Страница:
О событиях на британских островах в 40-х годах XVII века в России знали не понаслышке. Оттуда вернулся гонец Герасим Дохтуров. Миссия Дохтурова состояла в том, чтобы вручить Карлу I известительную грамоту о вступлении на русский престол Алексея Михайловича. Полгода гонец находился в Англии, представив подробный отчет в своем статейном списке по возвращении на родину. Будучи в Англии, русский посланец оказался не только в затруднительном, но и щекотливом положении. Согласно правительственному наказу, ему надлежало вручить царскую грамоту лично королю. Но Карл I тогда уже фактически был отстранен от власти, его не было в столице, когда туда прибыл Дохтуров. Представители парламента под всяческими предлогами не разрешали русскому гонцу выехать на аудиенцию к королю. Их попытки заполучить грамоту царя Дохтуров отклонил. Он описал торжественные встречи, устроенные ему в палатах парламента. Находясь в Лондоне, Дохтуров часто встречался с английскими купцами, членами Московской компании, развернувшей торговые операции в России. Они охотно информировали гонца о событиях в Англии. В статейном списке была четко проведена мысль о социальном размежевании в английском обществе: «За королевским величеством тех людей, которые торгуют в Московском государстве, никово нет, те люди, вся кумпания, за парламентом» и вообще «их английскому королю помоги нет ни от ково». Английский парламент с почетом отпустил Дохтурова на родину, снабдив его грамотой на имя царя Алексея Михайловича. Гонцу во время отпускной аудиенции были предложены услуги английской стороны на случай вербовки солдат-наемников для службы в России.
Для коронованных особ на континенте и, как мы убедились, для Алексея Михайловича судьба английского собрата была далеко не безразличной. «Самодержец всея Руси» явно симпатизировал Карлу I, а после его казни поддерживал Карла И. Со своей стороны, британские роялисты пытались использовать в своей борьбе c революцией авторитет русского царя. Это, в частности, выразилось в появлении на свет «Протеста царя Алексея Михайловича по поводу казни короля Карла I». «Протест» был размножен типографским способом и распространен в европейских государствах. Этот несомненно подложный документ был призван уверить общественное мнение Европы в незаконности действий английских мятежников и пригрозить возможностью союза монархов против отступников. В Москве холодно встретили посланцев Кромвеля. Поскольку в России конец 40-х годов XVII века ознаменовался резким обострением внутриполитической обстановки (из стран континентальной Европы поступали также тревожные вести), царь Алексей не мог спокойно воспринимать происходящее.
По тем же причинам в Москве не решились принять «под высокую государеву руку» восставшую против Речи Посполитой Украину. Ведь восстали против короля! Обращения гетмана Богдана Хмельницкого к царю хотя и воспринимались с пониманием, однако не получали официальной поддержки. Мятежный казацкий край внушал немалые опасения правящим кругам в Москве. Кроме того, было вполне очевидно, что при положительном решении украинского вопроса война с соседней Речью Посполитой станет неизбежной. А к ней Алексей Михайлович еще не считал себя готовым на рубеже 40–50-х годов XVII века.
Но подготовка к войне с королем Речи Посполитой Яном Казимиром началась.
И хотя в Москве поостереглись тогда принимать в подданство Украину, царское правительство оказывало порой весьма существенную помощь борьбе Хмельницкого. Неурожай 1648 года на Украине подвигнул русские власти на разрешение беспошлинной торговли хлебом и солью в украинских землях. Осуществлялись поставки пороха, свинца и оружия казацкому войску. Посланцы гетмана встречали в Москве радушный прием. Поощрялся приезд в Россию ученых монахов из Украины и Белоруссии.
В конце 40-х – начале 50-х годов XVII века правительство Алексея Михайловича продолжило в южных районах государства огромное оборонительное строительство, начатое ранее. Была сооружена линия укреплений, известная под названием Белгородской засечной черты, протянувшаяся почти на пятьсот верст. Там в острогах и новых городах разместили военные гарнизоны (до десяти тысяч человек). Белгородская черта стала достаточно эффективным препятствием на путях нападения крымских орд. Эти последние представляли большую опасность для пограничных русских и украинских территорий. Они угоняли тысячи людей в неволю, истребляли посевы и скот, сжигали города и села. Москва стремилась достигнуть мирных отношений с Крымским ханством, обезопасить страну от вторжений степняков. В этих целях хану и крымской знати посылались ежегодные «поминки» – щедрые дары деньгами и мехами. Правители Крыма пытались истолковать эти выплаты в качестве дани – признака зависимости русских царей от бахчисарайских владык. Россия такой взгляд решительно отвергала, о чем следовали соответствующие заявления русских дипломатов и царских грамот.
Белгородской чертой не ограничилось оборонительное строительство. В восточном направлении прошла Тамбовская укрепленная линия. Сюда на службу призывали не только русских, но также мордву, чувашей и татар. По левобережью Камы от устья протянулась Закамская черта с городами-крепостями Мензелинском, Шешминском и др.
Первые внешнеполитические шаги правительство Алексея Михайловича направляло и в сторону восточных государств.
В Москву приезжали посольства от грузинских царей Теймураза и Александра. Зажатая между Ираном и Турцией, Грузия оказалась в весьма затруднительном положении. Обращения ее правителей к единоверной России с просьбами о принятии в подданство и помощи не могли тогда осуществиться. Геополитическое положение России не позволяло этого. Алексей Михайлович пытался что-то сделать для Грузии. Он охотно принимал на службу выходцев из этой страны, давал убежище царевичу Николаю Давыдовичу и его матери, дружески встречал Теймураза, посылал деньги местному духовенству. В Грузию ездили царские посланники.
Продолжая дела отца, царь распорядился отправить послов в Среднюю Азию, к ханам Хивы, Бухары и Балха. Эту миссию возложили на торгового человека из Астрахани Анисима Грибова. Но проехать в Среднюю Азию посольство не смогло. Там шли междоусобные войны. Грибов побывал в Тегеране, оказавшись неожиданно гостем иранского шаха. Предусмотрительные служители Посольского приказа снабдили посла на всякий случай царской грамотой к шаху. Последний откликнулся доброжелательным ответом Алексею Михайловичу.
Судя по документам тех лет, в Москве всерьез размышляли об установлении отношений с Индией, о которой собирали сведения и выведывали удобнейшие пути в эту сказочную страну. В планы Алексея Михайловича входило также установление торгово-дипломатических сношений с Китаем. В 1653 году туда отправилось посольство дворянина Федора Байкова. Оно не имело успеха, но почин был сделан.
В правление царя Алексея завершилось принятие подданства России калмыцкими владетелями. Калмыки прикочевали к русским пределам из степей Центральной Азии под влиянием междоусобных войн. Они вынуждены были искать новые территории для кочевий. Уже в начале XVII века калмыцкие тайши вступили в контакты с воеводами сибирских городов, выражая намерение стать подданными Москвы. Но решение вопроса затянулось. Тем временем калмыцкие улусы вышли к рекам Яик и Эмба. Отдельные отряды достигали Волги. Но получить земли для обитания калмыки могли лишь при условии вхождения в состав России, которая имела свободные земли на юго-востоке. Ускорила принятие подданства калмыками начавшаяся война России и Речи Посполитой за Украину. В 1655 году от имени тайшей Дайчина, Мончака и других была дана шерть (присяга) русскому правительству, в которой калмыки признавали себя подданными царя. В ответ правительство разрешило калмыкам кочевать в междуречье Яика – Волги. В 1657 году присяга была подтверждена, и после этого калмыцкие владетели обязались посылать свои войска на помощь России в ее борьбе с Крымским ханством. Неудачи русской армии в 1659–1660 годах побудили царское правительство вновь потребовать с тайшей принесения шерти и военной помощи. Посольство думного дьяка И.С. Горохова решило эти задачи. Подписывая присягу, тайша Мончак сказал: «Как – де бумага склеена, так бы де калмыцким людем с русскими людьми вместе быть вечно». Калмыцкие отряды (иной раз вместе с донскими казаками) участвовали в военных действиях на стороне России.
Как раз в начальные годы царствования Алексея Михайловича активизировалась культурно-религиозная жизнь России. И здесь немалая роль принадлежала молодому монарху. Он близко к сердцу принимал все, что относилось к распространению и укреплению православного вероучения. Вокруг Царского духовника протопопа Благовещенского собора Московского Кремля Стефана Внифантьева сложился кружок «боголюбцев», или «духовная братия». Среди «боголюбцев» был и Алексей Михайлович. Кружок объединял как духовных, так и светских лиц. К первым принадлежали настоятель Казанского собора Иван Неронов, несколько священнослужителей из провинции, в том числе – протопоп юрьевский Аввакум. С Внифантьевым был близок игумен Новоспасского монастыря Никон. На него тогда и обратил особое внимание царь. В кружке состоял и постельничий Федор Ртищев, поборник просвещения, а также образованный смоленский дворянин Симеон Потемкин (возможный предок светлейшего князя Григория Потемкина), глава Печатного приказа князь Андрей Львов. Поддержку деятельности «боголюбцев» оказывал боярин Б.И. Морозов. Стефана Внифантьева члены кружка почитали за широкую образованность и стремление следовать законам справедливости. О нем говорили, что он «боляр увещеваше… да имут суд правый без мзды, и не на лица зряще да судят». Алексей Михайлович иной раз в ночное время посещал Внифантьева и вел с ним долгие беседы. Пользовался царь и книгами из библиотеки Благовещенского собора.
Тогда же в Москву пригласили с Украины ученых монахов Епифания Славинецкого и других. Они включились в работу по изданию богослужебных книг, сверяя их с греческими оригиналами.
Практическая деятельность «боголюбцев» имела целью искоренение суеверий, укрепление правовых норм в церковной жизни. Вероятно, под влиянием этих установок были изданы царские указы о борьбе со скоморохами и народными увеселениями, связанными с языческими поверьями и обычаями. В Москве произвели облаву на владельцев музыкальных инструментов. На нескольких возах гудки и другие «бесовские сосуды» доставили на Болотную площадь и сожгли. В разосланных по стране грамотах осуждались те, кто «в громное громление» купался, «чая себе от того здравия», или занимался гаданиями, участвовал в святочных маскарадах, надевая «хари», и т. д. Даже невинное развлечение качели посчиталось нарушающим истинное благочестие.
Важнейшей стороной деятельности «боголюбцев» явилась издательская работа Печатного двора. И здесь инициатива принадлежала С. Внифантьеву. Выходит в свет переведенная с греческого языка «Кормчая», включающая церковные и частично гражданские правила семи Вселенских соборов. Печатались и другие книги. Капитальная перестройка Печатного двора расширила его производственные возможности. Со второй половины 40-х годов XVII века наблюдается значительное увеличение выпуска книг, включая предназначенные для обучения. С 1645-го по 1652 год трижды издавали «Азбуку», восемь раз – учебный «Часослов» («Часовник»), девять изданий выдержала учебная Псалтырь. Заметим, что эти книги обычно использовались для обучения грамоте в народной среде не только в XVII веке, но и значительно позже. Согласно повелению Алексея Михайловича 2 февраля 1648 года выпускается в свет «Грамматика» Мелетия Смотрицкого, белорусского ученого, «в научение православным, паче же детям сущим». Примечательно, что публикуется и переводное сочинение И.Я. фон Вальхаузена «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей». Выпуск изданий полемически-нравоучительного жанра в защиту православной религии против «латинства», «люторства» и других неприемлемых направлений религиозного мышления занял в конце 40-х – начале 50-х годов XVII века значительное место в продукции Печатного двора. Толчком к этому послужили «прения о вере» во время пребывания королевича Вольдемара, когда датская сторона устами своего капеллана пыталась отстаивать свои позиции. К тому же католическая агрессия и распространение униатства на Украине и в Белоруссии давали тому немалый стимул.
Новшеством в практике богослужений стали проповеди, с которыми пастыри обращались к прихожанам. Нововведение пришлось по вкусу, и к наиболее красноречивым проповедникам народ шел с большой охотой. Церкви подчас не вмещали всех желающих.
Ревнители православной веры выступали за перемены в церковном обиходе, считая неприемлемым многогласие (когда священнослужители одновременно читали или пели разные тексты). Однако введение единогласия было сопряжено с чисто житейскими неудобствами, с которыми нельзя было не считаться: служба неизмеримо затягивалась, прихожане обрекались на многочасовое стояние в церкви. Ведь сидеть разрешалось лишь в католических костелах.
Роль С. Внифантьева не ограничивалась влиянием на правительственную политику в церковной сфере. Есть основания считать, что он воздействовал своим убежденным словом на разбушевавшуюся толпу в один из дней июньского восстания в Москве, тогда как усилия патриарха Иосифа и других церковников действия не возымели. Следует заметить, что с иерархами Православной Церкви духовник царя держал себя независимо, порой даже дерзко. Он выступил на Церковном соборе 1649 года с обличительной речью, направленной против высших религиозных деятелей. Конфликт имел далеко идущие последствия. Патриарх Иосиф и Освященный собор обратились к Алексею Михайловичу с челобитьем, в котором жаловались на Внифантьева, называвшего иерархов «волками», «губителями», а «не пастырями». Челобитчики требовали осудить протопопа Стефана как еретика на смертную казнь согласно Уложению1649 года (возведение «хульных словес» на соборную и апостольскую церковь). Однако царь оставил это дело без последствий.
«Боголюбцам» принадлежит заслуга распространения грамотности и учреждения училищ в России. Внифантьев стал попечителем Греко-латинской школы на государевом дворе. На собственные средства Ф.М. Ртищев открывает при Андреевском монастыре училище, где занимались люди из разных сословий. Здесь изучались языки славяно-русский, польский и латинский, а также другие науки. В Нижнем Новгороде, а позже в Москве Иван Неронов создал школы для посадской бедноты и пригородных крестьян, в которых осваивали грамоту. Обучение было бесплатным.
Кружок «боголюбцев» оказался, однако, недолговечным. Он распался в 1653 году. Причиной тому были не только возникшие серьезные разногласия с высшими церковными чинами. Слишком разных людей он объединял. После смерти патриарха Иосифа царь остановил свой выбор на Никоне, который тогда был новгородским митрополитом. Алексей Михайлович посылал Никону письма самого просительно-трогательного содержания, умоляя принять высокий сан. Никон (скорее из тактических побуждений) сначала не соглашался, царь вновь настаивал, суля ему всемерную поддержку. Следует заметить, что в недрах кружка «боголюбцев» уже вынашивалась идея проведения церковной реформы, и взгляды Никона на этот вопрос у Алексея Михайловича возражений не вызывали. Когда же Никон милостиво соблаговолил принять звание Патриарха всея Руси (1652 год) и стал «собинным другом» венценосца (по его собственным словам), дни кружка были сочтены. С. Внифантьев удалился от дел, И. Неронов и его ученик Аввакум не приняли решительной линии Никона, ведущей к всемерному укреплению власти патриарха. В дальнейшем мы видим Аввакума в стане самых ярых врагов никоновских реформ. Кроме того, назревали события, в значительной мере отвлекшие внимание и силы царя от религиозно-богословских проблем. С новой остротой встала задача решения украинского вопроса, с которой связан новый этап деятельности Алексея Михайловича.
Нам остается, говоря о первых годах царствования второго монарха династии Романовых, поведать о его семейных делах. Царь не долго находился в холостом положении. В начале 1647 года для выбора невесты в Москве собрали двести девиц, из которых шесть наиболее красивых предстали пред очами царя Алексея. Ему приглянулась дочь Рафа Всеволожского, ей он и отдал предпочтение. Но избранница вдруг упала в обморок, узнав о воле царя. Тотчас нашлись царедворцы, усмотревшие в этом признак падучей болезни невесты Алексея Михайловича отговорили жениться на несчастной девушке, которую немедля сослали.
Вторая попытка женитьбы оказалась удачной. На сей раз выбор пал на одну из дочерей Ильи Даниловича Милославского, небогатого дворянина. Шестнадцатого января 1648 года состоялось бракосочетание Алексея Михайловича и Марии Милославской. Из кругов, явно недоброжелательно настроенных к царице, иностранцы-современники проведали, что Мария в юности собирала грибы и торговала ими, а ее отец подавал вино заезжим иностранным купцам.
Свадьбу отпраздновали пышно и торжественно, сообразно особому церемониалу – «чину». Присутствовавших на, свадьбе крайне удивило распоряжение молодого царя – «быть без мест». Это значило, что докучливые тяжбы дворянских родов, их сутяжничество на почве «чести» по любому поводу отменялись, а нарушение царского указа могло повлечь наказание. Алексей Михайлович этим актом сделал серьезную заявку на будущее. Он начинал понимать, что «великая порода» человека не всегда определяет его деловую пригодность на государевой службе. Правда, вполне отказаться от давно заведенного порядка царь так и не смог. Но проблески иного подхода в «кадровом вопросе» были налицо.
Семейная жизнь Алексея Михайловича оказалась не только благополучной, но и счастливой. Его супруга отличалась кротким, добрым нравом и скромностью. Мария Ильинична аккуратно рожала государю детей. Первыми появились на свет дочери Евдокия, Марфа и Анна. В феврале 1654 года родился сын Алексей.
Как и было принято, родственники царя по линии жены получали высокие чины. Тесть Илья Данилович Милославский стал боярином и вошел в число ближайших советников Алексея Михайловича. Особыми способностями сей «боярин по кике» не отличался, но корыстолюбия, а также спеси был не лишен.
Обратим внимание на такой факт: спустя всего десять дней после женитьбы царя его великомудрый «дядька» Б.И. Морозов заключил брак с сестрой молодой царицы Анной. Таким образом всесильный боярин еще более упрочил свое положение родственными узами с царем Алексеем. Ходили упорные слухи, что Морозов ловко подстроил женитьбу царя и собственный небезвыгодный марьяж.
Пятидесятые годы XVII века ознаменовались серьезными правительственными мерами в области экономики. Не без воздействия вступившего в должность патриарха Никона была проведена реформа питейной продажи – доходной статьи бюджета. Именным царским указом 1652 года всюду в стране отменялась откупная система содержания кабаков. Вырученные от продажи вина деньги надлежало собирать «на вере», то есть специально назначенным головам и целовальникам. В городах и больших «государевых» селах предписывалось иметь по одному «кружечному двору», в малолюдных селениях открывать эти заведения запрещалось. Вскоре последовало уточняющее распоряжение, согласно которому запрещалось содержать в поместьях и вотчинах бояр, стольников, стряпчих, дворян московских и «жильцов» кабаки и кружечные дворы, а где они есть, их следовало «свесть». Тем самым центральная власть вводила казенную монополию на производство и продажу спиртных напитков. Правда, исключение было сделано для тех «поварен», которые производили питие по договору с казной на основе подряда.
Усиленная подготовка к войне с Речью Посполитой не отвлекла царя Алексея от забот по упорядочению таможенных сборов – также важного источника пополнения казны. Двадцать пятого октября 1653 года была издана Уставная таможенная грамота, вносившая много изменений в таможенное дело. Это последнее вызывало много нареканий со стороны купечества, так как создавало для них различные неудобства. Издавна существовавшие местные особенности в таможенных ставках и порядке сбора пошлин стесняли передвижение и осуществление торговых сделок. Разнобой мелких таможенных пошлин также не способствовал развитию рыночных отношений. Учитывая все это, правительство упразднило многочисленные таможенные сборы, объединив их в единую рублевую пошлину, которая взималась по пять денег (две с половиной копейки) с каждого рубля продажной цены товара или суммы наличных денег. И в таможенном деле отменялся откупной порядок, оно препоручалось таможенным головам и их помощникам (по назначению из Москвы). За исправность поступления таможенных сборов головы несли материальную ответственность, недобор грозил взысканиями соответствующих сумм с нерадивых сборщиков. А ими определяли представителей купечества и зажиточных посадских людей. Как говорилось в указе, уставная таможенная грамота издана царем с боярским приговором, «слушав выписки (доклад по этому вопросу. – Л.Я.), и челобитья, и сказок гостей и гостиной, и суконной, и черных сотен и слобод, и всяких чинов торговых людей». Иными словами, было удовлетворено одно из сословных требований торгового люда. Новый порядок существенно облегчал торговую жизнь в стране и содействовал росту товарооборота и купеческого капитала. Выигрывали от этого и покупатели. Некоторое исключение в порядке таможенных и питейных сборов было сделано в годы войны для пограничных с Украиной местностей: там эта функция была поручена военачальникам, подотчетным Разрядному приказу. Собранные деньги быстрее поступали в Москву и только оттуда направлялись по назначению.
Новый указ связан с упразднением откупов на проезд, с мостов и перевозов, на взимание поголовной пошлины («головщины»), торговли харчем. На откупщиков обрушились обвинения: «тин откупщики, врази Богу и человеком», «приметываются» к проезжим и прохожим, взыскивают с них незаконные поборы, чем наносят большой ущерб торговым людям. Указ без обиняков запрещал помещикам и вотчинникам «мытов и проезжие пошлины и годовщины имати и на откуп отдавати». Установленные казной пошлины с перевозов на Волге и Оке понижались.
Война потребовала напряжения всех финансовых возможностей государства. Вводятся чрезвычайные налоги с торгово-промышленного населения: «десятая деньга» (то есть десять процентов), «пятая деньга» (двадцать процентов от стоимости имущества человека). С каждых ста дворов крестьян указывалось собрать по двадцать рублей на содержание ратных людей. Немалые займы делал царь у богатых монастырей, а также у Строгановых. Но и этого оказалось недостаточно.
В 1654 году началась денежная реформа, призванная обеспечить постоянный доход царской казне. Ее суть была достаточно проста. В оборот вводилась медная монета, которая должна была находиться в обращении наравне с серебряной и по одному курсу с ней. Московский денежный двор приступил к чеканке новой монеты. Открыли такое же предприятие в Новгороде. Во главе денежных дворов поставили видных купцов – московских и иногородних. Состоялся запрет на свободную торговлю медью – она требовалась казне в больших количествах.
На первых порах новшество не только не вызвало протеста, но, наоборот, было встречено с одобрением. Котошихин заметил, что медные деньги поначалу «возлюбили всем государством». В стране далеко не сразу поняли, что за сим последует. Медные деньги успешно внедрились во все расчеты, на них охотно продавали товар, их брали и давали в долг. Но постепенно стали замечать: налоги правительство собирало только серебряной монетой. В Сибири вообще было запрещено хождение медных денег. Ратные люди, находившиеся на службе в пределах Украины и Белоруссии, стали испытывать немалые трудности: там не хотели принимать медную монету, которой они получали свое жалованье. А монетные дворы чеканили и чеканили медные деньги. Естественно, они начали обесцениваться.
Наконец, по стране развилось в огромных масштабах изготовление фальшивых медных денег, благо это гораздо легче, нежели подделывать серебряные деньги. Правительство издает строжайшие указы по борьбе с фальшивомонетчиками, их ловят и предают смертной казни, отсекают конечности. Но и это мало помогало. Кроме того, поползла в народе молва, что причастные к чеканке медной монеты купцы и их покровители из царского окружения (И.Д. Милославский и др.) немало разбогатели, передавая на монетные дворы не казенную, а свою медь. Особенную неприязнь вызвали гость Василий Шорин и тесть царя Илья Данилович Милославский. А выпуск медных монет продолжался в нарастающем темпе.
Для коронованных особ на континенте и, как мы убедились, для Алексея Михайловича судьба английского собрата была далеко не безразличной. «Самодержец всея Руси» явно симпатизировал Карлу I, а после его казни поддерживал Карла И. Со своей стороны, британские роялисты пытались использовать в своей борьбе c революцией авторитет русского царя. Это, в частности, выразилось в появлении на свет «Протеста царя Алексея Михайловича по поводу казни короля Карла I». «Протест» был размножен типографским способом и распространен в европейских государствах. Этот несомненно подложный документ был призван уверить общественное мнение Европы в незаконности действий английских мятежников и пригрозить возможностью союза монархов против отступников. В Москве холодно встретили посланцев Кромвеля. Поскольку в России конец 40-х годов XVII века ознаменовался резким обострением внутриполитической обстановки (из стран континентальной Европы поступали также тревожные вести), царь Алексей не мог спокойно воспринимать происходящее.
По тем же причинам в Москве не решились принять «под высокую государеву руку» восставшую против Речи Посполитой Украину. Ведь восстали против короля! Обращения гетмана Богдана Хмельницкого к царю хотя и воспринимались с пониманием, однако не получали официальной поддержки. Мятежный казацкий край внушал немалые опасения правящим кругам в Москве. Кроме того, было вполне очевидно, что при положительном решении украинского вопроса война с соседней Речью Посполитой станет неизбежной. А к ней Алексей Михайлович еще не считал себя готовым на рубеже 40–50-х годов XVII века.
Но подготовка к войне с королем Речи Посполитой Яном Казимиром началась.
И хотя в Москве поостереглись тогда принимать в подданство Украину, царское правительство оказывало порой весьма существенную помощь борьбе Хмельницкого. Неурожай 1648 года на Украине подвигнул русские власти на разрешение беспошлинной торговли хлебом и солью в украинских землях. Осуществлялись поставки пороха, свинца и оружия казацкому войску. Посланцы гетмана встречали в Москве радушный прием. Поощрялся приезд в Россию ученых монахов из Украины и Белоруссии.
В конце 40-х – начале 50-х годов XVII века правительство Алексея Михайловича продолжило в южных районах государства огромное оборонительное строительство, начатое ранее. Была сооружена линия укреплений, известная под названием Белгородской засечной черты, протянувшаяся почти на пятьсот верст. Там в острогах и новых городах разместили военные гарнизоны (до десяти тысяч человек). Белгородская черта стала достаточно эффективным препятствием на путях нападения крымских орд. Эти последние представляли большую опасность для пограничных русских и украинских территорий. Они угоняли тысячи людей в неволю, истребляли посевы и скот, сжигали города и села. Москва стремилась достигнуть мирных отношений с Крымским ханством, обезопасить страну от вторжений степняков. В этих целях хану и крымской знати посылались ежегодные «поминки» – щедрые дары деньгами и мехами. Правители Крыма пытались истолковать эти выплаты в качестве дани – признака зависимости русских царей от бахчисарайских владык. Россия такой взгляд решительно отвергала, о чем следовали соответствующие заявления русских дипломатов и царских грамот.
Белгородской чертой не ограничилось оборонительное строительство. В восточном направлении прошла Тамбовская укрепленная линия. Сюда на службу призывали не только русских, но также мордву, чувашей и татар. По левобережью Камы от устья протянулась Закамская черта с городами-крепостями Мензелинском, Шешминском и др.
Первые внешнеполитические шаги правительство Алексея Михайловича направляло и в сторону восточных государств.
В Москву приезжали посольства от грузинских царей Теймураза и Александра. Зажатая между Ираном и Турцией, Грузия оказалась в весьма затруднительном положении. Обращения ее правителей к единоверной России с просьбами о принятии в подданство и помощи не могли тогда осуществиться. Геополитическое положение России не позволяло этого. Алексей Михайлович пытался что-то сделать для Грузии. Он охотно принимал на службу выходцев из этой страны, давал убежище царевичу Николаю Давыдовичу и его матери, дружески встречал Теймураза, посылал деньги местному духовенству. В Грузию ездили царские посланники.
Продолжая дела отца, царь распорядился отправить послов в Среднюю Азию, к ханам Хивы, Бухары и Балха. Эту миссию возложили на торгового человека из Астрахани Анисима Грибова. Но проехать в Среднюю Азию посольство не смогло. Там шли междоусобные войны. Грибов побывал в Тегеране, оказавшись неожиданно гостем иранского шаха. Предусмотрительные служители Посольского приказа снабдили посла на всякий случай царской грамотой к шаху. Последний откликнулся доброжелательным ответом Алексею Михайловичу.
Судя по документам тех лет, в Москве всерьез размышляли об установлении отношений с Индией, о которой собирали сведения и выведывали удобнейшие пути в эту сказочную страну. В планы Алексея Михайловича входило также установление торгово-дипломатических сношений с Китаем. В 1653 году туда отправилось посольство дворянина Федора Байкова. Оно не имело успеха, но почин был сделан.
В правление царя Алексея завершилось принятие подданства России калмыцкими владетелями. Калмыки прикочевали к русским пределам из степей Центральной Азии под влиянием междоусобных войн. Они вынуждены были искать новые территории для кочевий. Уже в начале XVII века калмыцкие тайши вступили в контакты с воеводами сибирских городов, выражая намерение стать подданными Москвы. Но решение вопроса затянулось. Тем временем калмыцкие улусы вышли к рекам Яик и Эмба. Отдельные отряды достигали Волги. Но получить земли для обитания калмыки могли лишь при условии вхождения в состав России, которая имела свободные земли на юго-востоке. Ускорила принятие подданства калмыками начавшаяся война России и Речи Посполитой за Украину. В 1655 году от имени тайшей Дайчина, Мончака и других была дана шерть (присяга) русскому правительству, в которой калмыки признавали себя подданными царя. В ответ правительство разрешило калмыкам кочевать в междуречье Яика – Волги. В 1657 году присяга была подтверждена, и после этого калмыцкие владетели обязались посылать свои войска на помощь России в ее борьбе с Крымским ханством. Неудачи русской армии в 1659–1660 годах побудили царское правительство вновь потребовать с тайшей принесения шерти и военной помощи. Посольство думного дьяка И.С. Горохова решило эти задачи. Подписывая присягу, тайша Мончак сказал: «Как – де бумага склеена, так бы де калмыцким людем с русскими людьми вместе быть вечно». Калмыцкие отряды (иной раз вместе с донскими казаками) участвовали в военных действиях на стороне России.
Как раз в начальные годы царствования Алексея Михайловича активизировалась культурно-религиозная жизнь России. И здесь немалая роль принадлежала молодому монарху. Он близко к сердцу принимал все, что относилось к распространению и укреплению православного вероучения. Вокруг Царского духовника протопопа Благовещенского собора Московского Кремля Стефана Внифантьева сложился кружок «боголюбцев», или «духовная братия». Среди «боголюбцев» был и Алексей Михайлович. Кружок объединял как духовных, так и светских лиц. К первым принадлежали настоятель Казанского собора Иван Неронов, несколько священнослужителей из провинции, в том числе – протопоп юрьевский Аввакум. С Внифантьевым был близок игумен Новоспасского монастыря Никон. На него тогда и обратил особое внимание царь. В кружке состоял и постельничий Федор Ртищев, поборник просвещения, а также образованный смоленский дворянин Симеон Потемкин (возможный предок светлейшего князя Григория Потемкина), глава Печатного приказа князь Андрей Львов. Поддержку деятельности «боголюбцев» оказывал боярин Б.И. Морозов. Стефана Внифантьева члены кружка почитали за широкую образованность и стремление следовать законам справедливости. О нем говорили, что он «боляр увещеваше… да имут суд правый без мзды, и не на лица зряще да судят». Алексей Михайлович иной раз в ночное время посещал Внифантьева и вел с ним долгие беседы. Пользовался царь и книгами из библиотеки Благовещенского собора.
Тогда же в Москву пригласили с Украины ученых монахов Епифания Славинецкого и других. Они включились в работу по изданию богослужебных книг, сверяя их с греческими оригиналами.
Практическая деятельность «боголюбцев» имела целью искоренение суеверий, укрепление правовых норм в церковной жизни. Вероятно, под влиянием этих установок были изданы царские указы о борьбе со скоморохами и народными увеселениями, связанными с языческими поверьями и обычаями. В Москве произвели облаву на владельцев музыкальных инструментов. На нескольких возах гудки и другие «бесовские сосуды» доставили на Болотную площадь и сожгли. В разосланных по стране грамотах осуждались те, кто «в громное громление» купался, «чая себе от того здравия», или занимался гаданиями, участвовал в святочных маскарадах, надевая «хари», и т. д. Даже невинное развлечение качели посчиталось нарушающим истинное благочестие.
Важнейшей стороной деятельности «боголюбцев» явилась издательская работа Печатного двора. И здесь инициатива принадлежала С. Внифантьеву. Выходит в свет переведенная с греческого языка «Кормчая», включающая церковные и частично гражданские правила семи Вселенских соборов. Печатались и другие книги. Капитальная перестройка Печатного двора расширила его производственные возможности. Со второй половины 40-х годов XVII века наблюдается значительное увеличение выпуска книг, включая предназначенные для обучения. С 1645-го по 1652 год трижды издавали «Азбуку», восемь раз – учебный «Часослов» («Часовник»), девять изданий выдержала учебная Псалтырь. Заметим, что эти книги обычно использовались для обучения грамоте в народной среде не только в XVII веке, но и значительно позже. Согласно повелению Алексея Михайловича 2 февраля 1648 года выпускается в свет «Грамматика» Мелетия Смотрицкого, белорусского ученого, «в научение православным, паче же детям сущим». Примечательно, что публикуется и переводное сочинение И.Я. фон Вальхаузена «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей». Выпуск изданий полемически-нравоучительного жанра в защиту православной религии против «латинства», «люторства» и других неприемлемых направлений религиозного мышления занял в конце 40-х – начале 50-х годов XVII века значительное место в продукции Печатного двора. Толчком к этому послужили «прения о вере» во время пребывания королевича Вольдемара, когда датская сторона устами своего капеллана пыталась отстаивать свои позиции. К тому же католическая агрессия и распространение униатства на Украине и в Белоруссии давали тому немалый стимул.
Новшеством в практике богослужений стали проповеди, с которыми пастыри обращались к прихожанам. Нововведение пришлось по вкусу, и к наиболее красноречивым проповедникам народ шел с большой охотой. Церкви подчас не вмещали всех желающих.
Ревнители православной веры выступали за перемены в церковном обиходе, считая неприемлемым многогласие (когда священнослужители одновременно читали или пели разные тексты). Однако введение единогласия было сопряжено с чисто житейскими неудобствами, с которыми нельзя было не считаться: служба неизмеримо затягивалась, прихожане обрекались на многочасовое стояние в церкви. Ведь сидеть разрешалось лишь в католических костелах.
Роль С. Внифантьева не ограничивалась влиянием на правительственную политику в церковной сфере. Есть основания считать, что он воздействовал своим убежденным словом на разбушевавшуюся толпу в один из дней июньского восстания в Москве, тогда как усилия патриарха Иосифа и других церковников действия не возымели. Следует заметить, что с иерархами Православной Церкви духовник царя держал себя независимо, порой даже дерзко. Он выступил на Церковном соборе 1649 года с обличительной речью, направленной против высших религиозных деятелей. Конфликт имел далеко идущие последствия. Патриарх Иосиф и Освященный собор обратились к Алексею Михайловичу с челобитьем, в котором жаловались на Внифантьева, называвшего иерархов «волками», «губителями», а «не пастырями». Челобитчики требовали осудить протопопа Стефана как еретика на смертную казнь согласно Уложению1649 года (возведение «хульных словес» на соборную и апостольскую церковь). Однако царь оставил это дело без последствий.
«Боголюбцам» принадлежит заслуга распространения грамотности и учреждения училищ в России. Внифантьев стал попечителем Греко-латинской школы на государевом дворе. На собственные средства Ф.М. Ртищев открывает при Андреевском монастыре училище, где занимались люди из разных сословий. Здесь изучались языки славяно-русский, польский и латинский, а также другие науки. В Нижнем Новгороде, а позже в Москве Иван Неронов создал школы для посадской бедноты и пригородных крестьян, в которых осваивали грамоту. Обучение было бесплатным.
Кружок «боголюбцев» оказался, однако, недолговечным. Он распался в 1653 году. Причиной тому были не только возникшие серьезные разногласия с высшими церковными чинами. Слишком разных людей он объединял. После смерти патриарха Иосифа царь остановил свой выбор на Никоне, который тогда был новгородским митрополитом. Алексей Михайлович посылал Никону письма самого просительно-трогательного содержания, умоляя принять высокий сан. Никон (скорее из тактических побуждений) сначала не соглашался, царь вновь настаивал, суля ему всемерную поддержку. Следует заметить, что в недрах кружка «боголюбцев» уже вынашивалась идея проведения церковной реформы, и взгляды Никона на этот вопрос у Алексея Михайловича возражений не вызывали. Когда же Никон милостиво соблаговолил принять звание Патриарха всея Руси (1652 год) и стал «собинным другом» венценосца (по его собственным словам), дни кружка были сочтены. С. Внифантьев удалился от дел, И. Неронов и его ученик Аввакум не приняли решительной линии Никона, ведущей к всемерному укреплению власти патриарха. В дальнейшем мы видим Аввакума в стане самых ярых врагов никоновских реформ. Кроме того, назревали события, в значительной мере отвлекшие внимание и силы царя от религиозно-богословских проблем. С новой остротой встала задача решения украинского вопроса, с которой связан новый этап деятельности Алексея Михайловича.
Нам остается, говоря о первых годах царствования второго монарха династии Романовых, поведать о его семейных делах. Царь не долго находился в холостом положении. В начале 1647 года для выбора невесты в Москве собрали двести девиц, из которых шесть наиболее красивых предстали пред очами царя Алексея. Ему приглянулась дочь Рафа Всеволожского, ей он и отдал предпочтение. Но избранница вдруг упала в обморок, узнав о воле царя. Тотчас нашлись царедворцы, усмотревшие в этом признак падучей болезни невесты Алексея Михайловича отговорили жениться на несчастной девушке, которую немедля сослали.
Вторая попытка женитьбы оказалась удачной. На сей раз выбор пал на одну из дочерей Ильи Даниловича Милославского, небогатого дворянина. Шестнадцатого января 1648 года состоялось бракосочетание Алексея Михайловича и Марии Милославской. Из кругов, явно недоброжелательно настроенных к царице, иностранцы-современники проведали, что Мария в юности собирала грибы и торговала ими, а ее отец подавал вино заезжим иностранным купцам.
Свадьбу отпраздновали пышно и торжественно, сообразно особому церемониалу – «чину». Присутствовавших на, свадьбе крайне удивило распоряжение молодого царя – «быть без мест». Это значило, что докучливые тяжбы дворянских родов, их сутяжничество на почве «чести» по любому поводу отменялись, а нарушение царского указа могло повлечь наказание. Алексей Михайлович этим актом сделал серьезную заявку на будущее. Он начинал понимать, что «великая порода» человека не всегда определяет его деловую пригодность на государевой службе. Правда, вполне отказаться от давно заведенного порядка царь так и не смог. Но проблески иного подхода в «кадровом вопросе» были налицо.
Семейная жизнь Алексея Михайловича оказалась не только благополучной, но и счастливой. Его супруга отличалась кротким, добрым нравом и скромностью. Мария Ильинична аккуратно рожала государю детей. Первыми появились на свет дочери Евдокия, Марфа и Анна. В феврале 1654 года родился сын Алексей.
Как и было принято, родственники царя по линии жены получали высокие чины. Тесть Илья Данилович Милославский стал боярином и вошел в число ближайших советников Алексея Михайловича. Особыми способностями сей «боярин по кике» не отличался, но корыстолюбия, а также спеси был не лишен.
Обратим внимание на такой факт: спустя всего десять дней после женитьбы царя его великомудрый «дядька» Б.И. Морозов заключил брак с сестрой молодой царицы Анной. Таким образом всесильный боярин еще более упрочил свое положение родственными узами с царем Алексеем. Ходили упорные слухи, что Морозов ловко подстроил женитьбу царя и собственный небезвыгодный марьяж.
Пятидесятые годы XVII века ознаменовались серьезными правительственными мерами в области экономики. Не без воздействия вступившего в должность патриарха Никона была проведена реформа питейной продажи – доходной статьи бюджета. Именным царским указом 1652 года всюду в стране отменялась откупная система содержания кабаков. Вырученные от продажи вина деньги надлежало собирать «на вере», то есть специально назначенным головам и целовальникам. В городах и больших «государевых» селах предписывалось иметь по одному «кружечному двору», в малолюдных селениях открывать эти заведения запрещалось. Вскоре последовало уточняющее распоряжение, согласно которому запрещалось содержать в поместьях и вотчинах бояр, стольников, стряпчих, дворян московских и «жильцов» кабаки и кружечные дворы, а где они есть, их следовало «свесть». Тем самым центральная власть вводила казенную монополию на производство и продажу спиртных напитков. Правда, исключение было сделано для тех «поварен», которые производили питие по договору с казной на основе подряда.
Усиленная подготовка к войне с Речью Посполитой не отвлекла царя Алексея от забот по упорядочению таможенных сборов – также важного источника пополнения казны. Двадцать пятого октября 1653 года была издана Уставная таможенная грамота, вносившая много изменений в таможенное дело. Это последнее вызывало много нареканий со стороны купечества, так как создавало для них различные неудобства. Издавна существовавшие местные особенности в таможенных ставках и порядке сбора пошлин стесняли передвижение и осуществление торговых сделок. Разнобой мелких таможенных пошлин также не способствовал развитию рыночных отношений. Учитывая все это, правительство упразднило многочисленные таможенные сборы, объединив их в единую рублевую пошлину, которая взималась по пять денег (две с половиной копейки) с каждого рубля продажной цены товара или суммы наличных денег. И в таможенном деле отменялся откупной порядок, оно препоручалось таможенным головам и их помощникам (по назначению из Москвы). За исправность поступления таможенных сборов головы несли материальную ответственность, недобор грозил взысканиями соответствующих сумм с нерадивых сборщиков. А ими определяли представителей купечества и зажиточных посадских людей. Как говорилось в указе, уставная таможенная грамота издана царем с боярским приговором, «слушав выписки (доклад по этому вопросу. – Л.Я.), и челобитья, и сказок гостей и гостиной, и суконной, и черных сотен и слобод, и всяких чинов торговых людей». Иными словами, было удовлетворено одно из сословных требований торгового люда. Новый порядок существенно облегчал торговую жизнь в стране и содействовал росту товарооборота и купеческого капитала. Выигрывали от этого и покупатели. Некоторое исключение в порядке таможенных и питейных сборов было сделано в годы войны для пограничных с Украиной местностей: там эта функция была поручена военачальникам, подотчетным Разрядному приказу. Собранные деньги быстрее поступали в Москву и только оттуда направлялись по назначению.
Новый указ связан с упразднением откупов на проезд, с мостов и перевозов, на взимание поголовной пошлины («головщины»), торговли харчем. На откупщиков обрушились обвинения: «тин откупщики, врази Богу и человеком», «приметываются» к проезжим и прохожим, взыскивают с них незаконные поборы, чем наносят большой ущерб торговым людям. Указ без обиняков запрещал помещикам и вотчинникам «мытов и проезжие пошлины и годовщины имати и на откуп отдавати». Установленные казной пошлины с перевозов на Волге и Оке понижались.
Война потребовала напряжения всех финансовых возможностей государства. Вводятся чрезвычайные налоги с торгово-промышленного населения: «десятая деньга» (то есть десять процентов), «пятая деньга» (двадцать процентов от стоимости имущества человека). С каждых ста дворов крестьян указывалось собрать по двадцать рублей на содержание ратных людей. Немалые займы делал царь у богатых монастырей, а также у Строгановых. Но и этого оказалось недостаточно.
В 1654 году началась денежная реформа, призванная обеспечить постоянный доход царской казне. Ее суть была достаточно проста. В оборот вводилась медная монета, которая должна была находиться в обращении наравне с серебряной и по одному курсу с ней. Московский денежный двор приступил к чеканке новой монеты. Открыли такое же предприятие в Новгороде. Во главе денежных дворов поставили видных купцов – московских и иногородних. Состоялся запрет на свободную торговлю медью – она требовалась казне в больших количествах.
На первых порах новшество не только не вызвало протеста, но, наоборот, было встречено с одобрением. Котошихин заметил, что медные деньги поначалу «возлюбили всем государством». В стране далеко не сразу поняли, что за сим последует. Медные деньги успешно внедрились во все расчеты, на них охотно продавали товар, их брали и давали в долг. Но постепенно стали замечать: налоги правительство собирало только серебряной монетой. В Сибири вообще было запрещено хождение медных денег. Ратные люди, находившиеся на службе в пределах Украины и Белоруссии, стали испытывать немалые трудности: там не хотели принимать медную монету, которой они получали свое жалованье. А монетные дворы чеканили и чеканили медные деньги. Естественно, они начали обесцениваться.
Наконец, по стране развилось в огромных масштабах изготовление фальшивых медных денег, благо это гораздо легче, нежели подделывать серебряные деньги. Правительство издает строжайшие указы по борьбе с фальшивомонетчиками, их ловят и предают смертной казни, отсекают конечности. Но и это мало помогало. Кроме того, поползла в народе молва, что причастные к чеканке медной монеты купцы и их покровители из царского окружения (И.Д. Милославский и др.) немало разбогатели, передавая на монетные дворы не казенную, а свою медь. Особенную неприязнь вызвали гость Василий Шорин и тесть царя Илья Данилович Милославский. А выпуск медных монет продолжался в нарастающем темпе.