Страница:
Лейтенант не ответил, но подался вперед, пытаясь разглядеть среди сверкающих волн то, что могло издать этот крик.
— Это душа одного из моих братьев напоминает о себе, — сказал кабальеро. — Да, они еще ждут отмщения!
Далеко-далеко, на линии горизонта, появилась какая-то темная точка, которая быстро скользила по блестящей поверхности. Что это? Может, лодка, а может, какой-то морское животное — издали было не разобрать.
Несмотря на свои раны Корсар вскочил на ноги и крепко ухватился за перила капитанского мостика.
— Она там, вместе с ними! — закричал он в исступлении. — Это ее душа. А тело погребено в волнах. Онората!.. Любимая!.. Прости меня!..
— Кабальеро! — воскликнул Морган. — Вы во власти галлюцинаций!..
— Нет, я вижу ее! — в возбуждении повторил Корсар. — Смотрите, она протягивает к нам руки!.. Там, там!.. Ветер развевает ее волосы!.. Волны вздымаются вокруг ее шлюпки!.. Она зовет меня!.. Разве вы не слышите ее голос? Остановить корабль! Шлюпку на воду. И быстро, быстро! Пока она не исчезла.
Тут силы оставили его, и он упал на руки Моргана.
— Сеньор мой! — вскричала Яра, наклоняясь над кабальеро, который не подавал признаков жизни.
— Он без сознания, — пояснил Морган. — Он слишком понадеялся на свои силы. Но ничего страшного, ему просто надо отдохнуть.
— А это видение? — спросила Яра.
— Бред, — сказал Морган тихим голосом. — Отнесем его в каюту.
По его знаку Кармо и Моко поднялись на капитанский мостик, осторожно подняли Корсара, который все еще был без сознания, и отнесли в каюту. Яра и корабельный врач последовали за ними.
— Погибших в воду! — приказал Морган матросам. Останки четырех матросов, погибших в сражении, были подняты над бортом и опущены в пучину моря.
Наклонившись с капитанского мостика, Морган видел, как четыре брезентовых мешка рухнули в воду, подняв сверкающие брызги, и тут же исчезли, оставив легкие круги под блестящими волнами.
— Покойтесь с миром, на дне, рядом с братьями капитана, и скажите им, что скоро мы отомстим за обоих, — произнес он. — А теперь — на Веракрус. И храни нас Господь!
Глава 9. НЕНАВИСТЬ ЯРЫ
Глава 10. БЕРЕГА ЮКАТАНА
— Это душа одного из моих братьев напоминает о себе, — сказал кабальеро. — Да, они еще ждут отмщения!
Далеко-далеко, на линии горизонта, появилась какая-то темная точка, которая быстро скользила по блестящей поверхности. Что это? Может, лодка, а может, какой-то морское животное — издали было не разобрать.
Несмотря на свои раны Корсар вскочил на ноги и крепко ухватился за перила капитанского мостика.
— Она там, вместе с ними! — закричал он в исступлении. — Это ее душа. А тело погребено в волнах. Онората!.. Любимая!.. Прости меня!..
— Кабальеро! — воскликнул Морган. — Вы во власти галлюцинаций!..
— Нет, я вижу ее! — в возбуждении повторил Корсар. — Смотрите, она протягивает к нам руки!.. Там, там!.. Ветер развевает ее волосы!.. Волны вздымаются вокруг ее шлюпки!.. Она зовет меня!.. Разве вы не слышите ее голос? Остановить корабль! Шлюпку на воду. И быстро, быстро! Пока она не исчезла.
Тут силы оставили его, и он упал на руки Моргана.
— Сеньор мой! — вскричала Яра, наклоняясь над кабальеро, который не подавал признаков жизни.
— Он без сознания, — пояснил Морган. — Он слишком понадеялся на свои силы. Но ничего страшного, ему просто надо отдохнуть.
— А это видение? — спросила Яра.
— Бред, — сказал Морган тихим голосом. — Отнесем его в каюту.
По его знаку Кармо и Моко поднялись на капитанский мостик, осторожно подняли Корсара, который все еще был без сознания, и отнесли в каюту. Яра и корабельный врач последовали за ними.
— Погибших в воду! — приказал Морган матросам. Останки четырех матросов, погибших в сражении, были подняты над бортом и опущены в пучину моря.
Наклонившись с капитанского мостика, Морган видел, как четыре брезентовых мешка рухнули в воду, подняв сверкающие брызги, и тут же исчезли, оставив легкие круги под блестящими волнами.
— Покойтесь с миром, на дне, рядом с братьями капитана, и скажите им, что скоро мы отомстим за обоих, — произнес он. — А теперь — на Веракрус. И храни нас Господь!
Глава 9. НЕНАВИСТЬ ЯРЫ
Когда занялась заря и стало видно, что ни один испанский корабль не бороздит море возле берегов Никарагуа, Морган покинул мостик и спустился в капитанскую каюту.
За ночь корабельный врач дважды поднимался на палубу, чтобы успокоить Моргана насчет приступа, который случился с капитаном вследствие его странного видения. По опыту зная необычайную силу духа этого человека, врач не сомневался, что к Корсару после отдыха вернется сознание, тем не менее он испытывал серьезные опасения из-за полученных им ран.
Когда Морган вошел в его просторную каюту, Корсар спокойно спал под наблюдением молодой индианки и Кармо. Дыхание раненого было спокойным и мерным, однако время от времени нервная дрожь сотрясала все его тело и имя Онораты срывалось с его губ.
— Он видит сон, — сказал Кармо, оборачиваясь к Моргану, который бесшумно подошел к постели.
— Да, ему все кажется, что он видит ту шлюпку, — ответил лейтенант. — Похоже, всю ночь он бредил.
— Вы не поверили в это видение, господин лейтенант? — спросил Кармо.
— А ты? — с легкой иронией поинтересовался Морган.
— А мне показалось, будто я видел шлюпку, бороздящую сверкающие волны.
— Бред. Это была иллюзия, происходящая от твоего суеверного страха.
— И все же, сударь, я видел даже человеческую фигуру внутри этой шлюпки, — ' с несокрушимой убежденностью утверждал Кармо.
— Значит, ты тоже бредил!
— Нет, сударь.
— Ты и твои товарищи приняли за шлюпку какое-то морское животное или ствол дерева, плывущий среди волн.
— А капитан?
— Ты же знаешь, что после той страшной ночи ему часто видится девушка, бороздящая воды Великого Залива. Но оставим мертвых и займется живыми.
— Вы тоже думаете, что она мертва, сударь?
— Слышал ли кто-нибудь о ней за эти четыре года?
— Некоторые говорят, что эта девушка не погибла. О ней рассказывают странные вещи.
— Где?
— В Пуэрто-Лимоне. Да и этот дон Пабло, управляющий герцога Ван Гульда, тоже кое-что о ней знает.
Морган недоверчиво взглянул на флибустьера и покачал головой.
— Боюсь, наш капитан никогда ее больше не увидит. Он склонился над постелью и отвернул простыню. На груди Корсара белели две повязки со следами свежей крови.
— Раны снова открылись?
— Да, лейтенант, — ответил Кармо.
— Нужно, чтобы они полностью зарубцевались к нашему прибытию в Веракрус. Шпага капитана нам очень понадобится.
— Еще десять дней — и капитан будет на ногах. Так сказал доктор.
— Я был бы очень рад, если бы Ван Горн, Лоран и Граммон встретились с ним уже здоровым.
— Где мы будем ждать эскадру с Тортуги? — спросил Кармо.
— В заливе Ассунсьон, — ответил Морган.
— У берегов Гондураса?
— Да, Кармо.
В этот момент Корсар открыл глаза и спросил едва слышным голосом:
— Кто говорит о заливе Ассунсьон?
— Это я, кабальеро, — ответил Морган.
— А! Это вы?
Он медленно поднялся, отстранив Кармо, который хотел помочь ему, и обвел комнату почти удивленным взглядом.
Луч солнца, скользящий по воде, врывался в широкое окно, отражаясь в больших венецианских зеркалах, которые украшали стены, и в серебряной позолоченной лампе.
Корсар следил за ним несколько мгновений взглядом, потом вдохнул полной грудью свежий морской воздух, врывающийся через открытое окно, и обернулся к Моргану.
— Где мы? — спросил он.
— Через несколько часов будем напротив Сан-Хуана, капитан.
— Мы плывем к берегам Никарагуа?
— Да, кабальеро.
— Кораблей на горизонте не видно?
— Наверное, уже распространился слух, что мы появились у этих берегов, и суда остерегаются выходить из портов.
— Да, они нас боятся, — прошептал Корсар. — А фрегат?
— Он не покинул Пуэрто-Лимон. Он не смог бы ни догнать нас, ни справиться с нами в одиночку.
— Тем лучше. Не сбавляйте хода. Вы знаете, что нас ждут.
— Все равно мы придем раньше, чем эскадра с Тортуги, капитан. Наш корабль самый быстрый из всех, что бороздят воды Мексиканского залива.
— Знаю, Морган.
— Как вы себя чувствуете, кабальеро?
— Неплохо. Через неделю я сам поведу мой корабль.
— Итак, мы найдем герцога в Веракрусе?
— Да, — ответил Корсар, и мрачная молния сверкнула в его глазах.
— Вы уверены, что он там?
— Де Рибейра признался в этом со шпагой у горла.
— Ну на этот раз герцог от нас не сбежит.
— Клянусь небом! — воскликнул Корсар с жестокой интонацией. — Мы примем все меры, чтобы не повторилась эта злая шутка, которую сыграли с нами в Гибралтаре. Впрочем, мы не собираемся осаждать Веракрус, мы ворвемся туда неожиданно. Я уже договорился об этом с Ван Горном, Лораном и Граммоном.
— Нас ждет огромная добыча, кабальеро. В Веракрусе должны быть собраны огромные богатства, ведь это самый важный порт Мексики.
— И оттуда отправляются в Испанию галеоны, груженные золотом и серебром, — сказал Корсар. — Но мне хватит и моей мести. Я оставлю вам и моему экипажу свою долю от грабежа.
— У вас в Италии достаточно земель и замков, чтобы обойтись без золота, — заметил Морган, улыбаясь. — Ведь вы и ваши братья прежде не были морскими разбойниками, как Олоне или Баск.
— Мы явились в Америку, чтобы уничтожить герцога, а не ради наживы.
— Я знаю, капитан. У вас еще есть приказания?
— Держитесь подальше от берегов Никарагуа, и как только обогнете мыс Грасьяс-а-Диос, направляйтесь прямиком в бухту Ассунсьон, избегая по возможности Гондурасского залива. Я хочу, чтобы ни один испанский корабль не видел нас.
— Хорошо, капитан, — ответил Морган и, покинув каюту, поднялся на палубу.
После ухода лейтенанта Черный Корсар несколько мгновений молчал, словно погрузившись в глубокую задумчивость. Потом он встряхнулся, и его взгляд устремился к молодой индианке.
Во время его разговора с лейтенантом Яра сидела, подогнув под себя ноги, на ковре, неподалеку от постели, и не отрывала глаз от своего повелителя.
Но как только было произнесено имя герцога, ее лицо, такое красивое и обычно такое мягкое, приняло какое-то дикое выражение, точно имя это было ненавистно ей. Ее живые блестящие глаза стали темными, и в них засверкало мрачное пламя.
Заметив наконец эту странную перемену, капитан посмотрел на Яру со смешанным чувством удивления и беспокойства.
— Что с тобой, девушка? — спросил он, когда Кармо вслед за Морганом вышел из каюты. — Ты что, сожалеешь о Пуэрто-Лимоне?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Нет, синьор мой.
— У тебя печальное лицо.
— Это правда, — ответила молодая индианка.
— О чем же ты думаешь сейчас?
— О моем отце и моих братьях.
— Ах да!.. Я вспоминаю. Ты хотела, чтобы я отомстил за тебя кому-то.
— И вы ответили мне: отомщу!
— Да, я это тебе обещал.
— Я надеялась встретить вас когда-нибудь, и жила только этой надеждой.
Черный Корсар посмотрел на нее с изумлением.
— Ты ждала меня? — спросил он.
— Да, мой синьор, и, как видите, мои надежды сбылись.
— Ты встречала меня когда-нибудь раньше? Еще до того, как я высадился в Пуэрто-Лимоне?
— Нет, до меня доходили только слухи о вас из Маракайбо, из Веракруса, и в самом Пуэрто-Лимоне, но мне была известна цель ваших набегов в Мексиканском заливе.
— Тебе?..
— Да, мой синьор. Я знала, что не жажда золота заставила вас явиться в Америку из далекой страны, а месть.
— От кого ты это узнала?
— От моего хозяина.
— От дона Пабло де Рибейры?
— Нет, от его господина.
— От герцога Ван Гульда! — воскликнул Корсар вне себя от изумления.
— Да, кабальеро, — ответила индианка, в то время как пальцы ее вцепились в угол шали, словно хотели порвать ее.
— Значит, ты знаешь?..
— Что герцог убил во Фландрии вашего старшего брата и повесил потом двух младших братьев, одного из которых называли Красным Корсаром, а другого Зеленым.
— Ах!..
— Я знаю также, что вы, сами не зная того, влюбились в дочь убийцы ваших братьев.
— Ах, Яра!.. — прошептал Корсар, прижав обе руки к груди, словно хотел успокоить биение сердца.
— Я знаю еще, — сказала она, — что после захвата Гибралтара, совершенного вами в отместку за братьев, вы узнали от испанского пленника, что женщина, которую вы любите, дочь убийцы ваших братьев, и что вместо того чтобы вонзить ей в сердце вашу шпагу, на что вы имели право, оставили ее в шлюпке в бушующем море, доверив милости Божьей.
— Значит, ты все знаешь?
— Да, кабальеро.
— А жива ли Онората? Скажи мне, Яра, она жива еще? — вскричал Корсар.
— Ах! Вы все еще любите ее! — со слезами на глазах ответила молодая индианка.
— Да, — сказал Корсар. — Первая любовь никогда не умирает, а Онората Ван Гульд была первой женщиной на свете, которую я полюбил. Роковая любовь, которая сломала мою жизнь!.. Предсказание цыганки сбылось!
Яра согнулась и спрятала лицо в ладонях. Сквозь ее пальцы бежали слезы, а грудь вздымалась от сдерживаемых рыданий.
— Я тоже полюбила тебя, еще раньше чем увидела, сеньор мой, — послышался ее прерывистый шепот.
Казалось, Корсар даже не услышал этого неожиданного признания. Его пристальный взгляд был устремлен на море, которое виднелось сквозь окно, открытое на корму. Казалось, он все еще пытается разглядеть на голубой линии горизонта ту шлюпку, которую видел прошлой ночью.
Наконец, он услышал рыдания молодой индианки.
— Ты плачешь, — сказал он. — Ты все еще думаешь о своем отце и братьях, не так ли? Может, ты вздыхаешь о диких лесах своей родины?
Нервным жестом Яра отерла слезы, катившиеся по щекам.
— Какая разница?.. — проговорила она тихо, словно бы про себя. — Нас объединяет месть.
— Ты тоже мечтаешь о мести? — сказал Корсар. — Сколько же ненависти скопилось над головами этих завоевателей Америки!.. Соберись она вся воедино, она бы смела их, как ураган.
— Моя жажда мести равна вашей, кабальеро.
— Такая же неукротимая?
— Да, мой сеньор.
— Кого они у тебя убили?
— Моего отца и братьев.
— Их убили испанцы?
— Нет, тот же самый человек, что уничтожил ваших братьев. Черный Корсар быстро поднял голову, с недоверием поглядев на молодую индианку.
— Тот же человек? — воскликнул он.
— Да, мой сеньор.
— Герцог?
— Он, кабальеро.
— Гром и молния!.. Неужели этот человек всем приносит несчастье?.. И он еще жив, все еще уходит от мести?.. Уж не демон ли он?
— Он чудовищное создание, мой сеньор.
— Но я убью его! — вскричал Корсар. — Сегодня он могуществен, в его распоряжении люди и корабли, он пользуется покровительством королевского двора, но придет день, и этот человек падет под ударом моей шпаги.
— Вы мне клянетесь?
— Нас было трое братьев, богатых и могущественных в своей стране. Однако мы распрощались с нашими землями, с нашими замками, с родными и близкими людьми и отправились в эти моря, в эти неизведанные страны, чтобы найти его. Мои братья погибли от руки этого страшного старика, но я еще жив, и тайный голос говорит мне, что я отомщу, и очень скоро. Пусть он бежит от меня, пусть прячется в самых мощных испанских крепостях, пусть поднимет против меня целую армию, я все равно настигну его и совершу акт возмездия. Я только и живу ради мести.
— Я это знала, мой сеньор.
— А теперь говори. Что сделал тебе этот человек?
— Он уничтожил всю мою семью, весь мой род, — сказала Яра, утирая слезы, вновь покатившиеся по ее щекам.
— Расскажи, как это случилось.
Яра придвинула стул к постели Корсара и, осушив платком слезы, начала:
— Наши предки долгое время не знали белых людей, прибывших из далеких заморских стран на огромных вооруженных пушками кораблях. Северный ветер доносил иногда до отдаленных лесов Дарьена вести о резне и страшных опустошениях, которые творились белыми людьми в стране ацтеков, но никто из моих соплеменников никогда не видел в лицо этих белых пришельцев.
— Да, опустошения, творимые Кортесом, — прошептал Корсар словно бы про себя.
— Могучее государство ацтеков под управлением Монтесумы было разрушено этими жестокими людьми. Индейцы, бежавшие из северных земель, принесли нам об этом известия.
— Продолжай, Яра, — сказал Корсар, видя, что индианка остановилась.
— Никто не поверил словам этих далеких соотечественников, поскольку никаких «плавучих домов» никогда не появлялось у берегов Дарьена. Недоверчивость наших отцов стала роковой для всего народа. Мое племя было многочисленным, как листья на деревьях целого леса, и жило счастливо посреди огромных лесов, тянувшихся по побережью Дарьенского залива. Рыбы, дичи и всяких лесных плодов хватало на всех, а война была у нас почти не известна. Мой отец был кациком племени, он был любим и уважаем всеми, и мои четыре брата не меньше. В один печальный день это счастье, которое продолжалось века, было сломано раз и навсегда. Появился белый человек.
— Как звали этого белого человека?
— Это был герцог Ван Гульд, — сказала Яра. — Один из испанских кораблей, застигнутый страшной бурей, разбился у наших берегов. Все, кто был на нем, утонули, кроме одного. Этого выжившего мой отец принял, как брата, несмотря на то, что кожа его была белой, а отголоски страшной резни, совершенной испанцами в землях ацтеков, еще не затихли. Ах! Было бы лучше, если бы он снова бросил его в волны или разбил ему череп ударом томагавка! Он подобрал ядовитую змею, которая позже укусила его в самое сердце.
Яра снова замолчала. Жгучие слезы бежали по ее щекам, грудь разрывалась от рыданий.
— Продолжай, девушка, — сказал Корсар. — Женщины твоей расы крепки духом. Ты не должна поддаваться отчаянию.
— Это правда, сеньор, но воспоминания об этих несчастьях разрывают мне сердце. Итак, как я сказала, герцог был принят, как брат. Мой отец, никогда прежде не видевший белых, обходился с ним, как с божеством. Ведь наши жрецы предсказывали, что однажды из далекой страны, где восходит солнце, придут люди, посланные Великим Духом. Ах! Печальное предсказание, к сожалению, сбылось, но эти люди оказались вовсе не посланцами Великого Духа, а созданиями злого гения, посланцами царства тьмы. Белый человек, выброшенный морем на наши берега, был принят нами радушно и стал другом моего отца. В конце концов он так втерся к нам всем в доверие, что вырвал у наших людей тайну золотых рудников.
— А твой край богат золотом? — спросил Корсар.
— Да, в лесах были богатейшие рудники, которые много веков разрабатывались нашими рабами, чтобы платить ежегодную дань владыке Дарьена. В тайных пещерах, известных только кацикам, были собраны огромные сокровища. Однажды мой отец, который доверял своему белому другу, отвел его в пещеры и показал эти бесценные сокровища. С того дня негодяй только и мечтал, как бы обмануть наш народ и завладеть этими горами золота. Он стал жаловаться, что тоскует по своей родине, и упросил отца дать ему возможность вернуться домой. Отец дал ему одно из наших каноэ и четырех самых крепких гребцов.
— А два месяца спустя у наших берегов бросил якорь один из испанских кораблей, на котором вернулся этот белый. Когда он сошел на берег, его матросы принесли несколько бочонков. «Это подарок твоему народу», — сказал он отцу. Бочонки открыли, и все племя пило из них. То, что он привез, было не вино, а водка — «огненная вода».
Наши подданные никогда прежде не пробовали ее. Отведав один раз, они жадно набросились на этот напиток, дававший столь сильное опьянение. Огненная вода не убывала. С корабля присылали все новые бочонки, и наши люди, не подозревая о предательстве, все пили и пили. Только отец и четверо моих братьев, заподозрив неладное, не стали пить, несмотря на уговоры белого человека. Когда наступил вечер, все племя было пьяным. Воины, женщины и дети плясали, как безумные, или валялись на земле, словно пораженные молнией, а белый человек и его матросы смеялись.
Вдруг со стороны моря раздался страшный грохот. Это пушки корабля стреляли по деревне, сея ужас и смерть. Мне кажется, я все еще вижу белых людей, бегущих через нашу деревню, истребляя всех на своем пути, убивая людей, не способных защищаться. Кровь текла потоками, пощады не было никому. Мужчины, женщины, дети — все были истреблены, словно дикие звери. Ужасная ночь!.. Живи я хоть тысячу лет, я не смогу забыть ее никогда, мой сеньор!..
— Негодяи! — вскричал Корсар, бледный от гнева. — Продолжай, Яра.
— Отец укрепился в нескольких самых прочных хижинах вместе с моими братьями и двумя десятками воинов, которые не дали одурманить себя огненной водой. Эта горстка храбрецов попыталась оказать сопротивление врагу, защищаясь отчаянно. На требования герцога о сдаче они отвечали тучами стрел и ударами копий. Тогда, чтобы победить их, испанцы подожгли окружающие хижины.
Я и сейчас вижу языки пламени, взлетающие к небу, осыпающие храбрецов снопами искр. Падали перекрытия, стены пылали, как дымные вихри, но мой отец и братья яростно отбивались, в то время как испанцы разряжали свои мушкеты в самую гущу горящих строений. Я помню, как мой отец кричал: «Вперед, мои воины!.. Смерть этому предателю!..» Потом не видела и не слышала больше ничего. От ужаса я упала на землю и потеряла сознание.
Когда я пришла в себя, от всей деревни осталась только одна хижина, а от всех жителей осталась в живых только я. Мой отец и братья погибли среди огня на глазах этого подлого герцога. Позднее я узнала, что предатель не получил ничего от своего злодеяния. Несколько воинов соседнего племени, узнав о нападении белых, успели вовремя разрушить плотину на реке и затопили пещеры с сокровищами.
— И кто спас тебя? — спросил Корсар.
— Испанский солдат. Движимый состраданием к моей молодости, он бросился в горящую хижину и вырвал меня у неминуемой смерти. Меня отвезли как рабыню в Веракрус, потом в Маракайбо, где подарили дону Пабло де Рибейре. Герцог заметил страшную ненависть, которую я испытывала к нему, и постарался избавиться от меня, отправив в Пуэрто-Лимон. Но ненависть не погасла в моем сердце. Я живу только для того, чтобы отомстить за моего отца, моих братьев и мое племя! Ты понимаешь меня, сеньор?
— Да, Яра.
— И ты поможешь мне отомстить?
— Моя ненависть не менее страшна, чем твоя, — сказал Корсар мрачно.
— Я стану твоей рабыней, кабальеро, вся моя кровь принадлежит тебе.
— Я отомщу за тебя, Яра. Для этого мой «Молниеносный» и плывет в Веракрус.
— Спасибо, сеньор! У тебя никогда не было и не будет женщины, более преданной тебе.
Корсар вздохнул и не ответил. Может быть, его мысли унеслись в этот миг далеко, к той молодой фламандке, которую он покинул в Карибском море и которую все еще, спустя четыре года, оплакивал.
За ночь корабельный врач дважды поднимался на палубу, чтобы успокоить Моргана насчет приступа, который случился с капитаном вследствие его странного видения. По опыту зная необычайную силу духа этого человека, врач не сомневался, что к Корсару после отдыха вернется сознание, тем не менее он испытывал серьезные опасения из-за полученных им ран.
Когда Морган вошел в его просторную каюту, Корсар спокойно спал под наблюдением молодой индианки и Кармо. Дыхание раненого было спокойным и мерным, однако время от времени нервная дрожь сотрясала все его тело и имя Онораты срывалось с его губ.
— Он видит сон, — сказал Кармо, оборачиваясь к Моргану, который бесшумно подошел к постели.
— Да, ему все кажется, что он видит ту шлюпку, — ответил лейтенант. — Похоже, всю ночь он бредил.
— Вы не поверили в это видение, господин лейтенант? — спросил Кармо.
— А ты? — с легкой иронией поинтересовался Морган.
— А мне показалось, будто я видел шлюпку, бороздящую сверкающие волны.
— Бред. Это была иллюзия, происходящая от твоего суеверного страха.
— И все же, сударь, я видел даже человеческую фигуру внутри этой шлюпки, — ' с несокрушимой убежденностью утверждал Кармо.
— Значит, ты тоже бредил!
— Нет, сударь.
— Ты и твои товарищи приняли за шлюпку какое-то морское животное или ствол дерева, плывущий среди волн.
— А капитан?
— Ты же знаешь, что после той страшной ночи ему часто видится девушка, бороздящая воды Великого Залива. Но оставим мертвых и займется живыми.
— Вы тоже думаете, что она мертва, сударь?
— Слышал ли кто-нибудь о ней за эти четыре года?
— Некоторые говорят, что эта девушка не погибла. О ней рассказывают странные вещи.
— Где?
— В Пуэрто-Лимоне. Да и этот дон Пабло, управляющий герцога Ван Гульда, тоже кое-что о ней знает.
Морган недоверчиво взглянул на флибустьера и покачал головой.
— Боюсь, наш капитан никогда ее больше не увидит. Он склонился над постелью и отвернул простыню. На груди Корсара белели две повязки со следами свежей крови.
— Раны снова открылись?
— Да, лейтенант, — ответил Кармо.
— Нужно, чтобы они полностью зарубцевались к нашему прибытию в Веракрус. Шпага капитана нам очень понадобится.
— Еще десять дней — и капитан будет на ногах. Так сказал доктор.
— Я был бы очень рад, если бы Ван Горн, Лоран и Граммон встретились с ним уже здоровым.
— Где мы будем ждать эскадру с Тортуги? — спросил Кармо.
— В заливе Ассунсьон, — ответил Морган.
— У берегов Гондураса?
— Да, Кармо.
В этот момент Корсар открыл глаза и спросил едва слышным голосом:
— Кто говорит о заливе Ассунсьон?
— Это я, кабальеро, — ответил Морган.
— А! Это вы?
Он медленно поднялся, отстранив Кармо, который хотел помочь ему, и обвел комнату почти удивленным взглядом.
Луч солнца, скользящий по воде, врывался в широкое окно, отражаясь в больших венецианских зеркалах, которые украшали стены, и в серебряной позолоченной лампе.
Корсар следил за ним несколько мгновений взглядом, потом вдохнул полной грудью свежий морской воздух, врывающийся через открытое окно, и обернулся к Моргану.
— Где мы? — спросил он.
— Через несколько часов будем напротив Сан-Хуана, капитан.
— Мы плывем к берегам Никарагуа?
— Да, кабальеро.
— Кораблей на горизонте не видно?
— Наверное, уже распространился слух, что мы появились у этих берегов, и суда остерегаются выходить из портов.
— Да, они нас боятся, — прошептал Корсар. — А фрегат?
— Он не покинул Пуэрто-Лимон. Он не смог бы ни догнать нас, ни справиться с нами в одиночку.
— Тем лучше. Не сбавляйте хода. Вы знаете, что нас ждут.
— Все равно мы придем раньше, чем эскадра с Тортуги, капитан. Наш корабль самый быстрый из всех, что бороздят воды Мексиканского залива.
— Знаю, Морган.
— Как вы себя чувствуете, кабальеро?
— Неплохо. Через неделю я сам поведу мой корабль.
— Итак, мы найдем герцога в Веракрусе?
— Да, — ответил Корсар, и мрачная молния сверкнула в его глазах.
— Вы уверены, что он там?
— Де Рибейра признался в этом со шпагой у горла.
— Ну на этот раз герцог от нас не сбежит.
— Клянусь небом! — воскликнул Корсар с жестокой интонацией. — Мы примем все меры, чтобы не повторилась эта злая шутка, которую сыграли с нами в Гибралтаре. Впрочем, мы не собираемся осаждать Веракрус, мы ворвемся туда неожиданно. Я уже договорился об этом с Ван Горном, Лораном и Граммоном.
— Нас ждет огромная добыча, кабальеро. В Веракрусе должны быть собраны огромные богатства, ведь это самый важный порт Мексики.
— И оттуда отправляются в Испанию галеоны, груженные золотом и серебром, — сказал Корсар. — Но мне хватит и моей мести. Я оставлю вам и моему экипажу свою долю от грабежа.
— У вас в Италии достаточно земель и замков, чтобы обойтись без золота, — заметил Морган, улыбаясь. — Ведь вы и ваши братья прежде не были морскими разбойниками, как Олоне или Баск.
— Мы явились в Америку, чтобы уничтожить герцога, а не ради наживы.
— Я знаю, капитан. У вас еще есть приказания?
— Держитесь подальше от берегов Никарагуа, и как только обогнете мыс Грасьяс-а-Диос, направляйтесь прямиком в бухту Ассунсьон, избегая по возможности Гондурасского залива. Я хочу, чтобы ни один испанский корабль не видел нас.
— Хорошо, капитан, — ответил Морган и, покинув каюту, поднялся на палубу.
После ухода лейтенанта Черный Корсар несколько мгновений молчал, словно погрузившись в глубокую задумчивость. Потом он встряхнулся, и его взгляд устремился к молодой индианке.
Во время его разговора с лейтенантом Яра сидела, подогнув под себя ноги, на ковре, неподалеку от постели, и не отрывала глаз от своего повелителя.
Но как только было произнесено имя герцога, ее лицо, такое красивое и обычно такое мягкое, приняло какое-то дикое выражение, точно имя это было ненавистно ей. Ее живые блестящие глаза стали темными, и в них засверкало мрачное пламя.
Заметив наконец эту странную перемену, капитан посмотрел на Яру со смешанным чувством удивления и беспокойства.
— Что с тобой, девушка? — спросил он, когда Кармо вслед за Морганом вышел из каюты. — Ты что, сожалеешь о Пуэрто-Лимоне?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Нет, синьор мой.
— У тебя печальное лицо.
— Это правда, — ответила молодая индианка.
— О чем же ты думаешь сейчас?
— О моем отце и моих братьях.
— Ах да!.. Я вспоминаю. Ты хотела, чтобы я отомстил за тебя кому-то.
— И вы ответили мне: отомщу!
— Да, я это тебе обещал.
— Я надеялась встретить вас когда-нибудь, и жила только этой надеждой.
Черный Корсар посмотрел на нее с изумлением.
— Ты ждала меня? — спросил он.
— Да, мой синьор, и, как видите, мои надежды сбылись.
— Ты встречала меня когда-нибудь раньше? Еще до того, как я высадился в Пуэрто-Лимоне?
— Нет, до меня доходили только слухи о вас из Маракайбо, из Веракруса, и в самом Пуэрто-Лимоне, но мне была известна цель ваших набегов в Мексиканском заливе.
— Тебе?..
— Да, мой синьор. Я знала, что не жажда золота заставила вас явиться в Америку из далекой страны, а месть.
— От кого ты это узнала?
— От моего хозяина.
— От дона Пабло де Рибейры?
— Нет, от его господина.
— От герцога Ван Гульда! — воскликнул Корсар вне себя от изумления.
— Да, кабальеро, — ответила индианка, в то время как пальцы ее вцепились в угол шали, словно хотели порвать ее.
— Значит, ты знаешь?..
— Что герцог убил во Фландрии вашего старшего брата и повесил потом двух младших братьев, одного из которых называли Красным Корсаром, а другого Зеленым.
— Ах!..
— Я знаю также, что вы, сами не зная того, влюбились в дочь убийцы ваших братьев.
— Ах, Яра!.. — прошептал Корсар, прижав обе руки к груди, словно хотел успокоить биение сердца.
— Я знаю еще, — сказала она, — что после захвата Гибралтара, совершенного вами в отместку за братьев, вы узнали от испанского пленника, что женщина, которую вы любите, дочь убийцы ваших братьев, и что вместо того чтобы вонзить ей в сердце вашу шпагу, на что вы имели право, оставили ее в шлюпке в бушующем море, доверив милости Божьей.
— Значит, ты все знаешь?
— Да, кабальеро.
— А жива ли Онората? Скажи мне, Яра, она жива еще? — вскричал Корсар.
— Ах! Вы все еще любите ее! — со слезами на глазах ответила молодая индианка.
— Да, — сказал Корсар. — Первая любовь никогда не умирает, а Онората Ван Гульд была первой женщиной на свете, которую я полюбил. Роковая любовь, которая сломала мою жизнь!.. Предсказание цыганки сбылось!
Яра согнулась и спрятала лицо в ладонях. Сквозь ее пальцы бежали слезы, а грудь вздымалась от сдерживаемых рыданий.
— Я тоже полюбила тебя, еще раньше чем увидела, сеньор мой, — послышался ее прерывистый шепот.
Казалось, Корсар даже не услышал этого неожиданного признания. Его пристальный взгляд был устремлен на море, которое виднелось сквозь окно, открытое на корму. Казалось, он все еще пытается разглядеть на голубой линии горизонта ту шлюпку, которую видел прошлой ночью.
Наконец, он услышал рыдания молодой индианки.
— Ты плачешь, — сказал он. — Ты все еще думаешь о своем отце и братьях, не так ли? Может, ты вздыхаешь о диких лесах своей родины?
Нервным жестом Яра отерла слезы, катившиеся по щекам.
— Какая разница?.. — проговорила она тихо, словно бы про себя. — Нас объединяет месть.
— Ты тоже мечтаешь о мести? — сказал Корсар. — Сколько же ненависти скопилось над головами этих завоевателей Америки!.. Соберись она вся воедино, она бы смела их, как ураган.
— Моя жажда мести равна вашей, кабальеро.
— Такая же неукротимая?
— Да, мой сеньор.
— Кого они у тебя убили?
— Моего отца и братьев.
— Их убили испанцы?
— Нет, тот же самый человек, что уничтожил ваших братьев. Черный Корсар быстро поднял голову, с недоверием поглядев на молодую индианку.
— Тот же человек? — воскликнул он.
— Да, мой сеньор.
— Герцог?
— Он, кабальеро.
— Гром и молния!.. Неужели этот человек всем приносит несчастье?.. И он еще жив, все еще уходит от мести?.. Уж не демон ли он?
— Он чудовищное создание, мой сеньор.
— Но я убью его! — вскричал Корсар. — Сегодня он могуществен, в его распоряжении люди и корабли, он пользуется покровительством королевского двора, но придет день, и этот человек падет под ударом моей шпаги.
— Вы мне клянетесь?
— Нас было трое братьев, богатых и могущественных в своей стране. Однако мы распрощались с нашими землями, с нашими замками, с родными и близкими людьми и отправились в эти моря, в эти неизведанные страны, чтобы найти его. Мои братья погибли от руки этого страшного старика, но я еще жив, и тайный голос говорит мне, что я отомщу, и очень скоро. Пусть он бежит от меня, пусть прячется в самых мощных испанских крепостях, пусть поднимет против меня целую армию, я все равно настигну его и совершу акт возмездия. Я только и живу ради мести.
— Я это знала, мой сеньор.
— А теперь говори. Что сделал тебе этот человек?
— Он уничтожил всю мою семью, весь мой род, — сказала Яра, утирая слезы, вновь покатившиеся по ее щекам.
— Расскажи, как это случилось.
Яра придвинула стул к постели Корсара и, осушив платком слезы, начала:
— Наши предки долгое время не знали белых людей, прибывших из далеких заморских стран на огромных вооруженных пушками кораблях. Северный ветер доносил иногда до отдаленных лесов Дарьена вести о резне и страшных опустошениях, которые творились белыми людьми в стране ацтеков, но никто из моих соплеменников никогда не видел в лицо этих белых пришельцев.
— Да, опустошения, творимые Кортесом, — прошептал Корсар словно бы про себя.
— Могучее государство ацтеков под управлением Монтесумы было разрушено этими жестокими людьми. Индейцы, бежавшие из северных земель, принесли нам об этом известия.
— Продолжай, Яра, — сказал Корсар, видя, что индианка остановилась.
— Никто не поверил словам этих далеких соотечественников, поскольку никаких «плавучих домов» никогда не появлялось у берегов Дарьена. Недоверчивость наших отцов стала роковой для всего народа. Мое племя было многочисленным, как листья на деревьях целого леса, и жило счастливо посреди огромных лесов, тянувшихся по побережью Дарьенского залива. Рыбы, дичи и всяких лесных плодов хватало на всех, а война была у нас почти не известна. Мой отец был кациком племени, он был любим и уважаем всеми, и мои четыре брата не меньше. В один печальный день это счастье, которое продолжалось века, было сломано раз и навсегда. Появился белый человек.
— Как звали этого белого человека?
— Это был герцог Ван Гульд, — сказала Яра. — Один из испанских кораблей, застигнутый страшной бурей, разбился у наших берегов. Все, кто был на нем, утонули, кроме одного. Этого выжившего мой отец принял, как брата, несмотря на то, что кожа его была белой, а отголоски страшной резни, совершенной испанцами в землях ацтеков, еще не затихли. Ах! Было бы лучше, если бы он снова бросил его в волны или разбил ему череп ударом томагавка! Он подобрал ядовитую змею, которая позже укусила его в самое сердце.
Яра снова замолчала. Жгучие слезы бежали по ее щекам, грудь разрывалась от рыданий.
— Продолжай, девушка, — сказал Корсар. — Женщины твоей расы крепки духом. Ты не должна поддаваться отчаянию.
— Это правда, сеньор, но воспоминания об этих несчастьях разрывают мне сердце. Итак, как я сказала, герцог был принят, как брат. Мой отец, никогда прежде не видевший белых, обходился с ним, как с божеством. Ведь наши жрецы предсказывали, что однажды из далекой страны, где восходит солнце, придут люди, посланные Великим Духом. Ах! Печальное предсказание, к сожалению, сбылось, но эти люди оказались вовсе не посланцами Великого Духа, а созданиями злого гения, посланцами царства тьмы. Белый человек, выброшенный морем на наши берега, был принят нами радушно и стал другом моего отца. В конце концов он так втерся к нам всем в доверие, что вырвал у наших людей тайну золотых рудников.
— А твой край богат золотом? — спросил Корсар.
— Да, в лесах были богатейшие рудники, которые много веков разрабатывались нашими рабами, чтобы платить ежегодную дань владыке Дарьена. В тайных пещерах, известных только кацикам, были собраны огромные сокровища. Однажды мой отец, который доверял своему белому другу, отвел его в пещеры и показал эти бесценные сокровища. С того дня негодяй только и мечтал, как бы обмануть наш народ и завладеть этими горами золота. Он стал жаловаться, что тоскует по своей родине, и упросил отца дать ему возможность вернуться домой. Отец дал ему одно из наших каноэ и четырех самых крепких гребцов.
— А два месяца спустя у наших берегов бросил якорь один из испанских кораблей, на котором вернулся этот белый. Когда он сошел на берег, его матросы принесли несколько бочонков. «Это подарок твоему народу», — сказал он отцу. Бочонки открыли, и все племя пило из них. То, что он привез, было не вино, а водка — «огненная вода».
Наши подданные никогда прежде не пробовали ее. Отведав один раз, они жадно набросились на этот напиток, дававший столь сильное опьянение. Огненная вода не убывала. С корабля присылали все новые бочонки, и наши люди, не подозревая о предательстве, все пили и пили. Только отец и четверо моих братьев, заподозрив неладное, не стали пить, несмотря на уговоры белого человека. Когда наступил вечер, все племя было пьяным. Воины, женщины и дети плясали, как безумные, или валялись на земле, словно пораженные молнией, а белый человек и его матросы смеялись.
Вдруг со стороны моря раздался страшный грохот. Это пушки корабля стреляли по деревне, сея ужас и смерть. Мне кажется, я все еще вижу белых людей, бегущих через нашу деревню, истребляя всех на своем пути, убивая людей, не способных защищаться. Кровь текла потоками, пощады не было никому. Мужчины, женщины, дети — все были истреблены, словно дикие звери. Ужасная ночь!.. Живи я хоть тысячу лет, я не смогу забыть ее никогда, мой сеньор!..
— Негодяи! — вскричал Корсар, бледный от гнева. — Продолжай, Яра.
— Отец укрепился в нескольких самых прочных хижинах вместе с моими братьями и двумя десятками воинов, которые не дали одурманить себя огненной водой. Эта горстка храбрецов попыталась оказать сопротивление врагу, защищаясь отчаянно. На требования герцога о сдаче они отвечали тучами стрел и ударами копий. Тогда, чтобы победить их, испанцы подожгли окружающие хижины.
Я и сейчас вижу языки пламени, взлетающие к небу, осыпающие храбрецов снопами искр. Падали перекрытия, стены пылали, как дымные вихри, но мой отец и братья яростно отбивались, в то время как испанцы разряжали свои мушкеты в самую гущу горящих строений. Я помню, как мой отец кричал: «Вперед, мои воины!.. Смерть этому предателю!..» Потом не видела и не слышала больше ничего. От ужаса я упала на землю и потеряла сознание.
Когда я пришла в себя, от всей деревни осталась только одна хижина, а от всех жителей осталась в живых только я. Мой отец и братья погибли среди огня на глазах этого подлого герцога. Позднее я узнала, что предатель не получил ничего от своего злодеяния. Несколько воинов соседнего племени, узнав о нападении белых, успели вовремя разрушить плотину на реке и затопили пещеры с сокровищами.
— И кто спас тебя? — спросил Корсар.
— Испанский солдат. Движимый состраданием к моей молодости, он бросился в горящую хижину и вырвал меня у неминуемой смерти. Меня отвезли как рабыню в Веракрус, потом в Маракайбо, где подарили дону Пабло де Рибейре. Герцог заметил страшную ненависть, которую я испытывала к нему, и постарался избавиться от меня, отправив в Пуэрто-Лимон. Но ненависть не погасла в моем сердце. Я живу только для того, чтобы отомстить за моего отца, моих братьев и мое племя! Ты понимаешь меня, сеньор?
— Да, Яра.
— И ты поможешь мне отомстить?
— Моя ненависть не менее страшна, чем твоя, — сказал Корсар мрачно.
— Я стану твоей рабыней, кабальеро, вся моя кровь принадлежит тебе.
— Я отомщу за тебя, Яра. Для этого мой «Молниеносный» и плывет в Веракрус.
— Спасибо, сеньор! У тебя никогда не было и не будет женщины, более преданной тебе.
Корсар вздохнул и не ответил. Может быть, его мысли унеслись в этот миг далеко, к той молодой фламандке, которую он покинул в Карибском море и которую все еще, спустя четыре года, оплакивал.
Глава 10. БЕРЕГА ЮКАТАНА
Тем временем, повинуясь опытной руке Моргана, «Молниеносный» быстро плыл вдоль берегов Никарагуа, держась, однако, подальше от многочисленных портов, чтобы избежать встречи с каким-нибудь фрегатом или эскадрой мексиканского флота, вполне вероятной в этих водах.
После дерзкого предприятия в Пуэрто-Лимоне о них наверняка было известно на всех берегах Никарагуа, и не исключено, что какая-то часть мексиканской эскадры пустилась в погоню, чтобы захватить «Молниеносный» или отправить его на дно. Поэтому на борту было приказано сохранять боевую готовность, а по ночам тушили все огни, даже фонари на носу, чтобы плыть в уверенности, что их не захватят врасплох.
Десять дней спустя после отплытия из Пуэрто-Лимона, «Молниеносный» благополучно достиг мыса Грасьяс-а-Диос, крайней оконечности Никарагуа.
Обогнув этот мыс, быстрое судно, заглянув ненадолго в широкую лагуну Каратаска, чтобы посмотреть, не укрывается ли там какая-нибудь эскадра флибустьеров, на всех парусах устремилось в Гондурасский залив, огромную впадину треугольной формы, которая омывает одновременно берега Юкатана и Белиза на севере, Гватемалы на западе и Гондураса на юге.
В тот момент, когда корабль, пройдя мимо мыса Камерон, шел к острову Бонака, Черный Корсар, поддерживаемый Ярой и Кармо, в первый раз появился на палубе.
Раны его, благодаря неусыпным заботам корабельного врача и Кармо, почти зарубцевались, но он еще был очень слаб, и лицо его оставалось бледным, словно мрамор.
Он остановился на минуту у гакаборта, полной грудью вдохнул свежий морской ветер, который дул с востока, и сел на ствол одной из двух палубных пушек, в то время как молодая индианка, опираясь на свернутые канаты, устроилась у его ног.
Был великолепный закат, один из тех, какие бывают только на побережье Мексиканского залива. Солнце спускалось в огромное облако огненного цвета, которое отражалось на спокойной поверхности моря, заставляя краснеть все окружающее пространство. Казалось, большая часть горизонта пылает, словно под ним бесшумно горят вулканы, извергая столбы огня.
Бриз, дующий с суши, приносил на палубу корабля запахи алоэ и мангров, а в прозрачном воздухе можно было различить с необыкновенной отчетливостью отдаленные берега Гондураса.
Ни один парус не был заметен на горизонте, ни одна черная точка, которая указывала бы на присутствие шлюпки. Только альбатросы кружили в небе да стаи летучих рыбок резвились на поверхности воды.
Несомый бризом, «Молниеносный» легко скользил по спокойным, прозрачным водам, наклоняясь на правый борт и оставляя за кормой белоснежную пену. Казалось, огромный лебедь скользит над поверхностью моря.
— Прекрасный вечер, — прошептал Корсар, говоря словно бы про себя. — Сколько воспоминаний вызывает этот закат!..
Яра подняла свою черноволосую голову, с бесконечной нежностью взглянув на Корсара.
— Ты думаешь о фламандке, мой сеньор, не так ли? — спросила она.
— Да, — со вздохом ответил Корсар. — Я помню вечер, когда она ждала меня в моем доме на Тортуге. Ах! Сколько счастья обещал этот вечер!.. Но тогда я еще не знал, что она дочь моего смертельного врага.
Он помолчал минуту, продолжая глядеть на солнце, которое медленно погружалось в море, в то время как огненное облако на горизонте быстро бледнело, и продолжал:
— Тот вечер решил мою судьбу. Никогда еще я не чувствовал, что сердце мое так бьется, ни одна девушка не казалась мне такой прекрасной, как она. Безумие!.. Я забыл о печальном предсказании цыганки!.. Я не хотел верить ее зловещим словам: «Первая женщина, которую ты полюбишь, станет для тебя роковой». И она стала для меня роковой, я это знаю!..
— Зачем же ты говоришь опять об этой фламандке, мой сеньор? — сказала Яра.
— Она уже умерла и покоится в морской пучине, как и жертвы ее отца.
— Умерла!.. — вскричал Корсар. — Нет, она не могла умереть. Ведь и после той ночи я видел призраки моих братьев. Нет, их души еще не успокоились.
— Они хотели смерти Ван Гульда, а не этой девушки.
— Они скоро получат его, Яра. Через шесть или восемь дней мы встретимся с эскадрой, которой командуют Лоран, Граммон и Ван Горн — трое самых знаменитых флибустьеров Тортуги.
— Эскадра сильная?
— Да, Яра.
— И твои друзья тоже отправятся в Веракрус?
— Все, потому что они тоже поклялись отомстить за смерть моих братьев, Красного Корсара и Зеленого.
— Они помогали тебе при осаде Маракайбо, мой сеньор?
— Нет, тогда со мной были Олоне и Мигель Баск.
После дерзкого предприятия в Пуэрто-Лимоне о них наверняка было известно на всех берегах Никарагуа, и не исключено, что какая-то часть мексиканской эскадры пустилась в погоню, чтобы захватить «Молниеносный» или отправить его на дно. Поэтому на борту было приказано сохранять боевую готовность, а по ночам тушили все огни, даже фонари на носу, чтобы плыть в уверенности, что их не захватят врасплох.
Десять дней спустя после отплытия из Пуэрто-Лимона, «Молниеносный» благополучно достиг мыса Грасьяс-а-Диос, крайней оконечности Никарагуа.
Обогнув этот мыс, быстрое судно, заглянув ненадолго в широкую лагуну Каратаска, чтобы посмотреть, не укрывается ли там какая-нибудь эскадра флибустьеров, на всех парусах устремилось в Гондурасский залив, огромную впадину треугольной формы, которая омывает одновременно берега Юкатана и Белиза на севере, Гватемалы на западе и Гондураса на юге.
В тот момент, когда корабль, пройдя мимо мыса Камерон, шел к острову Бонака, Черный Корсар, поддерживаемый Ярой и Кармо, в первый раз появился на палубе.
Раны его, благодаря неусыпным заботам корабельного врача и Кармо, почти зарубцевались, но он еще был очень слаб, и лицо его оставалось бледным, словно мрамор.
Он остановился на минуту у гакаборта, полной грудью вдохнул свежий морской ветер, который дул с востока, и сел на ствол одной из двух палубных пушек, в то время как молодая индианка, опираясь на свернутые канаты, устроилась у его ног.
Был великолепный закат, один из тех, какие бывают только на побережье Мексиканского залива. Солнце спускалось в огромное облако огненного цвета, которое отражалось на спокойной поверхности моря, заставляя краснеть все окружающее пространство. Казалось, большая часть горизонта пылает, словно под ним бесшумно горят вулканы, извергая столбы огня.
Бриз, дующий с суши, приносил на палубу корабля запахи алоэ и мангров, а в прозрачном воздухе можно было различить с необыкновенной отчетливостью отдаленные берега Гондураса.
Ни один парус не был заметен на горизонте, ни одна черная точка, которая указывала бы на присутствие шлюпки. Только альбатросы кружили в небе да стаи летучих рыбок резвились на поверхности воды.
Несомый бризом, «Молниеносный» легко скользил по спокойным, прозрачным водам, наклоняясь на правый борт и оставляя за кормой белоснежную пену. Казалось, огромный лебедь скользит над поверхностью моря.
— Прекрасный вечер, — прошептал Корсар, говоря словно бы про себя. — Сколько воспоминаний вызывает этот закат!..
Яра подняла свою черноволосую голову, с бесконечной нежностью взглянув на Корсара.
— Ты думаешь о фламандке, мой сеньор, не так ли? — спросила она.
— Да, — со вздохом ответил Корсар. — Я помню вечер, когда она ждала меня в моем доме на Тортуге. Ах! Сколько счастья обещал этот вечер!.. Но тогда я еще не знал, что она дочь моего смертельного врага.
Он помолчал минуту, продолжая глядеть на солнце, которое медленно погружалось в море, в то время как огненное облако на горизонте быстро бледнело, и продолжал:
— Тот вечер решил мою судьбу. Никогда еще я не чувствовал, что сердце мое так бьется, ни одна девушка не казалась мне такой прекрасной, как она. Безумие!.. Я забыл о печальном предсказании цыганки!.. Я не хотел верить ее зловещим словам: «Первая женщина, которую ты полюбишь, станет для тебя роковой». И она стала для меня роковой, я это знаю!..
— Зачем же ты говоришь опять об этой фламандке, мой сеньор? — сказала Яра.
— Она уже умерла и покоится в морской пучине, как и жертвы ее отца.
— Умерла!.. — вскричал Корсар. — Нет, она не могла умереть. Ведь и после той ночи я видел призраки моих братьев. Нет, их души еще не успокоились.
— Они хотели смерти Ван Гульда, а не этой девушки.
— Они скоро получат его, Яра. Через шесть или восемь дней мы встретимся с эскадрой, которой командуют Лоран, Граммон и Ван Горн — трое самых знаменитых флибустьеров Тортуги.
— Эскадра сильная?
— Да, Яра.
— И твои друзья тоже отправятся в Веракрус?
— Все, потому что они тоже поклялись отомстить за смерть моих братьев, Красного Корсара и Зеленого.
— Они помогали тебе при осаде Маракайбо, мой сеньор?
— Нет, тогда со мной были Олоне и Мигель Баск.