— Ну, как ты находишь наше жилище? — спросил Альваро после того, как они осмотрели все углы.
   — Несколько темновато, сеньор, — отвечал Гарсиа, — и потом… эти головы, которые точно смеются над нами, не делают веселым это жилище. Кому они принадлежали?
   — Вероятно, людям, которые были съедены аймарами.
   — Могли бы они также съесть и эти головы, а не оставлять их здесь!.. Послушайте, сеньор Альваро, надеюсь, вы не намерены исполнять долгое время обязанности колдуна? С меня уже теперь довольно, и я бы хотел вернуться в лес.
   — Попробуй, мальчуган. Я не запрещаю тебе.
   — Если бы я мог, то не заставил бы себя просить! — ответил Гарсиа.
   — А пока удовлетворимся тем, что нас сделали пиайе. Ведь и я не имею ни малейшего желания оставаться среди этих людоедов, которые к тому же не внушают мне ни малейшего доверия. Диас, наверное, даст о себе знать каким бы то ни было образом. Он теперь уже знает, что мы попали в руки аймаров.
   — Как вы думаете, они стерегут нас по ночам?
   — Конечно. Они ведь нам не доверяют и, разумеется, смотрят за нами в оба. Но даже если бы нам удалось бежать, что могли бы мы сделать теперь, не имея ружей? Вот если бы я мог вернуть свое ружье и патроны! Впрочем, я думаю, что это возможно. Ведь дикарям еще не известно употребление огнестрельного оружия, и мы, пожалуй, можем заставить их отдать нам ружье и патроны… Прекрасная мысль! Постараемся убедить этих злодеев, что это наши амулеты, которые дают нам победу над врагами.
   В этот момент снаружи раздались резкие звуки какого-то инструмента, похожего на дудку, и странный грохот, точно тысячи мелких камней пересыпались в ящик и ударялись о его стены.
   — Музыка! — воскликнул Гарсиа. — Неужели аймары намерены устроить нам концерт? Я бы предпочел обед.
   Он выглянул в дверь и увидел, что к ним в хижину направляются человек двенадцать дикарей, а впереди идет юноша тупинамба, который исполнял роль переводчика. Четверо дикарей играли на инструментах, похожих на флейту и сделанных, по-видимому, из человеческой берцовой кости. Другие двое встряхивали тыквенными бутылками, наполненными мелкими камешками. Сзади них один из дикарей нес какой-то футляр из звериной шкуры, украшенный зернами золота и раковинами, а другие несли корзины, казавшиеся довольно тяжелыми.
   — Чего хотят эти люди? — спросил Альваро юношу тупинамба.
   — Они пришли вручить вам тушану вождя и поручить его вашей бдительности.
   — Это что за штука?
   — Скипетр племени. Другие же несут еду и превосходную таробу, приготовленную самой древней старухой аймаров для покойного пиайе.
   — Положи тушану куда-нибудь в угол, потому что в данный момент нас может интересовать только еда. Ведь пиайе белой кожи все-таки не могут питаться одним воздухом!
   Юноша посмотрел на них с некоторым удивлением, взял трубку, в которой хранился скипетр, положил ее под консервированными головами и затем велел поставить корзины на землю.
   Альваро жестом удалил музыкантов и носильщиков и осторожно приподнял крышку, опасаясь найти в корзине несколько кусков жареного человеческого мяса.
   Повара вождя, узнав, что пиайе белой кожи могут есть только врагов своей расы, заменили человеческое мясо превосходной рыбой, которая в изобилии водится в затопленных саваннах, лепешками из маниока и бананами, жареными в горячем пепле. К этому угощению они добавили два больших сосуда, наполненных какой-то молочной жидкостью, издававшей резкий запах алкоголя.
   — Приступим, Гарсиа! — весело воскликнул Альваро. — В этом меню нет человеческого жаркого ни белого, ни черного, ни краснокожего.
   Не обращая внимания на индейского юношу, оставшегося в хижине, они принялись есть с большим аппетитом и потом попробовали напиток тароба, используя вместо стаканов свернутые в трубку пальмовые листы.
   — Недурно, — сказал Альваро. — Я не думал, что эти людоеды умеют приготовить ликеры… Ба! Да я, кажется, слышал что-то об этом напитке и…
   — И о зубах старух, сеньор, — добавил Гарсиа.
   — Да, да, и о зубах тоже! — отвечал Альваро, выпуская из рук пальмовый лист. — Эй, мальчик, не знаешь ли ты, как готовят этот напиток?
   — Он вам не нравится? — спросил юноша.
   — Тебя спрашивают, из чего он делается?
   — Из клубней маниока, сеньор, — отвечал индеец. — Сначала их кипятят, а потом дают жевать самым старым женщинам племени…
   — Черт возьми! — воскликнул Альваро, чувствуя приступ тошноты
   — Потом, когда они хорошо измельчат зубами клубни, то эту массу снова кипятят, а затем переливают в сосуды и зарывают в сырую землю, где она подвергается брожению.
   — Тьфу! И вы это свинство пьете? Гарсиа, выброси эти сосуды. К черту вашу таробу! Эти индейцы настоящие свиньи!
   — Почему вы это говорите? — спросил юноша.
   — Чтобы я стал пить эту гадость, разжеванную старухами…
   — Но, сеньоры, если не разжевать раньше клубни маниока, то тароба не удается.
   — Убери скорее этот напиток, а не то я вылью его на голову первому индейцу, который будет проходить мимо. Пиайе белой кожи не употребляют подобных напитков… Теперь мой обед испорчен!
   — Сеньоры, — заметил им юноша, хохотавший до упаду. — Не стоит так выходить из себя! Как бы то ни было, но этот напиток вовсе не так уж плох.
   Юноша был несколько озадачен приемом, который оказал великий пиайе лучшему из бразильских напитков. Он, взял оба сосуда и вынес их из хижины, спрашивая себя, какие же спиртные напитки употребляют белые люди, пренебрегающие таробой, приготовленной старухами племени?
   — Теперь посмотрим, что за тушана, которую мы должны охранять, — сказал Альваро. — Должно быть, это что-нибудь очень важное, вроде печати короля или что-то подобное.
   Он взял футляр, сделанный из толстой бамбуковой трубки длиной по крайней мере в метр и украшенный раковинами и пластинками золота. Внутри находилась деревянная палка, чрезвычайно тяжелая, вероятно, сделанная из железного дерева. К обоим концам палки были привязаны пучки ярких птичьих перьев.
   — Точно жезл главнокомандующего, — сказал Альваро, с любопытством рассматривая палку. — Если они доверяют нам этот жезл, значит, мы стали очень важными персонами. Диас рассказывал мне, что этот предмет доверяется только людям высокого происхождения. Это меня успокаивает.
   — Почему, сеньор?
   — Потому что я боялся, что эти звери подождут, чтобы мы разжирели, и тогда нас съедят. Э! Белое мясо, пожалуй, может соблазнить этих обжор.
   — Что ж, будем мы продолжать играть роль колдунов?
   — На что ты жалуешься? Какой требовательный! Ведь мы сразу превратились в очень важных особ, в великих жрецов, вместо того, чтобы поджариваться на решетке из ветвей, а ты все еще недоволен!
   — Предпочитаю свободную жизнь в лесу вместе с моряком.
   — Терпение, мой милый Гарсиа. И я не менее тебя желаю поскорее расстаться с этими дикарями. Пока же останемся колдунами, а там увидим.
   В эту минуту юноша-переводчик вошел в хижину и, обратившись к Альваро, сказал:
   — Великий пиайе, вождь просит вас присутствовать при умерщвлении пленника, предназначенного для съедения. Будет устроен пир для военачальников и для наиболее доблестных воинов. Вождь говорит, что мясо этого пленника станет гораздо лучше, если вы взглянете на него своими очами.
   — Если бы нас оставили в покое, то я был бы более доволен. Я не люблю смотреть, как убивают какого-нибудь беднягу, и еще более неприятно мне видеть, как его будут есть.
   — Таков обычай племени, и вы не можете уклоняться от исполнения обязанностей, которые возлагаются на пиайе.
   — Этот осужденный твой соотечественник? '
   — Нет, это тупи.
   — Не попробовать ли мне спасти его?
   — Не делайте этого, великий пиайе. Мой покровитель также в самом начале попытался было сделать это, но чуть-чуть сам не был съеден вместо пленника. Нет, не пробуйте восставать против обычаев племени, если хотите спасти свою жизнь… Слышите? Пленник уже начал свою воинственную пляску. Он, конечно, не задрожит от страха и будет энергично защищаться, когда ему приготовятся размозжить голову.
   На площади раздались звуки дудок и грохот мелких камней, насыпанных в тыквенные бутылки, которые нарочно встряхивали, чтобы усилить шум. Временами раздавался чей-то голос, настолько громкий, что он покрывал весь этот грохот.
   — Очевидно, мы не можем отказаться, — сказал Альваро. — Приходится идти туда. Должность пиайе, как она ни почетна, все же имеет свои неприятные стороны.
   Они вышли из хижины на площадь, где уже собралось несколько сот человек. Были также и женщины, жалкие создания, с такими же зверскими лицами, как и у мужчин. Волосы у них были тоже всклокочены, как у мужчин, нижняя губа безобразно растянута и в нее вставлен кусочек дерева или камня, уши также вытянуты и украшены нанизанными на волокна маленькими косточками, вероятно человеческими фалангами, и разноцветными камешками.
   Тупи, который предназначался на ужин воинам, уже был приведен на площадь. Это был прекрасно сложенный молодой человек лет двадцати пяти, с более правильными и тонкими чертами лица, нежели у аймаров. Он пел и танцевал, сопровождаемый музыкантами, показывая этим, что нисколько не боится смерти. Позади него шла какая-то старая мегера, страшно разрисованная, и несла священную дубину, которой бразильские дикари убивают своих пленников. Почти все бразильские племена обращаются с врагами, попавшими к ним в плен, с полным уважением и считают их священными. Они не держат их в заключении и дают им свободу, но зорко следят за ними, чтобы они не убежали. Само собой разумеется, что пленных кормят обильно, чтобы они не похудели, и они всегда получают обед вождя. Дня за два до назначенного срока в честь обреченных на смерть устраивается пир, и несчастные жертвы должны принимать в нем самое деятельное участие и стараться выказывать беззаботную веселость, хотя знают, что женщины племени уже готовят сосуды, в которых будет вариться их мясо. Этого требует этикет, и никому из пленников не приходило в голову нарушить его. Конечно, и тупи, которого ожидала смерть, показал себя достойным сыном своего племени, имевшего репутацию самого храброго и воинственного из бразильских племен. Он плясал, смеялся и шутил с аймарами, окружавшими его, и делал вид, что не слышит песни смерти, которую затянула старая мегера, несшая роковую дубинку.
   — Мы держим птичку за шею, — пела старуха, стараясь закинуть на плечи пленника нечто вроде лассо. — Если бы ты был попугаем, прилетевшим поклевать у нас зерна, то ты бы улетел от нас. Но теперь мы тебе обрезали крылья и мы тебя съедим!
   Тогда воин приостановил свои шутки и пляску и, точно внезапно объятый яростью, прокричал громовым голосом:
   — Вы меня съедите, но я убил отца того воина, который стоит возле вождя, и съел его сердце! Я убил также одного из ваших вождей и ранил насмерть его сына и мы их обоих съели!
   Он дошел уже до центра площадки, где был разложен огромный костер, на котором была приготовлена большая решетка из ветвей железного дерева.
   Вождь аймаров, разукрашенный по случаю торжества разноцветными перьями и ожерельями, подошел к пленнику в сопровождении свиты воинов и, согласно обычаю, предложил ему в последний раз взглянуть на солнце. Затем, вперив в него свирепый взгляд, сказал:
   — Отрекись от своих слов, скажи, что ты не ел отца этого воина, а также одного из наших вождей и его сына!
   — Освободи меня, и я съем тебя и всех твоих! — гордо ответил тупи.
   — Ты поплатишься за это — я готовлюсь нанести тебе смертельный удар. Так как ты утверждаешь, что убил и съел моих воинов, то будешь съеден уже сегодня.
   Вождь сказал это, потрясая в воздухе своей дубиной, точно пробуя свои силы.
   — Это превратности жизни, — спокойно отвечал ему пленник, пожимая плечами. — Но мои друзья очень многочисленны, и они отомстят за меня!
   — Какое мужество у этого молодца! — сказал Альваро, когда юноша-индеец перевел ему ответ пленника.
   — Он доблестный воин, достойный сын своего отца, великого воина, — отвечал юноша.
   — Как жаль, что мы ничего не можем сделать, чтобы спасти его!
   — Аймары пришли бы в ярость. Оставьте это.
   Двое аймаров подошли к пленнику и связали ему ноги, оставив свободными руки. Тогда он начал извиваться как бешеный, вызывая всех на бой. Видя, что к нему приближаются воины, он поднял несколько камней, находившихся возле него, и бросил их в врагов. Он мог это сделать, потому что ему было предоставлено право защищаться. Он ревел, словно дикий зверь, и, несмотря на связанные ноги, прыгал с легкостью газели.
   Но круг около него смыкался все теснее.
   Вождь поднял дубину. Еще несколько мгновений пленник продолжал метаться и награждать кулаками противников, потом вдруг раздался глухой удар. Дубина вождя размозжила ему череп, и он, сраженный, упал на землю.
   — Уйдем! — воскликнул Альваро, чувствуя непреодолимый приступ отвращения. — Я не могу видеть этих убийц!
   Он взял за руку Гарсиа и пошел назад в свою хижину, в то время как аймары с диким ревом бросились на еще теплый труп воина и потащили его на костер.

XX. Человек Огня

   Альваро и Гарсиа дошли уже до предела, тяготясь своим званием пиайе, и страстное желание свободы все сильнее овладевало ими. Прошло уже шесть дней с тех пор, как они попали к дикарям. Они сидели безвыходно в своей хижине и могли покидать ее лишь для того, чтобы присутствовать на банкетах дикарей, когда поедалось человеческое мясо. Такие случаи бывали довольно часто, так как аймары во время своих последних набегов захватили много пленников из племен тама, тупи и тупинамба.
   Такое существование становилось невыносимым еще и потому, что их надежда на то, что они получат какие-нибудь вести от Диаса, с каждым днем становилась слабее. Что с ним сталось: взял ли его в плен другой отряд аймаров, или же он продолжал свое бегство через лес в деревни тупинамба, отчаявшись спасти своих товарищей, — это было покрыто мраком неизвестности.
   — Уйдем отсюда! — повторял с утра до вечера Гарсиа.
   — Уйдем! — неизменно соглашался Альваро.
   Но случая к этому не представлялось. Дикари продолжали не доверять им, и каждый вечер около их хижины располагалась стража.
   Между тем оба понимали, что долго они не выдержат. Им по горло опротивела их должность пиайе, и они не знали, как избавиться от нее.
   Наступил седьмой день их плена, и казалось, что он ничем не будет отличаться от всех других дней, когда после полудня внезапно к ним в хижину вошел вождь аймаров в сопровождении юноши, служившего ему переводчиком.
   — Должно быть, случилось что-нибудь важное, — сказал Альваро своему товарищу. — Ведь в первый раз со времени убийства тупи вождь удостаивает нас своим посещением!
   Вождь оказался озабоченным и в дурном расположении духа. Тем не менее он почтительно поклонился обоим пиайе и притронулся кончиком языка к земле.
   — Чего хочет вождь? — спросил Альваро. Вождь сделал знак юноше, чтобы он говорил.
   — Вождь огорчен, что вы оба плохо покровительствуете племени, — сказал юноша. — Он велел мне предупредить вас, что если вы не убьете ужасную змею, то будете съедены!
   — Ого! — воскликнул Альваро, несколько озадаченный. — Как его соблазняет белое мясо! Я и так уже не чувствую себя в безопасности в своей священной должности… Впрочем, в чем же дело?
   — Ужасная змея уже пожрала пять воинов Племени, — отвечал юноша.
   — Чего же он хочет от нас?
   — Чтобы вы произнесли заклинания и заставили змею вернуться в саванну или убили бы ее.
   — Это было бы нетрудно, — отвечал Альваро. — Но нам недостает наших амулетов!
   — Каких? — спросил юноша, после того как перевел этот ответ вождю.
   — Когда нас взяли в плен, то у нас были могущественные амулеты, которые, однако, нам не были возвращены аймарами. Пусть нам отдадут их, и мы пойдем и убьем змею, которая угрожает всему племени.
   — Вы получите их, — сказал юноша. — Вождь сохранил их у себя и передаст вам.
   — Когда же мы должны отправиться, чтобы убить змею?
   — Сегодня вечером: днем она никогда не показывается.
   — Скажи же вождю, что пиайе будут готовы и змея больше не посмеет истреблять людей, принадлежащих к племени, которое находится под нашим покровительством.
   Аймар, видимо удовлетворенный этим ответом, вышел вместе с юношей, сделав еще более низкий поклон, чем в первый раз, и лизнув земляной пол хижины.
   — Гарсиа! — сказал Альваро, когда они остались одни. — Случай, которого мы так дожидались, теперь предоставляется нам, и если мы не сумеем им воспользоваться, то должны будем навсегда отказаться вернуть свободу. Что касается меня, то я хочу испытать счастье и рискнуть. Не змея падет от моего выстрела, а сам вождь этих пожирателей человеческого мяса, хотя бы потом они стали преследовать меня по всей Бразилии!
   — А они отдадут нам ружье?
   — Они мне обещали и притом ведь они и не подозревают, что это гораздо более ужасное оружие, нежели их дубины и стрелы.
   — А змея?
   — Пусть они убивают ее, если у них хватит храбрости.
   — А мы что сделаем, сеньор?
   — Мы убежим и вернемся к своей прежней бродяжнической жизни, пока не найдем Диаса или его племя.
   — Сеньор Альваро, у меня замирает сердце.
   — Если мы останемся здесь, то все равно в один прекрасный день эти дикари съедят нас. Их очень соблазняет жаркое из белого мяса, и меня удивляет, что они до сих пор нас щадили. Нам нечего обманываться на этот счет, и наша должность нисколько не обеспечивает безопасность нашей жизни.
   — Как же вы намерены поступить?
   — Я еще сам не знаю хорошенько. Что-нибудь да случится, и вождь не вернется живым к своему племени. Я готов на все, или…
   Внезапный выстрел, раздавшийся на площади, заставил их вскочить на ноги. Со всех сторон раздавались дикие крики, выражавшие панический ужас.
   Альваро и Гарсиа бросились к деревьям. Мимо их хижины пробежали до смерти перепуганные воины, точно за ними кто-то гнался. Некоторые спрятались в хижинах, другие бежали в лес, оставив лежать посредине площади труп своего товарища, над которым медленно рассеивался дым.
   — Они разрядили ружье! — воскликнул Альваро. — Вон там лежит мертвец! Ба! И ружье брошено около него, и бочонок с порохом, и мешок с пулями. Воспользуемся же их паникой и захватим все. С огнестрельным оружием в руках мы сумеем противостоять этим дикарям!
   Он бросился бежать на площадь и тотчас же завладел ружьем и патронами, лежавшими возле мертвого индейца. Индеец был убит наповал. Пуля вошла в глаз и вышла с правой стороны затылка.
   Кое-где из хижин выглянули дикари, когда Альваро и Гарсиа показались на площади, но никто не решался выйти. Гром выстрела и внезапная смерть индейца, конечно, должны были произвести на дикарей потрясающее впечатление Они еще не имели понятия об огнестрельном оружии и, как все первобытные народы, боялись грома
   — Сеньор Альваро, — сказал Гарсиа, — воспользуемся их испугом и бежим!
   — Нет, мой милый; они нас не отпустят и все отправятся за нами в погоню, вот увидишь. Бежать теперь не время. Это была бы большая неосторожность.. А вот и юноша-индеец! Он идет к нам. Бедняга испугался не меньше других.
   Юный индеец вышел из хижины и робко приблизился к ним, а позади него раздался хриплый голос вождя. Юноша был бледен и дрожал как лист.
   — Не бойся, — сказал Альваро, улыбаясь. — Никто тебя не станет убивать.
   — Сеньоры, — пробормотал юноша, дрожащим голосом, с неописуемым испугом глядя на ружье, которое держал в руках Альваро. — Вождь велел мне спросить вас, кто и что вызвало смерть этого воина.
   — Этот человек хотел тронуть могущественный амулет, данный пиайе великим духом Маниту, и потому был убит. Краснокожие ведь не владеют небесным огнем! — отвечал Альваро.
   — Этот гром и этот огонь заключены в граватане, которую вы держите в руках? — спросил индеец.
   — Да.
   — И они убивают?
   — Ты сам это видел. Что сделал этот воин?
   — Он хотел посмотреть, как устроена ваша граватана, и вдруг раздался грохот, точно разразилась буря, и он упал в облаке дыма.
   — Он был неосторожен, и великий Маниту наказал его за это. Он не должен был видеть то, что заключается в амулете пиайе белой кожи. Поди и скажи вождю, чтобы он пришел ко мне, и я покажу ему могущество моей граватаны, если тебе нравится так называть это.
   — Никто не будет убит ею?
   — Будет убита змея, которая пожрала воинов, — отвечал Альваро. Юноша побежал к хижине, где скрывался вождь, и в скором времени вернулся вместе с ним. Вождь был также смертельно бледен и сильно испуган. Он искоса поглядывал на европейцев и в особенности на ужасное оружие, которое внушало ему суеверный страх. Неподвижность Альваро и его улыбка слегка приободрила дикарей. Мало-помалу они окружили его, держась, однако, все время на почтительном расстоянии.
   — Скажи вождю, чтобы он привел сюда какое-нибудь животное. Я покажу ему, как оно будет убито, — сказал Альваро.
   Юноша перевел эти слова вождю, потом ответил:
   — Вождь предлагает тебе одного из своих пленников. У него осталась еще дюжина.
    Пусть приведет какое-нибудь животное или ничего не увидит. В эту минуту повелеваю я — пиайе.
   По приказанию вождя несколько индейцев тотчас же отправились в лес, где, в отгороженном месте, аймары держали животных, которые должны были заменять военнопленных, когда в них чувствовался недостаток. Через несколько минут они вернулись, таща за собой какое-то странное животное, похожее на свинью, но потолще. Если бы Альваро был больше знаком с животными, населяющими бразильские леса, он тотчас бы узнал, что это тапир — довольно безобидное животное, живущее в сырых лесах или вблизи саванн и очень любящее лакомиться болотным тростником и корнями водных растений. Несчастное животное, как будто угадывая свою судьбу, упиралось, но индейцы, осыпая его ударами, заставили тапира подойти к пальме, к которой и привязали его крепкими веревками из лиан. Тогда Альваро сделал знак дикарям, чтобы они удалились, и, отойдя на пятьдесят шагов, произнес какие-то таинственные слова, потом поднял руки к небу, как будто призывая на помощь великого Маниту, владыку земли и огня, и, наконец, внимательно прицелился.
   Глубокое молчание воцарилось среди аймаров, собравшихся вокруг Альваро. На их лицах заметна была сильнейшая тревога. Вдруг раздался выстрел, громко прокатившийся по лесу.
   У дикарей вырвался крик испуга. Некоторые из них бежали, заткнув уши, другие попадали на землю, извиваясь, точно в судорогах. Но вождь и кое-кто из воинов похрабрее подбежали к пальме, у подножия которой в предсмертных судорогах бился тапир. Когда же он испустил дух и они убедились, что ни одна стрела не ранила его, то они простерли руки к Альваро, крича во все горло: «Карамура! Карамура!»
   — Карамура? — повторил Альваро. — Я уже слышал это слово. Что оно означает? — спросил он юношу-переводчика.
   — «Человек огня»! — произнес испуганный юноша. — Вы, может быть, повелитель огня?
   «Вот титул, который заставит все бразильские племена бояться меня, — подумал, смеясь про себя, Альваро. — Моя слава отныне обеспечена».
   — Пойди, скажи вождю, что сеньор Карамура готов убить змею, пожирающую его воинов, — сказал Альваро, обращаясь к переводчику. — А потом, дай Бог, убежим! — шепнул он Гарсиа.
   Вождь, смиренный и трепещущий, приблизился к нему и велел переводчику передать следующее:
   — Ты самый могущественный пиайе из всех, какие существуют на свете. Тот, которым обладают тупинамба и которого я хотел захватить и сделать моим пиайе, ничего не стоит в сравнении с тобой. С этой минуты ты всегда останешься с нами и будешь повелевать нами как вождь. С тобой мы будем непобедимы и у нас не будет недостатка в пленных, которых мы будем пожирать.
   — Злодей! — сказал Альваро, обращаясь к Гарсиа, когда ему были переведены слова вождя. — Он хочет из нас сделать поставщиков человеческого мяса! Подожди сегодняшнего вечера, голубчик, посмотрим, будут ли у тебя завтра пиайе белой кожи!
   — Значит, мы бежим сегодня вечером? — спросил Гарсиа.
   — Да, я решил. Воспользуемся паникой, которое произвело наше ружье.
   — Пойдем на поиски моряка?
   — Этот человек нам необходим более, чем когда-либо. Ведь у него осталось твое ружье! Имея два ружья, мы будем непобедимы и можем попытаться даже дойти до испанских поселений. У меня нет никакого желания кончать свою жизнь среди этих отвратительных дикарей. Пойдем теперь ужинать, а потом подумаем о змее.
   Альваро сделал величественный жест рукой вождю и воинам, которые распростерлись перед ним, и сказал переводчику, что он желает поужинать, прежде чем отправится на охоту.
   Почтение и страх, который внушил Альваро аймарам, сделали дикарей очень щедрыми, и все воины поспешили что-нибудь принести ему, так что скоро весь пол в хижине покрылся разными яствами.
   — Уж не хотят ли они нас откормить, чтобы потом сожрать! — заметил Альваро, смеясь. — Признаюсь, такое обилие кушаний не очень-то мне нравится!
   — Они не посмеют, — возразил Гарсиа. — Ведь они теперь поверили в наше могущество и обожают нас как божества.
   — Э! Ты не очень-то полагайся на обожание таких людей. Я не удивлюсь, если у них явится желание попробовать мяса богов. Нет, нет, лучше уйти, мальчуган, и отказаться от всего этого изобилия!