Страница:
Он взял Олесино лицо в свои руки и поцеловал. Сначала заплаканные, припухшие веки, потом брови. Хотел поцеловать в висок, но не сдержался. Впился в губы, заваливая её на диван.
Все произошло совсем не так, как он хотел. Быстро, грубо, некрасиво.
Ее скомканная, задранная юбка. Колготки - коричневым шариком под столом. Царапина на бедре... Боже, он даже поцарапал ей ногу! Смешной, буквой "о", пупок. Эти глупые складки юбки... Красные неровные пятна на её лице и шее.
Он зачем-то прикрыл свои голые ноги пиджаком. Олеся тоже села, подняла с ковра колготки.
- Прости, - сказал он. И как-то глупо добавил. - Я тебя люблю.
- Хочешь на мне жениться? - спросила она, избегая смотреть в глаза.
- Хочу, - кивнул он.
- Тогда ты должен знать, что я беременна от другого человека. Но ему не нужен этот ребенок. Никому не нужен. Я сделаю аборт.
Тим снова кивнул.
Помолчали. Она встала, одернула юбку.
- Ты останешься, - сказал он. - Теперь ты - моя жена.
- Как хочешь... Если ты уверен?
Он вышел в соседнюю комнату, чтобы она могла, не стесняясь, одеться. И через стенку слышал, как её долго рвало в ванной...
Она не слышала его шагов! Не слышала вот уже, наверное, полчаса! Половицы наверху не скрипели. Запах сигарет постепенно улетучивался.
Она знала, что сделает в первую очередь. Нет, сначала, конечно, милиция, заявление - все, как полагается. Охрана. Обязательно охрана. Пусть к ней приставят охрану... А потом в ванную! И продезинфицировать руки!.. Стакан коньяка. Или водки? Лучше водки... Потом спать. Обязательно спать. А завтра...
Женщина чувствовала, что не комок - целый пласт мокрой слежавшейся земли вот-вот подастся. Шевелится! Ведь шевелится же! И справа ползет трещина.
Просунула обе руки в щель как можно дальше. Впилась в землю ногтями. Сильно потянула на себя, упершись в полку коленом. И опрокинулась назад вместе с землей, с полкой, вдруг оборвавшейся с чудовищным грохотом, с неизвестно откуда взявшейся жестяной банкой. Ударилась позвоночником и затылком. Сдавленно вскрикнула. Наверное, прокусила губу. Во рту тут же стало солоно. По подбородку вниз побежала кровь.
Но сверху на неё уже смотрели тонконогие желтые поганки, верхушки близких деревьев и кусок сиреневого неба.
И женщина чуть не закричала от радости, поняв, что все получилось, и она свободна...
* * *
- Я же говорю: мы ехали. Нам с грунтовки сворачивать ещё метров через пятьсот. А тут она лежит, - мужчина, сморщившись, потер шею и взглянул на свою ладонь так, словно ожидал увидеть раздавленного комара. - Ленка как закричит: "Женщину сбили! Женщину сбили!".. Ну, остановились. Она лежит. Я подошел: гляжу - неживая... Ну и вот...
- Куда вы направлялись? - спросил Андрей Щурок, подковырнув носком серого туфля слегка вдавленную в землю крышку от пластиковой бутылки. Крышка была "свежая" - "Спрайт" пил эксперт Володя Груздев - поэтому к вещдокам она не относилась.
- На дачу... На дачу ехали. Мы тут недалеко дачу строим. Не то чтобы даже дачу - так, садовый домик... Вот... И решили пораньше сегодня, потому что вечером дела в городе всякие...
- А откуда звонили?
- Чего? - встревожился мужчина.
- Звонили, спрашиваю, откуда? С какого телефона милицию вызывали?
- Так назад же вернулись. До самой автозаправки... Я Ленке ещё говорю: "Останься здесь, покарауль". А она: "Ты что, с ума сдурел? Она же мертвая!".. Я не проверял, конечно. Нам, во всяком случае, так показалось.
Андрей уже знал, что Анатолию Карпенко, владельцу красной "пятерки", которого угораздило в восемь утра обнаружить возле грунтовки тело неизвестной женщины, "показалось" правильно. Точно так же "показалось" судмедэксперту Володе Груздеву. Правда, тот конкретизировал свои впечатления, доступно объяснив, что "дамочке" ударом тяжелого острого предмета разнесли полголовы.
Когда-то она была блондинкой. Теперь длинные волосы пропитались кровью, а на темени успела засохнуть жуткая бурая корка. По голой розовой пятке полз муравей. Женщина лежала босиком.
Ее туфли, дорогие, английские, нашли в подвале заброшенной дачи в каких-нибудь трехстах метрах от дороги. "В нагрузку" к туфлям за забором обнаружили брошенный "Опель", а на первом этаже - труп немолодого мужчины. На мужчине была белая рубаха и серые брюки. Лицо, как и у женщины, залито кровью. Правда, удар, на этот раз, пришелся в затылок, а не в лобную кость.
Выезжать ранним субботним утром на двойное убийство было, понятное дело, неприятно. Вдвойне неприятно узнать, что в непосредственной близости от места происшествия нет никакого обитаемого жилья - а значит, как всегда, "никто ничего не видел, никто ничего не слышал". Но гаже всего Андрею делалось при мысли о том, что оба убитых были гражданами Великобритании. Согласно документам, найденным в машине, при жизни они являлись законными супругами. Мужа звали Тим Райдер, а жену, бывшую гражданку России - Олеся Владимировна Кузнецова...
День начинался ужасный. Уже в девять утра в черной джинсовой рубахе становилось жарковато. Солнце, похожее на желток сваренного вкрутую яйца, лежало на верхушках деревьев. Над телом ещё неуверенно кружились мухи. Андрей вздохнул, окончательно вдавил крышку от "Спрайта" в землю и проговорил:
- Спасибо, Анатолий Петрович. Можете быть свободны. И жена ваша тоже... Если понадобитесь, мы вас вызовем. Повесткой.
Несчастный дядька резво заковылял к своей красной "пятерке", притулившейся у края дороги, и к жене, пристроившейся плакать возле этой самой "пятерки". Сегодняшняя поездка на дачу у супругов Карпенко явно отменялась.
Из кустов, тихо матерясь, вылез Красовский. Стряхнул с рубахи и слаксов приставшие листья, приподнял правую ногу, брезгливо и внимательно оглядел подошву.
- Ну, что там? - спросил Андрей.
- Дерьмо собачье. И больше ничего... А чего ты ожидал найти? Топор с отпечатками пальцев, сигарету с образцом слюны и визитку убийцы с прилагающейся к ней фотографией?.. Сам же видишь, что её не здесь грохнули.
Щурок кивнул. Чтобы понять, что женщину убили не на дороге, авторитетной консультации Володи Груздева не требовалось. Вполне хватало собственных университетских знаний по криминалистике. Там, где волочились по земле её мертвые ноги, трава была примята. Кое-где на блестящих от росы травинках темнели капли крови. И потом - её пятки... Ее розовые нежные пятки. Немного испачканные в грязной земле, но без единой соломинки, без единого листочка, прилипшего к коже...
- Красивая, похоже, была, - Красовский вытащил из кармана сигареты и закурил. - Фигура, во всяком случае - класс!.. Хрена ли её за такого сморчка замуж понесло? Заграница, заграница!.. Вот и "заграница". Лежит теперь тут... Олеся... Сидела бы в России-матушке - глядишь, и жива была бы.
- Связи не улавливаю, - Андрей пожал плечами.
- А чего тут улавливать? Девяносто процентов, что их или из-за "бабок" грохнули, или по каким-то там деловым заморочкам этого Райдера. Кем он там в этой фирме был? Явно не дворником.
- Ну и что? Можно подумать, что в России она бы за дворника вышла? Те же "бабки", те же заморочки, те же разборки... Кому уж что суждено. Так что по первому пункту ты, Серый, не прав... Что касается пункта второго... Я так понимаю, десять процентов ты оставил на маньяка?
- Ага. Только маньяков нам ещё не хватало. И тебе, наверное, тоже?
- Наверное, - он присел на корточки перед телом женщины, осторожно отвел слипшиеся волосы от её лица. - Так вот, в маньяка верить очень бы не хотелось... Что там наш Груздев говорит по поводу отпечатков на руле?
Красовский тоскливо запрокинул лицо к небу, качнулся с носков на пятки:
- Наш Груздев, аппетитно хлюпая "Спрайтом", говорит, что все "пальчики" снял: и в машине, и с дверных ручек, и у трупов, разумеется. Но сейчас ничего не скажет. Сейчас он лазает по второму этажу дачи в поисках "чего-нибудь интересненького".
- Пойдем посмотрим, что он там нарыл. И, знаешь что... Отправь кого-нибудь из ребят на автозаправку. Пусть спросят, не обратили ли внимания на белый "Опель", а, в особенности, на то, сколько человек было в машине, и кто сидел за рулем.
- Думаешь, их сюда привезли?
- Может и так... Потому что иначе мне абсолютно непонятно, какого рожна граждан Королевства Великобритании понесло среди ночи на какую-то заброшенную дачу? Чего они здесь забыли?
- Ты так, к слову, не забывай, что жена - русская! Может это, вообще, её дом?
- И что? Почему ночью-то надо было сюда переться? Клад искать дворянской прабабушкой зарытый?
Красовский подошел поближе к телу. Нагнувшись, указал на сведенную посмертной судорогой руку:
- На ногти её посмотри. Точнее, на то что от них осталось... Явно она пыталась прокопать, как минимум, подземный ход... Это ещё ладно Груздев со своими лопаточками и тампончиками ей "маникюр" слегка навел. Что сначала было! Вообще, тихий ужас.
Мухи становились назойливее. Одна присела на вывернутый локоть женщины, суетливо потерла передние лапки и медленно поползла вверх по руке, поблескивая на солнце крылышками и зеленоватым тельцем. Андрей выпрямился, кивнул стоящему неподалеку оперативнику:
- Мы к дому, ты стой здесь. Скоро уже её заберут.
Тоскливо взглянул на окурок, который Красовский щелчком отстрельнул в кусты. Курить хотелось ужасно. Но он вот уже шестнадцать дней как бросил, и надеялся продержаться до того момента, когда во рту перестанет сохнуть от одного только вида сигареты.
Возле дома суетились ребята из экспертной группы. То и дело щелкала фотовспышка, невысокий шатен Костя Болдырев собирал в разные пробирки образцы чистой почвы и почвы с предположительными следами крови.
Солнце, отражающееся от сверкающей крыши белого "Опеля", слепило глаза. Вполне мирно пахло опилками. Только вот вид у самого здания был какой-то неприятный и зловещий. Перекошенная оградка, отломанный ставень на окне второго этажа, маленькое пыльное окошечко мансарды под самой треугольной крышей - словно внимательный тусклый глаз.
У ограды переминались с ноги на ногу понятые - до них никому не было дела. Русоволосый и безмятежный Володя Груздев, сидя на крыльце, допивал из бутылки остатки "Спрайта".
Андрея всегда изумляла его способность при любых обстоятельствах сохранять превосходное расположение духа. Один ли труп, десять ли? Бандитская ли разборка или мрачная "бытовуха" с многочисленными резанными и рубленными ранами? Правда, экспертом Володька был превосходным. И, что главное, помимо официальных письменных ответов на запросы следователя не гнушался по простому, "на пальцах", объяснить что к чему. А ещё он соблюдал субординацию, чего ни в коему случае нельзя было сказать о Красовском.
Опер Серега Красовский носил подпольную кличку "перебежчик". Кличка была, что называется, "для служебного пользования", и пользовались ей только двое - Щурок и Груздев. Но если Груздеву это сходило относительно безнаказанно, то Щурку доставалось в ответ. Впрочем, ему всегда доставалось от Сереги. Всю жизнь, начиная с четырехлетнего возраста. С того самого момента, когда они познакомились в раздевалке средней группы детского сада "Одуванчик".
Во-первых, Красовский, широколицый, белобрысый и худой, всегда был выше и здоровее. Во-вторых, наглее, а в-третьих, ему ужасно нравилось ощущать себя лидирующей, даже подавляющей личностью. Ему нравилось, а Андрею просто было лень сопротивляться.
Красовский таскал его за собой сначала по пионерским и спортивным лагерям, потом по веселым компашкам с девчонками и вином. А после десятого класса взял и утащил с собой в Университет. Вот так! Ни больше, ни меньше.
Сам Андрей тогда собирался в авиационный: модельки самолетов и вертолетов висели у него по всей комнате. Но Серега сказал: "Юрфак!" Начал загонять что-то про романтику следовательской работы, суровые будни и приятный холодок табельного оружия, про грядущую возможность небрежно бросать в лицо подонкам и отморозкам: "Спокойно, сволочь! Милиция!"
В общем, как ни странно, поступили оба. Оба же благополучно доучились до третьего курса. А на третьем Красовский ушел, так же уверенно, как и три года назад, заявив: "Нет никакой романтики, табельное оружие - это так, игрушечки против "калаша", который будет вскидывать на тебя из-за угла каждый паршивый бандит. И, главное, возможность небрежно бросать в любую поганую рожу слова гордые и независимые дают только деньги. Деньги и только деньги!".
Его великая мечта воплотилась в двух контейнерах с хозяйственными товарами на одном из мелкооптовых рынков Москвы. Товары были заурядные мыло, шампуни, ловушки для тараканов и двухвосток, стиральные порошки и зубные пасты. Великая мечта силилась взлететь повыше, но только жалко хлопала крыльями, как стреноженная курица.
Серега же оставался Серегой: ему непременно требовалось кем-то руководить, над кем-то хохмить и глумиться. Девочки-продавщицы для этой цели подходили мало. Вот он и избрал своей мишенью троих охранников с рынка. Благо, повод скоро представился.
В тот день в торговые ряды вбежал бесхозный бультерьер. Мало того, что тупорылый белый "песик" был пугающе одиноким, с морды его ещё и капала белая с желтизной пена.
- Бешеный! - взвизгнула какая-то тетка. - Ай-ай! Бешеный!
Бультерьер в ответ глухо заворчал и стремительно ринулся вперед. Болел ли пес, на самом деле, бешенством, Красовский так и не узнал. Зато успел увидеть, как тот вцепился в ногу пожилого мужчины. Мотнул головой туда-сюда, выпустил изжеванную окровавленную брючину и метнулся влево.
Теперь уже крик стоял всеобщий:
- Дети! Здесь же дети!.. Охрана! Где охрана?
Охранники были тут. Двое спешили к месту происшествия с пистолетами, один - с дубинкой. Тот, который с дубинкой, своим оружием так и не воспользовался. Двое других пытались стрелять...
Сказать, что они стреляли не очень метко, значило ничего не сказать. Серега Красовский выхватил пистолет у того, что стоял ближе к нему, в тот момент, когда пес, оттолкнувшись мощными задними лапами, снова кинулся "в народ". До народа "собачка" так и не долетела: пригодились мечты о табельном оружии, подкрепленные тренировками в тире. Бультерьер с хлопьями пены на морде и застывшими красными глазками остался лежать рядом с картонными коробками из-под тушенки...
Все бы было ничего, и Серега, возможно, остался бы просто народным героем, если бы в голове у него не засело опасное желание потретировать охранников. Он начал с безобидных эпитетов вроде "робингуды" и "ворошиловские стрелки", перешел к анекдотам собственного сочинения про "ловцов на собак", которые моментально разнеслись по рынку...
А однажды в пятницу завез новый товар, в который вложил едва ли не весь свой оборотный капитал. Надо ли говорить, что на утро контейнеры оказались взломаны, товар исчез, не сказав "до свидания", а охранники лениво заверили несостоявшегося капиталиста, что ничегошеньки не видели и ничегошеньки не слышали.
Красовский попытался возмущаться: он чувствовал, что охранники сами и сорвали пломбы с контейнеров. Потом дернулся в милицию. Тогда к нему подошел широкоплечий паренек в коричневой кожаной куртке и адидасовских штанах (паренька звали Геной, на рынке его знали все) и объяснил:
- Послушай, братан, нехорошо поступаешь! Хочешь не просто жить, а жить с целыми руками, ногами и головой - утихни! Нету твоих "Колгейтов" с "Тампаксами" и никогда уже не будет! Все! Вали!
- Я вас всех посажу, - пообещал побледневший Серега.
- А я тебе башку оторву, - так же спокойно пообещал Гена.
Но Гена свое обещание не сдержал, а вот Серега... Серега, вообще, был человеком слова.
Через два месяца он восстановился на заочном отделении юрфака правда, уже в институте, а через полгода снискал славу чуть ли не лучшего оперативника района. Поначалу на "перебежчика" из бизнесменов в милиционеры косились настороженно, потом привыкли, а потом...
Потом для всех, кроме эксперта Груздева и Андрея Щурка, который к тому времени уже закончил юрфак и работал следователем прокуратуры, бывший торговец туалетной бумагой Сергей Красовский стал просто крутым опером Серегой, на которого лучше не наезжать.
Наверное, никто до конца не представляет, насколько он был счастлив, когда родной рынок "засветился" в связи с убийством и наркотой.
- Ну, так что, - сказал опер Серега бандиту Гене, который ходил все в тех же "адиковских" штанах, - нехорошо ты поступаешь. Братан... Хочешь не просто жить, а жить с целыми руками, ногами и головой - максимально быстро и откровенно отвечай на мои вопросы...
С тех самых пор рыночек начал пользоваться популярностью "антикриминального оазиса" района. Красовский удовлетворил свою жажду вендетты, но из милиции не ушел, видимо, почувствовав отвращение к мелкооптовой и розничной торговле. И снова у него под рукой был Андрюха Щурок, которого он теперь звал исключительно "лицом, процессуально самостоятельным", к которому часто вламывался в кабинет без вызова и лихо требовал:
- А ну-ка, гражданин следователь, дай-ка мне поручение на допрос свидетеля Филиппенко!.. Да не формулируй, не формулируй вопросы! Без тебя сформулирую... Да, и ещё бумажку на обыск у Ворониной... То есть как "зачем"? Я тебе ещё и объяснять должен?! Кто из нас следователь, а кто опер?!
Все это, конечно, было лишь спектаклем, в котором каждый играл привычные с детства роли. Но спектаклем, способным привести человека постороннего в состояние глубокого недоумения...
- Ну так что, "лицо процессуально самостоятельное", - Красовский легонько толкнул Андрея локтем в бок, - пошли в дом что ли?
Они толкнули калитку, аккуратно, с двух сторон, обогнули все ещё ползающего по земле Костю Болдырева и подошли к крыльцу. Груздев, не отрываясь от бутылки, часто-часто закивал головой, показывая что сейчас закончит. Допил последний глоток, вытер губы тыльной стороной кисти и значимо поставил бутылку на ступеньку.
- Ну так что? - Андрей сел рядом, свесив руки с колен. - Что-нибудь полезного имеешь сказать?
- Ну, это смотря что считать полезным... О том что вредно шататься ночами по безлюдным дорогам и, тем более, безлюдным дачам, ты, например, сам без меня знаешь. Однако, для кого-нибудь другого эта информация могла оказаться весьма и весьма полезной. Взять хотя бы ту же гражданку Олесю Кузнецову, убитую двумя ударами тяжелого острого предмета, предположительно топора, по голове около шести часов тридцати минут утра. Или, например, её мужа, Тима Райдера, убитого, вероятно, тем же топором, но только на восемь часов раньше...
- На восемь часов раньше? - Красовский удивленно наморщил лоб. - А на фига это, интересно, сделано?
- Понятия не имею, - Груздев оттопырил нижнюю губу. - Мое дело сказать, ваше - разобраться... Грохнули нашу красавицу Олесю Викторовну непосредственно в подвале, где её, возможно, и держали с двадцати двух тридцати двенадцатого июля до шести тридцати тринадцатого. Муженька же оприходовали, так сказать, в вестибюле. Кроме того, расколотили часы. Часики как раз остановились на десяти часах двадцати семи минутах. Пока не факт, конечно, что именно в этот миг господину Райдеру шарахнули топориком по головушке, но все же весьма примечательно.
- Красавица.., - рассеяно проговорил Андрей, наблюдая за черным древесным жучком, заползшим на его правый туфель. - Откуда теперь знать, что она была красавица? Что с бабой сделали, а?
- Фотографию в документах видел? - в ответ спросил Володька. - Вот оттуда и красавица! А тело какое роскошное! Н-да...
- На фотографии она какая-то неживая...
- Лирик ты, а не "лицо, процессуально самостоятельное", констатировал Красовский. - И, вообще, не подставляйся под черный юмор. На фотографии она, видите ли, неживая! А так что?
Болдырев, наконец, встал с четверенек, сложил все четыре пробирки, заткнутые резиновыми пробками, в кожаный чемоданчик. Несчастные понятые, подпирающие оградку, переглянулись и снова оживленно зашептались.
Они довольно быстро нашли общий язык: средних лет мужчина, работающий ночным сторожем в соседнем с дежурной частью ДК, и относительно молодая женщина-дворничиха. Женщина была полная, с жидкими бесцветными волосами и нездоровой кожей. Андрей невольно подумал о розовых пятках и узких запястьях мертвой Олеси Кузнецовой, о её маленьком ушке с поблескивающей золотой серьгой и изуродованном, некогда красивом, лице...
- ... Так вот, значится, что мы имеем, - продолжил между тем Володька Груздев. - Нет, если вам, конечно, неинтересно, я сейчас говорить ничего не буду: все изложу документально и официально после лабораторного исследования... Интересно? Нет?
- Интересно, - Андрей кивнул, тряхнув ногой, согнал жучка и сцепил руки на затылке.
- Раз интересно, слушайте, господа сыскари и прочие официальные "лица"... Грохнули дамочку, как я уже говорил, в подвале, но она усиленно пыталась удрать. Для чего организовала небольшой подкоп под стеной дома. Благо, дом старый: скоро не только с фундамента свалится, но и, вообще, в труху разлетится... Рыла, значится, дамочка, рыла. Все ногти себе пообломала так, что не с чего было подногтевое содержимое брать, а потом искомый убийца зашел и все её попытки к бегству пресек. Коренным образом... До этого он, вероятно, находился в доме, но, не радуйтесь, ничего не трогал, сам с собою водку не пил и отпечатков на стаканах не оставлял. Курил. Но пепел от сигарет стряхивал себе же в карман или в пачку. Есть у окна малю-ю-юсенькая горка,. Хроматографию можно сделать, но это мало что даст. В лучшем случае, сорт сигарет... Окурков, ясно дело, не нашли.
- Оптимистично, - Красовский, уставший стоять на ногах, опустился на корточки. - Будем вылавливать по Москве всех курильщиков "Кэмела" или, к примеру, "Союз Аполлона".
- Не перебивайте, господин перебежчик!.. Так вот... О чем я, бишь, говорил?.. А! Об убийце. О том, что окурков он не накидал, топорика тоже не оставил - в общем, не убийца, а свинья бессовестная... Но! Кое-что у нас все же имеется. И в связи с этим у меня к вам вопрос: с маленьких сюрпризов начать или с больших?
- А что, много сюрпризов? Наш "маньяк" - дурак? - вяло поинтересовался Щурок.
- Э-э-э, нет! Насчет дурака не знаю. Сюрпризики интересные. Может быть, это и не сюрпризики ещё - так, лажа одна.
- Тогда с больших начинай.
- Ну, нет, - немедленно обиделся Володька. - Я задумал с маленьких, и вы меня, пожалуйста, не путайте!.. Сюрприз "намбе ван": все дружно оторвали ягодицы от крыльца и пошли со мной за дом, где заканчивает мою работу хороший парень Митя Лежнев.
Они встали, захватив с собой пустую бутылку. Серега кивнул в сторону понятных:
- Этих господ с собой звать будем?
- Понятые находятся в месте, которое для них определил следователь. Вслух это место я называть не буду, потому как больше не курю и по возможности не ругаюсь матом, - неожиданно резко отозвался Андрей.
- Чего это ты на них так взъелся?
- Ничего. Настроение паршивое. Зуб надо идти лечить. И ещё тетка эта... Дворничиха: "А почему нам трупы не показывают? Мы должны видеть трупы? Нам же тоже интересно!".. Интересно, блин!
- Так возьмите её как-нибудь на "расчлененку", - предложил Груздев, отводя рукой ветки буйно разросшегося кустарника. - Раз она такая интересующаяся... Или на трупик в состоянии жировоска. Тоже приятно.
- Я думаю, не проймет, - покачал головой Красовский. - Вот если бы этот жировоск с "расчлененкой" да на вверенном ей участке, который подметать надо, тогда да!..
Кусты закончились, дальше, до самой проломленной ограды простиралась утрамбованная поляна, частично залитая бетоном. У самого дома ещё стояла старая-престарая, ржавая бочка. Митя Лежнев курил неподалеку. Перед ним двумя белыми пятнами застывали гипсовые следы. Володька шустренько подбежал поближе, перепрыгнув через мутную лужу. Наклонился, переломившись в пояснице, удовлетворенно кивнул:
- Грунт мокрый, так что минут сорок ещё подождать придется, пока застынет... Но, вообще, следочки ничего. Жалко, что всего пара-тройка таких - относительно четких. Остальные - лажа.
Андрей расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, повел туда-сюда покрасневшей шеей: солнце все-таки жарило невыносимо. Спросил негромко:
- Что можешь сказать по поводу следов?.. Это ведь и есть твой первый сюрприз? Я правильно понял?
- Пра-авильно! А следочки?.. Ну, что следочки? Следочки интересны тем, что этот кент как бы обходил лужу.
- В каком смысле "как бы"?
- Ну, "как бы" и "как бы"... "Как бы" пока оставим в покое. Интересен тот факт, что хорошо различимых следов почти нигде нет: разжиться нечем. А здесь ему пришлось обойти естественный природный водоем, вот он и прошлепал по земле... Имеем мы мужские туфли с характерной продольной трещиной на правой, предположительно, прорезиненной подошве. Длина шага - в среднем семьдесят три сантиметра, угол разворота стопы - девятнадцать градусов. Длина стопы, кстати, около двадцати восьми с половиной сантиметров. Путем нехитрых вычислений имеем схематический портрет убийцы: мужчина ростом сто восемьдесят один с половиной сантиметр. Длина шага и угол разворота стопы соответствуют, но... Вот тут включается первое "но".
- Склифософский! Короче можно?
- А я, вообще, не с вами, товарищ оперативник, беседую, а с господином следователем, - парировал Груздев. - И первое "но" заключается вот в чем: предполагаемый убийца бродил здесь один, без тела Олеси Кузнецовой. У следов же почему-то очень плохо продавлен носок. Самый носочек плохо, а вот середина стопы - отлично! Но одно это было бы ещё ничего: некоторые люди с пятки ходят, а некоторые с носка. Или с середины стопы. Как уродливые балерины. Ну, походка у нашего убивца такая, ладно. Однако, к вопросу о балеринах... У меня племяшка пошла на подготовительные курсы, в училище при Большом театре поступать хочет. Так вот, их там к палке ставят и заставляют ноги разворачивать. У них, бедных, не получается, потому как непривычно. У племяшки с этим просто беда: "завал на большой палец" по научному называется... И у нашего убивца, судя по следам, тоже "завал на большой палец". Вы представляете?
Все произошло совсем не так, как он хотел. Быстро, грубо, некрасиво.
Ее скомканная, задранная юбка. Колготки - коричневым шариком под столом. Царапина на бедре... Боже, он даже поцарапал ей ногу! Смешной, буквой "о", пупок. Эти глупые складки юбки... Красные неровные пятна на её лице и шее.
Он зачем-то прикрыл свои голые ноги пиджаком. Олеся тоже села, подняла с ковра колготки.
- Прости, - сказал он. И как-то глупо добавил. - Я тебя люблю.
- Хочешь на мне жениться? - спросила она, избегая смотреть в глаза.
- Хочу, - кивнул он.
- Тогда ты должен знать, что я беременна от другого человека. Но ему не нужен этот ребенок. Никому не нужен. Я сделаю аборт.
Тим снова кивнул.
Помолчали. Она встала, одернула юбку.
- Ты останешься, - сказал он. - Теперь ты - моя жена.
- Как хочешь... Если ты уверен?
Он вышел в соседнюю комнату, чтобы она могла, не стесняясь, одеться. И через стенку слышал, как её долго рвало в ванной...
Она не слышала его шагов! Не слышала вот уже, наверное, полчаса! Половицы наверху не скрипели. Запах сигарет постепенно улетучивался.
Она знала, что сделает в первую очередь. Нет, сначала, конечно, милиция, заявление - все, как полагается. Охрана. Обязательно охрана. Пусть к ней приставят охрану... А потом в ванную! И продезинфицировать руки!.. Стакан коньяка. Или водки? Лучше водки... Потом спать. Обязательно спать. А завтра...
Женщина чувствовала, что не комок - целый пласт мокрой слежавшейся земли вот-вот подастся. Шевелится! Ведь шевелится же! И справа ползет трещина.
Просунула обе руки в щель как можно дальше. Впилась в землю ногтями. Сильно потянула на себя, упершись в полку коленом. И опрокинулась назад вместе с землей, с полкой, вдруг оборвавшейся с чудовищным грохотом, с неизвестно откуда взявшейся жестяной банкой. Ударилась позвоночником и затылком. Сдавленно вскрикнула. Наверное, прокусила губу. Во рту тут же стало солоно. По подбородку вниз побежала кровь.
Но сверху на неё уже смотрели тонконогие желтые поганки, верхушки близких деревьев и кусок сиреневого неба.
И женщина чуть не закричала от радости, поняв, что все получилось, и она свободна...
* * *
- Я же говорю: мы ехали. Нам с грунтовки сворачивать ещё метров через пятьсот. А тут она лежит, - мужчина, сморщившись, потер шею и взглянул на свою ладонь так, словно ожидал увидеть раздавленного комара. - Ленка как закричит: "Женщину сбили! Женщину сбили!".. Ну, остановились. Она лежит. Я подошел: гляжу - неживая... Ну и вот...
- Куда вы направлялись? - спросил Андрей Щурок, подковырнув носком серого туфля слегка вдавленную в землю крышку от пластиковой бутылки. Крышка была "свежая" - "Спрайт" пил эксперт Володя Груздев - поэтому к вещдокам она не относилась.
- На дачу... На дачу ехали. Мы тут недалеко дачу строим. Не то чтобы даже дачу - так, садовый домик... Вот... И решили пораньше сегодня, потому что вечером дела в городе всякие...
- А откуда звонили?
- Чего? - встревожился мужчина.
- Звонили, спрашиваю, откуда? С какого телефона милицию вызывали?
- Так назад же вернулись. До самой автозаправки... Я Ленке ещё говорю: "Останься здесь, покарауль". А она: "Ты что, с ума сдурел? Она же мертвая!".. Я не проверял, конечно. Нам, во всяком случае, так показалось.
Андрей уже знал, что Анатолию Карпенко, владельцу красной "пятерки", которого угораздило в восемь утра обнаружить возле грунтовки тело неизвестной женщины, "показалось" правильно. Точно так же "показалось" судмедэксперту Володе Груздеву. Правда, тот конкретизировал свои впечатления, доступно объяснив, что "дамочке" ударом тяжелого острого предмета разнесли полголовы.
Когда-то она была блондинкой. Теперь длинные волосы пропитались кровью, а на темени успела засохнуть жуткая бурая корка. По голой розовой пятке полз муравей. Женщина лежала босиком.
Ее туфли, дорогие, английские, нашли в подвале заброшенной дачи в каких-нибудь трехстах метрах от дороги. "В нагрузку" к туфлям за забором обнаружили брошенный "Опель", а на первом этаже - труп немолодого мужчины. На мужчине была белая рубаха и серые брюки. Лицо, как и у женщины, залито кровью. Правда, удар, на этот раз, пришелся в затылок, а не в лобную кость.
Выезжать ранним субботним утром на двойное убийство было, понятное дело, неприятно. Вдвойне неприятно узнать, что в непосредственной близости от места происшествия нет никакого обитаемого жилья - а значит, как всегда, "никто ничего не видел, никто ничего не слышал". Но гаже всего Андрею делалось при мысли о том, что оба убитых были гражданами Великобритании. Согласно документам, найденным в машине, при жизни они являлись законными супругами. Мужа звали Тим Райдер, а жену, бывшую гражданку России - Олеся Владимировна Кузнецова...
День начинался ужасный. Уже в девять утра в черной джинсовой рубахе становилось жарковато. Солнце, похожее на желток сваренного вкрутую яйца, лежало на верхушках деревьев. Над телом ещё неуверенно кружились мухи. Андрей вздохнул, окончательно вдавил крышку от "Спрайта" в землю и проговорил:
- Спасибо, Анатолий Петрович. Можете быть свободны. И жена ваша тоже... Если понадобитесь, мы вас вызовем. Повесткой.
Несчастный дядька резво заковылял к своей красной "пятерке", притулившейся у края дороги, и к жене, пристроившейся плакать возле этой самой "пятерки". Сегодняшняя поездка на дачу у супругов Карпенко явно отменялась.
Из кустов, тихо матерясь, вылез Красовский. Стряхнул с рубахи и слаксов приставшие листья, приподнял правую ногу, брезгливо и внимательно оглядел подошву.
- Ну, что там? - спросил Андрей.
- Дерьмо собачье. И больше ничего... А чего ты ожидал найти? Топор с отпечатками пальцев, сигарету с образцом слюны и визитку убийцы с прилагающейся к ней фотографией?.. Сам же видишь, что её не здесь грохнули.
Щурок кивнул. Чтобы понять, что женщину убили не на дороге, авторитетной консультации Володи Груздева не требовалось. Вполне хватало собственных университетских знаний по криминалистике. Там, где волочились по земле её мертвые ноги, трава была примята. Кое-где на блестящих от росы травинках темнели капли крови. И потом - её пятки... Ее розовые нежные пятки. Немного испачканные в грязной земле, но без единой соломинки, без единого листочка, прилипшего к коже...
- Красивая, похоже, была, - Красовский вытащил из кармана сигареты и закурил. - Фигура, во всяком случае - класс!.. Хрена ли её за такого сморчка замуж понесло? Заграница, заграница!.. Вот и "заграница". Лежит теперь тут... Олеся... Сидела бы в России-матушке - глядишь, и жива была бы.
- Связи не улавливаю, - Андрей пожал плечами.
- А чего тут улавливать? Девяносто процентов, что их или из-за "бабок" грохнули, или по каким-то там деловым заморочкам этого Райдера. Кем он там в этой фирме был? Явно не дворником.
- Ну и что? Можно подумать, что в России она бы за дворника вышла? Те же "бабки", те же заморочки, те же разборки... Кому уж что суждено. Так что по первому пункту ты, Серый, не прав... Что касается пункта второго... Я так понимаю, десять процентов ты оставил на маньяка?
- Ага. Только маньяков нам ещё не хватало. И тебе, наверное, тоже?
- Наверное, - он присел на корточки перед телом женщины, осторожно отвел слипшиеся волосы от её лица. - Так вот, в маньяка верить очень бы не хотелось... Что там наш Груздев говорит по поводу отпечатков на руле?
Красовский тоскливо запрокинул лицо к небу, качнулся с носков на пятки:
- Наш Груздев, аппетитно хлюпая "Спрайтом", говорит, что все "пальчики" снял: и в машине, и с дверных ручек, и у трупов, разумеется. Но сейчас ничего не скажет. Сейчас он лазает по второму этажу дачи в поисках "чего-нибудь интересненького".
- Пойдем посмотрим, что он там нарыл. И, знаешь что... Отправь кого-нибудь из ребят на автозаправку. Пусть спросят, не обратили ли внимания на белый "Опель", а, в особенности, на то, сколько человек было в машине, и кто сидел за рулем.
- Думаешь, их сюда привезли?
- Может и так... Потому что иначе мне абсолютно непонятно, какого рожна граждан Королевства Великобритании понесло среди ночи на какую-то заброшенную дачу? Чего они здесь забыли?
- Ты так, к слову, не забывай, что жена - русская! Может это, вообще, её дом?
- И что? Почему ночью-то надо было сюда переться? Клад искать дворянской прабабушкой зарытый?
Красовский подошел поближе к телу. Нагнувшись, указал на сведенную посмертной судорогой руку:
- На ногти её посмотри. Точнее, на то что от них осталось... Явно она пыталась прокопать, как минимум, подземный ход... Это ещё ладно Груздев со своими лопаточками и тампончиками ей "маникюр" слегка навел. Что сначала было! Вообще, тихий ужас.
Мухи становились назойливее. Одна присела на вывернутый локоть женщины, суетливо потерла передние лапки и медленно поползла вверх по руке, поблескивая на солнце крылышками и зеленоватым тельцем. Андрей выпрямился, кивнул стоящему неподалеку оперативнику:
- Мы к дому, ты стой здесь. Скоро уже её заберут.
Тоскливо взглянул на окурок, который Красовский щелчком отстрельнул в кусты. Курить хотелось ужасно. Но он вот уже шестнадцать дней как бросил, и надеялся продержаться до того момента, когда во рту перестанет сохнуть от одного только вида сигареты.
Возле дома суетились ребята из экспертной группы. То и дело щелкала фотовспышка, невысокий шатен Костя Болдырев собирал в разные пробирки образцы чистой почвы и почвы с предположительными следами крови.
Солнце, отражающееся от сверкающей крыши белого "Опеля", слепило глаза. Вполне мирно пахло опилками. Только вот вид у самого здания был какой-то неприятный и зловещий. Перекошенная оградка, отломанный ставень на окне второго этажа, маленькое пыльное окошечко мансарды под самой треугольной крышей - словно внимательный тусклый глаз.
У ограды переминались с ноги на ногу понятые - до них никому не было дела. Русоволосый и безмятежный Володя Груздев, сидя на крыльце, допивал из бутылки остатки "Спрайта".
Андрея всегда изумляла его способность при любых обстоятельствах сохранять превосходное расположение духа. Один ли труп, десять ли? Бандитская ли разборка или мрачная "бытовуха" с многочисленными резанными и рубленными ранами? Правда, экспертом Володька был превосходным. И, что главное, помимо официальных письменных ответов на запросы следователя не гнушался по простому, "на пальцах", объяснить что к чему. А ещё он соблюдал субординацию, чего ни в коему случае нельзя было сказать о Красовском.
Опер Серега Красовский носил подпольную кличку "перебежчик". Кличка была, что называется, "для служебного пользования", и пользовались ей только двое - Щурок и Груздев. Но если Груздеву это сходило относительно безнаказанно, то Щурку доставалось в ответ. Впрочем, ему всегда доставалось от Сереги. Всю жизнь, начиная с четырехлетнего возраста. С того самого момента, когда они познакомились в раздевалке средней группы детского сада "Одуванчик".
Во-первых, Красовский, широколицый, белобрысый и худой, всегда был выше и здоровее. Во-вторых, наглее, а в-третьих, ему ужасно нравилось ощущать себя лидирующей, даже подавляющей личностью. Ему нравилось, а Андрею просто было лень сопротивляться.
Красовский таскал его за собой сначала по пионерским и спортивным лагерям, потом по веселым компашкам с девчонками и вином. А после десятого класса взял и утащил с собой в Университет. Вот так! Ни больше, ни меньше.
Сам Андрей тогда собирался в авиационный: модельки самолетов и вертолетов висели у него по всей комнате. Но Серега сказал: "Юрфак!" Начал загонять что-то про романтику следовательской работы, суровые будни и приятный холодок табельного оружия, про грядущую возможность небрежно бросать в лицо подонкам и отморозкам: "Спокойно, сволочь! Милиция!"
В общем, как ни странно, поступили оба. Оба же благополучно доучились до третьего курса. А на третьем Красовский ушел, так же уверенно, как и три года назад, заявив: "Нет никакой романтики, табельное оружие - это так, игрушечки против "калаша", который будет вскидывать на тебя из-за угла каждый паршивый бандит. И, главное, возможность небрежно бросать в любую поганую рожу слова гордые и независимые дают только деньги. Деньги и только деньги!".
Его великая мечта воплотилась в двух контейнерах с хозяйственными товарами на одном из мелкооптовых рынков Москвы. Товары были заурядные мыло, шампуни, ловушки для тараканов и двухвосток, стиральные порошки и зубные пасты. Великая мечта силилась взлететь повыше, но только жалко хлопала крыльями, как стреноженная курица.
Серега же оставался Серегой: ему непременно требовалось кем-то руководить, над кем-то хохмить и глумиться. Девочки-продавщицы для этой цели подходили мало. Вот он и избрал своей мишенью троих охранников с рынка. Благо, повод скоро представился.
В тот день в торговые ряды вбежал бесхозный бультерьер. Мало того, что тупорылый белый "песик" был пугающе одиноким, с морды его ещё и капала белая с желтизной пена.
- Бешеный! - взвизгнула какая-то тетка. - Ай-ай! Бешеный!
Бультерьер в ответ глухо заворчал и стремительно ринулся вперед. Болел ли пес, на самом деле, бешенством, Красовский так и не узнал. Зато успел увидеть, как тот вцепился в ногу пожилого мужчины. Мотнул головой туда-сюда, выпустил изжеванную окровавленную брючину и метнулся влево.
Теперь уже крик стоял всеобщий:
- Дети! Здесь же дети!.. Охрана! Где охрана?
Охранники были тут. Двое спешили к месту происшествия с пистолетами, один - с дубинкой. Тот, который с дубинкой, своим оружием так и не воспользовался. Двое других пытались стрелять...
Сказать, что они стреляли не очень метко, значило ничего не сказать. Серега Красовский выхватил пистолет у того, что стоял ближе к нему, в тот момент, когда пес, оттолкнувшись мощными задними лапами, снова кинулся "в народ". До народа "собачка" так и не долетела: пригодились мечты о табельном оружии, подкрепленные тренировками в тире. Бультерьер с хлопьями пены на морде и застывшими красными глазками остался лежать рядом с картонными коробками из-под тушенки...
Все бы было ничего, и Серега, возможно, остался бы просто народным героем, если бы в голове у него не засело опасное желание потретировать охранников. Он начал с безобидных эпитетов вроде "робингуды" и "ворошиловские стрелки", перешел к анекдотам собственного сочинения про "ловцов на собак", которые моментально разнеслись по рынку...
А однажды в пятницу завез новый товар, в который вложил едва ли не весь свой оборотный капитал. Надо ли говорить, что на утро контейнеры оказались взломаны, товар исчез, не сказав "до свидания", а охранники лениво заверили несостоявшегося капиталиста, что ничегошеньки не видели и ничегошеньки не слышали.
Красовский попытался возмущаться: он чувствовал, что охранники сами и сорвали пломбы с контейнеров. Потом дернулся в милицию. Тогда к нему подошел широкоплечий паренек в коричневой кожаной куртке и адидасовских штанах (паренька звали Геной, на рынке его знали все) и объяснил:
- Послушай, братан, нехорошо поступаешь! Хочешь не просто жить, а жить с целыми руками, ногами и головой - утихни! Нету твоих "Колгейтов" с "Тампаксами" и никогда уже не будет! Все! Вали!
- Я вас всех посажу, - пообещал побледневший Серега.
- А я тебе башку оторву, - так же спокойно пообещал Гена.
Но Гена свое обещание не сдержал, а вот Серега... Серега, вообще, был человеком слова.
Через два месяца он восстановился на заочном отделении юрфака правда, уже в институте, а через полгода снискал славу чуть ли не лучшего оперативника района. Поначалу на "перебежчика" из бизнесменов в милиционеры косились настороженно, потом привыкли, а потом...
Потом для всех, кроме эксперта Груздева и Андрея Щурка, который к тому времени уже закончил юрфак и работал следователем прокуратуры, бывший торговец туалетной бумагой Сергей Красовский стал просто крутым опером Серегой, на которого лучше не наезжать.
Наверное, никто до конца не представляет, насколько он был счастлив, когда родной рынок "засветился" в связи с убийством и наркотой.
- Ну, так что, - сказал опер Серега бандиту Гене, который ходил все в тех же "адиковских" штанах, - нехорошо ты поступаешь. Братан... Хочешь не просто жить, а жить с целыми руками, ногами и головой - максимально быстро и откровенно отвечай на мои вопросы...
С тех самых пор рыночек начал пользоваться популярностью "антикриминального оазиса" района. Красовский удовлетворил свою жажду вендетты, но из милиции не ушел, видимо, почувствовав отвращение к мелкооптовой и розничной торговле. И снова у него под рукой был Андрюха Щурок, которого он теперь звал исключительно "лицом, процессуально самостоятельным", к которому часто вламывался в кабинет без вызова и лихо требовал:
- А ну-ка, гражданин следователь, дай-ка мне поручение на допрос свидетеля Филиппенко!.. Да не формулируй, не формулируй вопросы! Без тебя сформулирую... Да, и ещё бумажку на обыск у Ворониной... То есть как "зачем"? Я тебе ещё и объяснять должен?! Кто из нас следователь, а кто опер?!
Все это, конечно, было лишь спектаклем, в котором каждый играл привычные с детства роли. Но спектаклем, способным привести человека постороннего в состояние глубокого недоумения...
- Ну так что, "лицо процессуально самостоятельное", - Красовский легонько толкнул Андрея локтем в бок, - пошли в дом что ли?
Они толкнули калитку, аккуратно, с двух сторон, обогнули все ещё ползающего по земле Костю Болдырева и подошли к крыльцу. Груздев, не отрываясь от бутылки, часто-часто закивал головой, показывая что сейчас закончит. Допил последний глоток, вытер губы тыльной стороной кисти и значимо поставил бутылку на ступеньку.
- Ну так что? - Андрей сел рядом, свесив руки с колен. - Что-нибудь полезного имеешь сказать?
- Ну, это смотря что считать полезным... О том что вредно шататься ночами по безлюдным дорогам и, тем более, безлюдным дачам, ты, например, сам без меня знаешь. Однако, для кого-нибудь другого эта информация могла оказаться весьма и весьма полезной. Взять хотя бы ту же гражданку Олесю Кузнецову, убитую двумя ударами тяжелого острого предмета, предположительно топора, по голове около шести часов тридцати минут утра. Или, например, её мужа, Тима Райдера, убитого, вероятно, тем же топором, но только на восемь часов раньше...
- На восемь часов раньше? - Красовский удивленно наморщил лоб. - А на фига это, интересно, сделано?
- Понятия не имею, - Груздев оттопырил нижнюю губу. - Мое дело сказать, ваше - разобраться... Грохнули нашу красавицу Олесю Викторовну непосредственно в подвале, где её, возможно, и держали с двадцати двух тридцати двенадцатого июля до шести тридцати тринадцатого. Муженька же оприходовали, так сказать, в вестибюле. Кроме того, расколотили часы. Часики как раз остановились на десяти часах двадцати семи минутах. Пока не факт, конечно, что именно в этот миг господину Райдеру шарахнули топориком по головушке, но все же весьма примечательно.
- Красавица.., - рассеяно проговорил Андрей, наблюдая за черным древесным жучком, заползшим на его правый туфель. - Откуда теперь знать, что она была красавица? Что с бабой сделали, а?
- Фотографию в документах видел? - в ответ спросил Володька. - Вот оттуда и красавица! А тело какое роскошное! Н-да...
- На фотографии она какая-то неживая...
- Лирик ты, а не "лицо, процессуально самостоятельное", констатировал Красовский. - И, вообще, не подставляйся под черный юмор. На фотографии она, видите ли, неживая! А так что?
Болдырев, наконец, встал с четверенек, сложил все четыре пробирки, заткнутые резиновыми пробками, в кожаный чемоданчик. Несчастные понятые, подпирающие оградку, переглянулись и снова оживленно зашептались.
Они довольно быстро нашли общий язык: средних лет мужчина, работающий ночным сторожем в соседнем с дежурной частью ДК, и относительно молодая женщина-дворничиха. Женщина была полная, с жидкими бесцветными волосами и нездоровой кожей. Андрей невольно подумал о розовых пятках и узких запястьях мертвой Олеси Кузнецовой, о её маленьком ушке с поблескивающей золотой серьгой и изуродованном, некогда красивом, лице...
- ... Так вот, значится, что мы имеем, - продолжил между тем Володька Груздев. - Нет, если вам, конечно, неинтересно, я сейчас говорить ничего не буду: все изложу документально и официально после лабораторного исследования... Интересно? Нет?
- Интересно, - Андрей кивнул, тряхнув ногой, согнал жучка и сцепил руки на затылке.
- Раз интересно, слушайте, господа сыскари и прочие официальные "лица"... Грохнули дамочку, как я уже говорил, в подвале, но она усиленно пыталась удрать. Для чего организовала небольшой подкоп под стеной дома. Благо, дом старый: скоро не только с фундамента свалится, но и, вообще, в труху разлетится... Рыла, значится, дамочка, рыла. Все ногти себе пообломала так, что не с чего было подногтевое содержимое брать, а потом искомый убийца зашел и все её попытки к бегству пресек. Коренным образом... До этого он, вероятно, находился в доме, но, не радуйтесь, ничего не трогал, сам с собою водку не пил и отпечатков на стаканах не оставлял. Курил. Но пепел от сигарет стряхивал себе же в карман или в пачку. Есть у окна малю-ю-юсенькая горка,. Хроматографию можно сделать, но это мало что даст. В лучшем случае, сорт сигарет... Окурков, ясно дело, не нашли.
- Оптимистично, - Красовский, уставший стоять на ногах, опустился на корточки. - Будем вылавливать по Москве всех курильщиков "Кэмела" или, к примеру, "Союз Аполлона".
- Не перебивайте, господин перебежчик!.. Так вот... О чем я, бишь, говорил?.. А! Об убийце. О том, что окурков он не накидал, топорика тоже не оставил - в общем, не убийца, а свинья бессовестная... Но! Кое-что у нас все же имеется. И в связи с этим у меня к вам вопрос: с маленьких сюрпризов начать или с больших?
- А что, много сюрпризов? Наш "маньяк" - дурак? - вяло поинтересовался Щурок.
- Э-э-э, нет! Насчет дурака не знаю. Сюрпризики интересные. Может быть, это и не сюрпризики ещё - так, лажа одна.
- Тогда с больших начинай.
- Ну, нет, - немедленно обиделся Володька. - Я задумал с маленьких, и вы меня, пожалуйста, не путайте!.. Сюрприз "намбе ван": все дружно оторвали ягодицы от крыльца и пошли со мной за дом, где заканчивает мою работу хороший парень Митя Лежнев.
Они встали, захватив с собой пустую бутылку. Серега кивнул в сторону понятных:
- Этих господ с собой звать будем?
- Понятые находятся в месте, которое для них определил следователь. Вслух это место я называть не буду, потому как больше не курю и по возможности не ругаюсь матом, - неожиданно резко отозвался Андрей.
- Чего это ты на них так взъелся?
- Ничего. Настроение паршивое. Зуб надо идти лечить. И ещё тетка эта... Дворничиха: "А почему нам трупы не показывают? Мы должны видеть трупы? Нам же тоже интересно!".. Интересно, блин!
- Так возьмите её как-нибудь на "расчлененку", - предложил Груздев, отводя рукой ветки буйно разросшегося кустарника. - Раз она такая интересующаяся... Или на трупик в состоянии жировоска. Тоже приятно.
- Я думаю, не проймет, - покачал головой Красовский. - Вот если бы этот жировоск с "расчлененкой" да на вверенном ей участке, который подметать надо, тогда да!..
Кусты закончились, дальше, до самой проломленной ограды простиралась утрамбованная поляна, частично залитая бетоном. У самого дома ещё стояла старая-престарая, ржавая бочка. Митя Лежнев курил неподалеку. Перед ним двумя белыми пятнами застывали гипсовые следы. Володька шустренько подбежал поближе, перепрыгнув через мутную лужу. Наклонился, переломившись в пояснице, удовлетворенно кивнул:
- Грунт мокрый, так что минут сорок ещё подождать придется, пока застынет... Но, вообще, следочки ничего. Жалко, что всего пара-тройка таких - относительно четких. Остальные - лажа.
Андрей расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, повел туда-сюда покрасневшей шеей: солнце все-таки жарило невыносимо. Спросил негромко:
- Что можешь сказать по поводу следов?.. Это ведь и есть твой первый сюрприз? Я правильно понял?
- Пра-авильно! А следочки?.. Ну, что следочки? Следочки интересны тем, что этот кент как бы обходил лужу.
- В каком смысле "как бы"?
- Ну, "как бы" и "как бы"... "Как бы" пока оставим в покое. Интересен тот факт, что хорошо различимых следов почти нигде нет: разжиться нечем. А здесь ему пришлось обойти естественный природный водоем, вот он и прошлепал по земле... Имеем мы мужские туфли с характерной продольной трещиной на правой, предположительно, прорезиненной подошве. Длина шага - в среднем семьдесят три сантиметра, угол разворота стопы - девятнадцать градусов. Длина стопы, кстати, около двадцати восьми с половиной сантиметров. Путем нехитрых вычислений имеем схематический портрет убийцы: мужчина ростом сто восемьдесят один с половиной сантиметр. Длина шага и угол разворота стопы соответствуют, но... Вот тут включается первое "но".
- Склифософский! Короче можно?
- А я, вообще, не с вами, товарищ оперативник, беседую, а с господином следователем, - парировал Груздев. - И первое "но" заключается вот в чем: предполагаемый убийца бродил здесь один, без тела Олеси Кузнецовой. У следов же почему-то очень плохо продавлен носок. Самый носочек плохо, а вот середина стопы - отлично! Но одно это было бы ещё ничего: некоторые люди с пятки ходят, а некоторые с носка. Или с середины стопы. Как уродливые балерины. Ну, походка у нашего убивца такая, ладно. Однако, к вопросу о балеринах... У меня племяшка пошла на подготовительные курсы, в училище при Большом театре поступать хочет. Так вот, их там к палке ставят и заставляют ноги разворачивать. У них, бедных, не получается, потому как непривычно. У племяшки с этим просто беда: "завал на большой палец" по научному называется... И у нашего убивца, судя по следам, тоже "завал на большой палец". Вы представляете?