Страница:
Довольная тем, как в глазах у Мэтью благодаря подсветке заплясали искры, Джилл решила, что пора пополнить портфель «натурой».
– Можешь снять рубашку.
– Это еще зачем?
Ее вовсе не удивило, что он заартачился. В полном соответствии с их предварительной договоренностью Мэтью надел бледно-голубую, выгоревшую на солнце рубашку и поношенные, побелевшие на стыках джинсы. Предупрежденная о том, что он скорее всего не привык обнажаться перед аудиторией, Джилл постаралась быть как можно тактичнее.
– В деле обязательно должен быть снимок торса.
Мэтью скрестил руки на груди.
– Если получение роли зависит от того, как я выгляжу без рубашки, пожалуй, мне лучше отказаться. Это просто смешно.
Видя, что он собрался уходить, Джилл испугалась. Хотя на этой стадии было преждевременно делать выводы, она снимала Мэтью с особым чувством. Его нельзя отпускать!
– Слушай, миленький, – она схватила его за руку и ощутила мускулы – твердые, как булыжники. – Обещаю не делать ничего такого, за что тебе будет стыдно. Но, черт возьми, «натура»… то есть обнаженный торс, входит в обязательную программу. – Ее голос стал густым, как кленовый сироп; простодушная улыбка внушала доверие. – Понимаешь, режиссер-постановщик должен быть гарантирован от неожиданностей… ну там татуировка… голая баба на интересном месте…
Расчет оказался верен: Мэтью улыбнулся.
– Все-таки это противно.
Она кивнула. Голубые глаза горели сочувствием и решимостью.
– Понимаю. Обещаю проделать это как можно безболезненнее.
Мэтью взвесил все «за» и «против» и решил не останавливаться на полпути. Он дотерпит этот фарс до конца.
– Как бы поскорее?
– Заметано. – Джилл постаралась скрыть свой триумф. – Я хотела посадить тебя к окну. – Мэтью обратил внимание, что после того как Джилл добилась своего, ее техасский выговор стал менее заметным. – Сейчас фантастическое естественное освещение, а некрашеный подоконник будет отличным фоном.
Девушка повернулась к Мэтью и остолбенела. С таким телом – она не удивилась бы, если бы этого парня взяли на выставку, как племенного буйвола ее дедушки.
– Никаких, значит, татуировок?
– Никаких, – подтвердил он. Некоторое время оба молчали.
– Ну что ж, – сказала наконец Джилл, – продолжим съемку..
Время летело как на крыльях. Джилл заранее прочла присланный Корбетом роман и знала, что ей нужно. Теперь, когда все стало на свои места, она испытывала лихорадочное возбуждение – словно подключилась к электрической цепи. Джилл, с ее кипучей энергией, умела подчеркнуть в «объекте» все самое лучшее, а с Мэтью Сент-Джеймсом, думала она, отщелкивая последние кадры, не приходится долго искать.
– Поужинаем вместе? – предложила Джилл после того как обошла мансарду и выключила лишний свет. – Я умею делать плохонькие бутерброды с перцем. Конечно, если ты не боишься техасского перца.
Мэтью вспомнил, что за работой они пропустили обед.
– С удовольствием.
Ослепительная улыбка Джилл могла поспорить с солнечными лучами.
– Ну, Мэтью Сент-Джеймс, ты – рисковый парень. Мне нравится эта черта в мужчинах.
После ужина они сидели на диване, потягивали бренди и слушали Джеймса Тейлора. Мэтью с радостью убедился, что эта девушка – сгусток энергии во время работы – может быть ненавязчивой и приятной в общении. Оба затихли. Мэтью повел глазами по всей студии и вдруг наткнулся взглядом на несколько фотографий, которые не заметил в прошлый раз.
– Это твои вьетнамские снимки?
– Угу. А вон те – папины.
Ненадолго покинув удобный диван, Мэтью подошел поближе. На всех фотографиях были солдаты – молодые, с чумазыми, до боли знакомыми лицами.
– Чертовски хорошие снимки. Но это и неудивительно.
– Папины гораздо лучше. Он работал фотокорреспондентом в «Ассошиэйтед пресс». Был ранен…
– … во время тушения пожара в Шу-Лае в шестьдесят девятом году и через десять дней скончался от перитонита и пневмонии, наступивших вследствие ранения.
Джилл вытаращила глаза.
– Откуда ты знаешь?
– Я знал Билла Кочерана. Он был парень что надо! Я не встречал никого другого, кто бы мог крикнуть: «Не стреляйте – пресса!» – на восьми языках мира. Однажды… – Мэтью осекся, сообразив, что нужно быть осмотрительным. Как-никак эта женщина – его дочь.
Джилл уютно устроилась в углу дивана, подобрав под себя длинные ноги.
– Не нужно подбирать слова. Мне важно знать о нем все. Мэтью сел рядом с бокалом в руке. Джилл ждала, когда он соберется с мыслями.
– Это было незадолго до новогоднего наступления во Вьетнаме. Один парень из моего отряда получил известие о рождении ребенка – девочки, три кило триста граммов. Иной раз просто диву даешься, какие мелочи запечатлеваются в памяти. В общем, твой отец предложил отметить это событие в Шолоне.
– Что это – Шолон?
– Китайские кварталы Сайгона. Каким-то образом – не спрашивай, откуда именно, – у Билла оказался ящик «сиграма». После самогона и сайгонского «чая» – гнусного пойла, которое подают в барах, – и вдруг этот божественный напиток! Да он сам по себе мог послужить поводом к празднику! Мы заказали жареного цыпленка, отварные креветки и полные тарелки настоящей говядины. За все платил твой отец – из средств «Ассошиэйтед пресс».
– Папа всегда был щедрым, – безо всякого выражения проговорила Джилл. – Особенно за счет янки.
– Я так и понял. Счета Билла Кочерана когда-нибудь войдут в историю литературы как шедевры эпохи войны во Вьетнаме. В общем, после ужина мы сидели, пили, курили сигары и вспоминали свои семьи – всякий милый вздор…
Выражение лица Мэтью изменилось. Он вспомнил, как завидовал другим: их любили и ждали близкие. Джилл подметила летучую складку меж его бровей, но не проронила ни слова. Она уже поняла: Мэтью – сложная натура.
– Одна смазливая маленькая шлюшка, одетая в блестящее, тонкое, как бумага, шелковое платье, сразу вычислила, кто из нас при деньгах, и, забравшись к твоему отцу на колени, начала покусывать мочку уха, ерошить волосы. Мы все чуть не рехнулись от зависти, а он даже не заметил. Все рассказывал о дочке, у которой – цитирую – один мизинец стоит больше, чем у других – все тело.
На Джилл нахлынуло теплое чувство любви и ностальгии.
– Так и сказал?
– Его точные слова. Я почему запомнил – как раз в этот момент девушку задело, что на нее не обращают внимания, и она заявила, будто ее мизинец стоит гораздо больше, чем у какой-то американской беби-сан.
– Что это – «беби-сан»?
– Ребенок.
– Понятно. И что было дальше? Мэтью пожал плечами.
– Не помню. Должно быть, мы разошлись по казармам. Джилл показалось, что он понимает ее чувства и переживает за нее.
– Спасибо за рассказ. Я плохо знала отца: родители разошлись, когда я была совсем маленькой. Папа разъезжал по всему свету в качестве фотокорреспондента. Селма, Бирмингем, Вьетнам… – Она зябко повела плечами, вспоминая снимки: собаки, горящие дома, жуткие, пылающие в ночи кресты; война, смерть и разрушения…
Мэтью не произнес ни слова – просто обнял девушку. Она положила ему голову на плечо.
– Всякий раз, навещая нас, он сгребал меня в охапку и крепко прижимал к груди. Он был такой большой и сильный, что мне верилось: никто в целом мире не сможет причинить мне зло.
Джилл подняла голову и остановила взгляд на его губах. Мэтью наклонился и поцеловал ее – легко и нежно. Потом еще раз, и еще. Все искуснее и горячее.
Джилл запрокинула голову.
– Мэтью, хочешь заняться со мной любовью? Он и сам предпочитал простые, ясные отношения.
– Да.
Она поднялась и протянула руку.
– В таком случае чего мы ждем?
Они помогли друг другу раздеться – лаская освобождающуюся плоть. Потом легли, не отрывая друг от друга глаз. Джилл бережно обводила пальцем ложбинки его тела и взбугрившиеся, точно перевязанные, мышцы. В свою очередь, Мэтью с удовольствием гладил изгибы и выпуклости ее стройного тела, заставляя Джилл изнемогать от страсти.
Он сделал секундную паузу, надевая презерватив, без которого не выходил из дома (Мэтью Сент-Джеймс не станет плодить ублюдков), а затем скользнул в нее языком, даря девушке острое, мучительное наслаждение.
Джилл становилась все требовательнее. Она заставила Мэтью лечь на нее всем телом, нашептывала неприличные слова, обвила длинными загорелыми ногами его бедра и направила пенис туда, куда он и сам стремился. Пушистое одеяло свалилось на пол; простыни сбились в комок.
Страсть унесла их далеко-далеко; два тела пылали, как два бикфордова шнура, – и наконец последовал сокрушительной силы взрыв. Они кончили одновременно – и испытали огромное облегчение. Потом они лежали рядом на развороченной постели.
– Это была, – тяжело дыша, начал Мэтью, – самая жаркая миссия в моей жизни.
Джилл издала тихий горловой смешок.
– Миленький, считай, что еще ничего не было.
Улыбаясь, девушка склонила голову и взяла его в рот – глубоко-глубоко.
Когда его вялый член встрепенулся в ответ на ее призыв, Мэтью понял: на земле не звучало слов правдивее.
Много позднее, когда он уснул, Джилл выбралась из постели и растворилась во тьме.
Закончив проявлять отснятые за день пленки, она долго сидела при загадочном красном свете, рассматривая негативы. Потом набрала номер на телефонном диске. Ответил мужской голос.
– Хорошо, что я тебя застала. Что-что? Нет, не пьяна. Я работаю. Откуда мне, черт возьми, знать, который час?
Мужчина что-то буркнул.
– В самом деле? Четыре часа утра? – Джилл помедлила, давая собеседнику высказать свое мнение о том, что ей следует сделать и с фотокамерой, и с телефонным аппаратом. Наконец она прервала его жаркий монолог: – Не смей вешать трубку, Корбет Маршалл! Сначала я скажу тебе свое мнение о твоем новом клиенте, Мэтью Сексуальном-Как-Черт-Знает-Кто Сент-Джеймсе.
Это его отрезвило. Еще бы!
– Вот что я тебе скажу. Пусть студия «Бэрон» даст мне эксклюзивное право на фотоработы, и я обеспечу фильму такую рекламу, какая вам и не снилась.
Очевидно, ответ удовлетворил Джилл Кочеран. Она принесла Корбету запоздалые извинения и, положив трубку на рычаг, продолжила работу.
Когда на лежащих в кюветке листах фотобумаги восемь на десять начали проступать черты Мэтью Сент-Джеймса, Джилл испытала прилив радости: она занималась любовью с новым секс-символом Голливуда. И, черт побери, именно ей принадлежит честь открытия!
Глава 11
– Можешь снять рубашку.
– Это еще зачем?
Ее вовсе не удивило, что он заартачился. В полном соответствии с их предварительной договоренностью Мэтью надел бледно-голубую, выгоревшую на солнце рубашку и поношенные, побелевшие на стыках джинсы. Предупрежденная о том, что он скорее всего не привык обнажаться перед аудиторией, Джилл постаралась быть как можно тактичнее.
– В деле обязательно должен быть снимок торса.
Мэтью скрестил руки на груди.
– Если получение роли зависит от того, как я выгляжу без рубашки, пожалуй, мне лучше отказаться. Это просто смешно.
Видя, что он собрался уходить, Джилл испугалась. Хотя на этой стадии было преждевременно делать выводы, она снимала Мэтью с особым чувством. Его нельзя отпускать!
– Слушай, миленький, – она схватила его за руку и ощутила мускулы – твердые, как булыжники. – Обещаю не делать ничего такого, за что тебе будет стыдно. Но, черт возьми, «натура»… то есть обнаженный торс, входит в обязательную программу. – Ее голос стал густым, как кленовый сироп; простодушная улыбка внушала доверие. – Понимаешь, режиссер-постановщик должен быть гарантирован от неожиданностей… ну там татуировка… голая баба на интересном месте…
Расчет оказался верен: Мэтью улыбнулся.
– Все-таки это противно.
Она кивнула. Голубые глаза горели сочувствием и решимостью.
– Понимаю. Обещаю проделать это как можно безболезненнее.
Мэтью взвесил все «за» и «против» и решил не останавливаться на полпути. Он дотерпит этот фарс до конца.
– Как бы поскорее?
– Заметано. – Джилл постаралась скрыть свой триумф. – Я хотела посадить тебя к окну. – Мэтью обратил внимание, что после того как Джилл добилась своего, ее техасский выговор стал менее заметным. – Сейчас фантастическое естественное освещение, а некрашеный подоконник будет отличным фоном.
Девушка повернулась к Мэтью и остолбенела. С таким телом – она не удивилась бы, если бы этого парня взяли на выставку, как племенного буйвола ее дедушки.
– Никаких, значит, татуировок?
– Никаких, – подтвердил он. Некоторое время оба молчали.
– Ну что ж, – сказала наконец Джилл, – продолжим съемку..
Время летело как на крыльях. Джилл заранее прочла присланный Корбетом роман и знала, что ей нужно. Теперь, когда все стало на свои места, она испытывала лихорадочное возбуждение – словно подключилась к электрической цепи. Джилл, с ее кипучей энергией, умела подчеркнуть в «объекте» все самое лучшее, а с Мэтью Сент-Джеймсом, думала она, отщелкивая последние кадры, не приходится долго искать.
– Поужинаем вместе? – предложила Джилл после того как обошла мансарду и выключила лишний свет. – Я умею делать плохонькие бутерброды с перцем. Конечно, если ты не боишься техасского перца.
Мэтью вспомнил, что за работой они пропустили обед.
– С удовольствием.
Ослепительная улыбка Джилл могла поспорить с солнечными лучами.
– Ну, Мэтью Сент-Джеймс, ты – рисковый парень. Мне нравится эта черта в мужчинах.
После ужина они сидели на диване, потягивали бренди и слушали Джеймса Тейлора. Мэтью с радостью убедился, что эта девушка – сгусток энергии во время работы – может быть ненавязчивой и приятной в общении. Оба затихли. Мэтью повел глазами по всей студии и вдруг наткнулся взглядом на несколько фотографий, которые не заметил в прошлый раз.
– Это твои вьетнамские снимки?
– Угу. А вон те – папины.
Ненадолго покинув удобный диван, Мэтью подошел поближе. На всех фотографиях были солдаты – молодые, с чумазыми, до боли знакомыми лицами.
– Чертовски хорошие снимки. Но это и неудивительно.
– Папины гораздо лучше. Он работал фотокорреспондентом в «Ассошиэйтед пресс». Был ранен…
– … во время тушения пожара в Шу-Лае в шестьдесят девятом году и через десять дней скончался от перитонита и пневмонии, наступивших вследствие ранения.
Джилл вытаращила глаза.
– Откуда ты знаешь?
– Я знал Билла Кочерана. Он был парень что надо! Я не встречал никого другого, кто бы мог крикнуть: «Не стреляйте – пресса!» – на восьми языках мира. Однажды… – Мэтью осекся, сообразив, что нужно быть осмотрительным. Как-никак эта женщина – его дочь.
Джилл уютно устроилась в углу дивана, подобрав под себя длинные ноги.
– Не нужно подбирать слова. Мне важно знать о нем все. Мэтью сел рядом с бокалом в руке. Джилл ждала, когда он соберется с мыслями.
– Это было незадолго до новогоднего наступления во Вьетнаме. Один парень из моего отряда получил известие о рождении ребенка – девочки, три кило триста граммов. Иной раз просто диву даешься, какие мелочи запечатлеваются в памяти. В общем, твой отец предложил отметить это событие в Шолоне.
– Что это – Шолон?
– Китайские кварталы Сайгона. Каким-то образом – не спрашивай, откуда именно, – у Билла оказался ящик «сиграма». После самогона и сайгонского «чая» – гнусного пойла, которое подают в барах, – и вдруг этот божественный напиток! Да он сам по себе мог послужить поводом к празднику! Мы заказали жареного цыпленка, отварные креветки и полные тарелки настоящей говядины. За все платил твой отец – из средств «Ассошиэйтед пресс».
– Папа всегда был щедрым, – безо всякого выражения проговорила Джилл. – Особенно за счет янки.
– Я так и понял. Счета Билла Кочерана когда-нибудь войдут в историю литературы как шедевры эпохи войны во Вьетнаме. В общем, после ужина мы сидели, пили, курили сигары и вспоминали свои семьи – всякий милый вздор…
Выражение лица Мэтью изменилось. Он вспомнил, как завидовал другим: их любили и ждали близкие. Джилл подметила летучую складку меж его бровей, но не проронила ни слова. Она уже поняла: Мэтью – сложная натура.
– Одна смазливая маленькая шлюшка, одетая в блестящее, тонкое, как бумага, шелковое платье, сразу вычислила, кто из нас при деньгах, и, забравшись к твоему отцу на колени, начала покусывать мочку уха, ерошить волосы. Мы все чуть не рехнулись от зависти, а он даже не заметил. Все рассказывал о дочке, у которой – цитирую – один мизинец стоит больше, чем у других – все тело.
На Джилл нахлынуло теплое чувство любви и ностальгии.
– Так и сказал?
– Его точные слова. Я почему запомнил – как раз в этот момент девушку задело, что на нее не обращают внимания, и она заявила, будто ее мизинец стоит гораздо больше, чем у какой-то американской беби-сан.
– Что это – «беби-сан»?
– Ребенок.
– Понятно. И что было дальше? Мэтью пожал плечами.
– Не помню. Должно быть, мы разошлись по казармам. Джилл показалось, что он понимает ее чувства и переживает за нее.
– Спасибо за рассказ. Я плохо знала отца: родители разошлись, когда я была совсем маленькой. Папа разъезжал по всему свету в качестве фотокорреспондента. Селма, Бирмингем, Вьетнам… – Она зябко повела плечами, вспоминая снимки: собаки, горящие дома, жуткие, пылающие в ночи кресты; война, смерть и разрушения…
Мэтью не произнес ни слова – просто обнял девушку. Она положила ему голову на плечо.
– Всякий раз, навещая нас, он сгребал меня в охапку и крепко прижимал к груди. Он был такой большой и сильный, что мне верилось: никто в целом мире не сможет причинить мне зло.
Джилл подняла голову и остановила взгляд на его губах. Мэтью наклонился и поцеловал ее – легко и нежно. Потом еще раз, и еще. Все искуснее и горячее.
Джилл запрокинула голову.
– Мэтью, хочешь заняться со мной любовью? Он и сам предпочитал простые, ясные отношения.
– Да.
Она поднялась и протянула руку.
– В таком случае чего мы ждем?
Они помогли друг другу раздеться – лаская освобождающуюся плоть. Потом легли, не отрывая друг от друга глаз. Джилл бережно обводила пальцем ложбинки его тела и взбугрившиеся, точно перевязанные, мышцы. В свою очередь, Мэтью с удовольствием гладил изгибы и выпуклости ее стройного тела, заставляя Джилл изнемогать от страсти.
Он сделал секундную паузу, надевая презерватив, без которого не выходил из дома (Мэтью Сент-Джеймс не станет плодить ублюдков), а затем скользнул в нее языком, даря девушке острое, мучительное наслаждение.
Джилл становилась все требовательнее. Она заставила Мэтью лечь на нее всем телом, нашептывала неприличные слова, обвила длинными загорелыми ногами его бедра и направила пенис туда, куда он и сам стремился. Пушистое одеяло свалилось на пол; простыни сбились в комок.
Страсть унесла их далеко-далеко; два тела пылали, как два бикфордова шнура, – и наконец последовал сокрушительной силы взрыв. Они кончили одновременно – и испытали огромное облегчение. Потом они лежали рядом на развороченной постели.
– Это была, – тяжело дыша, начал Мэтью, – самая жаркая миссия в моей жизни.
Джилл издала тихий горловой смешок.
– Миленький, считай, что еще ничего не было.
Улыбаясь, девушка склонила голову и взяла его в рот – глубоко-глубоко.
Когда его вялый член встрепенулся в ответ на ее призыв, Мэтью понял: на земле не звучало слов правдивее.
Много позднее, когда он уснул, Джилл выбралась из постели и растворилась во тьме.
Закончив проявлять отснятые за день пленки, она долго сидела при загадочном красном свете, рассматривая негативы. Потом набрала номер на телефонном диске. Ответил мужской голос.
– Хорошо, что я тебя застала. Что-что? Нет, не пьяна. Я работаю. Откуда мне, черт возьми, знать, который час?
Мужчина что-то буркнул.
– В самом деле? Четыре часа утра? – Джилл помедлила, давая собеседнику высказать свое мнение о том, что ей следует сделать и с фотокамерой, и с телефонным аппаратом. Наконец она прервала его жаркий монолог: – Не смей вешать трубку, Корбет Маршалл! Сначала я скажу тебе свое мнение о твоем новом клиенте, Мэтью Сексуальном-Как-Черт-Знает-Кто Сент-Джеймсе.
Это его отрезвило. Еще бы!
– Вот что я тебе скажу. Пусть студия «Бэрон» даст мне эксклюзивное право на фотоработы, и я обеспечу фильму такую рекламу, какая вам и не снилась.
Очевидно, ответ удовлетворил Джилл Кочеран. Она принесла Корбету запоздалые извинения и, положив трубку на рычаг, продолжила работу.
Когда на лежащих в кюветке листах фотобумаги восемь на десять начали проступать черты Мэтью Сент-Джеймса, Джилл испытала прилив радости: она занималась любовью с новым секс-символом Голливуда. И, черт побери, именно ей принадлежит честь открытия!
Глава 11
При виде студии «Бэрон» приходили на память старинные испанские католические миссии в Калифорнии. Путь к овеянным славой съемочным площадкам проходил под высокой белой аркой. Стены здания блистали белоснежной штукатуркой; крыша была из коричнево-красной испанской черепицы. Любуясь с автостоянки для посетителей архитектурой, Мэтью поймал себя на мысли, что ждет: вот-вот на башню спикирует стая ласточек.
Но если внешний вид студии ассоциировался с первыми переселенцами, то ее внутреннее убранство представляло сочетание традиционной голливудской роскоши с модерном. Стены обшиты замшей песочного цвета; вокруг инкрустированных слоновой костью столов из черного дерева – коричневые кожаные кресла с гнутыми бронзовыми ручками. Роскошные, хрустальные с позолотой канделябры словно взяты напрокат со склада реквизита для какого-нибудь раннего сериала Сесила де Милля. Картины в золоченых рамах вызывали в памяти Тару из «Унесенных ветром», а вместительный стеклянный стенд собрал на своих полках множество «Оскаров» – каждая статуэтка была снабжена табличкой с указанием фильма и года присуждения этой высшей награды Академии киноискусств. Яркое свидетельство неувядаемой славы студии «Бэрон».
Очаровательная секретарша – впору самой сниматься в кино – с интересом посмотрела на вошедшего.
– Меня зовут Мэтью Сент-Джеймс. У меня назначена встреча на четыре часа с мистером Бэроном.
До четырех оставалась одна минута. Молодая женщина озадаченно подняла брови.
– Прошу прощения, мистера Бэрона нет в городе. Может, вы встречаетесь с мисс Бэрон?
Она поводила карминно-красным ногтем по страничке настольного календаря. У Мэтью бешено заколотилось сердце. После кошмарного разговора на кухне Бэронов мысль о том, чтобы читать перед ней роль, показалась невыносимой.
– Вот! – торжествующе произнесла секретарша. – Я была права: вас вызвала мисс Бэрон. – Девушка сняла трубку и доложила о его приходе. – Сейчас за вами придут.
Только гордость удержала Мэтью от позорного бегства. Гордость и самолюбие. Он слишком далеко зашел, чтобы теперь поднять лапки кверху.
Вошла ослепительная рыжеволосая красавица. Не иначе как выдающиеся внешние данные учитываются здесь при приеме на работу.
– Здравствуйте, мистер Сент-Джеймс, – с улыбкой произнесла она. – Я – Мередит Уорд, секретарь мисс Бэрон. Извините за недоразумение. Вам должны были объяснить, что мисс Бэрон лично проводит прослушивание для «Опасного».
– Я уже понял.
Девушку удивил его мрачный тон.
– У вас проблемы с читкой для мисс Бэрон? Проблемы? Мягко сказано!
– Нет, никаких.
Секретарша удовлетворенно кивнула.
– Отлично. Мисс Бэрон готова вас принять.
Мэтью последовал за ней. Обитые замшей стены коридора были увешаны черно-белыми фотопортретами звезд, на протяжении сорока лет снимавшихся на студии «Бэрон». Все это были до боли знакомые лица. Мэтью подивился про себя: что только он здесь делает?
– Кстати, мистер Сент-Джеймс, – вполголоса произнесла секретарша, останавливаясь перед резными, богато украшенными двойными дверями. – Возможно, вам будет интересно узнать, что, по-моему, вы – самый сексуальный из всех, кто проходил прослушивание на роль Райдера Лонга. – Она зазывно улыбнулась.
Мэтью вытер о брюки потные ладони и вымученно улыбнулся.
– Спасибо.
Ли Бэрон сидела за своим любимым письменным столом из орехового дерева, покрывшимся легкой патиной лет. Мэтью прошел к ней через весь кабинет по пушистому бежевому ковру. Она встала, чтобы поздороваться.
– Здравствуйте, мистер Сент-Джеймс. Рада познакомиться с вами. – Голос Ли звучал прохладно и отстраненно.
Мэтью невольно задал себе вопрос: чьи чувства она щадит – свои или его, – делая вид, будто они незнакомы? На Ли были элегантный синевато-серый костюм и строгая белая блузка. Красивые волосы связаны узлом на затылке. Она надела очки.
У Мэтью не было ни малейших сомнений: она приложила все усилия, чтобы казаться чужой и неприступной. То ли дело приветливая Мередит Уорд, которая заняла место в углу и, положив ногу на ногу, продолжала ободрять его улыбкой Чеширского кота.
– Мне тоже приятно, мисс Бэрон, – бесстрастно произнес Мэтью и пожал протянутую руку. Безотчетное мужское озорство побудило его как бы невзначай потереть большим пальцем нежную кожу ее ладони; он был вознагражден легким шоком и чисто женским пониманием во взгляде.
Она моментально овладела собой и, высвободив руку, показала на кресло напротив себя.
– Садитесь, пожалуйста. – И тоже села, испытывая облегчение от того, что теперь их разделяет отполированное пространство письменного стола.
Мэтью явился на прослушивание в черной рубашке и черных брюках, и Ли почему-то представились пираты былых времен: опасно непредсказуемые, внушающие в одно и то же время тревогу и любопытство.
– Мистер Сент-Джеймс, у вас есть опыт актерской игры? – с ледяной любезностью осведомилась Ли. Ей было жизненно необходимо сохранить контроль над ситуацией. На примере отца она знала, что люди только и ждут, чтобы вы проявили слабость.
«Стерва», – подумал Мэтью. Корбет предоставил в ее распоряжение все фотографии со своим заключением. Она прекрасно знает, что у него нет опыта. Просто хочет покуражиться, дать понять, кто здесь главный.
– Нет, – отозвался он.
Ли Бэрон сложила руки на столе. Ногти отполированы до блеска. Никаких колец. Никаких браслетов. Из украшений – только изящные золотые часики с римскими цифрами да пара черных жемчужных серег. Мэтью достаточно времени пробыл на Востоке, чтобы понять: жемчуг настоящий. Подарок от любовника?
– Мистер Сент-Джеймс, мы возлагаем на «Опасного» большие надежды. – Ли устремила на него долгий испытующий взгляд. Потом открыла манильскую папку достала несколько сделанных Джилл Кочеран фотографий и долго – так долго, что можно было дойти до белого каления, – их разглядывала. Должно быть, сравнивала копию с оригиналом. Наконец она процедила: – Я не могу рисковать, беря на работу непрофессионалов. Каковы бы ни были ваши внешние данные.
Для разбогатевшего администратора студии, эксплуатировавшего внешние данные кинозвезд, она слишком презрительно произнесла эти слова. Мэтью задумчиво потер подбородок: на нем появилась еле заметная щетина.
– Рад это слышать, мисс Бэрон. Я никогда не считал себя писаным красавцем.
Светлые, идеальной формы брови поползли вверх.
– Правда? А между тем о Райдере Лонге сказано, что он очень красив.
Мэтью откинулся на спинку кресла и, закинув руки за голову, сцепил их на затылке. На предплечьях взбугрились мускулы.
– Не хотелось бы с вами спорить, мисс Бэрон, но вы заблуждаетесь. На самом деле Райдер Лонг не красавец – в общепринятом смысле.
Ли ощутила знакомые признаки приближающейся ломоты в правом виске.
– Только не говорите, что вы ухитрились получить доступ к сценарию. Копии хранятся под замком.
– Я читал книгу.
– В самом деле? – кисло удивилась она.
– В самом деле. Я люблю читать. А «Опасный» – захватывающий роман, тут вы не ошиблись.
От изумления Ли не сразу нашла что ответить. Ее всю жизнь окружали люди, в том числе профессиональные сценаристы, которые читали только в силу профессиональной необходимости.
– Да, конечно. – Она многозначительно посмотрела на часы. – Надеюсь, сейчас кое-кто подойдет. Начнем пока без нее. – И она протянула Мэтью кипу бумажных листов. – Вам нужно время на подготовку?
Не успел он ответить, как распахнулась дверь и в кабинет ворвался настоящий вихрь в облегающих черных джинсах и алой шелковой блузке.
– Уличное движение принимает прямо-таки угрожающие размеры, – пожаловался вихрь и плюхнулся в шоколадно-коричневое кресло рядом с Мэтью. – Ей-богу, в один прекрасный день жизнь в этом городе остановится. – Молодая женщина поправила волосы и повернулась к Мэтью. Ее взгляд был так же цепок и профессионален, как у Ли, но она не считала нужным скрывать восхищение. – Где это Ли вас откопала?
– У себя на кухне.
– Вот как, – резюмировала она. – Придется научиться готовить – даже если это грозит мне смертью.
– Сначала обзаведись кухней, – впервые со времени знакомства с Мэтью пошутила Ли. – Познакомьтесь, пожалуйста: мистер Сент-Джеймс, Ким Ямамото. Мистер Сент-Джеймс собирается прочесть нам отрывок из роли Райдера Лонга. – Информация явно была излишней. Ли добавила – специально для Мэтью: – Ким согласилась редактировать «Опасного».
Лицо Мэтью озарилось искренней и такой редкой улыбкой.
– Не могу представить себе лучшей кандидатуры. Ваша работа в «Уличных наглецах» – выше всяческих похвал!
Ким прищурилась, еще больше сузив миндалевидные глаза, и с возросшим интересом посмотрела на Мэтью, словно удивленная тем, что кто-то знает ее не слишком популярную работу.
– Спасибо, но, если вы помните, этот маленький шедевр провалился.
– Только потому, что те, кто занимался маркетингом, обошлись с историей века как с обычной проходной лентой.
Ким просияла.
– Честно говоря, я того же мнения.
– Как же иначе? – В глазах Мэтью светился неподдельный интерес. – Но я немного удивлен: большинство редакторов подключаются к работе над фильмом на более поздней стадии.
– Большинство.
– Вы не из их числа?
– Нет. Предпочитаю вести фильм с самого начала – это дает возможность следить за всеми изменениями в сценарии. Пусть множество разрозненных эпизодов на моих глазах складываются в стройную сюжетную линию – чтобы к началу съемок у меня было четкое представление о будущей картине.
– Очень похоже на литературный процесс. Ким радостно вскинула темную головку.
– Вот именно. – И с комическим удивлением добавила: – И красив, и умен! Вы не собираетесь жениться?
Они вели себя так, словно кроме них в комнате никого не было. Ли решила, что от взаимных восторгов Мэтью Сент-Джеймса и Ким Ямамото пора переходить к делу. Она откашлялась.
– Извините, что я вас прерываю, но мистер Сент-Джеймс собирался начать читку.
Ким ухмыльнулась.
– Прости, Ли. Это он виноват – завел девушку. – Она повернулась к Мэтью. – Начинайте, пожалуйста. Обещаю не открывать рта.
Непринужденный обмен любезностями с Ким Ямамото вернул Мэтью уверенность в себе. Он полистал страницы и наткнулся на отмеченное Ли место. Она выбрала эпизод, в котором Райдер Лонг объясняет свое поведение испуганной, но завороженной пленнице.
Мэтью забыл обо всем на свете. Готовясь к прослушиванию, он несколько раз перечитал роман и убедился, что не только понимает героя (антигероя), но и разделяет многие его чувства: гнев, неудовлетворенность и одиночество.
Монолог Райдера Лонга близился к концу.
– «Все дело во власти. – Тихий голос Мэтью звучал более устрашающе, чем если бы он рычал. – Власть – ключ ко всему. Я заметил это за собой, еще будучи ребенком, и даже испугался».
– А теперь больше не боитесь? – подала Ли реплику героини.
– Нет. – Их взгляды встретились, и она почувствовала себя мангустом, которого гипнотизирует кобра. Под внешними высокомерием и стальной решимостью Райдера Лонга – или Мэтью Сент-Джеймса – она угадала темную, мятущуюся душу и невольно вздрогнула.
В комнате стало очень тихо: всех захватило его чтение. Краешком глаза Мэтью увидел, как Мередит Уорд немо аплодирует. Сидевшая рядом Ким подняла большой палец. И только Ли по-прежнему оставалась бесстрастной.
– Спасибо, мистер Сент-Джеймс, – сказала она все тем же вежливым, прохладным голосом. – Ваша трактовка роли представляется интересной. Мне бы хотелось остановиться на этом поподробнее, но, к сожалению, у меня назначена еще одна деловая встреча. Если не возражаете, Мередит отведет вас в столовую, а я, как только освобожусь, приду туда же.
Мэтью почувствовал себя опустошенным – он как будто вспорол себе живот и вывалил внутренности на безупречно гладкую поверхность антикварного стола Ли Бэрон. У этой надменной стервы хватит льда, чтобы одеть Юпитер.
– С удовольствием подожду. – Он резко поднялся на ноги. – Ровно десять минут.
– Десять минут?!
На этот раз Ли, не веря своим глазам, увидела в его взгляде неприкрытый вызов.
– Вот именно. Десять минут. Если к тому времени вы не успеете закончить свою деловую встречу, я буду вынужден уйти. Видите ли, мисс Бэрон, у меня тоже есть срочные дела.
– За стойкой бара, разумеется? – ляпнула она не подумав.
– Нет. Ужин с друзьями. Вы их знаете.
– И кто же это? – Интонация ее голоса подразумевала, что у них не может быть общих знакомых.
– Корбет и Тина Маршаллы.
Под его жестким взглядом Ли показалась себе съежившейся этак до двадцати пяти сантиметров. Не дожидаясь ответа, он вышел, предоставив Мередит догонять его.
Ли вспомнила: это уже второй раз, когда Мэтью Сент-Джеймс уходит, оставив за собой последнее слово. Ничего. Если ему суждено работать на студии «Бэрон», он должен будет проститься с фанаберией.
– Ну что? – спросила Ким, когда они остались одни.
– Что – «что»?
– Как ты поступишь с этим красавцем мужчиной?
– Не знаю. Как твои дела с рекламным роликом для «Беспорядочной стрельбы»?
Ким пожала плечами.
– Господи, Ли, эта лента сплошь нашпигована сценами секса и насилия. Если уж я не способна сделать рекламный ролик для нее, мне вообще нечего делать в кино. Зачем спрашивать?
– Да, разумеется.
В поисках занятия Ли начала поправлять на письменном столе канцелярские принадлежности. Обе женщины понимали, что этот внезапный приступ аккуратности – всего лишь камуфляж. Хрустальное пресс-папье – единственная уступка женскому вкусу, которую Ли себе позволила, – находилось в точности там, где следовало: слева от блокнота для записей в переплете из телячьей кожи. Золотой комплект – авторучка и карандаш – в пятнадцати сантиметрах от края стола. Настольный календарь, бумагодержатель – все на своих местах.
– Он просто чудо, – настаивала Ким.
– Не спорю.
– И, без сомнения, лучше всех остальных, кто пробовался на эту роль.
– Согласна.
– В сущности, он и есть Райдер Лонг – во многих отношениях.
Ли вздохнула.
– Знаю. Это-то меня и беспокоит.
– И интригует.
Они познакомились четыре года назад, когда Джошуа предложил Ким монтировать первый полнометражный художественный фильм Ли. То была довольно спорная вариация на тему второй мировой войны – история любви журналистки, американки японского происхождения, и женатого капитана ВМС. На нее почти не появилось отзывов в прессе. Зато Ли и Ким сразу почувствовали себя так, словно всю жизнь знакомы. Ли понимала: бессмысленно скрывать что бы то ни было от самой близкой подруги.
– В этом городе столько примитивных людишек, что более или менее сложная натура сразу привлекает внимание.
Но если внешний вид студии ассоциировался с первыми переселенцами, то ее внутреннее убранство представляло сочетание традиционной голливудской роскоши с модерном. Стены обшиты замшей песочного цвета; вокруг инкрустированных слоновой костью столов из черного дерева – коричневые кожаные кресла с гнутыми бронзовыми ручками. Роскошные, хрустальные с позолотой канделябры словно взяты напрокат со склада реквизита для какого-нибудь раннего сериала Сесила де Милля. Картины в золоченых рамах вызывали в памяти Тару из «Унесенных ветром», а вместительный стеклянный стенд собрал на своих полках множество «Оскаров» – каждая статуэтка была снабжена табличкой с указанием фильма и года присуждения этой высшей награды Академии киноискусств. Яркое свидетельство неувядаемой славы студии «Бэрон».
Очаровательная секретарша – впору самой сниматься в кино – с интересом посмотрела на вошедшего.
– Меня зовут Мэтью Сент-Джеймс. У меня назначена встреча на четыре часа с мистером Бэроном.
До четырех оставалась одна минута. Молодая женщина озадаченно подняла брови.
– Прошу прощения, мистера Бэрона нет в городе. Может, вы встречаетесь с мисс Бэрон?
Она поводила карминно-красным ногтем по страничке настольного календаря. У Мэтью бешено заколотилось сердце. После кошмарного разговора на кухне Бэронов мысль о том, чтобы читать перед ней роль, показалась невыносимой.
– Вот! – торжествующе произнесла секретарша. – Я была права: вас вызвала мисс Бэрон. – Девушка сняла трубку и доложила о его приходе. – Сейчас за вами придут.
Только гордость удержала Мэтью от позорного бегства. Гордость и самолюбие. Он слишком далеко зашел, чтобы теперь поднять лапки кверху.
Вошла ослепительная рыжеволосая красавица. Не иначе как выдающиеся внешние данные учитываются здесь при приеме на работу.
– Здравствуйте, мистер Сент-Джеймс, – с улыбкой произнесла она. – Я – Мередит Уорд, секретарь мисс Бэрон. Извините за недоразумение. Вам должны были объяснить, что мисс Бэрон лично проводит прослушивание для «Опасного».
– Я уже понял.
Девушку удивил его мрачный тон.
– У вас проблемы с читкой для мисс Бэрон? Проблемы? Мягко сказано!
– Нет, никаких.
Секретарша удовлетворенно кивнула.
– Отлично. Мисс Бэрон готова вас принять.
Мэтью последовал за ней. Обитые замшей стены коридора были увешаны черно-белыми фотопортретами звезд, на протяжении сорока лет снимавшихся на студии «Бэрон». Все это были до боли знакомые лица. Мэтью подивился про себя: что только он здесь делает?
– Кстати, мистер Сент-Джеймс, – вполголоса произнесла секретарша, останавливаясь перед резными, богато украшенными двойными дверями. – Возможно, вам будет интересно узнать, что, по-моему, вы – самый сексуальный из всех, кто проходил прослушивание на роль Райдера Лонга. – Она зазывно улыбнулась.
Мэтью вытер о брюки потные ладони и вымученно улыбнулся.
– Спасибо.
Ли Бэрон сидела за своим любимым письменным столом из орехового дерева, покрывшимся легкой патиной лет. Мэтью прошел к ней через весь кабинет по пушистому бежевому ковру. Она встала, чтобы поздороваться.
– Здравствуйте, мистер Сент-Джеймс. Рада познакомиться с вами. – Голос Ли звучал прохладно и отстраненно.
Мэтью невольно задал себе вопрос: чьи чувства она щадит – свои или его, – делая вид, будто они незнакомы? На Ли были элегантный синевато-серый костюм и строгая белая блузка. Красивые волосы связаны узлом на затылке. Она надела очки.
У Мэтью не было ни малейших сомнений: она приложила все усилия, чтобы казаться чужой и неприступной. То ли дело приветливая Мередит Уорд, которая заняла место в углу и, положив ногу на ногу, продолжала ободрять его улыбкой Чеширского кота.
– Мне тоже приятно, мисс Бэрон, – бесстрастно произнес Мэтью и пожал протянутую руку. Безотчетное мужское озорство побудило его как бы невзначай потереть большим пальцем нежную кожу ее ладони; он был вознагражден легким шоком и чисто женским пониманием во взгляде.
Она моментально овладела собой и, высвободив руку, показала на кресло напротив себя.
– Садитесь, пожалуйста. – И тоже села, испытывая облегчение от того, что теперь их разделяет отполированное пространство письменного стола.
Мэтью явился на прослушивание в черной рубашке и черных брюках, и Ли почему-то представились пираты былых времен: опасно непредсказуемые, внушающие в одно и то же время тревогу и любопытство.
– Мистер Сент-Джеймс, у вас есть опыт актерской игры? – с ледяной любезностью осведомилась Ли. Ей было жизненно необходимо сохранить контроль над ситуацией. На примере отца она знала, что люди только и ждут, чтобы вы проявили слабость.
«Стерва», – подумал Мэтью. Корбет предоставил в ее распоряжение все фотографии со своим заключением. Она прекрасно знает, что у него нет опыта. Просто хочет покуражиться, дать понять, кто здесь главный.
– Нет, – отозвался он.
Ли Бэрон сложила руки на столе. Ногти отполированы до блеска. Никаких колец. Никаких браслетов. Из украшений – только изящные золотые часики с римскими цифрами да пара черных жемчужных серег. Мэтью достаточно времени пробыл на Востоке, чтобы понять: жемчуг настоящий. Подарок от любовника?
– Мистер Сент-Джеймс, мы возлагаем на «Опасного» большие надежды. – Ли устремила на него долгий испытующий взгляд. Потом открыла манильскую папку достала несколько сделанных Джилл Кочеран фотографий и долго – так долго, что можно было дойти до белого каления, – их разглядывала. Должно быть, сравнивала копию с оригиналом. Наконец она процедила: – Я не могу рисковать, беря на работу непрофессионалов. Каковы бы ни были ваши внешние данные.
Для разбогатевшего администратора студии, эксплуатировавшего внешние данные кинозвезд, она слишком презрительно произнесла эти слова. Мэтью задумчиво потер подбородок: на нем появилась еле заметная щетина.
– Рад это слышать, мисс Бэрон. Я никогда не считал себя писаным красавцем.
Светлые, идеальной формы брови поползли вверх.
– Правда? А между тем о Райдере Лонге сказано, что он очень красив.
Мэтью откинулся на спинку кресла и, закинув руки за голову, сцепил их на затылке. На предплечьях взбугрились мускулы.
– Не хотелось бы с вами спорить, мисс Бэрон, но вы заблуждаетесь. На самом деле Райдер Лонг не красавец – в общепринятом смысле.
Ли ощутила знакомые признаки приближающейся ломоты в правом виске.
– Только не говорите, что вы ухитрились получить доступ к сценарию. Копии хранятся под замком.
– Я читал книгу.
– В самом деле? – кисло удивилась она.
– В самом деле. Я люблю читать. А «Опасный» – захватывающий роман, тут вы не ошиблись.
От изумления Ли не сразу нашла что ответить. Ее всю жизнь окружали люди, в том числе профессиональные сценаристы, которые читали только в силу профессиональной необходимости.
– Да, конечно. – Она многозначительно посмотрела на часы. – Надеюсь, сейчас кое-кто подойдет. Начнем пока без нее. – И она протянула Мэтью кипу бумажных листов. – Вам нужно время на подготовку?
Не успел он ответить, как распахнулась дверь и в кабинет ворвался настоящий вихрь в облегающих черных джинсах и алой шелковой блузке.
– Уличное движение принимает прямо-таки угрожающие размеры, – пожаловался вихрь и плюхнулся в шоколадно-коричневое кресло рядом с Мэтью. – Ей-богу, в один прекрасный день жизнь в этом городе остановится. – Молодая женщина поправила волосы и повернулась к Мэтью. Ее взгляд был так же цепок и профессионален, как у Ли, но она не считала нужным скрывать восхищение. – Где это Ли вас откопала?
– У себя на кухне.
– Вот как, – резюмировала она. – Придется научиться готовить – даже если это грозит мне смертью.
– Сначала обзаведись кухней, – впервые со времени знакомства с Мэтью пошутила Ли. – Познакомьтесь, пожалуйста: мистер Сент-Джеймс, Ким Ямамото. Мистер Сент-Джеймс собирается прочесть нам отрывок из роли Райдера Лонга. – Информация явно была излишней. Ли добавила – специально для Мэтью: – Ким согласилась редактировать «Опасного».
Лицо Мэтью озарилось искренней и такой редкой улыбкой.
– Не могу представить себе лучшей кандидатуры. Ваша работа в «Уличных наглецах» – выше всяческих похвал!
Ким прищурилась, еще больше сузив миндалевидные глаза, и с возросшим интересом посмотрела на Мэтью, словно удивленная тем, что кто-то знает ее не слишком популярную работу.
– Спасибо, но, если вы помните, этот маленький шедевр провалился.
– Только потому, что те, кто занимался маркетингом, обошлись с историей века как с обычной проходной лентой.
Ким просияла.
– Честно говоря, я того же мнения.
– Как же иначе? – В глазах Мэтью светился неподдельный интерес. – Но я немного удивлен: большинство редакторов подключаются к работе над фильмом на более поздней стадии.
– Большинство.
– Вы не из их числа?
– Нет. Предпочитаю вести фильм с самого начала – это дает возможность следить за всеми изменениями в сценарии. Пусть множество разрозненных эпизодов на моих глазах складываются в стройную сюжетную линию – чтобы к началу съемок у меня было четкое представление о будущей картине.
– Очень похоже на литературный процесс. Ким радостно вскинула темную головку.
– Вот именно. – И с комическим удивлением добавила: – И красив, и умен! Вы не собираетесь жениться?
Они вели себя так, словно кроме них в комнате никого не было. Ли решила, что от взаимных восторгов Мэтью Сент-Джеймса и Ким Ямамото пора переходить к делу. Она откашлялась.
– Извините, что я вас прерываю, но мистер Сент-Джеймс собирался начать читку.
Ким ухмыльнулась.
– Прости, Ли. Это он виноват – завел девушку. – Она повернулась к Мэтью. – Начинайте, пожалуйста. Обещаю не открывать рта.
Непринужденный обмен любезностями с Ким Ямамото вернул Мэтью уверенность в себе. Он полистал страницы и наткнулся на отмеченное Ли место. Она выбрала эпизод, в котором Райдер Лонг объясняет свое поведение испуганной, но завороженной пленнице.
Мэтью забыл обо всем на свете. Готовясь к прослушиванию, он несколько раз перечитал роман и убедился, что не только понимает героя (антигероя), но и разделяет многие его чувства: гнев, неудовлетворенность и одиночество.
Монолог Райдера Лонга близился к концу.
– «Все дело во власти. – Тихий голос Мэтью звучал более устрашающе, чем если бы он рычал. – Власть – ключ ко всему. Я заметил это за собой, еще будучи ребенком, и даже испугался».
– А теперь больше не боитесь? – подала Ли реплику героини.
– Нет. – Их взгляды встретились, и она почувствовала себя мангустом, которого гипнотизирует кобра. Под внешними высокомерием и стальной решимостью Райдера Лонга – или Мэтью Сент-Джеймса – она угадала темную, мятущуюся душу и невольно вздрогнула.
В комнате стало очень тихо: всех захватило его чтение. Краешком глаза Мэтью увидел, как Мередит Уорд немо аплодирует. Сидевшая рядом Ким подняла большой палец. И только Ли по-прежнему оставалась бесстрастной.
– Спасибо, мистер Сент-Джеймс, – сказала она все тем же вежливым, прохладным голосом. – Ваша трактовка роли представляется интересной. Мне бы хотелось остановиться на этом поподробнее, но, к сожалению, у меня назначена еще одна деловая встреча. Если не возражаете, Мередит отведет вас в столовую, а я, как только освобожусь, приду туда же.
Мэтью почувствовал себя опустошенным – он как будто вспорол себе живот и вывалил внутренности на безупречно гладкую поверхность антикварного стола Ли Бэрон. У этой надменной стервы хватит льда, чтобы одеть Юпитер.
– С удовольствием подожду. – Он резко поднялся на ноги. – Ровно десять минут.
– Десять минут?!
На этот раз Ли, не веря своим глазам, увидела в его взгляде неприкрытый вызов.
– Вот именно. Десять минут. Если к тому времени вы не успеете закончить свою деловую встречу, я буду вынужден уйти. Видите ли, мисс Бэрон, у меня тоже есть срочные дела.
– За стойкой бара, разумеется? – ляпнула она не подумав.
– Нет. Ужин с друзьями. Вы их знаете.
– И кто же это? – Интонация ее голоса подразумевала, что у них не может быть общих знакомых.
– Корбет и Тина Маршаллы.
Под его жестким взглядом Ли показалась себе съежившейся этак до двадцати пяти сантиметров. Не дожидаясь ответа, он вышел, предоставив Мередит догонять его.
Ли вспомнила: это уже второй раз, когда Мэтью Сент-Джеймс уходит, оставив за собой последнее слово. Ничего. Если ему суждено работать на студии «Бэрон», он должен будет проститься с фанаберией.
– Ну что? – спросила Ким, когда они остались одни.
– Что – «что»?
– Как ты поступишь с этим красавцем мужчиной?
– Не знаю. Как твои дела с рекламным роликом для «Беспорядочной стрельбы»?
Ким пожала плечами.
– Господи, Ли, эта лента сплошь нашпигована сценами секса и насилия. Если уж я не способна сделать рекламный ролик для нее, мне вообще нечего делать в кино. Зачем спрашивать?
– Да, разумеется.
В поисках занятия Ли начала поправлять на письменном столе канцелярские принадлежности. Обе женщины понимали, что этот внезапный приступ аккуратности – всего лишь камуфляж. Хрустальное пресс-папье – единственная уступка женскому вкусу, которую Ли себе позволила, – находилось в точности там, где следовало: слева от блокнота для записей в переплете из телячьей кожи. Золотой комплект – авторучка и карандаш – в пятнадцати сантиметрах от края стола. Настольный календарь, бумагодержатель – все на своих местах.
– Он просто чудо, – настаивала Ким.
– Не спорю.
– И, без сомнения, лучше всех остальных, кто пробовался на эту роль.
– Согласна.
– В сущности, он и есть Райдер Лонг – во многих отношениях.
Ли вздохнула.
– Знаю. Это-то меня и беспокоит.
– И интригует.
Они познакомились четыре года назад, когда Джошуа предложил Ким монтировать первый полнометражный художественный фильм Ли. То была довольно спорная вариация на тему второй мировой войны – история любви журналистки, американки японского происхождения, и женатого капитана ВМС. На нее почти не появилось отзывов в прессе. Зато Ли и Ким сразу почувствовали себя так, словно всю жизнь знакомы. Ли понимала: бессмысленно скрывать что бы то ни было от самой близкой подруги.
– В этом городе столько примитивных людишек, что более или менее сложная натура сразу привлекает внимание.