез свою невесту в особняк Бэрона, Ли было десять лет. Совсем ребенок – с большими умными серыми глазами, в которых затаилась грусть. Тине безумно захотелось приласкать девочку. Но она только протянула руку и высказала надежду на то, что они станут друзьями. Ей показалось, что Ли нужен друг – и очень.
Пока она взрослела, Тина была чем-то вроде второй матери, даря девочке любовь и поддержку, которых та не получала от холодной, как айсберг, Сайни. После гибели последней взаимная привязанность между юной наследницей и знаменитой женщиной – агентом по продаже недвижимости стала еще крепче.
– Я нисколько не сомневаюсь, что в свое время Ли станет достойной преемницей отца и деда, – согласился Корбет. – Хочу надеяться, ей будет что наследовать.
– Значит, слухи относительно финансовых затруднений Бэрона не беспочвенны?
– Джошуа не скрывает: для них наступили тяжелые времена. Нужен надежный тягач, который вывез бы их из трясины и вернул в прежнюю колею. – Он немного помолчал. – Такой, как «Опасный».
«Опасный» – так назывался остросюжетный роман, вышедший из-под пера одного не слишком известного клиента Корбета. Главарь банды террористов похищает очаровательную наследницу миллиардера и влюбляется в нее; девушка отвечает ему взаимностью. Тина проглотила роман за один присест. Он был не слишком похож на прославившие студию «Бэрон» приключенческие сериалы, поэтому Джошуа некоторое время колебался, но потом, благодаря настойчивым уговорам Ли, согласился купить права на экранизацию. Это было три года назад, однако дело до сих пор не сдвинулось с мертвой точки.
– Если какой-нибудь фильм и способен вытащить студию из трясины, так это «Опасный», – подтвердила Тина. – От романа невозможно оторваться.
– Так-то оно так… Беда только в том, что денежные тузы в этом городе не читают ничего, кроме «Верайэти» и бухгалтерских отчетов. Им нужны гарантированные прибыли. Они нервничают, если кто-то пытается запустить фильм без участия суперзвезд.
– Если я не ошибаюсь, Ли настаивает, чтобы в двух главных ролях выступили непримелькавшиеся актеры?
– Вот именно. Ты не хуже меня знаешь, что по части упрямства Ли не уступит ни отцу, ни деду. – Корбет скорчил недовольную гримасу. – Она перепробовала на роли Мэрилин Корнелл и Райдера Лонга всех актеров города (я-то знаю – сам направлял их на пробы), но так ни на ком и не остановилась.
Тина достаточно долго прожила с мужем, чтобы понять: он что-то недоговаривает.
– Ну и?..
– Хочу предложить Джошу попробовать Мариссу.
– Смеешься?
– Отнюдь. Разве ты не видела в прошлом месяце, как она затмила всех в «Автобусной остановке»?
– Дорогой, это исключительно выигрышная роль: в ней любая мало-мальски одаренная актриса покажется звездой. И потом, не забывай – речь идет всего лишь о любительском спектакле в средней школе Беверли Хиллз.
– Множество окончивших среднюю школу в Беверли Хиллз стали звездами. Кстати, Ли не возражает против того, чтобы дать эту роль Мариссе.
– Правда?
– Ну, мне потребовалось некоторое время, чтобы ее убедить, – неохотно признался Корбет. – Как раз сегодня утром Ли сказала мне по телефону, что перечитала роман – причем даже не один раз, – и считает, что в моем предложении есть рациональное зерно.
Убедившись в том, что муж говорит серьезно, Тина обдумала услышанное. Роль избалованной наследницы, ставшей из-за страстной любви к террористу его сообщницей, такова, что о ней можно только мечтать. Возможно, она завоюет «Оскара». И, что важнее, это станет удачным дебютом. Тина была в курсе честолюбивых устремлений младшей дочери Джошуа Бэрона. Не далее как на прошлой неделе, придя домой, Корбет поведал о том, как Марисса неожиданно появилась у него в офисе – в туфлях на высоченной шпильке на босу ногу и в норковом манто. Не успел он встать, чтобы поздороваться с дочерью старинного приятеля, как она театральным жестом сбросила манто на обуссонский [5]ковер и, оставшись в чем мать родила, нахально улыбнулась: «В чем дело, дядя Корбет? Никогда не трахался на норковом манто?»
Корбет и сейчас еще не вполне оправился от потрясения. Он рассказал Тине, что с грехом пополам уговорил разбойницу одеться и выпроводил из кабинета. Тина пришла в ярость от подобной наглости, но, в общем, не удивилась. Просто Марисса поставила перед собой цель – преуспеть в городе, где из уст в уста передавались неисчислимые и, увы, правдивые истории о том, как очаровательные старлетки, лежа на спине, возносились на вершину славы и успеха. Они, эти истории, становились навязчивой идеей любой девушки, согласной отдаться за роль.
– Джош этого не допустит, – предостерегла Тина. – Он категорически против того, чтобы Марисса снималась в кино.
– Знаю. – Корбет вздохнул с досадой. Они как раз добрались до стоянки. – Но я был бы не прочь иметь эту шальную девчонку своей клиенткой. За десять процентов от ее гонораров мы могли бы купить островок в Карибском море, где ты собиралась провести остаток жизни.
Тина воздержалась от комментариев. Что тут скажешь? У них с Корбетом немного общего, но что оба – неисправимые трудоголики, это уж точно!
Служитель в голубой тенниске с эмблемой студии «Бэрон» явно принадлежал к числу безработных актеров. Об этом говорили удачно высветленные пряди вьющихся волос, безупречные (скорее всего искусственные), вычищенные модной пастой зубы и здоровый загар (без сомнения, по всему телу). Великолепный экземпляр! В то же время он ничем не отличался от своих сверстников, живущих в этом городе: бросьте палку на пляже в Малибу – угодите в десяток таких красавцев.
И Тина Маршалл – урожденная Тереза Салерно – в который раз порадовалась, что ее давняя мечта стать актрисой так и не осуществилась.
Джефф Мартин был в восторге. Его окружали дорогие напитки, изысканная еда и соблазнительные красотки. Все было бы просто замечательно, если бы не брюзжание повисшей на его руке дебелой матроны, которую он мысленно прозвал китихой. Подцепив Эдит Халладей в отеле «Беверли Хиллз», он сразу почувствовал ее стальную хватку.
Все было не по ней. Шампанское в лимузине – местного производства; лимузин – недостаточно длинен; им пришлось ждать своей очереди перед воротами; почему он не знакомит ее с кинозвездами? не угощает вином и закусками? не приглашает танцевать?.. Ему становилось все труднее сдерживать желание столкнуть эту жирную суку в бассейн и смотреть, как она захлебывается.
Облегчение пришло в музыкальной комнате. Завидев знакомого бармена, Джефф спихнул увешанную драгоценностями «китиху» на продюсера из «Уорнер бразерс» и пробрался к бару.
Там ему пришлось ждать, пока кумир дневного экрана и его явно нанятая на вечер спутница – белокурая секс-бомба – сделают выбор между мартини с водкой и «Манхэттеном». Наконец они отошли с бокалами мартини.
– Привет, – поздоровался Джефф. – Мне позарез нужно расслабиться. Нет ли у тебя нембутала или «колес»?
Бармен стрельнул взглядом по сторонам.
– Извини, старик, ты же знаешь, на таких вечеринках употребляют только «коку» или «травку».
– Черт! – прорычал Джефф, оглядываясь на «китиху».
– Хотя, если подумать, есть у меня порция «нок-тека» для особого случая. – «Нок-теком» стали недавно называть сильнодействующее снотворное, в состав которого входил хлоралгидрат. Смесь хлоралгидрата с алкоголем получила название «Мики Финн». – Могу уступить за десятку.
Цена была грабительской, но Джеффу приспичило.
– Годится.
Он отдал часть полученных от Пэтси денег и получил взамен оранжевую капсулу. Никто и не заметил, как она растворилась в пенящейся земляничной «Маргарите».
Неся в руке бокал с целебным напитком, Джефф с улыбкой пересек музыкальную комнату.
Длинный, застланный камчатным полотном стол был уставлен богато инкрустированными серебряными подносами. Хрустальные фужеры переливались тысячами радуг. Стол ломился от разнообразных закусок; каждое блюдо являло собой шедевр в жанре натюрморта.
На тарелках из копенгагенского королевского фарфора с золотым ободком красовались розовые ломтики баранины с кресс-салатом. Нежнейшее мясо косуль утопало в листьях шпината. Здесь также были сандвичи из сдобы с кружочками копченого угря, нарезанная квадратными ломтиками осетрина под черной иранской икрой и тосты по-итальянски с наперченным паштетом.
На дальнем конце стола притягивали взор сладкие блюда: слоеные пирожные с пропитанным коньяком кремом; торт с лесными орехами; меренги, склеенные вместе при помощи сливочного крема и украшенные завитушками из швейцарского шоколада. Шампанское лилось рекой: загорелые молодые люди в темной форменной одежде моментально наполняли фужеры в форме тюльпанов.
В роскошной, обитой шелком музыкальной комнате струнный квартет из Голливудского симфонического оркестра услаждал слух гостей (не мешая вести приглушенную беседу) сложными пассажами музыки в стиле барокко. А снаружи прозрачный ночной воздух сотрясал рок.
Гости, так же как убранство и угощение, несли на себе печать изысканности. Мужчины были в простых, но дорогих костюмах; наряды женщин – от Норелла, Халстона, Ива Сен-Лорана и Дживенчи – отличались такой же дороговизной, но гораздо большей вычурностью. Разговор, как всегда, сводился к профессии.
Несчастные американцы, вынужденные жить за пределами кинематографического королевства, передавали из уст в уста последние новости о том, что это ЦРУ организовало в прошлом месяце подслушивание штаб-квартиры Демократической партии в отеле «Уотергейт»; на дружеских коктейлях обсуждали, правда ли, что Марта Митчелл сошла с ума; и решительно все, от Сиэтла до Сарасоты, гадали, сколько времени понадобится Джорджу Мак-Говерну, чтобы выбросить Томаса Иглтона из списков кандидатов в вице-президенты – коль скоро в печать просочились слухи о его помещении в психлечебницу. Долгое жаркое лето 1972 года оказалось как никогда щедрым на события и интриги, но в этом избранном кругу ничто не имело значения, кроме кинематографа. Обзаведясь подходящей ракетой-носителем, можно было в мгновение ока взмыть в небеса, стать звездой на голливудском небосклоне. И наоборот, один неверный шаг – и менеджеры забудут ваше имя, метрдотель «Чейзена» усадит за ваш столик других посетителей, а продюсеры, которые еще вчера ползали на брюхе, чтобы заключить с вами контракт, будут слишком заняты, чтобы подойти к телефону.
Этот мир не мог бы существовать без атмосферы борьбы и соперничества. Ставкой в игре были власть и могущество. А игровой площадкой – такие вечеринки, как эта.
– Поверь, дорогуша, стоит разок взглянуть – и ты будешь умолять его сняться в твоем фильме. Это белокурый Аль Пачино.
– Кэрол Линли, только брюнет…
– Молодой Питер О'Тул…
– Рослая Ширли Мак-Лейн…
– Рок Хадсон, только пониже…
С течением лет менялись имена, но игра оставалась прежней.
Проработав возле бассейна с полчаса, Мэтью вновь увидел ту девушку. Вернее, услышал. Ансамбль «Экспресс самоубийц» сделал перерыв, и во внезапно наступившей тишине отчетливо прозвенел женский смех. Мэтью оглянулся и увидел ее в обществе двух актеров – очевидно, один сказал что-то очень смешное.
Сначала Мэтью не узнал это чудное видение в греческой тунике из белого шелка, с волнистыми, отливающими серебром волосами. Но потом поймал на себе взгляд спокойных серых глаз и понял, что эта сирена с лицом боттичеллиевского ангела никак не могла быть секретаршей. Он приподнял бровь в знак признания своей ошибки. Она чуть заметно улыбнулась.
В это время к нему подошел официант – за напитками, и Мэтью занялся «Маргаритой». А когда снова поднял голову, девушки уже не было.
Тина сидела рядом с мужем в золотистом роллс-ройсе «корних», который медленно, в составе длинной вереницы лимузинов, тащился к воротам усадьбы Джошуа Бэрона.
– Я уже говорил, что ты неподражаема? – спросил Корбет Маршалл.
– Да, но повторить никогда не мешает, – с довольной улыбкой ответила Тина. Зная, что к ее светло-оливковой коже идут яркие тона, она надела обтягивающее фигуру ярко-розовое с фиолетовым платье из шелестящего шелка от Пуччи. Чулки цвета спелой сливы подчеркивали красивую форму ног – так же, как босоножки на высокой шпильке, с ремешками вокруг щиколоток.
Для женщины ее роста – около ста пятидесяти пяти сантиметров – Тина обладала необычайно длинными ногами. Муж не раз говорил, что она состоит из ног и грудей. И Корбету это безумно нравилось. Рослый, импозантный мужчина с сединой на висках, он был в Голливуде исключением из правил – не волочился за другими женщинами.
– О Господи! – воскликнула Тина. – Я не верю своим глазам!
Корбет положил правую руку на тугое бедро жены. Как же он любил ее ноги! Любил разглядывать их, осязать, пробовать на вкус. И особенно любил чувствовать их, обвившиеся вокруг его бедер.
– О чем ты? – отрешенно спросил он, прислушиваясь к тому, как от игривых мыслей в нем пробуждается желание. Пятнадцать лет совместной жизни – а он все еще хочет эту женщину! Волшебница! Или ведьма.
– Видел, кто сейчас вышел из пятого по счету лимузина впереди нас?
Корбет присмотрелся к даме в экстравагантном восточном кафтане. Она была, точно елка, увешана драгоценностями: бриллианты в ушах, на шее, вокруг горла и на запястьях. Вслед за ней из машины вышел мужчина – такой молодой, что годился ей во внуки. На нем были кремовый шелковый пиджак, обтягивающие, расклешенные книзу брюки и пестрая рубашка цвета лаванды, расстегнутая почти до пояса.
– Ты имеешь в виду ту, что напоминает запутавшегося в сетях Моби Дика?
– Вот именно. Миссис Эдит Халладей, жена мультимиллиардера Халладея.
Корбет Маршалл приподнял бровь.
– Это она утром устроила тебе гонку с препятствиями?
– Она самая – во плоти. И какое обилие плоти! Акры и тонны.
– Мир тесен, – пробормотал Корбет. – Насколько я могу судить, рядом с ней не мистер Халладей?
– Наверняка. Халладею за семьдесят, он лыс, как бильярдный шар – когда снимает свой «стетсон», – и весь провонял сигарным дымом. – В больших карих глазах Тины, выглядывавших из-под блестящих черных волос с модной стрижкой «Видал Сассун», появилось задумчивое выражение.
– Халладей всего несколько дней в Калифорнии. Как она ухитрилась добыть приглашение?
– Может, ее благоверному надоели нефтяные картели и он решил прикупить студию?
– Если так – в чем я сильно сомневаюсь, – он напрасно теряет время. Джошуа никогда не выпустит «Бэрон» из рук.
– Деньги – мощный стимул.
– В тебе говорит менеджер. У Джошуа полно денег. Кроме того, всем известно, что он натаскивает Ли.
– Будем надеяться, что его старания не пропадут даром.
– Конечно, она еще очень молода, но необыкновенно талантлива. Обладает безукоризненным чутьем. К тому времени, когда Джош решит переложить бремя ответственности на чужие плечи, Ли будет готова продолжить семейную традицию.
Корбета не удивило сквозившее в голосе жены восхищение. Когда он впервые привез свою невесту в особняк Бэрона, Ли было десять лет. Совсем ребенок – с большими умными серыми глазами, в которых затаилась грусть. Тине безумно захотелось приласкать девочку. Но она только протянула руку и высказала надежду на то, что они станут друзьями. Ей показалось, что Ли нужен друг – и очень.
Пока она взрослела, Тина была чем-то вроде второй матери, даря девочке любовь и поддержку, которых та не получала от холодной, как айсберг, Сайни. После гибели последней взаимная привязанность между юной наследницей и знаменитой женщиной – агентом по продаже недвижимости стала еще крепче.
– Я нисколько не сомневаюсь, что в свое время Ли станет достойной преемницей отца и деда, – согласился Корбет. – Хочу надеяться, ей будет что наследовать.
– Значит, слухи относительно финансовых затруднений Бэрона не беспочвенны?
– Джошуа не скрывает: для них наступили тяжелые времена. Нужен надежный тягач, который вывез бы их из трясины и вернул в прежнюю колею. – Он немного помолчал. – Такой, как «Опасный».
«Опасный» – так назывался остросюжетный роман, вышедший из-под пера одного не слишком известного клиента Корбета. Главарь банды террористов похищает очаровательную наследницу миллиардера и влюбляется в нее; девушка отвечает ему взаимностью. Тина проглотила роман за один присест. Он был не слишком похож на прославившие студию «Бэрон» приключенческие сериалы, поэтому Джошуа некоторое время колебался, но потом, благодаря настойчивым уговорам Ли, согласился купить права на экранизацию. Это было три года назад, однако дело до сих пор не сдвинулось с мертвой точки.
– Если какой-нибудь фильм и способен вытащить студию из трясины, так это «Опасный», – подтвердила Тина. – От романа невозможно оторваться.
– Так-то оно так… Беда только в том, что денежные тузы в этом городе не читают ничего, кроме «Верайэти» и бухгалтерских отчетов. Им нужны гарантированные прибыли. Они нервничают, если кто-то пытается запустить фильм без участия суперзвезд.
– Если я не ошибаюсь, Ли настаивает, чтобы в двух главных ролях выступили непримелькавшиеся актеры?
– Вот именно. Ты не хуже меня знаешь, что по части упрямства Ли не уступит ни отцу, ни деду. – Корбет скорчил недовольную гримасу. – Она перепробовала на роли Мэрилин Корнелл и Райдера Лонга всех актеров города (я-то знаю – сам направлял их на пробы), но так ни на ком и не остановилась.
Тина достаточно долго прожила с мужем, чтобы понять: он что-то недоговаривает.
– Ну и?..
– Хочу предложить Джошу попробовать Мариссу.
– Смеешься?
– Отнюдь. Разве ты не видела в прошлом месяце, как она затмила всех в «Автобусной остановке»?
– Дорогой, это исключительно выигрышная роль: в ней любая мало-мальски одаренная актриса покажется звездой. И потом, не забывай – речь идет всего лишь о любительском спектакле в средней школе Беверли Хиллз.
– Множество окончивших среднюю школу в Беверли Хиллз стали звездами. Кстати, Ли не возражает против того, чтобы дать эту роль Мариссе.
– Правда?
– Ну, мне потребовалось некоторое время, чтобы ее убедить, – неохотно признался Корбет. – Как раз сегодня утром Ли сказала мне по телефону, что перечитала роман – причем даже не один раз, – и считает, что в моем предложении есть рациональное зерно.
Убедившись в том, что муж говорит серьезно, Тина обдумала услышанное. Роль избалованной наследницы, ставшей из-за страстной любви к террористу его сообщницей, такова, что о ней можно только мечтать. Возможно, она завоюет «Оскара». И, что важнее, это станет удачным дебютом. Тина была в курсе честолюбивых устремлений младшей дочери Джошуа Бэрона. Не далее как на прошлой неделе, придя домой, Корбет поведал о том, как Марисса неожиданно появилась у него в офисе – в туфлях на высоченной шпильке на босу ногу и в норковом манто. Не успел он встать, чтобы поздороваться с дочерью старинного приятеля, как она театральным жестом сбросила манто на обуссонский [5]ковер и, оставшись в чем мать родила, нахально улыбнулась: «В чем дело, дядя Корбет? Никогда не трахался на норковом манто?»
Корбет и сейчас еще не вполне оправился от потрясения. Он рассказал Тине, что с грехом пополам уговорил разбойницу одеться и выпроводил из кабинета. Тина пришла в ярость от подобной наглости, но, в общем, не удивилась. Просто Марисса поставила перед собой цель – преуспеть в городе, где из уст в уста передавались неисчислимые и, увы, правдивые истории о том, как очаровательные старлетки, лежа на спине, возносились на вершину славы и успеха. Они, эти истории, становились навязчивой идеей любой девушки, согласной отдаться за роль.
– Джош этого не допустит, – предостерегла Тина. – Он категорически против того, чтобы Марисса снималась в кино.
– Знаю. – Корбет вздохнул с досадой. Они как раз добрались до стоянки. – Но я был бы не прочь иметь эту шальную девчонку своей клиенткой. За десять процентов от ее гонораров мы могли бы купить островок в Карибском море, где ты собиралась провести остаток жизни.
Тина воздержалась от комментариев. Что тут скажешь? У них с Корбетом немного общего, но что оба – неисправимые трудоголики, это уж точно!
Служитель в голубой тенниске с эмблемой студии «Бэрон» явно принадлежал к числу безработных актеров. Об этом говорили удачно высветленные пряди вьющихся волос, безупречные (скорее всего искусственные), вычищенные модной пастой зубы и здоровый загар (без сомнения, по всему телу). Великолепный экземпляр! В то же время он ничем не отличался от своих сверстников, живущих в этом городе: бросьте палку на пляже в Малибу – угодите в десяток таких красавцев.
И Тина Маршалл – урожденная Тереза Салерно – в который раз порадовалась, что ее давняя мечта стать актрисой так и не осуществилась.
Джефф Мартин был в восторге. Его окружали дорогие напитки, изысканная еда и соблазнительные красотки. Все было бы просто замечательно, если бы не брюзжание повисшей на его руке дебелой матроны, которую он мысленно прозвал китихой. Подцепив Эдит Халладей в отеле «Беверли Хиллз», он сразу почувствовал ее стальную хватку.
Все было не по ней. Шампанское в лимузине – местного производства; лимузин – недостаточно длинен; им пришлось ждать своей очереди перед воротами; почему он не знакомит ее с кинозвездами? не угощает вином и закусками? не приглашает танцевать?.. Ему становилось все труднее сдерживать желание столкнуть эту жирную суку в бассейн и смотреть, как она захлебывается.
Облегчение пришло в музыкальной комнате. Завидев знакомого бармена, Джефф спихнул увешанную драгоценностями «китиху» на продюсера из «Уорнер бразерс» и пробрался к бару.
Там ему пришлось ждать, пока кумир дневного экрана и его явно нанятая на вечер спутница – белокурая секс-бомба – сделают выбор между мартини с водкой и «Манхэттеном». Наконец они отошли с бокалами мартини.
– Привет, – поздоровался Джефф. – Мне позарез нужно расслабиться. Нет ли у тебя нембутала или «колес»?
Бармен стрельнул взглядом по сторонам.
– Извини, старик, ты же знаешь, на таких вечеринках употребляют только «коку» или «травку».
– Черт! – прорычал Джефф, оглядываясь на «китиху».
– Хотя, если подумать, есть у меня порция «нок-тека» для особого случая. – «Нок-теком» стали недавно называть сильнодействующее снотворное, в состав которого входил хлоралгидрат. Смесь хлоралгидрата с алкоголем получила название «Мики Финн». – Могу уступить за десятку.
Цена была грабительской, но Джеффу приспичило.
– Годится.
Он отдал часть полученных от Пэтси денег и получил взамен оранжевую капсулу. Никто и не заметил, как она растворилась в пенящейся земляничной «Маргарите».
Неся в руке бокал с целебным напитком, Джефф с улыбкой пересек музыкальную комнату.
Глава 5
Тина Маршалл была признанной королевой Голливуда по части операций с недвижимостью. В городе, снискавшем скандальную славу самого расточительного в Америке, эта великолепная сорокапятилетняя сводня манипулировала домами так же виртуозно, как завсегдатаи игорных домов Лас-Вегаса – картами.
Львиной долей своего успеха она была обязана слухам. Стоило Тине услышать, что такая-то актриса подписала контракт на участие в супербоевике, как она посылала звезде бутылку шампанского «Дом Периньон» с запиской, что у нее есть на примете идеальный особняк «для поддержания имиджа».
За рядом творческих неудач обычно следовало приглашение на домашний ужин. Как правило, кинематографическая публика суеверна; неудача воспринимается как заразная болезнь; вчерашняя звезда в мгновение ока становится изгоем. Для всех, только не для Тины.
За вкусной едой (изумительный язык с салатом из авокадо и колючника из Напа-Валли) она ненароком упоминала, что ее реестр только что пополнился очаровательным бунгало в Беверли Хиллз; хозяину нужно срочно продать его. Еще до десерта оставшийся не у дел актер позволял убедить себя в том, что, перебравшись в дом поменьше, он только выиграет.
Пока непредсказуемый характер этой профессии то возносил людей до небес, то опускал на дно, неиссякаемым источником доходов для агента по продаже недвижимости служили разводы. Каждый вечер, устроившись поудобнее в своей постели и укрывшись шелковой простыней от Пратеси, Тина благодарила Бога за законы Калифорнии о собственности. Она была слишком осторожна, чтобы принять чью-то сторону, но охотно внимала – за обедом в бистро «Гарден» – сетованиям оскорбленной жены, а через небольшой промежуток времени терпеливо выслушивала жалобы мужа в «Поло-Лаундж». Кончалось двумя выгодными сделками.
Пробыв на вечеринке с час, она успела поболтать с режиссером, недавно получившим высшую награду Академии киноискусств, рок-певцом, который только что выпустил платиновый диск, и отставной третьей женой популярного ведущего ток-шоу; все они изъявили желание поменять адрес. Естественно, Тина явилась на вечеринку во всеоружии вариантов. Потом к ней обратился Брендан Фарадей – один из немногих уцелевших на вершине кинозвезд старой закалки.
По возвращении из Вьетнама, куда он предпринял очередную поездку для поддержания морального духа американских солдат, Фарадей искал небольшой дом в долине Сан-Фернандо – «для приятеля». А поскольку долина была удобно отделена горами Санта-Моники от роскошной усадьбы Фарадея в Бель Эр (и, стало быть, от жены), Тина быстро смекнула, о каком приятеле идет речь. Она сослалась на жуткую занятость, не позволяющую ей обзаводиться новыми клиентами, и, сбросив со своего бедра руку Фарадея, отошла к бассейну – выпить чего-нибудь покрепче. Хватит на сегодня работы.
И тут она увидела Мэтью. Он стоял за прилавком переносного бара и смешивал напитки. Тина не поверила своим глазам.
– Вы – тот, кого я ищу.
– Сдается, уже нашли, – покладисто согласился Мэтью. – Чем могу быть полезен?
– Вопрос, чрезвычайно сексуальный молодой человек, заключается в том, чем Я могу быть полезна для вас.
Мэтью уставился на стоявшую перед ним женщину с открытой улыбкой и живыми карими глазами. Она не была похожа на тех девиц, которые цепляют незнакомых мужчин. Однако опыт гласил: первое впечатление бывает обманчивым.
– Мы уже встречались?
– Меня зовут Тина Маршалл. – Она широко, обезоруживающе улыбнулась. – Я – добрая фея, посланная изменить твою судьбу.
– Ты превзошла себя, принцесса, – прогремел над ухом знакомый голос.
Ли чуточку устало улыбнулась отцу.
– Рада, что тебе понравилось.
– Ты знаешь, мне нравится все, что ты делаешь. Раз уж зашла речь о родительской гордости, ты видела платье своей сестры?
– Оно не такое уж ужасное.
– Она выглядит стопроцентной шлюхой.
– Ты ей так и сказал?
– Конечно.
Конечно, повторила она про себя. И тем самым подтолкнул Мариссу на новые безумства.
– Ты не передумал насчет того, чтобы дать ей возможность пройти пробу? – осторожно спросила Ли. После неожиданного предложения Корбета она перечитала роман, представляя в роли героини Мариссу, и обнаружила несомненное сходство между темпераментной, изголодавшейся по любви наследницей и своей взбалмошной сестрой.
– Я уже говорил тебе, этому не бывать! – прорычал Джошуа.
– Но у нее талант. Если бы ты видел ее в школьном спектакле…
– Ты прекрасно знаешь, в тот вечер мне понадобилось срочно лететь в Нью-Йорк.
Ли, так же как и Марисса, не очень-то поверила в необходимость этой поездки. Всю свою взрослую жизнь она служила буфером между этими двумя властными натурами, но шансы на достижение хотя бы относительного мира таяли на глазах.
– Ты говорил с Корбетом? – спросила она, меняя тему и втайне надеясь, что прагматик Корбет преуспеет там, где она потерпела неудачу.
– Нет – с тех пор как он довел до моего сведения, что Джонни Бэннинг запросил шесть процентов прибыли от «Всадников гор».
Львиной долей своего успеха она была обязана слухам. Стоило Тине услышать, что такая-то актриса подписала контракт на участие в супербоевике, как она посылала звезде бутылку шампанского «Дом Периньон» с запиской, что у нее есть на примете идеальный особняк «для поддержания имиджа».
За рядом творческих неудач обычно следовало приглашение на домашний ужин. Как правило, кинематографическая публика суеверна; неудача воспринимается как заразная болезнь; вчерашняя звезда в мгновение ока становится изгоем. Для всех, только не для Тины.
За вкусной едой (изумительный язык с салатом из авокадо и колючника из Напа-Валли) она ненароком упоминала, что ее реестр только что пополнился очаровательным бунгало в Беверли Хиллз; хозяину нужно срочно продать его. Еще до десерта оставшийся не у дел актер позволял убедить себя в том, что, перебравшись в дом поменьше, он только выиграет.
Пока непредсказуемый характер этой профессии то возносил людей до небес, то опускал на дно, неиссякаемым источником доходов для агента по продаже недвижимости служили разводы. Каждый вечер, устроившись поудобнее в своей постели и укрывшись шелковой простыней от Пратеси, Тина благодарила Бога за законы Калифорнии о собственности. Она была слишком осторожна, чтобы принять чью-то сторону, но охотно внимала – за обедом в бистро «Гарден» – сетованиям оскорбленной жены, а через небольшой промежуток времени терпеливо выслушивала жалобы мужа в «Поло-Лаундж». Кончалось двумя выгодными сделками.
Пробыв на вечеринке с час, она успела поболтать с режиссером, недавно получившим высшую награду Академии киноискусств, рок-певцом, который только что выпустил платиновый диск, и отставной третьей женой популярного ведущего ток-шоу; все они изъявили желание поменять адрес. Естественно, Тина явилась на вечеринку во всеоружии вариантов. Потом к ней обратился Брендан Фарадей – один из немногих уцелевших на вершине кинозвезд старой закалки.
По возвращении из Вьетнама, куда он предпринял очередную поездку для поддержания морального духа американских солдат, Фарадей искал небольшой дом в долине Сан-Фернандо – «для приятеля». А поскольку долина была удобно отделена горами Санта-Моники от роскошной усадьбы Фарадея в Бель Эр (и, стало быть, от жены), Тина быстро смекнула, о каком приятеле идет речь. Она сослалась на жуткую занятость, не позволяющую ей обзаводиться новыми клиентами, и, сбросив со своего бедра руку Фарадея, отошла к бассейну – выпить чего-нибудь покрепче. Хватит на сегодня работы.
И тут она увидела Мэтью. Он стоял за прилавком переносного бара и смешивал напитки. Тина не поверила своим глазам.
– Вы – тот, кого я ищу.
– Сдается, уже нашли, – покладисто согласился Мэтью. – Чем могу быть полезен?
– Вопрос, чрезвычайно сексуальный молодой человек, заключается в том, чем Я могу быть полезна для вас.
Мэтью уставился на стоявшую перед ним женщину с открытой улыбкой и живыми карими глазами. Она не была похожа на тех девиц, которые цепляют незнакомых мужчин. Однако опыт гласил: первое впечатление бывает обманчивым.
– Мы уже встречались?
– Меня зовут Тина Маршалл. – Она широко, обезоруживающе улыбнулась. – Я – добрая фея, посланная изменить твою судьбу.
– Ты превзошла себя, принцесса, – прогремел над ухом знакомый голос.
Ли чуточку устало улыбнулась отцу.
– Рада, что тебе понравилось.
– Ты знаешь, мне нравится все, что ты делаешь. Раз уж зашла речь о родительской гордости, ты видела платье своей сестры?
– Оно не такое уж ужасное.
– Она выглядит стопроцентной шлюхой.
– Ты ей так и сказал?
– Конечно.
Конечно, повторила она про себя. И тем самым подтолкнул Мариссу на новые безумства.
– Ты не передумал насчет того, чтобы дать ей возможность пройти пробу? – осторожно спросила Ли. После неожиданного предложения Корбета она перечитала роман, представляя в роли героини Мариссу, и обнаружила несомненное сходство между темпераментной, изголодавшейся по любви наследницей и своей взбалмошной сестрой.
– Я уже говорил тебе, этому не бывать! – прорычал Джошуа.
– Но у нее талант. Если бы ты видел ее в школьном спектакле…
– Ты прекрасно знаешь, в тот вечер мне понадобилось срочно лететь в Нью-Йорк.
Ли, так же как и Марисса, не очень-то поверила в необходимость этой поездки. Всю свою взрослую жизнь она служила буфером между этими двумя властными натурами, но шансы на достижение хотя бы относительного мира таяли на глазах.
– Ты говорил с Корбетом? – спросила она, меняя тему и втайне надеясь, что прагматик Корбет преуспеет там, где она потерпела неудачу.
– Нет – с тех пор как он довел до моего сведения, что Джонни Бэннинг запросил шесть процентов прибыли от «Всадников гор».