Страница:
Он выхватил у лакея письмо и разорвал нитку. Печати не было. Помощник министра расправил лист, прочел письмо и нахмурился. Бумага выпала из его ослабевших рук. Мистер Темплтон часто задышал и вдруг оглушительно расхохотался. Никто и никогда не слышал, чтобы важный и чопорный помощник министра так смеялся. Раскаты его хохота гулко отдавались в зале. Вконец обессилев, он умолк. Миссис Темплтон, сэр Ричард и лакей смотрели на него с растущим беспокойством. Наконец к нему вернулся дар речи.
— Он, он нашелся, — едва выговорил мистер Темплтон. — Ха-ха-ха, он нашелся. Капитан Гейнор не покинул пределов страны и даже не добрался до порта. Он... он... черт побери, как вы думаете, где он находится? Как вы думаете, где он провел ночь?
— Где? — сэр Ричард смотрел на кузена во все глаза, он, как и раньше, ничуть не сомневался в человеке, о котором шла речь.
— Так слушайте! — государственный муж поднял письмо. — Вот что пишет мне судья сэр Генри Треш:
«Достопочтенный сэр!
Утром ко мне доставили джентльмена, проведшего ночь в тюрьме Гейтхаус. Прошлой ночью сторож обнаружил его, мертвецки пьяного, близ Уайтхолла. По его утверждению, этот человек, капитан Гарри Гейнор, имеет честь знать Вас лично и полагает, что Вы вступитесь за него. Я осмеливаюсь переслать Вам его записку, ставящую Вас в известность о его нынешних обстоятельствах. Буду весьма признателен, если получу от Вас указание, как поступить с ним».
Мистер Темплтон замолчал и вытер слезы, выступившие на глазах, трепеща от радости при мысли о том, что лорд Картерет сел в лужу. Сэр Ричард улыбался, улыбалась даже миссис Темплтон.
— Послушайте, что пишет этот негодяй! Нет, вы только подумайте, каков наглец! Он еще ждет, чтобы помощник министра внес за него залог! Вот послушайте:
«Дорогой мистер Темплтон!
Имею честь доложить Вам лично то, что сохранилось в моей затуманенной памяти после вечера, проведенного в ресторане «Петух» на Флит-стрит [Флит-стрит — улица, на которой размещались адвокатские заведения Лондона, с конца XVII в. стал центром зарождавшейся прессы]. Полагаю, вы пожелаете узнать, как я дошел до такого плачевного состояния. В настоящий момент меня больше всего беспокоит то, что какие-то негодяи обчистили мои карманы, похитив деньги, часы, печать, серебряные галуны и прочие ценности, пока я находился в бессознательном состоянии. Если бы не это обстоятельство, я не стал бы беспокоить Вас по столь ничтожному поводу. Буду Вам чрезвычайно признателен, если Вы напишете поручительство сэру Генри Трешу. Обязуюсь уплатить наложенный на меня штраф, как только окажусь на свободе.
Ваш покорный слуга Гарри Гейнор».
— Вот вам якобитский заговорщик! — торжествующе выкрикнул помощник министра. — Вот вам агент, плетущий нити заговора в гостинице, вот отъявленный злодей капитан Дженкин!
Он снова расхохотался. На сей раз кузен смеялся вместе с ним.
— Ей-богу, лучшего ответа лорду Картерету и не придумаешь! — воскликнул Ричард.
— Ты прав — лучше не придумаешь! Я тотчас пошлю ему эти письма, а сам отправлюсь в Гейтхаус выручать этого горе-заговорщика. — Он отставил стул и поднялся, — Скажи посыльному, что я лично нанесу визит сэру Генри, как только приведу себя в порядок, — бросил он лакею.
— Разреши мне сопровождать тебя, Нед, — сказал сэр Ричард.
— Как пожелаешь.
Мистер Темплтон поспешил к двери.
— Ах, разрази меня гром! — бросил он через плечо. — Как бы хотелось увидеть физиономию его светлости, когда он получит такое доказательство! Да, вот это алиби, черт побери!
Мистер Темплтон, настроенный весьма легкомысленно, так и сыпал богохульствами в то утро. Его переполняло злорадство при мысли о том, какое фиаско потерпел его начальник. Мистер Темплтон обожал Гарри Гейнора как сына за то, что благодаря ему сможет нанести сокрушительный удар в ответ на высокомерно предъявленное ему обвинение.
Глава XI
Капитан Гейнор, освобожденный из-под стражи стараниями мистера Темплтона, изможденный, с ввалившимися глазами — результат страшной ночи в тюрьме, — наглядно подтверждал всем своим видом, что стал жертвой дебоша. Ликующий помощник министра тут же сделал его мишенью своих сомнительных острот. Когда веселье слегка поутихло, капитан объяснил цель своего приезда.
— Я собирался нанести вам визит, сэр, и вдруг попал в такую переделку, — заявил он не краснея. — Надеюсь, вы уже подыскали мне какое-нибудь назначение?
Лицо государственного мужа вытянулось. Обращение к лорду Картерету по делу капитана Гейнора сейчас было не просто бесполезно — губительно. Но мистер Темплтон уклонился от прямого ответа. Он выразил сожаление, что пока не нашлось места, достойного столь заслуженного соискателя. Но он постоянно помнит свое обещание и надеется, что в скором времени будет иметь удовольствие предложить капитану Гейнору что-нибудь вполне приемлемое. Капитан выразил свою глубочайшую признательность.
— А пока, — сказал он, — я направляюсь в Шотландию: хочу повидаться с друзьями, которых не видел много лет.
В действительности капитан намеревался вернуться в Рим и доложить королю о провале своей миссии. Но его заявление об отъезде за границу потребовало бы дальнейших разъяснений и сильно смахивало бы на побег, что в нынешних обстоятельствах было бы весьма неосмотрительно.
— Но вы будете держать меня в курсе своих перемещений?
— Я собираюсь путешествовать, — последовал ответ. — Пожалуй, лучше всего адресовать корреспонденцию для меня в «Чайлдс» к моим банкирам, я буду к ним обращаться. Вернувшись в Лондон, я тотчас дам о себе знать.
Обменявшись приличествующими случаю любезностями, они расстались.
Мистер Темплтон нанял портшез и отправился к лорду Картерету, а Гейнор составил компанию своему другу сэру Ричарду.
Посетовав на воров, обчистивших накануне его карманы, капитан наведался к банкирам в «Чайлдс» с рекомендательным письмом и получил от них сумму, вполне достаточную для предстоящего путешествия. Ближе к полудню друзья заглянули в клуб «Уайте». Здесь они провели час, предаваясь приятным воспоминаниям о совместном путешествии по Италии. В конце беседы капитан сказал, что возвращается в Чертси. Сэр Ричард намеревался завтра отбыть в свою усадьбу в Девоншире и выразил надежду, что капитан Гейнор посетит его до отъезда в колонии, куда ждет назначения. Гейнору претило обманывать друга и использовать его в своих целях. Ему очень хотелось на прощанье рассказать ему всю правду, но он не смел подвергать риску свою жизнь.
Прямо из клуба Гейнор отправился на почтовую станцию Чаринг-кросс, оттуда — в гостиницу «На краю света» в Челси, где переговорил с Маклином и взял из конюшни своего коня.
На душе у него было очень тяжело: миссия в Англии кончилась провалом, а теперь по пути в Чертей он с болью сознавал, что завтра в последний раз увидит прекрасную девушку, которую встретил в зачарованном саду. Гейнору казалось, что все у него позади — и любовь, и интересные приключения. Никогда ему не бродить по свету, никогда больше не радоваться жизни. Все переменилось. Мир, еще неделю назад залитый солнечным светом, померк для него.
Тем временем мистер Темплтон явился к лорду Картерету и представил требуемое донесение о местопребывании капитана Гейнора вместе с неопровержимыми доказательствами заблуждения, в которое ввели министра. Он проделал это с самодовольной усмешкой, то и дело повторяя: «Разве я не докладывал вашей светлости, как обстоит дело?» Наконец он с достоинством удалился, полностью восстановив свою репутацию умудренного опытом проницательного человека и сильно уязвив при этом своего начальника, потерпевшего поражение. Вряд ли кто-нибудь на его месте спокойно снес бы насмешки подчиненного, почти принудившего его признать: да, он пренебрег советами, к которым прислушался бы каждый разумный человек. Пришлось ему, министру, получать взбучку от этого надутого индюка Темплтона. И лорд Картерет, как повелось у высокого начальства, принялся искать, на ком бы отыграться, кому, в свою очередь, устроить взбучку. Тут пред его светлые очи явился лорд Понсфорт в роскошном черном парике и шафранового цвета камзоле.
— Доброе утро, милорд! — приветствовал его государственный муж тоном, не предвещавшим ничего доброго. — Я уже собирался послать за вами, — Лорд Картерет, вальяжный, с крючковатым носом, хитрым ртом и маленькими въедливыми глазками, мрачно вперился в гостя, — Что за небылицу вы сочинили про капитана Гейнора?
— Небылицу? — повторил Понсфорт, потрясенный не столько самим вопросом, сколько тоном, каким он был задан. Но он взял себя в руки и с высоты своего величественного роста надменно глянул на министра. Милорд не привык к подобному обращению. Однако Понсфорт недолго с гордым видом взирал на министра. Ехидная насмешка тонкогубого рта и презрение, излучавшееся маленькими глазками, заставили его потупиться и слегка покраснеть.
Высокопоставленные чиновники, такие, как лорд Картерет, могут использовать в своих целях людей, подобных лорду Понсфорту, но стоит тем взять в разговоре неверный тон, чувство равенства между ними исчезает навсегда. Виконт был для лорда Картерета всего лишь низменным шпионом, которым можно пренебречь, расплатившись с ним за грязные услуги, и в дальнейшем глубоко презирать. Все это красноречивее слов выражала усмешка на лице министра и презрительно сощуренные глаза.
— Вы не ослышались, — произнес он твердо и повторил: — Вы сочинили небылицу. Капитана Гейнора не было вчера вечером в Челси. Мне говорили, что идентифицировать его с капитаном Дженкином невозможно, хоть вы и утверждали обратное. Вчера мне вполне убедительно это доказали, но я, поддавшись вашим уговорам, упорствовал и тем дал возможность самодовольному хлыщу Темплтону высмеять меня сегодня утром. Так вот, правительство его величества, милорд, платит вам не за выдумки, — продолжал он безжалостно, — а за предельно точно выверенные сведения.
— И вы их получили, — сказал Понсфорт тусклым голосом.
Государственный муж нетерпеливо постучал по столу костяшками пальцев:
— В данном случае — нет.
— В данном случае — больше, чем нужно, — настаивал Понсфорт. — Какая мне корысть клеветать на невинного человека? Стоит ему получить слово, он тотчас докажет свою невиновность.
— Тем не менее случай с капитаном Гейнором яркий тому пример.
— Это только так кажется. Он увертлив, как дьявол. Лорд Картерет пропустил это заявление мимо ушей.
Он сообщил Понсфорту, где и как провел прошлую ночь капитан Гейнор. Понсфорт слушал его со вниманием.
— В котором часу его подобрал сторож? — спросил милорд.
— Мне доложили — когда стемнело.
— Стало быть, примерно в половине десятого. А когда были произведены аресты в Челси?
— Ну, около девяти. Вряд ли он успел побывать и тут я там и в промежутке напиться до бесчувствия. К тому же с какой стати ему понадобилось в тюрьму?
— Для того чтобы получить алиби [Алиби — нахождение обвиняемого в момент, когда совершалось преступление, в другом месте, которое считается доказательством непричастности данного лица к преступлению]. А был ли он пьян на самом деле?
— Так утверждает сторож. — Лорд Картерет нетерпеливо пожал плечами. — Им лучше знать, да и Темплтон клянется, что от капитана до сих пор несет бренди.
— Как бы то ни было, он и есть капитан Дженкин, и я готов поклясться, что он присутствовал на сборище в Челси.
— Если бы его арестовали вместе с другими, я признал бы неоспоримым тот факт, что капитан Гейнор — агент Претендента, и мы бы с ним расправились. Но в нынешней ситуации я вынужден, да, вынужден поверить в правоту Темплтона, в то, что...
— Он и есть капитан Дженкин, милорд, — стоял на своем Понсфорт.
— Ну что вы твердите одно и то же! — вскинулся Картерет. — Мне бы хотелось получить от вас побольше доказательств и поменьше голословных утверждений. Мы не можем, поверив вам на слово, повесить человека. Суд охотно поверит кому угодно, но не осведомителю. Вы поняли меня?
Министр прочел ответ на лице Понсфорта.
— Вы меня оскорбляете, милорд! — возмутился осведомитель.
— Я называю вещи своими именами, — холодно ответил министр, глядя на него в упор.
Понсфорту пришлось проглотить и второе оскорбление как заслуженную и неизбежную расплату.
— Всего доброго, ваша светлость, — выдавил из себя Понсфорт и, едва кивнув, поспешил к двери. Вдруг, осененный какой-то мыслью, он обернулся к министру: — Вы, кажется, сказали, что судьей, разбиравшим дело капитана Гейнора в Вестминстере, был сэр Генри Треш?
— Именно так, — отвечал министр. — Если сумеете подкрепить свои слова доказательствами, приходите.
Разъяренный виконт толкнул лакея, попавшегося ему на пути, и тем чуть умерил душившую его злобу. Он тут же отправился к судье, назвавшись другом капитана Гейнора, только что узнавшим про его арест. Сэр Генри сообщил ему, что капитан уже на свободе, виконт продолжал выпытывать подробности, и в ходе разговора Фортуна самым неожиданным образом проявила благосклонность к его светлости. Выяснилось, что прошлым вечером, когда производился арест заговорщиков, сэр Генри находился в гостинице «На краю света».
То, что поведал виконту судья, тем же вечером рассказал своему кузену сэру Ричарду помощник министра мистер Темплтон.
— Как ты полагаешь, что теперь лорд Картерет думает о твоем друге капитане Гейноре? — спросил помощник министра.
— Его все еще занимает это дело? — удивился сэр Ричард.
— О, у него это навязчивая идея — навязчивая идея! Просто невероятно, как он самодоволен и глуп! Невероятно! Да и сама история покажется в высшей степени неправдоподобной любому, кто не утратил до конца чувство юмора. Впрочем, послушай сам. Неведомо каким образом сэра Генри Треша занесло в гостиницу «На краю света» в то время, как там производились аресты. Он спокойно попивает вино с приятелем, как вдруг начинается суматоха. Сэр Генри тотчас поднимается в номер, где находилась его жена, и обнаруживает, что дверь заперта. Ему показалось, что он слышит в комнате голоса. Он снова стучит, и после некоторого промедления рогоносца впускают. Он требует от жены объяснения, почему она не сразу открыла дверь и что ее так взволновало. Наконец она признается, что какой-то незнакомый джентльмен вошел в номер, запер дверь, а потом выпрыгнул из окна. Сэр Генри, преданный муж, верит жене безоговорочно и тут же заключает, что этот человек — один из якобитов, избежавший ареста. Сегодня эту историю услышал лорд Картерет и решил — ушам своим не поверишь! — что наконец-то получил объяснение, почему капитана Дженкина не схватили вместе с другими заговорщиками. Остановись он на этом, я бы еще допустил, что он сохранил остатки здравого смысла. Но капитан Дженкин тут же превращается у него в капитана Гейнора — вопреки алиби, рекомендациям и всему прочему. А теперь я спрашиваю, Толлемах: ну, что сказать такому человеку?
— «Боже, спаси Англию», полагаю, — ответил сэр Ричард.
— Но самое скверное — он угрожает, говорит, что ордер на арест капитана Дженкина действителен для ареста капитана Гейнора.
— Он что — умом тронулся?
— Увы, тронулся! — мистер Темплтон покачал толовой. — И года не пройдет, как он окажется в Бедламе. Но я умываю руки. Я его предупреждал. Если он зайдет слишком далеко, пусть отвечает за последствия своей головой. Я же приму меры, чтобы не пострадала моя. Я извещу широкую общественность, что, по крайней мере, эта ошибка не на моей совести, ибо я сделал все, что в моих силах, чтобы ее избежать. А потом, когда его светлость станет посмешищем для всей страны и его законно сочтут паникером, которому повсюду мерещатся якобитские агенты, мы еще посмотрим, мы еще посмотрим...
Мистер Темплтон потирал руки, глаза сто горели: он явственно видел, как власть после позорного падения его начальника переходит к нему, более способному государственному деятелю.
Глава XII
Наутро капитан Гейнор занялся приготовлением к отъезду из Англии. Вернувшись в Монастырскую ограду, он узнал, что его разыскивал некий посыльный, и понял, что был на волосок от гибели. На какое-то время он получил, благодаря стараниям мистера Темплтона и собственной сообразительности, временную передышку и намеревался использовать ее, чтобы свести счеты с лордом Понсфортом. Капитан Гейнор почитал это священным долгом и не мог покинуть Англию, не выполнив его. В его планы входило вернуться в Лондон, в тот же день разыскать его светлость, и где бы ни довелось им встретиться, навязать ему ссору и потребовать немедленного удовлетворения. Пожалуй, лишь такой исход дела объяснит мистеру Темплтону последующее бегство капитана из Англии. Ему не хотелось причинять помощнику министра неприятности, ведь тот проявил к нему истинно дружеское расположение.
С утра капитан поручил своему слуге Фишеру собрать немногочисленный багаж и объявил ему, что обстоятельства складываются таким образом, что в Лондоне слуга ему больше не понадобится. За неделю службы у капитана Гейнора Фишер оценил его доброту и заботливость, к тому же магнетизм сильной натуры невольно притягивал его к новому хозяину. Он был сильно огорчен, что от его услуг отказываются, и стал доискиваться причин такого решения.
— Прошу прощения, сэр, — начал он, — но думаю, что у вашей чести нет оснований быть недовольным мною. Я старался изо всех сил, но у меня не было возможности...
— Не в том дело, — перебил капитан, положив руку на плечо щупленькому Фишеру и приветливо глядя ему в лицо. — Ты сослужил мне добрую службу. Мне искренне жаль расставаться с тобой, но, — прошу не злоупотребить моим доверием, — мне предстоит свести кое с кем счеты.
— О, сэр! — с пониманием воскликнул слуга, и капитан был тронут выражением искреннего сочувствия в его проницательных глазах.
— При одном исходе дела, Фишер, — продолжал Гейнор, — слуги мне больше не понадобятся. При другом, — а я на него очень надеюсь, — мне придется бежать из страны, и я не смогу взять тебя с собой.
— Но почему, сэр? — воскликнул слуга. — Мне приходилось путешествовать и раньше. Я побывал во Франции и в Италии, когда имел честь служить у его светлости сэра Уортона. Я знаю тамошние обычаи. Я...
— Нисколько в этом не сомневаюсь, друг мой, — прервал слугу капитан. — Но существуют причины, по которым я никак не могу взять тебя с собой, и ты, пожалуйста, не настаивай.
— Да смею ли я, сэр?..
— Тогда на этом и закончим разговор, мне очень жаль расставаться с тобой, Фишер.
— И мне тоже, сэр, — с неподдельным огорчением признался Фишер.
— Спасибо, Фишер!
— Благодарю вас, сэр!
Капитан спустился вниз. Он был растроган дружеской преданностью слуги, но на душе у него стало еще тяжелее. Его не покидало чувство нависшей над ним опасности, порожденное, несомненно, предстоящей разлукой с той, которая, казалось, стала частью его самого — лучшей частью. И вот сегодня он уезжает и должен ее покинуть.
Капитана беспокоило и долгое отсутствие сэра Джона Кинастона. Пришло известие, что брат сэра Джона уже вне опасности, и баронет возвращается завтра утром. Капитан Гейнор не решился отложить свой отъезд, ему следовало как-то объяснить его поспешность. Более того, он должен был известить сэра Джона о событиях последних дней, предупредить об угрозе. Но как это осуществить? Написать письмо он не мог: письма опасны, они частенько попадают в чужие руки, и изложи он свое сообщение на бумаге, она превратится в смертельно опасную улику против сэра Джона. И тогда капитан пришел к такому решению: он передаст сэру Джону устное сообщение через Эвелин, разумея при этом, конечно, Дамарис.
Потом капитан подумал, что сэр Джон, возможно, предпочел бы держать дочь, как и остальных домочадцев, в неведении относительно своих связей с якобитами. Но выбора у капитана не было, и он предпочел меньшее из двух зол. К тому же он распознал в милой девушке замечательные свойства ума и сердца, и ему было легко довериться ей. А сообщение можно передать в такой форме, что дочь не заподозрит сэра Джона в тесной связи с якобитами. Приняв наконец решение, Гейнор отправился на поиски мисс Кинастон.
Слуга сказал капитану, что мисс Кинастон — в гостиной у ее светлости. Капитан Гейнор, как и следовало ожидать, увидел в гостиной леди Кинастон Эвелин. Его встретили очень приветливо. Капитан Гейнор не решился спросить о девушке, которую искал, впрочем, и спрашивать не пришлось: мельком глянув в окно, он увидел ее в саду. Как бы ни хотелось Гейнору поскорее увидеть ее, пришлось, соблюдая правила приличия, задержаться для обмена любезностями с хозяйкой. Когда он вошел, леди Кинастон внимательно читала вчерашнюю газету и, очевидно, сразу не найдя подходящей темы для разговора, завела речь о прочитанном.
— Сэр, доходили ли до вас слухи об этих мошенниках якобитах, угрожающих миру и спокойствию в стране? — спросила леди Кинастон, почти буквально процитировав газету.
— Да, кое-что я слышал, мадам, — небрежно ответил Гейнор.
— О, да вы относитесь к этому делу весьма несерьезно.
— А разве оно серьезно, мадам?
— И вы еще сомневаетесь? Да пресловутый капитан Дженкин уже в Англии!
— Да ну? Это, конечно, слухи.
— О нет, сэр, не слухи, а официальное сообщение.
— А это одно и то же, дорогая мама, — сказала Эвелин, стоявшая у окна. — Надеюсь, его не схватят, — она вздохнула, сочувствуя неизвестному храбрецу.
— Ты надеешься, что его не схватят, Эвелин! — ее светлость была вне себя от гнева. — Да он же опасный, злокозненный бунтарь! И его поймают, можешь не сомневаться!
— Как сказать... — усомнился капитан.
— Почитайте сами! — леди Кинастон протянула капитану газету.
Гейнор взял ее. Леди Кинастон указала, что следует прочесть, но в этом не было необходимости: сразу бросалось в глаза набранное жирным шрифтом объявление в конце второй колонки:
«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ
Правительству его величества известно, что злокозненный бунтарь и якобитский шпион капитан Дженкин в настоящее время находится в Англии. Министр его величества заявляет, что каждый, кто передаст сведения, способствующие поимке и задержанию вышеупомянутого мятежника, получит из казны его величества вознаграждение в сумме одна тысяча двести гиней».
— Судя по всему, цена за его голову растет, — заметил капитан, возвращая газету ее светлости. — Бедняга! — добавил он и вскоре под благовидным предлогом покинул гостиную и поспешил в сад к Дамарис.
— Мадемуазель! — капитан склонился перед девушкой в глубоком поклоне. — Увы, я пришел попрощаться с вами, но перед отъездом мне хотелось бы поверить вам нечто конфиденциальное, если вы удостоите меня такой чести.
Дамарис вспыхнула и тут же побледнела, потупив карие глаза. Рука ее, потянувшаяся к розе, дрогнула. Капитан Гейнор вдруг понял, что она неправильно истолковала его слова и невольно выдала свои чувства, и эта мысль кинжалом пронзила его сердце.
— Слушаю вас, капитан, — еле слышно проговорила Дамарис.
Какое-то мгновение он колебался, потом сдавленным голосом сказал:
— Не угодно ли вам прогуляться по саду? Дамарис не возражала. Они свернули в молодой ельник, прошли по мосту и оказались на главной аллее сада, не сказав за все это время ни слова друг другу. Молчаливое единение их душ радовало Дамарис и повергало в отчаяние капитана.
Дамарис, как ей казалось, понимала, почему капитан привел ее в сад. Она помнила, что он назвал сад зачарованным уголком, где человек должен проститься с честолюбивыми помыслами и побороть в себе тщеславие. Именно здесь они впервые обменялись незначащими фразами. Здесь, под яблоней они и встретились. Здесь он впервые рассказал о себе. Честность и прямота капитана Гейнора восхитили Дамарис, и она не придала значения его заверениям, что ему чужды высокие идеалы. Желание капитана объясниться с ней там, где они встретились впервые, глубоко тронуло Дамарис. В зачарованном саду капитан Гейнор, ничего не приукрашивая, рассказал о себе, а теперь хочет поверить ей одной свою тайну.
Дамарис с радостью пошла за ним в сад, как пошла бы на край света, позови он ее — ведь она уже отдала ему свое сердце. Сейчас она благодарила судьбу за уговор с Эвелин. Для капитана Гейнора она не Дамарис Холлинстоун, богатая наследница. Как приятно и утешительно сознавать, что желанна ты сама, а не твое наследство! И хорошо, что она богата, а капитан Гейнор беден. Какое счастье, что ей даровано благо дающего! Дамарис принадлежала к бескорыстным натурам, готовым все отдать любимому. Она знала, что хороша собой, и это наполняло ее радостью: красота — тоже дар любимому.
Дамарис шла рядом со своим избранником, точно во сне, счастливом сне, который сбылся. Но почему он молчит? Бедный влюбленный, он не решается открыть ей свое сердце. Неужто он в ней сомневается? Видит Бог, сомнения неуместны! Дамарис искоса взглянула на капитана и отметила, что у него изнуренный вид, а лоб нахмурен. Бедняга, зачем он так терзает себя? С каким радостным нетерпением Дамарис ждала его признания! Если бы он знал, что ее ответ сразу рассеет все его опасения, разгладит морщины на челе. И вместе с тем он был еще милей Дамарис за милую робость, столь неожиданную в таком смелом и бесстрашном человеке.
— Он, он нашелся, — едва выговорил мистер Темплтон. — Ха-ха-ха, он нашелся. Капитан Гейнор не покинул пределов страны и даже не добрался до порта. Он... он... черт побери, как вы думаете, где он находится? Как вы думаете, где он провел ночь?
— Где? — сэр Ричард смотрел на кузена во все глаза, он, как и раньше, ничуть не сомневался в человеке, о котором шла речь.
— Так слушайте! — государственный муж поднял письмо. — Вот что пишет мне судья сэр Генри Треш:
«Достопочтенный сэр!
Утром ко мне доставили джентльмена, проведшего ночь в тюрьме Гейтхаус. Прошлой ночью сторож обнаружил его, мертвецки пьяного, близ Уайтхолла. По его утверждению, этот человек, капитан Гарри Гейнор, имеет честь знать Вас лично и полагает, что Вы вступитесь за него. Я осмеливаюсь переслать Вам его записку, ставящую Вас в известность о его нынешних обстоятельствах. Буду весьма признателен, если получу от Вас указание, как поступить с ним».
Мистер Темплтон замолчал и вытер слезы, выступившие на глазах, трепеща от радости при мысли о том, что лорд Картерет сел в лужу. Сэр Ричард улыбался, улыбалась даже миссис Темплтон.
— Послушайте, что пишет этот негодяй! Нет, вы только подумайте, каков наглец! Он еще ждет, чтобы помощник министра внес за него залог! Вот послушайте:
«Дорогой мистер Темплтон!
Имею честь доложить Вам лично то, что сохранилось в моей затуманенной памяти после вечера, проведенного в ресторане «Петух» на Флит-стрит [Флит-стрит — улица, на которой размещались адвокатские заведения Лондона, с конца XVII в. стал центром зарождавшейся прессы]. Полагаю, вы пожелаете узнать, как я дошел до такого плачевного состояния. В настоящий момент меня больше всего беспокоит то, что какие-то негодяи обчистили мои карманы, похитив деньги, часы, печать, серебряные галуны и прочие ценности, пока я находился в бессознательном состоянии. Если бы не это обстоятельство, я не стал бы беспокоить Вас по столь ничтожному поводу. Буду Вам чрезвычайно признателен, если Вы напишете поручительство сэру Генри Трешу. Обязуюсь уплатить наложенный на меня штраф, как только окажусь на свободе.
Ваш покорный слуга Гарри Гейнор».
— Вот вам якобитский заговорщик! — торжествующе выкрикнул помощник министра. — Вот вам агент, плетущий нити заговора в гостинице, вот отъявленный злодей капитан Дженкин!
Он снова расхохотался. На сей раз кузен смеялся вместе с ним.
— Ей-богу, лучшего ответа лорду Картерету и не придумаешь! — воскликнул Ричард.
— Ты прав — лучше не придумаешь! Я тотчас пошлю ему эти письма, а сам отправлюсь в Гейтхаус выручать этого горе-заговорщика. — Он отставил стул и поднялся, — Скажи посыльному, что я лично нанесу визит сэру Генри, как только приведу себя в порядок, — бросил он лакею.
— Разреши мне сопровождать тебя, Нед, — сказал сэр Ричард.
— Как пожелаешь.
Мистер Темплтон поспешил к двери.
— Ах, разрази меня гром! — бросил он через плечо. — Как бы хотелось увидеть физиономию его светлости, когда он получит такое доказательство! Да, вот это алиби, черт побери!
Мистер Темплтон, настроенный весьма легкомысленно, так и сыпал богохульствами в то утро. Его переполняло злорадство при мысли о том, какое фиаско потерпел его начальник. Мистер Темплтон обожал Гарри Гейнора как сына за то, что благодаря ему сможет нанести сокрушительный удар в ответ на высокомерно предъявленное ему обвинение.
Глава XI
ХОД ПОНСФОРТА
Капитан Гейнор, освобожденный из-под стражи стараниями мистера Темплтона, изможденный, с ввалившимися глазами — результат страшной ночи в тюрьме, — наглядно подтверждал всем своим видом, что стал жертвой дебоша. Ликующий помощник министра тут же сделал его мишенью своих сомнительных острот. Когда веселье слегка поутихло, капитан объяснил цель своего приезда.
— Я собирался нанести вам визит, сэр, и вдруг попал в такую переделку, — заявил он не краснея. — Надеюсь, вы уже подыскали мне какое-нибудь назначение?
Лицо государственного мужа вытянулось. Обращение к лорду Картерету по делу капитана Гейнора сейчас было не просто бесполезно — губительно. Но мистер Темплтон уклонился от прямого ответа. Он выразил сожаление, что пока не нашлось места, достойного столь заслуженного соискателя. Но он постоянно помнит свое обещание и надеется, что в скором времени будет иметь удовольствие предложить капитану Гейнору что-нибудь вполне приемлемое. Капитан выразил свою глубочайшую признательность.
— А пока, — сказал он, — я направляюсь в Шотландию: хочу повидаться с друзьями, которых не видел много лет.
В действительности капитан намеревался вернуться в Рим и доложить королю о провале своей миссии. Но его заявление об отъезде за границу потребовало бы дальнейших разъяснений и сильно смахивало бы на побег, что в нынешних обстоятельствах было бы весьма неосмотрительно.
— Но вы будете держать меня в курсе своих перемещений?
— Я собираюсь путешествовать, — последовал ответ. — Пожалуй, лучше всего адресовать корреспонденцию для меня в «Чайлдс» к моим банкирам, я буду к ним обращаться. Вернувшись в Лондон, я тотчас дам о себе знать.
Обменявшись приличествующими случаю любезностями, они расстались.
Мистер Темплтон нанял портшез и отправился к лорду Картерету, а Гейнор составил компанию своему другу сэру Ричарду.
Посетовав на воров, обчистивших накануне его карманы, капитан наведался к банкирам в «Чайлдс» с рекомендательным письмом и получил от них сумму, вполне достаточную для предстоящего путешествия. Ближе к полудню друзья заглянули в клуб «Уайте». Здесь они провели час, предаваясь приятным воспоминаниям о совместном путешествии по Италии. В конце беседы капитан сказал, что возвращается в Чертси. Сэр Ричард намеревался завтра отбыть в свою усадьбу в Девоншире и выразил надежду, что капитан Гейнор посетит его до отъезда в колонии, куда ждет назначения. Гейнору претило обманывать друга и использовать его в своих целях. Ему очень хотелось на прощанье рассказать ему всю правду, но он не смел подвергать риску свою жизнь.
Прямо из клуба Гейнор отправился на почтовую станцию Чаринг-кросс, оттуда — в гостиницу «На краю света» в Челси, где переговорил с Маклином и взял из конюшни своего коня.
На душе у него было очень тяжело: миссия в Англии кончилась провалом, а теперь по пути в Чертей он с болью сознавал, что завтра в последний раз увидит прекрасную девушку, которую встретил в зачарованном саду. Гейнору казалось, что все у него позади — и любовь, и интересные приключения. Никогда ему не бродить по свету, никогда больше не радоваться жизни. Все переменилось. Мир, еще неделю назад залитый солнечным светом, померк для него.
Тем временем мистер Темплтон явился к лорду Картерету и представил требуемое донесение о местопребывании капитана Гейнора вместе с неопровержимыми доказательствами заблуждения, в которое ввели министра. Он проделал это с самодовольной усмешкой, то и дело повторяя: «Разве я не докладывал вашей светлости, как обстоит дело?» Наконец он с достоинством удалился, полностью восстановив свою репутацию умудренного опытом проницательного человека и сильно уязвив при этом своего начальника, потерпевшего поражение. Вряд ли кто-нибудь на его месте спокойно снес бы насмешки подчиненного, почти принудившего его признать: да, он пренебрег советами, к которым прислушался бы каждый разумный человек. Пришлось ему, министру, получать взбучку от этого надутого индюка Темплтона. И лорд Картерет, как повелось у высокого начальства, принялся искать, на ком бы отыграться, кому, в свою очередь, устроить взбучку. Тут пред его светлые очи явился лорд Понсфорт в роскошном черном парике и шафранового цвета камзоле.
— Доброе утро, милорд! — приветствовал его государственный муж тоном, не предвещавшим ничего доброго. — Я уже собирался послать за вами, — Лорд Картерет, вальяжный, с крючковатым носом, хитрым ртом и маленькими въедливыми глазками, мрачно вперился в гостя, — Что за небылицу вы сочинили про капитана Гейнора?
— Небылицу? — повторил Понсфорт, потрясенный не столько самим вопросом, сколько тоном, каким он был задан. Но он взял себя в руки и с высоты своего величественного роста надменно глянул на министра. Милорд не привык к подобному обращению. Однако Понсфорт недолго с гордым видом взирал на министра. Ехидная насмешка тонкогубого рта и презрение, излучавшееся маленькими глазками, заставили его потупиться и слегка покраснеть.
Высокопоставленные чиновники, такие, как лорд Картерет, могут использовать в своих целях людей, подобных лорду Понсфорту, но стоит тем взять в разговоре неверный тон, чувство равенства между ними исчезает навсегда. Виконт был для лорда Картерета всего лишь низменным шпионом, которым можно пренебречь, расплатившись с ним за грязные услуги, и в дальнейшем глубоко презирать. Все это красноречивее слов выражала усмешка на лице министра и презрительно сощуренные глаза.
— Вы не ослышались, — произнес он твердо и повторил: — Вы сочинили небылицу. Капитана Гейнора не было вчера вечером в Челси. Мне говорили, что идентифицировать его с капитаном Дженкином невозможно, хоть вы и утверждали обратное. Вчера мне вполне убедительно это доказали, но я, поддавшись вашим уговорам, упорствовал и тем дал возможность самодовольному хлыщу Темплтону высмеять меня сегодня утром. Так вот, правительство его величества, милорд, платит вам не за выдумки, — продолжал он безжалостно, — а за предельно точно выверенные сведения.
— И вы их получили, — сказал Понсфорт тусклым голосом.
Государственный муж нетерпеливо постучал по столу костяшками пальцев:
— В данном случае — нет.
— В данном случае — больше, чем нужно, — настаивал Понсфорт. — Какая мне корысть клеветать на невинного человека? Стоит ему получить слово, он тотчас докажет свою невиновность.
— Тем не менее случай с капитаном Гейнором яркий тому пример.
— Это только так кажется. Он увертлив, как дьявол. Лорд Картерет пропустил это заявление мимо ушей.
Он сообщил Понсфорту, где и как провел прошлую ночь капитан Гейнор. Понсфорт слушал его со вниманием.
— В котором часу его подобрал сторож? — спросил милорд.
— Мне доложили — когда стемнело.
— Стало быть, примерно в половине десятого. А когда были произведены аресты в Челси?
— Ну, около девяти. Вряд ли он успел побывать и тут я там и в промежутке напиться до бесчувствия. К тому же с какой стати ему понадобилось в тюрьму?
— Для того чтобы получить алиби [Алиби — нахождение обвиняемого в момент, когда совершалось преступление, в другом месте, которое считается доказательством непричастности данного лица к преступлению]. А был ли он пьян на самом деле?
— Так утверждает сторож. — Лорд Картерет нетерпеливо пожал плечами. — Им лучше знать, да и Темплтон клянется, что от капитана до сих пор несет бренди.
— Как бы то ни было, он и есть капитан Дженкин, и я готов поклясться, что он присутствовал на сборище в Челси.
— Если бы его арестовали вместе с другими, я признал бы неоспоримым тот факт, что капитан Гейнор — агент Претендента, и мы бы с ним расправились. Но в нынешней ситуации я вынужден, да, вынужден поверить в правоту Темплтона, в то, что...
— Он и есть капитан Дженкин, милорд, — стоял на своем Понсфорт.
— Ну что вы твердите одно и то же! — вскинулся Картерет. — Мне бы хотелось получить от вас побольше доказательств и поменьше голословных утверждений. Мы не можем, поверив вам на слово, повесить человека. Суд охотно поверит кому угодно, но не осведомителю. Вы поняли меня?
Министр прочел ответ на лице Понсфорта.
— Вы меня оскорбляете, милорд! — возмутился осведомитель.
— Я называю вещи своими именами, — холодно ответил министр, глядя на него в упор.
Понсфорту пришлось проглотить и второе оскорбление как заслуженную и неизбежную расплату.
— Всего доброго, ваша светлость, — выдавил из себя Понсфорт и, едва кивнув, поспешил к двери. Вдруг, осененный какой-то мыслью, он обернулся к министру: — Вы, кажется, сказали, что судьей, разбиравшим дело капитана Гейнора в Вестминстере, был сэр Генри Треш?
— Именно так, — отвечал министр. — Если сумеете подкрепить свои слова доказательствами, приходите.
Разъяренный виконт толкнул лакея, попавшегося ему на пути, и тем чуть умерил душившую его злобу. Он тут же отправился к судье, назвавшись другом капитана Гейнора, только что узнавшим про его арест. Сэр Генри сообщил ему, что капитан уже на свободе, виконт продолжал выпытывать подробности, и в ходе разговора Фортуна самым неожиданным образом проявила благосклонность к его светлости. Выяснилось, что прошлым вечером, когда производился арест заговорщиков, сэр Генри находился в гостинице «На краю света».
То, что поведал виконту судья, тем же вечером рассказал своему кузену сэру Ричарду помощник министра мистер Темплтон.
— Как ты полагаешь, что теперь лорд Картерет думает о твоем друге капитане Гейноре? — спросил помощник министра.
— Его все еще занимает это дело? — удивился сэр Ричард.
— О, у него это навязчивая идея — навязчивая идея! Просто невероятно, как он самодоволен и глуп! Невероятно! Да и сама история покажется в высшей степени неправдоподобной любому, кто не утратил до конца чувство юмора. Впрочем, послушай сам. Неведомо каким образом сэра Генри Треша занесло в гостиницу «На краю света» в то время, как там производились аресты. Он спокойно попивает вино с приятелем, как вдруг начинается суматоха. Сэр Генри тотчас поднимается в номер, где находилась его жена, и обнаруживает, что дверь заперта. Ему показалось, что он слышит в комнате голоса. Он снова стучит, и после некоторого промедления рогоносца впускают. Он требует от жены объяснения, почему она не сразу открыла дверь и что ее так взволновало. Наконец она признается, что какой-то незнакомый джентльмен вошел в номер, запер дверь, а потом выпрыгнул из окна. Сэр Генри, преданный муж, верит жене безоговорочно и тут же заключает, что этот человек — один из якобитов, избежавший ареста. Сегодня эту историю услышал лорд Картерет и решил — ушам своим не поверишь! — что наконец-то получил объяснение, почему капитана Дженкина не схватили вместе с другими заговорщиками. Остановись он на этом, я бы еще допустил, что он сохранил остатки здравого смысла. Но капитан Дженкин тут же превращается у него в капитана Гейнора — вопреки алиби, рекомендациям и всему прочему. А теперь я спрашиваю, Толлемах: ну, что сказать такому человеку?
— «Боже, спаси Англию», полагаю, — ответил сэр Ричард.
— Но самое скверное — он угрожает, говорит, что ордер на арест капитана Дженкина действителен для ареста капитана Гейнора.
— Он что — умом тронулся?
— Увы, тронулся! — мистер Темплтон покачал толовой. — И года не пройдет, как он окажется в Бедламе. Но я умываю руки. Я его предупреждал. Если он зайдет слишком далеко, пусть отвечает за последствия своей головой. Я же приму меры, чтобы не пострадала моя. Я извещу широкую общественность, что, по крайней мере, эта ошибка не на моей совести, ибо я сделал все, что в моих силах, чтобы ее избежать. А потом, когда его светлость станет посмешищем для всей страны и его законно сочтут паникером, которому повсюду мерещатся якобитские агенты, мы еще посмотрим, мы еще посмотрим...
Мистер Темплтон потирал руки, глаза сто горели: он явственно видел, как власть после позорного падения его начальника переходит к нему, более способному государственному деятелю.
Глава XII
ТОРЖЕСТВО ПРИРОДЫ
Наутро капитан Гейнор занялся приготовлением к отъезду из Англии. Вернувшись в Монастырскую ограду, он узнал, что его разыскивал некий посыльный, и понял, что был на волосок от гибели. На какое-то время он получил, благодаря стараниям мистера Темплтона и собственной сообразительности, временную передышку и намеревался использовать ее, чтобы свести счеты с лордом Понсфортом. Капитан Гейнор почитал это священным долгом и не мог покинуть Англию, не выполнив его. В его планы входило вернуться в Лондон, в тот же день разыскать его светлость, и где бы ни довелось им встретиться, навязать ему ссору и потребовать немедленного удовлетворения. Пожалуй, лишь такой исход дела объяснит мистеру Темплтону последующее бегство капитана из Англии. Ему не хотелось причинять помощнику министра неприятности, ведь тот проявил к нему истинно дружеское расположение.
С утра капитан поручил своему слуге Фишеру собрать немногочисленный багаж и объявил ему, что обстоятельства складываются таким образом, что в Лондоне слуга ему больше не понадобится. За неделю службы у капитана Гейнора Фишер оценил его доброту и заботливость, к тому же магнетизм сильной натуры невольно притягивал его к новому хозяину. Он был сильно огорчен, что от его услуг отказываются, и стал доискиваться причин такого решения.
— Прошу прощения, сэр, — начал он, — но думаю, что у вашей чести нет оснований быть недовольным мною. Я старался изо всех сил, но у меня не было возможности...
— Не в том дело, — перебил капитан, положив руку на плечо щупленькому Фишеру и приветливо глядя ему в лицо. — Ты сослужил мне добрую службу. Мне искренне жаль расставаться с тобой, но, — прошу не злоупотребить моим доверием, — мне предстоит свести кое с кем счеты.
— О, сэр! — с пониманием воскликнул слуга, и капитан был тронут выражением искреннего сочувствия в его проницательных глазах.
— При одном исходе дела, Фишер, — продолжал Гейнор, — слуги мне больше не понадобятся. При другом, — а я на него очень надеюсь, — мне придется бежать из страны, и я не смогу взять тебя с собой.
— Но почему, сэр? — воскликнул слуга. — Мне приходилось путешествовать и раньше. Я побывал во Франции и в Италии, когда имел честь служить у его светлости сэра Уортона. Я знаю тамошние обычаи. Я...
— Нисколько в этом не сомневаюсь, друг мой, — прервал слугу капитан. — Но существуют причины, по которым я никак не могу взять тебя с собой, и ты, пожалуйста, не настаивай.
— Да смею ли я, сэр?..
— Тогда на этом и закончим разговор, мне очень жаль расставаться с тобой, Фишер.
— И мне тоже, сэр, — с неподдельным огорчением признался Фишер.
— Спасибо, Фишер!
— Благодарю вас, сэр!
Капитан спустился вниз. Он был растроган дружеской преданностью слуги, но на душе у него стало еще тяжелее. Его не покидало чувство нависшей над ним опасности, порожденное, несомненно, предстоящей разлукой с той, которая, казалось, стала частью его самого — лучшей частью. И вот сегодня он уезжает и должен ее покинуть.
Капитана беспокоило и долгое отсутствие сэра Джона Кинастона. Пришло известие, что брат сэра Джона уже вне опасности, и баронет возвращается завтра утром. Капитан Гейнор не решился отложить свой отъезд, ему следовало как-то объяснить его поспешность. Более того, он должен был известить сэра Джона о событиях последних дней, предупредить об угрозе. Но как это осуществить? Написать письмо он не мог: письма опасны, они частенько попадают в чужие руки, и изложи он свое сообщение на бумаге, она превратится в смертельно опасную улику против сэра Джона. И тогда капитан пришел к такому решению: он передаст сэру Джону устное сообщение через Эвелин, разумея при этом, конечно, Дамарис.
Потом капитан подумал, что сэр Джон, возможно, предпочел бы держать дочь, как и остальных домочадцев, в неведении относительно своих связей с якобитами. Но выбора у капитана не было, и он предпочел меньшее из двух зол. К тому же он распознал в милой девушке замечательные свойства ума и сердца, и ему было легко довериться ей. А сообщение можно передать в такой форме, что дочь не заподозрит сэра Джона в тесной связи с якобитами. Приняв наконец решение, Гейнор отправился на поиски мисс Кинастон.
Слуга сказал капитану, что мисс Кинастон — в гостиной у ее светлости. Капитан Гейнор, как и следовало ожидать, увидел в гостиной леди Кинастон Эвелин. Его встретили очень приветливо. Капитан Гейнор не решился спросить о девушке, которую искал, впрочем, и спрашивать не пришлось: мельком глянув в окно, он увидел ее в саду. Как бы ни хотелось Гейнору поскорее увидеть ее, пришлось, соблюдая правила приличия, задержаться для обмена любезностями с хозяйкой. Когда он вошел, леди Кинастон внимательно читала вчерашнюю газету и, очевидно, сразу не найдя подходящей темы для разговора, завела речь о прочитанном.
— Сэр, доходили ли до вас слухи об этих мошенниках якобитах, угрожающих миру и спокойствию в стране? — спросила леди Кинастон, почти буквально процитировав газету.
— Да, кое-что я слышал, мадам, — небрежно ответил Гейнор.
— О, да вы относитесь к этому делу весьма несерьезно.
— А разве оно серьезно, мадам?
— И вы еще сомневаетесь? Да пресловутый капитан Дженкин уже в Англии!
— Да ну? Это, конечно, слухи.
— О нет, сэр, не слухи, а официальное сообщение.
— А это одно и то же, дорогая мама, — сказала Эвелин, стоявшая у окна. — Надеюсь, его не схватят, — она вздохнула, сочувствуя неизвестному храбрецу.
— Ты надеешься, что его не схватят, Эвелин! — ее светлость была вне себя от гнева. — Да он же опасный, злокозненный бунтарь! И его поймают, можешь не сомневаться!
— Как сказать... — усомнился капитан.
— Почитайте сами! — леди Кинастон протянула капитану газету.
Гейнор взял ее. Леди Кинастон указала, что следует прочесть, но в этом не было необходимости: сразу бросалось в глаза набранное жирным шрифтом объявление в конце второй колонки:
«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ
Правительству его величества известно, что злокозненный бунтарь и якобитский шпион капитан Дженкин в настоящее время находится в Англии. Министр его величества заявляет, что каждый, кто передаст сведения, способствующие поимке и задержанию вышеупомянутого мятежника, получит из казны его величества вознаграждение в сумме одна тысяча двести гиней».
— Судя по всему, цена за его голову растет, — заметил капитан, возвращая газету ее светлости. — Бедняга! — добавил он и вскоре под благовидным предлогом покинул гостиную и поспешил в сад к Дамарис.
— Мадемуазель! — капитан склонился перед девушкой в глубоком поклоне. — Увы, я пришел попрощаться с вами, но перед отъездом мне хотелось бы поверить вам нечто конфиденциальное, если вы удостоите меня такой чести.
Дамарис вспыхнула и тут же побледнела, потупив карие глаза. Рука ее, потянувшаяся к розе, дрогнула. Капитан Гейнор вдруг понял, что она неправильно истолковала его слова и невольно выдала свои чувства, и эта мысль кинжалом пронзила его сердце.
— Слушаю вас, капитан, — еле слышно проговорила Дамарис.
Какое-то мгновение он колебался, потом сдавленным голосом сказал:
— Не угодно ли вам прогуляться по саду? Дамарис не возражала. Они свернули в молодой ельник, прошли по мосту и оказались на главной аллее сада, не сказав за все это время ни слова друг другу. Молчаливое единение их душ радовало Дамарис и повергало в отчаяние капитана.
Дамарис, как ей казалось, понимала, почему капитан привел ее в сад. Она помнила, что он назвал сад зачарованным уголком, где человек должен проститься с честолюбивыми помыслами и побороть в себе тщеславие. Именно здесь они впервые обменялись незначащими фразами. Здесь, под яблоней они и встретились. Здесь он впервые рассказал о себе. Честность и прямота капитана Гейнора восхитили Дамарис, и она не придала значения его заверениям, что ему чужды высокие идеалы. Желание капитана объясниться с ней там, где они встретились впервые, глубоко тронуло Дамарис. В зачарованном саду капитан Гейнор, ничего не приукрашивая, рассказал о себе, а теперь хочет поверить ей одной свою тайну.
Дамарис с радостью пошла за ним в сад, как пошла бы на край света, позови он ее — ведь она уже отдала ему свое сердце. Сейчас она благодарила судьбу за уговор с Эвелин. Для капитана Гейнора она не Дамарис Холлинстоун, богатая наследница. Как приятно и утешительно сознавать, что желанна ты сама, а не твое наследство! И хорошо, что она богата, а капитан Гейнор беден. Какое счастье, что ей даровано благо дающего! Дамарис принадлежала к бескорыстным натурам, готовым все отдать любимому. Она знала, что хороша собой, и это наполняло ее радостью: красота — тоже дар любимому.
Дамарис шла рядом со своим избранником, точно во сне, счастливом сне, который сбылся. Но почему он молчит? Бедный влюбленный, он не решается открыть ей свое сердце. Неужто он в ней сомневается? Видит Бог, сомнения неуместны! Дамарис искоса взглянула на капитана и отметила, что у него изнуренный вид, а лоб нахмурен. Бедняга, зачем он так терзает себя? С каким радостным нетерпением Дамарис ждала его признания! Если бы он знал, что ее ответ сразу рассеет все его опасения, разгладит морщины на челе. И вместе с тем он был еще милей Дамарис за милую робость, столь неожиданную в таком смелом и бесстрашном человеке.