Русанова Вера. Туманный берег

   Мимо прошла девушка на высоких платформах, странно глянула в её сторону, благоразумно прижалась ближе к серой стене здания.
   - Кто её опознавал?! - Повторила она и на секунду прикрыла глаза.
   Мертвая Олеся на снимке с места преступления. Живая маленькая девочка делает уроки. Веселая Олеся поднимает бокал. Мертвая женщина на мокрой траве. Кто её опознавал?!
   Сотрудники фармацевтической фирмы, видевшие Олесю раз, от силы два? Может быть, её подруги из агентства? Следователь говорил своему приятелю, что мать попала в больницу, и что тело повезут в закрытом гробу... Закрытый гроб... Лобная кость, проломленная коротким и сильным ударом. Изуродованное лицо, залитое кровью...
   Там, на траве возле дороги лежала убитая женщина с хорошей фигурой и длинными белыми волосами. Все! Еще у неё были шрамы на правой руке, но кто сравнивал их с Олесиными шрамами? Кто, скажите?!
   Лилю слегка подташнивало от волнения, ноги подгибались, как у резинового Петрушки. Она вышла из переулка, свернула к первому же табачному киоску, попросила пачку "Опала" и зажигалку. Снова свернула во двор, села на мокрую лавочку.
   Та фотография... Что же было на ней таким странным? Или это все-таки касалось львенка? Может быть подсознание отметило какую-то деталь, свидетельствующую о том, что на снимке вовсе не Олеся?.. Какая-то деталь, мелочь. Мысль, зудящая беспокойно и настырно, как ночной комар над ухом.
   Но, как бы то ни было, все складывалось. Лиля ещё не могла до конца понять, что так встревожило её на Олесиной фотографии, но зато она поняла другое. Фраза! Сказанная Маринкой фраза.
   "У меня появилась подружка Светка... Она тоже рассказывала, как по молодости на даче у подруги разлагались... Ее тоже подруга бросила... Белая вся, размалеванная, фигурка ничего..."
   И ещё кое-что, добавленное Валеркой.
   "У моей Томки подружка появилась - стерва белобрысая!.. Давай нудеть, что все мужики по своим бывшим любовям бегают... Она сказала, что видела, как черненькая девушка возле нашей двери вертелась. Ты не приходила?"
   Дождь начал накрапывать снова. Она провела ладонью по влажным рыжеватым волосам и усмехнулась. Оторвала целлофан от пачки "Опала", достала мокрыми пальцами сигарету, смяла и кинула на землю.
   Блондинок вокруг развелось чрезвычайно много. Блондинок, которым не обязательно становиться любовницами Вадима, чтобы получить всю необходимую информацию. Некая блондинка с хорошей фигурой получает заказ и ориентировку: Лилия Бокарева, в девичестве, Муратова и её подруга детства Марина. История расставания подруг трагична: Лиле пришлось резко оборвать отношения, Марина, наверняка, не может до сих пор простить обиду.
   Дальше все просто. Случайное знакомство в магазине ли, на автобусной ли остановке - не имеет значения. И вот уже блондинка Света пьет чай с гостеприимной Мариной и рассказывает, как её несколько лет назад бросила подруга, мягко направляя тем самым беседу в нужное русло.
   Марина вздыхает: "Да, меня тоже!" Первая ловушка срабатывает: разговор теперь идет о Лиле Муратовой. Давняя поруганная дружба, чуть ли не детсадовские воспоминания.
   Разговор случайно касается бывшего приятеля Лили - Валеры Киселева. Срабатывает ловушка номер два. "Как мы бесились на даче!" "Ой, ты знаешь, Марина, мы в свое время тоже! А у этого Валеры где дача была? У моей подруги-то вниз по Новорязанскому шоссе".
   Информации вполне достаточно, вычислить точное местонахождение заброшенного теперь домика не составляет труда.
   Возможно, это был не первый вариант, но первый, который сработал. Потому что домик, действительно, оказался заброшенным, а у Валеры, к счастью, имелась ревнивая, знающая о бывшей любовнице жена.
   И вот у этой жены тоже появляется белокурая подруга Лада, которая шумно сетует на то, какие все мужики сволочи и изменники. И снова беседы двух новоявленных приятельниц имеют совершенно определенную окраску. "Ах, я видела у ваших дверей черненькую девушку! Ах, ты нашла клипсу? Так это же, наверное, ее?!" Сто процентов, что и девушки никакой не было, и клипса подброшена специально, но результат достигнут. Ревнивой жене не позволяют забыть о бывшей любовнице мужа, ей намекают: любовница по-прежнему опасна!
   И тогда срабатывает ловушка номер три! Вопрос следователя о женщине с длинными черными волосами - и Тамара Киселева рассказывает о Лиле Муратовой. Ее имя впервые всплывает в материалах следствия, и с этого начинает разматываться чудовищный, мастерски скрученный клубок...
   Светловолосая, возникшая из ниоткуда подруга Маринки, белокурая Лада приятельница жены Валерки Киселева...
   Лиля смахнула с плаща упавший с дерева лист и поднялась с лавочки. Сигареты так и остались лежать на влажных досках. Она не знала, откуда взялась эта женщина - из частного ли детективного агентства, с подмостков ли любительской сцены, но зато догадывалась, где эта блондинка сейчас. В могиле, над которой стоит памятник с фотографией грустно улыбающейся Олеси. А прежде, она лежала там, на мокрой траве, лицом вниз, и в её белых волосах, которыми она, наверняка, гордилась, запеклась кровь. Заставили ли её левой рукой нарисовать в подвале рожицу львенка, или она все ещё воспринимала это как часть жестокой, но хорошо оплачиваемой игры?
   Может быть, она и не слишком напоминала при жизни Олесю: волосы, фигура, рост - вот и все, но после смерти этого оказалось достаточно. Олеся посчитала, что достаточно. Мертвая Олеся. Единственная женщина, которой можно доверять...
   Она ещё как-то отстраненно подумала о том, что теперь и с кражей все складывается. Голос по телефону (кто это был? Та, вторая? Нет, наверное, все-таки сама Олеся) сказал, что Вадим взял эти деньги, чтобы бросить их к ногам своей прекрасной принцессы. И действительно, о воровстве не узнал больше никто. Два человека в целом мире: Вадим и та, к чьим ногам полетели смятые рубли и доллары...
   Вышла на ярко освещенный проспект, снова поймала такси, снова назвала адрес - теперь уже другой. Откинулась на спинку сиденья, закрыла сложенными ладонями половину лица. Ей больше не хотелось истерически смеяться, теперь она понимала почти все. Почти...
   Определенно, вся эта чудовищная мистификация была затеяна Олесей с двоякой целью: получить деньги Райдера и остаться с Вадимом, убрав с пути её, Лилю, и свалив на неё двойное убийство. Но каким образом она, официально погибшая, собиралась снова появиться среди живых? Впрочем, наверняка, эта женщина с невероятно красивым лицом и лазурной синевы глазами продумала все до мелочей. Все, кроме одного. Она не могла знать и, наверняка, не знает до сих пор, что ни одна медицинская экспертиза не подтвердит родства Оленьки и её мнимой матери, бывшей гражданки России Кузнецовой...
   У каменного дома с высокими окнами Лиля вышла из машины, удивляясь своему странному спокойствию. Подобрала раздавленную банку из-под "Спрайта", валявшуюся возле подъезда, бросила в урну. У неё было такое чувство, что она просто готовится к дальней поездке. Наводит порядок в доме, перестирывает белье, проверяет закрыты ли окна. Она приедет сюда, обязательно приедет, но просто сейчас надо выгрести мусор и расставить вещи по местам, чтобы не возвращаться в грязь.
   Бокарев был дома. Она и подумала о нем так: "Бокарев" - не "Вадим", не "Вадик", как обычно. Открыл дверь и замер. Лиля все ждала, когда он упадет в обморок или просто без сил соскользнет по стене. Его живот, обтянутый домашней спортивной майкой слегка переваливался через ремень отглаженных фланелевых брюк. И она с неприязнью подумала о том, что лет через пять Бокарев (опять "Бокарев"!) начнет заплывать жиром.
   - Привет, - сказала она и прошла в квартиру, закрывая за собой дверь. - Прости, я не спросила, можно ли мне войти?
   Он судорожно сглотнул, сделал нелепое движение руками, словно хотел её обнять, но тут же снова отступил назад.
   - Не хочешь со мной поздороваться? Предложить мне чаю? Позвонить в милицию?
   - Лиля.., - проговорил он таким тоном, каким мог бы сказать "привидение".
   - Да, Лиля. Я пришла за кое-какими вещами и ещё объявить тебе, что мы с Олей уезжаем. Ты нас не найдешь, можешь не стараться - да ты, наверное, и не будешь. Милиция... Ну, про милицию отдельный разговор. Кстати, хотела тебе сказать: я сегодня заезжала в ваш офис, там говорят, что ты работаешь с потрясающей производительностью, засиживаешься допоздна, по при этом выглядишь бодрым и довольным жизнью.
   Не дожидаясь ответа, она прошла в свою бывшую комнату, распахнула створки шифоньера, сняла с плечиков бирюзовую шифоновую блузку. Сзади послышались шаги. Лиля обернулась: в дверях стоял все ещё ошарашенный Вадим. Он даже начал заметно заикаться:
   - Т-ты... Я д-думал, что ты уже давно к-куда-нибудь уехала. Т-тебя ищут, ты знаешь? Я, конечно, не верю, но в прокуратуре говорят...
   - Я тоже сначала не верила, - перебила она, бросив блузку на кровать и ощущая при этом внутри себя странную пустоту - ни ярости, ни любви, ни обиды - ничего. - Не верила в историю с одной давней кражей. Решила все выяснить, поехала в одно замечательное кафе. Ну, в прокуратуре тебя, наверное, просветили?
   - К-какая кража?
   - Кража из сейфа нашего босса. Помнишь, шкаф разломали к чертовой матери, взяли деньги, тут же на полу оставили ломик. А охранники никого не видели: в офисе были только свои?
   Вадим заметно побледнел, на скулах его медленно проступила россыпь неровных красных пятен. Казалось, что на его лицо сильно надавили сразу всеми пальцами, а потом отпустили.
   Лиля стояла к нему спиной, его отражение она видела в большом прямоугольном зеркале, встроенном в дверцу орехового шифоньера. Теперь стало совершенно ясно: все что касается кражи - правда, или, по крайней мере, выдумка о которой он знал.
   - П-погоди. Откуда ты...
   - Где знают двое, знает и третий, - Лиля усмехнулась, взяла с полки белый хлопчатобумажный свитер и черный комбидресс, со всем этим в руках присела на кровать. Вадим смотрел на неё не отрываясь. Она все с тем же паталогическим спокойствием отметила, что у него, оказывается, выпуклые, как у рыбы глаза. Поморщилась:
   - Ну, что ты на меня таращишься, как на ожившего мертвеца? Я ещё живая. Как, кстати, и некоторые другие, которых уже официально похоронили... Как же мне много нужно было тебе сказать! Ладно, вкратце. С наследством Райдера у вас, ребята, ничего не получится, я очень рада вам это сообщить. Оленька - не дочь Олеси, та девочка умерла в барокамере...
   Вадим вздрогнул. Она, не ощущая ничего, кроме монотонного, нарастающего звона в ушах, продолжала:
   - Ребенка, которого мы с тобой вместе воспитывали, я забираю с собой: не хочу, чтобы он жил с убийцей. Это к вопросу о "Леоне". Классно вы, кстати, придумали!
   - Что ты несешь? - Бокарев понемногу начал приходить в себя. - Что ты несешь?! Я не понимаю!
   - Зато я теперь понимаю все. Мы уедем. И если ты попытаешься... Ты слышишь меня? Просто попытаешься послать милицию по нашему следу, в прокуратуре узнают все. Можешь не играть желваками. У меня есть не то чтобы доказательства, но все же кое-что интересное. Хочешь узнать, что?
   Он прислонился спиной к двери, спрятав обе руки в карманы брюк.
   - Твою Олесю видели. Уже после её мнимой смерти. Видели, как она приходила к тебе, как вы разговаривали. Есть человек, который её элементарно опознает.
   Вадим опустил голову так низко, что подбородок коснулся груди. Вздохнул, снова поднял глаза на Лилю.
   - Она, действительно, приходила ко мне на работу, - голос его был вялым и надтреснутым. - Я не хотел тебе говорить, и не хотел, чтобы хоть кто-нибудь знал... Она, действительно, приходила, Лиля. Но это было в понедельник, на второй день после её прилета в Москву. И за несколько дней до её смерти. Тогда ещё никто не мог знать, что все вот так кончится...
   ...Тогда ещё никто не мог знать, что все вот так кончится. Олеся казалась веселой. Может быть, наигранно веселой, может быть нервной и напряженной. Но она ещё не догадывалась, что жить ей осталось всего несколько суток. На ней были узкие белые брючки, розовая блузка и маленькое жемчужное колье. Роскошные волосы лежали на плечах тщательно уложенной волной. Теперь она выглядела дорого. Это было первое, что он отметил. И только потом начал немного соображать.
   - Ты?! Ты откуда?
   - Из Лондона, - Олеся опустилась в кресло, закинув ногу на ногу. Иностранных клиентов принимаете?
   Ее мягкие губы готовились приоткрыться в обворожительной улыбке в то время, как глаза напряженно шарили по его лицу.
   - Здравствуй, - глупо сказал он, присаживаясь на край стола и по-ученически складывая руки на коленях. - Я не знал... Я не думал... Как ты меня нашла?
   - А ты хотел спрятаться?
   - Нет, но... Просто все так переменилось. У меня другой дом, другая работа...
   - Ну, у тебя дома я ещё не была - не решилась. Подумала, вдруг там уже другая женщина? Хотя адрес я знаю, - и снова этот тревожный, ищущий взгляд.
   Вадим подумал о том, что надо сразу сказать, чтобы не затягивать: "Да, там теперь другая женщина". И не смог.
   - ... В общем, как бы то ни было, я решила придти сначала сюда. Не прогонишь?
   Он, наконец, заметил, как сидит: коленочки вместе, ладошки вместе стыдливый импотент на приеме у сексопатолога. Покраснел, торопливо вскочил со стола:
   - Нет, конечно. Нет!.. Кофе будешь?
   В коридоре скучно загромыхало ведро, зашлепали по полу резиновые сабо уборщицы.
   - Закрой дверь на замок, - попросила Олеся. Вадим покорно встал, закрыл дверь, повернул ключ. Громыханье ведра затихло. Он с досадой понял, что уборщица собралась подслушивать. Но подслушивать, в общем, было нечего.
   Сначала он почувствовал прикосновение горячих, чуть подрагивающих ладоней к своим щекам. Олеся подошла к нему сзади, погладила лицо, прижалась к спине всем телом и поцеловала несколько раз пиджак между лопатками. Потом её руки развернули его себе. Он повернулся, зацепил ногой кресло, которое немедленно рухнуло на пол.
   - Вадим.., - произнесла Олеся беззвучно, одними губами. Теперь в её лазоревых глазах дрожали слезы. - Вадим...
   Ее тонкие пальцы скользнули в его волосы, затем под жесткий воротник рубашки. Она принялась, по-детски хлюпая носом, расстегивать мелкие белые пуговицы. Расстегнула три или четыре, положила узкую ладонь на его грудь так, будто хотела определить температуру тела. Вадим стоял окаменевший и почему-то не мог пошевелить ни ногой, ни рукой.
   Она почувствовала. Снова вскинула на него несчастные глаза:
   - Почему ты со мной так? Ты все ещё меня ненавидишь? Но я ведь все забыла, и ты забудь. Мы с тобой все испортили, все должно было быть по-другому...
   - Я женат, - ляпнул он в самый неподходящий момент. Олеся вздрогнула, волна волос качнулась. - Я женат. У меня семья и ребенок.
   Она поспешно отошла к окну, провела пальцами по полоскам вертикальных жалюзи, пальцы дрожали. Однако, когда она обернулась, улыбка уже снова довольно убедительно искривляла её губы:
   - Ребенок? Совсем малыш, наверное?
   Вадим понял, что она считала. Сколько прошло с момента их последней встречи в клинике, сколько должно было пройти, чтобы он смог хотя бы спать с другой, плюс девять месяцев беременности, даже если все произошло сразу. Понял и согласился:
   - Да, совсем малыш. Мальчик. Яшка.
   Почему "Яшка" он не знал. Как не понимал толком, чего боится. Того, что Олеся, узнав о том, что девочка жива, бросится к нему домой и заберет ребенка? Того, что он потеряет теперь уже обоих?
   - Яшка... На кого похож?
   - На жену. Она - чудесная девушка, красивая, умная...
   Она не дослушала, махнула рукой:
   - Да, конечно... Я за тебя рада... И с работой все хорошо?
   И с работой.
   - Да-а... Вот как все сложилось.
   Вадим с удивлением отметил, что она теперь говорит с акцентом. Совсем небольшим, почти незаметным. Но это её "р" стало совсем округлым, фразы по-английски мягкими и, словно бы, вопросительными. Прокашлялся, застегнул рубашку:
   - Да... Теперь я живу вот так.
   Олеся будто бы хотела что-то спросить, но в последний момент сдержалась. Кивнула, соглашаясь с собственными мыслями. Он, наконец, догадался спросить:
   - А как ты?
   - Я? Я нормально. У меня все есть, муж меня очень любит. Ребенка хочет..
   - Ребенка?
   Наморщила переносицу, словно от быстрой, стреляющей боли:
   - Да, ребенка... Знаешь, Вадим, когда проходит время, и когда такие расстояния, все размолвки, все кажется чепухой. Все, кроме девочки...
   - Я тебя предупреждал! - Бросил он неожиданно зло. - Сейчас легко говорить.
   - Я могла умереть.
   - Ты боялась, что твой драгоценный англичанин не захочет везти тебя в Лондон.
   - И этого боялась тоже... Она бы все равно не выжила, даже если бы родилась девятимесячной. Слишком много у меня было болячек.
   Вадим вдруг вспомнил, что обещал привезти для Оленьки абрикосовое и грушевое пюре, и о том, что у неё вылез диатезик на щеках. Пожал плечами:
   - Может и так? Не знаю, я не гинеколог.
   - Значит, у тебя все хорошо?
   - Ты уже спрашивала.
   Перевел взгляд на её запястье, увидел легкую паутинку шрамов, выглядывающую из-под широкого манжета.
   - Да-а... Так страшно: нам не о чем говорить. Я, наверное, пойду?
   Он неуклюже заторопился:
   - Нет... То есть... Как все нелепо... Я не знаю...
   Олеся взглянула на него почти с мольбой:
   - Мне кажется, ты меня боишься?
   - Почему боюсь? С чего ты взяла?
   - Боишься, что я сломаю твою жизнь. У тебя все наладилось, у тебя Яшка, а я вернусь, и снова ничего не будет. Так?
   - Вовсе нет! - Вадим попытался выглядеть спокойным и ироничным. - По крайней мере, в своей жизни я научился разбираться сам, и никто вразрез моим желаниям... Знаешь, Олеся, если честно, я боюсь, что ты наделаешь глупостей и прежде всего сломаешь свою собственную судьбу. Подумай: у тебя есть деньги, дом, любящий муж, блестящие перспективы.
   - Блестящие перспективы, - повторила она тающим эхом. - Да, ты прав. Тим - прекрасный человек, я его безмерно уважаю. И, кроме того, можешь не волноваться, я никогда не сделаю ему больно... Я, в общем-то, просто пришла на тебя посмотреть. Посмотреть и все.
   Он хотел крикнуть:
   - Ну и как? Посмотрела?! - и шарахнуть что-нибудь о пол, как в тот день, когда он совал ей в лицо краденные деньги и телефонную трубку. Посмотрела?! Да?!!
   - ... Посмотреть и спросить. Только ответь, пожалуйста, мне это важно. Ты жалеешь? Если бы можно было отмотать все назад, если бы у меня не было Тима, а у тебя твоей жены и Яшки, что бы было тогда?
   И он сказал холодно и жестко - так, что Олеся даже побледнела:
   - Давай без фантасмогорий? Все есть как есть. Живи своей жизнью. Ты её выбрала. И даже сейчас хочешь, чтобы я расползся перед тобой, как слизняк, а сама заявляешь, что в жизни не бросишь своего бесценного муженька.
   - Спасибо, - пробормотала она. Вадим удивился:
   - Спасибо?!
   Но она уже с фальшивой беспечностью и легкостью заговорила о своем доме в Лондоне, о том, как ездила в Ниццу и Сент-Тропез, о том, какие подарки везет маме. Он сначала ошалел, а потом понял, что время для откровений истекло и, поправив узел галстука, подыграл:
   - Ницца? Здорово! Слушай, ты же всегда хотела там побывать! А в Москву, кстати, вы зачем? По делам фирмы или так, туристами?
   Пожала плечами:
   - Вроде, у Тима какие-то дела, но он меня не посвящает. Обещает какой-то сюрприз: может быть, к маме поедем вдвоем. Мама болеет сильно, думаю забрать её в Англию.
   - А разве разрешат ввезти на постоянное жительство такого пожилого человека?
   - Тиму разрешат... Ладно, Вадим, я, в самом деле, пойду?
   Он её не удерживал, подошел к двери, открыл замок.
   Уборщица вымыла уже почти весь первый этаж. Ее согбенная спина в темно-синем рабочем халате маячила в самом конце коридора.
   - Возможно, я ещё позвоню, - на секунду останавливаясь в дверях, проговорила Олеся. - Если ты не против? Ты не будешь против?
   Вадим сказал, чтобы она, конечно же, звонила. Досадливо обернулся на уборщицу, чуть подтолкнул Олесю к выходу из кабинета. Ее тонкие каблучки поцокали по мокрому полу. Тонкие каблучки, легкие ножки, узкие щиколотки...
   - Олеся! - окликнул он. Она остановилась. - Ты, правда, позвони, Олеся. В квартиру я тебя, конечно, не приглашаю...
   - Конечно.
   - Нет, не в том смысле. Просто не нужно.
   Она с улыбкой кивнула, отвела от лица волосы. Сделала ещё несколько шагов и нажала на кнопку возле входной двери. Замок, сухо и коротко щелкнув, открылся. Было уже темно. В прямоугольнике дверного проема показались серые стены соседних домов и кусок неба в частых звездах.
   Еще шаг, и она вышла на крыльцо. Белые брючки, розовая блузка, светлые волосы. Больше он её никогда не видел...
   ... - Больше я её никогда не видел. Буквально через несколько дней это сообщение по телевизору, - Вадим прикрыл глаза ладонью и шумно выдохнул, стиснув зубы. - Лиля, ты должна мне верить. Это правда.
   - Пусть правда. - Она равнодушно пожала плечами. - Пусть даже ты не был с ней заодно. Я просто уже не могу ничего изменить. Мы уезжаем... У тебя работа, крахмальные рубашки, галстуки. Ты ведь не искал нас. Только, ради Бога, не оправдывайся!
   - Где? Скажи, где я должен был вас искать?! Я не знал. Я думал, что ты не хочешь меня видеть.
   - Вадим, это - не обвинение. Это просто констатация факта. Нам надо было расстаться в любом случае. Даже если бы всего этого не произошло. Ты чуть не запил, когда умерла она, и ты даже пополнел за то время, что не было нас с Оленькой.
   Он ничего не ответил. Сжал обеими ладонями виски, натянул кожу так, что глаза стали узкими, как у китайца. Лиля чуть отодвинулась в сторону, аккуратно сложила рукава хлопчатобумажного джемпера:
   - Все в самого начала было ошибкой. И твоя женитьба на мне, и твое желание забрать себе Оленьку. Так что правду ты говоришь сейчас или нет не имеет значения.
   - Что значит "правду или нет"? Лиля, я не вру!
   Она чуть подалась вперед:
   - Вадим, мне, в самом деле, все равно. Я даже сама себе удивляюсь. Ты не бойся: я не собираюсь заявлять на вас в милицию. Живите. Родите себе своего настоящего ребенка - Оленька не ваша.
   - Стоп! Я с самого начала хотел спросить, но ты не дала. Что это значит? Какая ещё барокамера?
   - Вот в то, что ты об этом не знал, я, кстати, верю. А мне сказала Алла. Призналась после того, как её уволили. За той девочкой не уследили, и она умерла. Алла побоялась признаться, и мы с тобой растили малышку, от которой отказалась какая-то студенточка.
   - Это не может быть правдой!
   - Но это, тем не менее, правда. Приятная правда! Так что вы, ребята, на мою.., - она выделила слово "мою" голосом. - На мою дочь никаких прав не имеете... Что еще? А! К вопросу о том, что не стоит зря оправдываться! Я находила ватки с помадой под зеркалом, я очень хорошо чувствовала запах чужих духов. Духов твоей Олеси. И самый пикантный момент: все, что знала женщина, заманившая меня в то кафе, могла знать только твоя любовница. А о краже из сейфа, как я сильно подозреваю, знали, вообще, два человека на свете? Ты и Олеся? Ведь так?
   - Три, - поправил он потерянно и устало. - Три человека. Я, Олеся и Алла.
   И тогда Лиля вздрогнула. И шифоновая блузка, прошуршав змеей, скользнула с её колен на пол...
   - Я, Олеся и Алла, - повторил Вадим. - И я, действительно, взял эти деньги. Но это все, в чем я виновен. Причем я не понимаю, откуда ты...
   Она перебила:
   - Мне сказали по телефону. Сказала та женщина по телефону! Но Алла! По поводу Аллы ты уверен?
   - Естественно. Я сказал ей тогда, когда уговаривал спасти Оленьку. То есть, не Оленьку получается... Она боялась, она не хотела. Говорила, что ребенок мне надоест, что это сейчас я "рву страсть в клочки", а потом проговорюсь, предам её, и её уволят. Я сначала убеждал, деньги предлагал, а потом... Потом я сказал, что пусть у нас будет компромат друг на друга: она тоже будет знать обо мне то, чего не знает никто. Олеся-то ведь собиралась навсегда уезжать за границу, она была как бы уже и не свидетель. В общем, я сказал про кражу, и что она, если хочет, может позвонить в милицию и убедиться, что кража, на самом деле, была. Еще деньги ей отдал из того сейфа: у меня ещё оставались. Мол, наверняка, номера ворованных купюр можно установить, так что это - прямая улика. Она взяла...
   - Но она говорила мне, что не знает! Она удивилась! Она не верила!
   - Склероз! - Вадим усмехнулся. - Как все это интересно получается...
   Лиля прикусила нижнюю губу:
   - Но тогда... Погоди, ты можешь мне сказать: у тебя точно ничего нет с Аллой?
   - А ты мне что - поверишь?
   - Просто скажи "да" или "нет"! Какая тебе разница, поверю я или не поверю?
   - Если тебе угодно: "нет"!
   Она резко вскочила:
   - Кстати, я бы, на твоем месте, не кривлялась! - Передразнила: - "Если тебе угодно!" Да, мне угодно! Мне угодно понять, что здесь происходит! При чем тут Алла? Почему она соврала? Вместе ли они действуют с Олесей или по отдельности, и какой им резон все это делать, если девочка...
   Она осеклась. Вадим по-прежнему недвижно стоял у дверного косяка, но теперь в глазах его появился нехороший блеск.
   - Если девочка.., - продолжила Лиля. - Но ведь тогда получается, что она и про Оленьку запросто могла солгать? Значит, опять же, наследство. Только как? Каким образом? И зачем тогда Олесе Алла?
   Секунду постояла, прикусив ноготь большого пальца и устремив невидящий взгляд на стену, оклеенную белыми в мелкий цветочек обоями. Угловатым, резким движением заправила прядь волос за ухо, решительно двинулась к двери.
   - Куда ты? - спросил Вадим.
   - Так я тебе и сказала! - Огрызнулась она. - Ложись спать: завтра с утра на работу. И, ради Бога, никуда не суйся, если только ты, действительно, ни при чем. Если ты как был телком, так и остался. Только напортишь все. Заткни себе рот и молчи. Будут новости - я тебя найду. Все!.. Нет, ещё мне нужны деньги. Я завела вредную привычку ездить на такси.