«Невозможно имать мирствовать многое множество людей, не возъимев в судах правосудства», – указывал царевне Сильвестр Медведев. И Софья действительно, вслед за царем Федором, сосредоточила внимание на контроле за правосудием и искоренении злоупотреблений властью, продолжила политику передачи властных функций (особенно финансовых) выборным людям.
   Очевидное значение имело утверждение единых по России мер и весов (1686 год), разработка «новоприбавочных статей» к Соборному уложению о разбойных и татиных (воровских) делах, издание Новоторговых уставных статей (1687 год) и дополнений к Новоторговому уставу (1689 год), утверждение государственного тарифа на ямские перевозки (1688 год). Софья и ее сподвижники реально совершенствовали систему законов по защите имущества подданных.
   Правительству одной из мощнейших в экономическом отношении держав было совершенно ясно стратегическое значение экспорта: еще в 1630-х годах одними лицензиями на экспорт хлеба Россия финансировала участие в европейской войне Швеции. Но Василий Голицын, прекрасно разбиравшийся в технике (и одно время руководивший Пушечным двором), не спешил «рубить окно» в технологически передовую Западную Европу и превращать Россию в ее сырьевой придаток.
   Прибирая к рукам государственный аппарат, канцлер Голицын уделял особое внимание качеству приглашаемых в Россию западных специалистов, причем даже зарубежные гости отмечали, что «новые» иностранцы значительно компетентнее «старых». Внедрение новых технологий и знаний (начиная, по обыкновению, с военных) и повышение конкурентоспособности русской промышленности сделало бы со временем актуальным прорыв на Балтику, к которому чуть не все столетие призывали Россию западные страны.
   Голицын и сама Софья, активно участвовавшая во внешнеполитических делах, поддерживали переговоры о франко-датско-бранденбургско-русском союзе против Швеции, но в конечном итоге использовали их для давления на шведскую дипломатию и продление мира с откладыванием спорных вопросов на будущее. Было ясно, что западные партнеры склонны переложить основную тяжесть военных действий на Россию (как это и произошло в Северную войну): ее взаимное со Швецией истощение было лишь на руку Парижу, Копенгагену и Бранденбургу.
   Но над возведенным Голицыным новым зданием Посольского приказа недаром был повешен глобус. Отлично налаженная дипломатическая и разведывательная служба позволяла правильно ориентироваться в делах Европы и значительной части Азии. Сводки последних событий регулярно ложились на стол Софьи и, в сокращенном виде, зачитывались в Думе. Из замыслов иностранных дипломатов, решивших поучить московитов «европейской конъюнктуре», извлекалась польза для России.
   Заключив выгодные договоры с Данией и Швецией, укрепив контакты на уровне великих и полномочных послов с ранцией, Англией, Голландией, Испанией, Священной Римкой империей германской нации, папским престолом, мелкими государствами Германии и Италии, правительство Софьи и Голицына обеспечило себе условия для активизации политики на юго-западе, где лежали огромные земли Дикого поля – Крым, Балканы (откуда неслись призывы об освобождении от турок), Константинополь и проливы, открывающие путь на Ближний Восток, еще не знающий англичан.
   Защитить русскую промышленность меркантилистскими мерами с Запада, открыть ей огромный рынок слаборазвитого Востока – такой путь мог изменить всю историю России Но Софью и особенно Голицына не следует считать ни праздными мечтателями, ни ставленниками торгово-промышленных кругов. Прежде всего сразу за чертой пограничных укреплений – «засечных черт» – они видели земли, которые требовало дворянство, заглотившее огромные пожалования за «троицкую службу» 1682 года и ждавшее новых раздач.
   Пограничье впитывало в себя массы беглых крепостных, а правительство десятилетиями не могло их вернуть владельцам, по необходимости верстая беглецов в военную службу на рубежах. Потому крымская опасность торчала занозой в сердцах душевладельцев. Мероприятия Софьи и Голицына по укреплению положения дворянства, такие как работа воссозданной после отмены местничества Родословной комиссии, бледнели перед возможностью ворваться в ненавистный и богатый Крым, изловить своих беглых и наложить руки на тысячи четвертей земли.
   Но с запада нависала Речь Посполитая, не смирившаяся с возвращением Россией своих исконных смоленских и киевских земель. Прошлая война с Турцией и ее вассалом Крымом была сорвана предательством этого ненадежного союзника, заключившего позорный сепаратный мир и грозившего самой России. Тогда, в 1678 году, царю Федору пришлось, как мы помним, дать приказ Ромодановскому, в трехдневном сражении разбившему лучшие силы Кара-Мустафы, покинуть и разрушить Чигирин, ставший камнем преткновения для переговоров об окончании войны. В 1682 году за такое предательство Ромодановский был убит стрельцами и солдатами. Зато России удалось без потерь выйти из войны один на один с мощным противником и заключить в 1681 году компромиссный Бахчисарайский мир.
   Голицын знал о жгучем желании поляков взять реванш за потерянные земли; даже во время Московского восстания Посольский приказ получал секретнейшие королевские документы о подготовке вторжения на Русь. Но теперь, когда объединенные силы Империи, Польши и Венеции с трудом отбивались от турок и татар, когда Кара-Мустафа чуть не взял Вену, а воинственный польский король Ян Собеский едва унес ноги из Молдавии, Россия имела средства заставить Речь Посполитую навечно отказаться от территориальных претензий.
   Переговоры были сложны. Споры с польскими послами в Москве в 1684 году закончились впустую. Но правительство Софьи и Голицына организовало давление на поляков со стороны Империи и даже Римского Папы. На Речь Посполитую стала хмуро смотреть и традиционно союзная Франция; отказался от переговоров с поляками Крым…
   Ян Собеский и его паны сдались. После бурных переговоров в Москве в 1686 году был подписан договор о Вечном мире России и Польши, а в 1687 году в Кракове король, плача, ратифицировал документ о правах России на все отвоеванные ею земли. Одновременно признавалась власть киевского митрополита над православными Польши и Литвы – а тот, благодаря хитроумной дипломатической операции на Востоке, перешел от константинопольского патриарха под власть Москвы.
 
Софья-регентша и ее окружение
 
   Чтобы понять значение Вечного мира 1686 года, нужно учитывать, что по всем договорам после Воссоединения России и Украины русские, цари клятвенно обещали вернуть полякам Киев. Закрепление его за Россией было такой победой, что злейшие враги Софьи при дворе не смогли воспрепятствовать официальному признанию ее власти: отныне имя царевны включалось в царский титул после имен Ивана и Петра.
   Сторонники Софьи добились этого далеко не сразу. Имя Софьи начало появляться в правительственных внутренних документах осенью 1682 года и употреблялось все чаще в бумагах учреждений, которыми руководил В.В.Голицын. К лету 1683 года ее влияние настолько упрочилось, что царевну признали правительницей придворные панегиристы; письменные и устные похвалы ее мудрости и добродетелям достигли пика к лету 1686 года – подданные отдавали себе отчет, что именно ее «девственному разуму» обязаны внутренним миром и внешними успехами Российского государства.
   Подписав Вечный мир и добившись его ратификации, Россия одновременно стала членом Священной лиги с Империей, Речью Посполитой и Венецией против Османской империи и Крыма. По условиям договора союзники России в случае решительной победы, не оставляя себя внакладе, отводили ей значительную часть Балканского полуострова, Константинополь и проливы. В 1687 году Голицын стал главнокомандующим (или, по словам иностранцев, генералиссимусом) российской армии, готовящейся к решительному наступлению на юге.
   С этого момента, как справедливо замечает французский агент в Москве де ла Невилль, началось падение канцлера и всего правительства Софьи. И дело было отнюдь не в безуспешности Крымских походов 1687-го и 1689 годов, как веками пытались уверить историки, и даже не в росте консервативной оппозиции Софьи и Голицына, хотя она проявила себя весьма круто и в проповедях патриарха, и в Думе, и в армии.
   В то время, когда выдающийся русский публицист архимандрит Новоспасского монастыря Игнатий Римский-Корсаков произносил пламенные речи перед полками, уходящими на юг, призывая «мужественных ратоборцев» спасти порабощенных турками православных братьев и на крыльях двуглавого орла вернуть крест Христов святой Константинопольской Софии, – патриарх Иоаким публично предрекал поражение русской армии, зараженной присутствием офицеров-иноверцев.
   Нельзя сказать, что признанный глава российских «мудроборцов» отвергал все подряд культурные и технические новшества: Русская Православная Церковь предпетровского времени была вовсе не столь консервативна, как это обычно изображают. Если патриарх Никон еще крушил «фряжские иконы» (написанные под влиянием итальянской школы), то при его преемниках западноевропейская живопись прочно утвердилась при царском дворе, «першпективным письмом» расписывались под руководством патриаршего секретаря – известного поэта Кариона Истомина – дворцы светской знати и палаты духовных лиц.
   Уже при царе Федоре двор и гражданские служащие облачились в короткое европейское платье (без него, по указу, не пускали в Кремль), а военные привыкли к нему давно – драгуны, например, ходили в коротких кафтанах, шляпах и со шпагами с 1630-х годов. Очень многие стригли на западный манер бороды и усы вразрез с церковной традицией, держали не только певчих для светских вокальных «партесных» концертов, но клавесины, органы и целые инструментальные оркестры.
   Кстати, европейские линейные ноты пришли на смену старинным крюковым тоже в 1670-х годах, а первые русские театры и танцы во дворце появились в недолгие годы счастья царицы Натальи Кирилловны, когда эта воспитанница Артамона Матвеева (женатого на шотландке Гамильтон)» нарушив вековую традицию, стала даже появляться перед народом.
   В 1680– е годы новые дворцы знати, их убранство, утварь, кареты, одеяния представителей «верхов» поражали инотранцев роскошью, а не какой-то спецификой. Не все, как В.В. Голицын, владели древними и новыми языками, но увлечение музыкой и литературой уже приобретало повальный характер. Те, кто не мог сочинить приличную для двора речь, заказывали стихотворные произведения (вплоть до тостов и надписей на подарках) писателю-профессионалу. А без стихотворной эпитафии не хоронили родных купцы и подьячие!
   «Зрением и потребством вещей человек веселится!» – провозглашал писавший все выступления патриарха Иоакима (а потом Адриана) Карион Истомин – модный в те времена придворный литератор. И действительно, изящные и технические «художества» наполняли жизнь московского двора при правлении Софьи. Хотя царевна, в отличие от старшего брата Федора, не вникала лично в работу мастеров и изобретателей праздников, она позволила сестрам, теткам и вдовствующим царицам завести собственные дворы, обеспечившие художников всех специальностей массой заказов.
   Сохранившиеся документы Российского государственного архива древних актов говорят о соревновании вырвавшихся из терема дам в роскоши и изяществе нарядов, дворцовых убранств, мастерстве их певческих и инструментальных капелл, тщательности подготовки праздничных действ. Заказывавшиеся царевнами латы, оружие и даже боевые знамена свидетельствуют, что царственные девы оказывали внимание не вышедшим из цветущего возраста мужчинам.
   До прихода Софьи к власти женская половина царской семьи общалась только с боярынями и женской прислугой, пожилыми родственниками и «старшими боярами» – особо доверенными мужами не первой молодости, ставшими своего рода членами семьи. Явление при царе Федоре среди «комнатных бояр» тридцатитрехлетнего князя Василия Голицына, элегантного и образованного по высшим европейским меркам, не могло не произвести глубокого впечатления на двадцатилетнюю Софью.
   Сложившийся в борьбе с Московским восстанием политический союз Софьи и Голицына, благодаря которому царевна обрела личную свободу, вполне мог стать и союзом любовным. О последнем после падения правительства регентства ходили сплетни, но единственное письмо царевны, где она называет Голицына «братцем Васенькой», «светом моим» и «батюшкой», было написано во время нежной дружбы Софьи с другим человеком – Федором Леонтьевичем Шакловитым.
   Первый был интеллигентным государственным деятелем, торой – смелым политическим дельцом. Оба отличались от фаворитов XVIII века тем, что сделали карьеру отнюдь не через царевнину постель. Ровесник царевны Софьи, Шакловитый стремительно выдвинулся в Приказе Тайных дел царя Алексея (1673–1675 гг.) и стал дьяком важнейшего Разрядного приказа – своего рода министерства обороны Российского государства. В разгар Московского восстания он стал думным дьяком, а в конце 1683 года за выдающиеся успехи в «переборе» стрелецких полков был пожалован в думные дворяне.
   Именно Шакловитый руководил кадровой политикой правительства регентства, имея исключительное право доклада Боярской думе о штатах и окладах центральных ведомств. Острый ум, мужество и просто д'артаньяновская выносливость Федора Леонтьевича не раз использовались Голицыным в затруднительных положениях. Так что звание ближнего окольничего, полученное летом 1689 года, было не большой платой мелкому дворянину Шакловитому в век, когда такой же дворянчик Ордин-Нащокин и стрелецкий полковник Матвеев становились боярами и канцлерами, а Дума была запружена выслужившимися из низов штатскими чиновниками и генералами.
   Если страсть и присутствовала в жизни Софьи (заставляя ее во время любовной связи с Шакловитым украшать свою спальню по его вкусу), она не демонстрировалась при дворе и не проявлялась в государственной деятельности царевны. Всемогущая на взгляд со стороны правительница России вынуждена была жертвовать своими симпатиями. Так было, например, в 1685 году, когда соученик и тайный советник Сильвестр Медведев принес ей для реализации утвержденные царем Федором принципы первого российского университета.
   Всесословное учебное заведение, призванное дать России специалистов в различных областях науки и кадры для госаппарата, задумывалось как полностью автономное в экономическом, политическом и идейном отношении, по прямому смыслу понятия «свободной мудрости» (его аналогов в России до сих пор не создано). «Мудроборцы» во главе с патриархом, разумеется, подняли страшный вой, призывая не допустить в Россию эту «искру западнаго зломысленнаго мудрования», – и Софья предала память брата.
   Вместе с проектом университета была похоронена первая в России независимая от Церкви типография, основанная царем Федором, его проекты епархиальной реформы и системы училищ для детей нищих и сирот. Для искоренения на Руси латыни – языка науки и международных отношений – была закрыта латинская гимназия Медведева, замененная «елинно-славянскими схолами» ученых греков Иоанникия и Софрония Лихудов. Сам Голицын вольно или вынужденно покровительствовал «грекофилам», развернувшим злобную травлю Медведева и его друзей-просветителей.
   Вообще в отношении к Медведеву любопытно раскрывается степень политических компромиссов ведущих деятелей регентства. Софья запретила преследуемому церковными властями Медведеву покидать Москву даже тогда, когда призыв публициста «разсуждати себе» породил обвинение, что тот «хочет наступити и попрати всю власть, царскую же и церковную, того ради и к людям пишет!». Устранившись от конфликта, она показала своему врагу-патриарху, что без помощи светской власти он не может схватить даже одного монаха, защищаемого народными толпами.
   Финансировавший затеи «грекофилов» Голицын передал украинскому духовенству их и просветителей полемические книги, будто бы не ожидая, что ученые-украинцы активно выступят в поддержку Медведева, против патриарха. Эта уклончивая осторожность особенно любопытна у человека, открыто отстаивавшего свободу веры для иностранцев в споре со своим другом Римским-Корсаковым и врагом Иоакимом, договорившимся до того, что вместе с костелами и кирхами на территории государства следует уничтожить все мечети, и запретившего православным солдатам хоронить своих погибших на войне иноверных товарищей!
   Делая ставку на иностранных специалистов, Голицын был тверд как кремень. Именно вести о свободе всякому исповедовать свою веру вели в Россию отличных гражданских и военных мастеров из Западной Европы, раздираемой религиозными сражениями. Поддерживая христианизацию внутри страны, канцлер не мог применять насильственных мер к язычникам и особенно мусульманам, начиная наступление на Крым и владения Османской империи!
   Этот конфликт с «ревнителями благочестия», «старомосковской», или «великорусской», партией дорого стоил личному авторитету Голицына. Дошло до того, что целая группа дворян из влиятельных фамилий явилась на службу в полки в траурной одежде, поддерживая пророчества патриарха о поражении Крымского похода. Но само согласие канцлера возглавить военную кампанию и принять ответственность за осторожность главнокомандующего, которая обычно объявляется трусостью и предательством, свидетельствовало, что князь Василий Васильевич решительно ставит интересы государства выше личных.
 
Власть и политика
 
   Поход 1687 года, когда главная русско-украинская армия повернула назад из выжженных крымчаками степей, был воспринят в России как поражение Голицына. Между тем в ходе его командующий обнаружил, что украинский гетман Иван Самойлович, одержимый идеей борьбы с поляками сознательно препятствует наступлению на Крым. Прилетевший из Москвы на перекладных Шакловитый действовал блестяще: вскоре Самойлович уже спасался от возмущенных казаков в лагере Голицына и был преспокойно арестован, а на его место выбран верный идее борьбы с Крымом Мазепа (не простивший позже Петру предательства интересов Украины).
   Дворянство в армии, которая вместо лихого налета на крымские владения была занята в знойной степи тяжелыми земляными работами, проклинало своего военачальника; враги Голицына в Москве распространяли слухи об огромных потерях и чуть ли (согласно предсказанию патриарха) не поражении русских сил. Да, главное войско ничего не приобрело, кроме мозолей, но Россия в составе Священной лиги добилась крупной победы над врагом.
   При одном известии о выступлении российской армии в Стамбуле началась паника. Крики «Русские идут!» заставили султана бежать в Азию, фанатики бросалась с минаретов, чтобы не сдаваться гяурам. Между тем русско-украинский корпус во главе с воеводой Леонтием Романовичем Неплюевым и непобедимым генералом Григорием Ивановичем Косаговым отвоевывал Днепр, снося на своем пути крепости Шах-Кермен, Ислам-Кермен, Изюм-Кермен и приближаясь к Очакову.
   Белгородская орда, недавно разгромившая короля Яна Собеского в Молдавии, на свою беду заступила путь драгунам Косагова: вскоре ее остатки уже прятались в буераках. Турки, оставившие собранную уже в поход армию для защиты Стамбула, вынуждены были снять гарнизоны из Мореи и Греции и на кораблях Средиземноморского флота перебросить вместе с гвардией в устье Днепра. Но было поздно. Матросы двух флотов и янычары увидали лишь развалины Очакова и не вняли обращенному к ним призыву Косагова «на берег сойти» – только ругались «по-янычарски».
   В войне наступил перелом. Австрийцы взяли Будин, поляки наступали в Молдавии и Валахии, венецианцы почти без боя овладели Мореей… Но дела обстояли хуже, чем хотелось бы Голицыну. Приторные благодарственные грамоты из Вены и Венеции показывали, что, удовлетворив свои основные притязания, союзники готовы забыть о Священной лиге и обратить взоры к конфликтам на Западе, особенно к опасному усилению Франции. Поляки не скрывали реваншистских настроений и в разгар боев уверяли Европу, будто Россия не выступила и вообще сговаривается с татарами напасть на Польшу.
   Чтобы сохранить Лигу, открыто действовали русские посольства в Париже, Лондоне, Мадриде, Берлине, Флоренции, Амстердаме, Копенгагене и Стокгольме; используя данные разведки, русские послы и посланники срывали сепаратные переговоры с турками в Вене и Венеции; сильная агентура действовала в Польше.
   В самого начала похода Голицын широко использовал дипломатические каналы и особенно газеты для выгодного освещения событий, допустив корреспондентов не только в Москву, но и – вопреки обыкновению – в собственную ставку. Сразу после возвращения войск через нидерландского резидента Иоганна фон Келлера в Амстердаме было распространено на латинском, немецком и французском языках публицистическое «Сказание» о роли России в Священной лиге и официальных планах дальнейшей войны, разосланное затем по главным столицам Европы.
   Роль России перед союзниками была выполнена – крымский хан, озабоченный исключительно защитой своих владений, не мог более помогать туркам на западных фронтах. Решительное наступление на крымские и османские владения могло оттянуть на Россию основные силы неприятеля и позволить союзникам удачно выскользнуть из войны. Но именно решительной битвы с «агарянами» хотели русские и украинские войска, хотел двор, хотели многие слои населения, хотел в глубине души и сам Голицын.
   Недаром в его ставке первый русский ученый-историк Андрей Иванович Лызлов работал над монографическим исследованием многовековой борьбы оседлых народов Европы со «скифами» – кочевниками и пришельцами из Азии, анализируя причины поражений христианских стран, военно-экономический потенциал неприятеля и пути к победе. Недаром Посольский приказ вел переговоры с представителями православного населения Балкан, желающих перейти после изгнания турок в российское подданство.
   Новоизбранный гетман Мазепа немедленно объявил Украине и Европе, что Крым будет покорен и заселен казаками и верными татарами. «Войною на Крым!» – говорили в Москве, писали в русских летописцах и западных газетах. В 1688 году, когда Неплюев с Косаговым продолжали начатое во время первого похода строительство передовых баз далеко в Диком поле, Шакловитый выехал в ставку Мазепы для секретного совещания, на котором стоит остановиться подробнее.
   Фаворит Софьи жаждал крупных внешнеполитических успехов, ибо после Вечного мира усиления власти правительницы более не происходило. Попытка прощупать общественное мнение насчет возможности венчать царевну на царство провалилась – не только канцлер Голицын, но и зависимые от Шакловитого люди считали такое нарушение традиций недопустимым и опасным.
   Хотя панегиристы уподобляли Софью Алексеевну Божественной Премудрости и возносили над царями Иваном и Петром, царевну лишь до поры до времени терпели. Женив Ивана Алексеевича на первой красавице двора Прасковье Федоровне Салтыковой, Софья надеялась без специальных усилий получить наследника престола для своего клана Милославских. К ее сожалению, рождались девочки; между тем Петр взрослел, и его двор вскоре мог потребовать свою долю власти. Отвергнуть эти притязания было бы трудно, поскольку Голицын и другие друзья Софьи в Думе не имели подавляющего авторитета и тем более большинства, вынуждены были мириться с выходками Долгоруковых, патриарха Иоакима и прочих.
   Связав свою судьбу с судьбой царевны, Шакловитый был готов на все для закрепления ее власти. Он предоставил Сильвестру Медведеву подлинную документацию Разрядного и Стрелецкого приказов для историко-публицистической книги о событиях 1681–1683 годов, в которой Медведев доказывал невозможность народ «силой в покорении иметь» и демонстрировал блага мудрого руководства на примере царевны Софьи.
   Жест Шакловитого был небескорыстен: в «Созерцание» попал акт о «всенародном и единогласном» избрании Софьи правительницей России в мае 1682 года! «Петровцы» не могли опровергнуть подделку, поскольку сами сочинили во время Московского восстания подобный акт об «избрании» Петра. Таким образом получалось, что царевна имеет формальные права на власть наравне с царями.
   Не без совета с Медведевым Шакловитый задумал прославить царевну новым в России средством – политическим плакатом. К лету 1689 года несколько плакатов было отпечатано в сотнях экземпляров, распространялось в Москве и за рубежом. Помимо коронационных портретов царевны в полном царском облачении, среди плакатов было изображение святого Феодора Стратилата – патронального святого главы Стрелецкого приказа, да еще с его гербом!
   Письменная, устная и изобразительная агитация в пользу коронации царевны сочеталась у Шакловитого с помышлениями радикально избавиться от Петра и его родичей. Но составить заговор ему не удалось – облеченные доверием Шакловитого стрельцы пришли за советом к Медведеву, проповедь которого приобретала в Москве все больший авторитет. Согласившись, что от победы «петровцев» и союзных с ними «мудроборцев» хорошего ждать нечего, ученый литератор отверг террор как политическое средство и объяснил, что, воспользовавшись заговорщиками как орудием, власть имущие обязательно уничтожат их, чтобы замести следы.