Сабатини Рафаэль. Колумб

   — За исключением собственной жизни, — усмехнулся Колон. — А вкладываю я свой опыт мореплавателя, мужество, необходимое для того, чтобы противостоять тем опасностям, которые могут подстерегать нас в неведомом, и идею, для реализации которой отправляется экспедиция. Мой взнос скромен, дон Хуан, но и прошу я всего одну десятую. Если же от меня потребуется затратить какие-то средства на снаряжение экспедиции, соответственно должна возрасти и моя доля прибыли.
   Злобная гримаса, перекосившая лицо Фонсеки, побудила Кинтанилью вмешаться.
   — Мне представляется, сеньоры, что мы можем с этим согласиться при условии, что их величества одобрят наше решение.
   — Именно с одобрения их величествами… — подчеркнул Фонсека.
   — Очень хорошо, — кивнул Талавера. — Тоща, я полагаю, с этим все ясно.
   — Все? — брови Колона поднялись. — Все? — Он оглядел бесстрастные лица остальных. — Как же так, сеньоры? Вы словно принимаете меня за обычного наемника. Мы только начали, господин мой архиепископ.
   — А что еще вы можете требовать?
   — Титул адмирала во всех землях, которые я открою, с соответствующими почестями и привилегиями, полагающимися адмиралу королевства Кастильского.
   — Помоги мне Боже! — воскликнул Фонсека, а дон Родриго Ресенде наградил Колона убийственным взглядом.
   Колон же спокойно продолжал.
   — Причем титул, почести и привилегии должны передаваться по наследству моим потомкам.
   — А при чем здесь ваши потомки? — поинтересовался Кинтанилья.
   — Нынешние дворяне носят же титулы, полученные их далекими предками.
   — Вновь я вынужден заметить, сравнение неудачное, — покачал головой Талавера.
   — Разумеется, неудачное, — поддержал архиепископа Фонсека.
   — Позвольте пояснить мою точку зрения. Открытые мною земли останутся владениями Испании на долгие времена, если не навечно, и я хочу сохранить причитающуюся мне долю. Но раз я смертен, она должна достаться моим потомкам.
   Едва ли они смогли придраться к логике его рассуждений, но их возмущала сама мысль о том, что иностранец, да еще низкого происхождения, требует родовых привилегий.
   — Согласиться с этим, — вскричал Фонсека, — означает уравнять вас с знатнейшими грандами Испании.
   — Ни один гранд не сослужил Испании столь добрую службу, как я.
   — Матерь Божья! Вы рассуждаете так, словно ваши открытия уже явь, а не грезы.
   — Когда они станут явью, я потребую кое-что еще.
   — Еще? — Талавера нахмурился, Ресенде рассмеялся. — Что же вы еще можете потребовать?
   — Звание вице-короля на всех открытых мною территориях.
   На какие-то мгновения все просто лишились дара речи. Первым пришел в себя Фонсека.
   — Наверное, только скромность мешает вам потребовать корону Испании.
   Архиепископ сумел воздержаться от комментариев.
   — Других требований у вас нет, сеньор Колон? — сухо спросил он.
   — Вроде бы я сказал все.
   — Не теряю надежды, что со временем вы придумаете что-нибудь еще, — ухмыльнулся Фонсека.
   Талавера тяжело вздохнул.
   — Слава Богу, мы с этим покончили. Буду с вами откровенен, сеньор. Ваши требования превосходят все то, что я мог бы порекомендовать их величествам. Присутствующие здесь мои коллеги, похоже, придерживаются того же мнения. Решение, разумеется, будут принимать их величества. Но я не сомневаюсь, вам откажут, если вы не умерите ваши притязания.
   Колон резко встал, стройный, высокий, посмотрел на них сверху вниз, гордый, как Люцифер.
   — Я не сниму ни единого из моих требований. Сделать это — значит принизить величие затеваемой экспедиции. С вашего разрешения, господа, позвольте откланяться. — Небрежно поклонившись, он повернулся и вышел из комнаты.
   Над столом повисла тишина.
   — Вот к чему приводит необузданное воображение, — пробурчал Талавера.
   — Наглый выскочка, раздувшийся от гордости, словно мыльный пузырь, — поддакнул Фонсека.
   — Проявим в наших суждениях хоть немного милосердия, — попытался образумить священнослужителей Кинтанилья.
   Талавера аж вспыхнул.
   — Милосердие, сеньор? Милосердие не означает, что наглость надо принимать со смирением. И нет нам нужды подавлять праведное негодование, лицезрея гордыню, за которую ангелов низвергнули в ад.
   — Не стоит удивляться тому, что он высоко ценит предлагаемый товар, — заметил Ресенде. — Каждый торговец ведет себя точно так же, утверждая при этом, что ни на йоту не снизит цену. Если их величества откажут ему, он станет куда благоразумнее.
   — Если? — возмущенно переспросил Талавера. — Да в этом не может быть ни каких сомнений.
   Прошла целая неделя, прежде чем король и королева, занятые проблемами, связанными с Гранадой и евреями, смогли принять архиепископа и его коллег.
   Кинтанилья, глубоко уважающий Колона, сохранял полный нейтралитет. Ресенде придерживался мнения, что назначенная Колоном цена может стать предметом переговоров. Но Фонсека и Талавера требовали решительного отказа.
   — Таковы его требования! — Талавера весь кипел от негодования. — Как ясно видят ваши величества, наглость его не знает пределов.
   Фердинанд зло рассмеялся.
   — Хитрая тварь, я понял это с самого начала. Терять ему нечего, поэтому и требует по максимуму.
   Но королева не согласилась с ним.
   — Он может потерять жизнь, — не зная того, она повторила слова Колона. — Он может не вернуться из путешествия в неведомое.
   — То есть вы поддерживаете его авантюру, хотя у нас на счету каждый мараведи.
   — Мы обещали поддержать его.
   — Обещали. Но его чрезмерные требования освобождают нас от ранее принятых обязательств. Я усматриваю в этом руку проведения.
   — Вы выразили мою мысль, ваше величество, — вставил Талавера.
   — Думаю, неудачную мысль, — одернула их королева. — Провидение нельзя использовать как предлог для того, чтобы не сдержать данное нами слово.
   Талавера не стал возражать, но в бой вступил Фонсека.
   — Ваше величество, и речи нет о том, чтобы не сдержать слово. Просто вы не можете выполнить обещанного при поставленных условиях. Если бы этот человек попросил корону Испании, едва ли вы согласились бы на это только потому, что обещали поддержать его экспедицию.
   — Но он же не просит корону Испании.
   — Не просит, — кивнул король. — За что, похоже, мы должны быть ему безмерно признательны. Но он же хочет стать вице-королем со всеми полагающимися привилегиями. Разве чувство собственного достоинства позволит нам вознести его так высоко?
   Королева сидела, глубоко задумавшись. Талавера решил, что ее величество колеблется, и рискнул прийти на подмогу Фердинанду.
   — Мадам, речь идет о чести и достоинстве вашей короны. Я убежден, что такой титул, пожалованный безвестному авантюристу-иностранцу, унизит и то, и другое. Триумф креста над полумесяцем принес заслуженную славу вашим величествам. И сейчас не следует оказывать поддержку этой экспедиции, которая, наверняка, закончится провалом.
   Брови королевы сошлись. Глаза стали холодными, как лед.
   — Вы ставите под сомнение мои действия?
   Талавера разом сник, вспомнив, что и духовник королевы остается подданным.
   — Рвение услужить вам подвело меня, ваше величество.
   — И не только рвение. Ваши доводы. Что они, основываются на зыбком песке, если вы столь легко изменяете их? Сначала говорите, что этому человеку надо отказать, потому что нет денег. Потом причиной становятся затребованные им привилегии.
   Фердинанд громко рассмеялся.
   — Нет, нет, мадам. Не делайте козла отпущения из моего архиепископа. Причины для отказа выдвигаю я, а он меня поддерживает, как и должно верноподданному. Этот авантюрист требует слишком многого. Тут уж ничего не попишешь. И я рад, что он выдвинул неприемлемые требования, поскольку этим освобождает нас от ноши, которую мы не можем взвалить на себя.
   Изабелла покачала головой.
   — Я не могу разделить с вами эту радость. Экспедиция эта имеет очень важное значение. Если она завершится успешно, мы выполним волю Божью, распространив Его учение среди тех, кто блуждает во тьме.
   — Если завершится успешно, то да, мадам, — пробормотал Талавера. — Но пока это все еще не более как мечты. На губах королевы заиграла улыбка.
   — Мечты? Ему уже говорили об этом прямо в глаза. В вашем присутствии, господин мой архиепископ. Вы помните его ответ? Как вам показалось, граничащий с ересью.
   Талавера покраснел, но король вновь поспешил ему на подмогу.
   — Архиепископ прав в том, что мы станем посмешищем для всего мира, если поддержим Колона, а его мечты останутся нереализованными.
   — Я думаю, что победа над маврами, увенчавшая многолетнюю войну, убережет нас от этих насмешек. Итак… — Она повернулась к четырем советникам. — Мы поняли, что вы хотели нам сказать. Теперь его величество и я должны принять решение. Вы можете идти.
   Принятие решения затянулось надолго. Верность королевы данному слову боролась с нежеланием короля согласиться с условиями Колона. Последний все это время находился в Санта-Фе, безо всякого удовольствия принимая участие в празднествах победы над маврами.
   Наступил февраль, в воздухе запахло весной, и только тогда король и королева смогли нащупать взаимоприемлемый вариант. К Колону послали Талаверу. Королева, поддерживаемая маркизой Мойя, настояла на том, чтобы выйти к мореплавателю со встречным предложением.
   Колон получал требуемую десятую долю и титул адмирала до конца своих дней. Но его потомкам не доставалось ничего. Не могло быть и речи о титуле вице-короля.
   Более выгодного для Колона решения Талавера, пожалуй, одобрить не мог. Придя в дом Кинтанильи, высокий, худощавый, в простом монашеском одеянии, несмотря на сан архиепископа, ровным бесстрастным голосом он изложил королевское послание.
   Колон, стоя перед архиепископом, слушал в пол-уха. Его оскорбило, что их величества после столь долгого ожидания не приняли его во дворце, а направили к нему посыльного.
   — Возможно, ваше преподобие забыли сообщить их величествам, что я не откажусь ни от одного моего условия?
   Тень улыбки пробежала по липу Талаверы.
   — Будьте уверены, я в точности передал им ваши слова.
   — Тоща, мой господин, не буду больше отнимать вашего времени. Мне нечего вам сказать.
   — Как, сеньор? — вознегодовал архиепископ. — Таков ваш ответ на королевское послание?
   — Кажется, вы что-то не так поняли. Это я получил ответ. И исходя из него, считаю для себя необходимым незамедлительно покинуть Испанию.
   Кинтанилья поспешил вмешаться.
   — Не делайте этого, сеньор Колон. Вы же погубите свое будущее.
   Колон рассмеялся.
   — Погублю свое будущее? Едва ли. Пострадаю не я — Испания. — Он подошел к двери, открыл ее. — Целую ваши руки, господии мой архиепископ.
   Талавера вздрогнул, словно его ударили.
   — И это все, что вы хотели мне сказать?
   — Подумайте, — молил Колона Кинтанилья.
   — Мое решение неизменно. Человек, готовый оказать Испании такую услугу, не может довольствоваться жалованьем наемника.
   — Благословенны будут смиренные, — с сарказмом процедил Талавера.
   — Потому что их можно топтать ногами, — ответил Колон.
   На пороге архиепископ задержался, посмотрел Колону прямо в глаза.
   — Столь гордый человек, как вы, не придаст, наверное, особого значения мнению бедного монаха. Но я полагаю, что их величества можно будет поздравить с вашим отказом.
   — Ваше преподобие неточны в изложении фактов. Отказался не я, а их величества.
   — Да пребудет с вами Бог. — И архиепископ вышел из дома.
   — Бог пребывает с вашим преподобием, но дьявол все равно утащит вас в ад,
   — вторую половину фразы Колон произнес после того, как за Талаверой закрылась дверь.
   Когда Колон вернулся в комнату, Кинтанилья встретил его печальным взглядом.
   — Ах, Колон! Так сразу от всего отказаться!
   — Удивительная ошибка для их величеств.
   — Их ошибка? — изумился Кинтанилья. — Я говорю о вашей глупости!
   — Вы полагаете, что у меня нет гордости? Или я не представляю себе, что предлагаю и какую должен получить награду? Неужели я даже не достоин аудиенции и со мной можно разговаривать через посыльного? — Колон кипел от ярости. — Если Господь Бог открыл мне то, что невидимо другим людям, можно ли идти против воли Божьей? Даже подумать об этом — святотатство. Будьте уверены, другие подберут то, что бросили владыки Испании.
   Монолог этот поверг Кинтанилыо в отчаяние, а Колон, оставив его, отправился к Сантанхелю, чтобы сообщить о своем решении покинуть Испанию.
   — Я всегда буду помнить ваше доброе отношение ко мне, дон Луис.
   — Куда же вы поедете? — спросил Сантанхель.
   Колон гордо вскинул голову.
   — Во Францию. Обогатить ее дарами, отвергнутыми Испанией.
   Сантанхель прошелся по комнате, обставленной роскошной мавританской мебелью, вывезенной из Гранады.
   — Этого нельзя допустить. Неужели вы не можете отказаться хоть от каких-то условий?
   — Предлагаемое мною гораздо больше того, что я прошу. Со мной не согласились. Более мне здесь делать нечего.
   Сантанхель подошел к сидящему на диване Колону.
   — А Беатрис? — мягко спросил он.
   Серые глаза затуманились.
   — Еще одна причина для отъезда.
   — Оставленные надежды, — пробормотал Сантанхель.
   — Надежды, так и не осуществленные, лучше оставленных. Последние приносят только боль.
   — А разве нет боли в отчаянии? Что еще в оставленных надеждах? Пока вы в Испании, Беатрис не потеряна навсегда. Вы не должны уезжать. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы королева еще раз приняла вас.
   — Не хватит ли с меня аудиенций? Отсрочки, затяжки, комиссии, наконец, этот худосочный монах, предлагающий мне жалкую подачку. Я думаю, с меня хватит. — Колон встал. — Я уезжаю в Кордову. Соберу вещи, что остались у Бенсабата, и отправлюсь во Францию.
   — Ну подождите хотя бы, пока я не повидаюсь с королевой.
   Колон покачал головой.
   — Даже ваша просьба не остановит меня. Надоело! Я предлагаю свои услуги, а меня встречают так, будто я прошу милостыню.
   Никакие доводы не помогли, и на следующее утро Сантанхель и Кинтанилья стали единственными свидетелями отъезда. Колон не попрощался ни с кем из своих друзей и лишь попросил дона Луиса извиниться за него перед ними.
   На глазах Сантанхеля навернулись слезы, когда Колон исчез в февральском тумане. Только теперь, думая о том, что никогда больше не увидит Колона, Сантанхель понял, сколь сильно привязался он к этому отважному мечтателю. И расставался с ним, как с сыном.
   — Бедняга, — тяжело вздохнул казначей Арагона. — Он заслужил лучшей судьбы.
   — Возможно. — Кинтанилья тоже сожалел об отъезде Колона. — Но гордость его воздвигает непреодолимые барьеры.
   Сантанхель резко повернулся к нему.
   — Если бы мы могли видеть то, что видит он, возможно, и наши требования оказались бы ничуть не меньше. — И он отправился к Кабрере и маркизе, чтобы сообщить им об отъезде Колона.
   — Как он мог уехать, не попрощавшись с нами! — воскликнула маркиза.
   Сантанхель попытался защитить Колона.
   — Его гордая внешность прячет под собой разбитое сердце. И он не попрощался с вами только потому, что не хотел причинить себе лишнюю боль.
   — Вы не должны были отпускать его.
   — Я сделал все, что мог.
   — Его нужно вернуть! — твердо заявил Кабрера. — Нельзя допустить, чтобы Франция нажилась на нашей медлительности.
   Маркиза встала.
   — Пойдемте со мной, дон Луис. Мы должны рассказать все королеве.
   Королева сидела в туалетной комнате перед зеркалом и брала украшенную драгоценностями сетку для волос из ларца, стоящего у ее локтя. Ей прислуживали две придворные дамы.
   Она улыбнулась, увидев в зеркале отражение маркизы.
   — Вы сегодня рано, Беатрис.
   — Целую руки вашему величеству, — поздоровалась та и сразу перешла к делу. — Колон покинул Санта-Фе. Он едет во Францию.
   Королева нахмурилась, брови ее сошлись у переносицы. Затем положила сетку обратно в ларец и полуобернулась к маркизе.
   — Я, честно говоря, этого не ожидала, несмотря на то что рассказал нам архиепископ. Гордый, несгибаемый человек. — Она вздохнула. — Однако если таково его решение, мы бессильны.
   — Едва ли можно утверждать, что решение принял он. Скорее его приняли ваши величества, отказавшись выполнить его условия.
   — А вы знаете, что это за условия?
   — Да, мадам.
   — И вы думаете, нам следовало их принять? — королева улыбнулась. — Сожалею, что заслужила ваше неодобрение, Беатрис.
   — О, мадам! — запротестовала донья Беатрис, но тут же добавила:
   — Но вот отпускать его не стоило. В приемной ждет дон Луис. Ваше величество может принять его?
   Королева на мгновение задумалась.
   — Почему нет? Позовите его.
   Маркиза не успела повиноваться, как открылась дверь в королевский кабинет и на пороге возник Фердинанд, в длинном, до пола, отороченном мехом синем халате.
   — Заходите, сир, — улыбнулась ему королева. — Мне вот тут говорят, что мы обидели Колона. Он уже уехал из Санта-Фе и собирается во Францию.
   Фердинанд не торопясь двинулся к королеве.
   — Пусть он там и преуспеет, — беззаботно ответил он.
   — Если преуспеет он, то преуспеет и Франция за счет Испании, — смело возразила маркиза.
   Фердинанд удивленно приподнял бровь. Затем рассмеялся. Полученная новость явно подняла ему настроение. Он поиграл золотой цепью на груди.
   — А я как раз думал о том, сколько нам бы пришлось потратить, останься он в Испании. Причем платили бы мы не только золотом, но и достоинством. Чего ты такой мрачный, Сантанхель. Наверное, не согласен со мной?
   — Раз уж вы спрашиваете меня, сир, не согласен. Я пренебрег бы вашими интересами, если бы проявил полное безразличие к тому, что другие обогатятся, используя шанс, выпавший нам.
   Маркиза поддержала его.
   — Ни одному королю мира не представлялось такого случая прославить себя на века и обогатить страну.
   — Что до славы, то мы нашли ее здесь, в Гранаде. А богатство придет. Война, как вы знаете, обошлась нам недешево, и у нас нет денег на авантюры.
   — Нет, нет, — не согласилась с ним королева. — Причина не в этом, как я уже говорила вам. По крайней мере, не эта причина заставила меня отказаться от своего слова.
   — Ни у кого нет в этом ни малейшего сомнения, мадам, — заверил ее дон Луис. — Но владыки Испании и раньше часто шли на риск. Так почему бы не поддержать и эту экспедицию. В случае неудачи потери будут не так уж велики, а успех принесет несметные богатства.
   — Не все согласны с Колоном, — напомнила ему королева.
   — Разумеется, не все, — вмешалась маркиза. — Сомневающиеся были и будут всегда. Но нерешительных могут и обогнать.
   — Да и в любом случае, — продолжал дон Луис, — что есть сомнения наших докторов в сравнении со словами Тосканелли? — Он повернулся к королеве. — Ваше величество прекрасно знает, какие славу и богатства принесли Португалии ее мореплаватели. Колон предлагает Испании затмить Португалию.
   — Мы это уже слышали, — пробурчал Фердинанд.
   — И я много думала об этом, — добавила королева. — Поэтому и сожалею о решении Колона. Но условия, выдвинутые им, неприемлемы. Человек низкого происхождения, он требует почестей, которых мы не удостаиваем наших знатнейших грандов.
   — Позвольте спросить ваше величество, — вставила маркиза. — Кто из этих грандов готов положить к вашим ногам целую империю?
   Король, стоявший у столика, покачал головой, улыбнулся.
   — Империя эта пока только в его мечтах.
   — Так же, как и титулы, которые он просит, — последовал быстрый ответ. — До открытия заморских территорий они останутся пустыми словами.
   Глаза королевы вспыхнули.
   — Действительно, в этом что-то есть. Дадим ему титул адмирала, но лишь после того, как его открытия станут явью. Пусть он будет нашим вице-королем, но лишь в тех землях, которые он добавит к нашим владениям. Такое решение устроит все стороны. Что бы ни случилось, никто не сможет упрекнуть нас в излишней доверчивости только потому, что мы заплатили вперед.
   Она посмотрела на Фердинанда, ожидая согласия, но тот медленно покачал головой.
   — Вы забываете про корабли, которые мы должны снарядить для него.
   — Мы уже согласились на это.
   Но Фердинанд твердо стоял на своем.
   — Не я, мадам. Не я. Я на это не соглашался. Я лишь рассматривал его предложение. Когда же я уступил вам и решил поддержать экспедицию, то оговорил мое согласие определенными условиями. Колон их не принял. Так что вопрос этот считаю закрытым.
   — Вы слишком прислушиваетесь к архиепископу, — упрекнула его королева.
   — Можете ли вы мне предложить лучшего советника, чем ваш духовник?
   — В вопросах веры, нет.
   — Святой Яго, а о чем мы с вами сейчас говорим, как не о вере?
   — Давайте не будем препираться. Ваше величество полагает, что мы должны отпустить Колона?
   — Или, как вы сказали, дать ему титулы адмирала и вице-короля после того, как он найдет свои Индии, но при условии, что деньги на снаряжение экспедиции добудет он сам.
   Королева не стала скрывать, что такой ответ ей не понравился.
   — Это последнее слово вашего величества? — спросила она.
   — Самое последнее, — подтвердил Фердинанд.
   — Пусть будет так. — Она вздохнула. И добавила уже твердым тоном:
   — В таком случае я возьму все затраты на себя, и на мачтах кораблей Колона взовьется флаг Кастильского королевства.
   Все застыли в изумленном молчании. Первой пришла в себя маркиза.
   — Мадам, это решение принесет вам славу, которой не знала ни одна королева.
   Фердинанд криво усмехнулся.
   — Но расходы, мадам? Где вы возьмете такие деньги?
   Изабелла глянула на Сантанхеля.
   — Во сколько вы оцениваете экспедицию, дон Луис?
   — Расходы будут не так уж велики. При необходимости Колон соглашается плыть на двух кораблях. Все снаряжение обойдется в три тысячи крон.
   — Такие деньги я найду.
   Она положила руку на ларец с драгоценностями.
   — Возьмите их, дон Луис, и принесите мне три тысячи. Я думаю, содержимое ларца стоит куда дороже.
   — Ваше величество! — Сантанхель даже замахал руками. — В этом нет необходимости. Деньги я найду. В казначействе Арагона.
   — Святой Яго! — взревел Фердинанд. — Откуда ты собрался их взять? Сантанхель остался невозмутим.
   — Я намерен взять эти три тысячи в казначействе Арагона. Они будут возмещены золотом или другими товарами, привезенными Колоном. Так что некоторым образом он сам финансирует экспедицию.
   — Некоторым образом! — Фердинанд насупился. — Повезло мне с казначеем. Ты у меня финансовый волшебник, не так ли, Сантанхель? А если он вернется с пустыми руками? Или вообще не вернется?
   — Тоща я сам возмещу эти деньги.
   Фердинанд хмуро глянул на него, а затем пожал плечами.
   — Даже не знаю, Сантанхель, чему мне больше завидовать — твоему богатству или твоей вере в Колона. Однако на таких условиях ты можешь свободно распоряжаться тем, что еще осталось в моей казне.

Глава 26. МОРЯКИ ПАЛОСА

   Годами Колон подстраивался под других, старался ублажить сильных мира сего, но победил, проявив твердость. Именно непреклонность Колона заставила владык Испании согласиться практически со всеми его требованиями.
   Известие о принятом решении настигло его уже в сумерках. Он подъезжал к Пиносскому мосту, когда услышал быстро приближающийся топот копыт. Отряд альгасилов, возглавляемый офицером, остановил его. Офицер сообщил, что королева приказала ему вернуться в Санта-Фе. Получил он и записку от Сантанхеля. В трех коротких строчках казначей Арагона сообщал о его триумфе.
   Наутро, после поздравлений Сантанхеля, Кабреры и маркизы Мойя, которая даже всплакнула, Колон прибыл на аудиенцию во дворец, где королева отругала его за столь внезапный отъезд, а король, которого его хитрый казначей уговорил-таки поддержать экспедицию, холодно ему кивнул. А потом Изабелла тепло напутствовала Колона, поскольку действительно хотела, чтобы плавание в неведомое завершилось успехом.
   Проситель, едва не ставший объектом насмешек придворных, вышел с аудиенции доном Кристобалем Колоном, адмиралом моря-океана, поднявшись на один уровень с представителями благороднейших родов Испании.
   Путь его был долгим и трудным, но в конце концов он занял место, которое считал достойным. И хотя ему еще предстояло совершить подвиг, уготованный ему судьбой, в душе Колон не сомневался, что из неведомого он вернется победителем.
   Началась подготовка, довольно неспешная, но в конце апреля он уже мог покинуть Санта-Фе, чтобы завершить ее непосредственно на кораблях.
   По странному совпадению отплыть ему предстояло из того самого порта, в котором он ступил на землю Испании. За какой-то проступок на Палос наложили штраф: полностью снарядить две каравеллы. Прижимистый король Фердинанд тут же сообразил, что использование этих каравелл может уменьшить число мараведи, которое казна Арагона должна была одолжить Кастилии.
   Кристобаль Колон прибыл в Палос в начале мая.
   Он не мог не заехать туда, даже если намеревался отплыть из другого порта, потому что там оставался его сын. Королева, выражая свое благоволение к Колону, назначила маленького Диего пажом ее сына принца Хуана. Наверное, тут следует отметить, что обычно пажами принцев становились знатнейшие из знатных, то есть Изабелла уже не сомневалась, что Колон выполнит обещанное.