Самсонов Александр. Кощеевы земли

   – На все вам будет дан определенный временной предел. Кровь из носа – надо уложиться в него. Если вдруг почувствуете, что не укладываетесь, то немедля возвращайтесь – будем считать, что данный вариант сохранения книги не годится. Тогда начнем искать другие способы решения нашей проблемы, если, конечно, у нас на это еще останется время. Время – именно тот фактор, который работает против нас, ничего поделать нельзя, с ним шутки плохи. Ну ладно о прискорбном. Поговорим о снаряжении и оружии, а также обо всем, что необходимо в пути. Первое...
 
   – Вот она, Кромка. – Рудольф, все время шедший впереди маленького отряда, остановился и, обернувшись, окинул придирчивым взглядом всех остальных. – Дальше пойдем сами, а вам оставаться здесь. Ждите.
   Угловатая кикимора тотчас шлепнулась к подножию невысокого кряжистого дерева и замерла неподвижной корягой. Чешуйчатый, как еловая шишка, лешак прислонился к тому же стволу и слился с неровной корой. Дух-мнилко рассеялся и повис рваными клочьями тумана на густых ветвях. Только здоровенный змей не стал прятаться. Подняв клинообразную голову к Никитиному лицу и глядя ему в глаза немигающим взглядом, прошипел:
   – Удачи тебе, хранитель короны. Я тебя обязательно дождусь. До сентября осталось недолго.
   Затем скользнул к торчащим с другой стороны от тропинки камням и, свернувшись в клубок, подставил рябые бока лучам заходящего солнца. Молчаливые Росомахи неторопливо уселись спина к спине прямо на тропе.
   – Прощаться не будем, примета плохая. Так что пошли. – Оборотень нетерпеливо потянул Басанова за рукав. – Иди за мной и ничему не удивляйся.
   Человек сделал шаг, другой, и крепко державшая за материю рука Рудольфа разжалась. Никита торопливо двинулся вслед за широкой спиной, обтянутой кожаным жилетом.
   – Прошли. Мы уже там. Точнее, здесь. Можешь оглянуться – мы в Заповеднике.
   Голос человека-волка изменился и стал больше напоминать рычание. Подняв глаза на лицо спутника, Никита с трудом удержал удивленный возглас – здесь, сразу за границей Кромки, Рудольф стал похож на того Рудольфа, каким он предстал перед ним при первой встрече еще тогда, в начале мая. Человек с волчьей головой. Не выдававший до этого никаких признаков жизни, но надежно расположившийся в кармане Гамаюн зашевелился. Пуговица на клапане расстегнулась как бы сама по себе, и оттуда высунулся продолговатый клюв, следом – взъерошенная от вставших дыбом перьев головенка, на которой круглыми бусинами блестели любопытные глаза.
   – Вот это да! – смачным баритоном высказало мнение о сложившейся ситуации пернатое. – Поганенькое место. Чую – Заповедником пахнет и... еще какой-то гадостью. Похоже, мы уже вляпались, и качественно. Осталось разобраться – куда. Вы посидите здесь, а я полетаю, посмотрю.
   Говорящая птица проворно выбралась из кармана и, чиркнув кончиками крыльев по Никитиному лицу, устремились ввысь. Машинально сделав шаг вперед, Басанов оглянулся. Легкое марево колыхалось меж двух стволов, перегораживая заросшую тропинку. Он с удивлением понял, что находится в незнакомом лесу. Окружающие деревья совершенно не напоминали те, что несколько мгновений назад окружали его.
   Воздух заметно колыхнулся, и, словно из воды, на фоне струящегося марева выступили, фигуры додолки и бесенка. Они совершенно не напоминали тех существ, которые сопровождали его от Кощеевой усадьбы. Лицо амазонки заострилось, мускулистые руки удлинились, а вставшие по-кошачьи вертикально зрачки полыхнули ярким желтым цветом. Бесенок, наоборот, уменьшился в размерах, а стремительно удлинившаяся шерсть сделала худое угловатое тельце более округлым. Винни Пух, да и только!
   Заметив удивление в глазах замершего человека, додолка хриплым голосом просипела:
   – За Кромкой мы все меняемся, кто внешне, а кто изнутри. У кого-то проявляются новые способности, а кто-то их теряет. Закон природы. Кстати, мы так и не представились. Зови меня Нодья, а как зовут тебя, мне уже известно.
   – А меня кличут Глузь, – тоненьким визгливым голоском прозвенел преобразившийся Винни Пух и расшаркался.
   Никита в задумчивости провел рукой по лицу, но никаких изменений не ощутил. Руки тоже были такие же, да и все остальное, показалось, без изменений.
   Заметив эти движения, додолка покачала головой и тихо заметила:
   – Кто-то меняется внешне, а кто-то внутренне. Такими же, как были, остаются только отмеченные знаком и прошедшие определенные ритуалы. А я слышала, что молодой боярин уже прошел посвящение родовым знаком. Значит, в тебе изменилась суть твоих возможностей. Как они проявятся, не ведомо никому, и это меня беспокоит.
   – Ты, женщина, не суетись. – Голос бесенка прозвучал на серьезной ноте. – Зверь, спящий на теле этого человека, нам вреда не причинит. Меня беспокоит другое. Я ощущаю ауру еще одной ипостаси, и она четко связана с этим молодым человеком. Очень сильная аура... если не ошибаюсь, то это что-то древнее. Ты, случаем, не в родне с какими-нибудь старыми расами или, может, пронес с собой за Кромку какой-нибудь древний талисман?
   Пронзительный взгляд Глузя уперся в Басанова. Внимательно прислушивавшийся к разговору Рудольф приблизился, его влажный черный нос зашевелился, ловя только ему ощутимые запахи, затем взгляд уперся в человека.
   – Ты пахнешь змеей, – тоном прокурора, объявляющего приговор, сообщил он. – Чего общего у тебя со змеями? И тот червяк перед уходом за Кромку тебе что-то говорил. Ты ли это в самом деле тот молодой боярин, которого я привел к Хозяину?
   Спутники обступили Никиту, выражения их лиц не предвещали ничего хорошего. Только в глазках бесенка иногда проскакивало некое сочувствие, но непонятно, к кому оно относилось: то ли к Басанову, то ли к самому себе.
   – Погодите. – Человек вытащил из кармана кожаный мешочек, похожий на кисет. – Смотрите.
   Осторожно развязав шнурок, он извлек на свет зеленое, в желтых узорах, кольцо. На ощупь оно напоминало костяное, но костей такого цвета Никита никогда не встречал. Желтые линии мерцали загадочными огоньками. Никакой угрозы от вещи, спокойно лежавшей на ладони, он не ощущал. Наоборот, корона королевы змей придавала уверенность и спокойствие.
   – Красота какая! – Нодья с интересом рассматривала кольцо, она приблизила лицо почти вплотную к ладони человека, протянула было руку, но в последний момент отдернула. – Только трогать ее нельзя: она не всякому счастье принесет.
   Глузя увиденное привело в ужас. Он прикрыл короткими ручками глаза и забормотал что-то похожее на охранную молитву. Лишь человек-волк отнесся к наличию змеиного символа власти с философским спокойствием:
   – Такая вещь слишком сильна, чтобы мы смогли распоряжаться ею, она сама решит свою судьбу, но уж раз так случилось и она находится у нас, пусть так оно и будет. Если ты, Никита, чувствуешь себя с нею в руках нормально, то никакого подвоха от нее можно не ждать. Выбрасывать ее нельзя ни в коем случае, тем более здесь, а поможет она нам или навредит – судьба решит.
   – Да ты философ, – поняв, что конфликта удалось избежать, пробормотал Басанов, убирая змеиную корону обратно в мешочек. – Так куда теперь?
   – Туда! – Выпорхнувший из-за голов Гамаюн приземлился на тропинку и сделал несколько неуклюжих шагов вперед. – Эта тропа нас выведет из леса.
   – А дальше? – поинтересовался бесенок.
   – А дальше – увидим. – Пернатое взмахнуло крыльями и, оторвавшись от земли, спикировало на плечо человека. – Открывай карман, Никитушка, я пока отдохну.
   Не дожидаясь ответа, вещий попугай проскользнул под карманный клапан, и оттуда глухо донеслось:
   – Застегнуть кармашек-то не забудь.
   – Пошли, что ли. – Оборотень огляделся по сторонам. – Я пойду первым, мало ли что. Места здесь чужие, и Хозяин всяких страхов про эти земли наговорил. Вы чуть сзади, но чтобы меня из виду не теряли, а ты, мелкий, – он показал пальцем на Глузя, – пойдешь последним – спину прикроешь, ежели что.
   Скользящей звериной походкой, чуть вытянув голову вперед, Рудольф двинулся вдоль тропы. Никита обратил внимание, что продвигался он не по самой некогда вытоптанной неизвестно кем тропе, а по краю, осторожно ставя обутые в крепкие сапоги ноги. Нодья легко прикоснулась к плечу и почему-то шепотом сказала:
   – Пора.
   Они двинулись вслед за человеком-волком. На миг оглянувшись назад, Басанов посмотрел на то место, откуда они появились в этом мире, но никакой пелены или марева не заметил – тропа терялась среди множества деревьев, как ей и положено в любом лесу. Что спереди, что сзади.
 
   Лес казался странным. Все вроде бы так, как положено для леса средней полосы. Крепкие стволы деревьев, увенчанные густой листвой, высокая зеленая трава, непроглядные островки кустарников, но ощущение странности все равно присутствовало во всем. Если в начале движения Басанов старался больше смотреть на идущего впереди оборотня и особо не глядел по сторонам, то пройдя несколько километров и войдя в темп движения, он стал замечать несуразности, которых сразу не заметил. И деревья не такие, как дома – там в основном березы, ольха, сосна и ели, а здесь какие-то другие – березы так с коричневыми стволами, ольха несет тяжелые пушистые листья, а хвоя на удивление мягкая, как трава. И тишина. Никита с удивлением отметил, что за все время не услышал ни одного звука, что могли бы издать насекомые или другие обитатели закромешнего леса. Он обратил внимание додолки на такой очевидный факт, но та лениво отмахнулась и продолжала двигаться тенью за правым плечом человека.
   У очередного изгиба тропы Рудольф остановился и, дождавшись своих спутников-соратников, показал на проплешину впереди. Расчищенные под посадки участки неровными лоскутами уродовали лесной пейзаж, чуть в стороне, окруженные невысокими кустами в виде живой изгороди, виднелись деревянные строения, похожие на жердяные хлипкие сараи. Следы разумной деятельности почему-то не подтверждались наличием разумных существ и любых существ вообще.
   – Пахнет жильем, а ничего не видно, точнее никого. – Волчья голова Рудольфа завертелась по сторонам. – Как будто этой, ну как ее, нейтронной бомбой по лесу шарахнуло.
   – Это нами по ним шлепнуло, смотри. – Шедший последним и только что появившийся Глузь с размаху ударил кулаком в ствол ближайшего толстого дерева. Рука прошла сквозь казавшуюся прочной и непроницаемой древесину. – Мы ни здесь, ни там. Мы застряли на Кромке.
   Реакцией оборотня на «радостное известие» стало непроизвольное движение к человеку. Волчья морда уставилась на карман, в котором безмятежно почивал Гамаюн, затем крепкий когтистый палец стукнул по клапану.
   – Эй, куренок недопотрошенный, вылазь, разговор будет. – Пытаясь придать как можно больше ласки голосу, похожему на рычание дизеля, он еще раз чиркнул по карману.
   Никита ощутил, как затрещала на грани разрыва материя, и спешно перехватил его руку. Додолка коснулась плеча Рудольфа и успокаивающе что-то шепнула ему на ухо. Воспользовавшись заминкой, из кармана на грудь человека вылезло пернатое и, перебирая лапками, взбежало на плечо.
   – Что за паника, уважаемые? – Птица строго поглядела на угрюмо стоящих соратников Никиты. – С вами уже что-нибудь случилось? Что за безобразие вы себе позволяете? Я же ясно сказал, что надо идти до опушки леса, а не до ближайших сельхозугодий. Вам еще километра три-четыре шагать.
   Оборотень, смущенный таким «наездом», сначала подался назад, но, наткнувшись спиной на бесенка, почувствовал поддержку и, стараясь говорить медленно, прорычал:
   – Ты не обратил внимания на то, что мы как-то странно идем по этому миру. Ни одной живой души, и природа тоже ненастоящая.
   – А ты, мой блохастый друг, и в самом деле мечтаешь о встрече с обитателями сих земель? – саркастически ответил вопросом на вопрос Гамаюн и, расправив крылышки, добавил: – Чтобы полностью перейти в Заповедник, надо совершить одно небольшое действо, но я бы настоятельно советовал не спешить. Лучше мы это совершим в тот момент, когда приблизимся к нашей цели, чтобы не терять время на встречи с аборигенами. Если верить моей книге, не все они будут настроены вежливо и миролюбиво. И еще. Не надо будить меня по всяким пустякам – ситуация под контролем, моим личным и еще кое-чьим, чье имя всуе упоминать не буду. А теперь задавайте вопросы, и чем быстрее, тем лучше.
   Обнаглевшая от своего величия птица расфуфырила перья, гордо подняла шнобель, что по недоразумению назвали клювом, и продемонстрировала профиль на фоне распростертых крыл. «Почти римский орел, – усмехнулся Никита, – только стать пожиже, да нос подлиннее. Пародия на гордую птицу!»
   – Таким способом до капища дойдем? – вкрадчиво спросила Нодья. – И обратно тоже?
   – Не знаю, – честно призналась птаха. – Там видно будет, а пока пользуйтесь моментом и идите без помех. Время, оно против нас работает. Давайте дальше идите, а я еще покемарю.
   Еще раз окинув гордым взглядом собеседников, говорливое пернатое юркнуло в карман и затихло.
   Несмотря на заверения Гамаюна, открытые участки решили обойти, держась ровной искусственной опушки. Как выразился бесенок, береженого даже бог бережет, но подстраховаться надо. С ним согласились все.
   До границы леса прошли легко и быстро. За расчищенными участками тропа превратилась в прямую накатанную дорогу и вывела к широкому полю, в середине которого возвышались два высоких холма с густой зеленой рощей между ними. Из глубины рощи задранным вверх пальцем торчала серая скала, более похожая на искусственную башню.
   Выскочивший первым на открытое пространство Глузь уже было устремился вперед, но додолка ловко ухватила его за меховой загривок и предупредила:
   – Не спеши, сначала птицу вызовем.
   На этот раз будить ленивого птаха не пришлось. По-видимому, ощутив остановку в движении, он сам выполз на всеобщее обозрение. Не произнеся ни слова, Гамаюн сорвался с плеча и взмыл вверх, но затем, раскинув крылья, стал планировать над полем, описывая широкие круги. Все участники отряда с интересом наблюдали за его маневрами, лишь Басанов, изредка бросая взгляд на кружащуюся птицу, озирался по сторонам.
   Близость цели не вызывала у него радостной эйфории – слишком все легко и просто получалось. В то, что Лесной Хозяин, рассказывая о предстоящем походе, был откровенен до конца, не верилось. И нежелание самого Кощея появляться здесь ни под каким предлогом прибавляло массу сомнений. И какого черта он сюда поперся? Эта мысль червячком подтачивала уверенность.
   Грустные размышления прервал Гамаюн, лихо спикировавший на Никитино плечо. Никита понял, что эта птица застолбила в качестве посадочной площадки именно его. Четыре пары глаз уставились на тяжело дышащего летуна.
   Отдышавшись и выдержав театральную паузу, пернатый прочистил глотку хриплым кашлем и стал разъяснять сложившуюся ситуацию:
   – Значит, так, мои дорогие, дальше от меня проку не будет. Сейчас придется полностью погрузиться в этот мир и действовать самостоятельно. Но сначала выслушайте несколько советов, которые необходимо применить в дальнейшем. Попрошу отнестись к ним серьезно и запомнить – после вхождения в Заповедник полностью я впаду в спячку и смогу проснуться только один раз, и то неизвестно на сколько минут. Этого хватит на выход отсюда, и только. Считайте, что я – попросту обратный одноразовый билет, один на всех. А теперь поговорим о ваших делах. Ритуал полного проникновения необходимо провести на опушке, правее отсюда, метров так четыреста. Там стоит заброшенный сарай, и никого из аборигенов поблизости нет. Кстати, о местной фауне, с которой вы еще не знакомы. Мой совет: надо постараться до минимума сократить с ними контакты, да и с разумными существами также надо бы поосторожнее. Вон деревня на правом пригорке. Она даже называется не очень хорошо. Алкедама. С одного из земных языков это переводится как плачущее поле или село крови. По поверью так называлась земля, выкупленная Иудой за тридцать серебреников. А та, что слева, на соседнем холме вообще звучит неприятно – Берендеевка.
   – А чем тебе не угодили берендеи? – с недоумением спросил Басанов. – Это наше, исконно русское слово.
   – С чего ты взял, что оно русское? – с издевкой отпарировал Гамаюн и, не ожидая ответа, продолжил разъяснения: – Жители обеих деревень не переносят друг друга, но мирно живут бок о бок и молиться ходят в священную рощу к подземному капищу. У них нейтралитет, но заметил я одну странность. Свежесрубленные глухие заборы вокруг обоих селений. Создается впечатление, что не все там у них ладно. Частоколы поставлены не так уж давно, еще даже не потемнели. Сами аборигены сейчас пашут за пределами деревень без особой опаски. Вывод: это защита от ночных гостей, значит, что-то здесь по ночам не ладно. А ведь вам придется к капищу идти ночью. Так что понаблюдайте до захода солнца, определитесь. Покумекайте. Подготовьтесь к любым неожиданностям. И только после этого идите. Да, забыл сказать, когда пойдете через священную рощу, будьте все время рядом, не теряйте друг друга из виду. Там можно потеряться навсегда. Помните, что обратно вас должно вернуться столько же, сколько и пришло сюда, иначе вместо кого-либо из вас в земной мир придет кто-то из этого мира и, не дай бог, еще один мессия. Вот теперь вроде бы все.
   Гамаюн сложил крылья и скользнул в карман. Басанов недоуменно проводил его взглядом и, спохватившись, щелкнул по оттопыренному клапану.
   – Что еще? – Длинный клюв, высунувшись из-под складки материала, каркнул со всем возмущением к окружающим его существам.
   – Ты забыл сказать про ритуал, – напомнил Никита. – Что надо делать, чтобы, как ты говоришь, зайти сюда полностью и что сделать для того, чтобы выйти отсюда обратно.
   – Разве? – удивленно произнесла передняя часть птицы. – Так это просто. Возьмитесь за руки, встаньте в круг и, когда закроете глаза, произнесите все одновременно: «Мы пришли». И всего-то. Ну пока.
   Длинный клюв, обрамленный взъерошенными перьями, скрылся в кармане человека. Рудольф с хищным прищуром изучил оттопыренный карман на груди Басанова, но промолчал. Зато бесенок стал проявлять свойственную ему нетерпеливость и потребовал как можно быстрее идти к заброшенному сараю и провести ритуал полного проникновения. Долгого митинга не получилось. Жестикулирующего и кривляющегося рогатого Винни Пуха не поддержал никто.
   – Осторожность и еще раз осторожность. – С этими словами Нодьи согласились и Никита, и Рудольф. Безбашенный Глузь спорить не стал и первым двинулся в указанном говорящей птицей направлении. Следом, не особо таясь, пошли остальные.
   По уверению Лесного Хозяина, подземное капище имело один вход, который начинался с широкого грота в скале, торчащей серым пальцем между двумя плоскими холмами. И все бы ничего, но на обоих возвышениях огородились свежим частоколом деревни, каждая дворов на пятьдесят – шестьдесят. Выкошенные поля охватывали это двухолмие ровными плешами, окаймленными хлипкими изгородями.
   После наспех проведенного ритуала амазонка и оборотень спрятались на опушке, а Никита забрался на крышу сарая, откуда перед ним раскинулась местность, которую предстояло пройти. Теперь, полностью погрузившись в мир Заповедника, он пытался разглядеть обитателей этих мест. Диких зверей или каких там еще существ, которыми пугали Кощей и Гамаюн, не наблюдалось, только аборигены предстали как на ладони.
   С опушки стали заметны те детали, которые без наличия живых существ до сих пор не воспринимались ни как естественный пейзаж, ни как результаты воздействия существ на окружающую среду. Было видно, что урожай с полей собран и вовсю идет подготовка к посевной. Тощие лошаденки таскали вдоль полей нагруженные навозом телеги, а одетые в серые накидки селяне медленно раскидывали коричнево-зеленую субстанцию на серый грунт. Легкий ветерок приносил к опушке несравнимое «благоухание» деревенских сортиров, скотных дворов и выгребных ям.
   – Ну и вонючки вы, люди! – Незаметно забравшийся на крышу бесенок нервно шевелил блестящим носом-пуговкой. – Какую только гадость вокруг своих же селений не разводите. Представь, ведь ночью мы там пойдем, а под ноги смотреть будет некогда.
   – Безотходное производство, – хмыкнул в ответ человек, стараясь не вдыхать несущееся с полей амбре, – попытка создания чернозема в отдельно взятой деревне на неплодородных почвах.
   Хоть Глузь и раздражал бесовской натурой мелкого шкодника, но в данной ситуации Никита с ним согласился на все сто, хотя постарался отделаться неуклюжей шуткой. У наполовину сельского жителя, каковым себя считал Басанов, такое отношение к земле протеста не вызывало, но для городской половины души стоящая в воздухе вонь ассоциировалась с огромным привокзальным сортиром, на который все уже махнули рукой – нужен не нужен, но пускай стоит, может, когда-нибудь и выветрится.
   До наступления темноты по местным меркам оставалось около полутора часов. Край светила не успел коснуться горизонта, но, словно по сигналу, аборигены, нахлестывая тощих лошадок, стали спешно сворачивать сельскохозяйственные работы. Не прошло и нескольких минут, как они двумя колонами направились к своим деревням. Поля вокруг холмов опустели, только разбросанные то тут, то там кучи остались смердеть, привлекая тучи жужжащих насекомых.
   Когда прятавшиеся в завалах на опушке оборотень и амазонка, не таясь, уже начали вылезать из укрытия, из леса со стуком и скрипом выметнулись несколько повозок с аборигенами и на скорости устремились к холмам. Создавалось впечатление, что их преследуют. Но за ними никто не выскочил, и вообще никакого шума, кроме того, что издавали мчащиеся повозки, слышно не было. Не сбавляя скорости, кавалькада разделилась на два потока и въехала в открытые проемы ворот. Едва последняя телега скрылась за огражденной частоколом границей деревни, створки со стуком закрылись. Над округой разнесся скрип налагаемых запоров, и наступила тишина. Как отрезало.
   – Интересно. – Рудольф, отряхиваясь от мусора, прилипшего к одежде, когда он вынужденно бросился на землю, чтобы избежать нескромных взглядов торопящихся пейзан, озабоченно повел ушами. – У меня создалось стойкое мнение, что за этими человеками спешил кто-то очень грозный. Они даже по сторонам толком не глазели, а только назад и вперед. Кажется, мы рановато из укрытий повылезали.
   – Может, обычай такой. – Но этот довод Нодьи прозвучал неубедительно.
   – И отгородились они тоже по обычаю, – проворчал Рудольф. – Всем нутром чую грядущую гадость. И не одну.
   Осторожный оборотень двигаться с места не спешил. Вытянув шею, он стал принюхиваться, но тяжелый запах, доносившийся с полей, сводил все усилия человека-волка на нет. Остроконечные, покрытые короткой серой шерстью уши жили отдельной жизнью, вращаясь по своим траекториям, тщательно сканируя окружающий с трех сторон лес.
   – Пусто. Метров на триста ни одной живой души. – Вердикт оборотня никто сомнению не подверг – его возможности превосходили способности органов чувств всех соратников вместе взятых.
   В ожидании тягуче и медленно тянулось время. Солнце как-то невзначай подкатило к горизонту, тени заметно удлинились и стали темнее. Посмотрев на неподвижно замершего оборотня, Басанов отбросил сомнения:
   – Выдвигаемся. Сначала вдоль опушки, а с того угла придется идти по открытому полю. Зато кратчайшим путем на рощу со скалой выйдем. – Никита показал на предполагаемый маршрут и с некоторым удивлением понял, что спутники внимательно его слушают. Как будто так и надо (примерно так же слушают командира подчиненные в момент получения боевой задачи). Еще раз посмотрев на зависшее над горизонтом светило, добавил: – Минут через сорок стемнеет окончательно. Лезть в капище в полной темноте желания мало, а опасность может подстеречь где угодно. Так что пойдем. Ну, с богом.
   Ночь навалилась почти мгновенно, как будто кто-то вырубил невидимый небесный выключатель. До рощи оставались считанные метры, когда наступила такая тьма, что не разглядеть пальцев вытянутой руки. Медленно переставляя ноги, ощупывая ими под собой землю, Басанов сразу отстал от быстро движущихся Рудольфа и Глузя. Помощь пришла со стороны амазонки. Нодья, до этого замыкавшая движение группы, приблизилась вплотную и ободряюще сжала предплечье. Крепкая рука, прихватившая рукав, придала уверенности, и Никита ощутил, что не бредет в непроглядной тьме, а вполне в состоянии ориентироваться на окружающей местности – постепенно стало проявляться ночное зрение, о котором человек иногда забывает.
   В череде событий последних дней как-то стерлись воспоминания о родовом посвящении и слова деда о том, что теперь умением предков, выработанном веками, младший боярин владеет тоже, стали казаться полузабытым сном. Родовое умение до сих пор оставалось вещью необъяснимой и проявлялось не всегда, а иногда бывало, что оно напоминало про себя в те моменты, когда необходимости в этом не было. Вот и сейчас оно сработало, но робко и замедленно.
   – Все, все. Я уже вижу нормально.
   Шепот Никиты как-то чересчур громко разнесся над вспаханным полем. Додолка послушно разжала руку, но вперед не спешила, оставаясь рядом. До черневшего глухой непроницаемой стеной края рощи, среди которой пряталась невидимая в ночи скала, добрались без помех, но своих нетерпеливых спутников не обнаружили. Басанов нерешительно затоптался на месте, рука нащупала висевший на поясе нож – внезапное исчезновение двух походников начало его тревожить. Следовавшая тенью чуть позади, амазонка обошла человека и медленно прошла вдоль темного кустарника, окаймляющего опушку. В одном месте она остановилась. Басанов, внимательно наблюдавший за маневрами спутницы, заметил, как девушка напряглась и положила руки на висящее за спиной оружие.