Страница:
— Пока я не вижу оснований для применения крайних мер, — возражал Магистр. — Музыкант находится рядом с ними, он полностью контролирует ситуацию.
— Город плотно окружен военными, — доказывал Одиссей. — Мы не знаем, какой приказ они получили. А если, не обнаружив нас, им придет в голову начать стрельбу? Погибнут невинные люди. Вы готовы это допустить?
— Байкал сейчас уже находится в штабной машине, — спокойно отвечал Магистр. — Он, кстати, звонил мне десять минут назад. Пока нет ничего тревожного. Армейцы вообще считают, что участвуют в обыкновенных учениях.
— Вообще, Магистр, было бы неплохо убедить их эти учения закончить поскорее, — молвил Гонта. — Они же установили вокруг города настоящую блокаду, словно здесь вражеская территория. Не пропускают никого ни сюда, ни отсюда. Что это такое вообще?!
Среди людей, окружавших спорящих, произошло какое-то движение. В кольцо прорвался Музыкант, лицо его было встревоженным.
— Они собираются арестовать городское руководство, — объявил он, с трудом переводя дыхание.
Губы Одиссея растянулись в гневной улыбке.
— Что и требовалось доказать, — заключил он. — Теперь, полагаю, уважаемый Магистр, в дополнительных аргументах больше нет необходимости?..
— Отбой! Все по машинам! Потом включил рацию:
— Второй! Слышишь меня? Как обстановка?
— Все спокойно, — ответил командир второй группы. — Ждем указаний.
— Отбой, — повторил подполковник. — Сворачиваемся. Возвращайся к автобусам.
— Что вы делаете, подполковник? — воскликнул Перлов. — Вы не забыли о своем задании? Вы обязаны арестовать мэра и его заместителей!
— Арестовывает милиция, — возразил подполковник. — Да и то по постановлению судьи. Я, в лучшем случае, задерживаю.
— Мне наплевать, как вы это называете! Извольте выполнять приказ!
— Заведомо незаконное задержание наказывается лишением свободы на срок до двух лет, — процитировал подполковник. — Статья триста первая Уголовного кодекса. Я на нары не тороплюсь, господин Перлов. Приказ приказу рознь. Мало ли кто там чего наприказывает. Отвечать-то я буду.
Огромное лицо Перлова налилось темным цветом.
— На нары вы обязательно попадете за пособничество преступникам, — пообещал он. — Вы что, с ума сошли? Вам погоны надоели?
— Письменный приказ! — лязгнул подполковник. — И не от вас, а от моего непосредственного командира. И заверенный печатью штаба части. Все ясно?
— В Москву вернетесь рядовым как минимум, — это я точно обещаю, — начал Перлов, но подполковник лишь ухмыльнулся в ответ. Он закинул автомат на плечо и пошел прочь с площади, не обращая больше на Перлова ни малейшего внимания, как вдруг над площадью прозвучал вопль лейтенанта:
— Командир! Смотрите!
Подполковник обернулся и от неожиданности тоже не мог сдержать невнятного возгласа. На том месте, где только что росла травка и кустарник, припорошенные городской пылью, стоял громадный дом с колоннами вдоль фасада. Его не было здесь, не было никогда, подполковник мог бы в том поклясться своей жизнью. Несколько человек, вышедших из дверей, спускались по ступенькам, направляясь к подполковнику. Впереди шел высокий седовласый человек, лицо которого показалось подполковнику знакомым. Он обладал фотографической памятью и тут же вспомнил, что недавно видел этого человека в телевизионных новостях. Ну, конечно, это ученый, академик, а его фамилия, кажется…
— Здравствуйте, господин подполковник, — произнес седой. — Моя фамилия Рыбаков. Я вижу, вы попали в затруднительное положение. Однако мне кажется, что вы достойно из него выйдете.
— Как вы это сделали? — спросил подполковник, гулко сглотнув слюну.
— А, это… — Рыбаков на секунду обернулся и небрежно взмахнул рукой. — Объяснять долго, но ничего сверхъестественного здесь нет, могу вас заверить.
Обыкновенная иллюзия. И вполне безобидная. Самое главное, что эта иллюзия не повлекла за собой никаких иных исчезновений. Из нашей страны не пропало ни денег, ни ресурсов. Я расскажу вам, если вы хотите, как это делается, но вначале неплохо было бы узнать причину вашего визита к нам. Довольно странного визита, на мой взгляд. Вы со мной согласны?
— Возьмите его, подполковник! — крикнул Перлов. — Возьмите их всех! Не слушайте его! Вы должны их арестовать! Это опасные преступники!
Подполковник посмотрел на Перлова с таким изумлением, будто впервые его увидел. Что он там молотит? Кто, в самом деле, преступник? Седой ученый или эта мерзкая тварь, купившая даже тех, кто имел право отдавать подполковнику приказы?
— Мы собрались здесь, чтобы обсудить проблемы, которые нам кажутся чрезвычайно важными для нашей страны, — продолжал Рыбаков. — Хотя, возможно, ваш коллега так не считает.
— Он мне не коллега, — автоматически пробормотал подполковник.
— Вот список участников встречи, — Рыбаков вытащил из кармана лист бумаги и протянул подполковнику. — Все они достаточно известные люди в своих областях. Вам это нетрудно будет проверить. Насколько мне известно, нет никаких оснований подозревать кого-либо из них в противоправных поступках. Мы не Нарушили ни одного из действующих законов…
— Подполковник! Он вас гипнотизирует! Очнитесь! — Перлов дернул подполковника за рукав и тут же отлетел в сторону, сметенный мгновенным ответным Движением.
— Вы ошибаетесь, господин Перлов, — сухо произнес Рыбаков. — Нет никакой необходимости внушать людям, что они — люди. В крайнем случае достаточно об этом только напомнить.
Неожиданно Перлов совершенно успокоился. Восстановив равновесие от толчка, он небрежным движением огладил свой пиджак и шагнул к Рыбакову, зачем-то спрятав одну руку за спину. Акромегалическое лицо Перлова в этот момент излучало полнейшее добродушие, но подполковник, прекрасно знавший не только подобные штучки и многие кроме них, не спускал с Перлова взгляда. Когда Перлов выдернул из-за спины пистолет, подполковник поймал его кисть и скрутил в запястье. А потом, продолжая движение, завел руку за спину и дернул к затылку, слушая хруст ломающейся ключицы.
— У меня нет к вам никаких претензий, — проговорил подполковник, осторожно опуская на землю обмякшее тело Перлова. — Мы сейчас уезжаем отсюда. Имейте в виду: вокруг города развернута войсковая часть. У них достанет мозгов погнать солдат в город.
— Это нас не беспокоит, — ответил Магистр. — Послушайте, господин подполковник! Мне представляется, что вам не следует торопиться. Будет лучше, если вы останетесь здесь. Насколько я понимаю, теперь вас могут ждать серьезные неприятности.
— Неприятности меня и здесь достанут, — в сердцах сказал подполковник. — Прятаться от них я не собираюсь.
— Здесь — нет. Здесь вас не достанет никто, это я гарантирую. К тому же мне кажется, вы не будете возражать познакомиться с нами поближе и получше понять, что, собственно, тут происходит на самом деле.
Откуда-то со стороны неожиданно возник Гонта.
— Виктор! Рыжкин! — окликнул он подполковника. — Так ты, оказывается, до сих пор в подполковниках ходишь? По моим расчетам, тебе бы уж давно в генералы пора!
Подполковник вгляделся в лицо Гонты с изумлением и расцвел неожиданной улыбкой.
— Женька! Ты-то как тут оказался?
— Как ты помнишь, Витя, я всегда там, где преобладают хорошие люди, — усмехнулся Гонта. — А вот почему тебя с нами здесь нет, я просто не понимаю. Оставайся, Витя, у тебя, может быть, впервые в жизни есть возможность самому разобраться, что к чему.
Подполковник озадаченно посмотрел на Гонту, потом перевел взгляд на Магистра и немного подумал. На лице его появилась и исчезла короткая улыбка.
— В самом деле, — пробормотал он. — Почему бы и нет… Лейтенант! Людей на базу! Я здесь немного задержусь. Армейцам передай, чтобы головой лучше думали, прежде чем команды отдавать. И этот хлам прихватите с собой! — он небрежно махнул рукой в сторону Перлова и, не оборачиваясь, зашагал вслед за Магистром к Дому культуры.
Выехавший за городскую черту автобус спецназа притормозил у штабной машины. Лейтенант выпрыгнул из открывшейся дверцы и подбежал к стоявшим на обочине офицерам. Они смотрели куда-то поверх его головы и выглядели при этом совершенно ошеломленными и растерянными.
— Что там происходит? — спросил майор. — Лейтенант, город-то куда делся?
Лейтенант хотел удивиться странному вопросу, но едва обернулся, челюсть его отвалилась. Города больше не существовало. Лейтенант не видел ни одного признака того, что город вообще когда-нибудь здесь стоял. Дорога, по которой они приехали, вела в чистое поле, исчезая вдали за перелесками. Нагретый воздух жаркими волнами колебался над асфальтом. Сонную знойную тишину нарушали лишь гудение слепней да гул пролетающего где-то высоко в небесах самолета.
— Это я все понимаю, — отмахнулся Гуслик. — Но меня же оппозиция пасет! Им только палец в пасть дай!
— Так ты и не давай, — резонно заметил Ферштейн. — Кто пасть раскроет, тому туда вилы. Ферштейн?
Речь шла о немалых средствах, выделенных федеральным центром для оказания помощи населению этого далеко не самого последнего на Дальнем Востоке города, сильно пострадавшего от урагана. Около сотни домов было уничтожено и приведено в негодность, лишившиеся жилья и имущества люди растерянно копались в развалинах, пытаясь отыскать хоть что-то из пожитков, трудно накопленных за целую жизнь. Толпились в приемной городской администрации в надежде на обещанные пособия, продолжая по старой привычке надеяться, что власть их не бросит.
Глава администрации города Гусаков, в определенных кругах больше известный под именем Гуслик, находился сейчас в мучительном раздумье о том, как с этими деньгами следует поступить. То есть сомнений в том, что нужно украсть, не было. Но сколько? Каким способом? То, что предлагал Ферштейн, прозванный так за странную любовь к этому немецкому слову, выглядело заманчивым, но рискованным. Ферштейн предлагал украсть сразу все, переведя деньги на счет строительной фирмы, которой Гуслик поручит восстановление снесенного жилья. Фирма, конечно, числилась только на бумаге, она была зарегистрирована на имя безвестного бомжа, которому уже присмотрели тихий омут на ближайшей речке. После получения денег она должна была просуществовать максимум неделю — ровно столько, сколько нужно, чтобы совершить очередной перевод средств на счет такой же фирмы-призрака и далее подлинной цепочке, окончание которой навсегда затеряется в одном из далеких офшоров.
— У тебя же тут все схвачено, — убеждал Ферштейн. — Прокуратура не дернется, менты прикормлены. Мы туман разведем такой, что, если кто и захочет его разгрести, два года ковыряться будет, ферштейн? Ну, а через два года у тебя срок кончается, на выборы ты больше не пойдешь, возьмешь свои лавэ и отвалишь куда хочешь. Хочешь — в столицу переберешься, хочешь — за кордон кости греть. После того как отстегнем в общак и нужным людям, у нас на кармане по два лимона в зеленых останется. Плохо ли?
— Народ не поймет, — вздохнул Гуслик. — Народ на меня надеется. Зима же на носу.
Непривычное слово «народ» появилось в его лексиконе с началом избирательной кампании, и он уже к нему успел привыкнуть.
— Кто? Овцы? — изумился Ферштейн. — Да ты чего, Гуслик? Не подохнут, у родственников перезимуют. А подохнут, так новых нарожают. На то они и овцы, Чтобы стричь. Не бойся, на наш век их хватит и еще останется.
— Митинги начнут, демонстрации, — упрямился Суслик.
— Да ты не разрешай. У тебя же ОМОН без дела сидит. Мы, если надо, и братков к делу приспособим, в Момент загасим самых горластых — это без проблем.
Город-то у нас вот где, — Ферштейн сжал ладонь в кулак. — Никто и тявкнуть не посмеет. А чтобы совсем заткнулись, раскопай пару канав — ну, вроде как строительство началось, все, в натуре, идет как положено. И гони волну в сторону центра: не обеспечили, не поддержали… Да что это я! Не мне тебя учить, ты и сам все знаешь.
Два лимона в банковских упаковках предстали перед внутренним взором Гуслика. Он на секунду прикрыл глаза и мечтательно вздохнул.
— Когда планируешь начать? — спросил он.
— Да хоть завтра, — обрадовался Ферштейн. — Пиши распоряжение насчет генерального подрядчика, готовь договор и — вперед. Ферштейн?
— Ферштейн, — твердо сказал Гуслик. — Годится!
— Я тебя предупреждал, — говорил он, расхаживая по громадному кабинету с потолками в два человеческих роста. — Рыбакова ни в коем случае нельзя было отпускать. Ты должен был придумать все, что угодно.
— Дорогой мой, у нас демократия, — развел руками его собеседник — вальяжный мужчина с брюшком и аккуратным зачесом редеющих волос через обширную лысину. Фамилия его была Хацкоев, она значилась на дверях кабинета, предваренная наименованием высокой должности, занимаемой его обладателем.
— Только не надо меня грузить этой лабудой! — с отвращением сказал Перлов. — Не мог удержать, значит, надо было просто грохнуть при попытке к побегу.
— Академика?
— Да хоть… — Перлов поискал подходящее сравнение, решил все же его не воспроизводить и лишь резко рассек ладонью здоровой руки воздух. — Ситуация выходит из-под контроля, ты что, не понимаешь? Город исчез, целый город! И ты со всей своей машиной не можешь его найти! Если дело пойдет так дальше, тебе останется одна лишь Старая площадь.
Он подошел к окну, вдруг пожалев, что звуконепроницаемое стекло не доносит голоса улиц. Там, внизу, охранники здания отгоняли какого-то недотепу, собравшегося оставить свой «жигуль» на свободном месте у поребрика. Недотепа пытался качать права. Судя по жестам, он доказывал, что запрещающий знак отсутствует, но, получив короткий удар в печень, согнулся и, хватаясь за багажник своего драндулета, заковылял в сторону водительского сиденья. Перлов удовлетворенно ухмыльнулся и хотел уже отойти от окна, но инцидент на том не закончился. Из «жигуля» выскочила женщина. Размахивая руками, она бросилась на охранника, заколотила его кулачками в мощную грудь. Перлов не мог видеть выражения его лица, ему оставалось только воображение. Охранник поступил вполне гуманно. Зажав в одной руке оба запястья женщины, он довел ее до машины, открыл дверцу, легко впихнул скандалистку внутрь и захлопнул. Спутник женщины, видимо, уже не только очухался, но и сумел сообразить, что дальнейшее промедление чревато еще большими неприятностями, потому что машина плюнула дымом и прыгнула вперед, исчезая от взгляда Перлова под кронами деревьев.
«Обнаглели совсем», — невольно подумал Перлов и отошел от окна.
— …И тебе тоже, — услышал он голос Хацкоева и переспросил:
— Что? Извини, я немного отвлекся.
— И тебе тоже останется Старая площадь, — повторил тот. — Не так уж и мало, поверь мне. В крайнем случае, площадью я с удовольствием с тобой поделюсь. Но о чем мы сейчас говорим? Насколько я понял, это еще не Исход? Чего ты нервничаешь? Город где был, там, по-видимому, и остался, мои люди спокойно оттуда вышли, никто и ничто их не задерживало.
— Выйти-то вышли, а вернуться не смогли — некуда! Они утащили с собой целый город! Теперь ты представляешь их возможности?
— Не смогли, — согласился хозяин кабинета. — Но с этим мы разбираемся. Кстати, если тебе это интересно, сверху тоже ни хрена не видно. Мы посылали вертолеты, ориентировали их по спутнику на посадку в центр города. С точностью до метра. А они в эту точку не попадают. Начинают садиться, вроде все нормально, а когда оказываются на земле, вокруг чистое поле.
— Ладно, — Перлов пинком откинул от стола стул и сел. Достал из кармана таблетку, зубами сорвал оболочку и проглотил. — Это действительно не Исход. Я уверен, что все они до сих пор где-то там — и Рыбаков, и этот Нестеров, и остальные. Это какая-то сверхмощная иллюзия. Значит, рано или поздно они оттуда должны будут выйти. И не дай тебе бог этот момент пропустить!
— Не пропустим, — уверенно сказал Хацкоев. — Там солдат в четыре шеренги. Круглые сутки стоят.
— Вокруг чего? Вокруг чистого поля? — Перлов пренебрежительно хмыкнул. — Глупо! Очень глупо! Они спокойно пройдут мимо любых солдат, неужели ты до сих пор не понял?! Оцепление убери как можно дальше, пусть солдаты там не маячат, вместо них поставь скрытые засады, телекамеры, спутники повесь, я не знаю, что там у тебя еще есть. Но выпускать никого нельзя. Если они не отыскали координаты Входа, то найдут его очень скоро. У них просто выбора нет, этот паршивый городок без снабжения больше недели не продержится, они вынуждены будут что-то предпринять. И когда они вычислят Вход, то сразу же отправятся туда. Я не сомневаюсь в этом ни минуты. А мы должны все время быть у них за спиной. И ударить в тот момент, когда они будут меньше всего этого ожидать.
Он немного помолчал, потом добавил с усмешкой:
— А можно сделать и по-другому. Они сами загнали себя в ловушку. И сейчас у нас есть шанс ликвидировать их всех сразу. Из этого городишки никто из них не должен уйти. Никто! Пусть всю местность держат под прицелом снайперы. У тебя есть надежные снайперы? Которые не задают глупых вопросов, а просто выполняют приказ.
— У тебя такие тоже есть, насколько я знаю, — ответил ухмылкой на ухмылку Хацкоев.
— Если нужно, я тебе одолжу. Пусть работают с расстояния не менее полукилометра, день и ночь, но не выпускают живыми никого: ни мужчин, ни женщин, ни детей. И не надо пытаться разбираться! Сразу стрелять на поражение!
— Это похоже на геноцид, мой дорогой, — покачал головой Хацкоев. — Женщин, детей… Что это тебе в голову взбрело? Ты что, не представляешь, какой вой поднимет пресса?
— Во-первых, ты должен позаботиться, чтобы пресса ни о чем не пронюхала, а во-вторых, о том, чтобы в случае утечки информации немедленно заткнуть глотку любому. Но выпускать нельзя никого, пока они там не захлебнутся в собственном дерьме и не откроются. Слишком многое сейчас поставлено на карту.
Хозяин кабинета осторожно провел рукой по остаткам прически и сел рядом.
— Откроются, а что потом? Зачистку, что ли, проводить, как в Чечне? Армейцев такими делами заниматься не заставишь, теперь все умные стали. На спецназ я тоже положиться не могу. Разогнать местные власти, конечно, можно, а дальше что? Губернатор области не любит, когда на его территории посторонние командуют. Крупный скандал будет гарантирован.
— Черт с ними, с властями, — отмахнулся Перлов. — Главное — выловить всех этих выродков. И прежде всего поймать Нестерова. Ладно, этим займутся мои люди. Но ты обязан — слышишь? — обязан обеспечить им прикрытие! Чтобы местные менты хотя бы не помешали.
Хацкоев вновь поднялся, не спеша подошел к окну и поиграл ручкой жалюзи, то закрывая, то открывая створки.
— Вообще, я не понимаю степени твоего беспокойства, — сказал он. — Ну, допустим, откроют они Вход, если он, конечно, вообще существует. Дальше-то что? Чтобы наладить там более или менее цивилизованную жизнь, нужны хотя бы какие-то зачатки промышленности. Хотя бы на первые несколько лет. Трактора, сеялки-веялки, а для них — топливо, запчасти. На руках это не донесешь. Значит, нужна дорога. Да не просто дорога — трасса! А трассу, дорогой мой, перекрыть очень несложно. Посмотри на Чечню: пару фугасов под асфальт — и все дела. А можно вообще обнести этот Вход сплошным кордоном с минными полями и вышками. Никаких тебе тракторов. Мне кажется, ты переоцениваешь серьезность проблемы.
— Может, я и переоцениваю, зато ты совсем ее не видишь, — огрызнулся Перлов. — Ты знаешь, какой он, этот Вход? Нет? И я не знаю. Не Вход тебя должен беспокоить, а те, кто его способен открыть. Даже если в год будет утекать только тысяча человек — это уже угроза. Потому что с каждым годом их будет все больше, потому что я не знаю, что они — там! — смогут придумать. И это тебе не их дурацкие заповедники. Неужели ты не понимаешь, что, если во всеуслышание объявляется о существовании нового совершенного мира, это автоматически означает, что наш мир очень далек от совершенства. А из этого следует, что его нужно изменить. Например, спросить у господина Хацкоева, каким образом он, вчерашний учитель физкультуры, вдруг стал не только одним из руководителей серьезного силового подразделения, но и обладателем контрольного пакета акций нефтяной компании, хотя до недавнего времени и вышки нефтяной в глаза не видел.
Перлов замолчал, достал еще одну таблетку и проглотил, запив водой из высокого стакана.
— Вот чего я боюсь, а вовсе не того, что все холопы сразу разбегутся. Холопов, поверь мне, на наш век хватит и еще останется. На то они и холопы. Выродки — главная опасность. Сейчас они пока еще находятся на территории нашего государства, мы их вправе хоть ядерными бомбами долбать.
— Ну, насчет ядерных бомб — это уж слишком, — покачал головой Хацкоев.
— Это тебе сейчас так кажется, — кивнул Перлов. — Завтра ты по-другому заговоришь. Потому что там — там! — их уже не достанешь ничем, даже бомбой! Поэтому позаботься, я тебя очень прошу, о том, чтобы о происходящем знало как можно меньше народа. Никакой болтовни! Никакой утечки в прессе! Президенту эта Информация тоже ни к чему. Как-нибудь разберемся сами. Кстати, что ты собираешься делать с этим дезертиром-подполковником?
— Ну, дезертирство ему вряд ли удастся пришить, — пожал плечами Хацкоев. — Все-таки мы ни с кем не находимся в состоянии войны. А вот превышение полномочий, нанесение телесных повреждений тут вполне просматриваются.
— Неужели ты думаешь, что я пойду в суд потерпевшим? — злобно осведомился Перлов. — Вышвырни его немедленно, этого будет достаточно. А дальше я с ним сам разберусь.
В дверь коротко постучали. Вслед за тем, не дожидаясь разрешения, зашел помощник в капитанских погонах, стройный, смазливый и слишком юный для своего звания.
— Кремль на проводе, — сказал он, маскируя явную фамильярность фразы потупленным взором больших карих глаз и скромно склоненной головой.
— Я понял, Веня, иди, — отмахнулся Хацкоев без особого возмущения и кивнул Перлову: — Легок на помине. Очень надеюсь, что это звонок к теме не относится.
Юный капитан-адъютант немедленно исчез, успев, впрочем, бросить на гостя внимательно-оценивающий и одновременно томный взгляд. Внимательно следивший за явлением адъютанта Перлов понимающе оскалился.
— Ах ты, озорник, — погрозил он пальцем своему визави. — И на службе тебе неймется. Смотри, погоришь, как бывший генпрокурор!
— Да перестань ты, — отмахнулся тот, протянул руку к трубке спецсвязи, но в последнюю секунду задержал движение. — Не те сейчас времена, чтобы гореть из-за всяких пустяков, — ухмыльнулся он и снял трубку с рычага.
Нестеров с Гошей тоже там побывали, наблюдая странную суету понаехавших высоких армейских чинов и облеченных не менее высокой ответственностью чинов в штатском, ревущую моторами военную технику, описывающую странные траектории, которые никогда не пересекали положенный селектами предел замкнутого пространства. Несколько раз на Периметр с ревом устремлялись бэтээры. Они шли по прямой, нацеленной точно в центр города, но, достигая Периметра, резко тормозили. Постояв, осторожно разворачивались и уползали обратно. Преодолеть границу водители по непонятной Нестерову причине были не в состоянии. Однажды Нестеров увидел, как из движущейся боевой машины на ходу выпрыгнул водитель. Оставшийся без управления бронетранспортер без затруднений миновал границу Периметра и уже в городских пределах был остановлен кем-то из горожан.
«Вот и первые потери, — флегматично заметил наблюдавший происходящее Гонта. — Свою машинку они уже не видят. Надеюсь, они не будут повторять такие эксперименты. Тут же не место парковки бронетехники, в конце концов. Напихают нам своего железа — и по улице не пройдешь!»
Границу постоянно охраняли милицейские патрули и посты добровольцев из числа горожан. Не от угрозы извне, а чтобы предотвратить ее пересечение детьми, воспринявшими последние события как забавное приключение и норовившими попрыгать через бесплотную ленточку света.
— Город плотно окружен военными, — доказывал Одиссей. — Мы не знаем, какой приказ они получили. А если, не обнаружив нас, им придет в голову начать стрельбу? Погибнут невинные люди. Вы готовы это допустить?
— Байкал сейчас уже находится в штабной машине, — спокойно отвечал Магистр. — Он, кстати, звонил мне десять минут назад. Пока нет ничего тревожного. Армейцы вообще считают, что участвуют в обыкновенных учениях.
— Вообще, Магистр, было бы неплохо убедить их эти учения закончить поскорее, — молвил Гонта. — Они же установили вокруг города настоящую блокаду, словно здесь вражеская территория. Не пропускают никого ни сюда, ни отсюда. Что это такое вообще?!
Среди людей, окружавших спорящих, произошло какое-то движение. В кольцо прорвался Музыкант, лицо его было встревоженным.
— Они собираются арестовать городское руководство, — объявил он, с трудом переводя дыхание.
Губы Одиссея растянулись в гневной улыбке.
— Что и требовалось доказать, — заключил он. — Теперь, полагаю, уважаемый Магистр, в дополнительных аргументах больше нет необходимости?..
* * *
Недовольство подполковника заданием и самим собой достигло тех пределов, за которыми начинается отвращение. Что он здесь делает? Кому он служит? Кто он, собственно, такой после этого? Ответы на эти вопросы звучали крайне невесело, и когда к подполковнику вдруг пришло окончательное решение, он с облегчением понял, что это решение единственное, естественное и потому — правильное. Подполковник жестом подозвал к себе лейтенанта и скомандовал:— Отбой! Все по машинам! Потом включил рацию:
— Второй! Слышишь меня? Как обстановка?
— Все спокойно, — ответил командир второй группы. — Ждем указаний.
— Отбой, — повторил подполковник. — Сворачиваемся. Возвращайся к автобусам.
— Что вы делаете, подполковник? — воскликнул Перлов. — Вы не забыли о своем задании? Вы обязаны арестовать мэра и его заместителей!
— Арестовывает милиция, — возразил подполковник. — Да и то по постановлению судьи. Я, в лучшем случае, задерживаю.
— Мне наплевать, как вы это называете! Извольте выполнять приказ!
— Заведомо незаконное задержание наказывается лишением свободы на срок до двух лет, — процитировал подполковник. — Статья триста первая Уголовного кодекса. Я на нары не тороплюсь, господин Перлов. Приказ приказу рознь. Мало ли кто там чего наприказывает. Отвечать-то я буду.
Огромное лицо Перлова налилось темным цветом.
— На нары вы обязательно попадете за пособничество преступникам, — пообещал он. — Вы что, с ума сошли? Вам погоны надоели?
— Письменный приказ! — лязгнул подполковник. — И не от вас, а от моего непосредственного командира. И заверенный печатью штаба части. Все ясно?
— В Москву вернетесь рядовым как минимум, — это я точно обещаю, — начал Перлов, но подполковник лишь ухмыльнулся в ответ. Он закинул автомат на плечо и пошел прочь с площади, не обращая больше на Перлова ни малейшего внимания, как вдруг над площадью прозвучал вопль лейтенанта:
— Командир! Смотрите!
Подполковник обернулся и от неожиданности тоже не мог сдержать невнятного возгласа. На том месте, где только что росла травка и кустарник, припорошенные городской пылью, стоял громадный дом с колоннами вдоль фасада. Его не было здесь, не было никогда, подполковник мог бы в том поклясться своей жизнью. Несколько человек, вышедших из дверей, спускались по ступенькам, направляясь к подполковнику. Впереди шел высокий седовласый человек, лицо которого показалось подполковнику знакомым. Он обладал фотографической памятью и тут же вспомнил, что недавно видел этого человека в телевизионных новостях. Ну, конечно, это ученый, академик, а его фамилия, кажется…
— Здравствуйте, господин подполковник, — произнес седой. — Моя фамилия Рыбаков. Я вижу, вы попали в затруднительное положение. Однако мне кажется, что вы достойно из него выйдете.
— Как вы это сделали? — спросил подполковник, гулко сглотнув слюну.
— А, это… — Рыбаков на секунду обернулся и небрежно взмахнул рукой. — Объяснять долго, но ничего сверхъестественного здесь нет, могу вас заверить.
Обыкновенная иллюзия. И вполне безобидная. Самое главное, что эта иллюзия не повлекла за собой никаких иных исчезновений. Из нашей страны не пропало ни денег, ни ресурсов. Я расскажу вам, если вы хотите, как это делается, но вначале неплохо было бы узнать причину вашего визита к нам. Довольно странного визита, на мой взгляд. Вы со мной согласны?
— Возьмите его, подполковник! — крикнул Перлов. — Возьмите их всех! Не слушайте его! Вы должны их арестовать! Это опасные преступники!
Подполковник посмотрел на Перлова с таким изумлением, будто впервые его увидел. Что он там молотит? Кто, в самом деле, преступник? Седой ученый или эта мерзкая тварь, купившая даже тех, кто имел право отдавать подполковнику приказы?
— Мы собрались здесь, чтобы обсудить проблемы, которые нам кажутся чрезвычайно важными для нашей страны, — продолжал Рыбаков. — Хотя, возможно, ваш коллега так не считает.
— Он мне не коллега, — автоматически пробормотал подполковник.
— Вот список участников встречи, — Рыбаков вытащил из кармана лист бумаги и протянул подполковнику. — Все они достаточно известные люди в своих областях. Вам это нетрудно будет проверить. Насколько мне известно, нет никаких оснований подозревать кого-либо из них в противоправных поступках. Мы не Нарушили ни одного из действующих законов…
— Подполковник! Он вас гипнотизирует! Очнитесь! — Перлов дернул подполковника за рукав и тут же отлетел в сторону, сметенный мгновенным ответным Движением.
— Вы ошибаетесь, господин Перлов, — сухо произнес Рыбаков. — Нет никакой необходимости внушать людям, что они — люди. В крайнем случае достаточно об этом только напомнить.
Неожиданно Перлов совершенно успокоился. Восстановив равновесие от толчка, он небрежным движением огладил свой пиджак и шагнул к Рыбакову, зачем-то спрятав одну руку за спину. Акромегалическое лицо Перлова в этот момент излучало полнейшее добродушие, но подполковник, прекрасно знавший не только подобные штучки и многие кроме них, не спускал с Перлова взгляда. Когда Перлов выдернул из-за спины пистолет, подполковник поймал его кисть и скрутил в запястье. А потом, продолжая движение, завел руку за спину и дернул к затылку, слушая хруст ломающейся ключицы.
— У меня нет к вам никаких претензий, — проговорил подполковник, осторожно опуская на землю обмякшее тело Перлова. — Мы сейчас уезжаем отсюда. Имейте в виду: вокруг города развернута войсковая часть. У них достанет мозгов погнать солдат в город.
— Это нас не беспокоит, — ответил Магистр. — Послушайте, господин подполковник! Мне представляется, что вам не следует торопиться. Будет лучше, если вы останетесь здесь. Насколько я понимаю, теперь вас могут ждать серьезные неприятности.
— Неприятности меня и здесь достанут, — в сердцах сказал подполковник. — Прятаться от них я не собираюсь.
— Здесь — нет. Здесь вас не достанет никто, это я гарантирую. К тому же мне кажется, вы не будете возражать познакомиться с нами поближе и получше понять, что, собственно, тут происходит на самом деле.
Откуда-то со стороны неожиданно возник Гонта.
— Виктор! Рыжкин! — окликнул он подполковника. — Так ты, оказывается, до сих пор в подполковниках ходишь? По моим расчетам, тебе бы уж давно в генералы пора!
Подполковник вгляделся в лицо Гонты с изумлением и расцвел неожиданной улыбкой.
— Женька! Ты-то как тут оказался?
— Как ты помнишь, Витя, я всегда там, где преобладают хорошие люди, — усмехнулся Гонта. — А вот почему тебя с нами здесь нет, я просто не понимаю. Оставайся, Витя, у тебя, может быть, впервые в жизни есть возможность самому разобраться, что к чему.
Подполковник озадаченно посмотрел на Гонту, потом перевел взгляд на Магистра и немного подумал. На лице его появилась и исчезла короткая улыбка.
— В самом деле, — пробормотал он. — Почему бы и нет… Лейтенант! Людей на базу! Я здесь немного задержусь. Армейцам передай, чтобы головой лучше думали, прежде чем команды отдавать. И этот хлам прихватите с собой! — он небрежно махнул рукой в сторону Перлова и, не оборачиваясь, зашагал вслед за Магистром к Дому культуры.
Выехавший за городскую черту автобус спецназа притормозил у штабной машины. Лейтенант выпрыгнул из открывшейся дверцы и подбежал к стоявшим на обочине офицерам. Они смотрели куда-то поверх его головы и выглядели при этом совершенно ошеломленными и растерянными.
— Что там происходит? — спросил майор. — Лейтенант, город-то куда делся?
Лейтенант хотел удивиться странному вопросу, но едва обернулся, челюсть его отвалилась. Города больше не существовало. Лейтенант не видел ни одного признака того, что город вообще когда-нибудь здесь стоял. Дорога, по которой они приехали, вела в чистое поле, исчезая вдали за перелесками. Нагретый воздух жаркими волнами колебался над асфальтом. Сонную знойную тишину нарушали лишь гудение слепней да гул пролетающего где-то высоко в небесах самолета.
* * *
— У нас в руках сейчас практически живые бабки, — с укоризной сказал Ферштейн. — Мы их сможем десять раз обернуть, пока их кто-то хватится.— Это я все понимаю, — отмахнулся Гуслик. — Но меня же оппозиция пасет! Им только палец в пасть дай!
— Так ты и не давай, — резонно заметил Ферштейн. — Кто пасть раскроет, тому туда вилы. Ферштейн?
Речь шла о немалых средствах, выделенных федеральным центром для оказания помощи населению этого далеко не самого последнего на Дальнем Востоке города, сильно пострадавшего от урагана. Около сотни домов было уничтожено и приведено в негодность, лишившиеся жилья и имущества люди растерянно копались в развалинах, пытаясь отыскать хоть что-то из пожитков, трудно накопленных за целую жизнь. Толпились в приемной городской администрации в надежде на обещанные пособия, продолжая по старой привычке надеяться, что власть их не бросит.
Глава администрации города Гусаков, в определенных кругах больше известный под именем Гуслик, находился сейчас в мучительном раздумье о том, как с этими деньгами следует поступить. То есть сомнений в том, что нужно украсть, не было. Но сколько? Каким способом? То, что предлагал Ферштейн, прозванный так за странную любовь к этому немецкому слову, выглядело заманчивым, но рискованным. Ферштейн предлагал украсть сразу все, переведя деньги на счет строительной фирмы, которой Гуслик поручит восстановление снесенного жилья. Фирма, конечно, числилась только на бумаге, она была зарегистрирована на имя безвестного бомжа, которому уже присмотрели тихий омут на ближайшей речке. После получения денег она должна была просуществовать максимум неделю — ровно столько, сколько нужно, чтобы совершить очередной перевод средств на счет такой же фирмы-призрака и далее подлинной цепочке, окончание которой навсегда затеряется в одном из далеких офшоров.
— У тебя же тут все схвачено, — убеждал Ферштейн. — Прокуратура не дернется, менты прикормлены. Мы туман разведем такой, что, если кто и захочет его разгрести, два года ковыряться будет, ферштейн? Ну, а через два года у тебя срок кончается, на выборы ты больше не пойдешь, возьмешь свои лавэ и отвалишь куда хочешь. Хочешь — в столицу переберешься, хочешь — за кордон кости греть. После того как отстегнем в общак и нужным людям, у нас на кармане по два лимона в зеленых останется. Плохо ли?
— Народ не поймет, — вздохнул Гуслик. — Народ на меня надеется. Зима же на носу.
Непривычное слово «народ» появилось в его лексиконе с началом избирательной кампании, и он уже к нему успел привыкнуть.
— Кто? Овцы? — изумился Ферштейн. — Да ты чего, Гуслик? Не подохнут, у родственников перезимуют. А подохнут, так новых нарожают. На то они и овцы, Чтобы стричь. Не бойся, на наш век их хватит и еще останется.
— Митинги начнут, демонстрации, — упрямился Суслик.
— Да ты не разрешай. У тебя же ОМОН без дела сидит. Мы, если надо, и братков к делу приспособим, в Момент загасим самых горластых — это без проблем.
Город-то у нас вот где, — Ферштейн сжал ладонь в кулак. — Никто и тявкнуть не посмеет. А чтобы совсем заткнулись, раскопай пару канав — ну, вроде как строительство началось, все, в натуре, идет как положено. И гони волну в сторону центра: не обеспечили, не поддержали… Да что это я! Не мне тебя учить, ты и сам все знаешь.
Два лимона в банковских упаковках предстали перед внутренним взором Гуслика. Он на секунду прикрыл глаза и мечтательно вздохнул.
— Когда планируешь начать? — спросил он.
— Да хоть завтра, — обрадовался Ферштейн. — Пиши распоряжение насчет генерального подрядчика, готовь договор и — вперед. Ферштейн?
— Ферштейн, — твердо сказал Гуслик. — Годится!
* * *
Загипсованная от локтя до шеи правая рука Перлова не беспокоила болью — он не испытывал недостатка в наркотиках, — рука ему просто мешала.— Я тебя предупреждал, — говорил он, расхаживая по громадному кабинету с потолками в два человеческих роста. — Рыбакова ни в коем случае нельзя было отпускать. Ты должен был придумать все, что угодно.
— Дорогой мой, у нас демократия, — развел руками его собеседник — вальяжный мужчина с брюшком и аккуратным зачесом редеющих волос через обширную лысину. Фамилия его была Хацкоев, она значилась на дверях кабинета, предваренная наименованием высокой должности, занимаемой его обладателем.
— Только не надо меня грузить этой лабудой! — с отвращением сказал Перлов. — Не мог удержать, значит, надо было просто грохнуть при попытке к побегу.
— Академика?
— Да хоть… — Перлов поискал подходящее сравнение, решил все же его не воспроизводить и лишь резко рассек ладонью здоровой руки воздух. — Ситуация выходит из-под контроля, ты что, не понимаешь? Город исчез, целый город! И ты со всей своей машиной не можешь его найти! Если дело пойдет так дальше, тебе останется одна лишь Старая площадь.
Он подошел к окну, вдруг пожалев, что звуконепроницаемое стекло не доносит голоса улиц. Там, внизу, охранники здания отгоняли какого-то недотепу, собравшегося оставить свой «жигуль» на свободном месте у поребрика. Недотепа пытался качать права. Судя по жестам, он доказывал, что запрещающий знак отсутствует, но, получив короткий удар в печень, согнулся и, хватаясь за багажник своего драндулета, заковылял в сторону водительского сиденья. Перлов удовлетворенно ухмыльнулся и хотел уже отойти от окна, но инцидент на том не закончился. Из «жигуля» выскочила женщина. Размахивая руками, она бросилась на охранника, заколотила его кулачками в мощную грудь. Перлов не мог видеть выражения его лица, ему оставалось только воображение. Охранник поступил вполне гуманно. Зажав в одной руке оба запястья женщины, он довел ее до машины, открыл дверцу, легко впихнул скандалистку внутрь и захлопнул. Спутник женщины, видимо, уже не только очухался, но и сумел сообразить, что дальнейшее промедление чревато еще большими неприятностями, потому что машина плюнула дымом и прыгнула вперед, исчезая от взгляда Перлова под кронами деревьев.
«Обнаглели совсем», — невольно подумал Перлов и отошел от окна.
— …И тебе тоже, — услышал он голос Хацкоева и переспросил:
— Что? Извини, я немного отвлекся.
— И тебе тоже останется Старая площадь, — повторил тот. — Не так уж и мало, поверь мне. В крайнем случае, площадью я с удовольствием с тобой поделюсь. Но о чем мы сейчас говорим? Насколько я понял, это еще не Исход? Чего ты нервничаешь? Город где был, там, по-видимому, и остался, мои люди спокойно оттуда вышли, никто и ничто их не задерживало.
— Выйти-то вышли, а вернуться не смогли — некуда! Они утащили с собой целый город! Теперь ты представляешь их возможности?
— Не смогли, — согласился хозяин кабинета. — Но с этим мы разбираемся. Кстати, если тебе это интересно, сверху тоже ни хрена не видно. Мы посылали вертолеты, ориентировали их по спутнику на посадку в центр города. С точностью до метра. А они в эту точку не попадают. Начинают садиться, вроде все нормально, а когда оказываются на земле, вокруг чистое поле.
— Ладно, — Перлов пинком откинул от стола стул и сел. Достал из кармана таблетку, зубами сорвал оболочку и проглотил. — Это действительно не Исход. Я уверен, что все они до сих пор где-то там — и Рыбаков, и этот Нестеров, и остальные. Это какая-то сверхмощная иллюзия. Значит, рано или поздно они оттуда должны будут выйти. И не дай тебе бог этот момент пропустить!
— Не пропустим, — уверенно сказал Хацкоев. — Там солдат в четыре шеренги. Круглые сутки стоят.
— Вокруг чего? Вокруг чистого поля? — Перлов пренебрежительно хмыкнул. — Глупо! Очень глупо! Они спокойно пройдут мимо любых солдат, неужели ты до сих пор не понял?! Оцепление убери как можно дальше, пусть солдаты там не маячат, вместо них поставь скрытые засады, телекамеры, спутники повесь, я не знаю, что там у тебя еще есть. Но выпускать никого нельзя. Если они не отыскали координаты Входа, то найдут его очень скоро. У них просто выбора нет, этот паршивый городок без снабжения больше недели не продержится, они вынуждены будут что-то предпринять. И когда они вычислят Вход, то сразу же отправятся туда. Я не сомневаюсь в этом ни минуты. А мы должны все время быть у них за спиной. И ударить в тот момент, когда они будут меньше всего этого ожидать.
Он немного помолчал, потом добавил с усмешкой:
— А можно сделать и по-другому. Они сами загнали себя в ловушку. И сейчас у нас есть шанс ликвидировать их всех сразу. Из этого городишки никто из них не должен уйти. Никто! Пусть всю местность держат под прицелом снайперы. У тебя есть надежные снайперы? Которые не задают глупых вопросов, а просто выполняют приказ.
— У тебя такие тоже есть, насколько я знаю, — ответил ухмылкой на ухмылку Хацкоев.
— Если нужно, я тебе одолжу. Пусть работают с расстояния не менее полукилометра, день и ночь, но не выпускают живыми никого: ни мужчин, ни женщин, ни детей. И не надо пытаться разбираться! Сразу стрелять на поражение!
— Это похоже на геноцид, мой дорогой, — покачал головой Хацкоев. — Женщин, детей… Что это тебе в голову взбрело? Ты что, не представляешь, какой вой поднимет пресса?
— Во-первых, ты должен позаботиться, чтобы пресса ни о чем не пронюхала, а во-вторых, о том, чтобы в случае утечки информации немедленно заткнуть глотку любому. Но выпускать нельзя никого, пока они там не захлебнутся в собственном дерьме и не откроются. Слишком многое сейчас поставлено на карту.
Хозяин кабинета осторожно провел рукой по остаткам прически и сел рядом.
— Откроются, а что потом? Зачистку, что ли, проводить, как в Чечне? Армейцев такими делами заниматься не заставишь, теперь все умные стали. На спецназ я тоже положиться не могу. Разогнать местные власти, конечно, можно, а дальше что? Губернатор области не любит, когда на его территории посторонние командуют. Крупный скандал будет гарантирован.
— Черт с ними, с властями, — отмахнулся Перлов. — Главное — выловить всех этих выродков. И прежде всего поймать Нестерова. Ладно, этим займутся мои люди. Но ты обязан — слышишь? — обязан обеспечить им прикрытие! Чтобы местные менты хотя бы не помешали.
Хацкоев вновь поднялся, не спеша подошел к окну и поиграл ручкой жалюзи, то закрывая, то открывая створки.
— Вообще, я не понимаю степени твоего беспокойства, — сказал он. — Ну, допустим, откроют они Вход, если он, конечно, вообще существует. Дальше-то что? Чтобы наладить там более или менее цивилизованную жизнь, нужны хотя бы какие-то зачатки промышленности. Хотя бы на первые несколько лет. Трактора, сеялки-веялки, а для них — топливо, запчасти. На руках это не донесешь. Значит, нужна дорога. Да не просто дорога — трасса! А трассу, дорогой мой, перекрыть очень несложно. Посмотри на Чечню: пару фугасов под асфальт — и все дела. А можно вообще обнести этот Вход сплошным кордоном с минными полями и вышками. Никаких тебе тракторов. Мне кажется, ты переоцениваешь серьезность проблемы.
— Может, я и переоцениваю, зато ты совсем ее не видишь, — огрызнулся Перлов. — Ты знаешь, какой он, этот Вход? Нет? И я не знаю. Не Вход тебя должен беспокоить, а те, кто его способен открыть. Даже если в год будет утекать только тысяча человек — это уже угроза. Потому что с каждым годом их будет все больше, потому что я не знаю, что они — там! — смогут придумать. И это тебе не их дурацкие заповедники. Неужели ты не понимаешь, что, если во всеуслышание объявляется о существовании нового совершенного мира, это автоматически означает, что наш мир очень далек от совершенства. А из этого следует, что его нужно изменить. Например, спросить у господина Хацкоева, каким образом он, вчерашний учитель физкультуры, вдруг стал не только одним из руководителей серьезного силового подразделения, но и обладателем контрольного пакета акций нефтяной компании, хотя до недавнего времени и вышки нефтяной в глаза не видел.
Перлов замолчал, достал еще одну таблетку и проглотил, запив водой из высокого стакана.
— Вот чего я боюсь, а вовсе не того, что все холопы сразу разбегутся. Холопов, поверь мне, на наш век хватит и еще останется. На то они и холопы. Выродки — главная опасность. Сейчас они пока еще находятся на территории нашего государства, мы их вправе хоть ядерными бомбами долбать.
— Ну, насчет ядерных бомб — это уж слишком, — покачал головой Хацкоев.
— Это тебе сейчас так кажется, — кивнул Перлов. — Завтра ты по-другому заговоришь. Потому что там — там! — их уже не достанешь ничем, даже бомбой! Поэтому позаботься, я тебя очень прошу, о том, чтобы о происходящем знало как можно меньше народа. Никакой болтовни! Никакой утечки в прессе! Президенту эта Информация тоже ни к чему. Как-нибудь разберемся сами. Кстати, что ты собираешься делать с этим дезертиром-подполковником?
— Ну, дезертирство ему вряд ли удастся пришить, — пожал плечами Хацкоев. — Все-таки мы ни с кем не находимся в состоянии войны. А вот превышение полномочий, нанесение телесных повреждений тут вполне просматриваются.
— Неужели ты думаешь, что я пойду в суд потерпевшим? — злобно осведомился Перлов. — Вышвырни его немедленно, этого будет достаточно. А дальше я с ним сам разберусь.
В дверь коротко постучали. Вслед за тем, не дожидаясь разрешения, зашел помощник в капитанских погонах, стройный, смазливый и слишком юный для своего звания.
— Кремль на проводе, — сказал он, маскируя явную фамильярность фразы потупленным взором больших карих глаз и скромно склоненной головой.
— Я понял, Веня, иди, — отмахнулся Хацкоев без особого возмущения и кивнул Перлову: — Легок на помине. Очень надеюсь, что это звонок к теме не относится.
Юный капитан-адъютант немедленно исчез, успев, впрочем, бросить на гостя внимательно-оценивающий и одновременно томный взгляд. Внимательно следивший за явлением адъютанта Перлов понимающе оскалился.
— Ах ты, озорник, — погрозил он пальцем своему визави. — И на службе тебе неймется. Смотри, погоришь, как бывший генпрокурор!
— Да перестань ты, — отмахнулся тот, протянул руку к трубке спецсвязи, но в последнюю секунду задержал движение. — Не те сейчас времена, чтобы гореть из-за всяких пустяков, — ухмыльнулся он и снял трубку с рычага.
* * *
За четыре дня, прошедшие после закрытия Периметра, жизнь в городке внешне почти не переменилась, разве что машин на улицах поубавилось: транзитом через городок ездить перестали. Люди точно так же отправлялись утром на работу, возвращаясь домой, заглядывали по пути в магазины, вечером семьями гуляли по тихим улицам, или шли на дискотеку, размещавшуюся все в том же городском Доме культуры. Первые два дня жители городка развлекали себя также прогулками на окраину — туда, где сразу за последними домами лежала граница Периметра, видимая изнутри ленточкой мерцающего света, отлично видной даже в темноте.Нестеров с Гошей тоже там побывали, наблюдая странную суету понаехавших высоких армейских чинов и облеченных не менее высокой ответственностью чинов в штатском, ревущую моторами военную технику, описывающую странные траектории, которые никогда не пересекали положенный селектами предел замкнутого пространства. Несколько раз на Периметр с ревом устремлялись бэтээры. Они шли по прямой, нацеленной точно в центр города, но, достигая Периметра, резко тормозили. Постояв, осторожно разворачивались и уползали обратно. Преодолеть границу водители по непонятной Нестерову причине были не в состоянии. Однажды Нестеров увидел, как из движущейся боевой машины на ходу выпрыгнул водитель. Оставшийся без управления бронетранспортер без затруднений миновал границу Периметра и уже в городских пределах был остановлен кем-то из горожан.
«Вот и первые потери, — флегматично заметил наблюдавший происходящее Гонта. — Свою машинку они уже не видят. Надеюсь, они не будут повторять такие эксперименты. Тут же не место парковки бронетехники, в конце концов. Напихают нам своего железа — и по улице не пройдешь!»
Границу постоянно охраняли милицейские патрули и посты добровольцев из числа горожан. Не от угрозы извне, а чтобы предотвратить ее пересечение детьми, воспринявшими последние события как забавное приключение и норовившими попрыгать через бесплотную ленточку света.