Страница:
Сейчас я отнесу его в точку Входа, затем наполню станцию кислородом и взорву гранату. Огонь уничтожит все.
И последнее. Несмотря ни на что, я продолжаю искренне верить, что теория доктора Садлера верна. Человечество способно избавиться от своей темной стороны в процессе эволюции. И это произойдет естественным, а потому ненасильственным путем. Я верю, потому что в отсутствие этой веры жизнь вообще не имеет смысла. Даже те несколько минут, что остались мне до конца. Я прошу передать доктору Садлеру эти мои последние слова.
Прощайте.
Витас.
— Их что, вообще тут никто не кормит? — возмущался Рыжкин, с равномерностью и постоянством метронома охлопывая ладонями шею, щеки, лоб, а потом, поочередно, оба запястья. — Что за отношение к родной природе! Я так понимаю, что, если б мы сейчас не появились, они бы через неделю от голода передохли!
— Это твоя родина, — зачем-то сказал Гонта, прокладывая путь сквозь частый подлесок.
— А ты не смог бы их отогнать, если ты такой всемогущий? — спросил Рыжкин.
— Не смог бы, — ответил Гонта. — У них мозгов нет. Зато могу сделать так, чтобы ты их не замечал.
— Так они меня совсем сожрут! — воскликнул Рыжкин.
— Это возможно, — согласился Гонта.
Сейчас лес окружал их со всех сторон, берег озера остался где-то справа. Скрупулезно следовать за изрезанной заливчиками и мысками береговой линией не имело смысла — их путь удлинился бы десятикратно. Рыжкин и Гонта считали шаги, изредка посматривали на карту и коротко совещались. По всему выходило, что километра через полтора озеро должно было вновь открыться взгляду. Постепенно деревья начали редеть, зато кустарник сделался много гуще, и Нестеров подумал: если бы не солнце, заплутаться можно было бы в пять минут. Однако не бывает худа без добра: комары в заросли за ними не последовали.
Внезапно кусты расступились, обнаружив ровную поляну, покрытую мягким мхом. Да не поляну, а болото, протянувшееся влево и вправо, плавно огибавшее оконечность твердой почвы, на которой сейчас стояли путники. Противоположный край болота был метрах в семидесяти. Там сразу за кустарником вновь поднимались толстые стволы сосен и в просвете между ними угадывались очертания какого-то строения.
— Вот блин! — в сердцах произнес Рыжкин. — Вон они, наши развалины. Да только чего-то мне не хочется в болото лезть. Близок локоток, а не укусишь!
— А мне обходить не хочется, — возразил Гонта. — Это как минимум километра два. Час потеряем, если не больше. Давай рискнем! Лето сухое, авось не утонем… Ты как считаешь, Олег?
— Втроем не утонем, конечно, — сказал Нестеров. — Но измажемся, как чушки.
— Ничего, — махнул рукой Гонта, — озеро рядом, Обмоемся и высохнем.
Рыжкин вновь скрылся в кустах и вскоре вернулся с тремя длинными шестами, вырезанными из молодых осин. Подошел к краю болота и воткнул свой шест в мох. Шест ушел сантиметров на двадцать.
— Неглубоко, — оптимистически заметил Гонта.
— По краям и океан мелким покажется, — мудро возразил Рыжкин. — Значит, ты берешь ответственность на себя?
— Отвечаю! — подтвердил Гонта.
— Ладно, давай попробуем.
Передав свою сумку Гонте, Рыжкин шагнул первым, погрузился в чавкнувший мох по щиколотку, сделал следующий шаг и увяз до половины голени.
— Начало мне не нравится, — сказал он, с усилием вытащил ногу, ткнул перед собой шестом, шагнул еще и еще раз. — Да нет, вроде ничего.
Они осторожно двинулись через болото, пробуя шестами почву перед каждым шагом. Растительный слой под ногами сильно пружинил, недовольно чавкал, но пока держал. Шедший впереди Рыжкин вдруг охнул, рванулся назад и, не сумев выдернуть ногу, медленно завалился на спину. Его ушедший в мох до половины шест остался торчать, словно флагшток в ожидании стяга.
— Там вообще дна нет, — сообщил Рыжкин, перевернувшись на живот. — Возвращаться надо.
— Куда возвращаться! Мы больше половины прошли, — возразил Гонта. — Давай на карачках, потихоньку. На шесты опираться будем. Не бойся, пролезем. Не из таких дыр вылезали.
Передвигаться на четвереньках оказалось утомительно, противно и мокро, зато достаточно надежно. Хотя локти и колени немедленно вымокли насквозь, грязь на поверхность мха не проступала, что позволяло в дальнейшем обойтись без генеральной стирки. Правда, им пришлось сделать два зигзага, минуя водяные окна, густо затянутые ряской и прочей болотной зеленью и оттого почти невидимые даже с метрового расстояния.
— Вот тебе и сухое лето, — то и дело бормотал Рыжкин и негромко ругал Гонту. Делал он это, практически не используя элементы неформальной лексики. Нестерову слушать внимательно было недосуг, но он сумел понять, что Рыжкин сравнивал различные качества Гонты с аналогичными достоинствами представителей животного мира. Например, он утверждал, что ползает Гонта не в пример хуже самой последней болотной гадюки. А уж соображением равняться не может даже с местными лягушками. Рыжкин ругал Гонту совершенно без злобы, будто просто пел песню, помогающую в пути путнику. Гонта на выпады никакого внимания не обращал, он только кряхтел и полз дальше.
Тщательно ощупывая путь, Нестеров почти не поднимал головы и понял, что переправа закончена, лишь когда увидел перед своим носом носки армейских башмаков Рыжкина.
— Вставай, хватит уже, — сказал Рыжкин. — Или понравилось?
Сразу за узкой полосой болотной осоки и кустарника почва пошла на подъем. Они взобрались на усыпанный сосновой хвоей пригорок и увидели разрушенный монастырь. Время и люди потрудились тут основательно. Окружающие монастырь стены были разобраны практически до фундамента, лишенный креста церковный купол зиял проломами, от жилых помещений остались лишь остовы с пустыми глазницами оконных проемов.
Местоположение главных ворот можно было отыскать лишь по едва заметным признакам дороги, что когда-то вела к монастырю от населенных мест, а ныне терялась в лесу без следа. Но не понять, что место для строительства монастыря его основатели выбрали просто замечательное, было невозможно. Могучий темный бор окружал его с трех сторон, а с четвертой, отражая голубизну неба, расстилалась озерная гладь.
Нестеров вдруг увидел, что Гонта как-то вытянулся и задрал подбородок, сделавшись похожим на встревоженную птицу, что прислушивается к чему-то слышному ей одной. Через несколько секунд Гонта расслабился и повернулся к своим спутникам.
— Вовремя мы сюда успели, — сказал он. — Наши до Москвы добрались успешно, у них все в порядке, теперь они ждут от нас добрых вестей.
— Это телепатия? — спросил Нестеров. Гонта отрицательно помотал головой:
— Нет. Я тебе уже говорил, что чужие мысли слышать я не могу. Только сигналы. Хорошие или плохие. Без подробностей. Сейчас я услышал хороший сигнал.
— Как им удалось выбраться?
— Да как тебе объяснить? — весело пожал плечами Гонта. — Пожалуй, я точно не скажу. Просто я не могу перечислить соединенные возможности четырех десятков селектов. Но когда обстоятельства вынуждают, хищникам рядом с ними делать просто нечего.
Очередная волна горечи затопила Нестерова.
— Почему же вы тогда… — начал было он и остановился под суровым взглядом Гонты.
— Мы это уже обсуждали, — сухо произнес Гонта. — Потому что Мы — не Они!
Он не сводил с Нестерова глаз, и тот в конце концов начал чувствовать себя не очень уютно.
— Хорошо, я все понял, — сказал он много ниже тоном. — Тогда ответь мне, пожалуйста, еще на один вопрос. Давно хотел его задать, да все как-то было неудобно.
— Спрашивай, — разрешил Гонта.
— Почему у всех селектов клички? Смешно даже, знаешь ли. Они ведь все очень известные люди… почти все, — поправился Нестеров и тут же поперхнулся, сообразив, что эта поправка может показаться Гонте обидной. Но Гонта ничуть не обиделся.
— Ты знаешь, наверное, просто привычка, —добродушно объяснил он. — Восемьдесят лет фактически в подполье провели. В полной конспирации. Кстати, в Испании наши коллеги тоже до сих пор грешат тем же самым. Ну и еще кое-где… в аналогичных, скажем, условиях окружающей среды. Дань традициям.
— Так где же она, твоя земля обетованная? — спросил Рыжкин, которому не терпелось увидеть то, к чему они стремились и во что он так и не мог заставить себя поверить. Кажется, он совсем не слушал разговора Гонты и Нестерова и все это время жадно оглядывал окрестности, будто искал, да никак не мог отыскать какую-то давнюю драгоценную потерю. — Ничего такого вроде не видно!
— Не видно, — очень серьезно согласился Гонта. — Но она здесь. Должна быть здесь. Или… ее вообще не существует.
— Ну так… — Рыжкин переминался с ноги на ногу, явно не зная, как себя вести. — Пошли тогда?
— Сначала я сам, — ответил Гонта. — Один. Ждите меня здесь. Я буду отсутствовать десять минут, не больше. Виктор, дай-ка на всякий случай автомат!
Он принял из рук Рыжкина оружие, отработанными движениями вставил магазин, передернул затвор и щелкнул предохранителем.
— Ну, я пошел, — буднично произнес Гонта. — Отвернитесь, а то глаза испортите!
Отвернувшись, Нестеров не стал зажмуриваться. И хотя солнце светило ему в лицо, Нестеров увидел свою тень от ослепительной, синевато-белой вспышки за своей спиной, словно туда с ясного неба пала молния. Он немедленно обернулся. Гонта исчез.
— Ну, дела! — ошеломленно пробормотал Рыжкин. — Я до последнего момента не верил…
— Вы с ним давно знакомы?
— С Евгением? Лет пятнадцать. Мы вместе начинали, в одной бригаде морпехами служили. Юные лейтенанты, понимаешь ли…
— И вы никогда о нем ничего не знали?.. Вот этого? Рыжкин немного подумал и усмехнулся.
— Он веселый парень был. Везло ему всегда, словно он в рубахе родился, это все знали. И знаешь, что заметили? Всякая сволочь его стороной обходила. Словно побаивалась. Сволочи-то всякой везде хватает. Мы даже смеялись по этому поводу не раз. Например, был ротный старшина — вор. До Женьки сожрал такого же молодого лейтенанта с потрохами, потому что воровал вместе с начштабом бригады. Наглел по-черному, солдатам вместо формы обноски выдавал, продукты крал, тварь… Все ему с рук сходило. А Женька с ним только один раз поговорил, старшина тут же рапорт о переводе написал. И начштаба не вмешался. Я Женьке тогда сильно завидовал. Взвод у него был, словно кремлевская рота почетного караула. Ты понимаешь, он службу нес, как положено. И взвод его жил, как положено, как показывали в советском кино. Не по жизни, к которой все давно привыкли, а по писаному, по Уставу и по-человечески. Как и должно быть. Но, в общем, в остальном ничего особенного. Таких способностей я в нем не подозревал. И сейчас думаю: почему он их от меня так тщательно скрывал?
— Думаю, вы не должны обижаться, — мягко сказал Нестеров. — Ведь, в сущности, для вас бы мало что изменилось, если бы вы узнали тогда, а не сейчас. К тому же эти тайны всегда принадлежали не только ему одному.
— Верно, верно, — кивнул Рыжкин. — Да все я понимаю! И все равно — обидно. Потом он уволился. Я думал: зачем? Ему прямая дорога в академию и под генеральские погоны. Так и сказал ему, а Женька только засмеялся в ответ. Сказал: «Дорога у нас всех одна, на каком-то перекрестке обязательно встретимся». Так оно и получилось.
— Вы… — Нестеров немного помедлил, пытаясь как можно тактичнее сформулировать вопрос, но в конце концов решил оставить эти попытки и продолжил напрямую: — Вы пойдете туда насовсем?
Он показал на то место, где только что находился Гонта, и описал рукой неопределенную траекторию.
— А почему нет? — ответил Рыжкин очень спокойно. — Обрыдло мне тут все, давно уже обрыдло. Мне и так давно ясно, без этих ваших теорий, что страну нелюди захватили. И, сдается мне, насовсем. Так что если возьмете меня вместе с Галиной — это супруга моя — и пацанами…
Нестеров хотел было ответить, что вовсе не он решает, кого брать или не брать, да и вряд ли вообще этот вопрос имеет смысл, как вдруг пространство рядом с ними с треском прохудилось, а из образовавшейся прорехи — словно из соседней комнаты — вышел Гонта. Сопровождавшая его возвращение световая вспышка теперь не ослепила Нестерова и Рыжкина: не вспышка то была, а всего лишь краткое сияние густого фиолета. Автомат небрежно висел на его плече, Гонта улыбался счастливой, глуповато-бессмысленной улыбкой новорожденного, и Нестеров почувствовал, что винтик тисков тревоги, сжимавших его душу и сердце многие месяцы подряд, начал быстро-быстро раскручиваться.
— Ну, как вы тут, мужики? — весело спросил Гонта, но ответа не дождался, потому что в эту самую секунду со стороны болота донесся пронзительный женский крик.
С экрана включенного телевизора депутат Шляпников проникновенно и убедительно объяснял народу смысл состоявшегося накануне голосования в Госдуме.
— Последовательно продвигаясь по пути гуманизации уголовного законодательства, думское большинство не могло поддержать законодательную инициативу небольшой группы депутатов, предложивших усилить санкции в отношении предпринимателей, задерживающих выплату заработной платы своим работникам. Вы прекрасно понимаете, насколько сложна сейчас в стране экономическая обстановка. Происходит становление новой экономики, создаются новые предприятия и фирмы. Вводить именно сейчас драконовские меры в отношении тех, кто по каким-то причинам временно попал в сложное положение, означает губить частную инициативу на корню.
— Но невыплата зарплаты стала самым распространенным способом быстрого обогащения недобросовестных коммерсантов, — попытался ввернуть вопрос телеведущий, — людям не платят по году и более…
Однако Шляпников лишь небрежно отмахнулся:
— Это очередная выдумка наших левых. Обыкновенная спекуляция на временных трудностях…
Чтобы Шляпникова — Шляпу — провести в депутаты, Перлову пришлось затратить немалую сумму. Но он о том не жалел. Шляпа добросовестно отрабатывал вложенные в него средства.
Перлов убавил звук, набросил на плечи халат и крикнул в тишину квартиры:
— Рогов!
Тот появился немедленно и бесшумно. Глянул на обнаженное женское тело и тут же вновь уставился в глаза Перлова.
— Убери ее отсюда, эту тварь, — с отвращением Приказал Перлов. — Дай ей сотню сверх обещанного, Но чтобы ее тут через минуту не было.
Рогов шагнул к кровати, осторожно потряс девку за Плечо, потом легко повернул ее на спину и всмотрелся в лицо.
— Шеф! Она вроде… того… Откинулась.
— Тем более убери! — Перлова поражала несообразительность помощника. Сейчас ему было очень хорошо, плечо совершенно не болело и тратить драгоценные минуты облегчения на какую-то уличную шлюху казалось ему более чем кощунством.
Не произнося больше ни слова, Рогов завернул тело в покрывало (Перлов при этом непроизвольно поморщился: ему стало немного жаль прекрасный итальянский шелк) и вынес. Спустя пару минут он вернулся, тщательно собрал одежду проститутки, поднял ее сумочку, напоследок внимательно оглядел комнату, после чего исчез окончательно, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Негромко затирликал мобильник. Перлов вяло взглянул на осветившееся табло — звонил Хацкоев — и поднес аппаратик к уху:
— Какие проблемы, Хац?
— Большие проблемы, дорогой, или не очень большие, это как посмотреть. Я сам пока точно не знаю. Наши друзья объявились в телецентре Останкино.
— Ну и что? — Перлов торопливо перебирал варианты, оценивая услышанное. — Кто именно?
— Музыкант и еще какие-то двое с ним, мои люди их не опознали.
— Академика с ними нет?
— Нет.
— Значит, ты все же их выпустил из городишка, — в тоне Перлова звучало обвинение, и Хацкоев вспылил:
— Ты там был, а не я, не забывай, пожалуйста. И я тебя предупреждал: Новгород — не Волгоград, второй раз так просто у тебя не получится.
— Ладно-ладно, — пошел на попятную Перлов. — Сейчас не в том проблема. Ты не должен их был туда допускать!
— Я не могу расставить людей у каждого городского подъезда, дорогой. У меня нет столько сил.
— На какой канал они пришли? Хацкоев ответил.
— Ну, конечно, я и сам мог догадаться! — охватившее Перлова раздражение вновь пробудило боль. — Что они там будут делать? Собираются выступить в прямом эфире?
— Не знаю. Источников информации у меня там нет.
— А должны быть! — крикнул Перлов. — Это твоя работа, в конце концов! Ладно, слушай: выпускать их в эфир нельзя. Делай что хочешь — арестуй там всех, переломай к черту всю их технику, я не знаю… Сейчас нам совершенно не нужны осложнения.
— Технику ломать — разве это не осложнения? — засмеялся Хацкоев. — Скандал поднимется очень большой, дорогой.
— Плевать мне на скандал! Заткни им глотку любым способом. Если сможешь убрать — убери этих выродков. Хац, пойми что сейчас многое висит на волоске. И мы с тобой в том числе. Ты не знаешь их, Хац, ты просто не представляешь, насколько они опасны.
— Я сделаю все, что могу. Но пойми и ты: мои возможности не беспредельны. Хорошо, я буду на связи…
Перлов почувствовал, что Хацкоев сейчас прервет связь, вспомнил о главном и торопливо закричал в трубку:
— Эй, Хац! Подожди! Какие у тебя новости с Валдая?
— Разные, — сдержанно ответил тот после короткой заминки. — Я бы сказал, скорее хорошие, чем плохие. Мои люди их засекли.
— Что ж ты молчишь! — Перлов вскочил с места, забыв о боли в плече. — Ну, говори! Говори!
— Одна из двоек передала, что объекты взяты под наблюдение, что они вместе с ними сели на рейсовый катер, но с тех пор на связь не выходили.
В бесшумно открывшуюся дверь просунулась голова Рогова. Видимо, он собирался доложить об исполнении задания, но Перлов махнул в его сторону рукой, и Рогов исчез.
— Что это может значить?
— То, что люди работают, дорогой, — мягко сказал Хацкоев. — Это профессионалы, поверь мне. Они хорошо знают, что им нужно делать.
— Я хочу тебе верить, Хац. Очень хочу… — Перлов немного помолчал. — Ладно, держи меня в курсе. Главное, не забудь про Нестерова. Он обязательно нужен нам живым и, по возможности, невредимым…
Положив трубку, Перлов еще раз перебрал в памяти основные пункты окончившегося разговора. Значит, они перешли к активным действиям. Несколько неожиданно для этих бесхребетных амеб. Проклятие, как же сильно ноет плечо! Что ж, они сами напрашиваются на ответные меры. Мы и так слишком долго медлили. Незапланированное исчезновение этого щенка-историка нарушило все планы. Мы находились так близко от решения проблемы. Перлов в который раз выругал себя за то, что пошел на поводу у перестраховщика Верейкиса, согласившись на сложную и долгую комбинацию с Нестеровым. Нужно было просто брать его в оборот, как Перлов привык делать с самого начала смутных времен. Схватить на выходе из квартиры, запихнуть в машину, отвезти в тихое место и выпотрошить, заставить делать все, что угодно. Специалистов такого профиля у Перлова всегда было хоть отбавляй. Он с самого начала хотел поступить именно так. Единственным аргументом Верейкиса, который поколебал его, было опасение, что выродки, называющие себя селектами, тоже заметили статью Нестерова, и тогда его исчезновение неизбежно привлекло бы их пристальное внимание, чего Перлову в то время было совершенно не нужно: подготовка первой акции по ликвидации Зоны выродков в Волгограде находилась на стадии завершения.
И все же он был прав, прав, как всегда. Потеряв Нестерова, они потеряли время и утратили инициативу. Приходилось срочно менять планы. На первое место сейчас вылезла проблема этого неведомого Прохода. Однако проблема Нестерова от того отнюдь не становилась менее важной…
— Не двигайтесь! — заорал Рыжкин, первым выскочивший из кустов. — Не шевелитесь!.. Женька! Олег! Страхуйте меня!
Схватив один из брошенных шестов, он улегся на Живот и пополз вперед по-пластунски. В протянутый им конец шеста мужчина и женщина вцепились вместе.
— Погоди, не тяни! — вновь закричал Рыжкин. —
Давай по одному, сразу двоих не вытащить. Сначала .мужик! Не бойся, девушка, так быстро не утонешь, только лежи и не шевелись.
Положение увязшего мужчины и в самом деле выглядело критическим: болотная грязь уже достигала его подбородка, но в ожидании начала спасательной операции он отнюдь не паниковал. Женщина, кстати, тоже вела себя вполне рационально: она немедленно замерла в черном месиве, ожидая своей очереди. Гонта и Нестеров подали распластанному на мху Рыжкину второй шест и принялись медленно тянуть утопающего к твердой земле. Топь крайне неохотно размыкала объятия, с разочарованным чавканьем выпуская жертву, но в конце концов мужчина выбрался на мох и уже сам, без посторонней помощи пополз к берегу. Вытащить женщину оказалось много проще. Скоро оба стояли на берегу, тяжело дыша и отирая с лиц липкую, нечистую болотную жижу.
— Счастлив ваш бог, — сказал Рыжкин, перемазанный ничуть не меньше. — И чего вас туда понесло?
— Показалось, что удастся пройти, — ответила женщина. — Вначале-то нормально было. Если бы не вы… Спасибо вам.
— Спасибо, — эхом повторил мужчина. Он разглядывал своих спасителей очень внимательно, с каким-то странным напряжением, что Нестеров отнес на счет пережитого им волнения.
— Тут в свое время даже татаро-монголам пройти не удалось, — сообщил Гонта. — Как раз на этих болотах они и сломались. Так вы что, заблудились? На турбазе, наверное, отдыхаете?
— Да, — подтвердила женщина с небольшой запинкой. — Пошли прогуляться, и вот…
— А теперь пойдем купаться, — хмуро сказал Рыжкин. — В таком виде нас не то что на катер — в город не пустят.
Он повернулся и первым двинулся к берегу озера.
— Чего их сюда понесло? — удивился Нестеров, когда они остались с Гонтой одни. — Около турбазы такой лес хороший, гуляй себе сколько влезет.
— На турбазе они никогда не были, — с коротким смешком сказал Гонта. — Они следят за нами от самого города, мы с ними приплыли сюда на одном катере.
— Откуда ты знаешь? — вздрогнул Нестеров. — За нами? Зачем? Ну да, понимаю… И что же теперь делать? Они не… хищники?
— Ничего не делать, — спокойно пожал плечами Гонта. — Они разной породы. Он — нет, она — да. И, по-моему, не из мелких. Угроза исходит именно от нее. Он, как мне кажется, вообще не в курсе того, что происходит. Странно… вот мы и посмотрим сейчас…
Последнее, не вполне понятное предложение, как почувствовали Нестеров и Рыжкин, Гонта адресовал себе самому.
— Если они хотели узнать, чем мы тут намерены заниматься, пусть узнают, — продолжил он. — Уж это скрывать теперь не имеет никакого смысла. Они еще гордиться будут, что попали сюда в числе самых первых.
Нестеров только сейчас спохватился: инцидент со спасением совершенно отвлек его от главного.
— Ты… видел? То есть ты там был? Что там? Кстати, а где твой автомат? Куда ты его дел?
Гонта засмеялся весело и легко:
— Автомат я в кусты бросил — вон туда. Пугать людей не нужно было. Ничего себе — спасатели с «калашом»… Там классно, Олег. Там замечательно. И автомат, насколько я понял, не так уж нужен. Да ты сам все сейчас увидишь.
— А они? — Нестеров кивнул в сторону озера.
— И они тоже. Почему нет? Нормальные российские граждане, имеют право. Где бы они ни работали в данный момент.
— Ты хотел сказать: на кого бы ни работали?
— И на кого — тоже.
И последнее. Несмотря ни на что, я продолжаю искренне верить, что теория доктора Садлера верна. Человечество способно избавиться от своей темной стороны в процессе эволюции. И это произойдет естественным, а потому ненасильственным путем. Я верю, потому что в отсутствие этой веры жизнь вообще не имеет смысла. Даже те несколько минут, что остались мне до конца. Я прошу передать доктору Садлеру эти мои последние слова.
Прощайте.
Витас.
* * *
Едва различимая с самого начала лесная тропинка растворилась в траве без следа уже через несколько сотен шагов, а количество комаров, напротив, умножилось многократно. Единственным постоянным ориентиром оставалось яркое солнце на безоблачном небе, чьи лучи пробивали насквозь листву и хвою даже самых густых крон. Но и они не способны были разогнать стаи кровососущих тварей, стартовавших эскадрильями и целыми соединениями из-под каждого потревоженного куста.— Их что, вообще тут никто не кормит? — возмущался Рыжкин, с равномерностью и постоянством метронома охлопывая ладонями шею, щеки, лоб, а потом, поочередно, оба запястья. — Что за отношение к родной природе! Я так понимаю, что, если б мы сейчас не появились, они бы через неделю от голода передохли!
— Это твоя родина, — зачем-то сказал Гонта, прокладывая путь сквозь частый подлесок.
— А ты не смог бы их отогнать, если ты такой всемогущий? — спросил Рыжкин.
— Не смог бы, — ответил Гонта. — У них мозгов нет. Зато могу сделать так, чтобы ты их не замечал.
— Так они меня совсем сожрут! — воскликнул Рыжкин.
— Это возможно, — согласился Гонта.
Сейчас лес окружал их со всех сторон, берег озера остался где-то справа. Скрупулезно следовать за изрезанной заливчиками и мысками береговой линией не имело смысла — их путь удлинился бы десятикратно. Рыжкин и Гонта считали шаги, изредка посматривали на карту и коротко совещались. По всему выходило, что километра через полтора озеро должно было вновь открыться взгляду. Постепенно деревья начали редеть, зато кустарник сделался много гуще, и Нестеров подумал: если бы не солнце, заплутаться можно было бы в пять минут. Однако не бывает худа без добра: комары в заросли за ними не последовали.
Внезапно кусты расступились, обнаружив ровную поляну, покрытую мягким мхом. Да не поляну, а болото, протянувшееся влево и вправо, плавно огибавшее оконечность твердой почвы, на которой сейчас стояли путники. Противоположный край болота был метрах в семидесяти. Там сразу за кустарником вновь поднимались толстые стволы сосен и в просвете между ними угадывались очертания какого-то строения.
— Вот блин! — в сердцах произнес Рыжкин. — Вон они, наши развалины. Да только чего-то мне не хочется в болото лезть. Близок локоток, а не укусишь!
— А мне обходить не хочется, — возразил Гонта. — Это как минимум километра два. Час потеряем, если не больше. Давай рискнем! Лето сухое, авось не утонем… Ты как считаешь, Олег?
— Втроем не утонем, конечно, — сказал Нестеров. — Но измажемся, как чушки.
— Ничего, — махнул рукой Гонта, — озеро рядом, Обмоемся и высохнем.
Рыжкин вновь скрылся в кустах и вскоре вернулся с тремя длинными шестами, вырезанными из молодых осин. Подошел к краю болота и воткнул свой шест в мох. Шест ушел сантиметров на двадцать.
— Неглубоко, — оптимистически заметил Гонта.
— По краям и океан мелким покажется, — мудро возразил Рыжкин. — Значит, ты берешь ответственность на себя?
— Отвечаю! — подтвердил Гонта.
— Ладно, давай попробуем.
Передав свою сумку Гонте, Рыжкин шагнул первым, погрузился в чавкнувший мох по щиколотку, сделал следующий шаг и увяз до половины голени.
— Начало мне не нравится, — сказал он, с усилием вытащил ногу, ткнул перед собой шестом, шагнул еще и еще раз. — Да нет, вроде ничего.
Они осторожно двинулись через болото, пробуя шестами почву перед каждым шагом. Растительный слой под ногами сильно пружинил, недовольно чавкал, но пока держал. Шедший впереди Рыжкин вдруг охнул, рванулся назад и, не сумев выдернуть ногу, медленно завалился на спину. Его ушедший в мох до половины шест остался торчать, словно флагшток в ожидании стяга.
— Там вообще дна нет, — сообщил Рыжкин, перевернувшись на живот. — Возвращаться надо.
— Куда возвращаться! Мы больше половины прошли, — возразил Гонта. — Давай на карачках, потихоньку. На шесты опираться будем. Не бойся, пролезем. Не из таких дыр вылезали.
Передвигаться на четвереньках оказалось утомительно, противно и мокро, зато достаточно надежно. Хотя локти и колени немедленно вымокли насквозь, грязь на поверхность мха не проступала, что позволяло в дальнейшем обойтись без генеральной стирки. Правда, им пришлось сделать два зигзага, минуя водяные окна, густо затянутые ряской и прочей болотной зеленью и оттого почти невидимые даже с метрового расстояния.
— Вот тебе и сухое лето, — то и дело бормотал Рыжкин и негромко ругал Гонту. Делал он это, практически не используя элементы неформальной лексики. Нестерову слушать внимательно было недосуг, но он сумел понять, что Рыжкин сравнивал различные качества Гонты с аналогичными достоинствами представителей животного мира. Например, он утверждал, что ползает Гонта не в пример хуже самой последней болотной гадюки. А уж соображением равняться не может даже с местными лягушками. Рыжкин ругал Гонту совершенно без злобы, будто просто пел песню, помогающую в пути путнику. Гонта на выпады никакого внимания не обращал, он только кряхтел и полз дальше.
Тщательно ощупывая путь, Нестеров почти не поднимал головы и понял, что переправа закончена, лишь когда увидел перед своим носом носки армейских башмаков Рыжкина.
— Вставай, хватит уже, — сказал Рыжкин. — Или понравилось?
Сразу за узкой полосой болотной осоки и кустарника почва пошла на подъем. Они взобрались на усыпанный сосновой хвоей пригорок и увидели разрушенный монастырь. Время и люди потрудились тут основательно. Окружающие монастырь стены были разобраны практически до фундамента, лишенный креста церковный купол зиял проломами, от жилых помещений остались лишь остовы с пустыми глазницами оконных проемов.
Местоположение главных ворот можно было отыскать лишь по едва заметным признакам дороги, что когда-то вела к монастырю от населенных мест, а ныне терялась в лесу без следа. Но не понять, что место для строительства монастыря его основатели выбрали просто замечательное, было невозможно. Могучий темный бор окружал его с трех сторон, а с четвертой, отражая голубизну неба, расстилалась озерная гладь.
Нестеров вдруг увидел, что Гонта как-то вытянулся и задрал подбородок, сделавшись похожим на встревоженную птицу, что прислушивается к чему-то слышному ей одной. Через несколько секунд Гонта расслабился и повернулся к своим спутникам.
— Вовремя мы сюда успели, — сказал он. — Наши до Москвы добрались успешно, у них все в порядке, теперь они ждут от нас добрых вестей.
— Это телепатия? — спросил Нестеров. Гонта отрицательно помотал головой:
— Нет. Я тебе уже говорил, что чужие мысли слышать я не могу. Только сигналы. Хорошие или плохие. Без подробностей. Сейчас я услышал хороший сигнал.
— Как им удалось выбраться?
— Да как тебе объяснить? — весело пожал плечами Гонта. — Пожалуй, я точно не скажу. Просто я не могу перечислить соединенные возможности четырех десятков селектов. Но когда обстоятельства вынуждают, хищникам рядом с ними делать просто нечего.
Очередная волна горечи затопила Нестерова.
— Почему же вы тогда… — начал было он и остановился под суровым взглядом Гонты.
— Мы это уже обсуждали, — сухо произнес Гонта. — Потому что Мы — не Они!
Он не сводил с Нестерова глаз, и тот в конце концов начал чувствовать себя не очень уютно.
— Хорошо, я все понял, — сказал он много ниже тоном. — Тогда ответь мне, пожалуйста, еще на один вопрос. Давно хотел его задать, да все как-то было неудобно.
— Спрашивай, — разрешил Гонта.
— Почему у всех селектов клички? Смешно даже, знаешь ли. Они ведь все очень известные люди… почти все, — поправился Нестеров и тут же поперхнулся, сообразив, что эта поправка может показаться Гонте обидной. Но Гонта ничуть не обиделся.
— Ты знаешь, наверное, просто привычка, —добродушно объяснил он. — Восемьдесят лет фактически в подполье провели. В полной конспирации. Кстати, в Испании наши коллеги тоже до сих пор грешат тем же самым. Ну и еще кое-где… в аналогичных, скажем, условиях окружающей среды. Дань традициям.
— Так где же она, твоя земля обетованная? — спросил Рыжкин, которому не терпелось увидеть то, к чему они стремились и во что он так и не мог заставить себя поверить. Кажется, он совсем не слушал разговора Гонты и Нестерова и все это время жадно оглядывал окрестности, будто искал, да никак не мог отыскать какую-то давнюю драгоценную потерю. — Ничего такого вроде не видно!
— Не видно, — очень серьезно согласился Гонта. — Но она здесь. Должна быть здесь. Или… ее вообще не существует.
— Ну так… — Рыжкин переминался с ноги на ногу, явно не зная, как себя вести. — Пошли тогда?
— Сначала я сам, — ответил Гонта. — Один. Ждите меня здесь. Я буду отсутствовать десять минут, не больше. Виктор, дай-ка на всякий случай автомат!
Он принял из рук Рыжкина оружие, отработанными движениями вставил магазин, передернул затвор и щелкнул предохранителем.
— Ну, я пошел, — буднично произнес Гонта. — Отвернитесь, а то глаза испортите!
Отвернувшись, Нестеров не стал зажмуриваться. И хотя солнце светило ему в лицо, Нестеров увидел свою тень от ослепительной, синевато-белой вспышки за своей спиной, словно туда с ясного неба пала молния. Он немедленно обернулся. Гонта исчез.
— Ну, дела! — ошеломленно пробормотал Рыжкин. — Я до последнего момента не верил…
— Вы с ним давно знакомы?
— С Евгением? Лет пятнадцать. Мы вместе начинали, в одной бригаде морпехами служили. Юные лейтенанты, понимаешь ли…
— И вы никогда о нем ничего не знали?.. Вот этого? Рыжкин немного подумал и усмехнулся.
— Он веселый парень был. Везло ему всегда, словно он в рубахе родился, это все знали. И знаешь, что заметили? Всякая сволочь его стороной обходила. Словно побаивалась. Сволочи-то всякой везде хватает. Мы даже смеялись по этому поводу не раз. Например, был ротный старшина — вор. До Женьки сожрал такого же молодого лейтенанта с потрохами, потому что воровал вместе с начштабом бригады. Наглел по-черному, солдатам вместо формы обноски выдавал, продукты крал, тварь… Все ему с рук сходило. А Женька с ним только один раз поговорил, старшина тут же рапорт о переводе написал. И начштаба не вмешался. Я Женьке тогда сильно завидовал. Взвод у него был, словно кремлевская рота почетного караула. Ты понимаешь, он службу нес, как положено. И взвод его жил, как положено, как показывали в советском кино. Не по жизни, к которой все давно привыкли, а по писаному, по Уставу и по-человечески. Как и должно быть. Но, в общем, в остальном ничего особенного. Таких способностей я в нем не подозревал. И сейчас думаю: почему он их от меня так тщательно скрывал?
— Думаю, вы не должны обижаться, — мягко сказал Нестеров. — Ведь, в сущности, для вас бы мало что изменилось, если бы вы узнали тогда, а не сейчас. К тому же эти тайны всегда принадлежали не только ему одному.
— Верно, верно, — кивнул Рыжкин. — Да все я понимаю! И все равно — обидно. Потом он уволился. Я думал: зачем? Ему прямая дорога в академию и под генеральские погоны. Так и сказал ему, а Женька только засмеялся в ответ. Сказал: «Дорога у нас всех одна, на каком-то перекрестке обязательно встретимся». Так оно и получилось.
— Вы… — Нестеров немного помедлил, пытаясь как можно тактичнее сформулировать вопрос, но в конце концов решил оставить эти попытки и продолжил напрямую: — Вы пойдете туда насовсем?
Он показал на то место, где только что находился Гонта, и описал рукой неопределенную траекторию.
— А почему нет? — ответил Рыжкин очень спокойно. — Обрыдло мне тут все, давно уже обрыдло. Мне и так давно ясно, без этих ваших теорий, что страну нелюди захватили. И, сдается мне, насовсем. Так что если возьмете меня вместе с Галиной — это супруга моя — и пацанами…
Нестеров хотел было ответить, что вовсе не он решает, кого брать или не брать, да и вряд ли вообще этот вопрос имеет смысл, как вдруг пространство рядом с ними с треском прохудилось, а из образовавшейся прорехи — словно из соседней комнаты — вышел Гонта. Сопровождавшая его возвращение световая вспышка теперь не ослепила Нестерова и Рыжкина: не вспышка то была, а всего лишь краткое сияние густого фиолета. Автомат небрежно висел на его плече, Гонта улыбался счастливой, глуповато-бессмысленной улыбкой новорожденного, и Нестеров почувствовал, что винтик тисков тревоги, сжимавших его душу и сердце многие месяцы подряд, начал быстро-быстро раскручиваться.
— Ну, как вы тут, мужики? — весело спросил Гонта, но ответа не дождался, потому что в эту самую секунду со стороны болота донесся пронзительный женский крик.
* * *
Голая девка валялась на краю дивана, свесив голову вниз, поэтому сочащаяся откуда-то из гущи растрепанных волос кровь не пачкала белый шелк покрывала. Ключицу Перлова после удара дергало острой болью, вполне сравнимой с зубной, и он мысленно ругал себя за то, что так глупо сорвался. Нет, таблетка тут не поможет. Скорчившись, он поднялся с кресла, доковылял до зеркала и вытащил из ящика снаряженный шприц. Снял зубами защитный колпачок и всадил себе в бедро, воспринимая боль укола лишь в качестве прелюдии к долгожданному облегчению. Потом, зажмурившись, терпеливо ждал две минуты. Наконец терзавшие его тело когти расслабились, втянулись в меховые подушечки. Убираясь прочь из нервов и плоти, боль свернулась пушистым шаром где-то внутри плеча, ожидая окончания действия наркотика.С экрана включенного телевизора депутат Шляпников проникновенно и убедительно объяснял народу смысл состоявшегося накануне голосования в Госдуме.
— Последовательно продвигаясь по пути гуманизации уголовного законодательства, думское большинство не могло поддержать законодательную инициативу небольшой группы депутатов, предложивших усилить санкции в отношении предпринимателей, задерживающих выплату заработной платы своим работникам. Вы прекрасно понимаете, насколько сложна сейчас в стране экономическая обстановка. Происходит становление новой экономики, создаются новые предприятия и фирмы. Вводить именно сейчас драконовские меры в отношении тех, кто по каким-то причинам временно попал в сложное положение, означает губить частную инициативу на корню.
— Но невыплата зарплаты стала самым распространенным способом быстрого обогащения недобросовестных коммерсантов, — попытался ввернуть вопрос телеведущий, — людям не платят по году и более…
Однако Шляпников лишь небрежно отмахнулся:
— Это очередная выдумка наших левых. Обыкновенная спекуляция на временных трудностях…
Чтобы Шляпникова — Шляпу — провести в депутаты, Перлову пришлось затратить немалую сумму. Но он о том не жалел. Шляпа добросовестно отрабатывал вложенные в него средства.
Перлов убавил звук, набросил на плечи халат и крикнул в тишину квартиры:
— Рогов!
Тот появился немедленно и бесшумно. Глянул на обнаженное женское тело и тут же вновь уставился в глаза Перлова.
— Убери ее отсюда, эту тварь, — с отвращением Приказал Перлов. — Дай ей сотню сверх обещанного, Но чтобы ее тут через минуту не было.
Рогов шагнул к кровати, осторожно потряс девку за Плечо, потом легко повернул ее на спину и всмотрелся в лицо.
— Шеф! Она вроде… того… Откинулась.
— Тем более убери! — Перлова поражала несообразительность помощника. Сейчас ему было очень хорошо, плечо совершенно не болело и тратить драгоценные минуты облегчения на какую-то уличную шлюху казалось ему более чем кощунством.
Не произнося больше ни слова, Рогов завернул тело в покрывало (Перлов при этом непроизвольно поморщился: ему стало немного жаль прекрасный итальянский шелк) и вынес. Спустя пару минут он вернулся, тщательно собрал одежду проститутки, поднял ее сумочку, напоследок внимательно оглядел комнату, после чего исчез окончательно, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Негромко затирликал мобильник. Перлов вяло взглянул на осветившееся табло — звонил Хацкоев — и поднес аппаратик к уху:
— Какие проблемы, Хац?
— Большие проблемы, дорогой, или не очень большие, это как посмотреть. Я сам пока точно не знаю. Наши друзья объявились в телецентре Останкино.
— Ну и что? — Перлов торопливо перебирал варианты, оценивая услышанное. — Кто именно?
— Музыкант и еще какие-то двое с ним, мои люди их не опознали.
— Академика с ними нет?
— Нет.
— Значит, ты все же их выпустил из городишка, — в тоне Перлова звучало обвинение, и Хацкоев вспылил:
— Ты там был, а не я, не забывай, пожалуйста. И я тебя предупреждал: Новгород — не Волгоград, второй раз так просто у тебя не получится.
— Ладно-ладно, — пошел на попятную Перлов. — Сейчас не в том проблема. Ты не должен их был туда допускать!
— Я не могу расставить людей у каждого городского подъезда, дорогой. У меня нет столько сил.
— На какой канал они пришли? Хацкоев ответил.
— Ну, конечно, я и сам мог догадаться! — охватившее Перлова раздражение вновь пробудило боль. — Что они там будут делать? Собираются выступить в прямом эфире?
— Не знаю. Источников информации у меня там нет.
— А должны быть! — крикнул Перлов. — Это твоя работа, в конце концов! Ладно, слушай: выпускать их в эфир нельзя. Делай что хочешь — арестуй там всех, переломай к черту всю их технику, я не знаю… Сейчас нам совершенно не нужны осложнения.
— Технику ломать — разве это не осложнения? — засмеялся Хацкоев. — Скандал поднимется очень большой, дорогой.
— Плевать мне на скандал! Заткни им глотку любым способом. Если сможешь убрать — убери этих выродков. Хац, пойми что сейчас многое висит на волоске. И мы с тобой в том числе. Ты не знаешь их, Хац, ты просто не представляешь, насколько они опасны.
— Я сделаю все, что могу. Но пойми и ты: мои возможности не беспредельны. Хорошо, я буду на связи…
Перлов почувствовал, что Хацкоев сейчас прервет связь, вспомнил о главном и торопливо закричал в трубку:
— Эй, Хац! Подожди! Какие у тебя новости с Валдая?
— Разные, — сдержанно ответил тот после короткой заминки. — Я бы сказал, скорее хорошие, чем плохие. Мои люди их засекли.
— Что ж ты молчишь! — Перлов вскочил с места, забыв о боли в плече. — Ну, говори! Говори!
— Одна из двоек передала, что объекты взяты под наблюдение, что они вместе с ними сели на рейсовый катер, но с тех пор на связь не выходили.
В бесшумно открывшуюся дверь просунулась голова Рогова. Видимо, он собирался доложить об исполнении задания, но Перлов махнул в его сторону рукой, и Рогов исчез.
— Что это может значить?
— То, что люди работают, дорогой, — мягко сказал Хацкоев. — Это профессионалы, поверь мне. Они хорошо знают, что им нужно делать.
— Я хочу тебе верить, Хац. Очень хочу… — Перлов немного помолчал. — Ладно, держи меня в курсе. Главное, не забудь про Нестерова. Он обязательно нужен нам живым и, по возможности, невредимым…
Положив трубку, Перлов еще раз перебрал в памяти основные пункты окончившегося разговора. Значит, они перешли к активным действиям. Несколько неожиданно для этих бесхребетных амеб. Проклятие, как же сильно ноет плечо! Что ж, они сами напрашиваются на ответные меры. Мы и так слишком долго медлили. Незапланированное исчезновение этого щенка-историка нарушило все планы. Мы находились так близко от решения проблемы. Перлов в который раз выругал себя за то, что пошел на поводу у перестраховщика Верейкиса, согласившись на сложную и долгую комбинацию с Нестеровым. Нужно было просто брать его в оборот, как Перлов привык делать с самого начала смутных времен. Схватить на выходе из квартиры, запихнуть в машину, отвезти в тихое место и выпотрошить, заставить делать все, что угодно. Специалистов такого профиля у Перлова всегда было хоть отбавляй. Он с самого начала хотел поступить именно так. Единственным аргументом Верейкиса, который поколебал его, было опасение, что выродки, называющие себя селектами, тоже заметили статью Нестерова, и тогда его исчезновение неизбежно привлекло бы их пристальное внимание, чего Перлову в то время было совершенно не нужно: подготовка первой акции по ликвидации Зоны выродков в Волгограде находилась на стадии завершения.
И все же он был прав, прав, как всегда. Потеряв Нестерова, они потеряли время и утратили инициативу. Приходилось срочно менять планы. На первое место сейчас вылезла проблема этого неведомого Прохода. Однако проблема Нестерова от того отнюдь не становилась менее важной…
* * *
Облепленные черной грязью, трудно ворочавшиеся в болотной жиже существа издалека напоминали людей лишь приблизительно. Они не добрались до спасительной тверди какой-то десяток метров, угодив в предательское окно-ловушку. Мужчина погрузился в топь почти по плечи. Женщина, сама увязшая по пояс, изо всех сил тянула его за руку, пытаясь вытащить, но их соединенные попытки имели прямо противоположный результат: трясина неуклонно затягивала их в свое бездонное чрево.— Не двигайтесь! — заорал Рыжкин, первым выскочивший из кустов. — Не шевелитесь!.. Женька! Олег! Страхуйте меня!
Схватив один из брошенных шестов, он улегся на Живот и пополз вперед по-пластунски. В протянутый им конец шеста мужчина и женщина вцепились вместе.
— Погоди, не тяни! — вновь закричал Рыжкин. —
Давай по одному, сразу двоих не вытащить. Сначала .мужик! Не бойся, девушка, так быстро не утонешь, только лежи и не шевелись.
Положение увязшего мужчины и в самом деле выглядело критическим: болотная грязь уже достигала его подбородка, но в ожидании начала спасательной операции он отнюдь не паниковал. Женщина, кстати, тоже вела себя вполне рационально: она немедленно замерла в черном месиве, ожидая своей очереди. Гонта и Нестеров подали распластанному на мху Рыжкину второй шест и принялись медленно тянуть утопающего к твердой земле. Топь крайне неохотно размыкала объятия, с разочарованным чавканьем выпуская жертву, но в конце концов мужчина выбрался на мох и уже сам, без посторонней помощи пополз к берегу. Вытащить женщину оказалось много проще. Скоро оба стояли на берегу, тяжело дыша и отирая с лиц липкую, нечистую болотную жижу.
— Счастлив ваш бог, — сказал Рыжкин, перемазанный ничуть не меньше. — И чего вас туда понесло?
— Показалось, что удастся пройти, — ответила женщина. — Вначале-то нормально было. Если бы не вы… Спасибо вам.
— Спасибо, — эхом повторил мужчина. Он разглядывал своих спасителей очень внимательно, с каким-то странным напряжением, что Нестеров отнес на счет пережитого им волнения.
— Тут в свое время даже татаро-монголам пройти не удалось, — сообщил Гонта. — Как раз на этих болотах они и сломались. Так вы что, заблудились? На турбазе, наверное, отдыхаете?
— Да, — подтвердила женщина с небольшой запинкой. — Пошли прогуляться, и вот…
— А теперь пойдем купаться, — хмуро сказал Рыжкин. — В таком виде нас не то что на катер — в город не пустят.
Он повернулся и первым двинулся к берегу озера.
— Чего их сюда понесло? — удивился Нестеров, когда они остались с Гонтой одни. — Около турбазы такой лес хороший, гуляй себе сколько влезет.
— На турбазе они никогда не были, — с коротким смешком сказал Гонта. — Они следят за нами от самого города, мы с ними приплыли сюда на одном катере.
— Откуда ты знаешь? — вздрогнул Нестеров. — За нами? Зачем? Ну да, понимаю… И что же теперь делать? Они не… хищники?
— Ничего не делать, — спокойно пожал плечами Гонта. — Они разной породы. Он — нет, она — да. И, по-моему, не из мелких. Угроза исходит именно от нее. Он, как мне кажется, вообще не в курсе того, что происходит. Странно… вот мы и посмотрим сейчас…
Последнее, не вполне понятное предложение, как почувствовали Нестеров и Рыжкин, Гонта адресовал себе самому.
— Если они хотели узнать, чем мы тут намерены заниматься, пусть узнают, — продолжил он. — Уж это скрывать теперь не имеет никакого смысла. Они еще гордиться будут, что попали сюда в числе самых первых.
Нестеров только сейчас спохватился: инцидент со спасением совершенно отвлек его от главного.
— Ты… видел? То есть ты там был? Что там? Кстати, а где твой автомат? Куда ты его дел?
Гонта засмеялся весело и легко:
— Автомат я в кусты бросил — вон туда. Пугать людей не нужно было. Ничего себе — спасатели с «калашом»… Там классно, Олег. Там замечательно. И автомат, насколько я понял, не так уж нужен. Да ты сам все сейчас увидишь.
— А они? — Нестеров кивнул в сторону озера.
— И они тоже. Почему нет? Нормальные российские граждане, имеют право. Где бы они ни работали в данный момент.
— Ты хотел сказать: на кого бы ни работали?
— И на кого — тоже.