Когда машина, в которой возвращались супруги Сатпаевы, остановилась у крыльца их дома, Каныш увидел тещу — она стояла, прислонившись к стене, взволнованная. Вид у нее был удрученный.
   — В чем дело, мать? Почему невесела?
   — Беда, беда-то какая! — ответила она неожиданно резко. — Вы что, глухие, не слышали? Германия напала на нас. Война...
 
   Из воспоминаний Т.А.Сатпаевой:
   «...Наступил первый день Великой Отечественной войны. Эта новость затушевала все личное.
   Через несколько дней, окончательно попрощавшись с Джезказганом, выехали на станцию Джусалы, связывающую Джезказган с большой жизнью страны. Тревожным был этот переезд Каныша Имантаевича на новое место работы. Эти тревоги и заботы складывались, конечно, прежде всего из состояния войны нашей страны и более из большой ответственности каждого перед своей Родиной в столь грозный для нее час. Эта ответственность призывала к жизни все силы, всю энергию, весь творческий дух на мобилизацию всего возможного, что могло быть полезным в это тяжелое время. В полной мере понимая неотложные задачи, Каныш Имантаевич видел все трудности предстоящей работы, всю ее сложность. Новый, малознакомый коллектив с какими-то своими направлениями, новые организационные задачи, новые неотложные дела.
   С переходом на работу в 1941 году в казахский филиал Академии наук СССР со свойственной ему неутомимой энергией подошел Каныш Имантаевич к открытию новой страницы в своей деятельности — созданию науки в Казахстане».

Часть третья
Вершины

   Известно, что наукой овладевает тот, кто испытывает жажду познания. Но одного стремления мало. Даже сам процесс приобретения знаний должен быть подчинен определенной системе.
   ...Для того чтобы сохранить свои познания и разум, нужно иметь характер. Сильный и крепкий характер. Тут уместно сравнить его с сосудом, хранящим бесценную влагу. Действительно, зачем овладевать знаниями, если их негде хранить? Значит, нужно быть стойким, нужно всегда сохранять твердость духа.
Абай Кунанбаев. 32-е слово назидания. 1895 год

Все для победы

I

   В Алма-Ату прибыли в ночь на первое июля. Столичный вокзал, так же как все станции, которые они проезжали, был забит людьми. Прошло лишь десять дней с начала войны. Страна поднималась на бой с ненавистным врагом. День и ночь кипела работа в тылу, день и ночь шла кровавая страда на фронтах...
   На следующий день Сатпаева вызвал к себе секретарь ЦК Компартии Казахстана Габдолла Бузурбаев.
   — Институт геологических наук ваш, — сказал он, — но руководство казахским филиалом Академии наук СССР тоже придется осуществлять вам. Не удивляйтесь, Каныш Имантаевич. Время такое. Академик Григорьев по-прежнему остается председателем Президиума. Но он живет в Москве и вряд ли сможет непосредственно руководить филиалом. Собственно, так работали и раньше. Иосиф Федорович двигал наши дела в столице, в Президиуме Академии наук, а я как заместитель его здесь выполнял функции председателя... Так что без возражений принимайте свои дела и приступайте. Нынче все мы работаем за двоих, придется, будем и за четверых.
   В другое время Каныш Имантаевич, может быть, возражал бы против такой нагрузки: руководить только что организованным институтом, да еще КазФАНом, который призван направлять всю научную мысль республики! Но сейчас времени на размышления не было. Тот же Бузурбаев еще вчера был заместителем академика Григорьева. А сегодня уже секретарь ЦК вместо отправившегося на фронт. На войне как на войне!
   Он помнил, как год назад проверяла работу казахского филиала объединенная комиссия Президиума АН СССР и ЦК Компартии Казахстана. Оценка была дана неудовлетворительная: не выполняется план по основным научно-исследовательским темам, слаба связь с промышленными и сельскохозяйственными объектами; не созданы надлежащие условия для воспитания местных национальных кадров — из 22 аспирантов только два казаха... Словом, филиал не сделался подлинным центром научной мысли республики... И сектор геологии работал куда хуже, чем следовало ожидать. План исследований был выполнен лишь на пятьдесят процентов. Дело дошло даже до обмана руководства филиала: например, исследовательская тема «Использование сланцев как топлива» была показана начатой; на самом деле к ней даже не приступили, а закупленное оборудование, брошенное под открытым небом, за это время пришло в негодность...
   Итоги работы комиссии рассматривало специальное заседание Совнаркома республики.
   «Впервые я увидел К.И.Сатпаева на заседании СНК Казахской ССР в 1940 г., когда слушался отчетный доклад руководителей Казфилиала АН СССР, в котором я сам начал работу летом 1937 г., — писал позднее казахстанский академик Н.В.Павлов. — После неожиданной смерти в 1939 г. председателя Президиума КазФАНа, известного геолога академика А.Д.Архангельского, руководство филиала, дела которого шли из рук вон плохо, все еще не могло стабилизироваться. Из Москвы от Академии наук СССР наезжали бесконечные комиссии, обследовавшие состояние филиала, и без малейшего труда констатировали его печальное положение.
   Рядовые сотрудники разбегались, как с тонущего корабля... И вот после пространного доклада ученого секретаря филиала, изо всех сил старавшегося представить дела в самом радужном свете, выступил и Сатпаев содокладчиком. Он говорил жестоко, но справедливо, критикуя беспорядки, воцарившиеся в филиале. Будто свежий ветер повеял в нашу затхлую, пропитанную интригами атмосферу, и все присутствовавшие на заседании сотрудники КазФАНа повеселели и ободрились. Сатпаев говорил, что филиал нужен, что он должен быть центром науки в Казахстане, но занять это положение он может только при деловом и разумном руководстве, значительном усилении кадров и четкой оперативной работе, которой пока что-то не видно».
   Тогда же Совнарком республики, приняв рекомендации объединенной комиссии, сменил руководство филиала. Заместителем председателя Президиума был назначен кандидат исторических наук Г.О.Бузурбаев, в то время работавший помощником секретаря ЦК КП Казахстана. Каныш Имантаевич был введен в члены научного совета филиала. И вскоре уехал к себе в Джезказган.
   Не прошло и года, как он назначен сюда на работу... Новое руководство филиала и его ученый совет, разумеется, не сидели сложа руки. Но в столь тонком деле, как организация науки, много ли можно успеть за такое короткое время? Теперь же необходимо добиться повышения эффективности исследований в кратчайший срок. Этого требуют нужды войны.
   Необходимо отрешиться от представлений мирного времени, отказаться от занятий чистой наукой. «Например, — говорил он, — сектор ботаники на время может приостановить свои фундаментальные исследования, временно заняться поисками лекарственных трав. Или найти виды растений, нужные для обороны. Агротехники занялись бы составлением почвенных карт республики. Ведь республике в будущем году предстоит в несколько раз увеличить посевы зерновых. А зоологи должны включиться в это дело в ближайшие дни — дать правительству республики необходимые рекомендации по резкому увеличению фондов мяса и пушнины. Ведь казахские степи богаты этими дарами природы».
   «Моя первая встреча с Канышем Имантаевичем была несколько необычной и в обстановке далеко не научной. Мы познакомились в магазине, — вспоминает другой казахстанский академик — И.Г.Галузо. — Случайно оказавшись рядом, он задал мне какой-то вопрос, из которого было видно, что он не алмаатинец. Завязался разговор. Я узнал, что мой собеседник геолог и только несколько дней тому назад приехал в Алма-Ату. Когда К.И.Сатпаев, в свою очередь, узнал, что я зоолог, он широко улыбнулся и сказал: „Ну что же, может быть, вместе поедем на охоту“. И тут же засыпал меня вопросами из области зоологии: какие промысловые, пушные и вообще хозяйственно полезные животные заселяют территорию Казахстана? Как развит промысел рыбы? И прочее. Я не мог понять, почему геолог вдруг так подробно интересуется зоологической наукой. Когда на следующий день я поделился со своими товарищами по работе впечатлениями от встречи с интересным геологом, кто-то мне сказал: „Так это же, видно, был К.И.Сатпаев, который приглашен руководить нашим филиалом“. Прошло несколько дней, и я уже был на официальном приеме у нового руководителя нашего филиала К.И.Сатпаева. Беседа затянулась, помню, очень долго. Каныш Имантаевич интересовался всеми тонкостями зоологической науки, а когда он узнал, что я паразитолог, то переключил свои интересы и в эту область... Меня поразил исключительно четкий, ясный и оправданный требованиями народного хозяйства и культуры план развития зоологической науки в Казахстане, который начертал К.И.Сатпаев при этой первой нашей официальной встрече. Спустя некоторое время Каныш Имантаевич беседовал с группой зоологов и ботаников, работавших в казахском филиале АН СССР. Он говорил с каждым из нас в отдельности, знакомился с состоянием науки во всех деталях и затем, сориентировавшись, вносил свои рекомендации. Помню, однажды он нарисовал нам далекую перспективу освоения и реконструкции животного мира республики. Он много говорил о рыбных запасах и, так как в то время страна испытывала затруднения в продовольственных ресурсах, ставил перед нами задачу массового изучения рыбных запасов и возможностей использования наземных позвоночных животных. В одной из таких бесед возникла мысль о реконструкции фауны и обогащении ее продуктивными животными, а также водоемов промысловыми видами. К.И.Сатпаеву очень понравились работы сектора зоологии по выведению новой породы овец-архаромериносов. К моменту прихода К.И.Сатпаева в филиал уже были получены ободряющие результаты. Ознакомившись подробно с состоянием работ по выведению новой породы, он взял их под личное свое наблюдение и до последних дней своей жизни интересовался этим вопросом.
   По предложению Каныша Имантаевича Сатпаева и его представлению была образована Курмектинская база, где и продолжались работы по выведению новой породы овец».
   В кабинет руководителя филиала частенько заходили и ихтиологи.
   — Во всем роду Сатпаевых не было рыбаков. Никто из нас не держал в руках удочку. А вот теперь приходится заниматься рыбными делами, — шутил Каныш Имантаевич.
   Иной раз такие разговоры затягивались до полуночи, так как днем беседовать было некогда. Работы у всех по горло, а больше всех у Каныша Имантаевича. К тому же все без исключения сотрудники должны заниматься военной подготовкой.
   У Сатпаева постоянно возникали новые замыслы — то предложит зоологам снарядить экспедицию на берега Балхаша для разведения ондатры, то загорится идеей химбиологов о выделке и окраске кож с помощью вытяжки из корней местных растений.

II

   Но, разумеется, основным его делом оставалось руководство Институтом геологических наук, который тогда располагался в небольшом двухэтажном особняке на улице Виноградова, там же, где и все отделения филиала. Было тесно, но никто не роптал. Ведь в институте пока состояло лишь 25 научных сотрудников (только четверо из них были кандидатами наук). Теперь предстояло расширить штат, усилить секторы — геологический, металлургический, нерудных материалов и гидрогеологический, заново укомплектовать аналитическую химлабораторию. Для Каныша Имантаевича, прежде руководившего большой геологоразведочной конторой, все это не составляло особой трудности. Но здесь, как и в Джезказгане, все надо было начинать почти с нуля. От подбора кадров до строительства здания института...
   До 1920 года недра казахской степи изучались разного рода выездными экспедициями. Они разведали немало полезных ископаемых. Однако ни одна из них не могла дать всеобъемлющего геологического описания огромной страны. Не было поэтому и достоверной геологической карты республики. А та, что была составлена в давние времена, обходилась только тремя цветами. На языке геологов это означало, что данная местность является в отношении полезных ископаемых самой бедной.
   Планомерное изучение степи начинается с двадцатых годов. Ведется детальное картирование — каждый район, каждая область по мере экономико-хозяйственной необходимости снималась на карту десятикилометрового масштаба. Эту работу выполнял Геолком. Лучшие специалисты, ученые-геологи возглавляли экспедиции, снаряженные им в Казахстан. В результате за несколько лет была обследована обширная территория республики. Партии искали воду, полезные ископаемые, занимались съемками. Их усилиями была доказана большая значимость Карагандинского угольного бассейна. Как раз в эти годы геолог М.П.Русаков открыл так называемые «вторичные кварциты» Центрального Казахстана, среди которых нужно искать концентрации меди, залежи корунда и огнеупорных материалов. Следуя своей теории, он открыл в 1928 году Коунрадское медное месторождение, которое стало основной рудной базой для строительства большого Балхашского медеплавильного комбината. Основываясь на этой теории, геолог Р.А.Борукаев обнаружил в 1930 году Бозшакульское месторождение меди.
   Создание крупных промышленных трестов, таких, как Карагандауголь, Алтайполиметалл, Эмбанефть, Атбасцветмет, и организация при них постоянных геологических отделов открыли новые возможности для детального изучения недр Казахстана. В 1931 году в Алма-Ате был учрежден Казахский геологоразведочный трест. А к началу Великой Отечественной войны в Казахстане планомерной геологической разведкой занимались, кроме республиканского геологического управления (созданного на базе вышеназванного треста), еще тресты Казцветметразведка, Алтайцветметразведка, Казуглеразведка, Казнефтеразведка и геологические отделы или конторы при крупных промышленных комбинатах — всего 38 организаций. В количественном отношении это была самая многочисленная геологическая служба Советского Союза. И в качественном отношении ее кадры не уступали специалистам из центра. Многие из рудных залежей, разведанных казахстанскими геологами, стали к тому времени сырьевой базой вновь возведенных крупных промышленных объектов, еще большее число их находилось в стадии детальной разведки. Словом, человек, взглянувший в те годы на карту Казахстана, увидел бы, что она вся испещрена значками, обозначающими буровые вышки и палатки разведчиков недр.
   Увеличение числа объектов изысканий, приведшее к резкому росту количества геологических кадров на местах, имело своим следствием и возникновение центров научной мысли на периферии.
   Давно ощущалась потребность в едином геологическом центре в Алма-Ате, который мог бы обобщать результаты практической деятельности разведчиков и направлять ее.
   Только что основанному учреждению пришлось с ходу перестраиваться на военный лад, организовывать всю свою исследовательскую работу с учетом нужд обороны страны. По мысли его директора, в идеале каждая научная работа должна обернуться залпом по врагу, любое открытие, всякая разведка месторождения немедленно должны приносить практическую пользу. На землях, временно занятых врагом, осталось много производственных мощностей, сырьевых баз. Для восполнения этих потерь требуется мобилизация всех ресурсов восточных районов — Урала, Сибири, Средней Азии и Казахстана. Необходимо в кратчайшие сроки открыть и разведать новые месторождения руд. Бросить на это все силы...
   И вскоре четко организованная работа начала давать свои плоды. Вот архивная справка за один лишь 1941 год, притом за его последние шесть месяцев: по теме «Алтайские полиметаллические месторождения» проверено более девяноста рудопроявлений; а по темам «Пути увеличения выплавки меди в Казахстане» и «Возможности выплавки меди по системе местной промышленности» проверялось более семисот заявок на медь; кроме того, именно в этот период поданы конкретные предложения по изысканию совершенно новых крупных месторождений железа и марганца, о транспортировке богатой джезказганской руды на Балхаш и разработке для этого новых богатых залежей.
   А всего за годы войны институт организовал своими силами более 160 научных экспедиций. Большинство из них занимались поисками новых месторождений по заказам военной промышленности. Некоторые способствовали расширению действующих рудников. Было сделано несколько крупных открытий.
   Ориентировка теоретических работ на практические нужды вызывала необходимость расширить штат института. Открылись новые секторы, лаборатории. Всем нужны кабинеты, квартиры.
   Часть кадров Сатпаев приглашает из центральных городов, в исследованиях приняли участие также крупные ученые, эвакуированные в Казахстан. В числе их на постоянную работу приехал в Алма-Ату старый знакомый Каныша Имантаевича, известный знаток Центрального Казахстана М.П.Русаков. Набирались сотрудники из среды учащейся молодежи.
   «Впервые мне посчастливилось встретиться с Канышем Имантаевичем осенью 1942 года, — пишет доктор геолого-минералогических наук П.Т.Тажибаева, — я была тогда аспиранткой горного факультета Среднеазиатского индустриального института. Приехала в Алма-Ату и оказалась в скромном кабинете директора Института геологических наук. Передо мной сидел обаятельный человек высокого роста, с благородным и приветливым лицом, глядевший очень дружелюбно... Я изъявила желание перевестись в аспирантуру при казахском филиале АН СССР. Мою просьбу Каныш Имантаевич воспринял благожелательно...»
   В результате всех этих усилий, несмотря на трудности военного времени, Институт геологических наук быстро становится в ряд солидных научных учреждений академии. Это зафиксировано в постановлении бюро геолого-географического отделения Академии наук СССР от 5 октября 1943 года: «Особо отметить большую действенную работу казахстанского Института геологических наук в период Великой Отечественной войны в скорейшем открытии и разработке множества сырьевых ресурсов стратегических металлов для нужд обороны; за сравнительно короткое время по объему научно-исследовательских работ и в комплектовании научными кадрами этот институт является одним из лучших и образцовым научным учреждением в системе филиалов АН СССР...»

III

   После переезда в Алма-Ату Канышем Имантаевичем были созданы десятки научных работ. В основном это статьи, написанные для признания того или иного месторождения или результатов исследовательских работ. Сатпаев всегда считал своей главной задачей обратить внимание производственников на какой-то вопрос. Он не учился в аспирантуре и докторантуре, зато ему довелось пройти практическую «аспирантуру» трудовой жизни. И вот он руководитель крупного научно-исследовательского института. Мало того: глава казахского филиала Академии наук СССР. Под его руководством работают десятки ученых, среди них несколько докторов наук. И Канышу Имантаевичу по долгу службы приходилось не только советоваться с ними, а иной раз и указывать им, направлять их деятельность. Поневоле пришлось задуматься о научной степени...
   В 1942 году Сатпаев публикует две монографии. Первая из них — «Медистые песчаники Казахстана и Советского Союза». Материалы для этого труда он собрал еще в годы работы в Джезказгане. Работа написана как итоговое обобщение многолетних наблюдений бывалого разведчика недр. Практическая ценность ее заключалась в обобщающих выводах и рекомендациях геологам-поисковикам по скорейшей разведке и распознаванию меднорудных месторождений, что было особенно важно в годы острого дефицита на медь.
   Вторая монография называлась «О возможностях развития в Казахстане черной металлургии». В ней автор давал геологическое описание всех железорудных месторождений республики, указывал наиболее перспективные из них, которые могли стать сырьевой базой металлургической промышленности.
   Накануне войны был завершен большой труд Сатпаева «Рудные месторождения Джезказганского района», начало которого еще в 1927 — 1928 годах было опубликовано в журналах «Жана мектеп», «Народное хозяйство Казахстана» и в других изданиях. За пятнадцать лет это исследование выросло в крупную монографию.
   В 1942 году Канышу Имантаевичу присудили за нее Сталинскую премию второй степени. В сущности, то была награда за Большой Джезказган, который в самые трудные дни войны давал стране колоссальное количество дешевой меди.
   «...Много лет своей жизни К.Сатпаев посвятил Джезказганскому месторождению меди, в Центральном Казахстане, — писала „Правда“ в номере от 17 июля того же года в статье „Оружие науки“. — Медь в Джезказгане была найдена давно, но существовало убеждение, что ее там совсем немного. Сатпаеву стоило большого труда заново открыть то, что было плохо открыто, — доказать, что Джезказган — крупнейшее месторождение меди. Если бы Сатпаев был только геологом, его бы это удовлетворило. Месторождение очерчено, запасы подсчитаны, происхождение руд выявлено. Чего же еще? Но Сатпаев не только геолог. Сатпаев — государственный деятель. Разыскивая медную руду, он уже видит в степи корпуса заводов, которые будут эту руду превращать в металл. Но, чтобы возник завод, мало одной руды. Для постройки печей необходима огнеупорная глина. Для зданий нужны строительные материалы, выплавка металла не может идти без угля, без флюсов. И вот, ведя поиски руд, Сатпаев одновременно ищет в недрах земли и будущий завод, все, что нужно для его создания... Стране нужна сталь — Сатпаев ищет и находит в Казахстане богатейшие железные месторождения. Он ищет не только железо, но и марганец, который необходим для черной металлургии. Он исследует гидрогеологию района: ведь заводам потребуется вода. Он ищет все, что необходимо для создания в Казахстане мощного металлургического комбината. Медь и железо — две огромные задачи, решенные Сатпаевым. Но он не оставляет без внимания и то, что может оказаться мелочью... Эта черта его как ученого и государственного деятеля во всем блеске проявилась в дни войны».
   Нового лауреата поздравили Совет Народных Комиссаров республики и ЦК КП(б) Казахстана.
   В ответном письме Каныш Имантаевич заявил:
   «Для исследователя нет ничего дороже, как видеть плоды своего творческого труда. Грандиозный размах индустриализации Джезказганского района, проведение к нему железной дороги, превращение этого в недавнем прошлом наиболее глухого района в один из мощных и цветущих индустриальных узлов республики окрыляли меня и помогали мне расти как исследователю и инженеру. ...Всем тем, чего я достиг сейчас... я исключительно обязан Советской власти, так как, не будь ее, я бы, несомненно, остался на всю жизнь незаметным аульным учителем. Нужно ли доказывать, что я чувствую себя в неоплатном долгу перед партией и Советским правительством, что я направлю все свои силы и знания на дело дальнейшего процветания любимой Родины».
   Половину полученной премии он направляет в фонд обороны, на оставшуюся часть приобретает облигации государственного займа.
   «Берите пример с лауреата Сталинской премии товарища Сатпаева, много сделавшего для развития цветной металлургии Казахстана!» — сказано в первомайском Обращении 1942 года к трудящимся республики ЦК КП (б) Казахстана, СНК и Президиума Верховного Совета Казахской ССР. Имя Каныша Имантаевича в этом документе называлось рядом с именами 28 героев-панфиловцев.
   К этому времени Сатпаев был автором более сорока опубликованных научных трудов. Некоторые из них под стать солидным диссертациям. Поэтому 17 августа 1942 года Высшая аттестационная комиссия по совокупности работ присваивает Канышу Имантаевичу ученую степень доктора геолого-минералогических наук.
   «История развития науки свидетельствует о том, что самые животрепещущие идеи зарождались только там, где наука базировалась на конкретных фактах; на глубоком их изучении и анализе, на их обобщении, — напишет Сатпаев в статье, опубликованной в 1946 году газетой „Казахстанская правда“, — известно, например, что крупнейшие ученые-геологи, разработавшие новые теории в учении о рудных месторождениях, по 15 — 20 лет работали на рудниках... Вместе с тем мы должны всячески развивать так называемую большую теоретическую науку. Мы не можем и не будем от каждой отрасли требовать только такой работы, которая привела бы к сегодняшним и завтрашним результатам. Мы должны развить в системе любого научного учреждения также и теоретическое направление науки. В будущем это даст основные определяющие элементы и для техники, и для производства».
   Решение ВАК было лишь первым шагом на пути широкого признания заслуг Сатпаева как ученого.
   Летом 1943 года прошли очередные выборы в Академию наук СССР. Каныш Имантаевич был избран членом-корреспондентом по геолого-географическому отделению. Он был самым первым ученым — представителем народов Советского Востока, ставшим членом сообщества светил современной науки.