Сабатини Рафаэль. Колумб

   Сама по себе надпись на конверте указывала на более чем доброжелательное отношение к нему правителей Испании. Никогда раньше королевское письмо подданному не содержало таких теплых слов благодарности, признания неоплатного долга, в котором оказалось перед Колоном государство. Ибо его фантазии превратились в огромный, бесконечно богатый мир, над которым засияла корона Испании. Но Колон знал себе цену, и не раздулся от гордости, получив это письмо. Если оно и льстило его самолюбию, внешне он ничем этого не выдал. Да и к чему теперь восхвалять себя, справедливо полагал он. Его дела куда как прославили его, и в глазах мира он стоял едва ли не выше королей.
   Письмо не ограничивалось одними комплиментами. Их величества просили Колона поспешить в Барселону, чтобы из его уст услышать о новой империи. Ему предлагалось незамедлительно начать подготовку новой экспедиции в Индии, и казначейство, с которым он недавно спорил за каждый мараведи, на этот раз предоставляло ему неограниченный кредит. Заканчивалось письмо заверениями в ожидающем его теплом приеме и обещаниями новых титулов и почестей.
   До Барселоны Колон добрался в середине апреля, и по всей Испании его чествовали, как возвращающегося с победой римского императора.
   Но торжества в Барселоне по размаху не знали себе равных. На подъезде к городу Колона встретила кавалькада придворных, среди которых были и самые титулованные дворяне. Триумфальные арки, украшенные гобеленами балконы, грохот орудий, цветочный дождь отмечали его продвижение от городских ворот до дворца.
   Их величества ожидали его в главном зале под навесом из золотой материи. Тут же собрался весь двор: гранды Испании в бархате и парче, рыцари Калатравы и Сантьяго, прелаты в лиловых сутанах, кардинал Испании, весь в алом, военачальники выстроились по обе стороны навеса. Придворные дамы встали за спиной королевы и справа от нее.
   Трубачи возвестили о прибытии Колона, и придворные возбужденно загудели.
   Два служителя отдернули портьеры, закрывающие ведущую в зал арку. И Колон выступил вперед, высокий, с гордо поднятой головой. Бесстрастное его лицо скрывало внутреннее волнение. Одет он был в роскошный красный камзол, отороченный собольим мехом.
   На мгновение застыл на пороге, сосредоточив на себе взгляды всех, кто находился в зале.
   Не отрывала от него глаз и прекрасная маркиза Мойя, стоявшая за спиной королевы. Она гордилась успехом человека, который, будь на то ее воля, принадлежал бы ей душой и телом. У Сантанхеля даже затуманился взор. Колон с блеском оправдал его надежды и ожидания. А около принца Хуана широко улыбался высокий для своих двенадцати лет юноша, Диего Колон, последние недели купавшийся в отсветах славы своего великого отца.
   Выдержав паузу, Колон направился к навесу, и тут произошло событие, не знающее прецедента на памяти старейшего из придворных. Их величества поднялись, чтобы встретить Колона стоя.
   Колон ускорил шаг, взлетел на возвышение под навесом, где и преклонил колено, чтобы поцеловать протянутые ему королевские руки под доброжелательными взглядами их величеств. Эти же руки незамедлительно подняли Колона, и не только с колен. Королева повернулась к Фонсеке, стоявшему рядом с возвышением.
   — Дон Хуан! — И последовала невероятная команда:
   — Будьте так добры, принесите стул для дона Кристобаля.
   Желтое лицо Фонсеки пожелтело еще больше, чуть выпученные глаза сверкнули злобой. Мало того, что этот иноземный авантюрист будет сидеть в присутствии их величеств, так его, потомственного кастильского дворянина, заставляют, как лакея, принести стул. Но дону Хуану не оставалось ничего иного, как проглотить свое негодование и исполнить приказ.
   — Пожалуйста, садитесь, дон Кристобаль, — улыбнулась королева и сама опустилась на трон.
   Тут дрогнул даже Колон.
   — Слишком большая честь, ваше величество, — отклонил он предложение королевы.
   Но ее поддержал король Фердинанд.
   — Слишком большая для всех, кроме великих, — такой теплой улыбки на его лице Колон еще не видал. — Садитесь, мой вице-король.
   И Колон с душевным трепетом сел, ибо понял, что для владык Испании он уже не подданный, но равный им. Сел, и взгляд его прошелся по стоящим полукругом грандам, прелатам, военачальникам, на мгновение задержался на маркизе Мойя, которая чуть подмигнула ему.
   — Мы собрались здесь, дон Кристобаль, — улыбнулась королева, — чтобы услышать рассказ о вашем великом путешествии.
   Колон не замедлил с ответом, заранее подготовив его.
   — К радости вашего величества, милосердием Господа, в чьих руках я не более чем инструмент, исполнитель воли Его, о чем я всегда и заявлял, хотя мне и не верили, я кладу к подножию вашего трона империю, богатства которой невозможно измерить.
   После этого, еще раз подчеркнув свою роль в открытии Индий, он перешел непосредственно к рассказу.
   Все, что довелось ему увидеть, не могло не поразить воображение даже искушенного человека. И Колон стремился не упустить мельчайших подробностей. Он повторил, как уже указывал в письме их величествам, что длиной побережья Куба сравнима с Англией и Шотландией, вместе взятыми, а Эспаньола площадью не уступает Испании, не говоря уже о меньших островах вроде Сан-Сальвадора, который они увидели первым из всех. Не забыл упомянуть о чудесном мягком климате островов, удивительном плодородии почвы, богатстве и разнообразии фруктов и прочей растительности, бескрайних лесах с могучими деревьями, хлопке, специях и, конечно, туземцах, по невинности своей не знающих одежды, послушных и работящих, жаждущих принять христианскую веру. А напоследок подчеркнул, сколь богаты тамошние земли золотом, жемчугом, драгоценными камнями. Золото, утверждал Колон, там можно добывать, как глину в Испании. Нужно строить рудники, а рабочей силы будет вдосталь, ибо новые подданные их величеств с радостью потрудятся во славу королевства. Жемчуг, продолжал он, на островах собирают корзинами, драгоценных камней тоже хватает. И при этом нужно не забывать, напомнил Колон присутствующим, что побывал он лишь на границах новой империи и дальнейшим открытиям помешала гибель «Санта-Марии», после чего он счел за благо вернуться домой и доложить о достигнутом. И множество островов как он понял со слов лукаянцев, еще ждут своего открытия и освоения, а за ними лежит целый материк.
   О том, что Эспаньола, по его убеждению, и есть Сипанго Марко Поло, Колон предпочел не упоминать. Какие-то сомнения у него все же остались, и ему не хотелось делать однозначные выводы.
   Рассказ неоднократно прерывался ахами и охами восторга. Новый Свет уже блистал перед слушателями всеми цветами радуги, когда Колон попросил у их величеств дозволения показать малые образцы того, что в избытке имелось за океаном.
   И то, что вслед за полученным дозволением продемонстрировал Колон придворным, потрясло их сильнее слов, хотя, казалось, что рассказ уже поразил их до глубины души.
   Шесть индейцев, трое мужчин и трое женщин, вошли в зал. Уважая чувства их величеств и придворных, пояснил Колон, он не мог показать туземцев в их девственной наготе, а посему попросил прикрыть тела одеялами. Но и так испанцы смотрели на них, вытаращив глаза.
   Жесткие черные волосы мужчин украшали красные и зеленые перья попугаев. Черные круги у глаз и полосы на щеках придавали им свирепый вид. Еще больше удивления вызвали женщины, стройные, гибкие, с золотистой кожей.
   Неторопливой, легкой кошачьей походкой мужчины приближались к трону, пока их не остановила поднятая рука Колона. Тогда они опустились на колени, а затем распростерлись перед их величествами, касаясь лбами пола. Женщины склонились в глубоком поклоне.
   Потом шестерку индейцев отвели в сторону, и в зал вошел седьмой, в одной лишь набедренной повязке, с разрисованным лицом и телом, с перышками в черной гриве волос. В правой руке он держал золотую пластину, свернутую в хомут. На ней сидел большой зеленый попугай.
   Индеец подошел к возвышению, опустился на колено, почесал головку попугая, что-то прошептал. Птица взмахнула крыльями, а затем громко и отчетливо произнесла:
   — Вива эль рей дон Фердинандо и ла рейна донья Исабель!
   Услышав, как птица говорит человеческим голосом, королева даже отпрянула в испуге, а придворные начали изумленно перешептываться.
   Белые зубы индейца блеснули в улыбке, он встал.
   — Вива эль Адьмиранте! — прокричал попугай. — Вива дон Кристобаль!
   — Да здравствует! — отозвался король. — Увидеть такое чудо мы не ожидали, дон Кристобаль.
   — Это только начало, ваше величество, — заверил его Колон. — Я привез вам многое, многое другое.
   Знаком он предложил лукаянцу присоединиться к первой шестерке, а в зал вошли моряки с коробами в руках. Из них он доставал золотой песок, самородки, грубые золотые украшения, камни с прожилками золота и передавал их величествам.
   — Это лишь образцы. Малая толика того, что там есть. Будь у меня в трюме достаточно места, я бы завалил золотом весь этот зал.
   — Клянусь Богом, мы позаботимся о том, чтобы в следующий раз места вам хватило. — Король Фердинанд завороженно смотрел на тускло блестящие самородки.
   Голос королевы дрожал от волнения.
   — Какое же могущество, дабы было оно употреблено на добрые дела, передали вы в наши руки, дон Кристобаль.
   — И потому, ваше величество, почитаю себя счастливейшим из смертных.
   «Это уж точно» — подумали придворные, в большинстве своем не испытывая особой радости. Ибо в душе многие ревновали этого иноземного выскочку, завладевшего вниманием их величеств и получающего от них почести, которые им, несмотря на самое высокое положение, и не снились. И не у одного гранда лицо потемнело от злобы, пока Колон демонстрировал все новые и новые чудеса: маски, статуэтки, вырезанные из твердого, как железо, дерева, вату, гамаки, стрелы и луки, птиц с ярким оперением — так уличный торговец, нашли они подходящее сравнение, раскладывает свой товар, чтобы выманить лишний грош у глупой домохозяйки. Их величества же только нахваливали Колона да всячески выказывали ему свое благоволение.
   А когда похвалы Колону иссякли, они возблагодарили Господа Бога. Опустились на колени прямо на возвышении, и все придворные тут же последовали их примеру. Со слезами на глазах королева произнесла короткую молитву.
   — Смиренно благодарим мы тебя, о Господи, за щедрый дар и молим Тебя научить нас воспользоваться им, чтобы еще более прославить имя Твое.
   Вдохновленный словами королевы, видя, какие чувства переполняют ее сердце, Талавера запел «Те Deum laudamus» ^{note 14}. Мгновенно все придворные подхватили благодарственный гимн, и звуки его заполнили огромный зал, эхом отражаясь от сводчатого потолка.

Глава 37. ЗЕНИТ

   Но вот все и окончилось.
   Грандиозный прием достиг пика в «Те Деуме», когда люди, обращая слова Богу, в душе благодарили Колона.
   Потом правители Испании приняли Колона у себя и в дружеской беседе заверили адмирала, что все ресурсы Кастилии и Арагона в полном его распоряжении.
   При разговоре присутствовал принц Хуан, а принца сопровождал маленький Диего, который держал отца за руку, пока тот говорил с их величествами. С поздравлениями подходили и другие. Знатнейшие испанские гранды, Мендоса, кардинал Испании, Эрнандо де Талавера, архиепископ Гранады, сдержанный в комплиментах, но признавший, что сожалеет о прежнем недоверии, адмирал дон Матиас Ресенде, раскаивающийся в давешнем скептицизме. И многие, многие из тех, кто совсем недавно не мог смотреть на Колона без усмешки. Разумеется, к их числу не относились Кабрера и его красавица жена. Они-то с первой встречи безоговорочно поддерживали Колона.
   Маркиза, тепло пожав ему руку, одарила взглядом, от которого когда-то он едва не потерял голову.
   — Доказав свою правоту, вы подтвердили правильность наших суждений, Кристобаль. Так что и нам принадлежит часть одержанной вами победы.
   Кабрера подмигнул Колону.
   — Остерегайтесь ее. Еще немного, и она потребует свою долю в открытии Индий.
   — Она требует лишь принадлежащее ей по праву, — улыбнулся Колон. — Разве она не открыла первооткрывателя?
   — Вы щедры. — Маркиза еще сильнее сжала руку Колона. — Слишком щедры. Но я делала все, что в моих силах.
   — И результат налицо.
   Позднее, однако, наедине с Сантанхелем он отозвался об этих результатах иначе.
   Поселили Колона во дворце, и в тот же вечер среди роскошных гобеленов и персидских ковров он принимал старого казначея, переполненного безмерной радостью.
   — Вы знаете, как я верил в вас, сын мой, — без устали повторял дон Луис.
   — Но ваши открытия превосходят все то, что я мог ожидать, и, позвольте предположить, наверное, все то, что вы ожидали сами.
   Колон добродушно рассмеялся. Наедине с доном Луисом он не нуждался в маске самодовольного гордеца и мог позволить себе откровенность.
   — Превосходят, и намного. Фортуна оказалась благосклонной ко мне более, чем я заслужил, и, между нами говоря, порази меня Бог, если я знаю, что я открыл. Во всяком случае, не тот Сипанго, что значился на моей карте.
   — Одно, по крайней мере, вы знаете, — взгляд дона Луиса лучился отцовской любовью. — Вы знаете, как удержать ношу величия и не согнуться под ней. Для этого требуется врожденное благородство. — Он помрачнел. — Вы столкнетесь с завистью и злобой. Вам будут яростно противодействовать. Но я верю, что вы дадите им достойный отпор и одержите победу.
   — Ба! Да стоит ли принимать их всерьез? Трудно предугадать, что уготовила мне судьба, но уж эти-то будут тут как тут. Меня не смущает их мышиная возня.
   Однако тон его не понравился дону Луису, прохаживающемуся по комнате, и он пристально посмотрел на Колона. Тот сидел, уперевшись локтями в колени, с взглядом, устремленным в никуда.
   — Кристобаль, что вас гложет? О чем вы думаете?
   Колон вздохнул. Улыбнулся.
   — О чем? Лесть опьянила меня. Слишком долго не пил я этого вина, оно ударило мне в голову и затуманило взор, мелкое увеличилось в размерах, никчемное заблестело золотом. Но едва пары выветрились, взгляд мой стал зорче. Вот что гложет меня, дон Луис.
   У казначея округлились глаза.
   — Теперь еще и чудовищная неблагодарность! Вас обласкали принцы, в вашем распоряжении деньги, люди, корабли, вы можете сами выбирать себе друзей, вам улыбаются все женщины, и тем не менее вы находите повод для жалоб. Вы просто ненасытны, если не удовлетворены сегодняшним торжеством.
   — В иной ситуации я был бы на вершине блаженства. Но нужно ли все это человеку, если он… одинок.
   — Одинок? В такой миг?
   — Да, одинок. В преодолении океанской стихии, в стремлении открыть новые земли мне помогала убежденность в том, что во время моего отсутствия ваши поиски завершатся успешно.
   — Беатрис? — осенило Сантанхеля.
   Колон кивнул.
   — Ваше письмо, полученное мною в Севилье, обратило все эти надежды в прах. Гордость и утоленное тщеславие до сих пор поддерживали меня, вдохновляли, заглушали боль. — Колон встал. — Хорошо, конечно, зачаровывать их величества рассказом об увиденных чудесах, поразить их добытыми за океаном трофеями, знать, что весь мир восторгается моими открытиями. Лучи славы ослепляли меня, отрезали от реальной жизни. Но теперь, наедине с собой, я вижу, как мизерны мои достижения в сравнении с тем, какими они могли бы быть, если бы плоды моих трудов я мог сложить к ногам Беатрис. А без нее моя слава становится горстью пепла.
   — Она так много значит для вас?! — голос Сантанхеля переполняло сострадание.
   — Так много, — эхом отозвался Колон.
   Казначей подошел и положил руку ему на плечо.
   — Но почему такое отношение? Поиски продолжаются. Она где-то в Испании, и рано или поздно мы ее найдем.
   — Где-то в Испании? Почему? Мир велик. Она бывала за границей. Почему ей не уехать снова, тем более что на родине ее ничего не держит? Да и жива ли она? А если жива, то как она живет? Вы представляете, какая мука этот вопрос для влюбленного? Без средств к существованию, куда ее может подтолкнуть жизнь? И я, отказавший ей в доверии? Кто уверит меня, что она не умерла, а если жива, то ей нечего стыдиться? Теперь, наверное, вы понимаете, что есть все мои приобретения по сравнению с такой потерей?
   — Мужайтесь, сын мой! Мужайтесь! — попытался ободрить его Сантанхель. — Вы мучаете себя воображаемыми страхами. У вас нет ни грана доказательств. Не теряйте веры, и Беатрис найдется.
   Мужества Колону хватало, и он внешне ничем не выдавал свою боль, хотя Сантанхель чувствовал, что она мешает адмиралу насладиться триумфом. И последующие дни Колон делил между торжественными приемами и обществом маленького сына, любовь которого оказалась способной скрасить его одиночество.
   Много времени проводил он и с правителями Испании. Получил фамильный герб, украшенный львом Арагона и замком Кастилии, вызвав зависть родовитых грандов.
   Часто ездил верхом по улицам Барселоны рядом с королем Фердинандом, приветствуемый восторженными криками горожан. Великий Мендоса, кардинал Испании, которого не зря называли третьим королем, устроил банкет в его честь, на котором присутствовали, по доброй воле и без оной, знатнейшие из знатных. Маркиза Мойя сидела по правую руку и заботливо опекала его, давая пищу злым языкам. Колон же показал себя галантным кавалером. Его отношение к маркизе осталось тем же, но взгляд ее огромных глаз уже не заставлял учащенно биться сердце, а белые полукружья груди в глубоком вырезе платья не зажигали кровь. Для него существовала только одна женщина.
   Долгие часы уходили на подготовку новой экспедиции. Не две или три каравеллы, но могучая эскадра в двадцать или более судов готовилась доставить в Новый Свет более тысячи человек для освоения уже принадлежащих Испании островов и открытия новых земель.
   И вот пришел день, когда в присутствии Сантанхеля началось обсуждение финансовых аспектов экспедиции. Однако, к явному неудовольствию правителей Испании, их прервали. События в Фуэросе требовали немедленного вмешательства короля Арагона.
   — Позвольте мне самой довести дело до конца, — предложила королева, которой хотелось сегодня же поставить точку.
   — Прошу вас, мадам, — взмолился Фердинанд. — Давайте отложим этот разговор. Мне кажется, я не буду лишним, когда придет время принимать решение.
   И королева не стала спорить.
   — Как угодно вашему величеству. Значит, завтра в полдень, дон Кристобаль. А потом вы останетесь пообедать с нами.
   Фердинанд улыбнулся.
   — Вот и прекрасно. Вы очень добры, мадам. До завтра, дон Кристобаль.
   Колон поклонился.
   — Целую ноги ваших величеств.

Глава 38. САТИСФАКЦИЯ

   В тот же день, когда Колон вернулся к себе, паж передал ему, что некий Пабло де Арана нижайше просит принять его.
   Надо отметить, что Колон, поднявшись столь высоко в придворной иерархии, оставался доступен всем, кто хотел его видеть. В отличие от многих знаменитостей он не стал затворником. Имя ничего не сказало ему, но он приказал ввести незнакомца.
   Он увидел перед собой еще молодого мужчину, среднего роста, худого, довольно небрежно одетого. На бледном бородатом лице лихорадочно блестели черные глаза.
   — Вы — дон Кристобаль Колон? — осведомился незнакомец.
   — К вашим услугам, — адмирал поклонился и сел, знаком предложив незнакомцу последовать его примеру. — Что вам угодно от меня?
   Незнакомец даже не взглянул на стул.
   — Сатисфакции.
   Брови Колона удивленно взлетели вверх, в голову закралась мысль, а не сумасшедший ли пожаловал к нему.
   — Сатисфакции? — переспросил он. — За что же?
   — За то зло, что причинили вы моей сестре.
   Тут уж Колон не выдержал. Рассмеявшись, встал.
   — Вы принимаете меня за кого-то другого. Я не имею чести знать вашу сестру.
   — Так говорят все соблазнители, — стоял на своем Пабло. — Со мной у вас этот номер не пройдет.
   — Не пройдет? А чего вы от меня хотите?
   — Компенсации. Вот чего я требую у вас. Компенсации.
   Колону начал надоедать этот навязчивый гость.
   — Дорогой мой, дверь за спиной. Воспользуйтесь ею сами, пока я не кликнул слугу и он не выгнал вас палкой.
   Незнакомец скорчил гримасу.
   — Стоит ли проявлять такое неблагоразумие? Вы же сегодня знаменитость, не так ли, дон Кристобаль? Адмирал, вице-король, и еще Бог знает кто. Но все ваше величие не защитит вас. Выгоните меня, и весь мир узнает о вашем злодействе. Тогда мы посмотрим, будет ли благоволить к вам королева или…
   — Достаточно! — оборвал его Колон. — Ваше общество мне не нравится. Вон отсюда, не испытывайте моего терпения.
   Пабло отступил на шаг, развел руки.
   — Пусть будет так. Я надеялся спасти ваше имя от позора, надеялся, что вы внемлете голосу разума. Нет, нет, я ухожу, — добавил он, видя, как наливается кровью лицо Колона. — Но не удивляйтесь, если я расскажу кому-то еще историю о том, что вы сделали с бедной Беатрис Энрикес.
   — С кем? — проревел Колон.
   Пабло уже оказался у двери, но тут понял, что едва ли Колон набросится на него с кулаками. И на его губах заиграла улыбка.
   — Я же сказал — с Беатрис Энрикес. Видно, вы меня сразу не поняли. Она моя сестра.
   Колон побледнел, дыхание его участилось.
   — Где Беатрис? — Сам того не ведая, он разом поставил себя в положение защищающегося.
   А Пабло быстренько сообразил, что к чему, и покачал головой.
   — Этого я вам не скажу.
   — Почему же? Как я еще могу возместить нанесенный ей урон? — В голосе адмирала появились просительные нотки. — Да, я знаю, что был не прав. Знаю! И из-за этого на мою долю выпало немало страданий, хотя я их и заслужил. Но теперь, хвала деве Марии, вы пришли ко мне, чтобы положить этому конец. Ну, где она? Говорите!
   Пабло лишь молча смотрел на него. Он-то ожидал совсем другого хода событий. Где-то в его расчеты вкралась ошибка. И не оставалось ничего иного, как тянуть время, чтобы успеть разобраться, что к чему.
   — Почему я должен сказать вам, где она?
   — Почему? Разумеется, чтобы незамедлительно поехать к ней.
   — А с чего вы взяли, что она захочет вас принять?
   Колон побледнел еще больше.
   — Неужели вы думаете, что она не простит меня?
   — А вас это удивляет?
   Колон не ответил. Постоял, глубоко задумавшись. Походил по комнате под пристальным взглядом Пабло. Остановился перед ним. Вскинул голову. Лицо его возбужденно горело, но голос оставался ровным и спокойным.
   — Я должен рискнуть. Должен поехать к ней. Увидеть ее и объясниться. В конце концов, речь идет о ее счастье, так же, как и о моем. Где она? Говорите.
   — Я не могу нарушить данное ей слово, — бессовестно лгал Пабло.
   — Она вас простит. Говорите. Не заставляйте меня ждать, — голос его дрожал от нетерпения.
   Пабло по-прежнему пребывал в замешательстве, поскольку Колон разом лишил его всех казавшихся ему вескими аргументов. Каким образом, недоумевал он, Колон узнал, что Беатрис — не предательница. И почему Беатрис вела себя так, словно нанесла Колону непоправимый урон и сама не рассчитывает на прощение? Не зная, как вести себя дальше, Пабло мог лишь уклоняться от прямого ответа и смотреть, что из этого выйдет.
   — Вы, похоже, плохо ее знаете, если думаете, что она меня простит.
   Колон же буравил его взглядом, причем в глазах его появилось новое выражение, почему-то сразу встревожившее Пабло.
   — А зачем же вы явились сюда? Вы говорили о сатисфакции, возмещении ущерба, не так ли? Что за возмещение вы имели в виду?
   Под взглядом серых, холодных глаз Пабло переминался с ноги на ногу, медля с ответом.
   — А как обычно возмещают ущерб обманутой и брошенной женщине?
   — Не знаю. Мне такого делать не доводилось.
   Пабло насупился. Ему никак не удавалось взять верх. Он пожал плечами.
   — По-моему, все просто. Если у нее нет средств к существованию… — Он не договорил, отведя глаза.
   — А! Деньги. Вот за чем вы пришли?
   — Именно за этим.
   — Я понимаю. Понимаю. — От его тона по спине Пабло пробежал холодок. — И вы смеете утверждать, что вас послала Беатрис. — Колон резко поднял руку.
   Чтобы избежать удара, Пабло не только отшатнулся, но и ответил:
   — Разумеется нет.
   — Ага!
   — Беатрис скорее умрет, чем прикоснется хоть к одному вашему мараведи, — быстро добавил Пабло. — Но это не означает, что вы не должны позаботиться о ее благополучии. — Тут ему показалось, что он нащупал правильный путь. — Я — ее брат и должен приложить все силы, чтобы она ни в чем не нуждалась.
   — Вы совершенно правы. И в этом меня не надо принуждать. Все мое состояние принадлежит ей. Но услышит она об этом от меня. Так что скажите мне, где ее найти.
   — Ни за что. Она не хочет вас видеть и не примет от вас и ломаного гроша.
   — Значит, милостыню она будет получать от вас. Понятно. Но можно ли вам доверять?
   — У вас нет другого выхода.
   — Я еще могу указать вам на дверь.
   — И позволите, чтобы я ославил великого дона Кристобаля Колона? Подав королеве петицию с просьбой наказать соблазнителя моей сестры? Вы этого хотите?
   И вот тут, когда Пабло уже уверовал, что победа у него в кармане, Колон громко рассмеялся.