Сабатини Рафаэль. Колумб

   — Судьба многого лишила меня, но даровала умение разбираться в людях.
   — Значит, во мне вы видите только плохое? Это, моя Беатрис, не что иное, как чистое упрямство, — произнося эти слова, Колон обнял ее и притянул к себе.
   Поначалу, захваченная врасплох, она не сопротивлялась. Но когда его губы коснулись ее щеки, словно очнулась и начала вырываться, оттолкнув его от себя.
   — Нет! — выкрикнула она. — Нет!
   — Беатрис, — молил он, — ну почему вы не хотите прислушаться к голосу сердца?
   — Моего сердца? Что вы знаете о моем сердце?
   — То, что говорит мне мое.
   Беатрис опустила голову, и Колон, решив, что сопротивление сломлено, сел рядом и вновь обнял ее.
   — Вы рады,Беатрис? Скажите мне, что вы рады. — Губы его прижались к шее Беатрис, и та, как ужаленная, вырвалась из его объятий.
   — Ах, вы слишком спешите. Дайте мне время. Дайте мне время.
   Ее смятение удивило Колона.
   — Время? Но жизнь коротка. И времени у нас так мало.
   — Я… я должна увериться, — в отчаянии выкрикнула Беатрис.
   — Во мне?
   — В себе. Ах, оставьте меня. Умоляю, если вы действительно любите меня, как говорите, оставьте меня сейчас.
   Смятение, охватившее ее, было столь велико, что ему не оставалось ничего другого, как подчиниться.
   Колон встал.
   — Я не понимаю, почему вы так расстроились. Но не буду требовать немедленного ответа. Вы все расскажете мне, когда мы снова увидимся.
   Наклонившись, он поцеловал ей руку и ушел.
   Несколько минут спустя Загарте, заглянув в спальню, застал Беатрис в слезах.
   — Что случилось? — обеспокоился он. — Этот долговязый мерзавец обидел вас?
   — Нет, нет. И не смей так называть его.
   — Зря вы его защищаете. На вашем месте, Беатрис, я бы не тратил на него столько времени. Как мне сказали, за душой у него ничего нет. Он даже не придворный, а иностранный авантюрист, живущий на подачки. Добра от него не жди. Да еще он ухлестывает за женщинами. Вот и маркиза Мойя…
   Продолжить она ему не дала.
   — Прикуси свой злобный язык, Загарте. А не то тебе его укоротят. Оставь меня одну. Уходи.
   — Успокойтесь, моя девочка Я еще не успел сказать, зачем пришел. Вас хочет видеть очень важный идальго.
   — А я никого не хочу видеть.
   — Ш-ш! Ш-ш! Послушайте меня. Ему нельзя отказать. Он — племянник главного инквизитора Кордовы Только что вернулся в Испанию и утверждает, что он — ваш давний друг, граф Арияс Ее глаза широко раскрылись.
   — Кто?
   Загарте потер руки.
   — Вижу, вы его знаете.
   — Знаю. И тем более не хочу видеть.
   — Ну перестаньте. Проявите благоразумие. Он…
   — Я знаю, кто он такой. Он полностью соответствует тому описанию, которое ты дал сеньору Колону.
   — Но тут же другой случай. Важный идальго. Так что мне ему сказать?
   — Пусть убирается к дьяволу.
   — И это все? — в голосе Загарте сквозило раздражение.
   — Слова подбери сам, но смысл должен остаться тем же.
   Загарте открыл было рот, чтобы возразить, но Беатрис вскочила с дивана с таким сердитым лицом, что мориск отшатнулся.
   — Ни слова больше. Уходи! Вон отсюда! Загарте попятился к двери.
   — Хорошо, хорошо. Обойдемся без скандала. Попытаюсь все уладить. Скажу, что вам нездоровится. Такому гостю нельзя отказать безо всякой на то причины. И ушел, бормоча себе под нос, что только мусульмане знают, как указать женщине ее место.
   Беатрис же неожиданный визит в Кордову дона Рамона живо напомнил о подземелье, в котором сидел ее брат. И венецианские агенты едва ли нашли бы лучшее средство ускорить дело. Тем более что Колон сам открыл ей дорогу к своему сердцу.
   В тот вечер она избавилась от дона Рамона. Загарте уговорил его не тревожить девушку, поскольку ей нездоровится. Но назавтра дон Рамон появился вновь, посмотрел спектакль и опять пожелал увидеться с Беатрис.
   Загарте поднялся к ней и передал просьбу посла.
   — Не желаю его видеть. Ни сегодня, ни завтра. Вообще не желаю. Так ему и скажи, — ответила она.
   — Я не посмею, — насупился Загарте. — Поймите это. Не посмею. Я и так зашел слишком далеко. Заикнулся о том, что не знаю, захотите ли вы принять его. Он же заявил, что не потерпит отказа. Или уговори ее, сказал он, или пеняй на себя. Так что деваться некуда, Беатрис. — Он прокашлялся. — Да и как можно отказывать идальго, испанскому гранду, отдавая предпочтение бедному иностранцу. Где же тут здравый смысл?
   — Не желаю я видеть это чудовище! — воскликнула Беатрис.
   Загарте пошел на крайнюю меру.
   — Тогда вам тут ни петь, ни танцевать.
   Она рассмеялась ему в лицо.
   — И кто от этого проиграет? Сколько народу приходило посмотреть спектакль до того, как я появилась на сцене?
   — Проиграем мы оба. Но для меня лучше прикрыть спектакль, чем остаться без головы, если они найдут в нем ересь. Я не хочу участвовать в аутодафе. А одного намека графа Арияса достаточно, чтобы отправить меня на костер. Разве вы этого не понимаете? Я всего лишь мориск. — И после короткой паузы добавил:
   — Я прошу от вас лишь немного благоразумия, Беатрис! Ради нас обоих.
   Монолог его оказался достаточно убедительным. Она, конечно, злилась на дона Рамона, но не хотела навлечь беду на маленького мориска.
   — Хорошо, — вздохнула Беатрис. — Пусть он приходит.
   Но ее согласие еще больше встревожило Загарте.
   — Но вы встретите его доброжелательно?
   — Раз я принимаю его, ты его поручение выполнил. Что будет дальше — мое дело.
   Вот так дон Рамон попал в покои Беатрис, чтобы сыграть ту маленькую роль, что уготовила ему судьба.
   Он постоял в дверях, оглядывая Беатрис. На его губах играла легкая улыбка. Темно-оливковый камзол свободного покроя, расшитый золотом, прибавлял массивности его слишком тощему телу. Голову украшала шапочка того же цвета с черным плюмажем и пряжкой с драгоценными камнями.
   — Что вам угодно, сеньор? — сердито спросила Беатрис. — Почему вы столь назойливы?
   Дон Рамон непринужденно шагнул вперед, улыбка его стала шире.
   — Я, конечно, понимаю, что вы боитесь принять меня…
   — Боюсь?!
   — …После того как, ничего не сказав, убежали из Венеции. Так, моя дорогая Беатрис, не поступают с друзьями, которые не жалеют сил, чтобы помочь вам, — в голосе его слышался упрек. — Благодарите Бога, что я не злопамятен. Во всяком случае, видя доброе ко мне отношение, я обо всем забуду.
   Он взял ее руку и, несмотря на слабое сопротивление, поднес к губам. Мгновение спустя Беатрис выдернула руку и ответила сухо и бесстрастно:
   — Я не считала нужным отчитываться перед вами. Я вам ничего не должна. Вы предлагали мне сделку… грязную сделку. Вот и все.
   — Как неблагодарно! И сколь далеко от истины, — нисколько не смутившись, продолжал дон Рамон. — Хотя ничего не пообещали, я сделал все, что мог. Повидался с дожем. Попросил его об освобождении вашего брата, поступившись при этом достоинством посла, и даже добился обещания выпустить несчастного Пабло из тюрьмы. К сожалению, после нашего разговора, открылись новые обстоятельства. И так как речь шла о безопасности государства, дож, как он сам сказал мне, не смог выполнить своего обещания. Но вы даже не поблагодарили меня за участие. Вы поступили нехорошо, Беатрис, покинув Венецию без моего ведома. И это после того, как я делом доказал свою преданность.
   — Вы хотели использовать мое несчастье в собственных целях, — напомнила она дону Рамону. — Но теперь все это в прошлом.
   — Отличная мысль. Перевернем страницу и подумаем о будущем.
   — Будет лучше, дон Рамон, — холодно ответила она, — если вы сразу уясните для себя, что вам нет места в моем будущем, как и мне — в вашем.
   — Если я в это поверю, у меня разорвется сердце.
   — Рвите его поскорее и уходите. Вы чересчур назойливы.
   — Разве я так противен вам? — Он все еще улыбался, но теперь улыбка его скорее пугала Беатрис.
   Дон Рамон пододвинул к себе стул и сел, положив ногу на ногу.
   — Вы, кажется, не услышали меня. Я попросила вас уйти.
   Он покачал головой, всем своим видом выражая сожаление.
   — С давними друзьями так не поступают. Тем более с теми, кто может помочь и теперь, как помогал раньше.
   — Я не прошу вас о помощи, дон Рамон, и не нуждаюсь ней.
   — Напрасно так думаете. Этот спектакль, в котором вы играете. Довольно рискованная, знаете ли, трактовка некоторых эпизодов жизни святых. Кое-кто может задуматься, нет ли тут ереси, а сцены с вашим участием могут показаться святотатством. Решение по таким вопросам выносит Святая палата, а Загарте к тому же мориск. К ним инквизиторы относятся с особым подозрением. Конечно, ваше наказание может ограничится публичным покаянием, но кто знает, вдруг Святая палата сочтет, что преступление ваше куда серьезнее. Надеюсь, теперь вы начинаете понимать, сколь необходим в такой ситуации верный друг, готовый заступиться за вас?
   И дон Рамон улыбнулся, видя, как смертельно побледнело лицо Беатрис.
   — И в чем же выразиться ваше заступничество? — спросила она.
   — Вы хотите знать, чем я смогу вам помочь? Извольте, — он распахнул камзол, чтобы она увидела вышитый на жилете кинжал с рукояткой в форме цветка лилии. — Я не только пользуюсь немалым влиянием в ордене святого Доминика, но и мой дядя, фрей Педро Мартинес де Баррио — главный инквизитор Кордовы. Мои свидетельские показания могут стать вам надежной защитой. Теперь вы понимаете, что…
   — …Что Ваше влияние может как спасти меня, так и погубить. Именно это я должна понять. Не так ли, дон Рамон? Будем откровенны.
   Ее полный презрения взгляд разбился о добродушную улыбку графа.
   — А чего вы так рассердились? В конце концов, я представил вам доказательство того, что мое отношение к вам не изменилось. — И добавил уже более жестко:
   — В Венеции вы обратили в прах мои самые радужные надежды. Я не привык сдаваться без боя. И никогда не отказываюсь от принятых решений. — Он поднялся, шагнул к Беатрис, в голосе появились просительные нотки:
   — Беатрис, ну почему вы заставляете меня прибегать к таким средствам? Ведь достаточно одного вашего слова, и все мои богатства будут у ваших ног.
   Шум за дверью вынудил его замолчать. «Но я говорю вашей светлости, что к ней нельзя», — проверещал голос Загарте. «Прочь с дороги, Загарте! Прочь с дороги!» — ответил мужской голос. Затем дверь распахнулась, и на пороге возник высокий мужчина, разодетый в черное с золотом.
   Последовала немая сцена.
   — Что вам угодно? — первым пришел в себя дон Рамон. Лицо незнакомца стало еще более суровым, брови сошлись над стальными глазами.
   — Ну, сеньор? Вы меня слышали? Что вам угодно? Кто вы? Колон закрыл дверь.
   — Поставим вопрос иначе. Кто вы такой и по какому праву спрашиваете меня?
   — Я — граф Арияс. — Дон Рамон надеялся, что его имя произведет должное впечатление, но ошибся.
   — И что из этого? Судя по вашему тону, вас можно принять за герцога. Дон Рамон не верил своим ушам.
   — Да вы наглец, сеньор.
   — Я лишь отвечаю на вашу грубость. Впрочем, я пришел к даме. А до вас мне нет никакого дела.
   — Но вы же видите, что сейчас вы — незваный гость. Сеньора Беатрис примет вас в другое время, если пожелает. — Он взмахнул рукой, предлагая Колону выйти вон.
   Но тот не сдвинулся с места.
   — Я не понимаю, по какому праву вы здесь командуете.
   — А пора бы и понять. Я не привык к тому, чтобы мои приказы не выполнялись.
   — К дьяволу вас и ваши приказы. Плевать мне на то, выполняются они или нет, кем бы вы ни были. — Взгляд Колона остановился на Беатрис — она обратилась в статую, устрашенная последними словами дона Рамона. Тот же продолжал бушевать.
   — Я позабочусь о том, чтобы вы узнали, кто я такой. И вы еще пожалеете о своем поведении. Вон отсюда! — Дон Рамон опять указал на дверь. — Вон! Немедленно!
   Не обращая на него ни малейшего внимания, Колон продолжал смотреть на Беатрис.
   — Уйду я или останусь, зависит только от сеньоры Беатрис.
   Она словно очнулась и, движимая страхом, который вселил в ее душу дон Рамон, воскликнула: «О, уходите, уходите! Пожалуйста, уходите!» Слова ее поразили Колона в самое сердце. И вся боль, переполнявшая его, выплеснулась во взгляде, брошенном на Беатрис.
   — Вы слышали? — тут же взревел дон Рамон.
   — Слышал, — эхом отозвался Колон.
   — Так чего же вы ждете? Убирайтесь отсюда, мерзавец! Тут Колон взорвался. Собственно, он давно уже весь кипел, лишь невероятным усилием воли сохраняя внешнее спокойствие.
   — Я не мерзавец. — Он сорвал с головы шапочку ударил ею по бледному лицу дона Рамона. Тот отшатнулся. — Я — Колон. Кристобаль Колон. И любой скажет вам, где меня найти.
   Дон Рамон побагровел от ярости.
   — Вы еще услышите обо мне. Ад и дьявол! Вас следует проучить. И будьте уверены, вас проучат.
   Но дверь уже захлопнулась за спиной Колона. Дон Рамон развернулся к Беатрис.
   — Это он? Кто этот негодяй?
   — Оставьте меня. Уходите! Вы и так принесли мне много горя, — ответила Беатрис.
   — Да? — оскалился он. — Великий Боже и все его святые! Я принес много горя, а? Ну что ж. Не остается ничего другого, как идти дальше. Доведем дело до конца. Ударить меня! Меня! — Он заметался по комнате. — Клянусь Богом, это был его последний удар.
   Ярость его заставила Беатрис сжаться в комок.
   — О чем вы? — воскликнула она. — Что вы задумали?
   — Задумал? — Он рассмеялся неприятным смехом. — Мои люди знают, что нужно делать. Когда они с ним разберутся, у вас станет на одного друга меньше.
   В панике она схватила дона Рамона за руку.
   — Матерь Божья! Что вы хотите этим сказать?
   — Разве вам что-то не ясно? Вы думаете, можно оставлять в живых человека, который будет похваляться тем, что ударил меня?
   — Вы задумали убийство! — ахнула Беатрис.
   Дон Рамон вдумчиво посмотрел на нее, поскольку в голове у него созрел новый план.
   — Мы можем это обсудить. — И он увлек Беатрис к дивану.
   — Присядем.

Глава 15. НАСЛЕДСТВО

   Колон, пулей вылетел из харчевни Загарте, едва не столкнувшись с крупным разодетым мужчиной, который бесцеремонно схватил его за руку.
   Итальянский язык привел его в чувство.
   — Сеньор Кристоферо, что случилось? Куда это вы так летите?
   — Не сейчас. Не сейчас. — Колон вырвал руку. — Дайте мне пройти. — И помчался дальше.
   Рокка, поглаживая подбородок, следил взглядом за высокой фигурой мореплавателя, пока тот не скрылся за углом. Лицо его потемнело.
   — Дьявол! — пробормотал он и твердым шагом вошел в ворота. Он хотел убедиться, что Беатрис не была причиной столь необычного поведения Колона.
   Он пересек двор, быстро поднялся по ступеням, но по коридору, ведущему к комнатам Беатрис, уже крался на цыпочках. У двери он замер. Изнутри до него донесся мужской голос.
   — Поймите же, обожаемая Беатрис сколь выгодно быть моим другом и сколь опасно — врагом!
   Фраза эта убедила Рокку, что появление его весьма кстати.
   Он постучал в дверь, без дальнейших церемоний отворил ее и вошел.
   Беатрис, сама печаль, сидела на диване с поникшей головой. Над ней, словно чудовищный паук, как показалось Рокке, навис долговязый, оливково-зеленый дон Рамон.
   Рокка изобразил на лице изумление.
   — Да простит меня Бог! Наверное, я помешал. О, извините меня, сеньора.
   Уходить он, разумеется, не собирался, да и Беатрис не отпустила его. В голосе ее зазвучало облегчение.
   — О, заходите, заходите. Его высочество как раз собирались откланяться.
   Дон Рамон побагровел сначала потому, что ему вновь помешали, потом, что выставляли за дверь. Он вскинул голову.
   — Я вернусь в более удобное время. Когда вам не будут докучать другие.
   Он подождал, ожидая ответа, но Беатрис промолчала, и ему не оставалось ничего иного, как повернуться к Рокке, которого он в последний раз видел в приемной дожа.
   — О, сеньор… Я вас знаю. Вы из Венеции.
   Рокка поклонился.
   — У вашей светлости прекрасная память. — Он решил, что лесть еще никому не вредила. — Я служу при после.
   — Каком после? Я знаю, что вы — агент государственных инквизиторов.
   Внешне Рокка оставался невозмутимым, хотя развитие ситуации нравилось ему все меньше и меньше.
   — О, я выполняю лишь отдельные специальные поручения. А теперь я на службе у посла Венецианской республики при дворе их величеств королевы Кастильской и короля Арагонского.
   — Странное назначение. — Глаза дона Рамона сузились. Он перевел взгляд на Беатрис, снова посмотрел на венецианца. — Очень странное.
   — Мы с Беатрис — давние друзья, — пояснил Рокка. — Еще с Венеции.
   — Я в этом не сомневаюсь. Совершенно не сомневаюсь. Дружба агента Совета трех может оказаться очень и очень полезной. Возможно, даже в Кордове. Об этом следует хорошенько подумать.
   — Сеньор, я же сказал вам, что мое назначение в посольство никоим образом не связано с Советом трех.
   — Вы-то сказали. — Дон Рамон чуть усмехнулся. — Но вопросы-то останутся, будьте уверены. Ну, мне, пожалуй, пора.
   Он холодно поклонился и вышел.
   Беатрис и Рокка молча смотрели друг на друга, пока шаги дона Рамона не затихли в глубине коридора. Рокка передернул плечами.
   — Чертовски неудачная встреча. Интересно, о чем сейчас думает этот болван? — Но гадать он не стал, а перешел к главному:
   — Он что, угрожал тебе?
   — Еще как. Заявил, что по его наущению мою роль в спектакле объявят ересью и святотатством. Он — племянник главного инквизитора Кордовы и пользуется большим влиянием в ордене святого Доминика. Достаточно одного его слова, чтобы послать меня на костер.
   — Да, у тебя объявился страстный поклонник, — саркастически заметил Рокка. — А почему убежал Колон? Что произошло?
   — Они поссорились. Наговорили друг другу гадостей. И этот дьявол поклялся, что его люди перережут Колону горло.
   — Так, так! Значит, ему не чужды ни костер, ни кинжал. Разносторонний господин. Придется им заняться. — Он пристально посмотрел на Беатрис. — Колон вылетел отсюда в ярости. Он не поссорился с тобой из-за этого идиота?
   Беатрис боялась того же и рассказала все, как было.
   — Ваши отношения наладятся, едва Колон узнает, чем эта тварь грозила тебе.
   — Он должен узнать немедленно. Его надо предупредить об опасности.
   — То есть ты хочешь пойти сама и предупредить его. Великолепно. Такую возможность упускать нельзя. У вас сразу все пойдет как по маслу. Ты это понимаешь, не так ли?
   — Да, — со вздохом ответила Беатрис.
   — Так иди к нему. И чего ты такая грустная? Удача сама плывет нам в руки.
   — И возбужденно продолжил:
   — Он живет в доме Бенсабата на Калье Атаюд. Клянусь богом, дон Рамон, сам того не подозревая, сослужил нам хорошую службу. Не теряй времени, отправляйся. Отыщи Колона, Я надеюсь, ты сразу найдешь и то, что нужно нам.
   Подобная перспектива сразу улучшила его настроение. Но озабоченность вновь вернулась к нему, когда он пришел к мессиру Галлино и доложил о случившемся.
   — Чертов болван, — закричал он, — смешал нам все планы, словно шмель, влетевший в паутину.
   Смуглое лицо Галлино оставалось непроницаемым. Он сидел за столом, готовя очередное донесение Совету трех.
   — Не вовремя он заявился. Опасный тип. Очень опасный. К счастью, мы предупреждены. Пока он не причинил нам вреда.
   — А что будет дальше? Он признал во мне агента инквизиторов. Более того, для себя решил, что Беатрис — тоже агент и работает со мной в паре. Едва ли он будет скрывать свои мысли. Одно его слово дядюшке — и нам придется держать ответ.
   — Думаешь, я этого не предвижу? То, что он влез между Колоном и Беатрис,
   — пустяк. Колон влюблен, и рана эта быстро затянется. Но если Беатрис и тебя арестуют, как венецианских шпионов… — Он пожал плечами. — Ты привел точный пример, Рокка. Шмель, влетевший в паутину. — Он откинулся на спинку стула, задумался. — Ты знаешь, где живет этот дурак, не так ли?
   — Выяснить это просто. Но зачем?
   Галлино вновь склонился над столом.
   — Мне кажется, и так все ясно. Он нам мешает, дон Рамон де Агилар, для которого отправить неугодного ему человека на костер или заколоть кинжалом — сущий пустяк. — Галлино пододвинул к себе чистый лист бумаги, обмакнул в чернильницу перо. — Подожди. — Он написал несколько строчек. — Вот. — И протянул лист Рокке.
   Тот прочитал:
   «Господин мой!
   Вы оставили меня в таком ужасе, что я не могу найти себе места. Мне не уснуть, пока я не помирюсь с вами. Умоляю вас немедленно прийти ко мне, и, поверьте, ваша покорная служанка, которая целует ваши руки, ни в чем вам не откажет.»
   Рокка нахмурился.
   — Мысль дельная. Но почерк?
   — А ты думаешь, она писала ему раньше?
   — Едва ли. Нет, конечно. — Рокка вернул лист Галлино. — Не хватает подписи.
   Галлино покачал головой, и губы его чуть разошлись в усмешке.
   — Одни поймут все и без подписи. Другим она скажет слишком много. — Он сложил лист, запечатал его комочком воска. Написал имя получателя. — А теперь прикажи подать ужин. Письмо пусть полежит.
   В тот час, когда жители Кордовы готовились отойти ко сну и на узких улочках встречались лишь редкие прохожие, закутанный в черный бурнус мужчина постучался в ворота мавританского дворца на Ронде. Привратнику он сказал, что принес срочное послание, которое может вручить только дону Рамону де Агилару.
   Привратник пустил его во двор, где единственный фонарь освещал журчащую воду фонтана. Мужчина встал у самой стены, где и нашел его дон Рамон.
   — Что за послание?
   Мужчина молча протянул ему сложенный вчетверо лист бумаги.
   Дон Рамон сломал печать и при свете фонаря прочитал записку. Его глаза блеснули, щеки покрылись пятнами румянца.
   — Гонсало, шляпу и плащ, — приказал он.
   — Я могу идти, ваша светлость? — пробормотал посыльный.
   — Да. Нет. Подожди.
   Привратник накинул плащ на плечи своего господина.
   — Мне позвать Сальвадора или Мартина, чтобы сопровождать Ваше высочество?
   — Нет. Меня проводит он. — Дон Рамон мотнул головой в сторону мужчины в бурнусе. — Возможно, я вернусь только утром. Мое оружие.
   Привратник подал пояс с мечом и кинжалом. Приказав посыльному следовать за ним, дон Рамон выскользнул за ворота. Они шли по широкой улице. На чистом небе ярко сияли звезды, над горизонтом только что поднялся узенький серпик Луны. Лишь звук шагов нарушал тишину ночи да далекое звучание гитары.
   Дон Рамон свернул налево, к огромному мавританскому мосту через Гвадалквивир, шесть арок которого казались черными дырами. Он летел, словно на крыльях, не думая ни о чем, кроме только что полученной записки.
   Хотя Беатрис ничего не знала об этой записке, последняя достаточно точно отражала состояние души ее предполагаемого автора. Беатрис печалила не столько ссора с Колоном, как опасения за его жизнь. Она подозревала, что дон Рамон действительно может приказать расправиться с мореплавателем.
   Правда, Рокка обещал все уладить. Но каким образом мог он повлиять на такого могущественного человека, как граф Арияс?
   Она то холодела при мысли о том, что может случиться с Колоном, то ее бросало в жар, когда она представляла себе, что думает он о ней в этот час. Так что Беатрис не нашла другого выхода, кроме как немедленно пойти к нему и объясниться.
   Она выбежала на лицу, даже не вспомнив об опасностях, которые могут подстерегать одинокую женщину, не кликнув свою служанку. Калье Атаюд находилась неподалеку, несколько прохожих, встретившихся на пути, не обратили на нее ни малейшего внимания.
   У ворот в дом Бенсабата она дернула за цепь замка. Изнутри донесся мелодичный перезвон. Дверь распахнулась. Бенсабат, в фартуке, вышел, всматриваясь в темноту.
   — Я ищу сеньора Колона. По срочному делу. — От быстрой ходьбы у нее перехватило дыхание.
   — Сеньора Колона? Понятно. — Бенсабат хохотнул:
   — Заходите. Заходите, — указал он на дверь слева. — Он там. Поднимитесь по лестнице.
   Беатрис поблагодарила его, открыла указанную дверь, взбежала по ступенькам, постучалась.
   — Входите! — раздался голос Она толкнула дверь, та отворилась.
   Колон, в рубашке и панталонах, сидел за столом. Ярко горели две свечи в деревянных подсвечниках, перед ним лежала карта, на которой он что-то рисовал разноцветными чернилами. То есть собирался рисовать, потому что чернила уже высохли на пере, а перед глазами стояло перекошенное страхом лицо Беатрис. В ушах звучал ее голос: «Уходите! Уходите!»
   Обернувшись на скрип открываемой двери, он подумал, что все еще находится во власти видений. В дверном проеме застыла Беатрис.
   Колон отбросил перо, вскочил.
   — Можно мне войти? — И, не дожидаясь ответа, переступила порог, закрыв за собой дверь.
   Они стояли лицом к лицу, смотрели друг на друга через разделяющий их стол. Ее губы дрожали, он ждал внешне спокойный, даже суровый. Наконец Беатрис собралась с духом и заговорила.
   — Вы понимаете… не правда ли?.. Почему я попросила вас уйти. Вы видели… не так ли? В каком я была состоянии…
   Колон не смог скрыть обиды.
   — Я нахожу вполне естественным, что такие, как вы, отдают предпочтение испанским грандам.
   — Такие, как я?! Да за кого вы меня принимаете? Ладно, все это неважно. Вы хотите наказать меня за оскорбление, которое, как вам кажется, я вам нанесла.
   — Что значит — «как мне кажется»?
   — То и значит. Если бы вы верили в меня, то вели бы себя иначе. Неужели трудно понять, что я вела себя подобным образом лишь из страха за вас.
   — Мне нечего бояться.
   — Нечего? Если бы так, думаете, я бы пришла к вам?