Сабатини Рафаэль. Лето Святого Мартина

   — Плащ, мадемуазель! Дайте мне плащ! — и девушка, вновь подавив свои страхи, бросилась выполнять его просьбу.
   Она схватила плащ, лежавший на кресле около двери в ее спальню, и принесла ему. Он дважды обернул его вокруг своей левой руки, оставив свисать полы, и, шагнув вперед, бросил плащ вперед, чтобы шпага противника запуталась в нем при следующей его атаке. Быстро отступив в сторону, он приблизился к столу, и лезвие его клинка отогнало капитана, атаковавшего поверх стола. Затем он налег на стол всем своим весом и вновь оттолкнул его назад. Стол тяжело ударился о косяки двери, оставив у его ног кресло. Этим движением он позволил человеку внизу вновь воспользоваться своей шпагой, что тот и сделал. Но в последний раз. Гарнаш опять запутал его клинок, ударом ноги отшвырнул мешавшее ему кресло; внезапно нагнувшись и ударив под столом своей шпагой, почувствовал, как она вошла в тело противника.
   Раздался стон и хрип, а затем, прежде чем Гарнаш успел встать, — предупреждающий крик мадемуазель. Стол, который внезапно толкнули нападавшие, чуть было не ударил его по голове, угодив своим краем в левое плечо Гарнаша, на целый метр отбросил его в глубь комнаты, и он распластался на полу.
   Подняться вновь, жадно глотая воздух, — падение слегка оглушило его — было делом одного мгновения. Но этого было достаточно, чтобы Фортунио окончательно оттолкнул стол из дверного проема, и его люди ворвались в комнату.
   С дикими криками и яростными насмешками они бросились на Гарнаша, который поспешно приготовился отразить нападение и отступал, пока его плечи не коснулись стены и у него не возникло уверенности, что хотя бы сзади ему ничто не угрожает. Три шпаги противостояли его одной. Сам Фортунио, раненая щека которого была испачкана кровью, стоял у двери, наблюдая за схваткой, рядом с ним находилась маркиза, а чуть дальше притулился Трессан, очень бледный и испуганный.
   Но даже в этот момент смертельной опасности первой мыслью Гарнаша была мысль о Валери. Он должен был избавить ее от вида этой бойни и от того, чем она вскоре закончится.
   — Возвращайтесь в вашу комнату, мадемуазель, — крикнул он ей.
   — Вы мешаете мне, — добавил он, вынуждая ее повиноваться.
   Она выполнила приказание, но лишь отчасти: дошла только до порога в свою комнату, где и осталась стоять, наблюдая схватку, точно так же, как чуть раньше стояла и смотрела на нее от двери прихожей.
   Внезапно ее осенило. Если ранее, отступая через дверной проем в прихожую, Гарнаш добился этим некоторого преимущества над нападавшими, не мог ли он сделать то же самое еще раз и улучшить свое положение, отступив теперь в ее спальню? Она крикнула:
   — Сюда, месье де Гарнаш! Сюда!
   Маркиза бросила на нее взгляд через комнату и издевательски улыбнулась, полагая, что Гарнаш сейчас был слишком занят, чтобы поступить столь опрометчиво. В его положении отойти от стены означало быстрый конец.
   Однако Гарнаш думал иначе. Плащ, обернутый вокруг его левой руки, давал ему некоторое преимущество. Он махнул полой плаща в лицо одному из нападающих, и, прежде чем тот успел правильно отреагировать, последовал удар шпагой, пронзившей ему живот, в то время как еще одним взмахом плаща он запутал другую шпагу, опасно устремившуюся в открывшуюся брешь его обороны.
   Мадам выругалась, и Фортунио повторил ее проклятие. Сенешал от изумления открыл рот при виде такого мужества и ловкости, позабыв о своих страхах.
   Теперь Гарнаш смог оторваться от стены и встать спиной к мадемуазель, намереваясь последовать ее совету. И только в этот момент он впервые за все время баталии спросил себя: зачем? Его руки отяжелели от усталости, во рту пересохло, на лбу проступили крупные капли пота. Скоро он окончательно выдохнется, и тогда они сумеют этим воспользоваться.
   До этого его ум был занят только схваткой; если он и думал об отступлении, то лишь в том смысле, чтобы оно обеспечило ему более выгодную позицию. Теперь же, понимая, что устает, он наконец подумал о побеге. Неужели не было никакого выхода? Неужели ему придется перебить всех, находящихся в Кондильяке, чтобы иметь возможность вырваться?
   Почти механически Гарнаш в уме пересчитал людей. Всего в замке было двадцать наемников, исключая его и Фортунио. Он мог рассчитывать, что Арсенио не окажется среди атакующих и, может быть, в конце даже придет к нему на помощь. Таким образом, оставалось девятнадцать. Четверых он уже либо убил, либо вывел из строя, Но уничтожить оставшихся пятнадцать было выше его сил. Вскоре, без сомнения, к этим двоим, сражающимся с ним, присоединятся другие. Итак, ему необходимо отыскать выход не мешкая.
   Он размышлял, удастся ли ему разделаться с этими двумя, прикончить Фортунио и попытаться скрыться через заднюю дверь, пока не прибудут остальные. Но эта мысль была слишком уж безумна, а ее осуществление — слишком невероятно.
   Сейчас он дрался, повернувшись спиной к мадемуазель и лицом к высокому окну, сквозь которое виднелись очертания полумесяца, искаженные толстыми стеклами. Внезапно ему в голову пришла одна мысль. Его путь должен лежать через окно. Он знал, что оно расположено на добрых пятьдесят футов ^{note 37} выше рва с водой, и есть шанс разбиться, решись он прыгнуть вниз. Но если он останется здесь, дожидаясь, пока на помощь к его противникам прибудут свежие силы, то, без сомнения, погибнет. И он выбрал меньшее зло.
   Гарнаш вспомнил, что окно оставалось забитым гвоздями с того момента, когда мадемуазель инсценировала попытку побега. Но это не должно оказаться серьезным препятствием.
   Теперь, когда решение созрело, его тактика резко изменилась. До этого он был экономен в движениях, предпочитая защищаться и сохранять силы для продолжительной схватки, которая предстояла ему. Но внезапно из обороняющегося он превратился в нападающего, и его атака была смертоносна. Он сложил свой плащ, сняв его с руки, и швырнул на голову и плечи одного из своих противников, запутав и ослепив его этим. Прыгнув ему во фланг, Гарнаш сильнейшим ударом сбил его с ног, так что тот тяжело рухнул. Затем, внезапно пригнувшись, парижанин нанес удар ниже уровня защиты другому противнику и поразил его в бедро. Тот вскрикнул и, пошатнувшись, упал. Следующий стремительный удар Гарнаш нанес вниз, в барахтающуюся под плащом массу. На секунду барахтанье усилилось, а потом прекратилось совсем.
   Трессан почувствовал, как пот заливает его с головы до пят. Вдова разразилась потоком проклятий, более уместных в казарме, чем в замке, а Гарнаш тем временем повернулся, чтобы встретить нападение Фортунио — последнего из оставшихся противников.
   Капитан, вооруженный шпагой и кинжалом, смело бросился на него, и в этот момент, чувствуя свою усталость, Гарнаш пожалел, что у него нет сейчас плаща. Однако он упорно дрался, и, пока они фехтовали и топали по комнате, Мариус, пошатываясь, подошел ближе к своей матери и, тяжело опершись о плечо Трессана, глядел на происходящее.
   Маркиза повернула к нему свое мертвенно-бледное лицо.
   — Этот человек — чудовище, — услышал Гарнаш ее слова, адресованные сыну. — Бегите за помощью, Трессан, а не то, не дай Бог, он еще и улизнет. Отправляйтесь за своими людьми, или он убьет и Фортунио. Пусть они принесут мушкеты.
   Словно лишившись рассудка, Трессан побежал выполнять ее поручение, в то время как двое противников продолжали сражаться, кружа и порывисто дыша, прыгая и делая выпады, а их шпаги звенели и скрежетали с такой силой, что из них высекались искры.
   Поднявшаяся пыль окутывала и почти душила их, они поскальзывались в лужах крови, а Гарнаш едва избежал падения и чуть было не рухнул на тело одной из своих жертв, зацепившись за него ногой.
   Однако вдова, внимательно наблюдавшая за поединком и слегка разбиравшаяся в фехтовании, ясно понимала, что хотя Гарнаш и устал, но если не прибудет помощь или не произойдет какая-нибудь счастливая для капитана случайность, Фортунио скоро будет лежать рядом со всеми остальными.
   Двигаясь по комнате, они описали полный круг, и спина парижанина была теперь обращена к окну, а его лицо — к двери спальни, где стояла мадемуазель. Его правое плечо было на одной линии с дверью в прихожую, в которой стояла мадам, и он не заметил, как она отошла от Мариуса, осторожно прокралась по комнате и затем, быстро рванувшись, оказалась позади него.
   До этого момента Гарнаш считал, что единственным человеком, с чьей стороны можно опасаться вероломства, был раненный в бедро наемник, и он предусмотрительно старался находиться вне пределов шпаги этого малого.
   Однако если Гарнаш не видел движений мадам, то они не могли укрыться от взора мадемуазель, и ее глаза расширились от ужаса, когда она угадала вероломное намерение вдовы. И она решила, что сможет сделать то же самое, что и мадам.
   Внезапно Гарнаш увидел, что Фортунио открылся; это случилось в тот момент, когда глаза капитана, привлеченные движениями мадам, на мгновение оторвались от своего противника. Это стало бы для него фатальным, если бы парижанин, приготовившийся сделать выпад, не почувствовал, что схвачен сзади, и пара тонких рук прижимает его собственные руки к бокам, а над своим плечом он услышал злобный голос, обдавший дыханием его разгоряченную щеку:
   — Коли, Фортунио!
   Тому ничего лучшего и не требовалось. Он поднял свою утомленную правую руку, и острие его шпаги оказалось на уровне груди Гарнаша, но в этот момент капитан ощутил, что его рука стала словно свинцовой. Валери подоспела вовремя, схватила Фортунио за руку и всей своей тяжестью повисла на ней.
   До смерти перепугавшись, капитан проклинал ее, понимая, что, если Гарнаш освободится от маркизы, ему придет конец. Он отчаянно попытался стряхнуть мешающую ему Валери и в результате рухнул на пол, увлекая за собой девушку. Мадемуазель отчаянно вцепилась в него, не давая ему подняться, и крикнула Гарнашу, что крепко держит капитана.
   Собрав все оставшиеся силы, парижанин вывернулся из рук обхватившей его вдовы и отшвырнул ее с неистовством, которого сам от себя не ожидал.
   — Ваши руки, мадам, — сказал он, — первые женские руки, прикоснувшиеся к Мартину де Гарнашу. Но никогда объятия красотки не могли быть менее желанны для женщины.
   Пыхтя, он схватил одно из перевернутых кресел и, держа его за спинку, устремился к окну, бросил шпагу и крикнул, чтобы мадемуазель подержала капитана еще мгновение. Потом размахнулся и кинул кресло в окно. С грохотом посыпались разлетевшиеся вдребезги стекла.
   Он вновь и вновь швырял кресло в окно, пока на месте оконной рамы не осталось лишь отверстие, окаймленное зазубренным стеклом и искореженными остатками свинцовой рамы.
   В этот момент Фортунио удалось встать на ноги, освободившись от девушки, которая почти без чувств упала на пол. Он рванулся к Гарнашу. Парижанин повернулся и бросил кресло, теперь уже совершенно разбитое, в приближающегося капитана. Оно упало ему прямо в ноги, Фортунио со всего размаха ударился голенями о его края и от резкой боли рухнул на пол. И прежде чем успел подняться, он увидел, как в зияющем отверстии, бывшем ранее окном, исчезла фигура человека.
   Мадемуазель привстала и пронзительно закричала:
   — Вы разобьетесь, месье де Гарнаш! О Боже, вы разобьетесь! — в ее голосе звучала невыносимая мука.
   Но для Гарнаша это были последние слова, которые он слышал, когда он очертя голову падал в темноту холодной ноябрьской ночи.

Глава XVIII. РОВ С ВОДОЙ

   Фортунио и маркиза одновременно подбежали к окну и в этот момент услышали глухой всплеск воды в пятидесяти футах внизу. Они вглядывались в непроницаемую тьму, но их глаза ничего не различали, а лунный серп скрывался за облаком.
   — Он упал в ров! — закричала маркиза, и Валери, еще остававшаяся на полу после схватки с Фортунио, с усилием приподнялась, полумертвая от страха.
   К окружавшему ее кошмару — скрючившиеся тела, лежащие на полу, разбитая мебель, стоны человека, раненного в бедро, — она была безразлична. Валери повторяла себе, что Гарнаш мертв, наверняка мертв, и ей казалось, что даже мысль об этом убивала какую-то часть ее самой.
   Не сознавая того, она громко всхлипывала от страха и стонала: «Он мертв, он мертв».
   Маркиза услышала этот жалобный плач и обернулась, взглянув на девушку; брови ее поднялись, а рот приоткрылся от изумления, оказавшегося в тот момент сильнее всех ужасов этой ночи. Мадам охватило подозрение, разлившееся в ее недобром уме со скоростью масляного пятна по поверхности воды. Она шагнула вперед и схватила безжизненную руку мадемуазель. Мариус, побледневший сильнее, чем после удара креслом, тяжело оперся о дверной косяк и уставился на них глазами, налитыми кровью. Без сомнения, если когда-либо девушка призналась в том, что было у нее на сердце, то Валери только что сделала это.
   Маркиза гневно встряхнула ее.
   — Кем он был тебе? Кем? — спросила она.
   И едва понимая, что говорит, мадемуазель ответила:
   — Благороднейшим другом, которого я когда-либо знала.
   — Тьфу, — вдова отпустила ее руку и повернулась к Фортунио, чтобы отдать распоряжение, но тот уже исчез. Капитана сейчас волновали не женщины, а мужчина, который от них ускользнул, и ему нужно было убедиться, что Гарнаш мертв.
   Задыхающийся и изможденный, весь забрызганный кровью из царапины на щеке, придававшей ему устрашающий вид, он, однако, нашел в себе силы, рванулся с места этой жуткой бойни в караульную комнату, где подхватил горящий фонарь, оставленный у входа, и бросился вниз по лестнице, ведущей во двор. Там он столкнулся с господином де Трессаном, возглавлявшим полдюжины солдат; все они были полуодеты, но зато вооружены шпагами и ножами, двое из них имели при себе мушкеты, а один нес факел.
   Фортунио грубо оттолкнул сенешала в сторону, забыв о его высоком чине, и остановил людей. Часть из них он отослал к конюшне взять лошадей на тот случай, если Гарнаш, оставшись в живых, переплыл ров, и за ним придется охотиться. Парижанина нельзя было упустить. Последствий этого Фортунио опасался точно так же, как и все обитатели замка. Не мешкая ни минуты, чтобы ответить на испуганные вопросы Трессана, он приказал пяти или шести людям следовать за ним и заспешил, несмотря на всю свою усталость, через двор, затем через кухню, что сократило путь, к входным воротам. Не останавливаясь даже, чтобы перевести дыхание, он миновал арку главной башни и вбежал на мост, еще не поднятый из-за ожидавшегося отъезда господина сенешала.
   На мосту он остановился, разгоряченный, и, прокричав своим людям, чтобы они принесли больше факелов, вырвал из рук одного из наемников единственный имеющийся у них факел.
   Его люди бросились в сторожку около ворот, из полуистеричной речи капитана поняв одно — надо торопиться. Стоя на мосту в ожидании их, он высоко держал в руке факел и, напрягая зрение, оглядывал воду, освещенную зловещим красным светом.
   Несмотря на отсутствие ветра, маслянистая поверхность воды слабо колыхалась. С момента прыжка Гарнаша прошло не более четырех-пяти минут, и, возможно, вода еще не успела успокоиться. Но, кроме этого, Фортунио ничего не заметил, да и не ожидал. Окно северной башни находилось на другой стороне замка, и именно там он собирался искать следы беглеца или его тело.
   — Поторапливайтесь! через плечо прокричал он своим людям. — За мной!
   И, не дожидаясь их, он побежал через мост и затем вокруг замка, а его факел рассыпал позади него снопы искр, и маленькие змейки кроваво-красного света струились по его шпаге, которую он держал в руке.
   Достигнув места, где упал Гарнаш, он остановился прямо под сиянием, льющимся в ночь из разбитого окна в пятидесяти футах вверху, и свет его факела озарил черную гладь воды. Ни малейшего следа не было на ее ровной, стальной поверхности. Позади себя он услышал голоса спешивших людей и увидел багровое пламя факелов. Обернувшись к ним, он указал острием шпаги в сторону рва.
   — Растянитесь в цепь! — крикнул он. — Ищите там. Он не мог уйти далеко!
   Смутно догадываясь о цели своих поисков, они, однако, поняли, что речь идет о человеке, и, повинуясь приказу, бросились врассыпную, прочесывая лужайку, которая не давала никакого укрытия беглецу, окажись он там.
   Фортунио, оставшийся стоять на берегу рва, нагнулся и при свете факела исследовал мягкую, липкую глину. Казалось невероятным, чтобы человек смог перебраться по ней и не оставить никаких следов. Но повсюду глина была нетронутой, и, сколько капитан ни искал, он нигде не смог обнаружить отпечатков рук или ног вылезшего из воды человека.
   Он вернулся назад и пошел в другую сторону, но результат его поисков был тот же. Наконец капитан выпрямился, и его поведение стало более спокойным, а вся лихорадочная поспешность исчезла; он еще раз поднял факел и вновь оглядел освещенную поверхность воды. Минуту он размышлял, а затем почти с сожалением громко произнес:
   — Утонул! — и вложил шпагу в ножны.
   Из окна наверху его окликнул голос. Взглянув, он увидел вдову, а чуть в глубине различил фигуру ее сына. Далеко на лужайке взад и вперед сновали факелы, как разыгравшиеся блуждающие огоньки.
   — Вы нашли его, Фортунио?
   — Да, мадам, — уверенно ответил он. — У вас будет его тело, когда вы пожелаете. Он здесь, во рву.
   И капитан указал на воду.
   Казалось, они поверили его словам, поскольку вопросов больше не последовало. Маркиза повернулась к мадемуазель, все еще сидевшей на полу.
   — Он утонул, Валери, — удовлетворенно произнесла она, глядя в лицо девушке.
   Валери взглянула на нее. Глаза мадемуазель расширились, губы на секунду зашевелились. И без слов она упала навзничь. Вынести эти слова, последовавшие в довершение того кошмара, который ей только что пришлось пережить, оказалось слишком большим испытанием даже для нее. Она лишилась чувств.
   В этот момент вошел Трессан, горящий нетерпением узнать, что же происходит — внизу, во дворе, пока что он ничего не понял. Маркиза попросила его помочь поднять девушку, поскольку Мариус был слишком слаб для этого. Вдвоем они оттащили ее в спальню, положили на кровать и удалились, прикрыв за собой дверь. Затем она сделала знак Мариусу и сенешалу.
   — Пошли, — сказала она, — нам пора идти. Это место плохо действует на мои нервы, хотя я могу вынести кое-что и похуже.
   Она взяла один из подсвечников, чтобы освещать путь, и они спустились вниз, а затем прошли в зал, где обнаружили пажа Мариуса, Гастона, очень бледного и испуганного шумом, наполнявшим замок в течение последнего получаса. Рядом с ним лежала гончая Мариуса, которая для бедного мальчика была одновременно и компанией и защитой в этой ужасной ночи.
   Маркиза ласково заговорила с ним и наклонилась, чтобы потрепать шелковистую шерсть собаки. Затем она послала Гастона за вином, и когда его подали, они втроем молча выпили, сохраняя мрачную задумчивость.
   Вино оживило Мариуса, приободрило упавшего духом Трессана и утолило жажду маркизы. Сенешал повернулся к мадам и вновь задал свой вопрос насчет того, чем же закончилась схватка наверху. Она передала ему слова Фортунио, что Гарнаш утонул в результате прыжка из окна.
   Тут в памяти Трессана всплыло обещание Гарнаша о том, что будет с ним в случае гибели парижанина. Кровь отхлынула от его щек, а около рта и глаз обозначились глубокие борозды смертельного беспокойства.
   — Мадам, мы погибли! — простонал он.
   — Трессан, — презрительно ответила она ему, — вы к тому же еще и трус. Выслушайте меня. Разве он не сказал, что оставит человека ждать его, пока он будет в Кондильяке? Как вы думаете, где он его оставил?
   — Наверное, в Гренобле, — удивленно проговорил сенешал.
   — Выясните, — требовательно сказала она, глядя ему прямо в глаза, и ее взгляд был спокоен, словно и не было кровавого кошмара этой ночи, свидетелями которого они только что оказались. — Если не в Гренобле, то, по крайней мере, в Дофинэ, где вы — сенешал его величества. Переверните всю провинцию вверх дном и найдите его. Это в вашей власти. Сделайте это, и вам нечего будет бояться. Вы видели его?
   — Да, видел. И, помнится, его звали Рабек.
   Он вновь почувствовал уверенность.
   — Вы ничего не забыли, мадам, — пробормотал он. — Вы поистине удивительная женщина. Этой же ночью я начну поиски. Почти все мои люди сейчас в Монтелимаре и ждут распоряжений. Я-отправлю курьера с приказанием, чтобы они рассеялись по всему Дофинэ и искали его.
   Дверь открылась, и вошел Фортунио. Он еще не успел смыть кровь с лица и одежды. Взглянув на него, Трессан содрогнулся. Маркиза же с наигранным участием спросила его:
   — Как ваша рана, Фортунио?
   Капитан пренебрежительно махнул рукой.
   — Пустяки. Кого другого это обеспокоило бы, но я слишком полнокровен; оцарапавшись, могу потерять много крови и даже не заметить этого.
   — Выпейте, капитан, — дружелюбно предложила она ему и своей рукой налила вина. — А ты, Мариус? — спросила она сына. — Ты уже восстановил свои силы?
   — Со мной все в порядке, — угрюмо ответил юноша.
   Он чувствовал, что выглядит не лучшим образом, и его тщеславие страдало от этого. — Я жалею, что мало участвовал в этой схватке, — пробормотал он.
   — Dieu! ^{note 38} Это была жесточайшая схватка, которую мне или кому-нибудь из нас доводилось видеть, — выругался Фортунио. — Великолепный фехтовальщик этот господин де Гарнаш! Он заслуживал лучшего конца!
   — А вы уверены, что он утонул?
   В ответ Фортунио привел свои доводы, которые убедили и маркизу, и ее сына — им в самом деле казалось невероятным, чтобы парижанин смог уцелеть после такого прыжка. Вдова смотрела то на Мариуса, то на капитана.
   — Как по-вашему, сможете ли вы оба участвовать в завтрашнем деле?
   — спросила она.
   — Что касается меня, — рассмеялся Фортунио, — я готов хоть сейчас.
   — А я буду готов, когда отдохну, — мрачно добавил Мариус.
   — Тогда идите оба отдыхать, вам скоро понадобятся силы, — повелела она им.
   — Мне тоже пора, мадам, — сказал сенешал, склонившись над рукой, которую она протянула ему. Он хотел добавить пару слов, пожелав им удачи, но не решился, повернулся, вновь поклонился и удалился из комнаты.
   Через пять минут сенешал уехал, мост был поднят, а Фортунио отдал своим людям приказание прекратить тщетные поиски, очистить прихожую в северной башне и отнести убитых в часовню, которая временно должна была служить мертвецкой. Когда это было исполнено, он отправился спать; огни вскоре погасли, и весь замок погрузился в сон. Кроме Арсенио, который стоял на часах и мучительно переживал то, что произошло, удивляясь опрометчивости своего друга Баттисты — он ведь не знал всех подробностей этого дела.
   Если бы в Кондильяке не были столь уверены, что Гарнаш утонул, то спали бы в эту ночь менее спокойно. Фортунио был прав в своих выводах, но несколько поспешил с ними: хотя он верно предположил, что парижанин не вылезал изо рва — ни там, где он его искал, ни где-либо в другом месте, — он ошибся, считая, что тот находится на дне.
   Прыгая через окно, Гарнаш был готов оказаться в другом, — и как он надеялся — лучшем мире. Дважды перевернувшись в воздухе, он вошел в холодную воду рва вертикально, ногами вниз, и продолжал опускаться, пока носки не коснулись менее податливой, но все же мягкой субстанции. Удивляясь, что у него до сих пор сохранилась способность что-то ощущать, он вовремя понял, что коснулся ила на дне и даже погрузился в него по лодыжки. Сильный, отчаянный толчок обеими ногами сразу освободил его, и он почувствовал, что медленно поднимается.
   Часто говорят, что тонущий человек, пытаясь выплыть, видит перед собой, как в зеркале, всю свою жизнь. В те несколько мгновений, пока Гарнаш всплывал сквозь стоячие воды рва, он успел взглянуть на всю ситуацию в целом, определил, что, достигнув поверхности, ему надо будет вынырнуть как можно осторожнее, помня, что в окне наверху наверняка будут зрители, интересующиеся результатом его полета. Он помнил, что мадам послала Трессана за мушкетами. Если они уже наверху и заметят его, то могут выстрелить, а Гарнашу было бы очень обидно получить пулю после всего того, что с ним произошло. Когда его голова появилась на поверхности и оказалась в холодной ночной мгле, он глубоко вдохнул свежий и очень желанный воздух и, мягко двигая руками под водой, бесшумно поплыл, но не к краю рва, а к стене замка, вблизи которой, как он думал, его не смогут заметить. Счастливый случай помог ему найти щель между двумя камнями, которую он сперва не заметил, а случайно нащупал на гранитной поверхности. Минуту он цеплялся за нее, обдумывая свое положение. Наверху он услышал голоса и увидел свет, льющийся из разбитого окна.
   И тут Гарнаш с удивлением почувствовал в себе прилив сил. Когда он бросился вниз из окна, сил едва хватило, чтобы совершить сам прыжок: он был взмылен, как лошадь, и считал, что полностью выдохся. Холодная вода рва, похоже, привела его в себя, смыла усталость и восстановила энергию. Мозг ожил, а чувства приобрели необычную остроту, и он принялся размышлять, о том, что делать дальше.
   Его первым импульсивным желанием было доплыть до края рва, вылезти из него и положиться на быстроту своих ног. Но, вспомнив о равнинном характере окружающей замок местности, он понял, что такое решение приведет к гибели. Вот-вот должны начаться поиски, и, не обнаружив его в воде, врагам придется прочесать всю территорию вокруг Кондильяка. Он поставил себя на их место. Он старался думать так, как будут думать они, пытался угадать их возможные шаги. Положение Гарнаша было отчаянным, и на этот счет он не питал никаких иллюзий. Он не был оптимистом настолько, чтобы предположить, что они примут на веру его гибель и не захотят выйти, им придется опустить мост, и он сможет спрятаться именно под ним.