Страница:
Уважительное отношение Джейсона к холту меня впечатлило бы, если бы это не был скорее способ не дать Адахану сунуть нос в чужие дела, чем желание выказать ему доверие.
— Я с тобой.
Тэннети быстро проглотила последний кусок форели. К десерту Тэннети равнодушна. Она встала, проверила, на месте ли нож, потом застегнула перевязь на талии.
Я вовсе не собирался идти с ними: три мушкетера достаточно опытны, чтобы обыскать крестьянина, да в придачу там будет Тэннети. К тому же я намеревался полакомиться ежевичным тортом У'Лен — обожаю его, хоть зернышки и застревают вечно у меня между зубами. Но Джейсон вышел, и Ахира двинулся следом, так что пришлось подниматься и мне.
Я бы из чувства эгалитарности пригласил его в дом, но меня никто не спросил.
Мы встретились с ним во дворе, под бдительным оком стражи, в мерцающем свете факелов и сиянии звезд.
Крестьянин выглядел не так, как я ожидал, хотя я мог бы и сообразить. Велен в добрых двух днях ходьбы — фермер пришел не сам, а прислал сына. Маленький, грязный, вонючий, он был не слишком умен — но и не настолько туп, чтобы не нервничать. Он то и дело бил себя по лбу костяшками пальцев, выдавливая из себя жалобу, что какая-то тварь убила корову его отца.
И при этом плакал.
Да. Корова. Чепуха, верно? Ошибаетесь. Для крестьянина с клочком поля да двумя коровами это — мостик между жизнью и голодной смертью. Хорошая молочная корова может прокормить всю семью, а заодно и приносить теленка каждые пару лет. Коровы — не лучший способ переработки съедобного зерна: если кто понимает насчет белкового баланса, то вегетарианство на несколько порядков эффективнее, — но многое из того, что ест корова, для людей несъедобно.
Право выпаса на баронских землях само по себе для крестьян не спасение. Крестьяне не едят траву.
— Похоже, что это волки, — хмуро заметил Джейсон. — За войну они расплодились.
Кое на что дворянство годится. На то, например, чтобы ограничивать численность других хищников. В Биме к тому же это традиционно дело барона.
Тэннети пожала плечами.
— С волками мы вроде справляемся, — сказала она. — Что с четвероногими, что с двуногими. Ружья в деревнях есть?
Дарайн кивнул.
— Не так чтобы всех их перебить, но отгонять хватает.
— Взять корову с его выгона? — Ахира пожал плечами. — Может, и стоит.
Он взглянул на меня, приподнял бровь и слегка развел руками.
Я поджал губы и покачал головой.
— Не-а.
— Ты считаешь, это не волки? Джейсон был несколько раздражен. Я вздохнул.
— Ты не понял. Ахира спросил, как я думаю: это ловушка или нам стоит отправиться взглянуть на тушу, пока волки ее не дожрали.
— Ты об этом спросил? — Джейсон повернулся к гному.
Тот кивнул.
— Об этом. — Он улыбнулся. — Что, неприятно?
Джейсон нахмурился. Я усмехнулся.
Так случается у старых друзей: когда проводишь рядом чертову уйму лет и беседуешь чертову уйму раз на чертову уйму тем, в какой-то миг понимаешь, что слова в общем-то не нужны. Ты не гадаешь, как поступит твой друг, — ты это знаешь. Довольно слова, жеста, порой не нужно и их — все и так ясно.
Но это не то, что можно объяснить семнадцатилетним — даже очень ответственным и умным. Они попросту не поверят.
Впрочем, в данном случае объяснить было просто. Ввязываться в обычную волчью охоту нам с Ахирой вовсе не обязательно, но если тут что-то еще — это может быть связано с теми рассказами о тварях из Фэйри, а во всем, в чем замешана магия, может быть замешан Арта Мирддин. И мы.
Поймите: я понятия не имею, зачем Арта Мирддин — да-да, тот самый легендарный Арта Мирддин — перенес нас сюда. Вряд ли затем, чтобы, как он говорил сначала, мы добрались до Врат между Мирами и открыли их для него. Я, конечно, скептик, но мне в это не верится. Потому, во-первых, что я не люблю, когда меня используют те, кого я не люблю, — друзей для этого вполне хватает. Я никогда не любил картинки-головоломки, и уж совсем не по мне — быть в такой картинке кусочком.
А может, я просто боюсь, что вселенная поступит со мной гак, как меня всегда подмывало поступить: всунет кусочек на место, куда он не совсем подходит.
Кусочку придется туго.
Беда в том, что к данной человеку жизни не приложена инструкция по использованию, и всякий раз приходится по новой решать, во что влезать, а во что нет. После двадцати лет дружбы с Ахирой я знал, что он не будет спать спокойно, пока мы не проверим все сами, — и вообще до этого времени спать не захочет.
Как всегда, он втравливал меня в историю, вызывающую у меня дурные предчувствия.
Ладно, раз мы решили поучить пацана жизни, то стоит продолжить урок.
— Снаряжение, — сказал я Ахире. — Давай скажи ему, что, по-моему, надо взять.
Гном кивнул и, отведя Джейсона в сторону, принялся шептать что-то ему на ухо. Проверяльщики...
— Так, — сказал я. — Нам нужна повозка и запряжка для нее. — С этим ясно: все знают, что я предпочитаю мягкий облучок жесткому седлу. — Пайки и стандартное дорожное снаряжение — просто взять в конюшне пару готовых мешков. Потом устроим налет на склад — каждому нужно по гамаку. — Они из эльфийского шелка, легкие как перышко и прочные. Если такой гамак есть где растянуть, то лучше спать в нескольких футах над холодной землей, а не на ней. И не в ней, коли уж на то пошло... — Сигнальные ракеты, пять резвых коней — на всякий случай... рогатины, гранаты, кремневые ружья плюс личное оружие. А вот рассаду он наверняка забыл.
Ахира заулыбался во весь рот.
— Обижаешь! Я сказал — два ящика.
— Умница.
Одна из моих не совсем сумасшедших идей: раз уж крестьянское меню все равно в основном состоит из бобов и картошки, так бобы можно с тем же успехом прорастить и существенно увеличить их питательную ценность без дополнительных затрат.
Отсюда и ящик с рассадой. Джонни Яблочное Семечко отдыхает.
— Но это не все.
— Так я ему и сказал. — Ахира рассмеялся. — Продолжай.
— Мелкие удобства. Еще ты сказал ему, что надо позаботиться положить в повозку лишние одеяла — чтобы мне не пришлось отбивать свою нежную задницу на жесткой доске. Добавь к этому чистый чайник и заварку. И бутылочку «Отменного».
Я не имею привычки надираться в дороге, но глоток-другой доброго пшеничного виски перед сном отлично прочищает горло.
Ахира ткнул мальчика в бок.
— Понял?
Джейсон нахмурился. Искал, должно быть, в чем тут хитрость, но хитрости не было — после стольких-то лет дружбы.
Тэннети хмыкнула — ехидно, разумеется.
Крестьянин совершенно ничего не понимал, что было вполне ожидаемо: разговор большей частью шел по-английски, а он если на каком языке и мог говорить, то лишь на эрендра.
Джейсон повернулся к нему.
— Можешь показать где?
— Да, господин, — только, это самое... днем.
Джейсон поманил Дарайна.
— Накормите Мадука и устройте на ночь. И чтобы на рассвете он был сыт и готов в путь.
— Да, барон Фур... Куллинан.
— Именно что, — с улыбкой сказал Джейсон. — Барон Фуркулиннан. Будем знакомы. А вторая ваша корова? Ты уверен, что она цела?
Хорошее замечание: крестьянин, молод он или стар, не оставит свою единственную корову без охраны на полтора дня.
— Отец завел ее в дом, господин барон.
Ахира взглянул на меня и развел руками. Дарайн повел крестьянина прочь.
— Иди-ка ты спать, Джейсон, — сказал я. — Завтра у тебя долгий день.
Позади нас, стараясь быть незаметной, пробиралась Андреа — так что и я не стал ее замечать. Пусть себе развлекается.
— И у вас тоже. Ахира тряхнул головой.
— Нет. Ночь достаточно светлая. Мы с Уолтером выезжаем сейчас.
— Опять ночью не спать, — заметил я.
Гном пожал плечами.
— Не впервой. Попрощаемся с родными — и в путь. — Он повернулся к Тэннети: — Ты с нами?
— Конечно. — Она вздохнула. — Только вряд ли чего убивать придется... — Она глянула на меня. — Как ты рассчитываешь отыскать эту штуку в темноте?
Ахира пожал плечами — вместо меня.
— До рассвета мы туда не доедем, а к тому времени место будет отлично заметно. Грифы. — Он немного подумал. — Втроем должны справиться.
Джейсон кашлянул.
— А как же я?
Я улыбнулся.
— Но ведь ты выезжаешь завтра.
Он развел руками.
— Отлично. Мне преподан урок. А можно узнать, что он означает?
— Я думал, это очевидно. —Ахира вздохнул. — Когда мы здесь, в твоем доме — ты барон Куллинан, а мы твои гости. Прекрасно. Нет проблем. Но когда мы выходим из твоего дома или хотя бы собираемся выйти — мы уже не твои гости и уж тем более не твои слуги. Мы — твои товарищи.
— Скажи «старшие товарищи» и добавь «наставники» — попадешь в точку, — добавил я. — Мы с гномом не можем сидеть при тебе годами; а научиться нужно многому.
Какое-то время он стоял молча, и я начал уже сомневаться, как он это проглотит. Я хочу сказать, когда мне было семнадцать, я терпеть не мог публичных выволочек. Честно говоря, я и сейчас терплю их с трудом. Даже с глазу на глаз.
— Доброго пути, — сказал он, повернулся и пошел прочь.
Тэннети сплюнула.
— Болван.
Интересно, подумал я, о ком это она — о Джейсоне, об Ахире или обо мне, но спрашивать не стал. Никогда не задавай вопроса, если не хочешь услышать ответ.
— Нечестно, — сказала позади меня Андреа. — Но все равно спасибо.
Я чуть вздрогнул, словно она меня напугала. Тэннети подозрительно наклонила голову, Ахире этого и не надо было. Я усмехнулся:
— Я сделал это не для того, чтобы пришпилить его к твоей юбке. Я сделал это ради собственной шкуры. Если Джейсону работать с нами — он должен доказать, что на него можно положиться. Кроме того, у него гости — старосты — и их надо развлекать.
А может, я просто помнил, что мальчишка однажды сбежал, когда был нужен — ладно, сразу после того, когда был нужен, — и это навлекло множество бед на многие головы.
Андреа снова была в кожаных штанах, а сверху — в черной матовой кожаной куртке. Самый дорожный костюм. Через плечо у нее висела сумка, а из-под расстегнутой куртки выглядывали два пистолета в кобурах, тот, что на левом бедре — рукоятью вперед.
— Ты для чего так вырядилась? — спросил я, будто не понял.
Ее взгляд стал отдаленным и каким-то чужим, и мне это совсем не понравилось.
— Мне надо уехать отсюда. Хоть ненадолго, не то я свихнусь. — Она тряхнула головой, словно отгоняя морок.—Ходят слухи, — продолжала она, — о тварях из Фэйри, о животных, перекушенных пополам. И потом, тот громадный зверь, чем бы он ни был, на которого наткнулись на Расколотых островах Джейсон и Тэннети... Я вам пригожусь. Вот увидите.
— Там, похоже, были просто волки.
Волшебные твари и люди не уживаются рядом, и в Эрене их днем с огнем не сыщешь. Болтают, разумеется, всякое, но по большей части рассказы рассказами и остаются. Я сам был источником многих легенд — мне ли не знать, какая чушь порой за ними скрывается!
Она склонила голову к плечу.
— А если это не просто волчья стая? Что ты тогда будешь делать?
А как она думает — что я сделаю?
— Удеру со всех ног, вот что.
Я думал об этом весь вчерашний день — и все сходилось на том, чтобы не впутывать Энди в эти дела. Плюнув на теории Дории.
Учитывая, в каком мире мы живем и в каких передрягах нам случалось бывать, нечего удивляться, что много моих знакомых женщин были изнасилованы. Относительная свобода от подобного рода нападений возникла относительно недавно в большинстве обществ вопрос состоит в том, кого, кроме женщины, задевает это нападение. (Мы привыкли считать, что на Той стороне все хорошо и справедливо, но в стране, где я родился, нападения — это преступления против государства, а не против личности, и государство решает, давать делу ход или нет. Я знаю, что говорю.)
Все оставляет шрамы. У Киры свои проблемы; Тэннети это превратило в с трудом управляемую психопатку. Дория едва не стала чем-то средним между салатом и брокколи, если вы понимаете, о чем я. Эйя, думаю, выкарабкалась из этого лучше, чем они все, но и у нее в глазах я порой вижу огоньки безумия. Точно такие же, как в глазах Андреа.
Нет уж. Хватит с нас в деле одной сумасшедшей — Тэннети, пусть нам всего-то и придется, что пристрелить несколько худых, перепуганных волков. Второй псих нам не нужен, тем паче наркоманка от магии. Ладно, пусть она и не магическая наркоманка; Дория может и ошибаться.
Но Энди не была в поле долгие годы, и я как раз собрался ей это объяснить, так что почувствовал себя полным кретином, когда — после всех моих разглагольствований о том, что мы практически читаем мысли друг друга — Ахира вдруг сказал:
— Ладно. Давайте быстро попрощаемся с кем надо — и в путь.
Это было для меня полной неожиданностью. И не самой приятной.
Глава 4,
Я сумел попрощаться со всей семьей — даже с младшей дочкой.
Дория Андреа пошла в отца — она «сова», и этим похожа на меня и Стаха, а не на Эмму и Стива или на мать и сестру. Но в этом возрасте то, что она еще не была в постели, объяснялось только одним — поздним ужином.
— Спокойной ночи, прокурор в юбочке, — сказал я, укладывая ее.
Это наша домашняя шутка, никто, кроме своих, ее не поймет. И никого, кроме нас, она не рассмешит. Доранна крепко обхватила меня за шею.
— Возвращайся скорей, папка. Пожалуйста!
— Непременно. — Я осторожно высвободился, на миг коснулся ее волос, по-детски мягких, которые день ото дня делались все золотее, совсем как у ее матери. — Спи, солнышко.
Джейни ждала меня в зале, прислонившись к стене. Она начала что-то говорить, но умолкла, когда я приложил палец к ее губам. Я осторожно прикрыл дверь и отвел дочь в сторонку.
— Беда в том, милый папуля, — сказала она, не обращая внимания на мое лицо, — что под старость ты стал слишком хитер.
— Вот как?
Ненавижу, когда она зовет меня «милым папулей»!
— Ты хорошо объяснил моему парню, что не стоит на тебя давить — даже и пытаться не стоит. Но ты, как я понимаю, отказался от простенького тренировочного варианта, от которого всем вам была бы немалая польза. Мне такой обмен не кажется выгодным. — Она передернула плечами. — Если, конечно, мое мнение хоть сколько-нибудь важно.
Поскольку меня самого это тоже беспокоило, то не согласиться мне было бы так же трудно, как и признать, что действительно я не прав, так что я не сделал ни того, ни другого.
— Оно важно, девочка.
Я на миг обнял ее.
Она улыбнулась. И почему это улыбки моих дочек озаряют весь мир?
— Будь здорова, — сказал я.
Кира сидела в мягком кресле; слева горит лампа, шитье отложено, а она что-то то ли вяжет, то ли плетет — я в этом ничего не понимаю, да и не хочу понимать.
— Ты едешь.
Голос ее ровен, она словно говорит: «Я не стану уговаривать тебя не ехать».
— Похоже на то, — улыбнулся я. — Ты не волнуйся. Я умею не лезть на рожон.
Она вымученно улыбнулась. Или я уже перестал различать ее искреннюю и деланную улыбки. Нет, после стольких лет я должен был научиться видеть разницу. Должен был.
— Это хорошо, — сказала она.
Снаружи холодало, и холод уже просачивался в дом. Я сбросил придворный костюм, запихнул его в гардероб. Быстро натянул подштанники, черные кожаные штаны, черную же полотняную рубаху и, набросив на плечи бурый плащ, застегнул его над ключицей черненой бронзовой пряжкой. Взял из вазы розу, понюхал, сунул в пряжку и осмотрел себя в зеркале.
Я вовсе не уверен, что мне понравился тот востроглазый парень, что глянул на меня из стекла, хотя выглядел он что надо.
Привлекателен, зараза. Черты лица правильные, глаза с легким восточным разрезом, твердый подбородок, усы как у доктора Фу Манчу. Хорошо за сорок, но морщинки в углах глаз только-только намечаются, зато виски тронуты сединой, что вовсе его не портит — плохо лишь; что седина такая же несимметричная, как улыбка.
Ну и улыбочка — беспечная, легкомысленная. Сразу видно, что почти всегда этот тип донельзя собой доволен, но ничто в его лице не подсказывало, что у этого чувства есть достаточные основания.
Очень возможно, размышляет он сейчас о том, что ему предстоит ехать вместе с красивой приятельницей прежних дней, сына которой он так умно — и вовремя — отговорил от этой самой поездки, и, может, удастся должным образом раздуть прежние угли.
Возможно также, он думает, как глупо размышлять о подобном рядом с женой. Впрочем, это как раз сомнительно. Как я уже сказал, не уверен я, что этот тип мне нравится.
— О чем ты думаешь? — спросила Кира. Словно мы настоящие муж и жена, которые могут задавать друг другу подобные вопросы — и рассчитывать на честный ответ.
Кира, подумал я, что с нами стало?
— Думаю, что я голый.
Я улыбнулся ей самой ободряющей из своих улыбок и прошел в гардеробную. Кстати, я почти не соврал.
Оружие было на месте — разумеется. Я надел все: метательные ножи, пистолеты в кобурах, перевязь с коротким мечом и длинным заостренным кинжалом. Я знаю, что охотничий нож лучше, но предпочитаю кинжал. Дань традиции.
Кроме того, я к нему привык.
Скатал охотничью куртку и сунул под мышку. В двух из множества ее карманов — терранджийские удавки.
Кира отложила вязание-плетение, или чем там она занималась, и подошла к шифоньеру в углу.
— Вот. — Она подала мне полностью собранный кожаный рюкзак. — Одежда, немного вяленого мяса, сладости — все, что тебе нужно. — Она улыбнулась мне. — Почти.
Я сунул в рюкзак куртку и закинул его за плечо.
— Спасибо.
Поцеловав кончики пальцев, я коснулся воздуха перед ней. Она наклонилась к моей руке, пару раз сглотнула слюну — с трудом.
— Скоро вернешься?
Конечно, должен был сказать я, не тревожься.—А ты этого хочешь?
— Да. — Она закивала. — О да. Я этого очень хочу.
— Тогда почему бы не... ладно.
Она ждала, приподняв голову. Сколько бы раз это ни кончалось плохо, я всегда думаю, что если буду двигаться медленно, действовать нежно и бережно — все будет в порядке. На сей раз все будет в порядке.
Кретин.
— Все хорошо, Кира.
Я осторожно обнял ее. Один миг, один краткий миг я думал, что все обойдется — теперь, когда она позволила мне снова прикоснуться к себе.
Но она покачала головой — сперва неуверенно, потом бешено затрясла ею, а потом уперлась руками мне в грудь и оттолкнула меня.
— Нет!
Я вышел из комнаты, не обращая внимания на рыдания за спиной.
Черт побери, моей вины тут тоже нет!
В конюшне нас уже ждали. Целый комитет по проводам: Дория, Эйя, Дарайн, Кетол и Пироджиль. Брен Адахан остался развлекать старост. Верховые кони были уже оседланы, пару лошадей впрягли в повозку.
Я проверил подпругу, угостил морковкой пегую кобылку, выбранную для меня Тэннети, и привязал ее к заднику повозки. Я собирался править повозкой, но и верховая лошадь была мне нужна. Мало ли что — вдруг придется удирать быстро и без дороги. Для пересеченной местности повозки приспособлены плохо.
Ахира уже сидел на своей мышастой кобылке, и, когда я вошел, Тэннети взлетела в седло норовистого вороного мерина с белой отметиной на морде. Он заплясал, она ударила его каблуками и направила мимо факелов во двор.
Андреа аккуратно сложила одеяло вдвое, покрыла им облучок и забралась в повозку.
— Поехали!
Она уселась и похлопала по облучку рядом с собой. Дория, все еще в вечернем платье, глянула на меня, сморщила губы и пожала плечами.
Береги себя, Уолтер, — сказала она. Пальцы ее на миг сжали мое плечо, потом она легонько поцеловала меня в губы. — Приглядывай там, ладно?
— За кем? —улыбнулся я ей победной улыбкой. Она не улыбнулась в ответ.
— За всеми, — сказала она. — Особенно за Андреа.
Я не знал, как закончатся дела с Эйей — правду сказать, я не знал, хочу ли вообще кончать их, — пока не услышал собственный голос:
— Проводи меня до ворот. Остальные нагонят.
Я переглянулся с гномом и развел пальцы на одной руке: «Дай мне пять минут, ладно?»
Он повторил знак и кивнул. «Пять, но не шесть».
Мы с Эйей вышли из конюшни и погрузились во мрак. Я спиной ощущал враждебный взгляд — интересно, подумалось мне, из какого окна сейчас смотрит Брен Адахан. Укрепленные на стенах крепости факелы трещали и чадили, бросая в темное небо клубы черного дыма. С неба на нас смотрели любопытные звезды — подмечали каждый шаг, каждый жест, каждое слово. А может, и нет.
Эйя была в том же, что и за обедом, костюме с мелавэйскими мотивами. Я мысленно принялся развязывать сложный узел у нее на левом бедре.
— Ты боишься, — сказала Эйя.
— Я всегда боюсь. — И это была правда. — Боюсь, когда просыпаюсь утром, боюсь, когда ложусь спать вечером.
Она засмеялась — теплый, звенящий звук, как будто пропела виолончель.
— Попробовал бы ты убедить меня в этом, когда я была девчонкой! Мой дядя Уолтер боится? Дядю Уолтера так же невозможно напугать, как... — она пошевелила в воздухе пальцами, подыскивая подходящее сравнение, — ...как моего отца.
Я хмыкнул.
— Вот тут ты права. Карл был слишком туп, чтобы бояться.
Она взяла меня за руку, и мы пошли молча, держась за руки, как школьники.
— Это всего на пару дней? Я пожал плечами:
— Как выйдет. Может, немного дольше. А может, там придется так жарко, что мы вообще сгинем на веки вечные. Никогда ведь не знаешь, как оно обернется.
Все было, как в прежние Приютские дни: отряд уходит в набег, нарываясь на приключения, — и, разумеется, находит их: в виде очередного работоргового каравана. Работорговцам приходится перевозить рабов с места на место, особенно новых рабов: людям свойственно завязывать отношения с другими людьми, даже если эти другие — их собственность. А это мешает бизнесу.
Не могу сказать, что я любил те дни — дни, когда я был правой рукой Карла. Да, конечно, кое-что в них было: дела, в которых не участвовал Карл, частенько заканчивались довольно приятно. Мы ведь освобождали не только мужчин. Среди освобожденных бывали женщины, и много, причем попадались весьма привлекательные. Просто поразительно, насколько благодарна может быть женщина тем, кто ее освободил, и как она подчас выражает свою благодарность. Можете расспросить мою жену.
Ну, и добытые деньги тоже лишними не были. Но...
— Брен звал меня с собой в Малый Питтсбург, — сказала Эйя. — Как думаешь — ехать?
— Малый Питтсбург — интересное место, — отозвался я. — Он, конечно, грязен и весь в саже — но посмотреть стоит.
— Я не об этом.
— Знаю. — Ее ладошка в моей была теплой. — Ты о том, что иногда надо принимать решения. Брен не станет ждать вечно. Кира когда-нибудь прозреет. Мы должны решить, кто мы друг другу.
Она кивнула:
— Можешь добавить, что и я не стану ждать вечно. Но я спрашивала не о вечности, даже не о будущем. Я спрашивала о настоящем. Кем мы должны быть друг другу сейчас, Уолтер Словотский?
Я погладил пальцами ее руку.
— Друзьями. По меньшей мере.
Она замерла и выдернула свою ладонь из моей. Воздух меж нами застыл, и мне вспомнилось: Эйя, прижавшись щекой к прикладу, твердо держит ружье и плавмо спускает курок — а по боку ее стекает алая влага.
— Товарищами по оружию, — сказала она, и в голосе ее послышался знакомый куллинановский холодок. — По меньшей мере.
— Разумеется! — Я поднял руки в знак извинения. — Навсегда.
Холодок сменился улыбкой.
— Так-то лучше. — Она обхватила ладонями мое лицо и крепко поцеловала.
Когда мы выехали за ворота, Энди начала было что-то говорить, но потом передумала. И слава Богу.
Глава 5,
Скакать ночью по проселочной дороге поначалу даже интересно. Впереди, изгибаясь и извиваясь, бежит сквозь поля тракт, кони мчатся по нему, минуя деревни, и удары их копыт неровной дробью разносятся в воздухе. Когда-нибудь подберу себе упряжку лошадей с одинаковым шагом.
Было темно, но не облачно. Над головой бледно сияли звезды, окрашивая пейзаж всеми оттенками ночи — от нежнейшего белого до глубокого бархатистого черного. Ночь полнилась звуками: ухали совы, звенели насекомые, тихонько шуршал в камышах и кронах деревьев ветер. От леса тянуло мятной прохладой.
Но все это быстро приелось.
Дорога вела себя, как все дороги: шла прямо, изгибалась и снова шла прямо. Звезды озаряли пейзаж бледным белесым светом, лишая его всех оттенков, кроме намека на болезненно-синий, превращая ночь в подобие старого черно-белого телевизора.
И все время лошади колотили по пыли копытами, иногда облегчаясь прямо на ходу, и тогда в воздухе плыли ароматы мочи и навоза.
Нет уж, «бьюик» куда лучше.
Хотел бы я поменяться глазами с Ахирой. Просто развлечения ради. Зрение гномов уходит в инфракрасный спектр, что не только позволяет им видеть на два цвета больше, чем всем остальным, но и дает огромные преимущества ночью. (Именно поэтому их пещеры чаще освещаются волшебной сталью, чем живым огнем — пламя инфравидящих попросту слепит.)
Двигались мы тихо. Очень соблазнительно поболтать в дороге — но я так и вижу, как некто, лежащий в засаде, с усмешечкой шипит второму, какие мы молодцы, что въехали под деревья, и как нас легко взять. Спасибо, не надо. В тишине мы с Ахирой способны услышать впереди малейший шорох — если он раздастся. И, значит, спастись от беды.
— Я с тобой.
Тэннети быстро проглотила последний кусок форели. К десерту Тэннети равнодушна. Она встала, проверила, на месте ли нож, потом застегнула перевязь на талии.
Я вовсе не собирался идти с ними: три мушкетера достаточно опытны, чтобы обыскать крестьянина, да в придачу там будет Тэннети. К тому же я намеревался полакомиться ежевичным тортом У'Лен — обожаю его, хоть зернышки и застревают вечно у меня между зубами. Но Джейсон вышел, и Ахира двинулся следом, так что пришлось подниматься и мне.
Я бы из чувства эгалитарности пригласил его в дом, но меня никто не спросил.
Мы встретились с ним во дворе, под бдительным оком стражи, в мерцающем свете факелов и сиянии звезд.
Крестьянин выглядел не так, как я ожидал, хотя я мог бы и сообразить. Велен в добрых двух днях ходьбы — фермер пришел не сам, а прислал сына. Маленький, грязный, вонючий, он был не слишком умен — но и не настолько туп, чтобы не нервничать. Он то и дело бил себя по лбу костяшками пальцев, выдавливая из себя жалобу, что какая-то тварь убила корову его отца.
И при этом плакал.
Да. Корова. Чепуха, верно? Ошибаетесь. Для крестьянина с клочком поля да двумя коровами это — мостик между жизнью и голодной смертью. Хорошая молочная корова может прокормить всю семью, а заодно и приносить теленка каждые пару лет. Коровы — не лучший способ переработки съедобного зерна: если кто понимает насчет белкового баланса, то вегетарианство на несколько порядков эффективнее, — но многое из того, что ест корова, для людей несъедобно.
Право выпаса на баронских землях само по себе для крестьян не спасение. Крестьяне не едят траву.
— Похоже, что это волки, — хмуро заметил Джейсон. — За войну они расплодились.
Кое на что дворянство годится. На то, например, чтобы ограничивать численность других хищников. В Биме к тому же это традиционно дело барона.
Тэннети пожала плечами.
— С волками мы вроде справляемся, — сказала она. — Что с четвероногими, что с двуногими. Ружья в деревнях есть?
Дарайн кивнул.
— Не так чтобы всех их перебить, но отгонять хватает.
— Взять корову с его выгона? — Ахира пожал плечами. — Может, и стоит.
Он взглянул на меня, приподнял бровь и слегка развел руками.
Я поджал губы и покачал головой.
— Не-а.
— Ты считаешь, это не волки? Джейсон был несколько раздражен. Я вздохнул.
— Ты не понял. Ахира спросил, как я думаю: это ловушка или нам стоит отправиться взглянуть на тушу, пока волки ее не дожрали.
— Ты об этом спросил? — Джейсон повернулся к гному.
Тот кивнул.
— Об этом. — Он улыбнулся. — Что, неприятно?
Джейсон нахмурился. Я усмехнулся.
Так случается у старых друзей: когда проводишь рядом чертову уйму лет и беседуешь чертову уйму раз на чертову уйму тем, в какой-то миг понимаешь, что слова в общем-то не нужны. Ты не гадаешь, как поступит твой друг, — ты это знаешь. Довольно слова, жеста, порой не нужно и их — все и так ясно.
Но это не то, что можно объяснить семнадцатилетним — даже очень ответственным и умным. Они попросту не поверят.
Впрочем, в данном случае объяснить было просто. Ввязываться в обычную волчью охоту нам с Ахирой вовсе не обязательно, но если тут что-то еще — это может быть связано с теми рассказами о тварях из Фэйри, а во всем, в чем замешана магия, может быть замешан Арта Мирддин. И мы.
Поймите: я понятия не имею, зачем Арта Мирддин — да-да, тот самый легендарный Арта Мирддин — перенес нас сюда. Вряд ли затем, чтобы, как он говорил сначала, мы добрались до Врат между Мирами и открыли их для него. Я, конечно, скептик, но мне в это не верится. Потому, во-первых, что я не люблю, когда меня используют те, кого я не люблю, — друзей для этого вполне хватает. Я никогда не любил картинки-головоломки, и уж совсем не по мне — быть в такой картинке кусочком.
А может, я просто боюсь, что вселенная поступит со мной гак, как меня всегда подмывало поступить: всунет кусочек на место, куда он не совсем подходит.
Кусочку придется туго.
Беда в том, что к данной человеку жизни не приложена инструкция по использованию, и всякий раз приходится по новой решать, во что влезать, а во что нет. После двадцати лет дружбы с Ахирой я знал, что он не будет спать спокойно, пока мы не проверим все сами, — и вообще до этого времени спать не захочет.
Как всегда, он втравливал меня в историю, вызывающую у меня дурные предчувствия.
Ладно, раз мы решили поучить пацана жизни, то стоит продолжить урок.
— Снаряжение, — сказал я Ахире. — Давай скажи ему, что, по-моему, надо взять.
Гном кивнул и, отведя Джейсона в сторону, принялся шептать что-то ему на ухо. Проверяльщики...
— Так, — сказал я. — Нам нужна повозка и запряжка для нее. — С этим ясно: все знают, что я предпочитаю мягкий облучок жесткому седлу. — Пайки и стандартное дорожное снаряжение — просто взять в конюшне пару готовых мешков. Потом устроим налет на склад — каждому нужно по гамаку. — Они из эльфийского шелка, легкие как перышко и прочные. Если такой гамак есть где растянуть, то лучше спать в нескольких футах над холодной землей, а не на ней. И не в ней, коли уж на то пошло... — Сигнальные ракеты, пять резвых коней — на всякий случай... рогатины, гранаты, кремневые ружья плюс личное оружие. А вот рассаду он наверняка забыл.
Ахира заулыбался во весь рот.
— Обижаешь! Я сказал — два ящика.
— Умница.
Одна из моих не совсем сумасшедших идей: раз уж крестьянское меню все равно в основном состоит из бобов и картошки, так бобы можно с тем же успехом прорастить и существенно увеличить их питательную ценность без дополнительных затрат.
Отсюда и ящик с рассадой. Джонни Яблочное Семечко отдыхает.
— Но это не все.
— Так я ему и сказал. — Ахира рассмеялся. — Продолжай.
— Мелкие удобства. Еще ты сказал ему, что надо позаботиться положить в повозку лишние одеяла — чтобы мне не пришлось отбивать свою нежную задницу на жесткой доске. Добавь к этому чистый чайник и заварку. И бутылочку «Отменного».
Я не имею привычки надираться в дороге, но глоток-другой доброго пшеничного виски перед сном отлично прочищает горло.
Ахира ткнул мальчика в бок.
— Понял?
Джейсон нахмурился. Искал, должно быть, в чем тут хитрость, но хитрости не было — после стольких-то лет дружбы.
Тэннети хмыкнула — ехидно, разумеется.
Крестьянин совершенно ничего не понимал, что было вполне ожидаемо: разговор большей частью шел по-английски, а он если на каком языке и мог говорить, то лишь на эрендра.
Джейсон повернулся к нему.
— Можешь показать где?
— Да, господин, — только, это самое... днем.
Джейсон поманил Дарайна.
— Накормите Мадука и устройте на ночь. И чтобы на рассвете он был сыт и готов в путь.
— Да, барон Фур... Куллинан.
— Именно что, — с улыбкой сказал Джейсон. — Барон Фуркулиннан. Будем знакомы. А вторая ваша корова? Ты уверен, что она цела?
Хорошее замечание: крестьянин, молод он или стар, не оставит свою единственную корову без охраны на полтора дня.
— Отец завел ее в дом, господин барон.
Ахира взглянул на меня и развел руками. Дарайн повел крестьянина прочь.
— Иди-ка ты спать, Джейсон, — сказал я. — Завтра у тебя долгий день.
Позади нас, стараясь быть незаметной, пробиралась Андреа — так что и я не стал ее замечать. Пусть себе развлекается.
— И у вас тоже. Ахира тряхнул головой.
— Нет. Ночь достаточно светлая. Мы с Уолтером выезжаем сейчас.
— Опять ночью не спать, — заметил я.
Гном пожал плечами.
— Не впервой. Попрощаемся с родными — и в путь. — Он повернулся к Тэннети: — Ты с нами?
— Конечно. — Она вздохнула. — Только вряд ли чего убивать придется... — Она глянула на меня. — Как ты рассчитываешь отыскать эту штуку в темноте?
Ахира пожал плечами — вместо меня.
— До рассвета мы туда не доедем, а к тому времени место будет отлично заметно. Грифы. — Он немного подумал. — Втроем должны справиться.
Джейсон кашлянул.
— А как же я?
Я улыбнулся.
— Но ведь ты выезжаешь завтра.
Он развел руками.
— Отлично. Мне преподан урок. А можно узнать, что он означает?
— Я думал, это очевидно. —Ахира вздохнул. — Когда мы здесь, в твоем доме — ты барон Куллинан, а мы твои гости. Прекрасно. Нет проблем. Но когда мы выходим из твоего дома или хотя бы собираемся выйти — мы уже не твои гости и уж тем более не твои слуги. Мы — твои товарищи.
— Скажи «старшие товарищи» и добавь «наставники» — попадешь в точку, — добавил я. — Мы с гномом не можем сидеть при тебе годами; а научиться нужно многому.
Какое-то время он стоял молча, и я начал уже сомневаться, как он это проглотит. Я хочу сказать, когда мне было семнадцать, я терпеть не мог публичных выволочек. Честно говоря, я и сейчас терплю их с трудом. Даже с глазу на глаз.
— Доброго пути, — сказал он, повернулся и пошел прочь.
Тэннети сплюнула.
— Болван.
Интересно, подумал я, о ком это она — о Джейсоне, об Ахире или обо мне, но спрашивать не стал. Никогда не задавай вопроса, если не хочешь услышать ответ.
— Нечестно, — сказала позади меня Андреа. — Но все равно спасибо.
Я чуть вздрогнул, словно она меня напугала. Тэннети подозрительно наклонила голову, Ахире этого и не надо было. Я усмехнулся:
— Я сделал это не для того, чтобы пришпилить его к твоей юбке. Я сделал это ради собственной шкуры. Если Джейсону работать с нами — он должен доказать, что на него можно положиться. Кроме того, у него гости — старосты — и их надо развлекать.
А может, я просто помнил, что мальчишка однажды сбежал, когда был нужен — ладно, сразу после того, когда был нужен, — и это навлекло множество бед на многие головы.
Андреа снова была в кожаных штанах, а сверху — в черной матовой кожаной куртке. Самый дорожный костюм. Через плечо у нее висела сумка, а из-под расстегнутой куртки выглядывали два пистолета в кобурах, тот, что на левом бедре — рукоятью вперед.
— Ты для чего так вырядилась? — спросил я, будто не понял.
Ее взгляд стал отдаленным и каким-то чужим, и мне это совсем не понравилось.
— Мне надо уехать отсюда. Хоть ненадолго, не то я свихнусь. — Она тряхнула головой, словно отгоняя морок.—Ходят слухи, — продолжала она, — о тварях из Фэйри, о животных, перекушенных пополам. И потом, тот громадный зверь, чем бы он ни был, на которого наткнулись на Расколотых островах Джейсон и Тэннети... Я вам пригожусь. Вот увидите.
— Там, похоже, были просто волки.
Волшебные твари и люди не уживаются рядом, и в Эрене их днем с огнем не сыщешь. Болтают, разумеется, всякое, но по большей части рассказы рассказами и остаются. Я сам был источником многих легенд — мне ли не знать, какая чушь порой за ними скрывается!
Она склонила голову к плечу.
— А если это не просто волчья стая? Что ты тогда будешь делать?
А как она думает — что я сделаю?
— Удеру со всех ног, вот что.
Я думал об этом весь вчерашний день — и все сходилось на том, чтобы не впутывать Энди в эти дела. Плюнув на теории Дории.
Учитывая, в каком мире мы живем и в каких передрягах нам случалось бывать, нечего удивляться, что много моих знакомых женщин были изнасилованы. Относительная свобода от подобного рода нападений возникла относительно недавно в большинстве обществ вопрос состоит в том, кого, кроме женщины, задевает это нападение. (Мы привыкли считать, что на Той стороне все хорошо и справедливо, но в стране, где я родился, нападения — это преступления против государства, а не против личности, и государство решает, давать делу ход или нет. Я знаю, что говорю.)
Все оставляет шрамы. У Киры свои проблемы; Тэннети это превратило в с трудом управляемую психопатку. Дория едва не стала чем-то средним между салатом и брокколи, если вы понимаете, о чем я. Эйя, думаю, выкарабкалась из этого лучше, чем они все, но и у нее в глазах я порой вижу огоньки безумия. Точно такие же, как в глазах Андреа.
Нет уж. Хватит с нас в деле одной сумасшедшей — Тэннети, пусть нам всего-то и придется, что пристрелить несколько худых, перепуганных волков. Второй псих нам не нужен, тем паче наркоманка от магии. Ладно, пусть она и не магическая наркоманка; Дория может и ошибаться.
Но Энди не была в поле долгие годы, и я как раз собрался ей это объяснить, так что почувствовал себя полным кретином, когда — после всех моих разглагольствований о том, что мы практически читаем мысли друг друга — Ахира вдруг сказал:
— Ладно. Давайте быстро попрощаемся с кем надо — и в путь.
Это было для меня полной неожиданностью. И не самой приятной.
Глава 4,
в которой мне приходят в голову немудрые мысли и я кое с кем прощаюсь
Путь истинной любви всегда кремнист.
Вильям Шекспир
Ничто так не раздражает, тк способность подмечать банальности.
Уолтер Словотский
Я сумел попрощаться со всей семьей — даже с младшей дочкой.
Дория Андреа пошла в отца — она «сова», и этим похожа на меня и Стаха, а не на Эмму и Стива или на мать и сестру. Но в этом возрасте то, что она еще не была в постели, объяснялось только одним — поздним ужином.
— Спокойной ночи, прокурор в юбочке, — сказал я, укладывая ее.
Это наша домашняя шутка, никто, кроме своих, ее не поймет. И никого, кроме нас, она не рассмешит. Доранна крепко обхватила меня за шею.
— Возвращайся скорей, папка. Пожалуйста!
— Непременно. — Я осторожно высвободился, на миг коснулся ее волос, по-детски мягких, которые день ото дня делались все золотее, совсем как у ее матери. — Спи, солнышко.
Джейни ждала меня в зале, прислонившись к стене. Она начала что-то говорить, но умолкла, когда я приложил палец к ее губам. Я осторожно прикрыл дверь и отвел дочь в сторонку.
— Беда в том, милый папуля, — сказала она, не обращая внимания на мое лицо, — что под старость ты стал слишком хитер.
— Вот как?
Ненавижу, когда она зовет меня «милым папулей»!
— Ты хорошо объяснил моему парню, что не стоит на тебя давить — даже и пытаться не стоит. Но ты, как я понимаю, отказался от простенького тренировочного варианта, от которого всем вам была бы немалая польза. Мне такой обмен не кажется выгодным. — Она передернула плечами. — Если, конечно, мое мнение хоть сколько-нибудь важно.
Поскольку меня самого это тоже беспокоило, то не согласиться мне было бы так же трудно, как и признать, что действительно я не прав, так что я не сделал ни того, ни другого.
— Оно важно, девочка.
Я на миг обнял ее.
Она улыбнулась. И почему это улыбки моих дочек озаряют весь мир?
— Будь здорова, — сказал я.
Кира сидела в мягком кресле; слева горит лампа, шитье отложено, а она что-то то ли вяжет, то ли плетет — я в этом ничего не понимаю, да и не хочу понимать.
— Ты едешь.
Голос ее ровен, она словно говорит: «Я не стану уговаривать тебя не ехать».
— Похоже на то, — улыбнулся я. — Ты не волнуйся. Я умею не лезть на рожон.
Она вымученно улыбнулась. Или я уже перестал различать ее искреннюю и деланную улыбки. Нет, после стольких лет я должен был научиться видеть разницу. Должен был.
— Это хорошо, — сказала она.
Снаружи холодало, и холод уже просачивался в дом. Я сбросил придворный костюм, запихнул его в гардероб. Быстро натянул подштанники, черные кожаные штаны, черную же полотняную рубаху и, набросив на плечи бурый плащ, застегнул его над ключицей черненой бронзовой пряжкой. Взял из вазы розу, понюхал, сунул в пряжку и осмотрел себя в зеркале.
Я вовсе не уверен, что мне понравился тот востроглазый парень, что глянул на меня из стекла, хотя выглядел он что надо.
Привлекателен, зараза. Черты лица правильные, глаза с легким восточным разрезом, твердый подбородок, усы как у доктора Фу Манчу. Хорошо за сорок, но морщинки в углах глаз только-только намечаются, зато виски тронуты сединой, что вовсе его не портит — плохо лишь; что седина такая же несимметричная, как улыбка.
Ну и улыбочка — беспечная, легкомысленная. Сразу видно, что почти всегда этот тип донельзя собой доволен, но ничто в его лице не подсказывало, что у этого чувства есть достаточные основания.
Очень возможно, размышляет он сейчас о том, что ему предстоит ехать вместе с красивой приятельницей прежних дней, сына которой он так умно — и вовремя — отговорил от этой самой поездки, и, может, удастся должным образом раздуть прежние угли.
Возможно также, он думает, как глупо размышлять о подобном рядом с женой. Впрочем, это как раз сомнительно. Как я уже сказал, не уверен я, что этот тип мне нравится.
— О чем ты думаешь? — спросила Кира. Словно мы настоящие муж и жена, которые могут задавать друг другу подобные вопросы — и рассчитывать на честный ответ.
Кира, подумал я, что с нами стало?
— Думаю, что я голый.
Я улыбнулся ей самой ободряющей из своих улыбок и прошел в гардеробную. Кстати, я почти не соврал.
Оружие было на месте — разумеется. Я надел все: метательные ножи, пистолеты в кобурах, перевязь с коротким мечом и длинным заостренным кинжалом. Я знаю, что охотничий нож лучше, но предпочитаю кинжал. Дань традиции.
Кроме того, я к нему привык.
Скатал охотничью куртку и сунул под мышку. В двух из множества ее карманов — терранджийские удавки.
Кира отложила вязание-плетение, или чем там она занималась, и подошла к шифоньеру в углу.
— Вот. — Она подала мне полностью собранный кожаный рюкзак. — Одежда, немного вяленого мяса, сладости — все, что тебе нужно. — Она улыбнулась мне. — Почти.
Я сунул в рюкзак куртку и закинул его за плечо.
— Спасибо.
Поцеловав кончики пальцев, я коснулся воздуха перед ней. Она наклонилась к моей руке, пару раз сглотнула слюну — с трудом.
— Скоро вернешься?
Конечно, должен был сказать я, не тревожься.—А ты этого хочешь?
— Да. — Она закивала. — О да. Я этого очень хочу.
— Тогда почему бы не... ладно.
Она ждала, приподняв голову. Сколько бы раз это ни кончалось плохо, я всегда думаю, что если буду двигаться медленно, действовать нежно и бережно — все будет в порядке. На сей раз все будет в порядке.
Кретин.
— Все хорошо, Кира.
Я осторожно обнял ее. Один миг, один краткий миг я думал, что все обойдется — теперь, когда она позволила мне снова прикоснуться к себе.
Но она покачала головой — сперва неуверенно, потом бешено затрясла ею, а потом уперлась руками мне в грудь и оттолкнула меня.
— Нет!
Я вышел из комнаты, не обращая внимания на рыдания за спиной.
Черт побери, моей вины тут тоже нет!
В конюшне нас уже ждали. Целый комитет по проводам: Дория, Эйя, Дарайн, Кетол и Пироджиль. Брен Адахан остался развлекать старост. Верховые кони были уже оседланы, пару лошадей впрягли в повозку.
Я проверил подпругу, угостил морковкой пегую кобылку, выбранную для меня Тэннети, и привязал ее к заднику повозки. Я собирался править повозкой, но и верховая лошадь была мне нужна. Мало ли что — вдруг придется удирать быстро и без дороги. Для пересеченной местности повозки приспособлены плохо.
Ахира уже сидел на своей мышастой кобылке, и, когда я вошел, Тэннети взлетела в седло норовистого вороного мерина с белой отметиной на морде. Он заплясал, она ударила его каблуками и направила мимо факелов во двор.
Андреа аккуратно сложила одеяло вдвое, покрыла им облучок и забралась в повозку.
— Поехали!
Она уселась и похлопала по облучку рядом с собой. Дория, все еще в вечернем платье, глянула на меня, сморщила губы и пожала плечами.
Береги себя, Уолтер, — сказала она. Пальцы ее на миг сжали мое плечо, потом она легонько поцеловала меня в губы. — Приглядывай там, ладно?
— За кем? —улыбнулся я ей победной улыбкой. Она не улыбнулась в ответ.
— За всеми, — сказала она. — Особенно за Андреа.
Я не знал, как закончатся дела с Эйей — правду сказать, я не знал, хочу ли вообще кончать их, — пока не услышал собственный голос:
— Проводи меня до ворот. Остальные нагонят.
Я переглянулся с гномом и развел пальцы на одной руке: «Дай мне пять минут, ладно?»
Он повторил знак и кивнул. «Пять, но не шесть».
Мы с Эйей вышли из конюшни и погрузились во мрак. Я спиной ощущал враждебный взгляд — интересно, подумалось мне, из какого окна сейчас смотрит Брен Адахан. Укрепленные на стенах крепости факелы трещали и чадили, бросая в темное небо клубы черного дыма. С неба на нас смотрели любопытные звезды — подмечали каждый шаг, каждый жест, каждое слово. А может, и нет.
Эйя была в том же, что и за обедом, костюме с мелавэйскими мотивами. Я мысленно принялся развязывать сложный узел у нее на левом бедре.
— Ты боишься, — сказала Эйя.
— Я всегда боюсь. — И это была правда. — Боюсь, когда просыпаюсь утром, боюсь, когда ложусь спать вечером.
Она засмеялась — теплый, звенящий звук, как будто пропела виолончель.
— Попробовал бы ты убедить меня в этом, когда я была девчонкой! Мой дядя Уолтер боится? Дядю Уолтера так же невозможно напугать, как... — она пошевелила в воздухе пальцами, подыскивая подходящее сравнение, — ...как моего отца.
Я хмыкнул.
— Вот тут ты права. Карл был слишком туп, чтобы бояться.
Она взяла меня за руку, и мы пошли молча, держась за руки, как школьники.
— Это всего на пару дней? Я пожал плечами:
— Как выйдет. Может, немного дольше. А может, там придется так жарко, что мы вообще сгинем на веки вечные. Никогда ведь не знаешь, как оно обернется.
Все было, как в прежние Приютские дни: отряд уходит в набег, нарываясь на приключения, — и, разумеется, находит их: в виде очередного работоргового каравана. Работорговцам приходится перевозить рабов с места на место, особенно новых рабов: людям свойственно завязывать отношения с другими людьми, даже если эти другие — их собственность. А это мешает бизнесу.
Не могу сказать, что я любил те дни — дни, когда я был правой рукой Карла. Да, конечно, кое-что в них было: дела, в которых не участвовал Карл, частенько заканчивались довольно приятно. Мы ведь освобождали не только мужчин. Среди освобожденных бывали женщины, и много, причем попадались весьма привлекательные. Просто поразительно, насколько благодарна может быть женщина тем, кто ее освободил, и как она подчас выражает свою благодарность. Можете расспросить мою жену.
Ну, и добытые деньги тоже лишними не были. Но...
— Брен звал меня с собой в Малый Питтсбург, — сказала Эйя. — Как думаешь — ехать?
— Малый Питтсбург — интересное место, — отозвался я. — Он, конечно, грязен и весь в саже — но посмотреть стоит.
— Я не об этом.
— Знаю. — Ее ладошка в моей была теплой. — Ты о том, что иногда надо принимать решения. Брен не станет ждать вечно. Кира когда-нибудь прозреет. Мы должны решить, кто мы друг другу.
Она кивнула:
— Можешь добавить, что и я не стану ждать вечно. Но я спрашивала не о вечности, даже не о будущем. Я спрашивала о настоящем. Кем мы должны быть друг другу сейчас, Уолтер Словотский?
Я погладил пальцами ее руку.
— Друзьями. По меньшей мере.
Она замерла и выдернула свою ладонь из моей. Воздух меж нами застыл, и мне вспомнилось: Эйя, прижавшись щекой к прикладу, твердо держит ружье и плавмо спускает курок — а по боку ее стекает алая влага.
— Товарищами по оружию, — сказала она, и в голосе ее послышался знакомый куллинановский холодок. — По меньшей мере.
— Разумеется! — Я поднял руки в знак извинения. — Навсегда.
Холодок сменился улыбкой.
— Так-то лучше. — Она обхватила ладонями мое лицо и крепко поцеловала.
Когда мы выехали за ворота, Энди начала было что-то говорить, но потом передумала. И слава Богу.
Глава 5,
в которой мы едем всю ночь, а я вспоминаю, как неприятно болит отбитая задница
Не дам сна очам моим и веждам моим — дремания.
Псалтирь 131:4
Скакать ночью по проселочной дороге поначалу даже интересно. Впереди, изгибаясь и извиваясь, бежит сквозь поля тракт, кони мчатся по нему, минуя деревни, и удары их копыт неровной дробью разносятся в воздухе. Когда-нибудь подберу себе упряжку лошадей с одинаковым шагом.
Было темно, но не облачно. Над головой бледно сияли звезды, окрашивая пейзаж всеми оттенками ночи — от нежнейшего белого до глубокого бархатистого черного. Ночь полнилась звуками: ухали совы, звенели насекомые, тихонько шуршал в камышах и кронах деревьев ветер. От леса тянуло мятной прохладой.
Но все это быстро приелось.
Дорога вела себя, как все дороги: шла прямо, изгибалась и снова шла прямо. Звезды озаряли пейзаж бледным белесым светом, лишая его всех оттенков, кроме намека на болезненно-синий, превращая ночь в подобие старого черно-белого телевизора.
И все время лошади колотили по пыли копытами, иногда облегчаясь прямо на ходу, и тогда в воздухе плыли ароматы мочи и навоза.
Нет уж, «бьюик» куда лучше.
Хотел бы я поменяться глазами с Ахирой. Просто развлечения ради. Зрение гномов уходит в инфракрасный спектр, что не только позволяет им видеть на два цвета больше, чем всем остальным, но и дает огромные преимущества ночью. (Именно поэтому их пещеры чаще освещаются волшебной сталью, чем живым огнем — пламя инфравидящих попросту слепит.)
Двигались мы тихо. Очень соблазнительно поболтать в дороге — но я так и вижу, как некто, лежащий в засаде, с усмешечкой шипит второму, какие мы молодцы, что въехали под деревья, и как нас легко взять. Спасибо, не надо. В тишине мы с Ахирой способны услышать впереди малейший шорох — если он раздастся. И, значит, спастись от беды.