Страница:
Полезно поднять центральные газеты периода конца 40 - начала 50-х годов, обратить внимание хотя бы на многочисленные статьи наших крупнейших писателей. Вот выдержки из концовки одной из них:
"Кто вернее всех и лучше всех знает мысли рабочего?
Сталин. Кто чувствует все помыслы крестьянина, борющегося за урожай? Сталин. Кто лучше всех понимает мысли и думы народные? Сталин... Если ты, встретив трудности в борьбе или работе, вдруг усомнился в своих силах подумай о нем, о Сталине, и ты обретешь нужную уверепность. Если ты почувствовал усталость в час, когда ее не должно быть, - подумай о нем, о Сталине, - и усталость уйдет от тебя. Если ты замыслил нечто большое, нужное народу дело, - подумай о нем, о Сталине, - и работа пойдет споро. Если ты ищешь верное решение - подумай о нем, о Сталине, - и ты найдешь это решение..."
Обожествление личности Сталина достигало тогда такой степени, что никого не удивляли предложения другого крупнейшего писателя связать день рождения Сталина - 21 декабря 1879 года - с датой начала нового летосчисления: "День Благодарности... и положат внуки в основу завтрашнего летосчисления, чтобы окончательно закрепить новый стиль общественного устройства. В этот День Благодарности, - напишет летописец, - труженики всех стран воздали приветствия великому вождю".
И я не согласен с Вами, Иван Фотиевич, в том, что подобные публикации должны обязательно выражать "непоколебимые убеждения" их авторов на последующие годы, не говоря уже о том, что спустя десятки лет автор не имеет якобы права отойти от позиции, выраженной в публикациях начала 50-х годов.
На моей памяти - как учили мы в школе наизусть стихи Константина Симонова, восхвалявшие Сталина. Но в то же время не вызывают у меня никакого сомнения в искренности мысли К. Симонова относительно тоста, который произнес Сталин в мае 1945 года ("За здоровье русского народа") : "Сталин своим тостом отнюдь не призывал других людей, в том числе историков, к правдивым и критическим оценкам хода войны. Наоборот, сам, как высший судия, оценив этот этап истории, в том числе и свои отношения с русским народом, так, как он их понимал, он как бы ставил точку на самой возможности существования каких бы то ни было критических оценок в дальнейшем. Слова этого тоста как будто призывали людей говорить о прошлом суровую правду, а на деле за этими словами стояло твердое намерение раз и навсегда подвести черту под прошлым, не допуская его дальнейшего анализа. И нетрудно себе представить, какая судьба ждала бы при жизни Сталина человека, который, вооружившись цитатами из этого знаменитого тоста, попробовал бы на конкретном историческом материале развивать слова Сталина о том, что у правительства было немало ошибок, или как свидетель и участник войны проиллюстрировал бы эти слова личными воспоминаниями" (Симонов К. Уроки истории и долг писателя. - Наука и жизнь, 1987, No 6).
Лично я не знаю ни одного историка, на каких бы позициях он ни стоял в оценке культа личности Сталина, который хоть в какой-то мере согласился бы с утверждением И. Стаднюка, будто "глубинный смысл необоснованных репрессий тридцать седьмого и последующих годов заключался во вздорных обвинениях, состряпанных затаившимися врагами Октябрьской революции, которые мечтали о возврате старых порядков и обретении утерянных богатств". Глубинный смысл репрессий в другом, он раскрыт в докладе М. С. Горбачева "Октябрь и перестройка: революция продолжается". В борьбе за единоличную власть Сталин механически перенес методы, диктуемые периодом борьбы с враждебным сопротивлением эксплуататорских классов, на период мирного социалистического строительства, когда условия изменились кардинальным образом.
Целиком и полностью разделяю с И. Стаднюком заключительную мысль из его "Открытого письма": "Но, к великому счастью истории, неодолимы те силы, которые защищают истину".
Моя позиция предельно проста - сохранить за академиком Самсоновым право выражать сегодня собственное мнение, даже если оно не совпадает с мнением Стаднюка или Черчилля, Гарри Гопкинса или Гарримана.
4 ноября 1987 г.
Думаю, что читателю небезынтересны будут и несколько небольших материалов, начало которым положило письмо известного советского писателя Виктора Астафьева. Эти материалы объединены общей идеей с этой книгой и дают новую пищу для размышлений о роли ученых и писателей в освещении нашей истории.
"ИСТОВО" И "НЕИСТОВО"
Уважаемая редакция!
Прочитавши в No 13 "Московских новостей" полемику "историков" Василия Морозова и Александра Самсоиова, хотел бы сказать, что советские историки в большинстве своем, а редакторы и сочинители "Истории Отечественной войны" в частности, давно потеряли право прикасаться к святому слову "правда", ибо от прикосновения нечистых рук, грязных помыслов и крючкотворного пера оно - и без того изрядно у нас выпачканное и искривленное - пачкается и искажается еще больше.
Вся 12-томная "история" создана, с позволения сказать, "учеными" для того, чтобы исказить историю войны, спрятать "концы в воду", держать и далее наш народ в неведении относительно наших потерь и хода всей войны, особенно начального ее периода. И премию составители "истории"
получили "за ловкость рук", за приспособленчество, за лжесвидетельство, словом, за то, что особенно высоко ценилось да и сейчас еще ценится теми, кто кормился и кормится ложью.
Творцы "истории" сделали большое упущение - не догадались исправить карты военных лет и достаточно взглянуть на них, как сразу же видно сделается разительное расхождение между картами и текстом, "объясняющим", что за картой следует.
Из 12 томов "истории", из хитромудро состряпанных книг наш народ так и не узнает, что стоит за словами "более двадцати миллионов", как и не узнает и того, что произошло под Харьковом, где гитлеровцы обещали нам устроить "второй Сталинград"; что кроется за словами "крымский позор", и как весной 1944-го два фронта "доблестно" били и не добили 1-ю танковую армию противника - это не для наших "историков", это для тех, кто за морем пишет о войне все, что знает и что бог на душу положит. Таким образом, существуют две "правды" о прошлой войне: одна "ихняя" и одна "наша". Но все эти "правды"
очень далеки от истины, и полемики, подобные той, какую затеяли ловкачи Морозов и Самсонов, споры по частностям, мелочам и ложно многозначительным, амбициозным претензиям друг другу - еще одна плохо замаскированная попытка крючкотворов увести в сторону, в словесный бурьян от горьких истин и вопросов нашего и без того замороченного читателя, наш не единожды обманутый, недоумевающий народ.
Не удивлюсь, если "историкам" В. Морозову и А. Самсонову присудят еще одну какую-нибудь премию при помощи тайного голосования.
Если единожды солгавший не может не врать, то каково-то становится творцам аж 12 томов ловко замаскированной кривды!
Виктор Астафьев, писатель,
инвалид Великой Отечественной войны
Такое вот письмо... Попробуем снова перечитать его, стараясь не поддаваться естественному чувству неловкости, которое возникает, когда в разговор вдруг ворвется брань.
Сделать это нелегко, но во имя важности затронутого в письме вопроса нужно.
Да, согласимся мы в таком случае с Виктором Астафьевым, история Великой Отечественной войны испещрена "белыми пятнами". Предстоит возвратиться к ее изучению, осмыслению, начиная, пожалуй, с самого начала - исследования причин прихода фашистов к власти в Германии и факторов, способствовавших этому. Что касается собственно военных операций, то к перечню, приведенному в письме, можно добавить и Киевскую оборонительную операцию 1941 года. Тогда, вопреки настойчивым предупреждениям Жукова о необходимости своевременно отвести наши войска на левый берег Днепра, Сталин и смертельно боявшийся его Шапошников запретили такой отход, что привело к окружению и гибели нескольких наших армий... Именно эта ошибка Сталина вскоре поставила Москву перед смертельной опасностью.
Безусловно, нуждается в уточнении и расшифровке цифра наших потерь - 20 миллионов человек. Какова была методика расчетов? Сколько бойцов и командиров погибло на фронте, умерло от ран в госпиталях, погибло в плену?
Каковы были жертвы среди гражданского населения? Народ имеет право знать это.
Чем полнее будет правда о войне, тем ярче и убедительнее предстанет перед миром и потомками подвиг советского народа, который, несмотря на неимоверные трудности, лишения, несмотря на граничившие с преступлениями ошибки Сталина, ценой огромных жертв спас человечество от фашизма.
Вот, пожалуй, если отвлечься от формы, позитивный смысл письма Виктора Астафьева.
Однако мне думается, что просто-напросто "отвлечься от формы" как раз и нельзя. Ведь не из учебников знаем, сама жизнь показала, во что превращаются благие намерения и высокие цели, если к ним выбран негодный путь.
Может, лучше припомним, как был разгромлен возглавлявшийся академиком А. М. Панкратовой журнал "Вопросы истории", на страницах которого после XX съезда партии начала прорываться к народу правда. И если уж речь зашла об академике А. Самсонове, стоит припомнить, как нелегко ему пришлось, когда он попытался приоткрыть завесу над трагедией 22 июня 1941 года.
Разные были и есть у нас историки, как, впрочем, и писатели, и журналисты... Все мы очень разные, и наверное, хорошо, что разные. Ведь одна из причин нашей общей болезни - десятилетиями насаждавшееся искусственное "единомыслие".
Всем нам пришлось лечиться. Лекарство - правда. Лекарство - гласность. Лекарство - возможность свободно высказать свое убеждение. И обязанность не криком, а аргументами, фактами отстаивать свою правоту.
Есть в русском языке слова "истово" и "неистово". Оба содержат корневую частичку от "истины". Пройдя через века, оба слова утратили этот смысловой заряд, слились в понятиях "страстно", "яростно", "с великим усердием".
Да, нам нужны споры. Но такие, в которых рождается истина, а не умирают люди, как умерла академик Анна Михайловна Панкратова после заседания комиссии, "разбиравшей" работу ее журнала.
Усердия и ярости нам не занимать. Чего только не натворили, борясь "истово" и "неистово". Теперь наступает время трезвого взгляда, точного анализа, честных и потому мучительных раздумий. Время мысли.
Тимур Гайдар
Московские новости, 1988, М 19,
8 мая
ДИСКУССИИ НЕ ДОЛЖНЫ
РАЗОБЩАТЬ
Уважаемая редакция!
В No 19 "Московских новостей"
(1988, 8 мая) опубликовано открытое письмо писателя Виктора Астафьева, а текст его выступления на конференции историков, писателей и литературоведов изложен на страницах газет "Советская культура", "Литературная газета".
В условиях гласности и демократии все критические выступления можно лишь приветствовать, если за ними стоят честные намерения. Однако именно это ценное качество отсутствует в высказываниях Виктора Астафьева. Он явно переступил ту грань, которая отделяет дискуссию от безответственных домыслов.
Взявшись судить о творчестве и нравственном облике большинства советских историков, он изрек, что они "давно потеряли право прикасаться к святому слову "правда", ибо от прикосновения нечистых рук, грязных помыслов и крючкотворного пера, оно - и без того изрядно у нас выпачканное и покривленное - пачкается и искажается еще больше" ("МН").
В выступлении на конференции тот же приговор: "Они лишили себя этого права - своей жизнью, своими деяниями, своей кривдой, криводушием" (Советская культура, 1988, 5 мая).
Чем же аргументировано столь тяжкое обвинение в духе политических процессов 30-х годов? Оказывается, 12-томной "Историей второй мировой войны". Но, позвольте, о минувшей войне создана и художественная литература, в ней тоже есть недостатки и пороки, сходные с недостатками и пороками исторической науки. Надо ли и писателей, деятелей искусства предавать анафеме, унижать и оскорблять их представителей навешиванием ярлыков?
Или же достойнее осмысленно разобраться в конкретных проявлениях лакировки событий, образовании "белых пятен" в изучении прошлого нашего общества, изжить культ личности Сталина? Показать не только проявления неправды в нашей исторической и художественной литературе, но и истоки этого?
Вернусь к 12-томной "Истории второй мировой войны".
В течение долгого времени этот труд очень высоко оценивался всей советской печатью. И тогда Виктор Астафьев молчал. Когда же появилась возможность говорить о недостатках, то историки о них и заговорили. Далеко не все, впрочем. Новое в выступлении Виктора Астафьева, помимо непристойной формы, это - указание на конкретных виновников неправды. Кто же они? Логично было бы начать с Главной редакционной комиссии, определявшей основную концепцию и содержание труда, утверждавшей к печати каждый том. Тогда надо было бы назвать Маршалов Советского Союза Гречко, Устинова (председатели), начальника Института военной истории МО СССР, членакорреспондента АН СССР, генерал-лейтенанта П. А. Жилина, вице-президента АН СССР академика П. Н. Федосеева (заместитель председателя), всех членов Главной редакционной комиссии.
Нет, никто из них не назван. Гнев обрушился на историков (это слово ядовито взято в кавычки) Морозова и Самсонова, которые "затеяли споры по частностям, мелочам", и это "еще одна плохо замаскированная попытка крючкотворов увести в сторону, в словесный бурьян от горьких истин".
К чему же и эта неправда? Полемика двух историков шла (Московские новости, No 13) о причинах поражений Красной Армии весной и летом 1942 года. И в этой полемике один отстаивал ошибочные оценки 5-го тома истории войны, другой - доказывал их несостоятельность.
На меня возлагается ответственность за недостатки труда, в котором нет ни одной моей строчки. А чтобы унизить, мне же приписываются и премии, которых я никогда не получал. И умалчивается, что после XX съезда КПСС, вопреки конъюнктурным поветриям, в моих книгах и статьях нет возвеличивания культа Сталина, исторических личностей Хрущева, Брежнева. Конечно, и в этих работах нет данных о наших потерях в войне, судьбе окруженных войск и многого другого. Но все историки были лишены возможности исследовать эти вопросы.
Историческая наука, как и в целом духовная жизнь советского общества, десятилетия несла на себе печать культа личности Сталина, а затем длительного периода "застоя". Но и в это время создавалось немало позитивного, ставшего неотъемлемой частью отечественной и мировой науки, культуры. Перечеркивать это никому не позволительно.
И последнее. Дискуссии должны способствовать консолидации сил историков и писателей, а не разобщать их.
Писатель Виктор Астафьев нарушил этот принцип.
Александр Самсонов,
ветеран войны и труда
Московские новости,
1988, No 23, 5 июня
Размышления
о читательских
письмах.
Две точки
зрения
Читатели всегда разные. Одни любят книгу прочитать с первой до последней страницы.
Другие открывают ее чуть ли не с середины. При знакомстве с этой, в чем-то необычной, книгой (в ней сотни авторов, столько же самостоятельных суждений) главное внимание следует уделить все же письмам.
Я отобрал для книги около 200 писем, иными словами - каждое 12-е, полученное в течение 1987 года. Отбор был не простым, хотелось сохранить как можно больше.
При неизбежном сокращении отказывался от повторов, прописных истин, от высказываний, содержащих частные вопросы.
Собранные вместе, письма представляют своеобразную краткую энциклопедию народных взглядов на узловые моменты нашей советской истории. И возможно, что кто-то по прочтении книги прибавит в знаниях, пересмотрит свои взгляды на те или иные исторические факты и явления, станет более терпим к чужому суждению, захочет углубить познания, потянется к иным книгам и документам, чтобы перепроверить, переоценить собственную позицию или, наоборот, еще больше утвердиться в ней.
У кого-то возникнет желание и дополнительно поговорить или поспорить, что также отразит живой интерес читателей, широких слоев народа к собственной истории, далекой и близкой. Конечно, одной книгой, как и множеством других публикаций, не решить всех разногласий по обсуждаемым проблемам. И все же можно лучше понять друг друга, сопоставляя взгляды на минувшие дела Отечества. Такие публикации отражают общественную мысль в условиях гласности и демократизации.
ПЕРЕСТРОЙКА И МЫ
За разностью позиций, высказанных авторами писем, усматриваю первостепенное: всех волнует судьба страны на современном, очень непростом этапе перестройки. Устремленностью всех в будущее, желанием, чтобы завтрашний день был лучше нынешнего, объясняю феномен тысяч людей, взявшихся за перо. В каждом втором письме проходит это слово: перестройка. Да и там, где его нет, слышится волнение, переживание за наше прошлое и настоящее. И разве это не тот же самый мотив, тревога за будущее, а значит, и за судьбу перестройки?
Перестройку поддерживают все. Атмосфера общепартийной дискуссии на XIX Всесоюзной партконференции, за которой следила вся страна по газетам, радио- и телепередачам, была остра, принципиальна и нелицеприятна.
Гласность торжествовала. Люди говорили горячо, искренне, говорили о том, о чем думают, за что переживают. Отличием конференции от недавних партийных форумов стала необычайная открытость. Так проявился ее демократизм.
Еще раньше я ощутил стремление людей к открытости, гласности, демократии, читая столь разные письма, поступающие на мое имя. Посмотрите, какими оттенками, настроениями наполнены строки, где говорится о перестройке.
Каким убеждением, радостью, верой звучат они в письмах Р. Дж. Джумакулыева ("Верю в необходимость перестройки"), Н. А, Пахомова ("Наступило сегодняшнее время, когда особенно хочется жить, работать и радоваться всем изменениям, которые происходят в нашей стране"), А. С. Ашрафова ("Наконец-то справедливость восторжествовала!"), И. М. Базулева ("Я чувствую по настроению людей, что они испытывают большую радость и великую гордость, живя в историческую эпоху перестройки нашего общества, гласности и демократизации")...
Впрочем, немало и таких писем, где желание перемен перемежается с сомнением в их возможности. "...Я для себя определил несколько основных показателей, по которым намерен судить о перестройке - не очередная ли это кампания?" (Г. Р. Клейнер, г. Одесса). "Многие думают: а вдруг все вернется?.. Бытует и такая "теория": сейчас всем дадут высказаться, а потом опять "гайки закрутят"! (А. Солоухин, г. Москва). "Нынешние перемены стали возможны лишь потому, что возмужало поколение, чья юность пришлась на 50-е годы, время XX съезда. Но как потом последовали годы застоя, так на смену этому поколению придет поколение людей, воспитанных в "брежневский период".
Что же потом?" (Н. П. Потапенков, г. Тбилиси).
Есть (совсем немного) письма, авторы которых признаются, что не верят в перемены, происходящие в стране:
"Гласность, перестройка. Вам хорошо говорить! А мне иногда кажется, все это там - в Москве, в Кремле. А за сто метров - и ничего нет." (Н. К. Субботин, пос. Пристень Курской обл.).
Что ответить моим корреспондентам на эти вопросы?
Я разделяю мнение П. А. Носырева, который спрашивает:
"Будут ли новые ошибки?" И сам отвечает: "Вероятно, будут". От ошибок не застрахован никто, тем более общество, взявшее на себя груз поиска новых путей к своему экономическому, политическому, нравственному совершенствованию. В каких-то звеньях этого поиска могут возникнуть пробуксовки, тупиковые ситуации. Значит, надо уметь, как учил Ленин, делать шаг назад в поисках лучшего решения, чтобы потом сделать два шага вперед, наверстать упущенное.
И как корабль перед дальним плаванием нуждается в самой тщательной проверке на прочность, надежность всех агрегатов, так и обществу на переломном этапе развития следует оглянуться назад, критически изучить накопленный опыт, облегчить наш "корабль" за счет преодоления ошибок, просчетов, близоруких решений, которые мешали прежде и которым не должно быть места в настоящем и будущем. Как не согласиться с одним из авторов: "Перед тем как строить (или даже перестраивать), нужно все-таки ломать психологию страха".
Думается, подавляющее большинство сегодня разделяет мнение: чтобы лечить или предупредить заболевание, надо изучить саму болезнь, понять причины, ее вызывающие.
В нашем случае речь идет о социальной болезни, имя которой - механизм торможения перестройки. Читатели не отрицают наличия этой болезни. Правда, одни из них сводят причины ее к негативным последствиям руководства Н. С. Хрущева, Л. И. Брежнева: "Сейчас нам жить тяжело... главным образом, морально. Нет у нас теперь Великой Идеи" (Г. Г. Чернов); "...Хрущевские ошибки породили жажду купеческой наживы, казнокрадства, такие масштабы взяточничества и хищений социалистической собственности, каких мы при Сталине не знали" (М. Ф. Иващенко), Другие читатели, на мой взгляд, судят иначе, глубже.
По их мнению, причины сегодняшнего механизма торможения уходят корнями в 30 - 40-е годы - к годам культа Сталина, когда происходили отступления от ленинских принципов строительства социализма, когда институты социалистической демократии деформировались и часто бездействовали, когда насаждались административно-командные методы управления и целые поколения советских людей воспитывались в духе послушных исполнителей - "винтиков". Перечитаем несколько высказываний.
"Память о сталинских репрессиях живет не только в умах, но и в генах. Семена страха, лицемерия, жестокости, посеянные Сталиным, дают всходы и сейчас" (Э. Белевская); "Эта структура была сформирована специально для командно-административных методов, они ей свойственны от природы - как же можно ждать от нее чего-то другого?"
(Ю. Карабчиевский); "Культ личности подготовил почву для длительного застоя в последующем, а самое главное - воспитал неверие, обман, ложь" (В. С. Девятое); "Поколение, которое сейчас живет, во многом уже искалечено. Поэтому медленнее, чем хотелось бы, идет перестройка"
(И. Оболенская); "Сталин в 1939 году заменил идею самоуправления общества, участия народа в управлении развитием административно-государственных институтов власти в угоду себе. От этого пошли корни стяжательства, карьеризма, воровства на посту" (В. А. Андреев); "А продовольственная проблема - разве это не следствие коллективизации "по Сталину"? А 1941 год? А насажденная Сталиным политика подбора кадров?.. Эти принципы подбора кадров настолько прижились, что сегодня, когда нам дали возможность самим выбирать руководителей, мы не знаем, как это делать" (Г. Р. Клейнер).
Трудно не согласиться с этими доводами. Хотя, допускаю, что найдутся люди, которые и не согласятся. И тем не менее нельзя не заметить общее для всех пишущих: читатели единодушно признают наличие механизма торможения перестройки, все считают, что темпы нашего продвижения вперед зависят от того, как решительно общество сломает его. "Нужно оказать достойную оппозицию не тем, кто творит перестройку, а тем, кто ею умело прикрывается"
(Ю. Дротьев), "Быстрей проводить перестройку, сметать со своего пути всю нечисть, всю сталинскую бюрократию"
(Н. Д. Гузненко)...
В перестройке, охватившей все сферы нашей жизни, ряд читателей выделяют неотложные проблемы экономики. Отсутствие в магазинах разнообразных и добротных товаров, наличие дефицита, спекуляция - вот чем оборачивается неповоротливость экономики, забвение интересов покупателей, ориентация преимущественно на валовые, количественные показатели. А. П. Новоселов убежден, что мы топчемся на месте в росте производительности труда, и в доказательство приводит таблицу за 40 лет, из которой ясно, что на протяжении последнего десятилетия мы "застыли", догоняя США по росту производительности.
Да, недостатков в развитии нашей экономики предостаточно. Но нельзя оспаривать те поистине титанические усилия партии и правительства, которые предпринимаются на протяжении последних лет. В стране разработан и последовательно реализуется целый комплекс мер по развитию самостоятельности предприятий, упрощению структуры управления экономикой, сокращению административно-хозяйственного аппарата и т. д. Широкие возможности перед трудовыми коллективами открывает Закон о государственном предприятии.
Нынешняя перестройка, как утверждает Э. В. Новиков из г. Коврова Владимирской области, "делается по приказу сверху, а не потому, что ее потребовал народ". Это далеко не так. Делается она на основе тщательного изучения прошлого опыта, анализа ошибок и упущенных возможностей, главное же - во имя народа, его интересов и чаяний, выраженных им самим через широчайшую трибуну собраний и митингов, через прессу, через многие миллионы писем в ЦК КПСС, государственные и советские органы.
Приведу несколько строк из письма Б. К- Кикнадзе из г. Свердловска: "Во все времена, и особенно сейчас, модно кивать на "верха"... Очень удобная позиция недобросовестных людей - выискивать ошибки у начальников и руководителей всех степеней, пряча за их спины свои собственные... Работай по совести сам, тогда нашим партийным и государственным деятелям будет легче управлять страной".
Большой народный смысл такой позиции в том, что мы должны быть честными перед совестью и страной, и для этого у каждого из нас есть одна возможность - делать доверенное лично нам дело профессионально, творчески, с осознанием его государственной важности. В этом и будет наш личный вклад в перестройку.
"Кто вернее всех и лучше всех знает мысли рабочего?
Сталин. Кто чувствует все помыслы крестьянина, борющегося за урожай? Сталин. Кто лучше всех понимает мысли и думы народные? Сталин... Если ты, встретив трудности в борьбе или работе, вдруг усомнился в своих силах подумай о нем, о Сталине, и ты обретешь нужную уверепность. Если ты почувствовал усталость в час, когда ее не должно быть, - подумай о нем, о Сталине, - и усталость уйдет от тебя. Если ты замыслил нечто большое, нужное народу дело, - подумай о нем, о Сталине, - и работа пойдет споро. Если ты ищешь верное решение - подумай о нем, о Сталине, - и ты найдешь это решение..."
Обожествление личности Сталина достигало тогда такой степени, что никого не удивляли предложения другого крупнейшего писателя связать день рождения Сталина - 21 декабря 1879 года - с датой начала нового летосчисления: "День Благодарности... и положат внуки в основу завтрашнего летосчисления, чтобы окончательно закрепить новый стиль общественного устройства. В этот День Благодарности, - напишет летописец, - труженики всех стран воздали приветствия великому вождю".
И я не согласен с Вами, Иван Фотиевич, в том, что подобные публикации должны обязательно выражать "непоколебимые убеждения" их авторов на последующие годы, не говоря уже о том, что спустя десятки лет автор не имеет якобы права отойти от позиции, выраженной в публикациях начала 50-х годов.
На моей памяти - как учили мы в школе наизусть стихи Константина Симонова, восхвалявшие Сталина. Но в то же время не вызывают у меня никакого сомнения в искренности мысли К. Симонова относительно тоста, который произнес Сталин в мае 1945 года ("За здоровье русского народа") : "Сталин своим тостом отнюдь не призывал других людей, в том числе историков, к правдивым и критическим оценкам хода войны. Наоборот, сам, как высший судия, оценив этот этап истории, в том числе и свои отношения с русским народом, так, как он их понимал, он как бы ставил точку на самой возможности существования каких бы то ни было критических оценок в дальнейшем. Слова этого тоста как будто призывали людей говорить о прошлом суровую правду, а на деле за этими словами стояло твердое намерение раз и навсегда подвести черту под прошлым, не допуская его дальнейшего анализа. И нетрудно себе представить, какая судьба ждала бы при жизни Сталина человека, который, вооружившись цитатами из этого знаменитого тоста, попробовал бы на конкретном историческом материале развивать слова Сталина о том, что у правительства было немало ошибок, или как свидетель и участник войны проиллюстрировал бы эти слова личными воспоминаниями" (Симонов К. Уроки истории и долг писателя. - Наука и жизнь, 1987, No 6).
Лично я не знаю ни одного историка, на каких бы позициях он ни стоял в оценке культа личности Сталина, который хоть в какой-то мере согласился бы с утверждением И. Стаднюка, будто "глубинный смысл необоснованных репрессий тридцать седьмого и последующих годов заключался во вздорных обвинениях, состряпанных затаившимися врагами Октябрьской революции, которые мечтали о возврате старых порядков и обретении утерянных богатств". Глубинный смысл репрессий в другом, он раскрыт в докладе М. С. Горбачева "Октябрь и перестройка: революция продолжается". В борьбе за единоличную власть Сталин механически перенес методы, диктуемые периодом борьбы с враждебным сопротивлением эксплуататорских классов, на период мирного социалистического строительства, когда условия изменились кардинальным образом.
Целиком и полностью разделяю с И. Стаднюком заключительную мысль из его "Открытого письма": "Но, к великому счастью истории, неодолимы те силы, которые защищают истину".
Моя позиция предельно проста - сохранить за академиком Самсоновым право выражать сегодня собственное мнение, даже если оно не совпадает с мнением Стаднюка или Черчилля, Гарри Гопкинса или Гарримана.
4 ноября 1987 г.
Думаю, что читателю небезынтересны будут и несколько небольших материалов, начало которым положило письмо известного советского писателя Виктора Астафьева. Эти материалы объединены общей идеей с этой книгой и дают новую пищу для размышлений о роли ученых и писателей в освещении нашей истории.
"ИСТОВО" И "НЕИСТОВО"
Уважаемая редакция!
Прочитавши в No 13 "Московских новостей" полемику "историков" Василия Морозова и Александра Самсоиова, хотел бы сказать, что советские историки в большинстве своем, а редакторы и сочинители "Истории Отечественной войны" в частности, давно потеряли право прикасаться к святому слову "правда", ибо от прикосновения нечистых рук, грязных помыслов и крючкотворного пера оно - и без того изрядно у нас выпачканное и искривленное - пачкается и искажается еще больше.
Вся 12-томная "история" создана, с позволения сказать, "учеными" для того, чтобы исказить историю войны, спрятать "концы в воду", держать и далее наш народ в неведении относительно наших потерь и хода всей войны, особенно начального ее периода. И премию составители "истории"
получили "за ловкость рук", за приспособленчество, за лжесвидетельство, словом, за то, что особенно высоко ценилось да и сейчас еще ценится теми, кто кормился и кормится ложью.
Творцы "истории" сделали большое упущение - не догадались исправить карты военных лет и достаточно взглянуть на них, как сразу же видно сделается разительное расхождение между картами и текстом, "объясняющим", что за картой следует.
Из 12 томов "истории", из хитромудро состряпанных книг наш народ так и не узнает, что стоит за словами "более двадцати миллионов", как и не узнает и того, что произошло под Харьковом, где гитлеровцы обещали нам устроить "второй Сталинград"; что кроется за словами "крымский позор", и как весной 1944-го два фронта "доблестно" били и не добили 1-ю танковую армию противника - это не для наших "историков", это для тех, кто за морем пишет о войне все, что знает и что бог на душу положит. Таким образом, существуют две "правды" о прошлой войне: одна "ихняя" и одна "наша". Но все эти "правды"
очень далеки от истины, и полемики, подобные той, какую затеяли ловкачи Морозов и Самсонов, споры по частностям, мелочам и ложно многозначительным, амбициозным претензиям друг другу - еще одна плохо замаскированная попытка крючкотворов увести в сторону, в словесный бурьян от горьких истин и вопросов нашего и без того замороченного читателя, наш не единожды обманутый, недоумевающий народ.
Не удивлюсь, если "историкам" В. Морозову и А. Самсонову присудят еще одну какую-нибудь премию при помощи тайного голосования.
Если единожды солгавший не может не врать, то каково-то становится творцам аж 12 томов ловко замаскированной кривды!
Виктор Астафьев, писатель,
инвалид Великой Отечественной войны
Такое вот письмо... Попробуем снова перечитать его, стараясь не поддаваться естественному чувству неловкости, которое возникает, когда в разговор вдруг ворвется брань.
Сделать это нелегко, но во имя важности затронутого в письме вопроса нужно.
Да, согласимся мы в таком случае с Виктором Астафьевым, история Великой Отечественной войны испещрена "белыми пятнами". Предстоит возвратиться к ее изучению, осмыслению, начиная, пожалуй, с самого начала - исследования причин прихода фашистов к власти в Германии и факторов, способствовавших этому. Что касается собственно военных операций, то к перечню, приведенному в письме, можно добавить и Киевскую оборонительную операцию 1941 года. Тогда, вопреки настойчивым предупреждениям Жукова о необходимости своевременно отвести наши войска на левый берег Днепра, Сталин и смертельно боявшийся его Шапошников запретили такой отход, что привело к окружению и гибели нескольких наших армий... Именно эта ошибка Сталина вскоре поставила Москву перед смертельной опасностью.
Безусловно, нуждается в уточнении и расшифровке цифра наших потерь - 20 миллионов человек. Какова была методика расчетов? Сколько бойцов и командиров погибло на фронте, умерло от ран в госпиталях, погибло в плену?
Каковы были жертвы среди гражданского населения? Народ имеет право знать это.
Чем полнее будет правда о войне, тем ярче и убедительнее предстанет перед миром и потомками подвиг советского народа, который, несмотря на неимоверные трудности, лишения, несмотря на граничившие с преступлениями ошибки Сталина, ценой огромных жертв спас человечество от фашизма.
Вот, пожалуй, если отвлечься от формы, позитивный смысл письма Виктора Астафьева.
Однако мне думается, что просто-напросто "отвлечься от формы" как раз и нельзя. Ведь не из учебников знаем, сама жизнь показала, во что превращаются благие намерения и высокие цели, если к ним выбран негодный путь.
Может, лучше припомним, как был разгромлен возглавлявшийся академиком А. М. Панкратовой журнал "Вопросы истории", на страницах которого после XX съезда партии начала прорываться к народу правда. И если уж речь зашла об академике А. Самсонове, стоит припомнить, как нелегко ему пришлось, когда он попытался приоткрыть завесу над трагедией 22 июня 1941 года.
Разные были и есть у нас историки, как, впрочем, и писатели, и журналисты... Все мы очень разные, и наверное, хорошо, что разные. Ведь одна из причин нашей общей болезни - десятилетиями насаждавшееся искусственное "единомыслие".
Всем нам пришлось лечиться. Лекарство - правда. Лекарство - гласность. Лекарство - возможность свободно высказать свое убеждение. И обязанность не криком, а аргументами, фактами отстаивать свою правоту.
Есть в русском языке слова "истово" и "неистово". Оба содержат корневую частичку от "истины". Пройдя через века, оба слова утратили этот смысловой заряд, слились в понятиях "страстно", "яростно", "с великим усердием".
Да, нам нужны споры. Но такие, в которых рождается истина, а не умирают люди, как умерла академик Анна Михайловна Панкратова после заседания комиссии, "разбиравшей" работу ее журнала.
Усердия и ярости нам не занимать. Чего только не натворили, борясь "истово" и "неистово". Теперь наступает время трезвого взгляда, точного анализа, честных и потому мучительных раздумий. Время мысли.
Тимур Гайдар
Московские новости, 1988, М 19,
8 мая
ДИСКУССИИ НЕ ДОЛЖНЫ
РАЗОБЩАТЬ
Уважаемая редакция!
В No 19 "Московских новостей"
(1988, 8 мая) опубликовано открытое письмо писателя Виктора Астафьева, а текст его выступления на конференции историков, писателей и литературоведов изложен на страницах газет "Советская культура", "Литературная газета".
В условиях гласности и демократии все критические выступления можно лишь приветствовать, если за ними стоят честные намерения. Однако именно это ценное качество отсутствует в высказываниях Виктора Астафьева. Он явно переступил ту грань, которая отделяет дискуссию от безответственных домыслов.
Взявшись судить о творчестве и нравственном облике большинства советских историков, он изрек, что они "давно потеряли право прикасаться к святому слову "правда", ибо от прикосновения нечистых рук, грязных помыслов и крючкотворного пера, оно - и без того изрядно у нас выпачканное и покривленное - пачкается и искажается еще больше" ("МН").
В выступлении на конференции тот же приговор: "Они лишили себя этого права - своей жизнью, своими деяниями, своей кривдой, криводушием" (Советская культура, 1988, 5 мая).
Чем же аргументировано столь тяжкое обвинение в духе политических процессов 30-х годов? Оказывается, 12-томной "Историей второй мировой войны". Но, позвольте, о минувшей войне создана и художественная литература, в ней тоже есть недостатки и пороки, сходные с недостатками и пороками исторической науки. Надо ли и писателей, деятелей искусства предавать анафеме, унижать и оскорблять их представителей навешиванием ярлыков?
Или же достойнее осмысленно разобраться в конкретных проявлениях лакировки событий, образовании "белых пятен" в изучении прошлого нашего общества, изжить культ личности Сталина? Показать не только проявления неправды в нашей исторической и художественной литературе, но и истоки этого?
Вернусь к 12-томной "Истории второй мировой войны".
В течение долгого времени этот труд очень высоко оценивался всей советской печатью. И тогда Виктор Астафьев молчал. Когда же появилась возможность говорить о недостатках, то историки о них и заговорили. Далеко не все, впрочем. Новое в выступлении Виктора Астафьева, помимо непристойной формы, это - указание на конкретных виновников неправды. Кто же они? Логично было бы начать с Главной редакционной комиссии, определявшей основную концепцию и содержание труда, утверждавшей к печати каждый том. Тогда надо было бы назвать Маршалов Советского Союза Гречко, Устинова (председатели), начальника Института военной истории МО СССР, членакорреспондента АН СССР, генерал-лейтенанта П. А. Жилина, вице-президента АН СССР академика П. Н. Федосеева (заместитель председателя), всех членов Главной редакционной комиссии.
Нет, никто из них не назван. Гнев обрушился на историков (это слово ядовито взято в кавычки) Морозова и Самсонова, которые "затеяли споры по частностям, мелочам", и это "еще одна плохо замаскированная попытка крючкотворов увести в сторону, в словесный бурьян от горьких истин".
К чему же и эта неправда? Полемика двух историков шла (Московские новости, No 13) о причинах поражений Красной Армии весной и летом 1942 года. И в этой полемике один отстаивал ошибочные оценки 5-го тома истории войны, другой - доказывал их несостоятельность.
На меня возлагается ответственность за недостатки труда, в котором нет ни одной моей строчки. А чтобы унизить, мне же приписываются и премии, которых я никогда не получал. И умалчивается, что после XX съезда КПСС, вопреки конъюнктурным поветриям, в моих книгах и статьях нет возвеличивания культа Сталина, исторических личностей Хрущева, Брежнева. Конечно, и в этих работах нет данных о наших потерях в войне, судьбе окруженных войск и многого другого. Но все историки были лишены возможности исследовать эти вопросы.
Историческая наука, как и в целом духовная жизнь советского общества, десятилетия несла на себе печать культа личности Сталина, а затем длительного периода "застоя". Но и в это время создавалось немало позитивного, ставшего неотъемлемой частью отечественной и мировой науки, культуры. Перечеркивать это никому не позволительно.
И последнее. Дискуссии должны способствовать консолидации сил историков и писателей, а не разобщать их.
Писатель Виктор Астафьев нарушил этот принцип.
Александр Самсонов,
ветеран войны и труда
Московские новости,
1988, No 23, 5 июня
Размышления
о читательских
письмах.
Две точки
зрения
Читатели всегда разные. Одни любят книгу прочитать с первой до последней страницы.
Другие открывают ее чуть ли не с середины. При знакомстве с этой, в чем-то необычной, книгой (в ней сотни авторов, столько же самостоятельных суждений) главное внимание следует уделить все же письмам.
Я отобрал для книги около 200 писем, иными словами - каждое 12-е, полученное в течение 1987 года. Отбор был не простым, хотелось сохранить как можно больше.
При неизбежном сокращении отказывался от повторов, прописных истин, от высказываний, содержащих частные вопросы.
Собранные вместе, письма представляют своеобразную краткую энциклопедию народных взглядов на узловые моменты нашей советской истории. И возможно, что кто-то по прочтении книги прибавит в знаниях, пересмотрит свои взгляды на те или иные исторические факты и явления, станет более терпим к чужому суждению, захочет углубить познания, потянется к иным книгам и документам, чтобы перепроверить, переоценить собственную позицию или, наоборот, еще больше утвердиться в ней.
У кого-то возникнет желание и дополнительно поговорить или поспорить, что также отразит живой интерес читателей, широких слоев народа к собственной истории, далекой и близкой. Конечно, одной книгой, как и множеством других публикаций, не решить всех разногласий по обсуждаемым проблемам. И все же можно лучше понять друг друга, сопоставляя взгляды на минувшие дела Отечества. Такие публикации отражают общественную мысль в условиях гласности и демократизации.
ПЕРЕСТРОЙКА И МЫ
За разностью позиций, высказанных авторами писем, усматриваю первостепенное: всех волнует судьба страны на современном, очень непростом этапе перестройки. Устремленностью всех в будущее, желанием, чтобы завтрашний день был лучше нынешнего, объясняю феномен тысяч людей, взявшихся за перо. В каждом втором письме проходит это слово: перестройка. Да и там, где его нет, слышится волнение, переживание за наше прошлое и настоящее. И разве это не тот же самый мотив, тревога за будущее, а значит, и за судьбу перестройки?
Перестройку поддерживают все. Атмосфера общепартийной дискуссии на XIX Всесоюзной партконференции, за которой следила вся страна по газетам, радио- и телепередачам, была остра, принципиальна и нелицеприятна.
Гласность торжествовала. Люди говорили горячо, искренне, говорили о том, о чем думают, за что переживают. Отличием конференции от недавних партийных форумов стала необычайная открытость. Так проявился ее демократизм.
Еще раньше я ощутил стремление людей к открытости, гласности, демократии, читая столь разные письма, поступающие на мое имя. Посмотрите, какими оттенками, настроениями наполнены строки, где говорится о перестройке.
Каким убеждением, радостью, верой звучат они в письмах Р. Дж. Джумакулыева ("Верю в необходимость перестройки"), Н. А, Пахомова ("Наступило сегодняшнее время, когда особенно хочется жить, работать и радоваться всем изменениям, которые происходят в нашей стране"), А. С. Ашрафова ("Наконец-то справедливость восторжествовала!"), И. М. Базулева ("Я чувствую по настроению людей, что они испытывают большую радость и великую гордость, живя в историческую эпоху перестройки нашего общества, гласности и демократизации")...
Впрочем, немало и таких писем, где желание перемен перемежается с сомнением в их возможности. "...Я для себя определил несколько основных показателей, по которым намерен судить о перестройке - не очередная ли это кампания?" (Г. Р. Клейнер, г. Одесса). "Многие думают: а вдруг все вернется?.. Бытует и такая "теория": сейчас всем дадут высказаться, а потом опять "гайки закрутят"! (А. Солоухин, г. Москва). "Нынешние перемены стали возможны лишь потому, что возмужало поколение, чья юность пришлась на 50-е годы, время XX съезда. Но как потом последовали годы застоя, так на смену этому поколению придет поколение людей, воспитанных в "брежневский период".
Что же потом?" (Н. П. Потапенков, г. Тбилиси).
Есть (совсем немного) письма, авторы которых признаются, что не верят в перемены, происходящие в стране:
"Гласность, перестройка. Вам хорошо говорить! А мне иногда кажется, все это там - в Москве, в Кремле. А за сто метров - и ничего нет." (Н. К. Субботин, пос. Пристень Курской обл.).
Что ответить моим корреспондентам на эти вопросы?
Я разделяю мнение П. А. Носырева, который спрашивает:
"Будут ли новые ошибки?" И сам отвечает: "Вероятно, будут". От ошибок не застрахован никто, тем более общество, взявшее на себя груз поиска новых путей к своему экономическому, политическому, нравственному совершенствованию. В каких-то звеньях этого поиска могут возникнуть пробуксовки, тупиковые ситуации. Значит, надо уметь, как учил Ленин, делать шаг назад в поисках лучшего решения, чтобы потом сделать два шага вперед, наверстать упущенное.
И как корабль перед дальним плаванием нуждается в самой тщательной проверке на прочность, надежность всех агрегатов, так и обществу на переломном этапе развития следует оглянуться назад, критически изучить накопленный опыт, облегчить наш "корабль" за счет преодоления ошибок, просчетов, близоруких решений, которые мешали прежде и которым не должно быть места в настоящем и будущем. Как не согласиться с одним из авторов: "Перед тем как строить (или даже перестраивать), нужно все-таки ломать психологию страха".
Думается, подавляющее большинство сегодня разделяет мнение: чтобы лечить или предупредить заболевание, надо изучить саму болезнь, понять причины, ее вызывающие.
В нашем случае речь идет о социальной болезни, имя которой - механизм торможения перестройки. Читатели не отрицают наличия этой болезни. Правда, одни из них сводят причины ее к негативным последствиям руководства Н. С. Хрущева, Л. И. Брежнева: "Сейчас нам жить тяжело... главным образом, морально. Нет у нас теперь Великой Идеи" (Г. Г. Чернов); "...Хрущевские ошибки породили жажду купеческой наживы, казнокрадства, такие масштабы взяточничества и хищений социалистической собственности, каких мы при Сталине не знали" (М. Ф. Иващенко), Другие читатели, на мой взгляд, судят иначе, глубже.
По их мнению, причины сегодняшнего механизма торможения уходят корнями в 30 - 40-е годы - к годам культа Сталина, когда происходили отступления от ленинских принципов строительства социализма, когда институты социалистической демократии деформировались и часто бездействовали, когда насаждались административно-командные методы управления и целые поколения советских людей воспитывались в духе послушных исполнителей - "винтиков". Перечитаем несколько высказываний.
"Память о сталинских репрессиях живет не только в умах, но и в генах. Семена страха, лицемерия, жестокости, посеянные Сталиным, дают всходы и сейчас" (Э. Белевская); "Эта структура была сформирована специально для командно-административных методов, они ей свойственны от природы - как же можно ждать от нее чего-то другого?"
(Ю. Карабчиевский); "Культ личности подготовил почву для длительного застоя в последующем, а самое главное - воспитал неверие, обман, ложь" (В. С. Девятое); "Поколение, которое сейчас живет, во многом уже искалечено. Поэтому медленнее, чем хотелось бы, идет перестройка"
(И. Оболенская); "Сталин в 1939 году заменил идею самоуправления общества, участия народа в управлении развитием административно-государственных институтов власти в угоду себе. От этого пошли корни стяжательства, карьеризма, воровства на посту" (В. А. Андреев); "А продовольственная проблема - разве это не следствие коллективизации "по Сталину"? А 1941 год? А насажденная Сталиным политика подбора кадров?.. Эти принципы подбора кадров настолько прижились, что сегодня, когда нам дали возможность самим выбирать руководителей, мы не знаем, как это делать" (Г. Р. Клейнер).
Трудно не согласиться с этими доводами. Хотя, допускаю, что найдутся люди, которые и не согласятся. И тем не менее нельзя не заметить общее для всех пишущих: читатели единодушно признают наличие механизма торможения перестройки, все считают, что темпы нашего продвижения вперед зависят от того, как решительно общество сломает его. "Нужно оказать достойную оппозицию не тем, кто творит перестройку, а тем, кто ею умело прикрывается"
(Ю. Дротьев), "Быстрей проводить перестройку, сметать со своего пути всю нечисть, всю сталинскую бюрократию"
(Н. Д. Гузненко)...
В перестройке, охватившей все сферы нашей жизни, ряд читателей выделяют неотложные проблемы экономики. Отсутствие в магазинах разнообразных и добротных товаров, наличие дефицита, спекуляция - вот чем оборачивается неповоротливость экономики, забвение интересов покупателей, ориентация преимущественно на валовые, количественные показатели. А. П. Новоселов убежден, что мы топчемся на месте в росте производительности труда, и в доказательство приводит таблицу за 40 лет, из которой ясно, что на протяжении последнего десятилетия мы "застыли", догоняя США по росту производительности.
Да, недостатков в развитии нашей экономики предостаточно. Но нельзя оспаривать те поистине титанические усилия партии и правительства, которые предпринимаются на протяжении последних лет. В стране разработан и последовательно реализуется целый комплекс мер по развитию самостоятельности предприятий, упрощению структуры управления экономикой, сокращению административно-хозяйственного аппарата и т. д. Широкие возможности перед трудовыми коллективами открывает Закон о государственном предприятии.
Нынешняя перестройка, как утверждает Э. В. Новиков из г. Коврова Владимирской области, "делается по приказу сверху, а не потому, что ее потребовал народ". Это далеко не так. Делается она на основе тщательного изучения прошлого опыта, анализа ошибок и упущенных возможностей, главное же - во имя народа, его интересов и чаяний, выраженных им самим через широчайшую трибуну собраний и митингов, через прессу, через многие миллионы писем в ЦК КПСС, государственные и советские органы.
Приведу несколько строк из письма Б. К- Кикнадзе из г. Свердловска: "Во все времена, и особенно сейчас, модно кивать на "верха"... Очень удобная позиция недобросовестных людей - выискивать ошибки у начальников и руководителей всех степеней, пряча за их спины свои собственные... Работай по совести сам, тогда нашим партийным и государственным деятелям будет легче управлять страной".
Большой народный смысл такой позиции в том, что мы должны быть честными перед совестью и страной, и для этого у каждого из нас есть одна возможность - делать доверенное лично нам дело профессионально, творчески, с осознанием его государственной важности. В этом и будет наш личный вклад в перестройку.