Русанова Вера. Туманный берег

   - Вы сядете, лицо уголовно процессуальное, - уточнил Красовский, складывая остатки таблеток к себе в карман. - Вы! Попрошу не обобщать, так как версия ваша!.. Хотя, честно говоря, бабец этот мне тоже не нравится. Дерганная, очкастая, противная. Шлюховатая, как большинство их роду-племени. С мужем живет, по бывшим любовникам таскается. И, главное, ни кожи ни рожи ведь, а туда же!.. Чует мое сердце, посадим мы её. А может и не её. Я ведь тебе новостишку интересную принес.
   - По поводу?..
   - По поводу Натальи Слюсаревой, бывшей жены нашего Тима Райдера... Вернулась она из Лондона в свой Железнодорожный. Как миленькая вернулась. Сначала хозтоварами торговала, потом в бар устроилась. А недавно исчезла. Исчезла - и все! Нету ее! Где может шлюхаться - никто не знает. Но мать при этом не особенно волнуется. Волнуется, конечно, но не так, чтобы волосы на себе рвать и заявами ментуру закидывать. Лопочет что-то насчет внезапного приступа любви. Мол, могла доченька укатить развлекаться с неожиданно образовавшимся любовником. Может, конечно, для госпожи Слюсаревой это и норма - вот так, никого не предупредив, сваливать в неизвестном направлении? Однако же, странно...
   Андрей, поморщившись, потер шею: одна таблетка застряла где-то в горле:
   - Когда она исчезла?
   - Да, вроде, шестого июля. Отработала смену, домой не вернулась. Ни записки никакой не оставила, ни позвонила.
   - По подругам и бывшим хахалям искали?
   - Обижаешь, орган предварительного следствия! Не тупее паровоза. Искали, ищем.
   - Ну, и отлично... В "Камелию" эту завтра поедем. Наверное, с утра пораньше. Надо выяснить, кто с двенадцатого на тринадцатое работал, вызвать всех... Правда, что ли сегодня съезжаешь?
   Красовский вяло пожал плечами:
   - А чего, всю жизнь теперь что ли у тебя сидеть?
   И Андрей вдруг понял, что тот видит сейчас свою квартиру без кружевных салфеточек, и пушистых мягких игрушек, оккупировавших комнату и прихожую...
   * * *
   Настроение и так было паршивым, а тут ещё сломался новенький и дорогущий моющий пылесос. Пару раз прощально чихнул, совсем как древний советский "Уралец", утробно загудел и замолчал. Тамара с досадой выдернула вилку из розетки, уселась на пол и пнула пылесос ногой. Тяжеленный, как гроб, он все-таки откатился на пару сантиметров в сторону.
   - Выпей свои успокоительные таблетки, - Валерка даже не обернулся. Как вытирал пыль со шкафа, так и вытирал. Спокойно, размеренно. Только шея и уши немного покраснели.
   - Пылесос сломался, - проговорила она. - Ты не хочешь посмотреть, что с ним?
   - Том, ну ты же знаешь, что он на гарантии. Я в него залезу, а потом ни одна мастерская в ремонт не возьмет... Брось, вообще, это черное дело, я потом палас сам щеткой дочищу. Таблетки, говорю, лучше прими.
   - Я не могу сейчас принимать таблетки, ты это прекрасно знаешь. У меня экзема страшнейшая, как ты мог заметить... Если, конечно, ещё иногда смотришь на мои руки и в мою сторону.
   Он все-таки обернулся. Повесил тряпку на вытертую дверцу и обернулся. Присел на корточки, тяжко вздохнул:
   - Том, ну так тоже невозможно, в конце концов! Что с тобой творится, а? Ну, что я тебе сделал? Чем не угодил? Я понимаю, что ты из-за милиции переживаешь, из-за этого убийства... Но это же все пройдет, надо просто переждать. Дачу подремонтируем и продадим сразу же. Или, хочешь, вообще, разломаем? Все равно на ремонт больше денег пойдет, чем в результате получим.
   - Я хочу, чтобы ты починил пылесос, - сказала она, чувствуя что вот-вот расплачется. - Все! Больше я от тебя ничего не хочу... Еще я хочу, чтобы меня все оставили в покое. Мне все надоело. Дом этот надоел, пыль надоела, жизнь эта!
   Муж оперся одной рукой о пол и покорно потянулся к пылесосу.
   - Не трогай! - её испугал собственный визг. - Сам же сказал, ни одна мастерская потом не возьмет. Без тебя разберусь! Не трогай!
   Он покачал головой, встал, хрустнув коленями, снова принялся за шкаф. Приподнявшись на цыпочки, полез в антресоли, выложил на табуретку зимнюю шапку, завернутую в газету, мешок с шарфами и перчатками. Тамара вздрогнула. Она вдруг поняла, что он сейчас увидит. Вскочила, крикнула: "Оставь вещи, я сама. Лучше, в самом деле, палас дочисть", но было уже поздно. Валера держал в руках небольшой сверток. Что-то длинное, замотанное в кусок обыкновенного черного сатина. Размотал. Удивленно взглянул на три толстые свечи: две белые и одну красную. Взял двумя пальцами белую, наполовину оплывшую:
   - А что это такое?
   - Свечи. Не видишь разве? - Тамара постаралась пожать плечами как можно более равнодушно. - Вопросы какие-то странные задаешь.
   - Вижу, что свечи. Почему в тряпке-то? И красная откуда?
   - С Нового года осталась! С восьмого марта!.. Господи, какая тебе разница?!
   - Да, никакой. Просто... Ладно, твои дела...
   - Да! Мои! - она не сдержалась и начала-таки расчесывать ладонь ногтями. Подсохшая короста тут же содралась, выступила кровь. - Свечки это мои дела, ты в них не лезь! Как я не лезу в твои.
   - Может хватит ходить вокруг да около? Может, объяснишь, в чем дело?!
   - Ты прекрасно знаешь, в чем дело. И в ком дело, - проговорила Тамара со значением. Тряхнула темными волосами и вышла из комнаты на кухню.
   Там первым делом отдернула тюль с окна, открыла форточку. Зажгла газ на плите, поставила на конфорку кастрюлю с водой. Плакать больше не хотелось. Хотелось тихо выть и биться обеими кулаками и лбом о стену. Так, чтобы стало больно, чтобы почувствовать, что ничего его не кончилось, жизнь продолжается, и все ещё будет... Все ещё будет. На самом деле, будет.
   В комнате хлопнула дверца шкафа, на кухню заглянул муж. Уже в слаксах и защитного цвета рубахе. Обе руки в карманах, на загорелом лице темные пятна. Волнуется, злится, краснеет...
   - Том, я выйду пройдусь, пива возьму... В магазин надо за чем-нибудь зайти?
   - У нас все есть, - она уже с жалостью взглянула на расцарапанную ладонь. - Можешь хлеба полбулки взять. Лучше "Бородинского"... И извини, что я сорвалась. На самом деле, тяжело все это, да ещё экзема. Чувствую себя отвратительно.
   - Заказы пока не бери. Отдохни. А то названивают, названивают целыми днями.
   - Это ещё по старому объявлению. Новое я не давала...
   Муж ещё немного помялся в дверях, потом оттолкнулся рукой от косяка:
   - Ладно, пошел я. Скоро буду.
   Тамара заставила себя улыбнуться, а когда за ним захлопнулась входная дверь, тяжело метнулась к шкафу, достала с антресоли свечи и, окинув взглядом квартиру, быстро перепрятала их в нижний, рассохшийся и заедающий ящик комода.
   * * *
   Он узнал его сразу. Мент стоял возле дома и курил, видимо, намереваясь зашвырнуть окурок куда-нибудь на газон и после этого войти в подъезд. Тот самый наглый мент, который шарился в трюмо и перебирал Тамарины флаконы на полочке. Худой, скуластый, с широко посаженными нахальными глазами и идиотской родинкой у правого уха. Фамилия вертелась в голове, но как-то не вспоминалась.
   Мент, впрочем, проявил относительную вежливость. Подошел вразвалочку и, уперев руки в бока, спросил:
   - Валер, а Валер, помнишь меня? Капитан Красовский. Имел счастье быть у тебя дома пару дней назад.
   - Помню, - он отчего-то застеснялся пластмассовой пятилитровой канистры, которую держал в руках, и спрятал её за спину. - Еще что-нибудь насчет дачи узнать хотели?..
   Мент молчал и смотрел прямо в глаза с противной ухмылочкой.
   - ... Можем подняться в квартиру, поговорить...
   - Да нет, Валера, не насчет дачи... Жена твоя дома?
   - Дома. Она же официально не работает.
   - Значит, в квартиру подниматься не будем, здесь побеседуем... Это, кстати, в твоих же интересах.
   Снова помолчал, выдерживая паузу. Валера ждал, нервно похлопывая себя канистрой под коленками.
   - ... А в твоих интересах это потому, что говорить мы будем не о даче, а об одной твоей знакомой. Некой Лиле Муратовой. Знаешь такую?
   - Ну, - сказал он, вдруг захлебнувшись горячим воздухом и мучительно пытаясь сообразить, как же вести себя дальше.
   - "Ну" - это хорошо. Значит, знаешь. И, наверное, не будешь отрицать, что она бывала на папиковой даче?
   - Бывала... Ну и что?
   - Да, ничего. Просто всяких Лялек-Манек ты, друг, вспомнил, а о Лилечке почему-то забыл... Вроде она твоей невестой была? Чего ж ты о ней-то не подумал?
   Он успокоился так же неожиданно, как и испугался. И вдруг ясно понял, что бояться просто глупо. Пожал плечами, поставил канистру на асфальт и отчего-то сразу перестал чувствовать себя идиотом.
   - Почему не подумал? Подумал. Только мне кажется, что уж Лилька тут абсолютно ни при чем... Вы вот стали бы в такой ситуации любимую женщину свою закладывать? Мол, её тоже проверьте, алиби там, отпечатки пальцев. Волосы... Какое она-то отношение а этим англичанам может иметь? Да и к даче тоже? Мы уже лет двести не виделись.
   - Ой ли, Валер? - мент хищно разулыбался. - Жены рядом нет, чего тюльку гонишь?
   - Да, на самом деле, я её давным-давно не видел! Не верите что ли?
   - Конечно, не верю! Тебе даже жена не верит... Она, кстати, у тебя тетка наблюдательная: и клипсу в квартире нашла, и соседей на предмет твоей Лилечки опросила... Видели, как она к тебе приходила! Видели, безгрешный ты наш супруг! Так что давай лучше поговорим по-хорошему. По-плохому не советую...
   - С ума вы сошли что ли? - Валера бросил тоскливый взгляд на канистру: похоже, пива сегодня попить было все-таки не суждено. - Говорю вам, не встречаюсь с ней - значит, не встречаюсь... Клипса какая-то... Тамара, поди, свою собственную бутафорию-бижутерию порастеряла, а потом выдумывает черт-те что! Или вон из заказчиц её кто... Ерунда полная!
   Мент задумчиво оттопырил нижнюю губу:
   - Н-ну... Не знаю - не знаю... Может, и ерунда, конечно, только ведь черненькая твоя Лиля как назло! Я её сегодня в прокуратуре видел: черная, как жук!
   - В прокуратуре?
   - А ты что думал? В музее изящных искусств?.. С тобой, кстати, тоже, может, в последний раз на свежем воздухе беседуем, так что пивком-то сегодня оттянись как следует. С запасом на будущее... Не вспомнил ещё ничего про Лилю? Нет?.. А то, гляди, жена-то на тебя разобидится, передачки носить не станет.
   - Слушайте, я, слово вам даю, не видел Лильку уже тыщу лет, и не думаю, чтобы ей вдруг захотелось ко мне в гости придти!.. Прокуратура какая-то... Скажите хоть, каким манером она ко всей этой истории относится? Ну, кроме того, что брюнетка и на даче, когда-то там, сто лет назад, бывала?
   - Не скажу, Валер, не скажу, - мент нахально похлопал его по плечу, неспешно развернулся и вразвалочку пошел к автобусной остановке. Длинный, белобрысый и отчего-то страшный...
   * * *
   Кафе на Маросейке было не то чтобы элитным, скорее, просто очень приличным. Дорогие темные портьеры на окнах, белоснежные скатерти и живые цветы на столах. В углу, в огромной керамической вазе, расписанной в античном стиле, цвело апельсиновое деревце. Бело-золотистые, прозрачные лепестки пахли мягко и, в то же время, дурманяще.
   Еще полчаса назад посетителей в кафе было совсем не много, но с приближением обеденного перерыва стеклянные двери стали все чаще отворяться. За столики привычно рассаживались клерки в неизменных белых рубашках, дорогих галстуках и пиджаках. Похоже, у каждого здесь было свое привычное, излюбленное место.
   Лиля тоже сидела за столиком в самом углу. Незаметная, потерянная, с устремленным в стену невидящим взглядом. У стойки Красовский пил "Бадвайзер" и заканчивал беседу с тощей, неопределенного возраста барменшей, тоже дежурившей в ночь с двенадцатого на тринадцатое.
   А Андрей стоял посреди пустого, выстеленного мозаикой пятачка для танцев. Стоял, опустив обе руки в карманы и прикрыв глаза. Прибывающие клиенты изредка косились в его сторону. Ему было все равно. Муратову опознали... Он чувствовал, что что-то во всем этом не так, но не мог понять что... Ее опознали. Ее вспомнили...
   Тряхнул головой, отбрасывая волосы со лба, неспешно прошелся по периметру пятачка, мимо стойки бара, мимо небольшой эстрады, на которой вечерами играли музыканты. Посмотрел на лампы подсветки внизу, на светильники, свешивающиеся с потолка. Подумал о том, что вечерами и ночами здесь должно быть довольно темно. Освещенный круг и столики, прячущиеся в полутьме.
   У посетителей, занимающих столики у самой стены, наверное, вообще, не разглядеть лиц? Наверное... Однако же разглядели! Этот самый молодой официант с тонкими тараканьими усиками...
   На ней были темные очки... Кто мог подумать, что она снимет очки, когда будет просматривать меню? Ну, кто мог подумать?.. Теперь вот сидит живым укором, молодая мамаша, оторванная от своей маленькой дочери. Ничего! Не особенно она страдала, когда на всю ночь ни с того, ни с сего подкинула ребенка свекрови!..
   Он ещё раз обернулся на Муратову. Худая, маленькая, длинношеяя, в легком темном платье, стянутом сзади поясом-бантом. Белые пуговички, узкие полоски кружева на вороте и манжетах... Ее узнали, несмотря на то, что в ту ночь она была в плаще и темных очках... Да, приехала ещё засветло. Да, уехала утром. Заказала бутылку шампанского. Потом кофе.
   - Простите, можно вас ещё на секундочку? - Андрей поманил рукой усатого официанта Мишу. Тот подошел осторожными большими шагами встревоженного страуса. - Давайте уточним кое-какие детали.
   - Пожалуйста! Я, правда, рассказал уже все, что помнил. Ну, про нее...
   Боязливый, сдержанный кивок в ту сторону, где сидит Лиля.
   - Итак, эта женщина зашла в кафе около восьми вечера. Искала она кого-нибудь или сразу села за столик?
   - Вы знаете, сам момент... в смысле, ту минуту, когда она зашла, я как-то пропустил. На кухню, наверное, выходил или обслуживал кого-то? Потом смотрю - она сидит, с подошел, спросил: мол, что будем заказывать. Она попросила меню. А у нас, вы же видите, освещение приглушенное. Она очки сняла... Ну, разглядеть чтобы... Заказала французское шампанское. Довольно дорогое, но хорошее. И два бокала. Пить не стала. Наверное, кого-то ждала... Но это она была. Точно она!
   - Что было потом?
   - Потом я занялся своими делами. Народу той ночью было довольно много. Помню, ещё подумал, что она мужчину, наверное, ждет. Вид у неё был такой... То ли строгий, то ли расстроенный? Ну, никто к ней не шел. Я потом подрулил к столику, спрашиваю: кофе, дескать, не желаете. В смысле, раз уж не ест ничего... У нас, вообще-то, не принято клиентов подгонять или выпроваживать. Не хочет человек ничего, кроме стакана сока брать, пусть сидит хоть целый день со стаканом сока. Просто жалко её стало... Она согласилась, кофе попросила принести. По-моему, без сахара?
   Андрей отодвинул носком туфля целлофановую обложку от сигарет, валяющуюся на мозаичном полу. Миша перехватил его взгляд, тоже посмотрел под ноги и покраснел.
   - Очки она во второй раз снимала?
   - Нет. А зачем? Я же ей не меню просмотреть предлагал, просто спросил: "Кофе не желаете?" Ну, правда, закуску ещё кой-какую предложил, пирожное, но она отказалась. Кофе один заказала.
   - Ясно... Девушка все время сидела за столиком или куда-нибудь выходила?
   - Наверняка, выходила. В туалет хотя бы? До самого утра все-таки торчала тут.
   - Когда она с вами рассчиталась?
   - А утром и рассчиталась, перед тем как уехать. Просто деньги оставила на столе и пошла.
   - Спасибо, - Андрей оперся одной рукой о витую спинку ближайшего стула, побарабанил по ней пальцами. - Еще раз на девушку взглянуть не хотите?
   Миша шмыгнул носом, отчего усики его на секунду стали торчком:
   - Могу и посмотреть если надо, но, вообще, у меня память на лица хорошая. Точно это она была. Только волосы не так как сейчас, а по плечам распущенные. Черные... Точно-точно она! Плащик, сумочка, помада темная. И пахло от неё так же. Не знаю, как духи называются, но запахи я тоже хорошо запоминаю...
   - И все-таки посмотрите.
   Официант послушно повернулся. Чуть сощурившись и явно ощущая неловкость, направился к Лиле, как к какому-нибудь музейному экспонату. Остановился в нескольких шагах. Она подняла на него тоскливые и усталые глаза. Миша отступил назад, Красовский, наблюдавший за всем этим со стороны, пожал плечами. Ему, похоже, тоже было досадно. Тоже...
   Андрей и сам не понимал, откуда в нем это непонятное раздражение, чем оно вызвано? Может быть, этим нелепым маскарадом? Очки, плащ, закрывающие пол-лица распущенные волосы? Тем, что история, кажущаяся придуманной с самого начала и до конца, странным образом подтверждалась?..
   А, на самом деле, почему бы и нет? Почему бы молодой замужней женщине не провести ночь в кафе со своей подругой? Или не с подругой? А?.. Все вполне логично: ей звонит мужик, предлагает встретиться в "Камелии". Лиля быстренько сбагривает дочь свекрови и мчит в кафе на всех парусах. Благо, муж развлекается в ресторане! Мужик не приходит, госпожа Муратова ждет его до потери пульса, выпивая шампанское только под утро. Утром уезжает потерянная...
   От кого только прятаться за распущенными волосами и темными стеклами очков? От случайных знакомых, которые могут увидеть и донести супругу?.. Все правильно. Все вполне объяснимо и правильно. По сути дела, вызывает подозрение только одно совпадение: Лиля Муратова - бывшая любовь Киселева, на даче которого совершено убийство, она же - жена бывшего возлюбленного Олеси Кузнецовой. Если бы ещё Киселев был знаком с Бокаревым, если бы они, например, работали вместе, а так...
   Отопнув некстати попавшийся по дороге стул, подошел Красовский. Тихо спросил, склонив голову к плечу:
   - Делать-то чего будем? Отпускать эту лярву восвояси?
   - А что ты ещё предлагаешь? - Андрей посмотрел на циферблат наручных часов. - Все нормально. Официант её узнал? Узнал. Барменша её помнит? Помнит... В конце концов, это её личное дело, когда нацеплять на себя очки и когда ходить в плаще... Выяснил ещё что-нибудь полезное?
   - Да, так... Ничего особенного. Сидела за столиком, вроде, выходила. Но ненадолго, столик не пустовал. Позвонить, пописать... Так, на пять минут.
   - Давай тогда попрощаемся с девушкой. По крайней мере, на сегодня. Да надо узнать, как там с поисками Слюсаревой дела обстоят...
   Они вдвоем подошли к столику, за которым сидела Лиля. Андрей опустился на свободный стул:
   - Лилия Владимировна, сегодня мы вас больше не задерживаем, можете отправляться домой. Спасибо, что помогли. Если вспомните что-нибудь важное, касающееся Олеси Кузнецовой или, например, Валерия Киселева, позвоните, пожалуйста... Если вы понадобитесь, вас вызовут.
   Она не встала - вскочила, суетливо расправив широкий длинный подол. Судорожно сглотнула, явно пытаясь удержать слезы, и быстро направилась к выходу.
   - Лярва, - тихо пробормотал Красовский ей вслед. - Вижу, что лярва, чувствую! Чувствую, что где-то она врет, но где - понять не могу... Замешана она в этом деле, вот ведь что обидно!
   - А может и нет? - Андрей пожал плечами. - Мы ведь не можем ничего знать наверняка? Во всяком случае, мотив у неё не просматривается. Ревность к бывшей подруге мужа? К подруге, которая приехала на неделю и через неделю обратно в Англию смотается? Из-за этого столько кровищи? Олеся, муж... Давай ещё по пиву возьмем, да поедем уже. Слюсарева мне теперь не нравится. Наталья Дмитриевна... И в офис надо бы по-хорошему ещё раз заглянуть.
   В районе кухни наметилось какое-то шевеление. Тощая барменша, с которой недавно беседовал Серега, энергично маша правой рукой, звала невидимого собеседника в зал. В конце концов, из кухни вышла недовольная девушка лет семнадцати с прямыми светлыми волосами и обиженно поджатыми губами.
   Когда девушка показалась из-за стойки бара, Андрей заметил, что она обута в белые босоножки на огромных, сантиметров в пятнадцать платформах. Вообще-то, роста она была невысокого, но, благодаря обуви, казалась едва ли не манекенщицей.
   Подталкиваемая в спину барменшей, девушка направилась к их столу. Красовский, прежде отмечавший любую красивую женщину тихим свистом, на этот раз промолчал.
   - Вот, - сообщила барменша, почти насильно усаживая девушку за столик. - Дочь моя. Той ночью околачивалась тут, работать мне помогала. Больше мешала, чем помогала!.. Я её вызвонила сейчас, спросила, может она чего интересненького видела?
   - Ну и как? Видела? Интересненького? - в тон барменше поинтересовался Серега. Мать многозначительно развела руками, как бы предлагая самим сделать вывод: интересно или неинтересно то, что сейчас сообщит её дочь. Та, помолчав ещё с полминуты заговорила удивительно гнусавым голосом:
   - Ну, а чего? Ну, видела я эту девку в плаще? Девка или тетка уже в возрасте - непонятно. Очки в пол-лица, волосы висят. Сидела, пила чего-то. Я даже не знаю... Устелилась она тут посреди зала, когда то ли из туалета, то ли ещё откуда шла. Я как раз за стойкой стояла: матери отойти надо было.
   - Как "устелилась"? - Андрей приподнял бровь.
   - Обычно. Поскользнулась и брякнулась, рукой прямо на стойку. Чуть фужеры все не переколотила. К столику своему, наверное, шла. Здесь же и так темно, а она ещё в очках, как стрекоза, вот и пошла по краю света.
   - А потом что?
   - Да, ничего. Я на неё внимание и обратила-то только потому, что она устелилась. Подошла к своему столику, что-то оттуда взяла и обратно вышла. Минут через пять уже насовсем вернулась... Родинка у неё ещё на руке была, и пальцы страшные.
   - В каком смысле "страшные"?
   - Обмороженные, по-моему. Синие все, как у покойницы. Мизинец и большой, вроде, нормальные, а остальные синие. И болели они у нее, наверное, потому что она, когда пальцами за край стойки схватилась, сморщилась вся, руку быстро отдернула и поскакала к своему столику...
   Андрей почувствовал, как сердце начинает сильно колотиться, а прежде довольно унылый Красовский так и вовсе подался вперед, слово намеревался стукнуться лбом о лоб девушки.
   - Стоп-стоп-стоп, девочка! Какие пальцы? Ты ничего не путаешь? - даже голос у Сереги сделался какими-то другим. - Женщина в плаще и очках, которая сидела во-он там? - он кивнул на столик, который в ту ночь занимала Лиля. - Это была она? И у неё были синие пальцы?
   - Ну, да. Очень-очень синие. Я даже испугалась сначала. Потом забыла про неё просто. Матери даже не рассказала, а сначала хотела.
   - На какой руке?
   - Н-на левой... Нет, на правой, по-моему. Скорее всего, на правой!
   - А родинка где была? - негромко спросил Андрей, кладя свою руку с растопыренными пальцами на стол. - Покажи, пожалуйста.
   Девушка на секунду насупила бровки, пытаясь вспомнить. Потом неуверенно указала наманикюренным ногтем на промежуток между средним и указательным пальцем:
   - Здесь, кажется... Хотя, я не уверена...
   - А зовут-то тебя как?
   - Ксения, - уголки её губ против воли дрогнули в легкой улыбке. - А это, правда, важно, то что я вам рассказала?
   - Важно. Правда, важно... И, возможно, тебе ещё придется посмотреть разок на эту женщину и на её руки, чтобы попытаться точно вспомнить, она это или не она... Все? Больше ничего не помнишь?
   - Не-а, - девушка опечаленно помотала головой. - Я же не до самого утра здесь была, потом домой спать пошла. Мы живем здесь недалеко, в двух шагах...
   Когда барменша с дочерью отошли, Красовский с силой саданул себя кулаком по колену:
   - Й-есс!!!
   - Чего "йес"-то? - Андрей сцепил руки в замок и подпер ими подбородок.
   - Слушай, ладно тебе постную морду-то корчить? Ты видел у Муратовой синие пальцы? Она вполне могла приехать в кафе к восьми вечера, а потом поменяться с какой-нибудь бабой в таких же очках и парике.
   - Я видел у Муратовой родинку между средним и указательным пальцем.
   - Долго родинку нарисовать?
   - Недолго. Вопрос - зачем?.. Если, действительно, была подмена, и такое пасмурное кафе выбрали специально для того, чтобы нельзя было толком различить черт лица, то какой смысл в родинке? Все равно её никто не должен был разглядеть?
   - Да? А официант, который принимал заказ? Чушь порете, дорогой вы наш орган предварительного следствия! Мозгами шевелить надо, а не скептика из себя строить!
   - Синие пальцы на правой руке... Что-то мне это напоминает, какая-то мысль в голове вертится. Не могу понять какая...
   - Ого! Если в твоей голове завелась мысль, это просто праздник! Серега стремительно превращался в прежнего, нормального Красовского. Только бросай её на хрен и поехали Муратову перехватим. Притащим сюда, пусть девчонка на неё посмотрит.
   - Погоди. Куда гонишь?
   - Никуда не гоню. Это ты медленный стал, как твой "гвинпин". И такой же глупый... Чего сидишь молчишь? Новую гениальную версию выстраиваешь? Успеешь еще!
   А Андрей молчал просто так. И не выстраивал пока никаких версий. Иногда он, так же как сейчас, жалел о том, что его ни разу не посещало сыщицкое чувство, описанное во множестве романов. Чувство гончей собаки, почувствовавший запах зверя и азартно берущей след. Он не чуял запаха зверя. Он просто сидел, опершись локтями о стол, и холодным, трезвым умом несостоявшегося технаря понимал, что дело сдвинулось с мертвой точки и теперь начнет раскручиваться с неотвратимой стремительностью стальной пружины...