Страница:
— Обстоятельства складываются неудачно для хищника. Пожалуй, обезьяна ускользнет от него, — заметил Альваро.
Ягуар, явно недовольный, ворчал как разгневанный кот и вымещал свою досаду на коре дерева, которую обдирал когтями. Обезьяна, уже совершенно обезумевшая от страха, висела на конце ветки, уцепившись за нее левой рукой, а в правой держала своего детеныша.
В это время на поверхности воды, под самым деревом, появились громадные листья Виктории Регии, занесенные течением. Они быстро плыли, увлекаемые потоком, точно плоты, которые могли бы выдержать тяжесть не одной только маленькой обезьяны.
— Вот плутовка! — воскликнул Альваро, увидев, что обезьяна спрыгнула на один из листьев, не выпуская своего детеныша. Маленький плот немного погрузился в воду от толчка, но потом опять выплыл на поверхность и вместе с обезьянкой быстро понесся, увлекаемый течением, которое и прибило его к противоположному берегу.
Обезьяна издала победный крик.
Ягуар пришел в сильнейшую ярость, увидев, что добыча ускользнула от него. Он бешено зарычал, царапая когтями дерево, и потом бросился в воду.
— Очевидно, он умеет плавать, — заметил Альваро. — Пожалуй, он настигнет обезьяну.
На том месте, где погрузился ягуар, поднялась пена, и когда он выплыл, то раздался его рев, к которому примешивался страшный свист, очевидно издаваемый каким-то другим животным.
— Должно быть, ягуар наткнулся в воде на кого-нибудь, — сказал Альваро и бросился к берегу, чтобы лучше видеть, что делается в реке.
В этот момент из воды высунулся громадный черный цилиндрический хвост, и вскоре показался ягуар, обвитый громадной змеей, сжимавшей его своими кольцами. Это была анаконда, самое большое из всех бразильских пресмыкающихся, достигающее порой длины тринадцати-четырнадцати метров. Она живет на дне рек и неядовита, но обладает такой силой, что может задушить даже быка, охватив его своими кольцами. По всей вероятности, ягуар как раз опустился в воду на то место, где находилась змея, которая тотчас же подхватила его.
Хищник и пресмыкающееся, обвившееся вокруг него, яростно боролись, то выскакивая на поверхность воды, то погружаясь в нее. Ягуар, обезумев от боли, старался зубами и когтями разорвать кожу змеи, а змея сдавливала его все сильнее, стараясь сломать ему кости и позвоночный столб. Вода окрашивалась кровью, но змея все-таки не выпускала своей добычи, уверенная в успехе. Наконец они оба опустились под воду, которая густо окрасилась кровью, и больше не показывались на поверхности.
— Черт возьми! — воскликнул Альваро. — Вот это враги, которых мы с тобой должны очень остерегаться.
— Он уже околел, этот тигр? Как вы думаете, сеньор? — спросил Гарсиа.
— Вероятно. Но, я думаю, и змее пришлось плохо от его когтей. Во всяком случае, мы должны воспользоваться этим моментом и скорее перебраться на другой берег.
— А может быть, тут, поблизости, есть еще такие же звери?
— Вряд ли. Они бы приняли участие в этой борьбе. А ты видел обезьяну?
— Она выбралась на берег и скрылась в лесу.
— Не будем же терять времени, пока змея занята пожиранием своей добычи.
Они быстро срезали бамбук, перевязали его лианой и приготовили плот. Через полчаса они уже были на другом берегу, пристав как раз к тому месту, где скрылась обезьяна, спасшаяся от когтей ягуара.
XI. В девственном лесу
XII. История Диаса
Ягуар, явно недовольный, ворчал как разгневанный кот и вымещал свою досаду на коре дерева, которую обдирал когтями. Обезьяна, уже совершенно обезумевшая от страха, висела на конце ветки, уцепившись за нее левой рукой, а в правой держала своего детеныша.
В это время на поверхности воды, под самым деревом, появились громадные листья Виктории Регии, занесенные течением. Они быстро плыли, увлекаемые потоком, точно плоты, которые могли бы выдержать тяжесть не одной только маленькой обезьяны.
— Вот плутовка! — воскликнул Альваро, увидев, что обезьяна спрыгнула на один из листьев, не выпуская своего детеныша. Маленький плот немного погрузился в воду от толчка, но потом опять выплыл на поверхность и вместе с обезьянкой быстро понесся, увлекаемый течением, которое и прибило его к противоположному берегу.
Обезьяна издала победный крик.
Ягуар пришел в сильнейшую ярость, увидев, что добыча ускользнула от него. Он бешено зарычал, царапая когтями дерево, и потом бросился в воду.
— Очевидно, он умеет плавать, — заметил Альваро. — Пожалуй, он настигнет обезьяну.
На том месте, где погрузился ягуар, поднялась пена, и когда он выплыл, то раздался его рев, к которому примешивался страшный свист, очевидно издаваемый каким-то другим животным.
— Должно быть, ягуар наткнулся в воде на кого-нибудь, — сказал Альваро и бросился к берегу, чтобы лучше видеть, что делается в реке.
В этот момент из воды высунулся громадный черный цилиндрический хвост, и вскоре показался ягуар, обвитый громадной змеей, сжимавшей его своими кольцами. Это была анаконда, самое большое из всех бразильских пресмыкающихся, достигающее порой длины тринадцати-четырнадцати метров. Она живет на дне рек и неядовита, но обладает такой силой, что может задушить даже быка, охватив его своими кольцами. По всей вероятности, ягуар как раз опустился в воду на то место, где находилась змея, которая тотчас же подхватила его.
Хищник и пресмыкающееся, обвившееся вокруг него, яростно боролись, то выскакивая на поверхность воды, то погружаясь в нее. Ягуар, обезумев от боли, старался зубами и когтями разорвать кожу змеи, а змея сдавливала его все сильнее, стараясь сломать ему кости и позвоночный столб. Вода окрашивалась кровью, но змея все-таки не выпускала своей добычи, уверенная в успехе. Наконец они оба опустились под воду, которая густо окрасилась кровью, и больше не показывались на поверхности.
— Черт возьми! — воскликнул Альваро. — Вот это враги, которых мы с тобой должны очень остерегаться.
— Он уже околел, этот тигр? Как вы думаете, сеньор? — спросил Гарсиа.
— Вероятно. Но, я думаю, и змее пришлось плохо от его когтей. Во всяком случае, мы должны воспользоваться этим моментом и скорее перебраться на другой берег.
— А может быть, тут, поблизости, есть еще такие же звери?
— Вряд ли. Они бы приняли участие в этой борьбе. А ты видел обезьяну?
— Она выбралась на берег и скрылась в лесу.
— Не будем же терять времени, пока змея занята пожиранием своей добычи.
Они быстро срезали бамбук, перевязали его лианой и приготовили плот. Через полчаса они уже были на другом берегу, пристав как раз к тому месту, где скрылась обезьяна, спасшаяся от когтей ягуара.
XI. В девственном лесу
Лес продолжался и на другом берегу реки и был такой же густой и непроходимый, как и тот, по которому раньше странствовали путешественники. Пожалуй, чаща была еще гуще, так как тут господствовал настоящий растительный хаос. Внизу растения так перепутались, что образовали общую массу, по которой можно было ступать, как по земле. Но под этой массой почва была совершенно сырая, и оттуда поднимался запах гнили и плесени, заставлявший путешественников брезгливо морщить нос.
— Вот так девственный лес! — сказал Альваро, который, конечно, предпочел бы простой луг этому богатству растительности. — Как ориентироваться в такой чаще, не пропускающей ни одного солнечного луча? Боюсь, что нам трудно будет добраться до залива!
— Уж не заблудились ли мы? — спросил Гарсиа.
— Очень возможно.
— Неужели такие леса покрывают всю Бразилию?
— Весьма вероятно. По-видимому, индейцы не заботятся об их уничтожении, земледелия у них не существует.
— Еще бы! Они ведь пожирают друг друга! И притом в этих лесах нет недостатка во фруктах.
— И в дичи… Это что за шум?
Где-то в чаще раздался такой пронзительный рев, что заставил мгновенно умолкнуть стаю попугаев, сидевших на ветках. Рев был такой оглушительный, что Гарсиа зажал себе уши.
— Кто это задает такой ужасающий концерт? — вскричал он. — Может быть, это хищные звери?
— Нет, это обезьяны.
Рев и вой усиливались и, казалось, наполнили весь лес.
— Пойдем, — сказал Альваро, — заставим-ка умолкнуть этих непрошенных музыкантов. Быть может, нам удастся при этом раздобыть себе жаркое. Ведь у нас ничего нет. От жары мясо черепахи испортилось и так воняет, что есть его нельзя.
— Неужели у вас хватило бы мужества съесть обезьяну! — воскликнул Гарсиа.
— Отчего нет? Ведь это такое же животное, как и всякое другое.
Они пошли в том направлении, откуда неслись звуки, не умолкавшие ни на одно мгновение. Ружье они держали наготове. Встреча с ягуаром научила их осторожности. Продираясь с превеликим трудом сквозь чащу ползучих растений, переплетенных корней, они потратили целый час, чтобы пройти пятьсот шагов, которые отделяли их от места, где собрались лесные музыканты.
Как и предвидел Альваро, этими артистами оказались обезьяны, усевшиеся в кружок на ветвях дерева и старавшиеся перекричать друг друга. Посредине этого импровизированного хора сидел «регент», роль которого исполняла обезьяна, самая худая из всего стада, но обладавшая особенно сильным и звучным голосом. Эта обезьяна затягивала одну ноту, а все остальные вторили ей, постепенно усиливая звук, который разносился по всему лесу и потом вдруг обрывался. Обезьяны умолкали на мгновение, дожидаясь нового сигнала. Если же какая-нибудь из них затягивала неверную ноту, то «регент» хора награждал ее тумаком по голове и заставлял умолкнуть.
— Молчать! — крикнул Гарсиа обезьянам, подойдя к дереву. В ушах у него звенело от ужасного гама, и он надеялся своим возгласом заставить обезьян разбежаться. Но не тут-то было. Обезьяны были так заняты своими вокальными упражнениями, что не обратили никакого внимания на этот повелительный крик.
— Ты только понапрасну теряешь время, мой милый, — заметил ему Альваро. — Разве твой голос может быть услышан среди такого гама?
— Пожалуй, тут нужна пушка, чтобы заставить их замолчать, — согласился Гарсиа.
— Меткий выстрел тоже будет иметь успех. Попробуем-ка свалить «регента».
Альваро был прекрасный стрелок. Он мгновение прицеливался и выстрелил в главного певца, который горланил сильнее всех. Обезьяна так и осталась с раскрытым ртом, но голос ее прервался на самой высокой ноте; обезьяна приподнялась, вытянув руки, покружилась на одном месте и наконец с шумом свалилась на землю и осталась неподвижной. Ее товарищи, перепуганные до смерти, быстро вскарабкались на верхние ветки, отчаянно крича.
Убитая обезьяна лежала на земле, и Альваро уже собирался подойти к ней, когда вдруг услышал возглас на чистейшем кастильском наречии:
— Caramba!4 Какой меткий удар!
И он, и Гарсиа остолбенели от изумления. Уж не ослышались ли они? Они оба довольно хорошо знали испанский язык, который был в те времена почти так же распространен, как в настоящее время французский. Оглянувшись, они увидели в кустах высокого, статного человека лет сорока пяти, с черной бородой и черными длинными волосами, который стоял, скрестив на груди руки, и с улыбкой смотрел на них. Несмотря на то, что кожа у него была очень смуглая, его правильные черты лица, красивые большие глаза и рост — все это указывало на европейское происхождение. Однако он был одет, как одеваются туземцы. На голове у него была диадема из перьев, а одежда его состояла из юбочки, сплетенной из каких-то волокон, блестящих, как шелк. Браслеты и ожерелье из зубов кайманов и диких зверей дополняли его костюм, на груди висел какой-то странный трофей, похожий на змеиные позвонки.
«Индеец или испанец?» — подумал Альваро, становясь в оборонительную позицию, и сделал знак своему товарищу, чтобы он приготовил ружье.
Незнакомец не пошевельнулся. Он продолжал улыбаться, смотря с глубоким волнением на Альваро, и не притрагивался рукой ни к тяжелой дубине, висевшей у него сбоку, ни к коротенькому копью, которое виднелось у него за плечами.
— Друг или враг? — спросил наконец по-испански Альваро, видя, что незнакомец не намеревается говорить первый.
— С каких это пор белые люди, растерявшиеся в лесах далекой, неизвестной страны, объявляют себя врагами? — сказал незнакомец дрожащим голосом. — Хотя вы можете принять меня за индейца, но я такой же белый, как вы, и также европеец.
Альваро, не менее взволнованный, нежели незнакомец, повесил ружье и, подойдя к этому человеку, спросил:
— Вы тоже потерпели крушение?
— Да. Но уже очень давно.
— Что же вы делаете тут, в лесах Бразилии?
— Этот вопрос я бы мог задать и вам. Вы испанцы?
— Нет, португальцы.
— Значит, мы с вами почти соотечественники. Вы даже и представить себе не можете, как я взволнован этой встречей! Я был убежден, что мне уже больше никогда не приведется увидеть ни одного человека моей расы и ни одного европейца!
— Давно вы здесь?
— С тысяча пятьсот шестнадцатого года.
— С кем вы прибыли сюда?
— С испанской экспедицией под командой Винсенте Пинсона и Диаса Солиса. Я находился в экипаже Солиса.
— Судьба этой экспедиции, организованной отважным флорентийцем, известна, но какая участь постигла Солиса?
— Он был убит индейцами племени харруа. Ах, сеньор, это очень грустная история.
— И вы один уцелели?
— Да, один.
— А что же вы теперь делаете?
Испанец как будто несколько смутился, потом вполголоса проговорил:
— Я колдун племени тупинамба.
Конечно, при других обстоятельствах Альваро не мог бы удержаться от улыбки, но, видя смущение и печаль своего собеседника, он только ограничился замечанием:
— Что ж, вероятно, это хорошая должность?
— О, сеньор!
— Я — Альваро Виана де Корреа. А ваше имя?
— Диас Картего.
— Во всяком случае, это вам спасло жизнь?
— Конечно.
— Вы голодны?
— Я уже четырнадцать часов на ногах и все время без остановки, чтобы не попасть в руки аймаров, которые завладели всей территорией и рассеяли племена тупинамба и тама.
— Они далеко?
— Теперь — да.
— Не могут они нас настигнуть здесь?
— В данный момент — нет.
— Ну, так воспользуемся этим и приготовим обед. Мы убили обезьяну.
— Я видел. У этой породы мясо очень нежное, сеньор Виана. Я не раз уже пробовал его.
— В таком случае помогите нам приготовить ее.
Испанец не заставил себя просить. Пока Альваро и Гарсиа разводили огонь, он приготовил мясо обезьяны, которое и было изжарено на шомполе, использованном вместо вертела.
Когда жаркое было готово, Диас пошел куда-то и вернулся с двумя свернутыми в трубку банановыми листьями, наполненными какой-то жидкостью, похожей на белое вино.
— Assahu! — сказал он, приглашая Альваро попробовать. — Не бойтесь, это не причинит вам вреда.
— Откуда вы достали эту жидкость?
— Это сок пальмы Assahu. Он может заменить вино.
— Жаркое и вино! Жаль, что нет хлеба!
— Найдем и его, будьте спокойны. Если здесь и нет растения, которое я искал, то, во всяком случае, в другом месте мы найдем то, что нам нужно. Как видите, жизнь в Бразилии не трудна и стоит только нагнуться, чтобы найти, чем утолить голод и жажду. Я научился у индейцев многому, о чем прежде не имел никакого понятия.
— Счастливая страна! — сказал Альваро.
— А вы, господа, давно потерпели крушение?
— Всего несколько дней назад. Я вам расскажу нашу историю и ожидаю услышать вашу, наверное, очень интересную.
— И грустную! — прибавил Диас.
Наблюдая, как жарилось мясо обезьяны, Альваро рассказал ему о гибели каравеллы, об ужасной участи ее экипажа и о страхе, который они испытывали с тех пор, ожидая ежеминутно появления дикарей.
— Вероятно, это были аймары, которые пожрали ваших товарищей, — сказал Диас. — Это самые свирепые дикари из всех, обитающих в лесах Бразилии. Они никому не дают пощады.
— Жаркое готово! — возвестил Гарсиа.
Однако португалец, несмотря на голод, все-таки с трудом заставил себя проглотить первые куски этого странного жаркого, вид которого слишком напоминал вид жареного ребенка. Испанец же, привыкший к такого рода пище и, вероятно, уже немало истребивший ее на своем веку, принялся за еду с аппетитом каймана, приглашая обоих португальцев последовать своему примеру. Впрочем, голод скоро победил колебания последних, и они отдали честь жаркому, которое действительно оказалось превосходным. Они с удовольствием запили его пальмовым соком, предложенным им Диасом, вкусом напоминавшим сидр, и затем развалились под деревом, положив около себя ружья.
— Можем мы отдохнуть часика два без особенного риска? — спросил Альваро испанца.
— Аймары редко пускаются в путь, когда солнце так сильно печет, — отвечал Диас. — К тому же я принял меры предосторожности, чтобы они не могли найти моих следов.
— Значит, они вас преследовали?
— Да, четыре дня тому назад.
— Так вы пришли сюда издалека?
— Деревня, приютившая меня, находится в семи днях пути отсюда, среди леса.
— Вы туда вернетесь?
— Непременно. Я только жду, чтобы аймары ушли подальше на юг. Надеюсь, что и вы пойдете со мной. Тупинамба примут вас хорошо, если вы явитесь со мной, так как я — пиайе, то есть колдун, их племени. Что же вы будете делать одни в этом огромном лесу? Рано или поздно вы очутитесь на вертеле и вас съедят тама или тупи, такие же людоеды, как и аймары.
— А тупинамба не едят себе подобных?
— Едят — так же, как и другие, но… со мной вам нечего бояться!
— Теперь расскажите нам вашу историю, сеньор Диас, вы сильно возбудили мое любопытство, — обратился к нему Альваро.
— К вашим услугам, сеньор Виана.
— Вот так девственный лес! — сказал Альваро, который, конечно, предпочел бы простой луг этому богатству растительности. — Как ориентироваться в такой чаще, не пропускающей ни одного солнечного луча? Боюсь, что нам трудно будет добраться до залива!
— Уж не заблудились ли мы? — спросил Гарсиа.
— Очень возможно.
— Неужели такие леса покрывают всю Бразилию?
— Весьма вероятно. По-видимому, индейцы не заботятся об их уничтожении, земледелия у них не существует.
— Еще бы! Они ведь пожирают друг друга! И притом в этих лесах нет недостатка во фруктах.
— И в дичи… Это что за шум?
Где-то в чаще раздался такой пронзительный рев, что заставил мгновенно умолкнуть стаю попугаев, сидевших на ветках. Рев был такой оглушительный, что Гарсиа зажал себе уши.
— Кто это задает такой ужасающий концерт? — вскричал он. — Может быть, это хищные звери?
— Нет, это обезьяны.
Рев и вой усиливались и, казалось, наполнили весь лес.
— Пойдем, — сказал Альваро, — заставим-ка умолкнуть этих непрошенных музыкантов. Быть может, нам удастся при этом раздобыть себе жаркое. Ведь у нас ничего нет. От жары мясо черепахи испортилось и так воняет, что есть его нельзя.
— Неужели у вас хватило бы мужества съесть обезьяну! — воскликнул Гарсиа.
— Отчего нет? Ведь это такое же животное, как и всякое другое.
Они пошли в том направлении, откуда неслись звуки, не умолкавшие ни на одно мгновение. Ружье они держали наготове. Встреча с ягуаром научила их осторожности. Продираясь с превеликим трудом сквозь чащу ползучих растений, переплетенных корней, они потратили целый час, чтобы пройти пятьсот шагов, которые отделяли их от места, где собрались лесные музыканты.
Как и предвидел Альваро, этими артистами оказались обезьяны, усевшиеся в кружок на ветвях дерева и старавшиеся перекричать друг друга. Посредине этого импровизированного хора сидел «регент», роль которого исполняла обезьяна, самая худая из всего стада, но обладавшая особенно сильным и звучным голосом. Эта обезьяна затягивала одну ноту, а все остальные вторили ей, постепенно усиливая звук, который разносился по всему лесу и потом вдруг обрывался. Обезьяны умолкали на мгновение, дожидаясь нового сигнала. Если же какая-нибудь из них затягивала неверную ноту, то «регент» хора награждал ее тумаком по голове и заставлял умолкнуть.
— Молчать! — крикнул Гарсиа обезьянам, подойдя к дереву. В ушах у него звенело от ужасного гама, и он надеялся своим возгласом заставить обезьян разбежаться. Но не тут-то было. Обезьяны были так заняты своими вокальными упражнениями, что не обратили никакого внимания на этот повелительный крик.
— Ты только понапрасну теряешь время, мой милый, — заметил ему Альваро. — Разве твой голос может быть услышан среди такого гама?
— Пожалуй, тут нужна пушка, чтобы заставить их замолчать, — согласился Гарсиа.
— Меткий выстрел тоже будет иметь успех. Попробуем-ка свалить «регента».
Альваро был прекрасный стрелок. Он мгновение прицеливался и выстрелил в главного певца, который горланил сильнее всех. Обезьяна так и осталась с раскрытым ртом, но голос ее прервался на самой высокой ноте; обезьяна приподнялась, вытянув руки, покружилась на одном месте и наконец с шумом свалилась на землю и осталась неподвижной. Ее товарищи, перепуганные до смерти, быстро вскарабкались на верхние ветки, отчаянно крича.
Убитая обезьяна лежала на земле, и Альваро уже собирался подойти к ней, когда вдруг услышал возглас на чистейшем кастильском наречии:
— Caramba!4 Какой меткий удар!
И он, и Гарсиа остолбенели от изумления. Уж не ослышались ли они? Они оба довольно хорошо знали испанский язык, который был в те времена почти так же распространен, как в настоящее время французский. Оглянувшись, они увидели в кустах высокого, статного человека лет сорока пяти, с черной бородой и черными длинными волосами, который стоял, скрестив на груди руки, и с улыбкой смотрел на них. Несмотря на то, что кожа у него была очень смуглая, его правильные черты лица, красивые большие глаза и рост — все это указывало на европейское происхождение. Однако он был одет, как одеваются туземцы. На голове у него была диадема из перьев, а одежда его состояла из юбочки, сплетенной из каких-то волокон, блестящих, как шелк. Браслеты и ожерелье из зубов кайманов и диких зверей дополняли его костюм, на груди висел какой-то странный трофей, похожий на змеиные позвонки.
«Индеец или испанец?» — подумал Альваро, становясь в оборонительную позицию, и сделал знак своему товарищу, чтобы он приготовил ружье.
Незнакомец не пошевельнулся. Он продолжал улыбаться, смотря с глубоким волнением на Альваро, и не притрагивался рукой ни к тяжелой дубине, висевшей у него сбоку, ни к коротенькому копью, которое виднелось у него за плечами.
— Друг или враг? — спросил наконец по-испански Альваро, видя, что незнакомец не намеревается говорить первый.
— С каких это пор белые люди, растерявшиеся в лесах далекой, неизвестной страны, объявляют себя врагами? — сказал незнакомец дрожащим голосом. — Хотя вы можете принять меня за индейца, но я такой же белый, как вы, и также европеец.
Альваро, не менее взволнованный, нежели незнакомец, повесил ружье и, подойдя к этому человеку, спросил:
— Вы тоже потерпели крушение?
— Да. Но уже очень давно.
— Что же вы делаете тут, в лесах Бразилии?
— Этот вопрос я бы мог задать и вам. Вы испанцы?
— Нет, португальцы.
— Значит, мы с вами почти соотечественники. Вы даже и представить себе не можете, как я взволнован этой встречей! Я был убежден, что мне уже больше никогда не приведется увидеть ни одного человека моей расы и ни одного европейца!
— Давно вы здесь?
— С тысяча пятьсот шестнадцатого года.
— С кем вы прибыли сюда?
— С испанской экспедицией под командой Винсенте Пинсона и Диаса Солиса. Я находился в экипаже Солиса.
— Судьба этой экспедиции, организованной отважным флорентийцем, известна, но какая участь постигла Солиса?
— Он был убит индейцами племени харруа. Ах, сеньор, это очень грустная история.
— И вы один уцелели?
— Да, один.
— А что же вы теперь делаете?
Испанец как будто несколько смутился, потом вполголоса проговорил:
— Я колдун племени тупинамба.
Конечно, при других обстоятельствах Альваро не мог бы удержаться от улыбки, но, видя смущение и печаль своего собеседника, он только ограничился замечанием:
— Что ж, вероятно, это хорошая должность?
— О, сеньор!
— Я — Альваро Виана де Корреа. А ваше имя?
— Диас Картего.
— Во всяком случае, это вам спасло жизнь?
— Конечно.
— Вы голодны?
— Я уже четырнадцать часов на ногах и все время без остановки, чтобы не попасть в руки аймаров, которые завладели всей территорией и рассеяли племена тупинамба и тама.
— Они далеко?
— Теперь — да.
— Не могут они нас настигнуть здесь?
— В данный момент — нет.
— Ну, так воспользуемся этим и приготовим обед. Мы убили обезьяну.
— Я видел. У этой породы мясо очень нежное, сеньор Виана. Я не раз уже пробовал его.
— В таком случае помогите нам приготовить ее.
Испанец не заставил себя просить. Пока Альваро и Гарсиа разводили огонь, он приготовил мясо обезьяны, которое и было изжарено на шомполе, использованном вместо вертела.
Когда жаркое было готово, Диас пошел куда-то и вернулся с двумя свернутыми в трубку банановыми листьями, наполненными какой-то жидкостью, похожей на белое вино.
— Assahu! — сказал он, приглашая Альваро попробовать. — Не бойтесь, это не причинит вам вреда.
— Откуда вы достали эту жидкость?
— Это сок пальмы Assahu. Он может заменить вино.
— Жаркое и вино! Жаль, что нет хлеба!
— Найдем и его, будьте спокойны. Если здесь и нет растения, которое я искал, то, во всяком случае, в другом месте мы найдем то, что нам нужно. Как видите, жизнь в Бразилии не трудна и стоит только нагнуться, чтобы найти, чем утолить голод и жажду. Я научился у индейцев многому, о чем прежде не имел никакого понятия.
— Счастливая страна! — сказал Альваро.
— А вы, господа, давно потерпели крушение?
— Всего несколько дней назад. Я вам расскажу нашу историю и ожидаю услышать вашу, наверное, очень интересную.
— И грустную! — прибавил Диас.
Наблюдая, как жарилось мясо обезьяны, Альваро рассказал ему о гибели каравеллы, об ужасной участи ее экипажа и о страхе, который они испытывали с тех пор, ожидая ежеминутно появления дикарей.
— Вероятно, это были аймары, которые пожрали ваших товарищей, — сказал Диас. — Это самые свирепые дикари из всех, обитающих в лесах Бразилии. Они никому не дают пощады.
— Жаркое готово! — возвестил Гарсиа.
Однако португалец, несмотря на голод, все-таки с трудом заставил себя проглотить первые куски этого странного жаркого, вид которого слишком напоминал вид жареного ребенка. Испанец же, привыкший к такого рода пище и, вероятно, уже немало истребивший ее на своем веку, принялся за еду с аппетитом каймана, приглашая обоих португальцев последовать своему примеру. Впрочем, голод скоро победил колебания последних, и они отдали честь жаркому, которое действительно оказалось превосходным. Они с удовольствием запили его пальмовым соком, предложенным им Диасом, вкусом напоминавшим сидр, и затем развалились под деревом, положив около себя ружья.
— Можем мы отдохнуть часика два без особенного риска? — спросил Альваро испанца.
— Аймары редко пускаются в путь, когда солнце так сильно печет, — отвечал Диас. — К тому же я принял меры предосторожности, чтобы они не могли найти моих следов.
— Значит, они вас преследовали?
— Да, четыре дня тому назад.
— Так вы пришли сюда издалека?
— Деревня, приютившая меня, находится в семи днях пути отсюда, среди леса.
— Вы туда вернетесь?
— Непременно. Я только жду, чтобы аймары ушли подальше на юг. Надеюсь, что и вы пойдете со мной. Тупинамба примут вас хорошо, если вы явитесь со мной, так как я — пиайе, то есть колдун, их племени. Что же вы будете делать одни в этом огромном лесу? Рано или поздно вы очутитесь на вертеле и вас съедят тама или тупи, такие же людоеды, как и аймары.
— А тупинамба не едят себе подобных?
— Едят — так же, как и другие, но… со мной вам нечего бояться!
— Теперь расскажите нам вашу историю, сеньор Диас, вы сильно возбудили мое любопытство, — обратился к нему Альваро.
— К вашим услугам, сеньор Виана.
XII. История Диаса
— Тридцать летуже прошло, — начал свой рассказ Диас, — с тех пор, как кастильское правительство отправило флотилию под командой Веспуччи, Пинсона и Солиса с приказанием основать город вдоль берегов Бразилии. Но уже с первых дней между командирами возникли раздоры по вопросу о том, кто станет во главе это предприятия.
Америго Веспуччи, уже бывавший в Бразилии и принимавший важное участие в открытии американского материка, конечно, имел больше прав, нежели другие, стать во главе экспедиции, но при дворе в Лиссабоне к нему относились с некоторым недоверием, и это ему повредило. Однако путешествие все-таки прошло довольно спокойно, и через три месяца флотилия благополучно достигла залива5. Сделав запас воды и завязав меновые сношения с индейцами, которые не проявляли такой свирепости, как во времена Кабрала, флотилия направилась к югу и исследовала довольно длинную полосу берега, водружая в разных местах кресты в знак кастильского владычества. Наконец она дошла до устья громадной реки, которое мы все приняли вначале за морской рукав.
Это был Ла Плата, и когда мы пришли туда, то между командирами снова возникли раздоры. Веспуччи и Пинсон отказались сопровождать моего капитана и покинули его, отправившись на поиски других открытий. Но какая участь постигла их, я не знаю, так как с той поры я уже не видал ни одного белого человека, который бы высадился здесь
— Могу вас успокоить на их счет, — сказал Альваро, — они благополучно вернулись в Испанию.
— Солис, — продолжал свой рассказ Диас, — не захотел вернуться назад, не сделав никакого великого открытия. Он мечтал покрыть себя славой и поэтому, не задумываясь, отправился в лодке вверх по течению огромной реки, устье которой мы видели. Я принимал участие в его экспедиции, так как пользовался репутацией хорошего лоцмана и отличного стрелка.
Несколько дней мы плыли по реке, сопровождаемые по берегу, около которого проходила наша лодка, целой ватагой индейцев, приглашавших нас высадиться. Все они были вооружены стрелами и дротиками. Солис, в котором соединялись огромное мужество и некоторая осторожность, не последовал их приглашениям, и было бы, конечно, гораздо лучше, если бы его нога вообще никогда не касалась этой земли.
Индейцы, приглашавшие его, принадлежали к племени харруа. Это были самые смелые и самые свирепые из дикарей, только и ждавшие, когда мы высадимся на берег, чтобы напасть на нас, убить и потом сожрать.
Мы исследовали уже довольно значительную полосу берега, когда у Солиса вдруг явилась несчастная идея углубиться в страну. Индейцы исчезли, и он думал, что опасность уже миновала. Он высадился на берег у опушки большого леса и оставил меня и еще шесть человек стеречь лодку. Но у меня возникли подозрения и я крикнул:
— Сеньор Солис, берегитесь засады!
Он только сделал мне прощальный жест рукой и исчез в лесной чаще вместе со своим крошечным отрядом.
Мы, однако, испытывали сильную тревогу. Внезапное исчезновение дикарей казалось мне неестественным, и я подозревал за этим коварный умысел. Беспокойство мое настолько усилилось, что я совсем не мог оставаться на месте. Но остановить Солиса и заставить его отказаться от его намерений было невозможно. Этот человек, превосходно владевший оружием, не знал страха и только посмеялся бы над моей подозрительностью.
Незадолго до заката солнца мы вдруг услышали несколько выстрелов, сопровождавшихся таким ужасающим ревом, что он до сих пор еще раздается в моих ушах. Никакой рев хищных зверей не может сравниться с воинственными криками южноамериканских дикарей!
Конечно, мы тотчас же все повскакали со своих мест и я сказал своим товарищам:
— На нашего капитана напали. Пойдем к нему на помощь!
Они смотрели, не отвечая, как будто страх лишил их способности говорить. Я понял, что мне не удастся заставить их внять моим словам. Да и что мы могли сделать, когда мы даже не знали, в какую сторону направляться? В течение нескольких минут мы слышали повторные выстрелы и крики индейцев, потом наступило полное молчание. Вероятно, все уже было кончено! Солис и его спутники, должно быть, попали в засаду, устроенную индейцами, и были умерщвлены.
Мои товарищи умоляли меня поднять якорь и как можно скорее вернуться на корабль, который ждал нас в устье реки. Но я решительно отказался покинуть нашу стоянку раньше рассвета следующего дня. В душе у меня все-таки таилась надежда, что кто-нибудь да избежал резни и мог прибежать на берег, зная, что мы тут дожидается.
Когда ночь спустилась на землю, мы увидели огромные костры, горевшие в лесу.
Я не мог оставаться спокойным. Желание во что бы то ни стало узнать, какая участь постигла моего капитана, заставило меня выйти на берег, и так как никто из моих товарищей не захотел сопровождать меня, то я ушел один, взяв с собой ружье и шпагу.
Костры, ярко горевшие на склоне лесистого холма, служили мне маяком. Я осторожно продвигался вперед, скрываясь между деревьями, и сердце мое временами судорожно замирало при мысли, что каждое мгновение меня может пронзить стрела или же какой-нибудь индеец, подстерегающий меня, может размозжить мне голову ударом своей страшной дубины.
Но индейцы, уверенные, что они истребили всех белых, остались на том месте, где был убит Солис, и когда я через полчаса крадучись приблизился к их лагерю, то моим глазам предстала страшная картина
На решетках, сложенных из больших зеленых ветвей над пылающим очагом, жарились девять моих несчастных товарищей, покрытые кровью с ног до головы. У всех были размозжены головы ударами страшных индейских дубин. Среди них я распознал Солиса, у которого было перерезано горло и размозжена голова. Отвратительный запах горелого мяса наполнял воздух. Вокруг костра, словно чего-то ожидая, собрались человек двенадцать индейцев. Все они были голые и только на шее носили ожерелье из зубов кариб, маленьких хищных рыбок, больших охотниц до человеческого мяса, которыми полны реки в этой стране. Индейцы были вооружены копьями, дубинками и громадными луками для метания стрел.
Вдруг чей-то отчаянный крик достиг моих ушей. Четыре индейца гигантского роста волочили одного матроса, который отчаянно отбивался и руками и ногами. Судьба его не оставляла никакого сомнения. Похолодевший от ужаса, я смотрел, не шевелясь, на то, что собирались с ним делать индейцы, бессильный помочь ему. Да и что мог я сделать один против всей этой банды свирепых негодяев?
Индейцы потащили моего несчастного товарища к огромному камню, на поверхности которого было выбито небольшое углубление, вроде желоба, и положили его таким образом, что он не мог пошевелиться. Тогда из толпы индейцев вышел человек, одна половина тела которого была выкрашена в голубую, а другая — в черную краску. Он был увешан ожерельями и браслетами из зубов кайманов, ягуаров и змеиных позвонков, а на голове у него красовался огромный хохол из перьев попугая. В одной руке он держал нечто вроде ножа, сделанного из заостренной раковины, а в другой — глиняный сосуд.
Приблизившись к несчастной жертве, которая отчаянно кричала, он всадил в нее нож. Кровь потекла струей по маленькому желобу, выдолбленному в камне, в глиняный сосуд, подставленный индейцем. Когда же он наполнился, то индеец поднес его к губам. Но в этот момент он упал, сраженный пулей.
Я не выдержал и выстрелил в негодяя, не думая об опасности, которой подвергался.
Звук выстрела ошеломил индейцев, увидевших, что упал колдун. Они словно остолбенели в первый момент от этой неожиданности, и я, конечно, воспользовался их замешательством, чтобы бежать. Когда же они очнулись и раздались бешеные крики, показавшие, что они пустились за мной в погоню, — я был уже далеко.
В несколько минут я добежал до того места, где должна была находиться лодка, но там меня ждал страшный сюрприз. Мои товарищи, вероятно, считали меня погибшим, бежали и бросили меня одного среди этого страшного леса и с погоней за плечами!
— О, негодяи! — не могли удержаться от восклицания Альваро и Гарсиа.
— Они считали меня погибшим, — грустно повторил Диас. — Я слышал за собой яростные крики индейцев, приближающихся с ужасающей быстротой. И вдруг мне пришла счастливая мысль. Я не видел ни одного челнока на реке, следовательно, индейцы харруа не плавали по ней. Я же был очень хороший пловец и поэтому решил броситься в воду. Впрочем, для меня это был единственный путь к спасению!
Если бы я вернулся в лес, то, конечно, эти дьяволы не замедлили бы открыть мое местопребывание, и я был бы поджарен на решетке, как и мои несчастные товарищи и капитан. Доверяя своим силам и ловкости, я прыгнул в воду с ружьем за плечами, сбросив предварительно всю мою одежду.
В этом месте река имела в ширину не менее шести или семи километров, но когда индейцы прибежали на берег, то я уже находился посредине реки!
Я быстро плыл, оглядываясь по сторонам и опасаясь каждую минуту увидеть возле себя индейца. В полночь я уже находился в двухстах или трехстах шагах от противоположного берега. Я несколько приободрился, как вдруг почувствовал в ноге такую страшную боль, что невольно вскрикнул. Испуганный, не зная, что такое, я поплыл еще быстрее. Но вслед за тем я почувствовал другой укус, не менее болезненный, и увидал, что меня окружили мириады маленьких рыбок, которые с яростью бросались на меня и впиваясь в меня своими острыми зубками.
—Что же это было? — спросил Альваро, сильно заинтересованный рассказом Диаса.
— Я попал в стаю кариб. Потом вам расскажу, что это такое. К счастью, берег был недалеко. Я напряг все свои силы и наконец добрался до берега, упал в изнеможении среди растений, которые его покрывали. Но в какое состояние привели меня эти маленькие чудовища! Кровь выступала у меня из множества укусов, которыми было усеяно все тело.
— Это большие рыбы? — спросил Альваро.
— Не больше вашей руки, но они хуже кайманов, хуже ягуаров и так охочи до человеческого мяса, что если им удается окружить какого-нибудь пловца, то они в несколько минут пожирают его живого и оставляют только скелет. О! Когда-нибудь и вам придется познакомиться с этими рыбами. Тогда вы будете знать, какими зубами обладают эти маленькие чудовища, которые по справедливости считаются бичом южноамериканских рек.
— Тогда я лучше предоставлю их индейцам, — сказал, улыбаясь, Альваро. — Продолжайте же, милый Диас.
— Я оставался почти целую неделю в этом лесу, питаясь фруктами, кореньями, иногда охотясь, прежде чем решился двинуться в путь и попытаться осуществить великое предприятие, которое задумал.
Америго Веспуччи, уже бывавший в Бразилии и принимавший важное участие в открытии американского материка, конечно, имел больше прав, нежели другие, стать во главе экспедиции, но при дворе в Лиссабоне к нему относились с некоторым недоверием, и это ему повредило. Однако путешествие все-таки прошло довольно спокойно, и через три месяца флотилия благополучно достигла залива5. Сделав запас воды и завязав меновые сношения с индейцами, которые не проявляли такой свирепости, как во времена Кабрала, флотилия направилась к югу и исследовала довольно длинную полосу берега, водружая в разных местах кресты в знак кастильского владычества. Наконец она дошла до устья громадной реки, которое мы все приняли вначале за морской рукав.
Это был Ла Плата, и когда мы пришли туда, то между командирами снова возникли раздоры. Веспуччи и Пинсон отказались сопровождать моего капитана и покинули его, отправившись на поиски других открытий. Но какая участь постигла их, я не знаю, так как с той поры я уже не видал ни одного белого человека, который бы высадился здесь
— Могу вас успокоить на их счет, — сказал Альваро, — они благополучно вернулись в Испанию.
— Солис, — продолжал свой рассказ Диас, — не захотел вернуться назад, не сделав никакого великого открытия. Он мечтал покрыть себя славой и поэтому, не задумываясь, отправился в лодке вверх по течению огромной реки, устье которой мы видели. Я принимал участие в его экспедиции, так как пользовался репутацией хорошего лоцмана и отличного стрелка.
Несколько дней мы плыли по реке, сопровождаемые по берегу, около которого проходила наша лодка, целой ватагой индейцев, приглашавших нас высадиться. Все они были вооружены стрелами и дротиками. Солис, в котором соединялись огромное мужество и некоторая осторожность, не последовал их приглашениям, и было бы, конечно, гораздо лучше, если бы его нога вообще никогда не касалась этой земли.
Индейцы, приглашавшие его, принадлежали к племени харруа. Это были самые смелые и самые свирепые из дикарей, только и ждавшие, когда мы высадимся на берег, чтобы напасть на нас, убить и потом сожрать.
Мы исследовали уже довольно значительную полосу берега, когда у Солиса вдруг явилась несчастная идея углубиться в страну. Индейцы исчезли, и он думал, что опасность уже миновала. Он высадился на берег у опушки большого леса и оставил меня и еще шесть человек стеречь лодку. Но у меня возникли подозрения и я крикнул:
— Сеньор Солис, берегитесь засады!
Он только сделал мне прощальный жест рукой и исчез в лесной чаще вместе со своим крошечным отрядом.
Мы, однако, испытывали сильную тревогу. Внезапное исчезновение дикарей казалось мне неестественным, и я подозревал за этим коварный умысел. Беспокойство мое настолько усилилось, что я совсем не мог оставаться на месте. Но остановить Солиса и заставить его отказаться от его намерений было невозможно. Этот человек, превосходно владевший оружием, не знал страха и только посмеялся бы над моей подозрительностью.
Незадолго до заката солнца мы вдруг услышали несколько выстрелов, сопровождавшихся таким ужасающим ревом, что он до сих пор еще раздается в моих ушах. Никакой рев хищных зверей не может сравниться с воинственными криками южноамериканских дикарей!
Конечно, мы тотчас же все повскакали со своих мест и я сказал своим товарищам:
— На нашего капитана напали. Пойдем к нему на помощь!
Они смотрели, не отвечая, как будто страх лишил их способности говорить. Я понял, что мне не удастся заставить их внять моим словам. Да и что мы могли сделать, когда мы даже не знали, в какую сторону направляться? В течение нескольких минут мы слышали повторные выстрелы и крики индейцев, потом наступило полное молчание. Вероятно, все уже было кончено! Солис и его спутники, должно быть, попали в засаду, устроенную индейцами, и были умерщвлены.
Мои товарищи умоляли меня поднять якорь и как можно скорее вернуться на корабль, который ждал нас в устье реки. Но я решительно отказался покинуть нашу стоянку раньше рассвета следующего дня. В душе у меня все-таки таилась надежда, что кто-нибудь да избежал резни и мог прибежать на берег, зная, что мы тут дожидается.
Когда ночь спустилась на землю, мы увидели огромные костры, горевшие в лесу.
Я не мог оставаться спокойным. Желание во что бы то ни стало узнать, какая участь постигла моего капитана, заставило меня выйти на берег, и так как никто из моих товарищей не захотел сопровождать меня, то я ушел один, взяв с собой ружье и шпагу.
Костры, ярко горевшие на склоне лесистого холма, служили мне маяком. Я осторожно продвигался вперед, скрываясь между деревьями, и сердце мое временами судорожно замирало при мысли, что каждое мгновение меня может пронзить стрела или же какой-нибудь индеец, подстерегающий меня, может размозжить мне голову ударом своей страшной дубины.
Но индейцы, уверенные, что они истребили всех белых, остались на том месте, где был убит Солис, и когда я через полчаса крадучись приблизился к их лагерю, то моим глазам предстала страшная картина
На решетках, сложенных из больших зеленых ветвей над пылающим очагом, жарились девять моих несчастных товарищей, покрытые кровью с ног до головы. У всех были размозжены головы ударами страшных индейских дубин. Среди них я распознал Солиса, у которого было перерезано горло и размозжена голова. Отвратительный запах горелого мяса наполнял воздух. Вокруг костра, словно чего-то ожидая, собрались человек двенадцать индейцев. Все они были голые и только на шее носили ожерелье из зубов кариб, маленьких хищных рыбок, больших охотниц до человеческого мяса, которыми полны реки в этой стране. Индейцы были вооружены копьями, дубинками и громадными луками для метания стрел.
Вдруг чей-то отчаянный крик достиг моих ушей. Четыре индейца гигантского роста волочили одного матроса, который отчаянно отбивался и руками и ногами. Судьба его не оставляла никакого сомнения. Похолодевший от ужаса, я смотрел, не шевелясь, на то, что собирались с ним делать индейцы, бессильный помочь ему. Да и что мог я сделать один против всей этой банды свирепых негодяев?
Индейцы потащили моего несчастного товарища к огромному камню, на поверхности которого было выбито небольшое углубление, вроде желоба, и положили его таким образом, что он не мог пошевелиться. Тогда из толпы индейцев вышел человек, одна половина тела которого была выкрашена в голубую, а другая — в черную краску. Он был увешан ожерельями и браслетами из зубов кайманов, ягуаров и змеиных позвонков, а на голове у него красовался огромный хохол из перьев попугая. В одной руке он держал нечто вроде ножа, сделанного из заостренной раковины, а в другой — глиняный сосуд.
Приблизившись к несчастной жертве, которая отчаянно кричала, он всадил в нее нож. Кровь потекла струей по маленькому желобу, выдолбленному в камне, в глиняный сосуд, подставленный индейцем. Когда же он наполнился, то индеец поднес его к губам. Но в этот момент он упал, сраженный пулей.
Я не выдержал и выстрелил в негодяя, не думая об опасности, которой подвергался.
Звук выстрела ошеломил индейцев, увидевших, что упал колдун. Они словно остолбенели в первый момент от этой неожиданности, и я, конечно, воспользовался их замешательством, чтобы бежать. Когда же они очнулись и раздались бешеные крики, показавшие, что они пустились за мной в погоню, — я был уже далеко.
В несколько минут я добежал до того места, где должна была находиться лодка, но там меня ждал страшный сюрприз. Мои товарищи, вероятно, считали меня погибшим, бежали и бросили меня одного среди этого страшного леса и с погоней за плечами!
— О, негодяи! — не могли удержаться от восклицания Альваро и Гарсиа.
— Они считали меня погибшим, — грустно повторил Диас. — Я слышал за собой яростные крики индейцев, приближающихся с ужасающей быстротой. И вдруг мне пришла счастливая мысль. Я не видел ни одного челнока на реке, следовательно, индейцы харруа не плавали по ней. Я же был очень хороший пловец и поэтому решил броситься в воду. Впрочем, для меня это был единственный путь к спасению!
Если бы я вернулся в лес, то, конечно, эти дьяволы не замедлили бы открыть мое местопребывание, и я был бы поджарен на решетке, как и мои несчастные товарищи и капитан. Доверяя своим силам и ловкости, я прыгнул в воду с ружьем за плечами, сбросив предварительно всю мою одежду.
В этом месте река имела в ширину не менее шести или семи километров, но когда индейцы прибежали на берег, то я уже находился посредине реки!
Я быстро плыл, оглядываясь по сторонам и опасаясь каждую минуту увидеть возле себя индейца. В полночь я уже находился в двухстах или трехстах шагах от противоположного берега. Я несколько приободрился, как вдруг почувствовал в ноге такую страшную боль, что невольно вскрикнул. Испуганный, не зная, что такое, я поплыл еще быстрее. Но вслед за тем я почувствовал другой укус, не менее болезненный, и увидал, что меня окружили мириады маленьких рыбок, которые с яростью бросались на меня и впиваясь в меня своими острыми зубками.
—Что же это было? — спросил Альваро, сильно заинтересованный рассказом Диаса.
— Я попал в стаю кариб. Потом вам расскажу, что это такое. К счастью, берег был недалеко. Я напряг все свои силы и наконец добрался до берега, упал в изнеможении среди растений, которые его покрывали. Но в какое состояние привели меня эти маленькие чудовища! Кровь выступала у меня из множества укусов, которыми было усеяно все тело.
— Это большие рыбы? — спросил Альваро.
— Не больше вашей руки, но они хуже кайманов, хуже ягуаров и так охочи до человеческого мяса, что если им удается окружить какого-нибудь пловца, то они в несколько минут пожирают его живого и оставляют только скелет. О! Когда-нибудь и вам придется познакомиться с этими рыбами. Тогда вы будете знать, какими зубами обладают эти маленькие чудовища, которые по справедливости считаются бичом южноамериканских рек.
— Тогда я лучше предоставлю их индейцам, — сказал, улыбаясь, Альваро. — Продолжайте же, милый Диас.
— Я оставался почти целую неделю в этом лесу, питаясь фруктами, кореньями, иногда охотясь, прежде чем решился двинуться в путь и попытаться осуществить великое предприятие, которое задумал.