Розенберг Джоэл. Путь к Эвенору

   А потому я сунул фляжку в куртку.
   И последнее, хоть и не менее важное. Две терранджийские гарроты. Я рассовал их по особым кожаным карманчикам. Жуткая вещь — тонкая гибкая струна сделана из пружинящей колючей проволоки, шипы загнуты внутрь, так что вам остается лишь затянуть удавку. Пропустите деревянную ручку сквозь петлю, набросьте петлю через голову на шею, один раз хорошенько дерните — и все, можете отпускать. Чтобы снять гарроту, бедолаге пришлось бы сперва повернуть удавку рукояткой вперед, потом пропустить ручку назад и только после этого — стянуть через голову петлю.
   Не сможете накинуть ее на голову? Никаких проблем: захлестываете удавкой шею, пропускаете ручку в петлю и тянете. Уж можете не сомневаться, что у терранджийца всегда найдется хоть одно столь негуманное оружие — эльфы бывают существами весьма неприятными, — а у человека вроде меня — целых два.
   Однако сейчас мир, и это славно. Можно не слишком готовиться, отправляясь на лесную прогулку.
   Мне хотелось увидеть Киру, прежде чем я уйду — и мне не хотелось видеть ее, — так что я повесил на плечо колчан, взял самый лучший свой лук и отправился на конюшню.
 
   Джейсон уже сидел в седле; крупный рыжий мерин под ним был не иначе как потомком Морковки. Грум заканчивал седлать коренастую чалую для Тэниети. Я выбрал небольшую пегую кобылку и заседлал ее сам, заработав широкую щербатую улыбку мальчишки: его поразило, что великий Уолтер Словотский сам занимается своей лошадью.
   Ладно, пусть себе восхищается, вреда не будет.
   Вода и сухой паек в конюшне всегда наготове. Пока от Бимстрена до Малого Питтсбурга не проведен телеграф, иного способа связи, кроме гонцов, нет, а вести, как правило, срочные — тут не до долгих сборов. Я перекинул через седло пару седельных сумок, а на луку повесил большую флягу.
   Мы выехали из главных ворот — в разгорающийся день.
   Земли, полого поднимающиеся к прежнему замку Фурнаэль — нынешнему Куллинану, — были превращены в поля по крайней мере на милю во всех направлениях. Отчасти, чтобы у барона были личные нивы, но главным образом, думаю, чтобы никакой враг не мог незаметно подобраться к замку. Западная дорога не меньше двух миль шла по пшеничным полям, прежде чем свернуть на север и нырнуть в лес, от веку считавшийся охотничьими угодьями Фурнаэлей. Езды до него было мили две — как раз разогреть коней.
   Копыта негромко стучали по немощеному тракту, над головой по глубокому синему небу скользили пушистые белые облака — так, как умеют скользить только они. Внизу легкий ветерок гнал волны по зеленому полю. Воздух был еще по-ночному прохладен — ни намека на послеполуденный зной. Ну да день еще только начинался.
   — Отличный денек, — заметил Джейсон.
   — Что есть, то есть, — откликнулся я. Не доверяю я отличным денькам.
   Один из Джейсоновых револьверов висел в кобуре у него на груди — рукоять вровень с левым локтем. Неплохое место, правда, левой рукой выхватить его будет трудновато, но вполне можно.
   Я завидовал его оружию. Если в ближайшее время гонец не привезет мне из Приюта такую же пару, я отправлюсь туда сам — потолковать с Лу Рикетти. В конце концов, первый кремневый пистолет на Этой стороне сделал я, а это что-то да значит?
   Тэннети усмехнулась.
   — Зарабатываешь популярность помощью?
   — Чего?
   — Лошадь, — сказала она. — Ты седлал ее сам. — Она фыркнула. — Этот телепень на конюшне смотрел на тебя, будто ты какой-то особенный.
   — Ну... — Я постарался как можно простосердечнее пожать плечами. — Я ведь такой и есть, Тэннети.
   Она бы на этом и успокоилась, но встрял Джейсон:
   — Так почему ты это сделал?
   Я пожал плечами — еще раз.
   — Раньше я доверял кому-нибудь подседлать мне коня, но со временем убедился, что я куда сильнее заинтересован в правильной затяжке подпруги, чем любой грум.
   Тэннети кивнула. Джейсон нахмурился. Мы быстро рысили по дороге.
   — Вон что, — наконец сказала она. — Считаешь, мы слишком засиделись?
   Пришел черед кивать мне.
   — Именно. Надо только подождать, пока все проблемы со слугами и двором не решатся. Тянет назад на дорогу?
   Джейсон кивнул.
   — Эллегон будет завтра, ну, может, днем позже. Думаю, нам стоит поискать Микина. Тревожно мне за него.
   Микин — славный парень, но у него, насколько я знал, свои дела. Да, он друг детства Джейсона, но для меня главное, что он — светопреставление, ищущее, где бы свершиться, а я в свое время наелся этого по горло. Хватит, спасибо. Да и потом...
   — Подождем немного, — сказал я. — Ахира перекинулся словцом с Данагаром, когда мы покидали Бимстрен. Тот обещал разослать разведчиков.
   Микин колесил, наверное, по Срединным Княжествам, а может, и по другим областям Эрена: искал того, кто когда-то обратил в рабство его семью. Шансов, что он нападет на след, было мало; если на что-то и можно было рассчитывать, то лишь на то, что обличье бродячего кузнеца — достаточно хорошее прикрытие.
   Впрочем, отсутствие шансов его не остановит, молодого идиота. Как не остановило бы и меня.
   Джейсон поджал губы.
   — Я должен был сам это сделать.
   — Возможно.
   На самом деле мысль дурная: последнее, чего не хватало императору Томену, — что Джейсон станет учить его лучшего полевого агента, что делать. Трон под ним пока достаточно шаток: единственное, что дает ему право на престол, — дарственная от сына узурпатора. Это не осуждение: «узурпатор» — всего лишь определение, а Карл был моим вторым лучшим другом.
   — В любом случае, — сказал я, — лучше нам подождать, пока что-нибудь не услышим, а потом полететь на Эллегоне. Так будет быстрее. И, честно говоря, я хотел бы еще пару-тройку деньков поесть, поспать и потренироваться, прежде чем снова лезть неведомо во что. — Но о Микине я все же волновался. — Не знаешь, он хороший кузнец?
   Джейсон наклонил голову.
   — Лучший, чем я. Несколько лет назад нас поднатаскал Негера. Вряд ли кто-нибудь из нас сойдет за мастера, но я смогу сделать работу хорошо, чисто и быстро. А Микин умеет лучше меня.
   — В любом случае — подождем. Вести придут скоро. Может быть, даже слишком скоро.
   — Ладно, — кивнул Джейсон. — Может, лучше будет подождать в Бимстрене?
   Тэннети ядовито ухмыльнулась:
   — Великолепная идея. — Она вытащила клинок — рапиру с крестообразной рукоятью — и несколько раз взмахнула ею в воздухе. — Почему бы тогда просто не подрубить Томену ноги в буквальном смысле?
   Она решительно отправила клинок назад в ножны.
   — Что?
   Джейсон парень сообразительный, но он еще молод.
   — Подумай сам, — сказал я. — Представь: ты подъезжаешь к замку. В Бимстрене. Что будет?
   — Как это — что будет?
   — Да вот так. Что ты сделаешь в первую голову?
   Он пожал плечами:
   — Пошлю весточку Томену. Въеду в ворота и оставлю коня у входа.
   — Верно. Ты въедешь в ворота. Без спроса и дозволения, потому что там прошло все твое детство и ты привык, что это твой дом, и никому даже в голову не придет тебя остановить — так?
   До него наконец дошло. Вся дурь, что есть в Джейсоне, излечится с возрастом — если, конечно, у него будет время повзрослеть.
   Губы у него дернулись в усмешке:
   — А Его Императорскому Величеству Томену, бывшему барону Фурнаэлю, меньше всего нужно присутствие сына Карла Куллинана, вызывающее сомнения в его праве на трон.
   — Именно. Ты будешь держаться как можно дальше от Бимстрена, пока за тобой не пришлют — если пришлют. Так же, как другие бароны. А когда ты туда приедешь — станешь держаться чуть более смиренно, чем они.
   Джейсон улыбнулся.
   — И изредка показывать характер, чтобы умолкнуть по первому взгляду императора?
   Тэннети засмеялась.
   — Он быстро схватывает. — Она повернулась к нему. — Что решим?
   Он шутливо поднял руки.
   — Остаемся здесь — так?
   — Пока остаемся, — уточнил я.
   — Отлично. А теперь потренируемся.
   И Тэннети без всякого предупреждения послала лошадь в галоп. Мы догнали ее только через полмили.
 
   Там, где тракт, сворачивая к северу, плавно уходит в пологие предгорья Беная, из лесу навстречу ему выбегает дорога — и, прорвавшись сквозь кусты и пашню, вливается в него.
   За дорогой хорошо следят, даром что идет она по лесу, — нависающие сучья подрублены, кусты по обочинам прорежены. Мчаться по ней галопом ночью я бы не рискнул, но днем, неспешной рысью — одно удовольствие.
   Я действительно наслаждался: царственные дубы и вязы высились вдоль пути, ветви их, сплетясь в вышине, пологом укрывали дорогу, и внизу, несмотря на жаркий день, было прохладно, влажно и зелено. Слух у меня очень хороший — для человека, — но даже и я не слышал ничего, кроме цоканья конских копыт.
   Отличный, тихий денек.
   Что-то зашуршало в кустах на обочине.
   В левой руке у меня мигом оказался метательный нож, в правой — пистолет... и тут кролик, выскочив из кустов, перебежал тропу и канул в лес по другую ее сторону.
   Тэннети со своим кремневиком замешкалась, но лишь на миг. Джейсон был третьим; свой револьвер, один из двух существующих, он вежливо направил в небо.
   — Какого...
   — Та хават, — сказала Тэннети. — Отбой. Это только кролик.
   Убирая кремневик в кобуру, а клинок — в ножны, Тэннети не сводила с меня глаз.
   — Ну и из-за чего все?
   Я развел руками в знак извинения, сунул в кобуру собственный пистолет, потом запихнул в ножны нож.
   — Простите.
   Парочке хватило великодушия промолчать.
   Отличный день — что же это я готов выпрыгнуть вон из кожи от малейшего шороха? Да, конечно, эти слухи о тварях из Фэйри, но где Фэйри, а где мы?
   Плохо. Слухи, конечно, есть, однако это не повод дергаться.
   Я мог бы заметить Тэннети и Джейсону, что они заведены не меньше моего, но это был бы спор ради спора — они действовали, исходя из здравого принципа, что если кто-то выхватил оружие, у него есть на то основания. У меня их не было. Кролик на расстоянии выстрела — основание, чтобы вытаскивать оружие медленно и осторожно, не ставя спутников на уши. Это не повод предупреждать — что словом, что действием, — что какая-то пакость грозит испортить праздник.
   Мы поехали молча (я старательно сдерживался) и ехали с полчаса (сколько проедешь туда, столько потом придется ехать обратно), но в конце концов за деревьями показалась полянка, и я сказал: отдыхаем.
   Я спешился более неуклюже, чем мне бы хотелось, и принялся растирать копчик.
    С каждым годом стареешь, Уолтер.
   Тэннети то ли не чувствовала боли, то ли хорошо ее скрывала. Что именно — я бы угадывать не рискнул.
   — Коней оставим? — спросила она, соскальзывая с седла.
   — Конечно.
   Я расстегнул седло, положил его на расстеленную попону разнуздал коня и привязал его к дереву — только веревка и недоуздок. Джейсон сделал то же самое.
   Тэннети просто бросила повод наземь и приказала:
   — Стоять.
   Я подумал, что если ее конь не будет стоять на месте, ей самой с ним разбираться.
   Я надел перчатки для стрельбы — в бою, если надо, я готов резать себе пальцы и обдирать руку тетивой, но на тренировке — спасибо, не хочу; а потом натянул лук, отличный лук терранджийской работы. Сколько он мне стоил — лучше не говорить. Надо бы показать его Лу; впрочем, даже ему вряд ли удастся как-нибудь его улучшить. Мягкий, изящный изгиб, склеен из трех сортов почти черного дерева, длинная накладка красного рога, прикрепленная к нему жилами, — вот он каков. К тому же до блеска отлакирован. Посередине — мягкая толстая кожа, держать так удобно, что отпускать не хочется. А натяжение — почти пятьдесят фунтов. Вполне хватает, поверьте.
   — Я всегда считал — тебе по душе арбалет, — заметил Джейсон, натягивая собственный лук. Перебросив через плечо колчан, он занялся перевязью. Немного подумал, расстегнул ее и повесил на луку седла.
   — Обычно — да, — кивнул я. — А знаешь что, Джейсон!
   — Да?
   — Что бы ты сделал, сообщи я тебе, что вот за теми деревьями — шестеро холтских мятежников, и они намерены на нас напасть?
   Он попятился к коню.
   Тэннети хмыкнула.
   — Ты бы вот что сделал — обернулся к ним и сказал: «Подождите, господа мятежники, пока я спущу штаны и наклонюсь, чтобы вам было удобнее засовывать мой меч мне в задницу». — Она ткнула пальцем в его коня. — Возьми меч.
   Мальчик мгновенно схватил и пристегнул меч. Я знаю людей, которые на замечания реагируют куда хуже Джейсона. Время от времени я любуюсь одним из них в зеркале.
   Я наложил на тетиву учебную стрелу — не хватало еще стрелять по деревьям боевыми.
   Да, я люблю арбалеты. Ими можно стрелять одной рукой, с седла или лежа — ничего этого с длинным луком не сделаешь. Две из этих вещей можно сделать с луком коротким, но с потерей в расстоянии и убойной силе. Такой компромисс меня не устраивает. Длинный лук может послать стрелу дальше любого арбалета — и с куда лучшими результатами.
   Единственная проблема — нужна куча тренировок, чтобы набить в этом руку, и еще больше их, чтобы сохранить форму.
   На другой стороне поляны, на суку, сидела, обозревая собравшихся внизу глупых людишек, жирная ворона.
   Что ж, посмотрим, не разучился ли я стрелять по технике дзен. Тренировки в этой технике здесь, когда сам себе и мастер, и ученик, — дело нелегкое... Я поднял лук, выпрямился, прицелился — не глазами — и проследил, как слетает стрела. Тетива соскользнула с пальцев мягко, ровно, одним плавным движением, а не рывком.
   Секунда — и вот стрела уже дрожит в ветви, в трех футах правее взлетевшей вороны.
   Джейсон насмешливо улыбнулся.
   — Промах на длину стрелы. Выстрел не слишком, дядя Уолтер.
   Тэннети перехватила мой взгляд. Уголки ее губ приподнялись. Будь это кто другой, я бы сказал, что он улыбается.
   — Поглядим, насколько близко к этой стреле вонзится твоя, Джейсон Куллинан. Давай удиви меня.
   Джейсон вскинул лук и выстрелил слишком быстро: тетива громко щелкнула по коже его перчаток, а стрела исчезла в лесу.
   Тэннети громко засмеялась, и Джейсон чуть не вспылил, но сумел сдержаться.
   — Что ж, — сказал он. — Будем считать, я указал, куда пойдем на охоту.
   — Потом, — ответил я. — Сперва еще немного постреляем учебными стрелами.
 
   Охота, как и рыбная ловля — и секс, коли уж на то пошло, — одно из тех дел, которыми надо заниматься, чтобы понять в них толк.
   Не считая моментов убийства, я очень люблю охотиться. По крайней мере так, как это мы сейчас делали. Крадешься по темному лесу, ноздри щекочет запах мха и прелой листвы, вслушиваешься, всматриваешься — и не боишься, что кто-нибудь выскочит из-за дерева и прикончит тебя. Это так здорово!
   Рядом со мной — те, кому я доверяю, потому что я никогда не пошел бы на охоту с людьми, которым не верю.
   Есть и другие способы охотиться. Один из лучших если хочешь добыть еду — устроить в нужном месте засаду и подождать, пока добыча сама к тебе не придет. Сидишь, экономишь силы и ждешь. Рано или поздно, если место для засидки выбрано верно, твой кролик — или олень, или антилопа, или кто-то еще — непременно появится. Но это — охота для выживания.
   Сейчас же мы развлекались. Прежде, на Той стороне, я не умел двигаться так тихо. Я не жалуюсь, прошу заметить, но быть крупным парнем — вовсе не всегда так уж приятно. Поверьте.
   Кроме того, на самом деле мы не охотились. Мы отдыхали, и пока пробирались по лесу, изредка постреливая учебными стрелами, мне удалось избавиться от своей тревоги. По крайней мере на сей момент.
   Что уже неплохо.
   — Джейсон, видишь пень — вон там? — Я показал на засохший обломок ствола футах в сорока.
   — Тот, что за упавшим деревом?
   — Точно. Спорим, я всажу стрелу в корень — тот, что справа?
   Он пожал плечами.
   — Это и я могу.
   — Отсюда? — Я приподнял бровь. — Серебряная марка тому, кто попадет ближе?
   Он кивнул:
   — Идет.
   — Тэннети?
   — Обойдетесь без моего благотворительного взноса.
   — Не о том речь. Нам нужен судья.
   — Это пожалуйста. — Она встала в позу инструктора: — Приготовились! Наложили стрелы! Натянули луки! Три... Два... Один... Огонь!
   Мишень была коварной — коварнее, чем казалась. Листва нижних ветвей старого дуба мешала «навесить» стрелу. Надо было помнить, что полетит она не по прямой, а по дуге. Хитрость была в том, чтобы направить стрелу в прогал листвы.
   Я мягко спустил тетиву; стрела ушла чуть в сторону, но не настолько, чтобы я промахнулся: она мазнула по листьям, но не отклонилась и вошла точнехонько в корень. Стрела Джейсона вспахала землю примерно в футе от цели.
   — Плати, — сказал я.
   — Запиши на мой счет, — отозвался он.
   Я вытащил стрелу из дерева и вновь наложил, высматривая следующую цель.
   — Дядя Уолтер?
   Джейсон, хмурясь, разглядывал наконечник своей стрелы, но хмурился он явно не из-за нее.
   — Да?
   — Почему мне кажется, что на самом деле мы охотимся вовсе не за оленем? Тэннети хмыкнула.
   — Может, потому, что мы тратим время на стрельбу по деревьям?
   — В замке отличное стрельбище — за казармами, — сказал Джейсон.
   — Если ты знаешь что-нибудь более скучное, чем палить все утро по мишеням, — просвети.
   Что до меня — я предпочитаю делать вид, что охочусь, и стрелять в деревья. Я никогда не тренировался метать ножи — просто пользовался ими время от времени, чтобы убедиться, что еще не утратил Дара. Но это совсем иное — учиться пользоваться ножами мне надо не больше, чем рыбе — учиться пользоваться жабрами.
   Другое дело — то, чему я учился. Если я не буду тратить по нескольку часов на длинный лук хотя бы раз в декаду, я потеряю навык, и тогда мне перестанет везти. А невезение — в понимании сына Стаха и Эммы Словотских — означает гибель. Как говорил Вуди Аллен, смерть — одна из худших неприятностей, которая может приключиться с человеком нашей профессии, и лучше немного потренироваться, страхуясь.
   Так что я тренируюсь. Чертову уйму времени пришлось мне потратить, тренируясь из чего-нибудь стрелять и чем-нибудь рубить, но тут никуда не денешься. Входит в необходимые затраты.
   Но не станешь всем все выкладывать.
   — Мне так больше нравится, — сказал я. — Погожий денек, приятная компания, свежий воздух, быть может — возможность настрелять пару марок...
   — ...от какого-нибудь лоха... — с улыбкой договорила Тэннети.
   Улыбка была неприятной и чуть не испортила мне утро.

Глава 2,
в которой я обсуждаю кое-какие семейные проблемы

   Он никогда не прощает тех, кого оскорбил.

Итальянская поговорка

 
   Почти всегда жизнь совершает переходы от плохого к худшему, но время от времени в мире происходят улучшения: ясно, что вот-вот случится какая-то мерзость, а случается что-то другое — не такое мерзкое.
   Иногда что-нибудь хорошее; а иногда — просто не случается что-то плохое. Меня и то, и другое устраивает.
   В первый раз это произошло, когда мне было лет семь. Родители собирались в гости, старший братец, Стивен, куда-то удрал, так что мне вызвали няню. Звали ее миссис Клейнман; она жила на какую-то вдовью пенсию в красном кирпичном доме через квартал от нас. Старая грымза не любила детей; ей не хотелось ни играть, ни разговаривать — только сидеть на диване, сбросив тапки, жевать чипсы, клевать носом и глядеть в телевизор.
   Что бы вы сделали на моем месте? Я сделал то, что напрашивалось само собой, — и, естественно, когда Стах и Эмма вернулись домой, разразился скандал. Когда старина Стах злился, правая щека у него подергивалась в тике. Это было похоже на биение пульса.
   Он вошел в мою комнату — свет из коридора оставлял половину его лица в тени. Стах был невысоким, коренастым, с крупными руками, которые сжимались в огромные кулаки. Сейчас руки были разжаты. Бить меня он не собирался — а вот отшлепать мог. Лицо его покраснело так, что я подумал — он взорвется. Щека часто подергивалась. Когда он склонился над моей кроватью, я — честное слово — встревожился не столько за себя, сколько за него.
   — Уолтер!
   Обычно он звал меня Сверчок — кроме случаев, когда злился. Сейчас он был в ярости.
   А потом он схватил меня своими ручищами. Я ощутил запах виски. Меня затрясло от смеха. Его смеха.
   — Знаешь, Сверчок, наверное, эта старая зануда заслужила, чтобы ее тапки прибили к полу.
   Полагаю, именно с тех пор меня перестал волновать исходящий от кого-либо запах виски.
 
   Я чистил лошадь, когда услышал позади шаги Брена. Чистить коней в замке Фурнаэль — простите, в замке Куллинан — очень удобно: в специальных стойлах устроены деревянные выгородки, невысокие и узкие. Ставишь туда лошадь, и готово: и коняка не вертится, и ты без укусов и синяков от копыт.
   Так что я не тревожился, что меня лягнут. Вообще не было никаких причин тревожиться. У дверей один из грумов и двое солдат перековывали норовистого мерина; через проход от меня другой грум возился с конем Джейсона. Да и стража всегда под рукой — только крикни. Так что если где и возникнут проблемы — то не здесь.
   Кроме того, вряд ли Брен Адахан пришел бы сюда создавать мне проблемы.
   — Привет, барон! — Я медленно повернулся, не убирая руки с ограды мойки. Привычка: с первого дня на Этой стороне я везде и всюду присматриваю себе путь отступления. Как правило, не без основания. Путь такой есть не всегда, но я всегда его ищу. — Где изволили быть?
   — Занимался делом, Уолтер Словотский, — сказал он. — Утро провел на фермах, у арендаторов. Потом вернулся, провел учет на нашей ферме. Потом был на псарне, теперь — здесь.
   — Учитываешь баронскую живность?
   Мысль хорошая; мне стоило бы об этом подумать самому. Я считаю новым домом Джейсона огражденную цитадель, но ведь на самом деле это не так: владения включают и саму цитадель, и большие примыкающие к ней угодья, а также всех живущих на них — людей и скот равно.
   — Кто-то же должен, — сказал он. Сегодня он был в коже, в светлой, почти белой куртке оленьей кожи и таких же лосинах; волосы, чтобы не падали на глаза, скреплены заколкой из оленьего рога.
   Очень стильно, но Брен Адахан всегда был одержим стилем. Сам я думаю больше о сути, чем о внешности. Нет, я несправедлив. Я бывал с ним в деле — тогда Брен Адахан был таким же опустившимся и грязным, как мы все. Он из тех, кого хорошо иметь рядом — и за спиной — в бою: это мы с Джейсоном оба знаем по опыту.
   Возможно, чтобы напомнить мне об этом, на бедра он надел простую вытертую кожаную перевязь; слева к ней был пристегнут короткий меч, справа висел кинжал и кремневый пистолет.
   — Есть у тебя минутка? — спросил он.
   — Для тебя, барон, она у меня всегда найдется, — сказал я, покривив душой.
   Он улыбнулся, словно оба мы говорили от чистого сердца.
   — Я завтра уезжаю. В моем баронстве кое-что случилось — мне надо быть там.
   — Малый Питтсбург? — поинтересовался я. В стальном городке вечно что-то случалось.
   — Да. Не совсем точно, но в общем — да. — Он кивнул, и мне на миг показалось, что мы снова стали друзьями. — Позволь помочь тебе.
   Он расстегнул перевязь, повесил ее на колышек и скинул куртку. Я уже протягивал ему щетку.
   Он провел пальцем по жесткой щетине.
   — Ранэлла поглощена железной дорогой, нужно же кому-то заниматься управлением. — Он с силой провел щеткой по второму боку кобылы; она фыркнула и заплясала, но он опытной рукой успокоил ее. — Меня ведь этому учили?
   Каждому свое, Брен.
   Он с усилием улыбнулся.
   — Я собираюсь просить Эйю поехать со мной.
   — Я тебя понимаю, — сказал я. — На твоем месте я бы тоже попросил.
   Он долго молчал.
   Может быть, ей будет лучше отсюда уехать.
   Я кивнул.
   — Может быть. Ей придется решать самой.
   — Это точно. — Он сменил тему. — Смотрю, ты сегодня без добычи. Хоть удовольствие-то получил?
   Он крепко ухватил кобылу за гриву, другой рукой успокаивающе похлопывая ее по шее.
   — Было довольно приятно.
   — Ради процесса, не ради добычи?
   — Что-то вроде того.
   Я сунул пробойник под мышку, нагнулся к переднему копыту кобылы и стал его скрести. На нем было полно навоза и грязи, почти как в нашей жизни. Я охотно не занимался бы этим — я лентяй, каких мало, да и не подобает это мне по рангу, — но есть куча всяких болезней, которые так и норовят поразить копыта, если их вовремя не очистить.
   Брен протянул руку за пробойником. Я отдал его ему, а потом успокаивал лошадь, пока он чистил сперва правое переднее копыто, потом — заднее. Очистив последнее копыто, я шлепнул кобылу по крупу и закрыл дверь денника.
   — Оставьте ее там, если не против, — крикнул конюх. Он обихаживал лошадь Тэннети. — Мне надо вычистить ее стойло я займусь этим, как только закончу с этой лошадкой, Уолтер Словотский.
   — Ей нужно свежей соломы, — заметил Брен.
   — Сейчас принесу, барон...
   Грум осекся: Брен уже поднимался на чердак. Я поднялся следом.
   В соломе зашуршало, когда мы поднялись, но крысы, как всегда, уже попрятались.
   Конюшня есть конюшня: тюки, связанные бечевкой, лежали, как кирпичи, по четыре в ряд, у дальней стены. Брен разрезал веревку, а я вилами сбросил солому вниз.
   — Трудное это дело, — Брен изучал рукоять ножа, — быть учеником великого покойного Карла Куллинана.
   — Так я слышал.
   — Приходится меняться, знаешь ли. — Его улыбка более не была дружелюбной. — В прежние дни все было бы просто. Никто не посмел бы встать между мной и тем, что я хочу. Но если бы кто и рискнул, трудностей не возникло бы. — Он похлопал себя по бедру, где полагалось быть рукояти меча. — Все люди созданы равными, да? Так было не всегда. У тех, кто стоит ниже меня, не хватило бы жизни стать таким бойцом, каким я был. И есть.