Страница:
– Беда! Зверь вернулся. Лешак с дальнего кордона забегал, на Черном Камне утром морок был, а потом Лесному Хозяину – видение про жертву.
– Сегодня?
Палыч утвердительно кивнул.
– Значит, послезавтра в силу войдет. Время еще есть, завтра брать его пойдем. Собирай к утру охотников, а я к Насте.
Аким развернулся и быстрым шагом пошел к двухэтажному терему, что возвышался над берегом на дальнем краю деревни. Палыч, просветлев лицом, почти бегом бросился к своему дому – завтра предстояла большая охота.
Из распахнутых окон деревенской ведьмы на всю улицу кричал телевизор, очередное ток-шоу пыталось шокировать впечатлительный электорат. Но Насту такими оборотами запугать невозможно. Беловолосая ведьма с довольным видом раскатывала тесто. Ее скуластое. чуть продолговатое лицо весело улыбалось в ответ на высказывания ехидных телеведущих и увертки потертых жизнью политиков. На появление Акима она среагировала примерно так же. как и на появление воочию кого-нибудь из персонажей телеящика, то есть никак. При виде деревенского головы она сохранила полную безмятежность.
– Здравствуй, Наста, дело у меня к тебе. – Прожив десятки лет по соседству и будучи деревенским старейшиной, Аким все равно, заходя к хозяйке, каждый раз испытывал легкую неуверенность и дискомфорт, обычно несвойственные жесткому и решительному руководителю. – Вести нехорошие пришли.
– Погоди, покури на лавочке, я сейчас дело закончу, и мы поговорим.
Наста, будучи сильной ведьмой, никогда не смешивала домашние дела с делами тайными и ведовскими. Зная свою силу, она ею не злоупотребляла и не пыталась растрачивать дар на бытовые мелочи. А также никогда не бросала начатое дело, в какой бы стадии оно ни находилось.
Уже на крыльце Аким вспомнил, что курение во дворе у Насты чревато большими неприятностями, и оценил нехитрую шутку хозяйки. С теми, кто пытался закурить во дворе, случались всякие гадости в виде вспыхнувшей с обеих сторон сигареты или едкого и вонючего дыма, прилипавшего к одежде курильщика. Сама хозяйка табачного дыма не переносила и боролась с курением по-своему.
Ведьма ждать себя долго не заставила и вскоре позвала в дом. Вытерев руки и приглушив телевизор, она спросила, сверля гостя в упор светлыми до прозрачности глазами:
– Что привело тебя в мой дом? – Наста Акима недолюбливала, как и старейшин любого рода в деревне, но всегда отзывалась на просьбы, если они касались Ламбушки.
– Наста, мне только что Палыч сказал, что в лесу появился новый Зверь. Сегодня вечером соберемся на круг. Приходи в клуб сразу после захода солнца и возьми руны.
Хозяйка взглянула в глаза собеседнику. Аким почувствовал, как черные зрачки ведьмы буравами проникают в мозг. Усилием воли он стряхнул с себя колдовской взгляд и проворчал:
– Даже и не думай, это не твое.
– А вдруг? Никто не ведает своей силы до конца.
– Не будем спорить, сейчас важнее другое. Вот передам умение Никите, научу его, отойду от дел – тогда и посоревнуемся. А сейчас для нас главное – это Зверь. Я еще не знаю, в какой ипостаси он появился нынче, и это меня тоже беспокоит.
Сказав все, что хотел, Аким повернулся к двери и, не глядя на Насту, добавил:
– Сегодня Никита приедет. Я передам ему родовое умение как можно скорее, последнее время меня гложет тревога. Чую большую беду, но откуда она идет, понять не могу.
Он махнул рукой и, не добавив больше ни слова, вышел на улицу. Наста глянула на зависшее над деревней солнце и снова занялась тестом. До вечера времени оставалось еще достаточно, а пироги – это святое.
Единственным каменным строением, не вписывающимся в местную архитектуру, являлся деревенский клуб. Он был возведен еще во времена коллективизации, которая так в Ламбушке и не прижилась из-за того, что не смогли партийные власти взять в твердые руки процесс управления местными жителями. На фоне красивых двухэтажных теремов клуб поражал своей приземистостью и угловатостью. Выложенное из серого камня, с узкими как бойницы окнами, здание чем-то напоминало стандартный армейский свинарник сродни тем, что украшают прикухонные хозяйства воинских частей. Только внутренний интерьер неказистого на вид здания был совершенно уникален. Кроме маленького кинозала на пятьдесят мест (фильмов там уже давно не показывали из-за отсутствия зрителей), в клубе имелось еще несколько помещений функционального, назначения. В просторную аппаратную местные умельцы напихали столько различной аппаратуры, что приезжавшие из Петрозаводска для ее настройки специалисты только диву давались обилию новейшей иностранной техники. Имелись там библиотека, медпункт и даже комнаты для приезжих. Но самым главным помещением клуба стал кабинет, где собирался круг, на котором старейшины родов под председательством Басанова решали, как жить деревне дальше.
Под вечер в этом кабинете и начали собираться старейшины. Не было уже тех двенадцати родов, что пришли когда-то и строили на пустом месте крепкую сторожевую деревню. Половина из них сгинула, растворилась в прошедших веках, не оставив прямых наследников, но за столом, как и много лет назад, сидели умудренные жизнью старейшины, шестеро мужчин. Аким оглядел собравшихся с чувством гордости. Лучшие из лучших, прошедшие множество испытаний и не сломавшиеся под жизненными невзгодами. Они олицетворяли все самое прекрасное, чем издревле славился русский народ. Именно они бдели за Кромкой, которую отмежевывал от реального мира Черный Камень. Палыч, из рода охотников, Алексей Феофанов – Око Господне, Петр Седов – ведун и травознай, глава воинов Александр Бастров, Семен Кяхр из наследников вепсской общины и сам Аким – потомок боярского рода Басановых. На лавке чуть в стороне от стола сидели те, кого позвали на совет: Наста, Силантий, Никита и отец Михаил, который по договоренности с епархией периодически проводил службу в местной церквушке.
Никита с любопытством смотрел на происходящее. Сразу же по приезде Аким, поздоровавшись с внуком, объявил, что все вопросы потом и вообще сегодня надо только смотреть, слушать и ничего не спрашивать. Такому малопонятному приветствию Никита удивился и немного обиделся, но бабка быстро его успокоила.
– Дела у нас всегда на первом месте, – проникновенно промолвила Мироновна, увидев задумчиво-обиженное выражение на лице внука, – а ты пока отдохни с дороги, поешь. По деревне пройдись, может, дружков давних встретишь, посмотришь, как все стало по-другому. К вечеру дед сам тебя позовет. А что он говорить с тобой не спешит, так это и к лучшему – еще успеешь наслушаться.
Затем, мило улыбаясь, как могла это делать только она, добавила, что от этого дня зависит будущее самого Никиты, и дедовы советы не так нелепы, как ему кажется. Просто надо немного подождать.
– Все слышали о том, что появился Зверь, – начал совет старейшина без всяких предисловий. – Завтра мы пойдем на эту тварь, но со мной будут только охотники. Остальным придется готовиться здесь к тому, что может произойти позже. Не секрет, что вслед за Зверем каждый раз идет толпа всякой нечисти, и именно мы должны ее останавливать. Для того здесь и живем. – Аким тяжело вздохнул. – Меня гложет предчувствие большой беды, но в чем дело, я никак понять не могу. Поэтому сегодня предлагаю пройти бросание рун. Наста, как сильнейшая колдунья среди всех родов, проведет ритуал сама. Если никто не против, то попросим ее бросить руны на кровь.
Члены совета заговорили разом. В комнате поднялся шум. Аким треснул своим огромным кулаком по столу и прорычал, перекрывая все другие звуки:
– Обмен мнениями закончен! Кто не согласен, говори по одному. Я весь – внимание:
Все резко замолчали, и лишь ехидный Силантий попробовал вставить шпильку старейшине:
– Электорат с депутатами спорить не могет, а может лишь соглашаться.
– Вот и хорошо, – спокойно согласился Аким. – Давай, Наста, приступай.
Колдунья не спеша расставила по краям стола толстые свечи и, задернув плотные портьеры на окнах, зажгла слегка размочаленные фитили. Достав из складок платья полотняный мешок, она нараспев начала произносить слова на древнем вепсском диалекте. В такт словам женщина потряхивала сжимающими материю руками. Голос ее постепенно повышался и, достигнув визжащей ноты, резко оборвался. В тот же миг содержимое мешочка неуловимо для глаз рассыпалось по столу. В полнейшей тишине Наста протянула руки над хаотично разбросанными костяными пластинками и резко сжала пальцы. Груда костяшек, чем-то внешне напоминающих доминошные, начала медленно расползаться по столешнице, при этом некоторые из пластин сами переворачивались, меняя узоры на своей поверхности. Свечи почти одновременно вспыхнули искрящимися факелами и, ослепив сидящих вокруг стола людей, внезапно потухли. Комната наполнилась мраком, но рунные кости продолжали светиться ярким красным светом. Наста склонилась над ними. Ее голос, измененный до неузнаваемости взвизгами фальцетом, заметался, осязаемый как ветер. Ему в такт одни знаки стали гаснуть, другие же, наоборот, разгорелись еще ярче.
– Вижу! Кровь. Сломанный нож. Молодой пардус. Серая росомаха. Ключ от чужих дверей. Незваная подмога. Глаза чужих людей. Жертва…
Свечи вспыхнули, ударив по глазам ярким светом. Наста в изнеможении откинулась на скамью. Руны потухли. Настала тишина, прерываемая тяжелым дыханием колдуньи. Старейшины пытались извлечь из бессвязной информации рациональное зерно. Глаза их напоминали буркалы древних статуй.
Очнувшийся первым Петр без единого слова подошел к окну и раздвинул шторы, затем так же молча сел на место. Тишина за столом длилась еще несколько минут, пока Аким вглядывался в собравшихся, потом он медленно проговорил:
– Про кровь все ясно, Зверя встретим и будем биться. Про нож тоже вроде бы понятно – кого-то оружие подведет, а вот про остальное... Тут толковать можно по-разному.
– А мы толковать и не будем. – Отец Михаил посмотрел на остальных, в его голосе звучала уверенность. – Как бы некоторые ни считали, что, мол, все, что не от Бога, – это ересь, но это все равно знак свыше, и нам надо просто завтра учесть предсказания в борьбе с демонами.
Больше никто не стал пытаться объяснить или разгадать смысл пророчества. Слишком редко использовалось такое гадание, и еще реже оно бывало ясным. Это только потом, постфактум, некоторые удивленно хлопали себя по лбу и приговаривали, мол, такое простое, да не сообразили.
– Все. Завтра на рассвете я жду всех здесь, а ты, Палыч, готовь своих. Не надо ждать немедленного исполнения предсказаний: и кровь будет, но не наша, а этой твари; и все остальное тоже, но не все – завтра. А сейчас пора заниматься делами, они нас ждать не будут. – Аким кивнул Насте и первым вышел из комнаты. Колдунья, подхватив мешочек с рунными костями, вышла следом за ним.
Лишь поздно вечером деревня успокоилась, и все жители окончательно разошлись по домам. Усталый Аким вернулся глубокой ночью и сразу же позвал Никиту в свою комнату, святая святых семьи Басановых. На протяжении веков никто не имел права заходить в нее без разрешения старейшины рода. На глаза Никите, с трепетом вошедшему на зов, попал старинный столик, стоявший в дальнем углу комнаты и хранимый как реликвия. На нем лежала странная во всех отношениях вещь: полупрозрачная, янтарного цвета полусфера размером с кулак. Напротив стола сидел дед и отрешенно смотрел поверх неизвестного Никите предмета. Маломощный светильник робко отбрасывал тусклый свет от дальней стены, с трудом освещая помещение. Парень замер в дверях. Глаза деда сфокусировались на вошедшем.
– Садись, Никитка. Нам предстоит долгий вечер. Ради этого я вызвал тебя из Питера сюда, в Ламбушку.
Внук присел на стоявший у столика табурет. Аким, глядя ему в лицо, на ощупь дотронулся до полусферы. Янтарная поверхность сразу же налилась светло-коричневым цветом.
– Можешь задавать вопросы, ведь у тебя есть о чем спросить, – прошептал он, пристально всматриваясь в глаза внука. – Только за сегодняшний день ты увидел много такого, на что у тебя ответов нет. Спрашивай.
В глазах Никиты дед Аким являлся самым высоким и непререкаемым авторитетом. Внешне всегда спокойный и доброжелательный, он представлял высшую и последнюю инстанцию в решении всех вопросов. На памяти Никиты не было ни одного случая, чтобы кто-то оспорил принятые дедом установки. Ершистые и своенравные односельчане беспрекословно выполняли его требования. Внешне все было пристойно и ненавязчиво. Никакой властности в голосе, без принуждений с его стороны, все вежливо, но даже брошенные вскользь указания выполнялись споро и без проволочек. Никита с детства знал, что на протяжении существования Ламбушкн Басановы всегда правили деревней, и почему-то этот факт никого из односельчан не возмущал. Даже при советской власти и коллективизации на всех сходах и собраниях жители дружно выбирали в местные советы только Басановых. Однажды, перед войной, прибыл из города представитель и, объявив Акимова деда врагом народа, предложил себя в руководители хозяйства. НКВД приехать еще не успело, а самоназначенный представитель уже резко загрустил и начал заговариваться. Ближе к вечеру он, присев на берегу озера, завыл по-волчьи. Таким его увидели приехавшие в деревню представители органов. Когда новоявленного председателя грузили в машину, он кричал непотребные слова вперемешку с партийными лозунгами. Больше власти деревню не беспокоили. Ламбушка жила своей жизнью, как и раньше, но это не значило, что селяне изолировались от окружающей действительности.
Молодежь уезжала учиться в Петрозаводск и Питер, в райцентр возили продукты на продажу, в саму деревню приходил прогресс. Провели электричество, появилась различная техника. Живи и радуйся! Но все равно за последние десятилетия жизнь в деревне утихла. С войны не вернулась половина мужчин, да и в борьбе с различной нечистью нет-нет да бывали ненужные жертвы. Когда в шестидесятых старшинство перешло к Акиму, он на деревенском сходе поклялся вернуть родной деревне жизнь и обеспечить достаток ее жителям. Свое обещание потомок боярского рода выполнил. В то же время он пытался возродить истинную силу родов. И здесь тоже появился определенный прогресс. Казалось, за что Басанов ни возьмись, везде к нему приходит успех. Урожаи с небольших по местным меркам полей могли прокормить всех; мясо сотнями килограммов сдавали в потребсоюз; пушнина бесперебойно шла на фабрики. Кроме того, проводились неофициальные сделки с предпринимателями, и деньги ручейками стекались в общую кассу Ламбушки. Но этого было мало. Главным доходом семьи Басановых считалась продажа артефактов магического содержания. Потихоньку начали возвращать домой разъехавшуюся молодежь, создавая все условия для полноценной жизни. Первыми шагами стало создание современного быта. Спутниковая антенна, включение в систему сотовой связи, Интернет, современная бытовая аппаратура, автомобили в каждом дворе и многое другое – все это давало уверенность в завтрашнем дне, а значит, и в выполнении главного дела, для которого они здесь были поселены.
– Я думаю, что ты сам все мне расскажешь. – Иронически прищурившись, Никита уперся руками в колени и подался чуть вперед, – Ведь ты просто так ничего не делаешь. Я хоть и давно здесь не был, но помню это. Приятно, конечно, возвратиться домой, где тебя любят и всегда ждут, но я уехал для того, чтобы уехать. Для того чтобы жить своей жизнью. Вы все видите только то, что вас окружает: род, долг, «мы особенные», «это наш крест». Я же хочу завоевать свое место в жизни сам. Да, я – Басанов, но для меня важнее добиться всего самому, а не получить по наследству.
– А ты добейся здесь, в Ламбушке. – Дед с интересом смотрел на взъерошенного внука. – Или ты думаешь, что одной фамилии достаточно для того, чтобы добиться уважения в глазах окружающих? Твой отец тоже не хотел здесь оставаться. Спорил, руками размахивал. Потом уехал. Пять лет добивался своей правоты, но и в других краях его достала родовая обязанность. Или ты думаешь, что только здесь стоят Черные Камни? Под Пермью он встретил таких же людей, как и мы. Слышал, надеюсь, про эмский треугольник? Так вот, именно там впервые твой отец сразился с нечистью. К тому времени я еще не успел передать ему родовой знак, и он чуть не погиб. Его спасла твоя мать, а потом Лука привез ее сюда. Когда тебе исполнилось десять лет, твои родители отправились за Урал, чтобы взять под контроль один район. Там начала пошаливать нечисть. Больше их никто не видел. Я не разрешил им тогда взять с собой тебя, хотя это было нелегко. Я стар, а из молодых Басановых остался ты один. Сын Елены не в счет, у него другая судьба. А быть здесь – это рок, но это и честь. Это долг перед всеми живущими в мире. Ты волен в своих поступках, в выборе своей жизненной стези, но, как последний из рода Басановых, ты обязан принять дар, получить родовое умение. Потом сам решишь, что ты будешь делать дальше. Сейчас важнее другое – как примет тебя родовой знак. Может случиться и такое, что придется искать других наследников. Старик замолчал. Никите показалось, что в глазах деда загораются оранжевые угольки. Он пригляделся внимательнее. В глубине его зрачков мерцали еле заметные искорки, набирая силу, они начали наливаться светом и соединились вместе. Холодный огонь засверкал в бездонных глазах.
– Сними рубаху.
Голос Акима зазвенел металлом.
Внук рванул ворот. На пол посыпались пуговицы.
– Быстрее!
Дед взял светящуюся сферу и плоской частью приложил ее к плечу Никиты.
Вспышка яркого света. Резкая кратковременная боль. В сознание ворвались голоса, голова закружилась. Ноги молодого Басанова подогнулись, но старик крепко удерживал его, не отнимая полусферы от плеча. Лишь когда свечение из янтарного превратилось в кроваво-красное, Аким осторожно отстранил от покрасневшей кожи гладкую поверхность родового знака и аккуратно положил сферу на стол.
– Дело, сделано, – прошептали пересохшие губы, – знак принял нового главу.
Аким крепко ухватил внука за плечи и, придерживая как больного, вывел из комнаты. Мироновна, терпеливо ожидавшая у дверей, вопросительно посмотрела на мужа.
– Все хорошо, – ровным голосом промолвил тот, увидев мнущуюся у порога жену. – Никита возглавит род. У меня предчувствие, что случится это довольно скоро. Надо торопиться во всем, время поджимает. Судьбу Луки повторить я ему не позволю. Учить его станем все – я, ты, старейшины родов, Лесной Хозяин. Деревне и роду нужен сильный боярин. И он будет.
Глава 2
– Сегодня?
Палыч утвердительно кивнул.
– Значит, послезавтра в силу войдет. Время еще есть, завтра брать его пойдем. Собирай к утру охотников, а я к Насте.
Аким развернулся и быстрым шагом пошел к двухэтажному терему, что возвышался над берегом на дальнем краю деревни. Палыч, просветлев лицом, почти бегом бросился к своему дому – завтра предстояла большая охота.
Из распахнутых окон деревенской ведьмы на всю улицу кричал телевизор, очередное ток-шоу пыталось шокировать впечатлительный электорат. Но Насту такими оборотами запугать невозможно. Беловолосая ведьма с довольным видом раскатывала тесто. Ее скуластое. чуть продолговатое лицо весело улыбалось в ответ на высказывания ехидных телеведущих и увертки потертых жизнью политиков. На появление Акима она среагировала примерно так же. как и на появление воочию кого-нибудь из персонажей телеящика, то есть никак. При виде деревенского головы она сохранила полную безмятежность.
– Здравствуй, Наста, дело у меня к тебе. – Прожив десятки лет по соседству и будучи деревенским старейшиной, Аким все равно, заходя к хозяйке, каждый раз испытывал легкую неуверенность и дискомфорт, обычно несвойственные жесткому и решительному руководителю. – Вести нехорошие пришли.
– Погоди, покури на лавочке, я сейчас дело закончу, и мы поговорим.
Наста, будучи сильной ведьмой, никогда не смешивала домашние дела с делами тайными и ведовскими. Зная свою силу, она ею не злоупотребляла и не пыталась растрачивать дар на бытовые мелочи. А также никогда не бросала начатое дело, в какой бы стадии оно ни находилось.
Уже на крыльце Аким вспомнил, что курение во дворе у Насты чревато большими неприятностями, и оценил нехитрую шутку хозяйки. С теми, кто пытался закурить во дворе, случались всякие гадости в виде вспыхнувшей с обеих сторон сигареты или едкого и вонючего дыма, прилипавшего к одежде курильщика. Сама хозяйка табачного дыма не переносила и боролась с курением по-своему.
Ведьма ждать себя долго не заставила и вскоре позвала в дом. Вытерев руки и приглушив телевизор, она спросила, сверля гостя в упор светлыми до прозрачности глазами:
– Что привело тебя в мой дом? – Наста Акима недолюбливала, как и старейшин любого рода в деревне, но всегда отзывалась на просьбы, если они касались Ламбушки.
– Наста, мне только что Палыч сказал, что в лесу появился новый Зверь. Сегодня вечером соберемся на круг. Приходи в клуб сразу после захода солнца и возьми руны.
Хозяйка взглянула в глаза собеседнику. Аким почувствовал, как черные зрачки ведьмы буравами проникают в мозг. Усилием воли он стряхнул с себя колдовской взгляд и проворчал:
– Даже и не думай, это не твое.
– А вдруг? Никто не ведает своей силы до конца.
– Не будем спорить, сейчас важнее другое. Вот передам умение Никите, научу его, отойду от дел – тогда и посоревнуемся. А сейчас для нас главное – это Зверь. Я еще не знаю, в какой ипостаси он появился нынче, и это меня тоже беспокоит.
Сказав все, что хотел, Аким повернулся к двери и, не глядя на Насту, добавил:
– Сегодня Никита приедет. Я передам ему родовое умение как можно скорее, последнее время меня гложет тревога. Чую большую беду, но откуда она идет, понять не могу.
Он махнул рукой и, не добавив больше ни слова, вышел на улицу. Наста глянула на зависшее над деревней солнце и снова занялась тестом. До вечера времени оставалось еще достаточно, а пироги – это святое.
Единственным каменным строением, не вписывающимся в местную архитектуру, являлся деревенский клуб. Он был возведен еще во времена коллективизации, которая так в Ламбушке и не прижилась из-за того, что не смогли партийные власти взять в твердые руки процесс управления местными жителями. На фоне красивых двухэтажных теремов клуб поражал своей приземистостью и угловатостью. Выложенное из серого камня, с узкими как бойницы окнами, здание чем-то напоминало стандартный армейский свинарник сродни тем, что украшают прикухонные хозяйства воинских частей. Только внутренний интерьер неказистого на вид здания был совершенно уникален. Кроме маленького кинозала на пятьдесят мест (фильмов там уже давно не показывали из-за отсутствия зрителей), в клубе имелось еще несколько помещений функционального, назначения. В просторную аппаратную местные умельцы напихали столько различной аппаратуры, что приезжавшие из Петрозаводска для ее настройки специалисты только диву давались обилию новейшей иностранной техники. Имелись там библиотека, медпункт и даже комнаты для приезжих. Но самым главным помещением клуба стал кабинет, где собирался круг, на котором старейшины родов под председательством Басанова решали, как жить деревне дальше.
Под вечер в этом кабинете и начали собираться старейшины. Не было уже тех двенадцати родов, что пришли когда-то и строили на пустом месте крепкую сторожевую деревню. Половина из них сгинула, растворилась в прошедших веках, не оставив прямых наследников, но за столом, как и много лет назад, сидели умудренные жизнью старейшины, шестеро мужчин. Аким оглядел собравшихся с чувством гордости. Лучшие из лучших, прошедшие множество испытаний и не сломавшиеся под жизненными невзгодами. Они олицетворяли все самое прекрасное, чем издревле славился русский народ. Именно они бдели за Кромкой, которую отмежевывал от реального мира Черный Камень. Палыч, из рода охотников, Алексей Феофанов – Око Господне, Петр Седов – ведун и травознай, глава воинов Александр Бастров, Семен Кяхр из наследников вепсской общины и сам Аким – потомок боярского рода Басановых. На лавке чуть в стороне от стола сидели те, кого позвали на совет: Наста, Силантий, Никита и отец Михаил, который по договоренности с епархией периодически проводил службу в местной церквушке.
Никита с любопытством смотрел на происходящее. Сразу же по приезде Аким, поздоровавшись с внуком, объявил, что все вопросы потом и вообще сегодня надо только смотреть, слушать и ничего не спрашивать. Такому малопонятному приветствию Никита удивился и немного обиделся, но бабка быстро его успокоила.
– Дела у нас всегда на первом месте, – проникновенно промолвила Мироновна, увидев задумчиво-обиженное выражение на лице внука, – а ты пока отдохни с дороги, поешь. По деревне пройдись, может, дружков давних встретишь, посмотришь, как все стало по-другому. К вечеру дед сам тебя позовет. А что он говорить с тобой не спешит, так это и к лучшему – еще успеешь наслушаться.
Затем, мило улыбаясь, как могла это делать только она, добавила, что от этого дня зависит будущее самого Никиты, и дедовы советы не так нелепы, как ему кажется. Просто надо немного подождать.
– Все слышали о том, что появился Зверь, – начал совет старейшина без всяких предисловий. – Завтра мы пойдем на эту тварь, но со мной будут только охотники. Остальным придется готовиться здесь к тому, что может произойти позже. Не секрет, что вслед за Зверем каждый раз идет толпа всякой нечисти, и именно мы должны ее останавливать. Для того здесь и живем. – Аким тяжело вздохнул. – Меня гложет предчувствие большой беды, но в чем дело, я никак понять не могу. Поэтому сегодня предлагаю пройти бросание рун. Наста, как сильнейшая колдунья среди всех родов, проведет ритуал сама. Если никто не против, то попросим ее бросить руны на кровь.
Члены совета заговорили разом. В комнате поднялся шум. Аким треснул своим огромным кулаком по столу и прорычал, перекрывая все другие звуки:
– Обмен мнениями закончен! Кто не согласен, говори по одному. Я весь – внимание:
Все резко замолчали, и лишь ехидный Силантий попробовал вставить шпильку старейшине:
– Электорат с депутатами спорить не могет, а может лишь соглашаться.
– Вот и хорошо, – спокойно согласился Аким. – Давай, Наста, приступай.
Колдунья не спеша расставила по краям стола толстые свечи и, задернув плотные портьеры на окнах, зажгла слегка размочаленные фитили. Достав из складок платья полотняный мешок, она нараспев начала произносить слова на древнем вепсском диалекте. В такт словам женщина потряхивала сжимающими материю руками. Голос ее постепенно повышался и, достигнув визжащей ноты, резко оборвался. В тот же миг содержимое мешочка неуловимо для глаз рассыпалось по столу. В полнейшей тишине Наста протянула руки над хаотично разбросанными костяными пластинками и резко сжала пальцы. Груда костяшек, чем-то внешне напоминающих доминошные, начала медленно расползаться по столешнице, при этом некоторые из пластин сами переворачивались, меняя узоры на своей поверхности. Свечи почти одновременно вспыхнули искрящимися факелами и, ослепив сидящих вокруг стола людей, внезапно потухли. Комната наполнилась мраком, но рунные кости продолжали светиться ярким красным светом. Наста склонилась над ними. Ее голос, измененный до неузнаваемости взвизгами фальцетом, заметался, осязаемый как ветер. Ему в такт одни знаки стали гаснуть, другие же, наоборот, разгорелись еще ярче.
– Вижу! Кровь. Сломанный нож. Молодой пардус. Серая росомаха. Ключ от чужих дверей. Незваная подмога. Глаза чужих людей. Жертва…
Свечи вспыхнули, ударив по глазам ярким светом. Наста в изнеможении откинулась на скамью. Руны потухли. Настала тишина, прерываемая тяжелым дыханием колдуньи. Старейшины пытались извлечь из бессвязной информации рациональное зерно. Глаза их напоминали буркалы древних статуй.
Очнувшийся первым Петр без единого слова подошел к окну и раздвинул шторы, затем так же молча сел на место. Тишина за столом длилась еще несколько минут, пока Аким вглядывался в собравшихся, потом он медленно проговорил:
– Про кровь все ясно, Зверя встретим и будем биться. Про нож тоже вроде бы понятно – кого-то оружие подведет, а вот про остальное... Тут толковать можно по-разному.
– А мы толковать и не будем. – Отец Михаил посмотрел на остальных, в его голосе звучала уверенность. – Как бы некоторые ни считали, что, мол, все, что не от Бога, – это ересь, но это все равно знак свыше, и нам надо просто завтра учесть предсказания в борьбе с демонами.
Больше никто не стал пытаться объяснить или разгадать смысл пророчества. Слишком редко использовалось такое гадание, и еще реже оно бывало ясным. Это только потом, постфактум, некоторые удивленно хлопали себя по лбу и приговаривали, мол, такое простое, да не сообразили.
– Все. Завтра на рассвете я жду всех здесь, а ты, Палыч, готовь своих. Не надо ждать немедленного исполнения предсказаний: и кровь будет, но не наша, а этой твари; и все остальное тоже, но не все – завтра. А сейчас пора заниматься делами, они нас ждать не будут. – Аким кивнул Насте и первым вышел из комнаты. Колдунья, подхватив мешочек с рунными костями, вышла следом за ним.
Лишь поздно вечером деревня успокоилась, и все жители окончательно разошлись по домам. Усталый Аким вернулся глубокой ночью и сразу же позвал Никиту в свою комнату, святая святых семьи Басановых. На протяжении веков никто не имел права заходить в нее без разрешения старейшины рода. На глаза Никите, с трепетом вошедшему на зов, попал старинный столик, стоявший в дальнем углу комнаты и хранимый как реликвия. На нем лежала странная во всех отношениях вещь: полупрозрачная, янтарного цвета полусфера размером с кулак. Напротив стола сидел дед и отрешенно смотрел поверх неизвестного Никите предмета. Маломощный светильник робко отбрасывал тусклый свет от дальней стены, с трудом освещая помещение. Парень замер в дверях. Глаза деда сфокусировались на вошедшем.
– Садись, Никитка. Нам предстоит долгий вечер. Ради этого я вызвал тебя из Питера сюда, в Ламбушку.
Внук присел на стоявший у столика табурет. Аким, глядя ему в лицо, на ощупь дотронулся до полусферы. Янтарная поверхность сразу же налилась светло-коричневым цветом.
– Можешь задавать вопросы, ведь у тебя есть о чем спросить, – прошептал он, пристально всматриваясь в глаза внука. – Только за сегодняшний день ты увидел много такого, на что у тебя ответов нет. Спрашивай.
В глазах Никиты дед Аким являлся самым высоким и непререкаемым авторитетом. Внешне всегда спокойный и доброжелательный, он представлял высшую и последнюю инстанцию в решении всех вопросов. На памяти Никиты не было ни одного случая, чтобы кто-то оспорил принятые дедом установки. Ершистые и своенравные односельчане беспрекословно выполняли его требования. Внешне все было пристойно и ненавязчиво. Никакой властности в голосе, без принуждений с его стороны, все вежливо, но даже брошенные вскользь указания выполнялись споро и без проволочек. Никита с детства знал, что на протяжении существования Ламбушкн Басановы всегда правили деревней, и почему-то этот факт никого из односельчан не возмущал. Даже при советской власти и коллективизации на всех сходах и собраниях жители дружно выбирали в местные советы только Басановых. Однажды, перед войной, прибыл из города представитель и, объявив Акимова деда врагом народа, предложил себя в руководители хозяйства. НКВД приехать еще не успело, а самоназначенный представитель уже резко загрустил и начал заговариваться. Ближе к вечеру он, присев на берегу озера, завыл по-волчьи. Таким его увидели приехавшие в деревню представители органов. Когда новоявленного председателя грузили в машину, он кричал непотребные слова вперемешку с партийными лозунгами. Больше власти деревню не беспокоили. Ламбушка жила своей жизнью, как и раньше, но это не значило, что селяне изолировались от окружающей действительности.
Молодежь уезжала учиться в Петрозаводск и Питер, в райцентр возили продукты на продажу, в саму деревню приходил прогресс. Провели электричество, появилась различная техника. Живи и радуйся! Но все равно за последние десятилетия жизнь в деревне утихла. С войны не вернулась половина мужчин, да и в борьбе с различной нечистью нет-нет да бывали ненужные жертвы. Когда в шестидесятых старшинство перешло к Акиму, он на деревенском сходе поклялся вернуть родной деревне жизнь и обеспечить достаток ее жителям. Свое обещание потомок боярского рода выполнил. В то же время он пытался возродить истинную силу родов. И здесь тоже появился определенный прогресс. Казалось, за что Басанов ни возьмись, везде к нему приходит успех. Урожаи с небольших по местным меркам полей могли прокормить всех; мясо сотнями килограммов сдавали в потребсоюз; пушнина бесперебойно шла на фабрики. Кроме того, проводились неофициальные сделки с предпринимателями, и деньги ручейками стекались в общую кассу Ламбушки. Но этого было мало. Главным доходом семьи Басановых считалась продажа артефактов магического содержания. Потихоньку начали возвращать домой разъехавшуюся молодежь, создавая все условия для полноценной жизни. Первыми шагами стало создание современного быта. Спутниковая антенна, включение в систему сотовой связи, Интернет, современная бытовая аппаратура, автомобили в каждом дворе и многое другое – все это давало уверенность в завтрашнем дне, а значит, и в выполнении главного дела, для которого они здесь были поселены.
– Я думаю, что ты сам все мне расскажешь. – Иронически прищурившись, Никита уперся руками в колени и подался чуть вперед, – Ведь ты просто так ничего не делаешь. Я хоть и давно здесь не был, но помню это. Приятно, конечно, возвратиться домой, где тебя любят и всегда ждут, но я уехал для того, чтобы уехать. Для того чтобы жить своей жизнью. Вы все видите только то, что вас окружает: род, долг, «мы особенные», «это наш крест». Я же хочу завоевать свое место в жизни сам. Да, я – Басанов, но для меня важнее добиться всего самому, а не получить по наследству.
– А ты добейся здесь, в Ламбушке. – Дед с интересом смотрел на взъерошенного внука. – Или ты думаешь, что одной фамилии достаточно для того, чтобы добиться уважения в глазах окружающих? Твой отец тоже не хотел здесь оставаться. Спорил, руками размахивал. Потом уехал. Пять лет добивался своей правоты, но и в других краях его достала родовая обязанность. Или ты думаешь, что только здесь стоят Черные Камни? Под Пермью он встретил таких же людей, как и мы. Слышал, надеюсь, про эмский треугольник? Так вот, именно там впервые твой отец сразился с нечистью. К тому времени я еще не успел передать ему родовой знак, и он чуть не погиб. Его спасла твоя мать, а потом Лука привез ее сюда. Когда тебе исполнилось десять лет, твои родители отправились за Урал, чтобы взять под контроль один район. Там начала пошаливать нечисть. Больше их никто не видел. Я не разрешил им тогда взять с собой тебя, хотя это было нелегко. Я стар, а из молодых Басановых остался ты один. Сын Елены не в счет, у него другая судьба. А быть здесь – это рок, но это и честь. Это долг перед всеми живущими в мире. Ты волен в своих поступках, в выборе своей жизненной стези, но, как последний из рода Басановых, ты обязан принять дар, получить родовое умение. Потом сам решишь, что ты будешь делать дальше. Сейчас важнее другое – как примет тебя родовой знак. Может случиться и такое, что придется искать других наследников. Старик замолчал. Никите показалось, что в глазах деда загораются оранжевые угольки. Он пригляделся внимательнее. В глубине его зрачков мерцали еле заметные искорки, набирая силу, они начали наливаться светом и соединились вместе. Холодный огонь засверкал в бездонных глазах.
– Сними рубаху.
Голос Акима зазвенел металлом.
Внук рванул ворот. На пол посыпались пуговицы.
– Быстрее!
Дед взял светящуюся сферу и плоской частью приложил ее к плечу Никиты.
Вспышка яркого света. Резкая кратковременная боль. В сознание ворвались голоса, голова закружилась. Ноги молодого Басанова подогнулись, но старик крепко удерживал его, не отнимая полусферы от плеча. Лишь когда свечение из янтарного превратилось в кроваво-красное, Аким осторожно отстранил от покрасневшей кожи гладкую поверхность родового знака и аккуратно положил сферу на стол.
– Дело, сделано, – прошептали пересохшие губы, – знак принял нового главу.
Аким крепко ухватил внука за плечи и, придерживая как больного, вывел из комнаты. Мироновна, терпеливо ожидавшая у дверей, вопросительно посмотрела на мужа.
– Все хорошо, – ровным голосом промолвил тот, увидев мнущуюся у порога жену. – Никита возглавит род. У меня предчувствие, что случится это довольно скоро. Надо торопиться во всем, время поджимает. Судьбу Луки повторить я ему не позволю. Учить его станем все – я, ты, старейшины родов, Лесной Хозяин. Деревне и роду нужен сильный боярин. И он будет.
Глава 2
ОХОТА
Всю ночь Никите снились кошмары. То какие-то монстры гоняли его по лесным чащобам, то гонял их он. Яркие сны, как видения шизофреника. Перекошенные злобой лица и корчащиеся в огне люди и твари. Боль в левом плече. Череда седых бормочущих стариков. Мечущиеся в битве всадники. Бег по дремучему лесу, странные женщины с разноцветными, как у бабки и тетки Насты, глазами. Жара сменялась холодом, осязаемые жгуты воздуха хватали за шею, и дыхание почти останавливалось, но чьи-то острые прозрачные когти рвали их, освобождая задыхающиеся от нехватки кислорода легкие. Незнакомые мегалитические постройки уходят под наступающее покрытое льдинами море. Белые киты, спасающие редких, выживших среди льда людей... И тут он проснулся. Точнее, его разбудили. А еще точнее, одеяло взметнулось вверх и, открыв глаза, Никита увидел деда.
– Вставай, внучек, скоро в лес на охоту идти, надо собраться, – проговорив это, Аким повернулся и вышел из комнаты.
В голове мгновенно прояснилось, зато отчаянно зачесалось плечо. Никита скосил глаз на беспокоящее место и присвистнул. Таких татуировок он никогда не видел. Красный леопард готовился к прыжку. Даже у отца была другая – черный вепрь. Дедов знак внук не видел, слышал от других, что у него два изображения: на одном плече двухцветная росомаха, а на другом – две скрещенные стрелы.
На комоде под зеркалом лежала сложенная в стопку одежда. Обычное армейское обмундирование, популярное у всех поколений охотников и прочих любителей природы. Одеваясь, Никита периодически поглядывал в зеркало, любуясь рисунком на плече. Правда, в какой-то момент ему показалось, что леопард, поселившийся на теле, ухмыльнулся и по-приятельски подмигнул левым глазом. В ответ молодой Басанов чуть было не опрокинул на себя комод и все, что громоздилось на нем. К обоюдному их с леопардом счастью все обошлось минимальным ущербом для дедова хозяйства. Дальше дело пошло быстрее – не отвлекаясь ни на что, Никита умудрился собраться по-военному, то есть быстро и уверенно.
В клубе дым стоял коромыслом. Двое молодых парней собирали арбалеты и оживленно спорили о какой-то навороченной видеоигре. За столом Аким, Палыч и Михаил изучали топографическую карту. На появление в комнате еще одного человека отреагировал только старший егерь. Он кивнул и, показав движением глаз на спорщиков, сказал:
– Знакомься, Стас и Венька.
И снова уткнулся в карту, предоставив Никите самому решать, кто из них кто.
Светловолосые крепыши с короткими одинаковыми стрижками отвлеклись от спора. Один из них, широко улыбаясь, махнул рукой, приглашая присоединиться.
В свое время вследствие юношеского максимализма Никита умудрился отслужить срочную службу в Чечне. Пришлось пострелять почти из всего, что имелось на вооружении в роте дальней разведки, но эти арбалеты вызвали чувство восторга и умиления. Каждая деталь поражала совершенством, а в собранном виде оружие выглядело произведением искусства. Легкое, надежное, опасное – мечта каждого мужчины. Курковая конструкция предполагала ведение стрельбы как одиночными стрелами-болтами, так и сразу тремя, которые устанавливались в специальные обоймы. Где достали такое сокровище, оставалось только догадываться, но в том, что арбалеты привезены издалека, можно было не сомневаться.
Парень, что выглядел немного постарше, назвавшийся Стасом, натягивал на короткие дуги утолщенные стальные струны, сразу же регулируя их натяжение. Сидящий рядом Венька неторопливо собирал болты в обоймы. Он брал из разных пачек отличающиеся по цвету стрелы и устанавливал их в держатели в определенной последовательности.
– Смотри, – показал он Никите, – красную ставим слева – это с разрывным элементом. В середину – с черным наконечникам, заговоренное серебро всегда может пригодиться. Справа – вот эту. Видишь оранжевые и зеленые колечки? При попадании наконечник разворачивается в спираль плюс кое-какие заклинания, он остановит даже носорога.
– А ты пробовал? – подал голос Стас, который как раз закончил возиться с арбалетами и начал укладывать снаряженные обоймы в брезентовые чехлы. – Носорога-то? Ты же крупнее лисы ничего и не стрелял.
– Я?! – возмущенно вскрикнул Венька. – Да ты сам только за хомяками и бегал, да и то не догнал, боялся, наверное. Носорог не носорог, но волку при нормальном попадании кранты сразу. А сегодня придется бить, скорее всего, одновременно тремя болтами. Какая тварь появится, никто не видел, а пять самострелов и два карабина должны сделать дело.
Никиту заинтересовало: разве при охоте на зверя огнестрельное оружие хуже? Парни удивленно посмотрели на него и, поняв, что для приехавшего горожанина многое является новым, стали наперебой объяснять преимущества надежного бесшумного оружия перед карабином. Прислушавшийся к разговору священник вмешался и пояснил, что для нечисти необходимы специальные пули.
– И вообще, самострел – исконное оружие в борьбе с исчадиями ада, – добавил он. – Жаль только, что мое положение не позволяет пользоваться им.
– Интересно, а где изготавливают такую красоту? – Басанов нежно провел кончиками пальцев по тщательно отполированному ложу арбалета. – Ведь это не заводская работа, а самим такого качества обработки и подгонки деталей вручную не достигнуть.
Взгляд Михаила посерьезнел, в голосе послышалось напряжение:
– Это ты у деда своего спроси, он лучше знает. Хотя, когда нужно будет, сам все поймешь.
– Готовы?
Аким подошел к столу и оглядел сложенное на столе оружие. Проверил пальцем натяжение струн, разделил среди присутствующих сумки с болтами, затем, оглядев всех собравшихся в помещении, сказал:
– Вроде бы все готово. Пора идти. С богом. Первым вышел Палыч, прихватив стоявший у стены старенький СКС. Следом, разбирая арбалеты и чехлы с обоймами, вывалились на улицу остальные. Даже отец Михаил в черном ватнике и с карабином на плече выглядел вполне по-военному. Да и все остальные больше напоминали группу спецназа из какого-нибудь боевика, чем охотников. В утепленных камуфляжных куртках, увешанные подсумками, с оружием за спиной, они сгрудились у явно армейского зеленого гусеничного тягача, который егерь лихо подогнал к деревенскому клубу.
В просторном салоне поместились все. Хватило места даже для трех собак, которые по команде одного из братьев запрыгнули в салон вслед за охотниками. Собаки принадлежали к самой что ни на есть местной породе. Черные короткохвостые карельские волкодавы. В деревне их держали почти в каждом дворе, предпочитая другим породам. Лишь Палыч выращивал для своих нужд с десяток мелких рыжих лаек, но на нынешнюю охоту их не взял.
Узенькие окошки в салоне оказались совершенно непрозрачными. Забитые снаружи перемешанной с копотью и снегом грязью, они давали едва различимый свет. Зато досыпать в тепле под укачивание тяжелой машины для Никиты стало милым делом. Около часа спокойной езды он приятно провел в легкой полудреме, совсем как в былые армейские времена. Тогда тоже только в ходе различных маршей и передвижений и удавалось отоспаться. Впадение в сон на транспорте начало становиться для него условным рефлексом.
– Вставай, внучек, скоро в лес на охоту идти, надо собраться, – проговорив это, Аким повернулся и вышел из комнаты.
В голове мгновенно прояснилось, зато отчаянно зачесалось плечо. Никита скосил глаз на беспокоящее место и присвистнул. Таких татуировок он никогда не видел. Красный леопард готовился к прыжку. Даже у отца была другая – черный вепрь. Дедов знак внук не видел, слышал от других, что у него два изображения: на одном плече двухцветная росомаха, а на другом – две скрещенные стрелы.
На комоде под зеркалом лежала сложенная в стопку одежда. Обычное армейское обмундирование, популярное у всех поколений охотников и прочих любителей природы. Одеваясь, Никита периодически поглядывал в зеркало, любуясь рисунком на плече. Правда, в какой-то момент ему показалось, что леопард, поселившийся на теле, ухмыльнулся и по-приятельски подмигнул левым глазом. В ответ молодой Басанов чуть было не опрокинул на себя комод и все, что громоздилось на нем. К обоюдному их с леопардом счастью все обошлось минимальным ущербом для дедова хозяйства. Дальше дело пошло быстрее – не отвлекаясь ни на что, Никита умудрился собраться по-военному, то есть быстро и уверенно.
В клубе дым стоял коромыслом. Двое молодых парней собирали арбалеты и оживленно спорили о какой-то навороченной видеоигре. За столом Аким, Палыч и Михаил изучали топографическую карту. На появление в комнате еще одного человека отреагировал только старший егерь. Он кивнул и, показав движением глаз на спорщиков, сказал:
– Знакомься, Стас и Венька.
И снова уткнулся в карту, предоставив Никите самому решать, кто из них кто.
Светловолосые крепыши с короткими одинаковыми стрижками отвлеклись от спора. Один из них, широко улыбаясь, махнул рукой, приглашая присоединиться.
В свое время вследствие юношеского максимализма Никита умудрился отслужить срочную службу в Чечне. Пришлось пострелять почти из всего, что имелось на вооружении в роте дальней разведки, но эти арбалеты вызвали чувство восторга и умиления. Каждая деталь поражала совершенством, а в собранном виде оружие выглядело произведением искусства. Легкое, надежное, опасное – мечта каждого мужчины. Курковая конструкция предполагала ведение стрельбы как одиночными стрелами-болтами, так и сразу тремя, которые устанавливались в специальные обоймы. Где достали такое сокровище, оставалось только догадываться, но в том, что арбалеты привезены издалека, можно было не сомневаться.
Парень, что выглядел немного постарше, назвавшийся Стасом, натягивал на короткие дуги утолщенные стальные струны, сразу же регулируя их натяжение. Сидящий рядом Венька неторопливо собирал болты в обоймы. Он брал из разных пачек отличающиеся по цвету стрелы и устанавливал их в держатели в определенной последовательности.
– Смотри, – показал он Никите, – красную ставим слева – это с разрывным элементом. В середину – с черным наконечникам, заговоренное серебро всегда может пригодиться. Справа – вот эту. Видишь оранжевые и зеленые колечки? При попадании наконечник разворачивается в спираль плюс кое-какие заклинания, он остановит даже носорога.
– А ты пробовал? – подал голос Стас, который как раз закончил возиться с арбалетами и начал укладывать снаряженные обоймы в брезентовые чехлы. – Носорога-то? Ты же крупнее лисы ничего и не стрелял.
– Я?! – возмущенно вскрикнул Венька. – Да ты сам только за хомяками и бегал, да и то не догнал, боялся, наверное. Носорог не носорог, но волку при нормальном попадании кранты сразу. А сегодня придется бить, скорее всего, одновременно тремя болтами. Какая тварь появится, никто не видел, а пять самострелов и два карабина должны сделать дело.
Никиту заинтересовало: разве при охоте на зверя огнестрельное оружие хуже? Парни удивленно посмотрели на него и, поняв, что для приехавшего горожанина многое является новым, стали наперебой объяснять преимущества надежного бесшумного оружия перед карабином. Прислушавшийся к разговору священник вмешался и пояснил, что для нечисти необходимы специальные пули.
– И вообще, самострел – исконное оружие в борьбе с исчадиями ада, – добавил он. – Жаль только, что мое положение не позволяет пользоваться им.
– Интересно, а где изготавливают такую красоту? – Басанов нежно провел кончиками пальцев по тщательно отполированному ложу арбалета. – Ведь это не заводская работа, а самим такого качества обработки и подгонки деталей вручную не достигнуть.
Взгляд Михаила посерьезнел, в голосе послышалось напряжение:
– Это ты у деда своего спроси, он лучше знает. Хотя, когда нужно будет, сам все поймешь.
– Готовы?
Аким подошел к столу и оглядел сложенное на столе оружие. Проверил пальцем натяжение струн, разделил среди присутствующих сумки с болтами, затем, оглядев всех собравшихся в помещении, сказал:
– Вроде бы все готово. Пора идти. С богом. Первым вышел Палыч, прихватив стоявший у стены старенький СКС. Следом, разбирая арбалеты и чехлы с обоймами, вывалились на улицу остальные. Даже отец Михаил в черном ватнике и с карабином на плече выглядел вполне по-военному. Да и все остальные больше напоминали группу спецназа из какого-нибудь боевика, чем охотников. В утепленных камуфляжных куртках, увешанные подсумками, с оружием за спиной, они сгрудились у явно армейского зеленого гусеничного тягача, который егерь лихо подогнал к деревенскому клубу.
В просторном салоне поместились все. Хватило места даже для трех собак, которые по команде одного из братьев запрыгнули в салон вслед за охотниками. Собаки принадлежали к самой что ни на есть местной породе. Черные короткохвостые карельские волкодавы. В деревне их держали почти в каждом дворе, предпочитая другим породам. Лишь Палыч выращивал для своих нужд с десяток мелких рыжих лаек, но на нынешнюю охоту их не взял.
Узенькие окошки в салоне оказались совершенно непрозрачными. Забитые снаружи перемешанной с копотью и снегом грязью, они давали едва различимый свет. Зато досыпать в тепле под укачивание тяжелой машины для Никиты стало милым делом. Около часа спокойной езды он приятно провел в легкой полудреме, совсем как в былые армейские времена. Тогда тоже только в ходе различных маршей и передвижений и удавалось отоспаться. Впадение в сон на транспорте начало становиться для него условным рефлексом.