— И ты сможешь нас всех одновременно… перенести?
   — Всех и намного больше, — подтвердил Гонта. — Понимаешь, количество спутников не имеет никакого значения. Самое главное — это место, откуда совершается переход, чтобы нас не разбросало по просторам. А здесь место просто прекрасное! Ладно, чего душу томить, сейчас все сам увидишь, потерпи пару минут. Вон гляди, они уже вполне отмылись и возвращаются…
   Смывая озерной водой жирную грязь с одежды, Погодин хмуро посматривал на свою спутницу, которая сумела намного быстрей его привести себя в порядок после перенесенного испытания и сейчас, глядя в маленькое зеркальце (надо же, не забыла захватить!), поправляла прическу.
   — Ты оружие не утопил? — негромко спросила она.
   — Не имею такой привычки, — ответил Погодин. — Что будем делать дальше?
   — Сориентируемся по ходу. Рация в порядке?
   — Скисла, — буркнул Погодин. — Не любит наша техника грязевых ванн.
   — Плохо, плохо… Будь очень внимателен, — сказала она, отодвигаясь в сторону.
   Объекты не казались Погодину опасными, хотя двое из них, как он тут же определил, несомненно имели за спиной армейский опыт. Более того, они вызывали у него симпатию. Он не понимал, чем эти трое могли вызвать к себе такой интерес со стороны Сугака. Что ж, он действительно будет очень внимателен, сказал себе Погодин, во всех смыслах.
   — Ну что, отмылись немножко? — их главный спаситель протянул Погодину широкую, как лопату, ладонь. — Виктор!
   — Юрий, — ответил тот, отвечая на мощное пожатие. — А это…
   — Нина, — опередила женщина своего спутника, собиравшегося назвать ее имя. — Мы вам страшно благодарны. Еще бы несколько минут…
   Она зябко передернула плечами.
   — Ладно, это мы уже проехали, — сказал Рыжкин. — Пошли!
   Поднявшись по берегу, они подошли к ожидавшим Гонте и Нестерову.
   — Что это? — спросила Эльза, указывая пальчиком на развалины. С приветливой улыбкой и легким румянцем на лице, сейчас она вовсе не казалась представителем класса рептилий.
   — Бывший монастырь, — ответил Гонта. — Место некогда известное, а ныне забытое. И как оказалось, совершенно незаслуженно.
   — Почему?
   — Сейчас вы сами увидите. Я вам покажу, — Гонта сделал несколько шагов назад, воздел к небу руки и завывающим голосом циркового шпрехшталмейстера воскликнул: — Почтеннейшая публика! Прошу минуту вашего драгоценного внимания! Номер исполняется впервые! По счету «три» прошу всех ровно на секунду закрыть глаза! Только на секунду, но очень крепко! Раз!.. Два…
   «Стрелять сразу после того, как спасли, они не станут», — автоматически мелькнуло в голове Погодина, и он послушно зажмурился. А Нестерову в этот момент отчего-то стало немного обидно, что первый шаг в новый мир он сделает именно с таким дурацким напутствием. — Три!
* * *
   Дежурившие на входе охранники Музыканта, Одиссея и Комеса действительно пропустили в телецентр беспрепятственно, что было совершенно естественно, поскольку гостей лично встречал хорошо известный охранникам руководитель одной из ведущих программ, что случалось отнюдь не часто.
   — Важные птицы, — сказал один охранник другому. — Из правительства, наверное. Где-то я одного из них видел.
   — По ящику и видел, — объяснил другой. — Только не из правительства. Они же по «Культуре» всегда выступают.
   Задрав голову, Музыкант разглядывал высокий потолок лифтового холла и отчего-то страдальчески морщился.
   — Хорошо, что ты нас встретил, Володя, — сказал он телевизионному начальнику. — Я у вас тут раза четыре был, но, ей-богу, без тебя бы точно заблудился. И как только вы тут дорогу к своим кабинетам запоминаете!
   — Думаю, это намного проще, чем выучить наизусть партитуру Первого концерта Чайковского, Иосиф Наумович, — вежливо улыбнулся Володя.
   — Да-да, возможно, — рассеянно отвечал Музыкант, входя в раскрывшиеся двери просторного лифта. — Впрочем, не поручусь…
   — На самом деле все действительно просто, — говорил Владимир. — От лифта направо… потом налево по коридору почти до конца… вот мы и пришли!
   В кабинете ожидали несколько молодых людей, одетых с той степенью небрежности, которая издавна считается хорошим тоном среди профессионалов-телевизионщиков, работающих за пределами кадра. Они что-то жарко обсуждали, но тут же смолкли, едва появился Владимир со своими гостями.
   — Это… — указал было Владимир на ближайшего к нему сотрудника, но Музыкант его остановил:
   — Извините, Владимир, взаимные представления мы оставим на потом. Мне очень не хочется терять время. Полагаю, все присутствующие знают, что нужно сделать?
   — В общих чертах.
   — Вот си-ди-диск, — по знаку Музыканта Одиссей вытащил из кармана и передал пластмассовую коробочку. — Трансляцию записи необходимо начать как можно скорее, желательно по максимально большему числу каналов. Какие у вас возможности для этого?
   — Есть кое-что, — сказал Владимир. — АСК-1 и АСК-3 у нас, можно сказать, под контролем.
   — Что это? — негромко осведомился Одиссей.
   — Аппаратно-студийные комплексы, — объяснил Комес. — Оттуда на передающие станции поступает сигнал.
   — В Медвежьих Озерах ребята предупреждены и ждут, — продолжал Владимир.
   — Там передающая станция, — прокомментировал Комес. — Такая же, как Останкино. Она подает сигнал на спутники.
   — За региональные студии я, конечно, не отвечаю, — говорил Владимир. — Если они нас немедленно отрубят, ничего поделать нельзя. Собственно, нас в любом случае отрубят. Но пока разберутся, пройдет полчаса или чуть меньше.
   — Может быть, этого будет достаточно, — сказал Музыкант.
   — Да через полчаса всех нас отсюда выметут, — заметил мрачноватый парень в ярком свитере на голое тело. — Поганой метелкой да прямо на улицу. Если не еще дальше.
   — Такое вполне возможно, — качнул головой Музыкант. — Хотя эти полчаса смогут многое изменить. Очень многое… Тем не менее ни к чему принуждать я вас, конечно же, не могу. Каждый должен сделать свой выбор самостоятельно.
   Передачу одной и той же информации одновременно по всем каналам организовать невероятно трудно. Фактически почти невозможно, если соответствующее указание не спущено с самого верха государственной власти. Но даже в этом случае телевизионщики имеют шанс не подчиниться. Во время путча 1991 года, когда все передающие станции и основные студии были блокированы, один из каналов переключился на резервный передатчик, неподконтрольный путчистам (о его существовании они просто не знали) и продолжал вещание на огромный регион, охватывающий Москву, Московскую и близлежащие области. Вещание велось из небольшой студии в спальном районе столицы, и, чтобы отыскать ее, путчистам понадобилось определенное время, но часы путча были уже сочтены.
   И все же техническая возможность однократного, пусть и короткого захвата эфира существовала. Эту возможность Совет собирался использовать в критической ситуации. Предварительная подготовка заняла немало времени. Внедрить в узловые точки разветвленной телесети специалистов, способных в нужный день и час обеспечить беспрепятственное прохождение сигнала, было не просто. Единственная ошибка, легкомыслие или предательство уничтожали замысел в зародыше. Ошибок удалось избежать. Тем не менее Магистр и его коллеги прекрасно понимали, что эта единственная, первая и последняя передача будет крайне непродолжительной. Чтобы прервать ее, достаточно разрушить любое звено тщательно выстроенной человеческой и технологической цепочки. Сделать это чрезвычайно легко, и время вещания будет зависеть лишь от того, насколько быстро противник поймет суть происходящего и совершит неизбежный ответный ход.
   — Что будем передавать? — спросил тот же парень. — Эпохальное обращение к народу?
   На его иронию Музыкант не обратил никакого внимания.
   — Нечто вроде того. Сама передача занимает чуть более десяти минут, — сказал он. — Здесь она записана несколько раз — на тот случай, если кто-то не увидит начала. Это единственное, что мы можем сейчас сделать, но это чрезвычайно важно.
   Мелодично пропел мобильник. Хозяин кабинета поднес аппарат к уху, послушал некоторое время и спрятал в карман.
   — К нам посетители, — объявил он. — Мне позвонили с проходной. Десяток в штатском с характерными рожами и очень серьезными удостоверениями. Их задержат, но не более чем на пару минут, так что сейчас они будут здесь. Думаю, они ищут вас, и поэтому задерживаться здесь не следует. Я их встречу и немного поваляю дурака. А вы — давайте, давайте! Все знают, что нужно делать? Вот и вперед! Игорь возьмет диск, а Леша проводит наших гостей. Выведи их через четвертую проходную. Ах черт! Как бы они выходы не перекрыли!
   — Об этом беспокоиться не стоит, — вежливо произнес Комес. — Эту проблему мы попытаемся решить самостоятельно.
   Огромное здание телецентра, сплошь изъеденное узкими коридорами, словно древесина личинками жука-древоточца, представляло собой немалую топографическую загадку для всякого, кто попадал сюда впервые. Попытаться отыскать нужное помещение, не совершив ни одной ошибки и не уткнувшись хотя бы раз в тупик или охраняемую милиционером-автоматчиком дверь, преодоление коей требовало дополнительных полномочий, для новичка было почти невозможно. Равно как и найти обратный путь. Тем не менее постоянные обитатели чувствовали себя здесь вполне комфортно. Алексей — их провожатый — быстро и не задумываясь шагал впереди, то сворачивая в узкие отростки-аппендиксы, то спускаясь по лестничным переходам. Дважды они оказывались в огромных полутемных залах-студиях, стены которых с пола до потолка выгораживали металлические конструкции, более всего похожие на строительные леса, один раз прошли по коридору, образованному высокими и тяжелыми театральными занавесями. В этом месте Алексей, обернувшись, выразительно прижал указательный палец к губам, призывая к тишине: за занавесом совершалось какое-то телевизионное действие.
   Спустя минут пятнадцать пути перед очередным поворотом Алексей резко остановился.
   — Пришли, — объявил он. — Подождите здесь, я схожу посмотрю, как там дела.
   Он ушел и очень скоро вернулся. Вид у него был несколько озадаченный.
   — Кажется, там вас ждут, — сказал Алексей. — Какие-то подозрительные типы, человек пять-шесть.
   — Чем именно подозрительные? — пожелал уточнить Музыкант.
   Алексей неопределенно пожал плечами:
   — Лицами. И к тому же переговариваются по рации.
   — Думаю, молодой человек не ошибся, — кивнул Комес. — В таком случае будет лучше, если дальше мы отправимся самостоятельно.
   — А они вас не… — Алексей не окончил фразы.
   — Все будет в порядке, — успокоил Комес. — Спасибо и всего хорошего.
   Сквозь стеклянную дверь Алексей видел, как все трое невозмутимо вышли из здания и спустились по ступенькам, пройдя насквозь группу радиофицированных здоровяков, пристально ощупывающих взглядом каждого покидающего телецентр. На гостей, однако, никто из них не обратил ни малейшего внимания, словно не заметил. Так оно и было на самом деле, тем не менее наблюдатель, следивший из машины, припаркованной в пятидесяти метрах от подъезда, немедленно и очень возбужденно заорал что-то в переговорное устройство. Здоровяки принялись оглядываться по сторонам с выражением беспокойства и крайнего удивления. Они явно не видели ничего из того, о чем им кричал удаленный от места действия коллега. Тем временем Музыкант, Одиссей и Комес без особой спешки сели в подкатившую к ним «Волгу», которая вырулила с обширной стоянки на проспект. Наблюдатель направил было свою машину вдогонку, но дорогу ему, как назло, перегородили сразу два подъехавших к телецентру автомобиля, принявшихся довольно неловко и медлительно маневрировать, чтобы точно занять обозначенные на асфальте белыми линиями стояночные места. К тому времени, когда путь освободился и наблюдатель смог выбраться на улицу, «Волга» уже исчезла в напряженном автомобильном потоке.
   — Это просто авантюра, — упавшим тоном сказал
   Музыкант. Он неторопливо и осторожно управлял «Волгой», задолго притормаживая при переключении светофоров. — Не понимаю, Володя, каким образом вам удалось меня в нее втянуть.
   — Программу мы писали в течение пяти лет, — буркнул Одиссей. — И если бы не случилось то, что случилось, о ней бы еще пять лет никто бы не знал. Но вы же видите, что иного пути просто не существует!
   — Не знаю, — Музыкант беспомощно повел плечами. — Просто не знаю… И Валерию ничего не сказали. Мы поступили, словно какие-то анархисты.
   — Ты напрасно расстраиваешься, Иосиф, — вступил в разговор Комес. — Выхода действительно нет. Что касается Магистра, он действительно не одобрил бы нашу инициативу. Но ты же прекрасно знаешь, почему. Он буквоед, законник. Без формального одобрения Совета на такой шаг он бы не решился. Беда в том, что на обсуждения и дебаты времени попросту не осталось. К тому же ты сам посмотрел программу. И возражений у тебя не возникло.
   — Нет, — подтвердил Музыкант. — Возражений не возникло. Только поэтому я и поддался вашим уговорам…
   Об их отъезде с телецентра Перлов узнал очень скоро и немного успокоился. Выступление врагов в эфире не состоялось, и даже если оно планируется на иной срок, у него есть время и возможность этого не допустить. Сумеет Хацкоев натравить своих псов или нет, в данном случае не важно, контрмеры нужно принимать немедленно и по всем направлениям. Перлов намеревался задействовать свои возможности. Он набрал номер и отдал краткие распоряжения генеральному директору собственной телекомпании. С этой минуты его лучшие журналисты, щедро выкормленные и вышколенные шакалы телеэкрана, плотно возьмут след жертвы, чтобы завтра же — если выступление все же состоится — растерзать ее в мелкие клочья.
   С этим покончено, Перлов был уверен, что здесь больше ничто его не побеспокоит.
* * *
   В короткий миг Нестерову, привычно защитившему глаза плотно прижатыми ладонями, показалось, что ничего не произошло. Переход не сопровождался ощущением термического удара или вонью (скромный личный опыт Нестерова успел приобрести некоторые черты рефлекса), поэтому Нестеров, напрягшись в ожидании неприятностей и не получив таковых, решил, что переход по каким-то причинам просто не состоялся. Но лишь только на миг. Соленый запах океана проник в его ноздри даже раньше, чем могучий, вечный, равномерный шум прибоя. Нестеров поднял веки и тут же отпрыгнул в сторону, подчиняясь уже не приобретенному, а скорее врожденному рефлексу. Рыжкин стоял перед ним в позиции, предшествующей немедленной атаке: твердые кулаки сжаты, корпус развернут в направлении удара, ноги слегка согнуты в коленях. Только взгляд был устремлен не на Нестерова, а поверх его головы в Далекую даль морского горизонта.
   — Еп-б-лл-и-нн! — сказал Рыжкин, шумно вздохнул и расслабился. Руки упали вдоль тела, кулаки разжались.
   — Что это? Где мы? Женька, это что — правда?.. Они находились почти точно на срединной линии,
   Что разделяла в этом мире зелень и голубизну: за спиной — изумрудный шелест тропического леса, впереди — теплый океан, чьи волны с далеким грохотом подсекались на рифах в полукилометре от берега, мирно и ласково вползали затем на пологий песчаный пляж, а под ногами плотный грунт, поросший редкой, невысокой травой.
   — Как вы это сделали? Это фокус? Это иллюзия? — Погодин тряс головой, тер кулаками глаза, но наваждение все не проходило.
   Женщина преодолела шок скорее своего спутника. Она выглядела, словно кошка на новой, совершенно неизвестной территории, на которую ее поместили против воли и желания: настороженность, готовность бежать или царапаться, но почти никакого страха и ошеломления.
   — Это Новая Земля! — скромно сказал Гонта. — Разумеется, я имею в виду не острова в Северном Ледовитом. Мы можем назвать ее и по-другому: Земля-2, Терра, Гея или как угодно. Прием заявок только что начат. Но у вас перед всеми другими несомненное преимущество: вы здесь первые.
   А Нестеров озирался, охваченный смутным беспокойством, которое никак не могло оформиться в четкую мысль. Окружающий мир не таил явной угрозы, но ощущение того, что здесь что-то было не так и неправильно, все усиливалось.
   — Солнце земного типа, — комментировал Гонта, — атмосфера, давление, сила тяжести — если какие-то отличия есть, я их не замечаю. Спутники…
   — Вон он! — Рыжкин потрясенно тыкал пальцем левее пенной полоски бурунов. — Это же не Луна!
   На Луну зависший над далеким водным горизонтом спутник действительно не был похож. Его диск несколько уступал размером земной спутнице, имел ярко-багровую окраску и был ясно различим при свете дневного светила, явно находящегося в зените.
   — Конечно, не Луна, — пробормотал Гонта, внимательно разглядывая небесное тело из-под приложенной ко лбу козырьком ладони. — Откуда здесь взяться Луне… А спутник-то у нас, кажется, тоже с атмосферой.
   — Это не то место, — вдруг сказал Нестеров. — Гонта, в записях все было не так!
   — Ты о чем?
   — Там говорилось про холмы, равнины, реки. И ни слова об океане. Мы попали совсем в другое место!
   — Ну, насчет «совсем» ты преувеличиваешь. Точки выхода со временем могут немного перемещаться, это давно известно. Когда в последний раз сюда приходили? Почти триста лет назад? Так что ничего удивительного. Уверен, если мы прогуляемся сейчас через лесок, то увидим и холмы, и речки, и все прочее.
   — Вы можете объяснить, что происходит? — потребовал Погодин. — О чем вы говорите?
   — Я хочу назад! — высоким нервным голосом воскликнула женщина. — Немедленно отведите… доставьте нас обратно! Я не собираюсь ни на какие прогулки!
   Гонте показалось, что она находится на грани истерики. Чтобы упредить взрыв, он успокаивающе поднял обе ладони и заговорил спокойно и ласково:
   — Разумеется. Вы напрасно беспокоитесь. Никакой опасности нет, никуда мы отсюда не пойдем и сейчас все спокойненько отправимся домой. Там все и обсудим, там и поговорим, вы не волнуйтесь только…
   — Девушка, чего вы перепугались? — недовольно сказал Рыжкин. За эти несколько минут первое ошеломление сменилось у него жадным интересом, он был совершенно не расположен к немедленному возвращению. — Никто вас тут не съест, посидите, отдохните Пару минут, дайте же оглядеться, в конце концов!
   Рыжкин определенно был настроен на пешую разведку и, угадав в истеричной девице главную помеху своим замыслам, немедленно проникся к ней антипатией.
   — Я требую, чтобы меня немедленно вернули! — завизжала она столь пронзительно и противно, что Гонта от неожиданности слегка пригнулся. — Я не желаю оставаться здесь ни минуты больше! Вы не имеете права!!
   Эта вспышка удивила Нестерова: совсем недавно, рискуя утонуть в болоте, эта женщина выказала неплохое самообладание, с которым теперешнее ее поведение совсем не вязалось. Да и особого потрясения самим фактом перехода Нестеров в ней тоже не заметил. Он увидел к тому же, что ее спутник удивлен ничуть не меньше. Впрочем, нет, понял Нестеров в следующую секунду, не удивлен, а растерян, он явно не знает, как на нее реагировать.
   — Юра, да успокой ты свою… подругу! — рявкнул Рыжкин, ожесточаясь против нее все больше. — Не сожрет нас тут никто и в околоток не стащит, это я вам гарантирую!
   Но любые уговоры были бесполезны. Девица брякнулась на колени и истошно завыла, обхватив голову руками и раскачиваясь в такт каким-то собственным внутренним ритмам. Это была настоящая истерика, каких не любит и не способен вытерпеть ни один из мужчин.
   — Придется отложить до следующего раза, — озабоченно сказал Гонта. — Ладно, пошли обратно. Всем плотно закрыть глаза.
   Перед тем как прижать к лицу ладони, Нестеров успел заметить, что женщина немедленно прекратила крик и сделала то же самое, что и все остальные, четко выполняя команду Гонты.
* * *
   Это задание не нравилось капитану Погодину с самого начала. Не нравилась ему и напарница, возникшая невесть откуда и представленная Погодину Сугаком в качестве «опытного оперативника, неоднократно выполнявшего специальные задания в горячих точках». Еще больше ему не нравилось, что его, боевого офицера, побывавшего в тех самых «точках» не раз и не два, Сугак передал в полное подчинение новой напарницы, так и не сочтя нужным проинформировать о конечной цели задания.
   Полковник Сугак сделался начальником Погодина всего несколько месяцев назад. Его перевели в центр из какой-то дальней области в рамках новейшей политики периодической ротации кадров. Юрий Погодин не знал точно, чья изощренная голова изобрела ротацию, однако ясно видел, к чему она приводила. Даже те немногие из оставшихся с прежних времен руководителей, которым Погодин верил, постепенно заменялись людьми, само появление которых в организации еще вчера выглядело бы просто неприличной шуткой. Прошлое его нынешнего начальника, насколько смог разузнать Погодин, никак не свидетельствовало о потрясающих успехах в борьбе с врагами государства и криминалом. Вроде бы Сугак когда-то работал в милиции, затем по неясным причинам был уволен, чтобы через три года обрести статус сотрудника областной экологической прокуратуры. Потом внезапный перевод в ФСБ сразу на высокую должность заместителя начальника областного управления, а еще через полгода — новый перевод в Москву начальником недавно созданного отдела с довольно расплывчатыми функциями, в котором неожиданно для себя оказался и Погодин: его просто зачислили туда внутренним приказом, не оставляя возможности для раздумий.
   Погодин достаточно повидал и был бит жизнью, чтобы сразу понять: в отношениях с новым начальником нужна предельная осторожность. Поэтому маска опытного, но недалекого специалиста по силовым акциям, этакого надежного середнячка, не хватающего звезд с небес, не страдающего излишним честолюбием и не лезущего куда не положено, прикипела к лицу Погодина прочней собственной кожи. И хотя Сугак отнюдь не был глуп, его попытки обнаружить в душе подчиненного тщательно скрываемые тайники успеха не имели. И хотя он не почтил Погодина доверием, но по меньшей мере не опасался.
   «Задание чрезвычайной важности, капитан, — наставлял Сугак Погодина. — Будь готов к применению крайних мер».
   «В каком смысле?» — поинтересовался Погодин. «Вплоть до, — твердо произнес Сугак. — Ты человек опытный, растолковывать, надеюсь, не надо. В детали тебя посвятит Эльза».
   Ее так звали — Эльза, а не Нина, как она представилась объектам их поисков, эту девицу с гладким и холодным лицом, в самом ли деле это ее имя или только кличка, Погодин не понял. Эльза была красива, но красота та была сродни змеиной и на Погодина, никогда не питавшего к рептилиям теплых чувств, впечатления не производила.
   «Ты мне можешь растолковать, что мы должны делать?» — спросил он у нее, когда они мчались на машине по Ленинградскому шоссе.
   Она покосилась на него с холодной усмешкой. «Отыскать объект, скрытно сопровождать его Д° места и, в случае необходимости, ликвидировать».
   «До какого места? В случае какой необходимости?» — настаивал Погодин.
   «Место, надеюсь, они нам покажут сами, — отвечала Эльза. — А необходимость определю я сама».
   Убивать капитану Погодину за последние семь-восемь лет приходилось не однажды, однако привычки к этому занятию он не приобрел. Убийство, лишенное смысла, было ему по-прежнему отвратительно, и ответ спутницы наполнил его холодным бешенством, что, впрочем, осталось для Эльзы незамеченным.
   Больше они практически не разговаривали. Лишь перекидывались короткими фразами в случае абсолютной необходимости. Впрочем, молчание напарницы Погодина тяготило куда меньше, чем само ее присутствие. Она, по-видимому, испытывала по отношению к нему точно такие же чувства.
   На поиски объекта кроме них было послано еще несколько групп, с которыми Погодин и Эльза должны были поддерживать радиосвязь. Искомый объект (точнее, три объекта) они обнаружили на городской площади буквально за минуту до отплытия катера. Но когда Погодин хотел выйти в эфир, Эльза запретила ему это сделать.
   «Нам больше никто не понадобится», — категорически заявила она.
   Погодин промолчал, ничем не выразив удивления. Чувство опасности он развил в себе необычайно, это чувство говорило ему, кричало, вопило, что он должен быть крайне осторожен, если хочет вернуться с задания Целым и невредимым, и пребывать таковым впредь, и что главная опасность отнюдь не где-то там впереди, а здесь, рядом с ним, в образе этой красивой сучки.
   Она была опасна, неплохо тренирована и все же недостаточно опытна для работы в полевых условиях. Это именно Эльза настояла на том, что им нужно двигаться через болото, отвергнув предложение Погодина сделать крюк. Это она, чисто по-бабьи шарахнувшись от какой-то болотной жабы, провалилась в топь, вынудив Погодина поспешить к ней на помощь, чтобы оказаться в результате в еще более плачевном положении. Однако — тут надо отдать ей должное — Эльза не запаниковала, не бросила напарника и вначале пыталась вытащить его, сделав все, что было в ее силах, а потом принялась звать на помощь, хотя прекрасно знала, что единственные во всей округе, кто способен эту помощь оказать, — объекты их охоты.
   Спасители вызывали у Погодина инстинктивную симпатию. И вовсе не тем, что поспешили к ним на помощь, — возможность изредка почувствовать себя храбрым и благородным спасителем, не особенно рискуя при этом, привлекает даже отъявленных головорезов и подонков. Научившись достаточно хорошо разбираться в людях, Погодин ощутил в каждом из них то, что сам для себя он всегда определял термином «настоящее». Это касалось и самого молодого из них — паренька с лицом робкого и комплексующего интеллигента, и его спутников, неуловимо схожих друг с другом похожестью профессионалов, долгое время проработавших рядом. Погодин терялся в догадках, кому и зачем понадобилось их ликвидировать и, самое главное, почему решать это доверили Эльзе.