Какое-то время Дамарис холодно смотрела на него, не произнося ни слова, потом запахнула плащ.
— Вы уверены? — спросила она наконец. — Вы не сомневаетесь в положительном исходе дела?
— У меня нет и тени сомнения, — твердо заявил Понсфорт. — Милорд Картерет дал мне слово, что я получу документ завтра.
Понсфорт действительно получил такое обещание от министра. Свадьба, состоявшаяся накануне, подтвердила бы, что получение документа не является предметом сделки между лордом Понсфортом и племянницей сэра Джона.
— В таком случае, милорд, я приеду завтра.
— Приедете завтра? — эхом отозвался виконт, и на его померкшем лице отразилось крушение всех его надежд. — Дамарис, подумайте: вы — в моем доме. Вы будете хозяйкой этого дома. Неужели несколько часов играют роль?
— Они не играют никакой роли. Позвоните, пожалуйста, пусть меня проводят к карете.
Понсфорту потребовалось все самообладание, чтобы предстать в глазах Дамарис человеком, движимым лишь заботой о ней. Он заискивающе улыбнулся — один Бог знает, чего стоила ему эта улыбка.
— Через минуту, если угодно, — сказал он, — хоть я все еще уповаю на то, что вы останетесь.
— Весьма неразумно с вашей стороны, милорд, — ответила Дамарис.
— Прощу вас, сядьте, — виконт пододвинул к ней стул. — Может быть, бокал вина?
Дамарис жестом отклонила и то и другое.
— Неразумно терять время даром. Я не приехала бы, не заверь вы меня, что распоряжение о помиловании будет у вас сегодня вечером. Мне... мне вообще не следовало верить вам на слово, — подосадовала Дамарис, впервые обнаружив слабость.
— У вас нет оснований сожалеть о приезде, — мягко укорил ее хозяин. — Я выполнил свое обещание. Я добился помилования, и завтра, когда его величество подпишет документ, сэра Джона освободят. Неужто вы еще сомневаетесь?
— Если бы я сомневалась, я бы не сказала, что вернусь завтра. Поймите меня, милорд, я с самого начала хотела избежать недомолвок: мы заключили сделку, и когда вы выполните свои обязательства, я выполню свои.
Понсфорт на мгновение отвернулся, кусая губы от злости. Его загнали в тупик. Всякое промедление исключалось. Суарес и судебные приставы были начеку. Если свадьба не состоится сегодня, он погиб, надеяться больше не на что.
Сдерживая клокотавший в нем гнев, Понсфорт гадал, что заставило лорда Картерета сыграть с ним эту подлую шутку — отменить в последнюю минуту свое ручательство? Он выхватил носовой платок из кармана шитого серебром камзола и вытер мокрый лоб. Пот тек ручьями: в комнате стало жарко из-за невыносимой духоты летней ночи. Вдруг за окном зловеще засвистел ветер, будоража кроны деревьев, и пламя свечей заколебалось.
— Дамарис! — взмолился Понсфорт. — Не будьте со мной так жестоки. Неужели, как бы я ни старался, я не верну вашего расположения, утраченного в минуту безрассудства? Я люблю вас, Дамарис! — Голос виконта дрожал от волнения, как у робкого, заклинающего о любви влюбленного. Не верилось, что эти слова исходят от красивого мужественного человека. — Я сделаю для вас все, что возможно, я принесу любую жертву, чтобы вернуть ваше расположение, — любую, клянусь, какова бы она ни была.
Но Понсфорту не удалось растрогать Дамарис. Ни робкие просьбы, ни бурный протест, ни красота виконта не тронули ее сердца: от Дамарис и впрямь, как она говорила сэру Джону, осталась одна оболочка. Некоторое время она молчала, боясь, чтобы ее слова не показались грубыми. Потом сказала: «Я пойду», — и снова попросила Понсфорта вызвать слугу, который проводил бы ее к карете.
Но тут Понсфорт вдруг резко переменился. Он сбросил маску робкого влюбленного и, поскольку мольбы не возымели действия, решил показать строптивой невесте подлинное лицо. Раз она не внемлет мольбам, пусть выслушает его волю.
— Нет, — произнес он спокойно, даже холодно, и улыбнулся, но уже не прежней заискивающей улыбкой. — Нет, Дамарис, вы в моем доме и останетесь в нем. Снимите плащ, милая.
В ее глазах появилась тревога, дыхание участилось. Все же она ошибалась, полагая себя совсем бесчувственной.
— Что вы хотите этим сказать? — голос Дамарис звучал несколько напряженно.
— Вы обещали приехать и выйти за меня замуж сегодня вечером, если я добьюсь помилования для сэра Джона. Я его добился. Завтра оно будет у вас в руках, если вам так угодно. Вы должны поверить моему слову.
— Вашему слову? — воскликнула она с нескрываемым презрением в голосе.
— Моему слову! — твердо повторил виконт. — Вы прибыли сюда, согласившись стать виконтессой Понсфорт, и вы станете виконтессой Понсфорт в течение часа. Все приготовления сделаны, пастор ждет. Снимайте плащ.
Дамарис ощутила легкую дурноту. Комната качнулась у нее перед глазами, и одно слово закрутилось в голове: «Глупо, глупо, глупо!» Глупо довериться такому человеку и оказаться с ним наедине, в его доме, в его власти.
Понсфорт подошел к шнурку и резко его дернул. Где-то внизу послышалось треньканье.
— Я не останусь! — закричала Дамарис. — Отпустите меня!
Она кинулась к двери. Понсфорт подскочил к ней и схватил за руку. За открытыми окнами тяжелые дождевые капли уже стучали по листве.
— Послушайте, Дамарис! — умолял Понсфорт, приблизив к ней лицо, вызывавшее у нее ужас и отвращение. — Послушайте, идет дождь, начинается гроза. Вы не можете уехать в такую ночь! — Сверкнула молния, осветившая террасу и сад. — Сама природа вступила в заговор со мной, чтобы вы стали моей!
— Я выйду за вас замуж, когда распоряжение о помиловании сэра Джона будет у меня в руках, — отвечала Дамарис, отважно пытаясь унять дрожь в голосе. — Но если вы посмеете удерживать меня здесь против моей воли, я никогда не стану вашей женой.
— Не станете? — переспросил он чуть-чуть насмешливо. — Прекрасно! Но уехать вы не можете: начинается гроза. Впрочем, будь по-вашему, — продолжал он еще более насмешливым тоном. — Не выходите за меня замуж, пока не получите документа. Но ради вашего же блага советую стать моей женой сегодня, а не завтра.
— Вы мне угрожаете? — Дамарис вырвалась из его рук.
— Угрожаю? Нет, моя дорогая, не угрожаю. Я предупреждаю, предостерегаю. Представьте, что утром, устав от вашей жестокости, я раздумаю жениться на вас. Что же тогда?
Дамарис молча смотрела на Понсфорта. Он прочел в ее взгляде ненависть и отвращение и понял, что ведет игру неумело. С досады он совершил еще более безрассудный поступок — предъявил ей ультиматум.
— Клянусь Богом, — заявил он, — или вы станете моей женой сегодня, или распоряжение о помиловании сэра Джона будет отменено. Я не позволю играть собою, не позволю ради забавы вести со мной двойную игру.
Дамарис закрыла лицо руками, потом взглянула Понсфорту в глаза.
— Вы негодяй, лорд Понсфорт!
— Я люблю вас, мадемуазель. Делайте выбор и сообщите мне о нем. Или вы хотите, чтобы сэр Джон разделил судьбу капитана?
Небо расколол страшный удар грома, дождь перешел в ливень.
— А вот и гроза, — сказал Понсфорт. — Может быть, она поможет вам принять здравое решение.
Дверь отворилась, стоявший на пороге слуга ждал приказов хозяина.
— Позаботьтесь о карете мисс Холлинстоун, — сказал Понсфорт, — распрягите лошадей.
Ужас отразился на лице Дамарис — ужас попавшего в ловушку зверя.
— Будет исполнено, милорд.
— Погоди, — сказал Понсфорт и обратился к Дамарис: — Так пригласить пастора или нет? Я жду вашего решения.
— Нет! Нет! — крикнула Дамарис слуге. — Я уезжаю! Проводите меня к карете.
Озадаченный лакей молча глядел на хозяина. Понсфорт за спиной Дамарис дал ему знак удалиться, что тот и сделал, прикрыв за собою дверь.
Дамарис растерянно взглянула на своего тюремщика.
— Милорд, — сказала она, — вы не смеете меня задерживать, я не выйду за вас замуж — ни сейчас, ни когда-либо еще. Теперь я вижу, что мне угрожало. Отпустите меня! Немедленно отпустите, или же вам придется отвечать перед законом.
— Утром вы будете сговорчивее, — пробурчал Понсфорт. — Что же касается свадьбы, то я вас не принуждаю. Не хотите — воля ваша. Но, может статься, завтра вы запоете по-другому, моя милая.
Теперь он сбросил маску робкого влюбленного и вел себя откровенно грубо и напористо.
Дамарис не дрогнула.
— Вы еще пожалеете о содеянном, милорд! — заявила она, — Очень пожалеете!
— О чем мне жалеть? — насмешливо осведомился Понсфорт. — О том, что проявил гостеприимство и не отправил даму в рискованное путешествие в грозу? Подумайте как следует, Дамарис... — добавил он с показным добродушием, — А вот и пастор. Не лишайте его работы.
Дамарис услышала, как позади отворилась дверь, и, как и Понсфорт, предположила, что явился пастор. Она не обернулась, но по выражению лица Понсфорта поняла, что ошиблась, что в дверях стоял не пастор, а незваный и страшный гость.
Виконт передернулся, словно судорога прошла по его телу, краска возбуждения на его лице сменилась мертвенной бледностью, он приоткрыл рот и вытаращил глаза, не в силах оторваться от увиденного. Его немой ужас отчасти передался и Дамарис, она не решалась посмотреть, что так потрясло милорда; голова ее раскалывалась от боли, сердце учащенно билось. Она молча ждала развития событий.
Наконец после долгого молчания свершилось чудо. Сначала послышался голос, милый сердцу голос, сейчас звучавший сухо и сурово. Едва заслышав его, Дамарис почувствовала, что сердце, сильно толкнувшись в груди, будто остановилось. Она оцепенела — то был голос мертвеца:
— Вы слишком беспечны, Понсфорт, для человека с такими злодейскими наклонностями. Я и не надеялся так легко попасть в ваш дом.
Понсфорт ничего не ответил. Он по-прежнему в ужасе таращился на призрак человека, которого при его, Понсфорта, содействии повесили в Тайберне две недели назад.
Когда голос смолк, Дамарис с легким стоном покачнулась и упала бы, но сильная рука поддержала ее за талию.
— Не бойтесь, Дамарис, это я! — прошептал тот же голос у самого ее уха.
Дамарис, все еще пребывавшая в оцепенении, подняла голову и встретила сияющие глаза капитана Гейнора. Она едва сдержала крик. Все это, конечно, сон, подумала она, горький, иронический финал затянувшегося кошмара.
Понсфорт наконец обрел дар речи.
— Во имя Господа, кто вы? — воскликнул он.
— Капитан Гейнор, к вашим услугам, — последовал ответ. — Полагаю, мое появление столь же своевременно, сколь и нежелательно, — добавил он с саркастической улыбкой.
И тогда наконец Понсфорт сообразил, что перед ним не мертвец, восставший из могилы, а живой человек из плоти и крови, страшный и нежданный, требующий немедленных ответных действий. Неважно, каким чудом он остался в живых и явился сюда в самый неподходящий момент. Второй раз за вечер рука милорда невольно потянулась к шпаге, второй раз он выбранился, не обнаружив ее на привычном месте.
Капитан Гейнор, правильно оценив его жест, понимающе усмехнулся.
— Дело поправимое, — многозначительно произнес он. — Как-то ночью в вашем городском доме, милорд, мы играли в скверную игру. Но тогда у нас в руках были карты и фортуна благоволила вам, мошеннику. Мы возобновим игру в любой момент, милорд, но на сей раз не в карты.
Гейнор почувствовал, как задрожала Дамарис. Она лишь сейчас поняла, что это не сон, а удивительная реальность, и сердце того, к кому она прижалась плечом, живое, бьющееся — сердце человека, которого она считала мертвым.
— Кроме того, — продолжал тем временем капитан, — мне необходимо свести с вами еще кое-какие счеты. Похоже, вы назвали моим почтенным именем якобитского негодяя капитана Дженкина, повешенного в Тайберне, и с помощью лжи добились ареста сэра Джона за укрывательство шпиона.
Понсфорт тяжело оперся о стол. Он ничего не понимал, удивление пересиливало все.
— Посему, — продолжал Гейнор, — сэр Джон явился сюда, чтобы самолично задать вам несколько вопросов.
— Сэр Джон? — пробормотал Понсфорт.
— Сэр Джон здесь? — радостно воскликнула Дамарис.
— Разумеется. Когда я явился сегодня к лорду Картерету, одного моего присутствия оказалось достаточно, чтобы опровергнуть абсурдное обвинение, выдвинутое против вашего дяди. Его немедленно освободили. А поскольку лорд Картерет сообщил мне, что этот мошенник принуждает вас вступить с ним в брак, мы с сэром Джоном немедленно выехали из Лондона. С нами мой старый друг — на случай, если потребуется помощь. Сейчас они беседуют с пастором. Впрочем, они уже здесь.
В столовую вошли сэр Джон и сэр Ричард Темплтон.
Только теперь Понсфорт разрешил загадку, мучившую его с момента появления в доме Суареса: почему лорд Картерет отменил свое ручательство. Очевидно, увидев живого и невредимого капитана Гейнора, самим своим появлением отрицавшего, что он и капитан Дженкин, повешенный в Тайберне, — одно лицо, министр решил, что его обманули. И хоть в этом деле оставалось много неясного, очевидно было одно: никакие возражения не заставят лорда Картерета изменить своего мнения, никакие доказательства не изменят утверждения: кем бы ни был капитан Дженкин, он не Гарри Гейнор.
Сэр Джон сразу оценил ситуацию.
— Ну и ну! Увидев пастора, я сразу понял, что мы поспели вовремя. Дамарис, дорогая моя девочка, как ты могла... как ты могла довериться этому злодею? Понсфорт, — начал было он, обращаясь к виконту, но тут же оборвал себя и повернулся к нему спиной. — К чему все эти разговоры, обвинения? Поедем, Гарри, скорее поедем домой!
— Уведите Дамарис, сэр Джон. А Дик пусть останется. Мне нужно кое-что сказать его светлости. Надо завершить игру.
Дамарис вдруг схватила Гарри за руки, испуганно заглянула ему в лицо:
— Не надо, прошу вас, Гарри! Оставьте его, уедем!
В разговор вступил Понсфорт:
— Если Гейнор и впрямь трус, каким я его считаю, — сказал он срывающимся от злобы голосом, — он обратит внимание на ваши слова.
— Слышите, дорогая? — улыбнулся капитан.
— Неужели кто-нибудь усомнится в вашем мужестве из-за слов такого человека? — возмутилась Дамарис. — О Гарри, я столько выстрадала из-за вас, вы и представить не можете. Не знаю, каким чудом, но вы воскресли из мертвых. Я ничего не понимаю, в моей душе смятение, но мне ясно одно: благодарение Богу, вы здесь, вы живы. Мне еще предстоит узнать, как произошло это чудо. Ну, а пока, мой дорогой, выполните мою просьбу! Я в первый раз обращаюсь к вам с просьбой. Если вы любите меня, Гарри, вы уедете с нами!
— Несомненно, уедет! — подхватил Понсфорт. — Уедет, прикрываясь женской мольбой.
— У меня создается впечатление, — послышался мягкий вкрадчивый голос, — что лорд Понсфорт проявляет неблагоразумие и ищет ссоры.
Все тотчас удивленно обернулись к говорившему. В дверях стоял Исраэль Суарес. За ним маячили фигуры судебных приставов.
— Извините меня за вторжение, леди и джентльмены, — с поклоном сказал Суарес, — но оно своевременно. Жизнь милорда оценивается в пятнадцать тысяч фунтов, и мне еще предстоит получить их. Я не могу допустить, чтобы он подвергал свою жизнь опасности.
— Кто вы такой, черт возьми? — спросил сэр Джон.
— Мое имя Исраэль Суарес, сэр. Возможно, вы слышали обо мне. Я имею ордер на арест этого красивого джентльмена. Он мой должник, но не в состоянии вернуть долга. Очень сожалею о вмешательстве, джентльмены, — сказал Суарес и, обращаясь к капитану Гейнору, добавил: — Сожалею, что лишаю вас достойного соперника, сэр. Но милорд принадлежит мне, вернее, не мне, а закону, и жизнь его священна. Зная об этом, милорд — какой позор! — старается оскорбить вас. Лет через пятнадцать у меня, возможно, не будет к нему претензий, тогда и сводите с ним счеты. А сейчас первоочередное право на удовлетворение принадлежит закону.
— Ну и ну! — голубые глаза сэра Джона смеялись. Обернувшись к Гейнору, он заметил: — Думаю, мистер Суарес обеспечит его светлости безопасность.
— Полную, — подтвердил капитан, лишь теперь осознавший смысл сказанного лордом Картеретом, — Но мне кажется, лорд Понсфорт счел бы меня более милосердным. Так едем, Дамарис?
— Да. Господи, благодарю тебя! — Дамарис дала волю слезам.
Взревев от злобы, Понсфорт кинулся вслед Гейнору, но на его пути непреодолимой преградой встал Исраэль Суарес.
— Успокойтесь, милорд, успокойтесь! — любезно произнес ростовщик. — На сей раз вы проиграли. Но — терпение! Фортуна любит тех, кто умеет проигрывать, особенно не печалясь.
Понсфорт осыпал его ругательствами, но потом, сникнув, зарыдал и повалился на стул. Над ним стоял благожелательный Суарес, точно ангел-хранитель, предъявляющий свои права на его душу.
Дождь лил как из ведра, дороги развезло. Сэр Джон предложил компании разделиться, поскольку у них было два экипажа — карета Дамарис и та, что доставила капитана Гейнора с друзьями из Лондона. Сэр Джон получил общее согласие и, проявив легкомысленное отношение к правилам приличия, послал вперед в одной карете капитана и Дамарис.
— Вы сожалеете о вмешательстве этого человека? —спросила Дамарис, имея в виду Суареса, предотвратившего дуэль капитана с лордом Понсфортом.
— Нет, дорогая, я очень рад, — отвечал капитан. — Он помог мне выполнить просьбу любимой.
— Стало быть, вы колебались и теперь признаетесь в этом?
— Если я и колебался, то лишь потому, что лорд Понсфорт — постоянная угроза для меня и для моих друзей. Но теперь у меня нет оснований для беспокойства. У змеи вырвали жало. Удел Понсфорта — бесчестие и долговая тюрьма. Такое отмщение еще приятнее: не пришлось пачкать рук.
— Но я не понимаю... — начала Дамарис.
И капитан Гейнор поведал ей свою историю.
— Вы уверены? — спросила она наконец. — Вы не сомневаетесь в положительном исходе дела?
— У меня нет и тени сомнения, — твердо заявил Понсфорт. — Милорд Картерет дал мне слово, что я получу документ завтра.
Понсфорт действительно получил такое обещание от министра. Свадьба, состоявшаяся накануне, подтвердила бы, что получение документа не является предметом сделки между лордом Понсфортом и племянницей сэра Джона.
— В таком случае, милорд, я приеду завтра.
— Приедете завтра? — эхом отозвался виконт, и на его померкшем лице отразилось крушение всех его надежд. — Дамарис, подумайте: вы — в моем доме. Вы будете хозяйкой этого дома. Неужели несколько часов играют роль?
— Они не играют никакой роли. Позвоните, пожалуйста, пусть меня проводят к карете.
Понсфорту потребовалось все самообладание, чтобы предстать в глазах Дамарис человеком, движимым лишь заботой о ней. Он заискивающе улыбнулся — один Бог знает, чего стоила ему эта улыбка.
— Через минуту, если угодно, — сказал он, — хоть я все еще уповаю на то, что вы останетесь.
— Весьма неразумно с вашей стороны, милорд, — ответила Дамарис.
— Прощу вас, сядьте, — виконт пододвинул к ней стул. — Может быть, бокал вина?
Дамарис жестом отклонила и то и другое.
— Неразумно терять время даром. Я не приехала бы, не заверь вы меня, что распоряжение о помиловании будет у вас сегодня вечером. Мне... мне вообще не следовало верить вам на слово, — подосадовала Дамарис, впервые обнаружив слабость.
— У вас нет оснований сожалеть о приезде, — мягко укорил ее хозяин. — Я выполнил свое обещание. Я добился помилования, и завтра, когда его величество подпишет документ, сэра Джона освободят. Неужто вы еще сомневаетесь?
— Если бы я сомневалась, я бы не сказала, что вернусь завтра. Поймите меня, милорд, я с самого начала хотела избежать недомолвок: мы заключили сделку, и когда вы выполните свои обязательства, я выполню свои.
Понсфорт на мгновение отвернулся, кусая губы от злости. Его загнали в тупик. Всякое промедление исключалось. Суарес и судебные приставы были начеку. Если свадьба не состоится сегодня, он погиб, надеяться больше не на что.
Сдерживая клокотавший в нем гнев, Понсфорт гадал, что заставило лорда Картерета сыграть с ним эту подлую шутку — отменить в последнюю минуту свое ручательство? Он выхватил носовой платок из кармана шитого серебром камзола и вытер мокрый лоб. Пот тек ручьями: в комнате стало жарко из-за невыносимой духоты летней ночи. Вдруг за окном зловеще засвистел ветер, будоража кроны деревьев, и пламя свечей заколебалось.
— Дамарис! — взмолился Понсфорт. — Не будьте со мной так жестоки. Неужели, как бы я ни старался, я не верну вашего расположения, утраченного в минуту безрассудства? Я люблю вас, Дамарис! — Голос виконта дрожал от волнения, как у робкого, заклинающего о любви влюбленного. Не верилось, что эти слова исходят от красивого мужественного человека. — Я сделаю для вас все, что возможно, я принесу любую жертву, чтобы вернуть ваше расположение, — любую, клянусь, какова бы она ни была.
Но Понсфорту не удалось растрогать Дамарис. Ни робкие просьбы, ни бурный протест, ни красота виконта не тронули ее сердца: от Дамарис и впрямь, как она говорила сэру Джону, осталась одна оболочка. Некоторое время она молчала, боясь, чтобы ее слова не показались грубыми. Потом сказала: «Я пойду», — и снова попросила Понсфорта вызвать слугу, который проводил бы ее к карете.
Но тут Понсфорт вдруг резко переменился. Он сбросил маску робкого влюбленного и, поскольку мольбы не возымели действия, решил показать строптивой невесте подлинное лицо. Раз она не внемлет мольбам, пусть выслушает его волю.
— Нет, — произнес он спокойно, даже холодно, и улыбнулся, но уже не прежней заискивающей улыбкой. — Нет, Дамарис, вы в моем доме и останетесь в нем. Снимите плащ, милая.
В ее глазах появилась тревога, дыхание участилось. Все же она ошибалась, полагая себя совсем бесчувственной.
— Что вы хотите этим сказать? — голос Дамарис звучал несколько напряженно.
— Вы обещали приехать и выйти за меня замуж сегодня вечером, если я добьюсь помилования для сэра Джона. Я его добился. Завтра оно будет у вас в руках, если вам так угодно. Вы должны поверить моему слову.
— Вашему слову? — воскликнула она с нескрываемым презрением в голосе.
— Моему слову! — твердо повторил виконт. — Вы прибыли сюда, согласившись стать виконтессой Понсфорт, и вы станете виконтессой Понсфорт в течение часа. Все приготовления сделаны, пастор ждет. Снимайте плащ.
Дамарис ощутила легкую дурноту. Комната качнулась у нее перед глазами, и одно слово закрутилось в голове: «Глупо, глупо, глупо!» Глупо довериться такому человеку и оказаться с ним наедине, в его доме, в его власти.
Понсфорт подошел к шнурку и резко его дернул. Где-то внизу послышалось треньканье.
— Я не останусь! — закричала Дамарис. — Отпустите меня!
Она кинулась к двери. Понсфорт подскочил к ней и схватил за руку. За открытыми окнами тяжелые дождевые капли уже стучали по листве.
— Послушайте, Дамарис! — умолял Понсфорт, приблизив к ней лицо, вызывавшее у нее ужас и отвращение. — Послушайте, идет дождь, начинается гроза. Вы не можете уехать в такую ночь! — Сверкнула молния, осветившая террасу и сад. — Сама природа вступила в заговор со мной, чтобы вы стали моей!
— Я выйду за вас замуж, когда распоряжение о помиловании сэра Джона будет у меня в руках, — отвечала Дамарис, отважно пытаясь унять дрожь в голосе. — Но если вы посмеете удерживать меня здесь против моей воли, я никогда не стану вашей женой.
— Не станете? — переспросил он чуть-чуть насмешливо. — Прекрасно! Но уехать вы не можете: начинается гроза. Впрочем, будь по-вашему, — продолжал он еще более насмешливым тоном. — Не выходите за меня замуж, пока не получите документа. Но ради вашего же блага советую стать моей женой сегодня, а не завтра.
— Вы мне угрожаете? — Дамарис вырвалась из его рук.
— Угрожаю? Нет, моя дорогая, не угрожаю. Я предупреждаю, предостерегаю. Представьте, что утром, устав от вашей жестокости, я раздумаю жениться на вас. Что же тогда?
Дамарис молча смотрела на Понсфорта. Он прочел в ее взгляде ненависть и отвращение и понял, что ведет игру неумело. С досады он совершил еще более безрассудный поступок — предъявил ей ультиматум.
— Клянусь Богом, — заявил он, — или вы станете моей женой сегодня, или распоряжение о помиловании сэра Джона будет отменено. Я не позволю играть собою, не позволю ради забавы вести со мной двойную игру.
Дамарис закрыла лицо руками, потом взглянула Понсфорту в глаза.
— Вы негодяй, лорд Понсфорт!
— Я люблю вас, мадемуазель. Делайте выбор и сообщите мне о нем. Или вы хотите, чтобы сэр Джон разделил судьбу капитана?
Небо расколол страшный удар грома, дождь перешел в ливень.
— А вот и гроза, — сказал Понсфорт. — Может быть, она поможет вам принять здравое решение.
Дверь отворилась, стоявший на пороге слуга ждал приказов хозяина.
— Позаботьтесь о карете мисс Холлинстоун, — сказал Понсфорт, — распрягите лошадей.
Ужас отразился на лице Дамарис — ужас попавшего в ловушку зверя.
— Будет исполнено, милорд.
— Погоди, — сказал Понсфорт и обратился к Дамарис: — Так пригласить пастора или нет? Я жду вашего решения.
— Нет! Нет! — крикнула Дамарис слуге. — Я уезжаю! Проводите меня к карете.
Озадаченный лакей молча глядел на хозяина. Понсфорт за спиной Дамарис дал ему знак удалиться, что тот и сделал, прикрыв за собою дверь.
Дамарис растерянно взглянула на своего тюремщика.
— Милорд, — сказала она, — вы не смеете меня задерживать, я не выйду за вас замуж — ни сейчас, ни когда-либо еще. Теперь я вижу, что мне угрожало. Отпустите меня! Немедленно отпустите, или же вам придется отвечать перед законом.
— Утром вы будете сговорчивее, — пробурчал Понсфорт. — Что же касается свадьбы, то я вас не принуждаю. Не хотите — воля ваша. Но, может статься, завтра вы запоете по-другому, моя милая.
Теперь он сбросил маску робкого влюбленного и вел себя откровенно грубо и напористо.
Дамарис не дрогнула.
— Вы еще пожалеете о содеянном, милорд! — заявила она, — Очень пожалеете!
— О чем мне жалеть? — насмешливо осведомился Понсфорт. — О том, что проявил гостеприимство и не отправил даму в рискованное путешествие в грозу? Подумайте как следует, Дамарис... — добавил он с показным добродушием, — А вот и пастор. Не лишайте его работы.
Дамарис услышала, как позади отворилась дверь, и, как и Понсфорт, предположила, что явился пастор. Она не обернулась, но по выражению лица Понсфорта поняла, что ошиблась, что в дверях стоял не пастор, а незваный и страшный гость.
Виконт передернулся, словно судорога прошла по его телу, краска возбуждения на его лице сменилась мертвенной бледностью, он приоткрыл рот и вытаращил глаза, не в силах оторваться от увиденного. Его немой ужас отчасти передался и Дамарис, она не решалась посмотреть, что так потрясло милорда; голова ее раскалывалась от боли, сердце учащенно билось. Она молча ждала развития событий.
Наконец после долгого молчания свершилось чудо. Сначала послышался голос, милый сердцу голос, сейчас звучавший сухо и сурово. Едва заслышав его, Дамарис почувствовала, что сердце, сильно толкнувшись в груди, будто остановилось. Она оцепенела — то был голос мертвеца:
— Вы слишком беспечны, Понсфорт, для человека с такими злодейскими наклонностями. Я и не надеялся так легко попасть в ваш дом.
Понсфорт ничего не ответил. Он по-прежнему в ужасе таращился на призрак человека, которого при его, Понсфорта, содействии повесили в Тайберне две недели назад.
Когда голос смолк, Дамарис с легким стоном покачнулась и упала бы, но сильная рука поддержала ее за талию.
— Не бойтесь, Дамарис, это я! — прошептал тот же голос у самого ее уха.
Дамарис, все еще пребывавшая в оцепенении, подняла голову и встретила сияющие глаза капитана Гейнора. Она едва сдержала крик. Все это, конечно, сон, подумала она, горький, иронический финал затянувшегося кошмара.
Понсфорт наконец обрел дар речи.
— Во имя Господа, кто вы? — воскликнул он.
— Капитан Гейнор, к вашим услугам, — последовал ответ. — Полагаю, мое появление столь же своевременно, сколь и нежелательно, — добавил он с саркастической улыбкой.
И тогда наконец Понсфорт сообразил, что перед ним не мертвец, восставший из могилы, а живой человек из плоти и крови, страшный и нежданный, требующий немедленных ответных действий. Неважно, каким чудом он остался в живых и явился сюда в самый неподходящий момент. Второй раз за вечер рука милорда невольно потянулась к шпаге, второй раз он выбранился, не обнаружив ее на привычном месте.
Капитан Гейнор, правильно оценив его жест, понимающе усмехнулся.
— Дело поправимое, — многозначительно произнес он. — Как-то ночью в вашем городском доме, милорд, мы играли в скверную игру. Но тогда у нас в руках были карты и фортуна благоволила вам, мошеннику. Мы возобновим игру в любой момент, милорд, но на сей раз не в карты.
Гейнор почувствовал, как задрожала Дамарис. Она лишь сейчас поняла, что это не сон, а удивительная реальность, и сердце того, к кому она прижалась плечом, живое, бьющееся — сердце человека, которого она считала мертвым.
— Кроме того, — продолжал тем временем капитан, — мне необходимо свести с вами еще кое-какие счеты. Похоже, вы назвали моим почтенным именем якобитского негодяя капитана Дженкина, повешенного в Тайберне, и с помощью лжи добились ареста сэра Джона за укрывательство шпиона.
Понсфорт тяжело оперся о стол. Он ничего не понимал, удивление пересиливало все.
— Посему, — продолжал Гейнор, — сэр Джон явился сюда, чтобы самолично задать вам несколько вопросов.
— Сэр Джон? — пробормотал Понсфорт.
— Сэр Джон здесь? — радостно воскликнула Дамарис.
— Разумеется. Когда я явился сегодня к лорду Картерету, одного моего присутствия оказалось достаточно, чтобы опровергнуть абсурдное обвинение, выдвинутое против вашего дяди. Его немедленно освободили. А поскольку лорд Картерет сообщил мне, что этот мошенник принуждает вас вступить с ним в брак, мы с сэром Джоном немедленно выехали из Лондона. С нами мой старый друг — на случай, если потребуется помощь. Сейчас они беседуют с пастором. Впрочем, они уже здесь.
В столовую вошли сэр Джон и сэр Ричард Темплтон.
Только теперь Понсфорт разрешил загадку, мучившую его с момента появления в доме Суареса: почему лорд Картерет отменил свое ручательство. Очевидно, увидев живого и невредимого капитана Гейнора, самим своим появлением отрицавшего, что он и капитан Дженкин, повешенный в Тайберне, — одно лицо, министр решил, что его обманули. И хоть в этом деле оставалось много неясного, очевидно было одно: никакие возражения не заставят лорда Картерета изменить своего мнения, никакие доказательства не изменят утверждения: кем бы ни был капитан Дженкин, он не Гарри Гейнор.
Сэр Джон сразу оценил ситуацию.
— Ну и ну! Увидев пастора, я сразу понял, что мы поспели вовремя. Дамарис, дорогая моя девочка, как ты могла... как ты могла довериться этому злодею? Понсфорт, — начал было он, обращаясь к виконту, но тут же оборвал себя и повернулся к нему спиной. — К чему все эти разговоры, обвинения? Поедем, Гарри, скорее поедем домой!
— Уведите Дамарис, сэр Джон. А Дик пусть останется. Мне нужно кое-что сказать его светлости. Надо завершить игру.
Дамарис вдруг схватила Гарри за руки, испуганно заглянула ему в лицо:
— Не надо, прошу вас, Гарри! Оставьте его, уедем!
В разговор вступил Понсфорт:
— Если Гейнор и впрямь трус, каким я его считаю, — сказал он срывающимся от злобы голосом, — он обратит внимание на ваши слова.
— Слышите, дорогая? — улыбнулся капитан.
— Неужели кто-нибудь усомнится в вашем мужестве из-за слов такого человека? — возмутилась Дамарис. — О Гарри, я столько выстрадала из-за вас, вы и представить не можете. Не знаю, каким чудом, но вы воскресли из мертвых. Я ничего не понимаю, в моей душе смятение, но мне ясно одно: благодарение Богу, вы здесь, вы живы. Мне еще предстоит узнать, как произошло это чудо. Ну, а пока, мой дорогой, выполните мою просьбу! Я в первый раз обращаюсь к вам с просьбой. Если вы любите меня, Гарри, вы уедете с нами!
— Несомненно, уедет! — подхватил Понсфорт. — Уедет, прикрываясь женской мольбой.
— У меня создается впечатление, — послышался мягкий вкрадчивый голос, — что лорд Понсфорт проявляет неблагоразумие и ищет ссоры.
Все тотчас удивленно обернулись к говорившему. В дверях стоял Исраэль Суарес. За ним маячили фигуры судебных приставов.
— Извините меня за вторжение, леди и джентльмены, — с поклоном сказал Суарес, — но оно своевременно. Жизнь милорда оценивается в пятнадцать тысяч фунтов, и мне еще предстоит получить их. Я не могу допустить, чтобы он подвергал свою жизнь опасности.
— Кто вы такой, черт возьми? — спросил сэр Джон.
— Мое имя Исраэль Суарес, сэр. Возможно, вы слышали обо мне. Я имею ордер на арест этого красивого джентльмена. Он мой должник, но не в состоянии вернуть долга. Очень сожалею о вмешательстве, джентльмены, — сказал Суарес и, обращаясь к капитану Гейнору, добавил: — Сожалею, что лишаю вас достойного соперника, сэр. Но милорд принадлежит мне, вернее, не мне, а закону, и жизнь его священна. Зная об этом, милорд — какой позор! — старается оскорбить вас. Лет через пятнадцать у меня, возможно, не будет к нему претензий, тогда и сводите с ним счеты. А сейчас первоочередное право на удовлетворение принадлежит закону.
— Ну и ну! — голубые глаза сэра Джона смеялись. Обернувшись к Гейнору, он заметил: — Думаю, мистер Суарес обеспечит его светлости безопасность.
— Полную, — подтвердил капитан, лишь теперь осознавший смысл сказанного лордом Картеретом, — Но мне кажется, лорд Понсфорт счел бы меня более милосердным. Так едем, Дамарис?
— Да. Господи, благодарю тебя! — Дамарис дала волю слезам.
Взревев от злобы, Понсфорт кинулся вслед Гейнору, но на его пути непреодолимой преградой встал Исраэль Суарес.
— Успокойтесь, милорд, успокойтесь! — любезно произнес ростовщик. — На сей раз вы проиграли. Но — терпение! Фортуна любит тех, кто умеет проигрывать, особенно не печалясь.
Понсфорт осыпал его ругательствами, но потом, сникнув, зарыдал и повалился на стул. Над ним стоял благожелательный Суарес, точно ангел-хранитель, предъявляющий свои права на его душу.
Дождь лил как из ведра, дороги развезло. Сэр Джон предложил компании разделиться, поскольку у них было два экипажа — карета Дамарис и та, что доставила капитана Гейнора с друзьями из Лондона. Сэр Джон получил общее согласие и, проявив легкомысленное отношение к правилам приличия, послал вперед в одной карете капитана и Дамарис.
— Вы сожалеете о вмешательстве этого человека? —спросила Дамарис, имея в виду Суареса, предотвратившего дуэль капитана с лордом Понсфортом.
— Нет, дорогая, я очень рад, — отвечал капитан. — Он помог мне выполнить просьбу любимой.
— Стало быть, вы колебались и теперь признаетесь в этом?
— Если я и колебался, то лишь потому, что лорд Понсфорт — постоянная угроза для меня и для моих друзей. Но теперь у меня нет оснований для беспокойства. У змеи вырвали жало. Удел Понсфорта — бесчестие и долговая тюрьма. Такое отмщение еще приятнее: не пришлось пачкать рук.
— Но я не понимаю... — начала Дамарис.
И капитан Гейнор поведал ей свою историю.