Страница:
Цунаёси Токугава, слушая главного старейшину, все сильнее втягивал голову в плечи.
— А что, э-э... я прямо-таки не знаю, как быть! — в отчаянии вскинул он руки. Оглянувшись в поисках помощи, он встретился глазами с Сано. — А-а! — воскликнул сёгун. — Вот человек, который способен все расставить по своим местам. Сёсакан Сано, ну скажите же нам, что вы уже изобличили убийцу госпожи Харумэ!
В сопровождении Хираты Сано нехотя подошел к возвышению. Они встали на колени перед верхним уровнем пола и поклонились собравшимся.
— К сожалению, расследование убийства еще не завершено, ваше превосходительство, — сказал Сано и с опаской взглянул на канцлера Янагисаву, который наверняка не упустит возможности оговорить его. Однако Янагисава, казалось, отсутствовал, его черные глаза задумчиво смотрели в пространство. Немного приободрившись, Сано начал рассказывать о том, что удалось узнать по делу.
Главный старейшина Макино взял на себя роль комментатора, обычно исполняемую канцлером.
— Значит, вы еще не вышли на след отравителя? Лейтенант Кусида находится под арестом за нападение на вас и попытку выкрасть улику, но вы не уверены, что убийца именно он? Мне представляется это крайне неубедительным. А что госпожа Ишитэру?
Хирата прокашлялся.
— Простите меня. У нас нет улик против нее.
Сано изумленно взглянул на него. Хирата никогда не открывал рта на подобных встречах, если к нему не обращались непосредственно, и, насколько Сано было известно, не было и доказательств невиновности Ишитэру. Он не мог противоречить Хирате перед собранием, но как только они останутся наедине, непременно выяснит, что именно произошло во время беседы Хираты с госпожой Ишитэру — и стало причиной его странного поведения.
— Что ж, если убийца не лейтенант Кусида и не госпожа Ишитэру, — сказал Макино, — то теперь у вас на двух подозреваемых меньше, чем вчера. — Он обернулся к канцлеру Янагисаве: — Поиск от обратного, вы согласны?
Отвлеченный от своих раздумий, Янагисава с упреком взглянул на Макино:
— На раскрытие трудного дела вроде этого требуется гораздо больше двух дней. Чего вы ожидаете? Чудес? Дайте сёсакану время, и он, как всегда, добьется успеха.
Главный старейшина открыл рот. Сано изумленно смотрел на канцлера. Чтобы Янагисава пришел к нему на помощь на заседании совета? Подозрения Сано усилились. Может, Янагисава подталкивает его вести расследование по избранному пути, потому что уводит от того, что хотел бы скрыть? Однако ни одна улика не связывает Янагисаву с убийством. Да и ни один из осведомителей Сано не сообщал о новом заговоре против него.
— Я узнал, откуда взялась тушь, — сообщил Сано. — Правитель Мияги признает, что послал ее Харумэ вместе с письмом, в котором просил вытатуировать у себя на теле его имя. — Он рассказал о связи даймё с наложницей и о роли госпожи Мияги.
— Мияги покусился на мою наложницу, а потом ее убил! — брызгая слюной, в ярости завопил Цунаёси Токугава. — Какое бесстыдство! Немедленно арестуйте его!
— Нет доказательств того, что это он отравил тушь, — сказал Сано. — Это мог сделать кто-то другой либо в имении Мияги, либо здесь, в замке Эдо, либо где-то по дороге. В настоящее время господин и госпожа Мияги находятся под наблюдением. Кроме того, я начал изучать прошлое Харумэ, потому что, возможно, корни убийства находятся именно там. Я беседовал с ее отцом... и осмотрел ее комнату.
Сано услышал, как Хирата судорожно втянул в себя воздух. Письмо госпожи Кэйсо-ин, казалось, прожигает его насквозь. Долг требовал, чтобы Сано доложил сёгуну обо всех фактах, однако он колебался. Не каждый японский подданный осмелится обвинять члена клана Токугавы. Любое оскорбительное замечание или действие может быть воспринято как выпад против самого сёгуна. И не важно, убивала ли госпожа Кэйсо-ин Харумэ или нет. За обвинение матери сёгуна — обоснованное оно или огульное — Сано самого могли уличить в государственной измене и казнить.
— Блестящая идея, — подал голос канцлер Янагисава, в его глазах вспыхнули искры. — И что вам удалось узнать?
Настало время предъявить письмо госпожи Кэйсо-ин и показания Дзимбы. Настало время проявить самурайскую храбрость. Сано боролся с собой. Нервы натянулись как струны, живот подвело.
— Я лучше узнал характер госпожи Харумэ, что поможет мне понять, чем она могла спровоцировать собственное убийство, — попытался увильнуть он. Сано не упомянул о пряди волос и ногтях, которые нашел в одежде Харумэ, поскольку не знал, имеет ли это отношение к делу. — Еще я обнаружил несколько новых направлений, по которым предстоит вести расследование. — Решившись отложить сообщение о письме, Сано выругал себя за трусость.
Хирата облегченно вздохнул. Сано показалось, что на лице Янагисавы мелькнуло разочарование. Макино, озадаченно сдвинув брови, смотрел на канцлера, не понимая, что стало с их договоренностью дискредитировать Сано.
— Вы хотите сказать, сёсакан-сама, — продолжил он, — что потратили много времени на прошлое госпожи Харумэ и не выяснили ничего существенного?
У Сано был эффектный ответ на нападки Макино, но он воспользовался им без всякого удовольствия.
— Ничто не лежит дальше правды, — сказал он. — Ваше превосходительство, прошу вас, приготовьтесь к плохой новости.
По комнате пронесся взволнованный шепот.
— Госпожа Харумэ умерла беременной.
Все затаили дыхание. Повисло гробовое молчание. Хоть старейшины внешне быстро справились с потрясением, Сано мог поклясться, что слышит, как ворочаются их мозги, строя предположения, вычисляя последствия. Цунаёси Токугава сначала неуклюже вскочил, потом снова рухнул на колени.
— Мой сын! — в ужасе воскликнул он. — Мой долгожданный наследник! Убит в чреве матери!
— Я впервые слышу о беременности, — растерялся главный старейшина. — Доктор Китано регулярно осматривает наложниц, но он ничего не обнаружил. — Остальные члены совета хором поддержали Макино. — Как вы получили эту информацию, сёсакан Сано? Почему мы должны вам верить?
По спине Сано пробежала струйка холодного пота. Почти два года удавалось скрывать незаконные вскрытия в морге Эдо. Неужели теперь эта тайна раскроется и он будет изгнан? Ощущая подкатывающуюся к горлу тошноту, он пытался придумать убедительную ложь. Сидевший рядом Хирата, знавший о прегрешениях Сано, сидел с опущенной головой, ожидая скандала.
И тут подал голос канцлер Янагисава:
— Беременность госпожи Харумэ важнее того, каким способом сёсакан Сано установил этот факт. В таком серьезном вопросе он не допустил бы ошибки.
— Конечно, досточтимый канцлер, — признал окончательно сбитый с толка Макино.
Спасение пришло от врага, который неоднократно пытался его уничтожить! Сано был слишком переполнен благодарностью, чтобы подвергать сомнениям мотивы Янагисавы. Потом он заметил в нем странную перемену. Глаза канцлера загорелись, казалось, его сильно возбудила новость о смерти неродившегося ребенка. Сано понял, что Янагисава мог хотеть этого по той же причине, что и госпожа Кэйсо-ин. Но если он не знал о беременности, то для чего ему убивать Харумэ?
Сёгун воздел руки вверх.
— Это немыслимо! — всхлипнул он. Рыдания эхом разнеслись по залу. А у Сано была еще одна неприятная тема, которую следовало затронуть.
— Ваше превосходительство, — начал он, тщательно подбирая слова, — есть... кое-какие вопросы об... отцовстве ребенка госпожи Харумэ. Ведь у нее... была связь с господином Мияги и, возможно, с лейтенантом Кусидой. Мы должны учитывать возможность того, что...
Повернувшись к Сано, сёгун взглянул на него сквозь слезы:
— Чепуха! Харумэ была, э-э, верна мне. Она ни за что не позволила бы прикоснуться к себе другому мужчине. Ребенок был мой. Он наследовал бы мне как, э-э, диктатор Японии.
Старейшины старались не смотреть друг на друга. Янагисава, сдерживая возбуждение, хранил молчание. Все знали о привычках Цунаёси Токугавы, но никто не осмеливался поставить под сомнение его мужскую силу, а сёгун ни за что не признал бы, что другой преуспел там, где он оказался не на высоте.
— Убийство моего сына является, э-э, страшной изменой. Я должен отомстить! — Сведя брови, Цунаёси Токугава выхватил меч. Сейчас он казался истинным потомком великого Иэясу, который разгромил соперников и объединил Японию. Потом сёгун бросил меч и зарыдал. — Но кто же мог совершить такое ужасное преступление?
Дверь распахнулась. Собравшиеся повернулись, чтобы посмотреть, кто осмелился прервать чрезвычайное заседание. В зал просеменила госпожа Кэйсо-ин.
Если бы Сано посмел, он бы, наверное, расхохотался. Догадывается ли кто-нибудь, что явился ответ на вопрос сёгуна? Нет, конечно, ведь они не читали ее письма.
Старейшины и канцлер Янагисава чинно поклонились госпоже Кэйсо-ин, признавая за ней право поступать как вздумается. Жеманно улыбаясь, словно проститутка на весенних смотринах в Ёсиваре, она поклонилась в ответ. Сёгун приветствовал мать радостным криком:
— Досточтимая мать! Я только что перенес жесточайшее, э-э, потрясение. Подойдите, мне нужен ваш совет!
Госпожа Кэйсо-ин прошла через зал и заняла место на возвышении рядом с сыном. Она гладила ему руку, пока он излагал принесенные Сано новости.
— Какая трагедия! — воскликнула она и, достав из рукава веер, принялась энергично обмахиваться. — Ваш шанс на прямого наследника, а мой — на внука... утрачен. Ах, ах! — скорбно запричитала она. — А я и не знала, что Харумэ носила ребенка.
Она разыгрывает горе и неведение? Прочитав письмо, Сано уже не считал Кэйсо-ин недалекой пожилой женщиной. И еще он догадывался, что женщины в Больших Внутренних Покоях знают друг о друге больше, чем доктор Китано. Кэйсо-ин не так глупа, как кажется. Неужели это она, узнав о беременности Харумэ, почувствовала для себя опасность и предприняла меры, чтобы ее отвести?
Сано был уверен только в одном: появление Кэйсо-ин позволило ему не упоминать о письме. Предъявление письма в ее присутствии перед Советом старейшин означало бы официальное выдвижение обвинения, чего он пока не готов сделать. Сначала следует собрать достаточно улик против госпожи Кэйсо-ин. А значит, придется и дальше нести бремя тайны, несмотря на долг, понуждающий его обо всем информировать Цунаёси Токугаву. Надежда уменьшила чувство вины. Возможно, дальнейшее расследование уведет его в сторону от госпожи Кэйсо-ин.
— Мы как раз обсуждали проблемы, которые породило убийство, — пояснил сёгун Кэйсо-ин, — и ход расследования сёсакана Сано. Досточтимая мать, поделитесь, пожалуйста, с нами вашей мудростью.
Кэйсо-ин погладила его руку.
— Именно за этим я и пришла. Сын, вы должны прекратить расследование и приказать сёсакану Сано немедленно отозвать своих детективов из Больших Внутренних Покоев!
— Но, госпожа Кэйсо-ин, вы же сами разрешили нам беседовать с обитателями и обслуживающим персоналом, а также искать улики! — воскликнул встревоженный Сано. — И мы еще не закончили.
Брови членов совета поползли вверх, старейшины обменялись незаметными взглядами.
— Со всем уважением к вам, досточтимая госпожа, вынужден напомнить, что Большие Внутренние Покои — это место преступления, — сказал главный старейшина Макино, хоть было видно, что он совсем не хочет поддерживать Сано.
— А значит, место особого внимания для расследования, — добавил канцлер Янагисава. Когда старейшины кивали в знак согласия, он наблюдал за Сано и Кэйсо-ин. Угол его рта приподнялся в странной улыбке.
Даже сёгун выглядел удивленным.
— Досточтимая мать, чрезвычайно, э-э, важно, чтобы убийца моего наследника был пойман и наказан. Как вы можете отказывать сёсакану Сано в возможности, э-э, выполнить свою миссию?
— Я не меньше других хочу, чтобы убийце было воздано по заслугам, — сказала Кэйсо-ин, — но не за счет мира в Больших Внутренних Покоях. Увы! — Она смахнула слезы рукавом, ее голос окреп. — Ничто не в силах вернуть ребенка, который умер вместе с Харумэ. Мы должны распрощаться с прошлым и подумать о будущем, — нежно улыбнулась она сыну. — Ради продолжения рода вы должны забыть о мести и сосредоточиться на зачатии нового ребенка. — Она повернулась к собравшимся. — Позвольте же мне, старухе, дать вам, мужчинам, несколько советов. — Снисходительно, будто нянька к малым детям, Кэйсо-ин обратилась к высшему правительственному совету Японии: — Тело женщины очень чувствительно к внешнему воздействию. Погода, фазы луны, скандалы, неприятные звуки, плохая еда — все может испортить женщине настроение. А испорченное настроение может помешать развитию мужского семени в ее чреве.
Госпожа Кэйсо-ин огладила свое плотное тело и сложила руки на животе. Старейшины уставились в пол, недовольные столь откровенным обсуждением деликатных вопросов. Канцлер Янагисава изумленно смотрел на Кэйсо-ин. Сёгун жадно ловил слова матери. Хирата съежился от смущения, а Сано почувствовал нарастающий страх, догадываясь, к чему клонит Кэйсо-ин.
— Зачатие требует полного спокойствия, — продолжала она между тем. — Когда детективы толпами бродят по Большим Внутренним Покоям, задавая вопросы, шныряя повсюду, нельзя ждать, что наложницы понесут ребенка. Это невозможно!
Она тихонько ударила Цунаёси Токугаву веером по руке.
— Вот почему вы должны избавиться от детективов. — И она торжествующе оглядела присутствующих.
Старейшины хмурились, но молчали: многие из их предшественников потеряли места в совете, выразив несогласие с госпожой Кэйсо-ин. Пока Сано собирался с духом, чтобы сделать то, чего требовали честь и здравый смысл, затянувшееся молчание прервал канцлер Янагисава:
— Ваше превосходительство, мне понятна озабоченность вашей досточтимой матери, — осторожно проговорил он. Даже второй после сёгуна человек должен уважать госпожу Кэйсо-ин. — Но мы обязаны сопоставить наше желание получить наследника с необходимостью поддерживать мощь режима Токугавы. Позволив изменнику остаться после убийства безнаказанным, мы продемонстрируем нашу слабость и уязвимость для последующих атак. Вы с этим согласны, сёсакан Сано?
— Да, — с несчастным видом ответил Сано. — Расследование должно быть продолжено без ограничений.
Госпожа Кэйсо-ин блокировала ему доступ в Большие Внутренние Покои, но явно не по той причине, которую назвала. Она боится, что он обнаружит нечто, способное уличить ее в убийстве. Опасается, что станет известно об ее отношениях с Харумэ, и хочет найти письмо, прежде чем это сделает он. Вмешательство госпожи Кэйсо-ин является дополнительной уликой в пользу ее прямого обвинения.
— Не слушайте их, — приказала сыну госпожа Кэйсо-ин. — За мной мудрость жизни. Моя вера в Будду дала мне понимание мистических сил судьбы. Я знаю, что надо делать.
Сёгун беспомощно переводил взгляде Кэйсо-ин на Янагисаву и верного сёсакана. Сано слышал удары своего сердца. Лица присутствующих расплывались перед глазами. Губы казались холодными и непослушными под тяжестью слов, которые он должен произнести, чтобы спасти расследование и переключить его на Кэйсо-ин. Но настойчивый голос чести и справедливости укрепил его смелость. Рука потянулась к поясу, чтобы вынуть письмо. Согласно бусидо, жизнь одинокого самурая стоит меньше, чем поимка убийцы и изменника.
Тут его осенила яркая, словно вспышка молнии, мысль. Он вспомнил, что больше не одинок. Если его приговорят к смерти за измену, то Рэйко и судья Уэда окажутся на лобном месте вместе с ним. Он готов пожертвовать собой ради собственных принципов, но как можно подвергать опасности свою семью?
Новое для него чувство зависимости наполнило душу Сано сладкой, болезненной теплотой. Он убрал руку от пояса. Долгие годы одиночества он мечтал о женитьбе! Но на смену облегчению пришло возмущение. Женитьба поощряет трусость за счет чести. Брак принес новые обязательства, которые противоречат прежним. Сейчас Сано еще лучше понимал неудовлетворенность Рэйко. Они оба из-за женитьбы лишились независимости. Можно ли сделать эту потерю терпимой?
Надо прожить жизнь, чтобы это узнать!
Наконец заговорил Цунаёси Токугава:
— Сёсакан Сано, э-э, продолжайте расследование. Но вы и ваши детективы должны держаться подальше от Больших Внутренних Покоев и женщин. Воспользуйтесь своей изобретательностью, чтобы поймать убийцу другим способом. И когда вы это сделаете, мы все, э-э, будем очень рады. — Затем он, рыдая, припал к груди матери.
Глядя прямо в глаза Сано, госпожа Кэйсо-ин усмехнулась.
24
— А что, э-э... я прямо-таки не знаю, как быть! — в отчаянии вскинул он руки. Оглянувшись в поисках помощи, он встретился глазами с Сано. — А-а! — воскликнул сёгун. — Вот человек, который способен все расставить по своим местам. Сёсакан Сано, ну скажите же нам, что вы уже изобличили убийцу госпожи Харумэ!
В сопровождении Хираты Сано нехотя подошел к возвышению. Они встали на колени перед верхним уровнем пола и поклонились собравшимся.
— К сожалению, расследование убийства еще не завершено, ваше превосходительство, — сказал Сано и с опаской взглянул на канцлера Янагисаву, который наверняка не упустит возможности оговорить его. Однако Янагисава, казалось, отсутствовал, его черные глаза задумчиво смотрели в пространство. Немного приободрившись, Сано начал рассказывать о том, что удалось узнать по делу.
Главный старейшина Макино взял на себя роль комментатора, обычно исполняемую канцлером.
— Значит, вы еще не вышли на след отравителя? Лейтенант Кусида находится под арестом за нападение на вас и попытку выкрасть улику, но вы не уверены, что убийца именно он? Мне представляется это крайне неубедительным. А что госпожа Ишитэру?
Хирата прокашлялся.
— Простите меня. У нас нет улик против нее.
Сано изумленно взглянул на него. Хирата никогда не открывал рта на подобных встречах, если к нему не обращались непосредственно, и, насколько Сано было известно, не было и доказательств невиновности Ишитэру. Он не мог противоречить Хирате перед собранием, но как только они останутся наедине, непременно выяснит, что именно произошло во время беседы Хираты с госпожой Ишитэру — и стало причиной его странного поведения.
— Что ж, если убийца не лейтенант Кусида и не госпожа Ишитэру, — сказал Макино, — то теперь у вас на двух подозреваемых меньше, чем вчера. — Он обернулся к канцлеру Янагисаве: — Поиск от обратного, вы согласны?
Отвлеченный от своих раздумий, Янагисава с упреком взглянул на Макино:
— На раскрытие трудного дела вроде этого требуется гораздо больше двух дней. Чего вы ожидаете? Чудес? Дайте сёсакану время, и он, как всегда, добьется успеха.
Главный старейшина открыл рот. Сано изумленно смотрел на канцлера. Чтобы Янагисава пришел к нему на помощь на заседании совета? Подозрения Сано усилились. Может, Янагисава подталкивает его вести расследование по избранному пути, потому что уводит от того, что хотел бы скрыть? Однако ни одна улика не связывает Янагисаву с убийством. Да и ни один из осведомителей Сано не сообщал о новом заговоре против него.
— Я узнал, откуда взялась тушь, — сообщил Сано. — Правитель Мияги признает, что послал ее Харумэ вместе с письмом, в котором просил вытатуировать у себя на теле его имя. — Он рассказал о связи даймё с наложницей и о роли госпожи Мияги.
— Мияги покусился на мою наложницу, а потом ее убил! — брызгая слюной, в ярости завопил Цунаёси Токугава. — Какое бесстыдство! Немедленно арестуйте его!
— Нет доказательств того, что это он отравил тушь, — сказал Сано. — Это мог сделать кто-то другой либо в имении Мияги, либо здесь, в замке Эдо, либо где-то по дороге. В настоящее время господин и госпожа Мияги находятся под наблюдением. Кроме того, я начал изучать прошлое Харумэ, потому что, возможно, корни убийства находятся именно там. Я беседовал с ее отцом... и осмотрел ее комнату.
Сано услышал, как Хирата судорожно втянул в себя воздух. Письмо госпожи Кэйсо-ин, казалось, прожигает его насквозь. Долг требовал, чтобы Сано доложил сёгуну обо всех фактах, однако он колебался. Не каждый японский подданный осмелится обвинять члена клана Токугавы. Любое оскорбительное замечание или действие может быть воспринято как выпад против самого сёгуна. И не важно, убивала ли госпожа Кэйсо-ин Харумэ или нет. За обвинение матери сёгуна — обоснованное оно или огульное — Сано самого могли уличить в государственной измене и казнить.
— Блестящая идея, — подал голос канцлер Янагисава, в его глазах вспыхнули искры. — И что вам удалось узнать?
Настало время предъявить письмо госпожи Кэйсо-ин и показания Дзимбы. Настало время проявить самурайскую храбрость. Сано боролся с собой. Нервы натянулись как струны, живот подвело.
— Я лучше узнал характер госпожи Харумэ, что поможет мне понять, чем она могла спровоцировать собственное убийство, — попытался увильнуть он. Сано не упомянул о пряди волос и ногтях, которые нашел в одежде Харумэ, поскольку не знал, имеет ли это отношение к делу. — Еще я обнаружил несколько новых направлений, по которым предстоит вести расследование. — Решившись отложить сообщение о письме, Сано выругал себя за трусость.
Хирата облегченно вздохнул. Сано показалось, что на лице Янагисавы мелькнуло разочарование. Макино, озадаченно сдвинув брови, смотрел на канцлера, не понимая, что стало с их договоренностью дискредитировать Сано.
— Вы хотите сказать, сёсакан-сама, — продолжил он, — что потратили много времени на прошлое госпожи Харумэ и не выяснили ничего существенного?
У Сано был эффектный ответ на нападки Макино, но он воспользовался им без всякого удовольствия.
— Ничто не лежит дальше правды, — сказал он. — Ваше превосходительство, прошу вас, приготовьтесь к плохой новости.
По комнате пронесся взволнованный шепот.
— Госпожа Харумэ умерла беременной.
Все затаили дыхание. Повисло гробовое молчание. Хоть старейшины внешне быстро справились с потрясением, Сано мог поклясться, что слышит, как ворочаются их мозги, строя предположения, вычисляя последствия. Цунаёси Токугава сначала неуклюже вскочил, потом снова рухнул на колени.
— Мой сын! — в ужасе воскликнул он. — Мой долгожданный наследник! Убит в чреве матери!
— Я впервые слышу о беременности, — растерялся главный старейшина. — Доктор Китано регулярно осматривает наложниц, но он ничего не обнаружил. — Остальные члены совета хором поддержали Макино. — Как вы получили эту информацию, сёсакан Сано? Почему мы должны вам верить?
По спине Сано пробежала струйка холодного пота. Почти два года удавалось скрывать незаконные вскрытия в морге Эдо. Неужели теперь эта тайна раскроется и он будет изгнан? Ощущая подкатывающуюся к горлу тошноту, он пытался придумать убедительную ложь. Сидевший рядом Хирата, знавший о прегрешениях Сано, сидел с опущенной головой, ожидая скандала.
И тут подал голос канцлер Янагисава:
— Беременность госпожи Харумэ важнее того, каким способом сёсакан Сано установил этот факт. В таком серьезном вопросе он не допустил бы ошибки.
— Конечно, досточтимый канцлер, — признал окончательно сбитый с толка Макино.
Спасение пришло от врага, который неоднократно пытался его уничтожить! Сано был слишком переполнен благодарностью, чтобы подвергать сомнениям мотивы Янагисавы. Потом он заметил в нем странную перемену. Глаза канцлера загорелись, казалось, его сильно возбудила новость о смерти неродившегося ребенка. Сано понял, что Янагисава мог хотеть этого по той же причине, что и госпожа Кэйсо-ин. Но если он не знал о беременности, то для чего ему убивать Харумэ?
Сёгун воздел руки вверх.
— Это немыслимо! — всхлипнул он. Рыдания эхом разнеслись по залу. А у Сано была еще одна неприятная тема, которую следовало затронуть.
— Ваше превосходительство, — начал он, тщательно подбирая слова, — есть... кое-какие вопросы об... отцовстве ребенка госпожи Харумэ. Ведь у нее... была связь с господином Мияги и, возможно, с лейтенантом Кусидой. Мы должны учитывать возможность того, что...
Повернувшись к Сано, сёгун взглянул на него сквозь слезы:
— Чепуха! Харумэ была, э-э, верна мне. Она ни за что не позволила бы прикоснуться к себе другому мужчине. Ребенок был мой. Он наследовал бы мне как, э-э, диктатор Японии.
Старейшины старались не смотреть друг на друга. Янагисава, сдерживая возбуждение, хранил молчание. Все знали о привычках Цунаёси Токугавы, но никто не осмеливался поставить под сомнение его мужскую силу, а сёгун ни за что не признал бы, что другой преуспел там, где он оказался не на высоте.
— Убийство моего сына является, э-э, страшной изменой. Я должен отомстить! — Сведя брови, Цунаёси Токугава выхватил меч. Сейчас он казался истинным потомком великого Иэясу, который разгромил соперников и объединил Японию. Потом сёгун бросил меч и зарыдал. — Но кто же мог совершить такое ужасное преступление?
Дверь распахнулась. Собравшиеся повернулись, чтобы посмотреть, кто осмелился прервать чрезвычайное заседание. В зал просеменила госпожа Кэйсо-ин.
Если бы Сано посмел, он бы, наверное, расхохотался. Догадывается ли кто-нибудь, что явился ответ на вопрос сёгуна? Нет, конечно, ведь они не читали ее письма.
Старейшины и канцлер Янагисава чинно поклонились госпоже Кэйсо-ин, признавая за ней право поступать как вздумается. Жеманно улыбаясь, словно проститутка на весенних смотринах в Ёсиваре, она поклонилась в ответ. Сёгун приветствовал мать радостным криком:
— Досточтимая мать! Я только что перенес жесточайшее, э-э, потрясение. Подойдите, мне нужен ваш совет!
Госпожа Кэйсо-ин прошла через зал и заняла место на возвышении рядом с сыном. Она гладила ему руку, пока он излагал принесенные Сано новости.
— Какая трагедия! — воскликнула она и, достав из рукава веер, принялась энергично обмахиваться. — Ваш шанс на прямого наследника, а мой — на внука... утрачен. Ах, ах! — скорбно запричитала она. — А я и не знала, что Харумэ носила ребенка.
Она разыгрывает горе и неведение? Прочитав письмо, Сано уже не считал Кэйсо-ин недалекой пожилой женщиной. И еще он догадывался, что женщины в Больших Внутренних Покоях знают друг о друге больше, чем доктор Китано. Кэйсо-ин не так глупа, как кажется. Неужели это она, узнав о беременности Харумэ, почувствовала для себя опасность и предприняла меры, чтобы ее отвести?
Сано был уверен только в одном: появление Кэйсо-ин позволило ему не упоминать о письме. Предъявление письма в ее присутствии перед Советом старейшин означало бы официальное выдвижение обвинения, чего он пока не готов сделать. Сначала следует собрать достаточно улик против госпожи Кэйсо-ин. А значит, придется и дальше нести бремя тайны, несмотря на долг, понуждающий его обо всем информировать Цунаёси Токугаву. Надежда уменьшила чувство вины. Возможно, дальнейшее расследование уведет его в сторону от госпожи Кэйсо-ин.
— Мы как раз обсуждали проблемы, которые породило убийство, — пояснил сёгун Кэйсо-ин, — и ход расследования сёсакана Сано. Досточтимая мать, поделитесь, пожалуйста, с нами вашей мудростью.
Кэйсо-ин погладила его руку.
— Именно за этим я и пришла. Сын, вы должны прекратить расследование и приказать сёсакану Сано немедленно отозвать своих детективов из Больших Внутренних Покоев!
— Но, госпожа Кэйсо-ин, вы же сами разрешили нам беседовать с обитателями и обслуживающим персоналом, а также искать улики! — воскликнул встревоженный Сано. — И мы еще не закончили.
Брови членов совета поползли вверх, старейшины обменялись незаметными взглядами.
— Со всем уважением к вам, досточтимая госпожа, вынужден напомнить, что Большие Внутренние Покои — это место преступления, — сказал главный старейшина Макино, хоть было видно, что он совсем не хочет поддерживать Сано.
— А значит, место особого внимания для расследования, — добавил канцлер Янагисава. Когда старейшины кивали в знак согласия, он наблюдал за Сано и Кэйсо-ин. Угол его рта приподнялся в странной улыбке.
Даже сёгун выглядел удивленным.
— Досточтимая мать, чрезвычайно, э-э, важно, чтобы убийца моего наследника был пойман и наказан. Как вы можете отказывать сёсакану Сано в возможности, э-э, выполнить свою миссию?
— Я не меньше других хочу, чтобы убийце было воздано по заслугам, — сказала Кэйсо-ин, — но не за счет мира в Больших Внутренних Покоях. Увы! — Она смахнула слезы рукавом, ее голос окреп. — Ничто не в силах вернуть ребенка, который умер вместе с Харумэ. Мы должны распрощаться с прошлым и подумать о будущем, — нежно улыбнулась она сыну. — Ради продолжения рода вы должны забыть о мести и сосредоточиться на зачатии нового ребенка. — Она повернулась к собравшимся. — Позвольте же мне, старухе, дать вам, мужчинам, несколько советов. — Снисходительно, будто нянька к малым детям, Кэйсо-ин обратилась к высшему правительственному совету Японии: — Тело женщины очень чувствительно к внешнему воздействию. Погода, фазы луны, скандалы, неприятные звуки, плохая еда — все может испортить женщине настроение. А испорченное настроение может помешать развитию мужского семени в ее чреве.
Госпожа Кэйсо-ин огладила свое плотное тело и сложила руки на животе. Старейшины уставились в пол, недовольные столь откровенным обсуждением деликатных вопросов. Канцлер Янагисава изумленно смотрел на Кэйсо-ин. Сёгун жадно ловил слова матери. Хирата съежился от смущения, а Сано почувствовал нарастающий страх, догадываясь, к чему клонит Кэйсо-ин.
— Зачатие требует полного спокойствия, — продолжала она между тем. — Когда детективы толпами бродят по Большим Внутренним Покоям, задавая вопросы, шныряя повсюду, нельзя ждать, что наложницы понесут ребенка. Это невозможно!
Она тихонько ударила Цунаёси Токугаву веером по руке.
— Вот почему вы должны избавиться от детективов. — И она торжествующе оглядела присутствующих.
Старейшины хмурились, но молчали: многие из их предшественников потеряли места в совете, выразив несогласие с госпожой Кэйсо-ин. Пока Сано собирался с духом, чтобы сделать то, чего требовали честь и здравый смысл, затянувшееся молчание прервал канцлер Янагисава:
— Ваше превосходительство, мне понятна озабоченность вашей досточтимой матери, — осторожно проговорил он. Даже второй после сёгуна человек должен уважать госпожу Кэйсо-ин. — Но мы обязаны сопоставить наше желание получить наследника с необходимостью поддерживать мощь режима Токугавы. Позволив изменнику остаться после убийства безнаказанным, мы продемонстрируем нашу слабость и уязвимость для последующих атак. Вы с этим согласны, сёсакан Сано?
— Да, — с несчастным видом ответил Сано. — Расследование должно быть продолжено без ограничений.
Госпожа Кэйсо-ин блокировала ему доступ в Большие Внутренние Покои, но явно не по той причине, которую назвала. Она боится, что он обнаружит нечто, способное уличить ее в убийстве. Опасается, что станет известно об ее отношениях с Харумэ, и хочет найти письмо, прежде чем это сделает он. Вмешательство госпожи Кэйсо-ин является дополнительной уликой в пользу ее прямого обвинения.
— Не слушайте их, — приказала сыну госпожа Кэйсо-ин. — За мной мудрость жизни. Моя вера в Будду дала мне понимание мистических сил судьбы. Я знаю, что надо делать.
Сёгун беспомощно переводил взгляде Кэйсо-ин на Янагисаву и верного сёсакана. Сано слышал удары своего сердца. Лица присутствующих расплывались перед глазами. Губы казались холодными и непослушными под тяжестью слов, которые он должен произнести, чтобы спасти расследование и переключить его на Кэйсо-ин. Но настойчивый голос чести и справедливости укрепил его смелость. Рука потянулась к поясу, чтобы вынуть письмо. Согласно бусидо, жизнь одинокого самурая стоит меньше, чем поимка убийцы и изменника.
Тут его осенила яркая, словно вспышка молнии, мысль. Он вспомнил, что больше не одинок. Если его приговорят к смерти за измену, то Рэйко и судья Уэда окажутся на лобном месте вместе с ним. Он готов пожертвовать собой ради собственных принципов, но как можно подвергать опасности свою семью?
Новое для него чувство зависимости наполнило душу Сано сладкой, болезненной теплотой. Он убрал руку от пояса. Долгие годы одиночества он мечтал о женитьбе! Но на смену облегчению пришло возмущение. Женитьба поощряет трусость за счет чести. Брак принес новые обязательства, которые противоречат прежним. Сейчас Сано еще лучше понимал неудовлетворенность Рэйко. Они оба из-за женитьбы лишились независимости. Можно ли сделать эту потерю терпимой?
Надо прожить жизнь, чтобы это узнать!
Наконец заговорил Цунаёси Токугава:
— Сёсакан Сано, э-э, продолжайте расследование. Но вы и ваши детективы должны держаться подальше от Больших Внутренних Покоев и женщин. Воспользуйтесь своей изобретательностью, чтобы поймать убийцу другим способом. И когда вы это сделаете, мы все, э-э, будем очень рады. — Затем он, рыдая, припал к груди матери.
Глядя прямо в глаза Сано, госпожа Кэйсо-ин усмехнулась.
24
Из Больших Внутренних Покоев вышли изгнанные по приказу сёгуна девять детективов, которым Сано поручил вести там расследование. У входа во дворец, где они с Хиратой поджидали своих людей, Сано подошел к руководителю группы, которая брела сквозь ночь в сторону дома.
— Нашли что-нибудь?
Детектив Озава, человек с незапоминающимся лицом, в прошлом шпион мэцукэ, покачал головой:
— Ни яда, ни чего-либо другого.
На стенах замковых переходов расплывались в тумане огни чадящих факелов. В лесу ухали филины, по всему городу лаяли собаки. Печальное очарование осени всегда будило в Сано поэта, но теперь причастность к убийству угнетала его.
— Удалось с кем-нибудь поговорить?
— Никто ничего не знает, — ответил Озава. — Это может означать одно из трех: либо им действительно ничего не известно, либо они боятся говорить, либо кто-то приказал не болтать. Я бы поставил на последнее.
— Ты обыскал апартаменты госпожи Кэйсо-ин? — спросил Сано.
Озава удивленно посмотрел на него:
— Нет. Я не знал, что это нужно, к тому же нам потребовалось бы для этого ее специальное разрешение. А что?
— Ничего, — сказал Сано, — все в порядке.
— Может, это и хорошо, что нас выставили, — заметил Озава. — Мы могли бы торчать в Больших Внутренних Покоях до конца года, так ничего и не узнав.
Это было слабым утешением для Сано, поскольку эдикт сёгуна лишал его доступа не только к жилищу Кэйсо-ин и пяти сотням потенциальных свидетелей, но также и к другому важному подозреваемому — госпоже Ишитэру. Сейчас мысль о ней напомнила Сано о неприятном деле, которым ему предстояло заняться этой ночью.
Когда они добрались до имения Сано, детективы пошли в казарму.
— Пойдем ко мне в кабинет, — сказал Сано Хирате.
Греясь у угольных жаровен и потягивая горячее саке, они сидели друг против друга. Хирата сгорбился с несчастным видом, ожидая разноса. Сано прогнал из сердца жалость. Он слишком долго терпел двусмысленное поведение вассала. И теперь тот развалил всю их работу, и, возможно, непоправимо. Сано не хотел рисковать дружбой с человеком, которого ценил больше всех прочих, но пора было призвать его к ответу.
— Что произошло во время твоей беседы с госпожой Ишитэру, и почему ты заставил начальство думать, что мы считаем ее невиновной? — спросил Сано.
— Виноват, сёсакан-сама. — Голос Хираты задрожал. — Мне нет прощения за то, что я сделал. Я... госпожа Ишитэру... — Он судорожно глотнул воздух. — Я не смог заставить ее отвечать на вопросы, поэтому и сам не знаю, убила она госпожу Харумэ или нет. Она... она все смешала во мне... — Его глаза засияли при воспоминании, и он тут же опустил взгляд, словно пойманный на чем-то постыдном. — Мне следовало молчать на заседании. Я совершил грубую ошибку. Вы должны прогнать меня. Я этого заслуживаю.
Известие потрясло Сано. Привыкший безоговорочно доверять своему старшему вассалу, он почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Однако гнев Сано угас, когда он увидел, как страдает Хирата.
— Мы всегда были вместе, и я не стану прогонять тебя из-за одной ошибки, — сказал Сано. Хирата с облегчением заморгал повлажневшими глазами. Сано тактично отвернулся, подливая в чашки саке. — А теперь давай сосредоточимся на деле. Мы лишились возможности официально допросить госпожу Ишитэру, а значит, следует найти другой способ получить у нее информацию.
Они выпили, и Хирата неуверенно заговорил:
— Возможно, мы еще сможем побеседовать с госпожой Ишитэру. — Он достал из-под кимоно письмо и протянул его Сано.
По мере чтения подавленность уступала место надежде.
— У нее есть информация по убийству? Возможно, это тот шанс, которого мы ждали.
— Вы полагаете, мне следует сходить? — В глазах Хираты вспыхнула радость, которую тут же сменил испуг. — Встретиться с госпожой Ишитэру один на один в указанном месте?
— Она обращается именно к тебе, — ответил Сано. — И возможно, не захочет говорить с кем-то другим. К тому же мы не можем подвергать ее опасности и нарушать приказы сёгуна, устраивая встречу в замке.
— Вы доверяете мне такую важную беседу? После того, что я натворил? — недоверчиво спросил Хирата.
— Да, — подтвердил Сано. — Доверяю. — На то имелось сразу две причины: ему нужна была информация, которой располагала госпожа Ишитэру, и еще он хотел, чтобы к Хирате вернулась уверенность в себе.
— Спасибо вам, сёсакан-сама. Спасибо! — Преисполненный благодарности, Хирата поклонился. — Обещаю, что не подведу вас. Мы раскроем это дело.
После того как Хирата ушел, Сано сел за стол. Читая доклады детективов, он думал, что хотел бы разделить веру помощника. Его люди опросили каждого человека из имения Мияги, ни один не признался в отравлении туши и не видел, чтобы кто-то этим занимался. Они проследили весь путь следования флакона с тушью до госпожи Харумэ. Посыльный, который его доставил, заявил, что не открывал запечатанный сверток и нигде по дороге не останавливался. Результаты допросов дворцового стражника, принявшего посылку, слуги, отнесшего ее в Большие Внутренние Покои, и нескольких людей, которые могли иметь доступ к сосуду, оказались неутешительными.
Сано потер виски, стараясь прогнать боль — не следовало принимать алкоголь на голодный желудок. Путешествие в прошлое госпожи Харумэ только запутало дело: он по-прежнему считал, что факты ее биографии как-то связаны с убийством, но не мог найти этой связи. Сано чувствовал себя опустошенным, нуждался в поддержке. Где тот уют, который он надеялся получить от брака?
Но как журчание далекого ручейка обещает утолить жажду, так сам факт присутствия Рэйко в его доме дарил подсознательное ощущение утешения и покоя. Всего за три минувших дня он настроился на волну своей жены и теперь всегда будет чувствовать ее рядом. Брак создал это чудо, несмотря на конфликты, которые их разделяли. Может, и с Рэйко происходит то же самое? Эта мысль вселила надежду на возможность взаимопонимания и гармонии. Услышав скрип половиц под ее легкими шагами, Сано забыл все тревоги дня. Она идет к нему. Сердце забилось, во рту пересохло.
Стук в дверь: три тихих, но уверенных удара.
— Входи, — сказал Сано хриплым от волнения голосом и был вынужден прокашляться.
Дверь отодвинулась. Рэйко вошла в комнату. На ней был красный домашний халат с золотыми медальонами, пышные складки подчеркивали изящные, соблазнительные формы ее тела. Длинные волосы окутывали ее до колен, словно черная блестящая накидка. Она выглядела изумительно красивой и недоступной. В ее гордой осанке Сано видел поколения предков-самураев. Взгляд Рэйко был совершенно спокоен, когда она опустилась на колени довольно далеко от Сано и поклонилась.
— Добрый вечер, досточтимый муж, — ровным голосом проговорила она.
— Добрый вечер, — ответил Сано, которого остудила ее холодность. — Хорошо провела день?
— Да, спасибо.
«Где ты была? — хотел спросить Сано. — Чем занималась?» Но это прозвучало бы допросом и, возможно, стало причиной очередного скандала. Сано старался подавить склонность сокрушать любое препятствие, отделяющее его от истины. Женитьба учила его быть терпеливым. Казалось, со времени свадьбы он повзрослел на целые годы, медленно, болезненно созревая для роли мужа. Поэтому он ждал, когда заговорит Рэйко. Разве ее приход не означает, что она ищет его общества?
— Приходил мой отец, когда вы отсутствовали, — сказала Рэйко. — Он хочет повидаться с вами завтра утром в час дракона в здании суда.
Поняв, что она пришла только затем, чтобы сообщить это, Сано испытал горькое разочарование.
— Он сказал зачем?
— Только то, что будет судебное заседание, которое, как он считает, может вас заинтересовать. Я спросила, не связано ли это с вашим расследованием, но он ничего не ответил. — Губы Рэйко искривились в горькой усмешке. — Он, как и вы, считает, что это не моего ума дело.
Сано с трудом удержался, чтобы не заглотнуть наживку.
— Спасибо, что передала мне это.
Как страстно ему хотелось прикоснуться к ней! Он представлял шелковый блеск ее волос на своих ладонях, кожей ощущал мягкую гибкость тела. В воздухе стоял аромат жасмина. Странно, но сила воли Рэйко лишь усиливала ее привлекательность. Завоевать любовь этой гордячки — совсем не то, что властвовать над слабой женщиной. Здесь нужна не грубая сила, а мудрая стратегия — искусство, которым он прославился на детективном поприще. Его душа воина приняла вызов.
Рэйко поклонилась, показывая, что готова удалиться. Ища способ удержать ее, Сано сказал первое, что пришло ему в голову:
— Прости, если я обидел тебя прошлой ночью, когда отпихнул с дороги лейтенанта Кусиды.
— Нашли что-нибудь?
Детектив Озава, человек с незапоминающимся лицом, в прошлом шпион мэцукэ, покачал головой:
— Ни яда, ни чего-либо другого.
На стенах замковых переходов расплывались в тумане огни чадящих факелов. В лесу ухали филины, по всему городу лаяли собаки. Печальное очарование осени всегда будило в Сано поэта, но теперь причастность к убийству угнетала его.
— Удалось с кем-нибудь поговорить?
— Никто ничего не знает, — ответил Озава. — Это может означать одно из трех: либо им действительно ничего не известно, либо они боятся говорить, либо кто-то приказал не болтать. Я бы поставил на последнее.
— Ты обыскал апартаменты госпожи Кэйсо-ин? — спросил Сано.
Озава удивленно посмотрел на него:
— Нет. Я не знал, что это нужно, к тому же нам потребовалось бы для этого ее специальное разрешение. А что?
— Ничего, — сказал Сано, — все в порядке.
— Может, это и хорошо, что нас выставили, — заметил Озава. — Мы могли бы торчать в Больших Внутренних Покоях до конца года, так ничего и не узнав.
Это было слабым утешением для Сано, поскольку эдикт сёгуна лишал его доступа не только к жилищу Кэйсо-ин и пяти сотням потенциальных свидетелей, но также и к другому важному подозреваемому — госпоже Ишитэру. Сейчас мысль о ней напомнила Сано о неприятном деле, которым ему предстояло заняться этой ночью.
Когда они добрались до имения Сано, детективы пошли в казарму.
— Пойдем ко мне в кабинет, — сказал Сано Хирате.
Греясь у угольных жаровен и потягивая горячее саке, они сидели друг против друга. Хирата сгорбился с несчастным видом, ожидая разноса. Сано прогнал из сердца жалость. Он слишком долго терпел двусмысленное поведение вассала. И теперь тот развалил всю их работу, и, возможно, непоправимо. Сано не хотел рисковать дружбой с человеком, которого ценил больше всех прочих, но пора было призвать его к ответу.
— Что произошло во время твоей беседы с госпожой Ишитэру, и почему ты заставил начальство думать, что мы считаем ее невиновной? — спросил Сано.
— Виноват, сёсакан-сама. — Голос Хираты задрожал. — Мне нет прощения за то, что я сделал. Я... госпожа Ишитэру... — Он судорожно глотнул воздух. — Я не смог заставить ее отвечать на вопросы, поэтому и сам не знаю, убила она госпожу Харумэ или нет. Она... она все смешала во мне... — Его глаза засияли при воспоминании, и он тут же опустил взгляд, словно пойманный на чем-то постыдном. — Мне следовало молчать на заседании. Я совершил грубую ошибку. Вы должны прогнать меня. Я этого заслуживаю.
Известие потрясло Сано. Привыкший безоговорочно доверять своему старшему вассалу, он почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Однако гнев Сано угас, когда он увидел, как страдает Хирата.
— Мы всегда были вместе, и я не стану прогонять тебя из-за одной ошибки, — сказал Сано. Хирата с облегчением заморгал повлажневшими глазами. Сано тактично отвернулся, подливая в чашки саке. — А теперь давай сосредоточимся на деле. Мы лишились возможности официально допросить госпожу Ишитэру, а значит, следует найти другой способ получить у нее информацию.
Они выпили, и Хирата неуверенно заговорил:
— Возможно, мы еще сможем побеседовать с госпожой Ишитэру. — Он достал из-под кимоно письмо и протянул его Сано.
По мере чтения подавленность уступала место надежде.
— У нее есть информация по убийству? Возможно, это тот шанс, которого мы ждали.
— Вы полагаете, мне следует сходить? — В глазах Хираты вспыхнула радость, которую тут же сменил испуг. — Встретиться с госпожой Ишитэру один на один в указанном месте?
— Она обращается именно к тебе, — ответил Сано. — И возможно, не захочет говорить с кем-то другим. К тому же мы не можем подвергать ее опасности и нарушать приказы сёгуна, устраивая встречу в замке.
— Вы доверяете мне такую важную беседу? После того, что я натворил? — недоверчиво спросил Хирата.
— Да, — подтвердил Сано. — Доверяю. — На то имелось сразу две причины: ему нужна была информация, которой располагала госпожа Ишитэру, и еще он хотел, чтобы к Хирате вернулась уверенность в себе.
— Спасибо вам, сёсакан-сама. Спасибо! — Преисполненный благодарности, Хирата поклонился. — Обещаю, что не подведу вас. Мы раскроем это дело.
После того как Хирата ушел, Сано сел за стол. Читая доклады детективов, он думал, что хотел бы разделить веру помощника. Его люди опросили каждого человека из имения Мияги, ни один не признался в отравлении туши и не видел, чтобы кто-то этим занимался. Они проследили весь путь следования флакона с тушью до госпожи Харумэ. Посыльный, который его доставил, заявил, что не открывал запечатанный сверток и нигде по дороге не останавливался. Результаты допросов дворцового стражника, принявшего посылку, слуги, отнесшего ее в Большие Внутренние Покои, и нескольких людей, которые могли иметь доступ к сосуду, оказались неутешительными.
Сано потер виски, стараясь прогнать боль — не следовало принимать алкоголь на голодный желудок. Путешествие в прошлое госпожи Харумэ только запутало дело: он по-прежнему считал, что факты ее биографии как-то связаны с убийством, но не мог найти этой связи. Сано чувствовал себя опустошенным, нуждался в поддержке. Где тот уют, который он надеялся получить от брака?
Но как журчание далекого ручейка обещает утолить жажду, так сам факт присутствия Рэйко в его доме дарил подсознательное ощущение утешения и покоя. Всего за три минувших дня он настроился на волну своей жены и теперь всегда будет чувствовать ее рядом. Брак создал это чудо, несмотря на конфликты, которые их разделяли. Может, и с Рэйко происходит то же самое? Эта мысль вселила надежду на возможность взаимопонимания и гармонии. Услышав скрип половиц под ее легкими шагами, Сано забыл все тревоги дня. Она идет к нему. Сердце забилось, во рту пересохло.
Стук в дверь: три тихих, но уверенных удара.
— Входи, — сказал Сано хриплым от волнения голосом и был вынужден прокашляться.
Дверь отодвинулась. Рэйко вошла в комнату. На ней был красный домашний халат с золотыми медальонами, пышные складки подчеркивали изящные, соблазнительные формы ее тела. Длинные волосы окутывали ее до колен, словно черная блестящая накидка. Она выглядела изумительно красивой и недоступной. В ее гордой осанке Сано видел поколения предков-самураев. Взгляд Рэйко был совершенно спокоен, когда она опустилась на колени довольно далеко от Сано и поклонилась.
— Добрый вечер, досточтимый муж, — ровным голосом проговорила она.
— Добрый вечер, — ответил Сано, которого остудила ее холодность. — Хорошо провела день?
— Да, спасибо.
«Где ты была? — хотел спросить Сано. — Чем занималась?» Но это прозвучало бы допросом и, возможно, стало причиной очередного скандала. Сано старался подавить склонность сокрушать любое препятствие, отделяющее его от истины. Женитьба учила его быть терпеливым. Казалось, со времени свадьбы он повзрослел на целые годы, медленно, болезненно созревая для роли мужа. Поэтому он ждал, когда заговорит Рэйко. Разве ее приход не означает, что она ищет его общества?
— Приходил мой отец, когда вы отсутствовали, — сказала Рэйко. — Он хочет повидаться с вами завтра утром в час дракона в здании суда.
Поняв, что она пришла только затем, чтобы сообщить это, Сано испытал горькое разочарование.
— Он сказал зачем?
— Только то, что будет судебное заседание, которое, как он считает, может вас заинтересовать. Я спросила, не связано ли это с вашим расследованием, но он ничего не ответил. — Губы Рэйко искривились в горькой усмешке. — Он, как и вы, считает, что это не моего ума дело.
Сано с трудом удержался, чтобы не заглотнуть наживку.
— Спасибо, что передала мне это.
Как страстно ему хотелось прикоснуться к ней! Он представлял шелковый блеск ее волос на своих ладонях, кожей ощущал мягкую гибкость тела. В воздухе стоял аромат жасмина. Странно, но сила воли Рэйко лишь усиливала ее привлекательность. Завоевать любовь этой гордячки — совсем не то, что властвовать над слабой женщиной. Здесь нужна не грубая сила, а мудрая стратегия — искусство, которым он прославился на детективном поприще. Его душа воина приняла вызов.
Рэйко поклонилась, показывая, что готова удалиться. Ища способ удержать ее, Сано сказал первое, что пришло ему в голову:
— Прости, если я обидел тебя прошлой ночью, когда отпихнул с дороги лейтенанта Кусиды.