Страница:
Сам Обручев был по преимуществу геологом, поэтому наиболее богато оснащенной на факультете оказалась кафедра геологии, по совместительству возглавлявшаяся Владимиром Афанасьевичем. Собственная многолетняя практика, длительные путешествия в глубины Азии давали ему богатый материал для лекций. Он отказался от установившегося годами обыкновения изучать геологию как единый курс. Обручев делит ее на разделы «Общая и полевая геология», «Петрография», «Курс полезных ископаемых» и некоторые другие, каждый из которых по отдельности включает в учебную программу. Были организованы кабинеты петрографии, геологии. Создана специальная библиотека по геологическим наукам, в ней насчитывалось тогда более трех тысяч книг. Практическая работа будущих геологов обязательно проходила в полевых условиях, чаще всего в поисковых партиях. Таким образом, студент, решивший стать геологом, с первого года учебы начинал жить беспокойной, неустроенной жизнью разведчика недр.
Такая продуманная работа неизбежно должна была дать практические результаты. Так и случилось. В считанные годы в глубине Сибири выросла новая школа геологов, которая начала одно за другим выявлять на востоке страны крупные месторождения полезных ископаемых.
Тем не менее своенравный и принципиальный основатель горного факультета в условиях политической реакции не смог удержаться на своем посту. В 1912 году министр просвещения, известный консерватор Кассо издает приказ об увольнении профессора В.А.Обручева со службы за неуместные политические высказывания.
Через год на эту должность был назначен молодой магистр геологии М.А.Усов.
Михаил Антонович сам был выпускником Томского технологического института и считался одним из лучших и самых талантливых питомцев Обручева. Это его, тогда еще студента Мишу Усова, профессор приглашал в качестве помощника в свои путешествия по Джунгарии. И научным ростом Михаил Антонович был во многом обязан своему учителю.
Разумеется, приват-доцент Усов не стал ломать установившиеся традиции горного факультета и кафедры геологии. Напротив, он еще больше увеличил число часов практической работы студентов, следуя и в этом завету основателя школы сибирских геологов.
К моменту приезда Каныша в Томск эта школа была в расцвете творческих сил и считалась лучшей в стране кузницей геологических кадров; именно ее представители оказались авторами самых феноменальных геологических открытий того времени.
II
III
IV
Такая продуманная работа неизбежно должна была дать практические результаты. Так и случилось. В считанные годы в глубине Сибири выросла новая школа геологов, которая начала одно за другим выявлять на востоке страны крупные месторождения полезных ископаемых.
Тем не менее своенравный и принципиальный основатель горного факультета в условиях политической реакции не смог удержаться на своем посту. В 1912 году министр просвещения, известный консерватор Кассо издает приказ об увольнении профессора В.А.Обручева со службы за неуместные политические высказывания.
Через год на эту должность был назначен молодой магистр геологии М.А.Усов.
Михаил Антонович сам был выпускником Томского технологического института и считался одним из лучших и самых талантливых питомцев Обручева. Это его, тогда еще студента Мишу Усова, профессор приглашал в качестве помощника в свои путешествия по Джунгарии. И научным ростом Михаил Антонович был во многом обязан своему учителю.
Разумеется, приват-доцент Усов не стал ломать установившиеся традиции горного факультета и кафедры геологии. Напротив, он еще больше увеличил число часов практической работы студентов, следуя и в этом завету основателя школы сибирских геологов.
К моменту приезда Каныша в Томск эта школа была в расцвете творческих сил и считалась лучшей в стране кузницей геологических кадров; именно ее представители оказались авторами самых феноменальных геологических открытий того времени.
II
То и дело поправляя поднятый воротник полушубка, посиневший от холода, царящего в аудитории, Каныш записывает в тетрадь слова лектора. Воспользовавшись малейшей паузой, он начинает быстро и энергично тереть ладони одну о другую.
Больше всего он любил лекции Усова. Их он записывал почти слово в слово, настолько ценным казалось ему все, что говорил учитель.
Из статьи К.И.Сатпаева и И.И.Бока «Деятельность М.А.Усова, его прогрессивные идеи и теории в геологии»:
Студенты технологического заслушивались не только лекциями Усова. В ту пору в Томске работала целая плеяда замечательных ученых. Металлургию преподавал известный в стране специалист В.Я.Мостович, курс физики читал страстно влюбленный в свой предмет В.Д.Кузнецов, ставший позднее академиком, прославившийся замечательными открытиями. Кафедрой физиологии в университете заведовал знаменитый А.А.Кулябко. Это он в своей клинике впервые в мире заставил биться сердце умершего. Ботанику вел профессор В.В.Сапожников, знаменитый своими путешествиями по Южному Алтаю. «При существовавшем тогда свободном посещении лекций, — вспоминала Таисия Алексеевна Сатпаева, — студенты-технологи считали для себя обязательным слушать в университете таких профессоров, как А.А.Кулябко и В.В.Сапожников, а медики приходили послушать изумительного лектора — профессора М.А.Усова». Как видим, у любознательного молодого человека была возможность получить обширные познания по различным отраслям науки. А Каныш не уступал своим товарищам по части любознательности.
Так в ежедневных занятиях проходили недели, месяцы. Первую свою экзаменационную сессию Каныш сдал успешно — не зря он засиживался в читальном зале института до глубокой ночи. Да и в лабораториях пришлось работать немало. Молодой человек заметно осунулся, пропал появившийся было румянец на щеках. Временами Каныш задумывается об этом — его тревожит вероятность возврата болезни. В аудиториях постоянный холод, да и с питанием неважно.
И то, чего он так опасался, вскоре произошло. В конце зимы Каныш слег. По просьбе Усова его осматривает профессор университета, специалист по грудным болезням Курлов. И ставит диагноз: снова открылась каверна в легких...
— Единственное спасение — чистый воздух, полноценное питание и кумыс. И чем скорее, тем лучше. Следовательно, каждый день пребывания в городе губителен для больного...
Снова, в который раз уже, стоит перед ним этот вопрос. Что делать? Неимоверно трудно решиться на отъезд, когда ты наконец-то достиг так давно желанного. Бросить все, признать свое поражение, отправиться восвояси...
Но и уехать в это предвесеннее время из Томска оказалось нелегко. Пассажирские поезда не ходили. Приходилось добираться на товарняках, причем по пути два раза делать пересадку — сначала на станции Тайга, затем в Новосибирске. Состояние Каныша не позволяло даже думать о таком путешествии на перекладных, поэтому он после долгих раздумий решил дождаться лета и по возможности продолжать учебу.
Однако Михаил Антонович решительно запротестовал против этого. Он верил в выздоровление Каныша и сделал все, чтобы немедленно отправить его в Баянаул. Однокурсникам было поручено во что бы то ни стало разыскать прямой вагон до Семипалатинска. После недели поисков Омар Толыбаев, однокашник Сатпаева, явился в дом Усовых с известием: вагон есть. Михаилу Антоновичу удалось договориться с железнодорожным начальством об устройстве больного в пульмане, наполовину заполненном разного рода грузами. Студенты, переместив к краям вагона часть мешков, в центре его установили печь-»буржуйку», а рядом с ней устроили ложе для больного товарища. Но, осмотрев эти приготовления, профессор не решился в таких условиях отправить Каныша одного. Каныш был общим любимцем, поэтому желающих помочь ему оказалось много. Стали тянуть жребий. Ехать выпало Володе Домбровскому.
И вот в начале марта поезд, к которому был подцеплен товарный вагон с больным, отправился из Томска. Через неделю, испытав в пути немало трудностей, два товарища прибыли в Семипалатинск.
Больше всего он любил лекции Усова. Их он записывал почти слово в слово, настолько ценным казалось ему все, что говорил учитель.
Из статьи К.И.Сатпаева и И.И.Бока «Деятельность М.А.Усова, его прогрессивные идеи и теории в геологии»:
«Как лектор М.А.Усов буквально покорял аудиторию. Его лекции, продолжавшиеся обычно с небольшими перерывами два или четыре часа, было легко записывать, они очень хорошо воспринимались слушателями. Все в них было прекрасно: и чудесный дар красноречия, и способность увлекательно и просто излагать сущность самых сложных научных истин, и неумолимая логика, и филигранная чеканность научных формулировок и выводов, и изумительная собранность мысли, и железная самодисциплина. В лекциях не было ни лирических или других отступлений от предмета, ни каких-либо экскурсов в сторону. Слушателей безраздельно захватывала присущая М.А.Усову предельная стройность изложения мысли и логическая последовательность ее развития, строгая закономерность заключительных формулировок. Поражало удивительное „чувство времени“, характерное для М.А.Усова. Лекции его были так строго запланированы по времени, что тотчас же после окончания определенных разделов обычно раздавался звонок для перерыва. Ни одного лишнего слова, ни одной потерянной минуты — таков был стиль его лекций. Так же строго и предельно экономно был запланирован и распорядок всей его жизни».
Студенты технологического заслушивались не только лекциями Усова. В ту пору в Томске работала целая плеяда замечательных ученых. Металлургию преподавал известный в стране специалист В.Я.Мостович, курс физики читал страстно влюбленный в свой предмет В.Д.Кузнецов, ставший позднее академиком, прославившийся замечательными открытиями. Кафедрой физиологии в университете заведовал знаменитый А.А.Кулябко. Это он в своей клинике впервые в мире заставил биться сердце умершего. Ботанику вел профессор В.В.Сапожников, знаменитый своими путешествиями по Южному Алтаю. «При существовавшем тогда свободном посещении лекций, — вспоминала Таисия Алексеевна Сатпаева, — студенты-технологи считали для себя обязательным слушать в университете таких профессоров, как А.А.Кулябко и В.В.Сапожников, а медики приходили послушать изумительного лектора — профессора М.А.Усова». Как видим, у любознательного молодого человека была возможность получить обширные познания по различным отраслям науки. А Каныш не уступал своим товарищам по части любознательности.
«Это был тихий, скромный студент, горевший желанием учиться, — скажет много лет спустя доктор геолого-минералогических наук, профессор В.А.Хахлов о своем любимом питомце. — На занятиях по общей геологии он с восторгом слушал прекрасные лекции М.А.Усова. С радостью вспоминаю, что он с интересом слушал и мои лекции. Курс общей геологии, читавшийся М.А.Усовым, имел особое значение для подготовки геологов. Курс этот знакомил с просторами и глубиной науки, с ее очередными задачами государственного значения. С изучения такого курса и зажигается искра в душе студента, он начинает любить науку, в нем зарождается неутомимая жажда знаний. Одних лекций для него уже недостаточно, и у студента появляется тяга к научной и популярной литературе. Так случилось и с Канышем Имантаевичем, который всерьез увлекся чтением специальной литературы, отдавая этому занятию все вечера. Однажды я ему предложил посмотреть кафедральную библиотеку. Я ему порекомендовал почитать книгу Вальтера „Законы образования пустыни“. Возвращая эту книгу, он о ней отозвался с восторгом и задал мне множество вопросов. Он говорил, что книга помогла ему понять происхождение рельефа некоторых хорошо известных ему территорий Казахстана».
Так в ежедневных занятиях проходили недели, месяцы. Первую свою экзаменационную сессию Каныш сдал успешно — не зря он засиживался в читальном зале института до глубокой ночи. Да и в лабораториях пришлось работать немало. Молодой человек заметно осунулся, пропал появившийся было румянец на щеках. Временами Каныш задумывается об этом — его тревожит вероятность возврата болезни. В аудиториях постоянный холод, да и с питанием неважно.
И то, чего он так опасался, вскоре произошло. В конце зимы Каныш слег. По просьбе Усова его осматривает профессор университета, специалист по грудным болезням Курлов. И ставит диагноз: снова открылась каверна в легких...
— Единственное спасение — чистый воздух, полноценное питание и кумыс. И чем скорее, тем лучше. Следовательно, каждый день пребывания в городе губителен для больного...
Снова, в который раз уже, стоит перед ним этот вопрос. Что делать? Неимоверно трудно решиться на отъезд, когда ты наконец-то достиг так давно желанного. Бросить все, признать свое поражение, отправиться восвояси...
Но и уехать в это предвесеннее время из Томска оказалось нелегко. Пассажирские поезда не ходили. Приходилось добираться на товарняках, причем по пути два раза делать пересадку — сначала на станции Тайга, затем в Новосибирске. Состояние Каныша не позволяло даже думать о таком путешествии на перекладных, поэтому он после долгих раздумий решил дождаться лета и по возможности продолжать учебу.
Однако Михаил Антонович решительно запротестовал против этого. Он верил в выздоровление Каныша и сделал все, чтобы немедленно отправить его в Баянаул. Однокурсникам было поручено во что бы то ни стало разыскать прямой вагон до Семипалатинска. После недели поисков Омар Толыбаев, однокашник Сатпаева, явился в дом Усовых с известием: вагон есть. Михаилу Антоновичу удалось договориться с железнодорожным начальством об устройстве больного в пульмане, наполовину заполненном разного рода грузами. Студенты, переместив к краям вагона часть мешков, в центре его установили печь-»буржуйку», а рядом с ней устроили ложе для больного товарища. Но, осмотрев эти приготовления, профессор не решился в таких условиях отправить Каныша одного. Каныш был общим любимцем, поэтому желающих помочь ему оказалось много. Стали тянуть жребий. Ехать выпало Володе Домбровскому.
И вот в начале марта поезд, к которому был подцеплен товарный вагон с больным, отправился из Томска. Через неделю, испытав в пути немало трудностей, два товарища прибыли в Семипалатинск.
III
На этот раз Каныш безвыездно прожил в ауле довольно долго. Ради здоровья приходилось отречься от всего, что он любил с детства: от скачек и состязаний в ловкости во время откочевок на джайляу, даже от страстно любимой охоты... Его помыслы полностью сосредоточились на лечении — он строго соблюдал режим, иногда через силу заставлял себя принимать снадобья, которые предлагал отец.
Уже к маю ему стало лучше. Болезнь начала отступать. Это придало сил Канышу, появилась надежда на возвращение в Томск.
Молодой человек понемногу, стараясь не перегружать ослабевший организм, начинает самостоятельно готовиться по всем институтским предметам. Благо товарищи, откликнувшиеся на его просьбу, прислали необходимые пособия.
А вскоре у Сатпаева появилась возможность на месте проконсультироваться у крупных специалистов по всем трудным вопросам: в первых числах июля в аул прибыли гости из Томска — Усов с супругой и двое его коллег.
«Интересным, удивительным человеком был Усов. Аллах свидетель — не знал он усталости во время поездок по степи, — вспоминает Нурлан Касенов лето 1922 года. — Не помню дня, когда бы он не отправлялся из аула. Все лазит по сопкам, да и товарищи его — забыл имена их — не отстают от профессора. Обычно выезжали до восхода солнца — их трое, Каныш и я в качестве сопровождающего. Женщины оставались в ауле, они проводили время за чтением книг, без конца собирали цветы на лугах. А мы до наступления жары бродим в горах. Мне-то что — я верхом да их лошадей сторожу. А ученые мои с лопатами и молотками все время на своих двоих... Ни одной горы не осталось в окрестностях, которую они не обследовали бы в то лето».
Наконец настала пора уезжать. Каныш тоже стал собираться в путь. Здоровье его поправилось, на щеках появился румянец. Но отец думает иначе. Не однажды он видел эти обманчивые признаки выздоровления. Ему уже почти восемьдесят, и он не хочет на старости лет потерять сына. Имантай слышать не желает об отъезде. Не сумев уговорить Каныша, он со слезами на глазах обращается к Михаилу Антоновичу с просьбой подействовать на него. Усов соглашается и не без труда убеждает Каныша остаться в родном ауле еще на год.
Договорились, что это будет не просто период отдыха и лечения, а время напряженной самоподготовки. К осени Михаил Антонович подберет необходимую литературу и задания и вышлет все это в Баянаул. Если Каныш сумеет достаточно хорошо подготовиться, профессор выхлопочет для него допуск к экзаменам за второй курс. А по практическим занятиям отчитается как-нибудь позже. Таким образом, он даже не отстанет от своего курса, нужно лишь основательно и систематически работать весь год и, самое главное, окончательно укрепить здоровье...
Гости уехали. Аул еще оставался на джайляу, но Каныш даже не выезжал на охоту, а сидел в своей юрте-отау, обложившись учебниками и книгами по геологии. Но он не мог остаться безучастным к тем переменам в жизни степи, что происходили на его глазах. В аул приходили газеты, журналы, долетали вести из центров губернии и уезда. И конечно, вчерашнему члену ревкома быстро стало известно о начинании казахских интеллигентов, призывавших земляков отказаться от постоянных кочевок, перейти к оседлому образу жизни. Пора было строить настоящие поселки и заниматься наряду с животноводством и земледелием. Романтически настроенного Каныша увлек этот призыв. Он стал уговаривать отца поддержать новое начинание. И в конце концов Имантай согласился. Будучи человеком мудрым и просвещенным, он понимал необходимость перемен. Новый образ жизни откроет путь к грамоте для народа, объединение нескольких мелких хозяйств в одно сделает возможным строительство школ.
В ту же осень оба аула Сатпая, впервые изменив вековой традиции, не возвратились на старую зимовку в Аккелинских горах. На берегу речки Шабакай, в долине, очень удобной для сеяния хлеба и богатой травами, выросли новые глинобитные домики.
Каныш провел здесь зиму, ежедневно усиленно занимаясь по всем предметам учебной программы. Пришла наконец и долгожданная весна. В начале мая 1923 года он отправляется в путь, сопровождаемый несколькими джигитами своего аула. Расставшись с ними в Семипалатинске, Каныш садится в поезд. «Вернувшись через полтора года в Томск, он блестяще сдал задолженности по всем предметам за два курса, — напишет потом в своих воспоминаниях Таисия Алексеевна. — Осмотревший его профессор Курлов оценил этот случай в своей медицинской практике как какое-то чудо, когда организму удалось побороть столь жестокую и острую форму туберкулеза».
Итак, в третий раз был побежден тяжелый недуг. Побежден в ту пору, когда медицина еще не располагала эффективными средствами лечения. Еще удивительнее, что после этого случая Каныш Имантаевич никогда больше не болел туберкулезом. Даже в самые тяжелые времена, когда он месяцами в жару и холод работал с разведочными партиями, его организм выдержал все испытания.
К моменту возвращения Сатпаева в Томск жизнь в городе стала постепенно налаживаться. Работала студенческая столовая, полегче стало и с общежитием.
На этот раз Каныш снял квартиру неподалеку от Усовых на улице Белинского. И сразу же всецело отдался занятиям. Месяца через полтора после приезда он успешно сдает все экзамены. Однако Сатпаев еще ни разу не был на практике; и на этот раз деканат горного факультета пошел ему навстречу, разрешив одновременно пройти практику за два курса — для этого необходимо было поработать остаток полевого сезона с опытным руководителем в одной из геологических партий.
— Я рекомендовал бы тебе Русакова, — сказал профессор Усов, когда Каныш пришел к нему за советом. — Во-первых, это бывалый геолог, а во-вторых, он вот уже несколько лет подряд работает у вас в Казахстане. Следовательно, опыт пребывания в его партии в будущем придется тебе очень кстати. И еще: если не ошибаюсь, в этом году он расположился где-то близ Караганды в долинах рек Нура и Сары-су. Значит, ты сможешь по пути заехать к себе домой, успокоить своим цветущим видом почтенного Имантая Сатпаевича — небось не спит, бедный...
Михаил Петрович Русаков попал в Томск после окончания Петербургского горного института. Он был направлен сюда для работы в Сибирском отделении Геологического комитета. Каждый год с ранней весны до глубокой осени он пропадал в поисковых партиях и неизменно выбирал маршруты на просторах Центрального Казахстана. Скоро Русаков стал считаться среди геологов одним из лучших знатоков этого края. Зимой он жил в Томске, занимаясь обработкой материалов, собранных за летний сезон. Часто Михаил Петрович приходил в технологический институт послушать замечательные лекции профессора Усова. Не он один бывал здесь — многих специалистов притягивали ораторский талант и глубокие познания Михаила Антоновича. Именно здесь Сатпаев впервые встретил молодого геолога, имя которого хорошо было известно студентам. Их познакомил его сокурсник Ваганов.
И вот теперь, отдохнув несколько дней под родительским кровом, Каныш отправился верхом на поиски геологической партии Русакова. Его сопровождал двоюродный брат Тармызи.
Из воспоминаний академика АН Казахской ССР М.П.Русакова:
Осенью Каныша снова видят в аудиториях технологического. Друзья окружили его с радостью, шумно делились летними впечатлениями. Работа во время каникул многих выручала — давала возможность подработать и дотянуть до следующего лета. Так жили и учились большинство товарищей Каныша, завидовать им, конечно, не приходилось — многие с трудом тянули двойную нагрузку учебы и работы...
В 1925 году Семипалатинский губисполком принял постановление об оказании материальной помощи студентам, обучающимся в центральных городах, и выделил для этой цели значительные средства. В списке студентов, приложенном к этому решению, имя Сатпаева стоит пятым, размер стипендии был определен в 420 рублей на год, по тем временам сумма немалая. Кроме того, в это время Каныш закончил учебник алгебры и предложил его Наркомпросу республики. Рукопись была одобрена, и автору выдан аванс. Через десятки лет в одной из автобиографий Каныш Имантаевич укажет: «В годы учебы я жил на средства госстипендии, подкрепленные гонораром за учебник алгебры, а в последний год на спецстипендию, выделенную Семипалатинским губисполкомом...»
Время шло. Молодой степняк давно свыкся со студенческим бытом. И с учебой у него все хорошо, так что, помимо изучения программных дисциплин, он может посвятить часть времени чтению новинок литературы. Едва ли не каждый день часок-другой он проводит в университетской библиотеке. Недаром она славится на всю Сибирь. В читательском формуляре Каныша одно за другим появляются названия трудов по этнографии, культуре и истории казахов. Он знакомится с произведениями европейских и русских классиков.
Из воспоминаний А.X.Маргулана:
Квартира Сатпаева на улице Белинского становится своеобразным клубом студенческой молодежи. Она всегда открыта для друзей и для незнакомых, он не чуждается никого. Здесь можно услышать задушевную русскую песню, протяжный степной мотив. К нему часто приходят земляки-казахи, их уже немало в томских вузах. Если студенты собираются в субботний день, они в складчину накупают еды, готовят здесь же и засиживаются за столом до утра. Иногда отправляются в походы по живописным окрестностям Томска...
Уже к маю ему стало лучше. Болезнь начала отступать. Это придало сил Канышу, появилась надежда на возвращение в Томск.
Молодой человек понемногу, стараясь не перегружать ослабевший организм, начинает самостоятельно готовиться по всем институтским предметам. Благо товарищи, откликнувшиеся на его просьбу, прислали необходимые пособия.
А вскоре у Сатпаева появилась возможность на месте проконсультироваться у крупных специалистов по всем трудным вопросам: в первых числах июля в аул прибыли гости из Томска — Усов с супругой и двое его коллег.
«Интересным, удивительным человеком был Усов. Аллах свидетель — не знал он усталости во время поездок по степи, — вспоминает Нурлан Касенов лето 1922 года. — Не помню дня, когда бы он не отправлялся из аула. Все лазит по сопкам, да и товарищи его — забыл имена их — не отстают от профессора. Обычно выезжали до восхода солнца — их трое, Каныш и я в качестве сопровождающего. Женщины оставались в ауле, они проводили время за чтением книг, без конца собирали цветы на лугах. А мы до наступления жары бродим в горах. Мне-то что — я верхом да их лошадей сторожу. А ученые мои с лопатами и молотками все время на своих двоих... Ни одной горы не осталось в окрестностях, которую они не обследовали бы в то лето».
Наконец настала пора уезжать. Каныш тоже стал собираться в путь. Здоровье его поправилось, на щеках появился румянец. Но отец думает иначе. Не однажды он видел эти обманчивые признаки выздоровления. Ему уже почти восемьдесят, и он не хочет на старости лет потерять сына. Имантай слышать не желает об отъезде. Не сумев уговорить Каныша, он со слезами на глазах обращается к Михаилу Антоновичу с просьбой подействовать на него. Усов соглашается и не без труда убеждает Каныша остаться в родном ауле еще на год.
Договорились, что это будет не просто период отдыха и лечения, а время напряженной самоподготовки. К осени Михаил Антонович подберет необходимую литературу и задания и вышлет все это в Баянаул. Если Каныш сумеет достаточно хорошо подготовиться, профессор выхлопочет для него допуск к экзаменам за второй курс. А по практическим занятиям отчитается как-нибудь позже. Таким образом, он даже не отстанет от своего курса, нужно лишь основательно и систематически работать весь год и, самое главное, окончательно укрепить здоровье...
Гости уехали. Аул еще оставался на джайляу, но Каныш даже не выезжал на охоту, а сидел в своей юрте-отау, обложившись учебниками и книгами по геологии. Но он не мог остаться безучастным к тем переменам в жизни степи, что происходили на его глазах. В аул приходили газеты, журналы, долетали вести из центров губернии и уезда. И конечно, вчерашнему члену ревкома быстро стало известно о начинании казахских интеллигентов, призывавших земляков отказаться от постоянных кочевок, перейти к оседлому образу жизни. Пора было строить настоящие поселки и заниматься наряду с животноводством и земледелием. Романтически настроенного Каныша увлек этот призыв. Он стал уговаривать отца поддержать новое начинание. И в конце концов Имантай согласился. Будучи человеком мудрым и просвещенным, он понимал необходимость перемен. Новый образ жизни откроет путь к грамоте для народа, объединение нескольких мелких хозяйств в одно сделает возможным строительство школ.
В ту же осень оба аула Сатпая, впервые изменив вековой традиции, не возвратились на старую зимовку в Аккелинских горах. На берегу речки Шабакай, в долине, очень удобной для сеяния хлеба и богатой травами, выросли новые глинобитные домики.
Каныш провел здесь зиму, ежедневно усиленно занимаясь по всем предметам учебной программы. Пришла наконец и долгожданная весна. В начале мая 1923 года он отправляется в путь, сопровождаемый несколькими джигитами своего аула. Расставшись с ними в Семипалатинске, Каныш садится в поезд. «Вернувшись через полтора года в Томск, он блестяще сдал задолженности по всем предметам за два курса, — напишет потом в своих воспоминаниях Таисия Алексеевна. — Осмотревший его профессор Курлов оценил этот случай в своей медицинской практике как какое-то чудо, когда организму удалось побороть столь жестокую и острую форму туберкулеза».
Итак, в третий раз был побежден тяжелый недуг. Побежден в ту пору, когда медицина еще не располагала эффективными средствами лечения. Еще удивительнее, что после этого случая Каныш Имантаевич никогда больше не болел туберкулезом. Даже в самые тяжелые времена, когда он месяцами в жару и холод работал с разведочными партиями, его организм выдержал все испытания.
К моменту возвращения Сатпаева в Томск жизнь в городе стала постепенно налаживаться. Работала студенческая столовая, полегче стало и с общежитием.
На этот раз Каныш снял квартиру неподалеку от Усовых на улице Белинского. И сразу же всецело отдался занятиям. Месяца через полтора после приезда он успешно сдает все экзамены. Однако Сатпаев еще ни разу не был на практике; и на этот раз деканат горного факультета пошел ему навстречу, разрешив одновременно пройти практику за два курса — для этого необходимо было поработать остаток полевого сезона с опытным руководителем в одной из геологических партий.
— Я рекомендовал бы тебе Русакова, — сказал профессор Усов, когда Каныш пришел к нему за советом. — Во-первых, это бывалый геолог, а во-вторых, он вот уже несколько лет подряд работает у вас в Казахстане. Следовательно, опыт пребывания в его партии в будущем придется тебе очень кстати. И еще: если не ошибаюсь, в этом году он расположился где-то близ Караганды в долинах рек Нура и Сары-су. Значит, ты сможешь по пути заехать к себе домой, успокоить своим цветущим видом почтенного Имантая Сатпаевича — небось не спит, бедный...
Михаил Петрович Русаков попал в Томск после окончания Петербургского горного института. Он был направлен сюда для работы в Сибирском отделении Геологического комитета. Каждый год с ранней весны до глубокой осени он пропадал в поисковых партиях и неизменно выбирал маршруты на просторах Центрального Казахстана. Скоро Русаков стал считаться среди геологов одним из лучших знатоков этого края. Зимой он жил в Томске, занимаясь обработкой материалов, собранных за летний сезон. Часто Михаил Петрович приходил в технологический институт послушать замечательные лекции профессора Усова. Не он один бывал здесь — многих специалистов притягивали ораторский талант и глубокие познания Михаила Антоновича. Именно здесь Сатпаев впервые встретил молодого геолога, имя которого хорошо было известно студентам. Их познакомил его сокурсник Ваганов.
И вот теперь, отдохнув несколько дней под родительским кровом, Каныш отправился верхом на поиски геологической партии Русакова. Его сопровождал двоюродный брат Тармызи.
Из воспоминаний академика АН Казахской ССР М.П.Русакова:
«В 1923 году, в один из солнечных дней июля, к лагерю моей геологической партии в урочище Бес-шокы подъехали два всадника на белых лошадях, и один из них спросил, здесь ли работает геолог Русаков. Оказывается, это Каныш Имантаевич, значительно посвежевший на вольном воздухе родных степей, приехал, по совету М.А.Усова, ко мне отбывать геологическую практику. Из далекого Баянаула, за 400 километров от Бес-шокы, пробирались два путника напрямик, без дорог, через горы и долины, чтобы найти ту геологическую партию и геолога, которых рекомендовал молодому студенту его любимый учитель.
Месяц совместной работы по геологической съемке, по осмотру целого ряда медных и других месторождений быстро промчался. И если в Томске на лекциях Каныш Имантаевич жадно грыз теоретический гранит геологических наук, то здесь, в поле, в геологически интереснейшей части Главного Кызылташского водораздела, в истоках рек Нура-Шерубай, Джамга, Сарысу, принадлежащих к трем разным бассейнам, молодой геолог с утра до ночи изучал горные породы и руды на месте их залегания, в коренных выходах и в древних чудских выработках. Здесь практически Каныш Имантаевич... познакомился со сложным и разнообразным комплексом изверженных осадочных и метаморфических пород, участвующих в геологическом строении Центрального Казахстана. Больше всего его интересовали руды, их минералогия, условия залегания: и в рудничных выработках Каныш Имантаевич засиживался дотемна...
Вспоминается сейчас, четверть века спустя, что не одна геология интересовала Каныша Имантаевича. После утомительного маршрута в жаркий летний день, во время ночевки в ауле, среди живописной природы и трудовой жизни скотоводов Каныш Имантаевич находил в себе силы подолгу вести разговоры с аксакалами при свете костра в юрте, слушать их рассказы о старине, о разных находках в степи, показавшихся им таинственными явлениями природы. Уже тогда зародился в Каныше Имантаевиче интерес к археологии и к фольклору родного казахского народа. Улегшись спать в юрте, я нередко слышал, как парни и девушки по просьбе Каныша Имантаевича пели ему незнакомые для него песни. И все это перебивалось молодым смехом, разными загадками и т.д. Так уже смолоду воспитал в себе Сатпаев любовь к родной песне, искусству акынов, к старинным легендам и ко всему тому, что разнообразит тяжелую жизнь кочевника в осеннюю и зимнюю пору.
Расстались мы в августе 1923 года с лучшими чувствами и интересом друг к другу, даже не догадываясь, что в будущем жизнь столкнет нас на совместной работе».
Осенью Каныша снова видят в аудиториях технологического. Друзья окружили его с радостью, шумно делились летними впечатлениями. Работа во время каникул многих выручала — давала возможность подработать и дотянуть до следующего лета. Так жили и учились большинство товарищей Каныша, завидовать им, конечно, не приходилось — многие с трудом тянули двойную нагрузку учебы и работы...
В 1925 году Семипалатинский губисполком принял постановление об оказании материальной помощи студентам, обучающимся в центральных городах, и выделил для этой цели значительные средства. В списке студентов, приложенном к этому решению, имя Сатпаева стоит пятым, размер стипендии был определен в 420 рублей на год, по тем временам сумма немалая. Кроме того, в это время Каныш закончил учебник алгебры и предложил его Наркомпросу республики. Рукопись была одобрена, и автору выдан аванс. Через десятки лет в одной из автобиографий Каныш Имантаевич укажет: «В годы учебы я жил на средства госстипендии, подкрепленные гонораром за учебник алгебры, а в последний год на спецстипендию, выделенную Семипалатинским губисполкомом...»
Время шло. Молодой степняк давно свыкся со студенческим бытом. И с учебой у него все хорошо, так что, помимо изучения программных дисциплин, он может посвятить часть времени чтению новинок литературы. Едва ли не каждый день часок-другой он проводит в университетской библиотеке. Недаром она славится на всю Сибирь. В читательском формуляре Каныша одно за другим появляются названия трудов по этнографии, культуре и истории казахов. Он знакомится с произведениями европейских и русских классиков.
Из воспоминаний А.X.Маргулана:
«В свободные от занятий часы Каныш посвящает себя одному лишь делу — обогащению своих знаний. Потому он засиживался в читальном зале Томского университета, с увлечением перечитывая материалы по истории казахов... О некоторых из них он пишет статьи для газет, а иные готовит для издания. По инициативе Каныша при Томском университете организуется научный кружок по изучению культуры восточных народов, в него записываются почти все студенты, обучающиеся в то время в Томске. На заседаниях кружка поочередно читаются лекции о литературе и этнографии якутов, бурятов, хакасов и других народов. Сам Каныш несколько раз делает доклады о песенном и литературном творчестве казахского народа. Наряду с этим кружковцы несколько раз организуют вечера, где исполняются песни народов Востока. Разумеется, в каждом из них Каныш принимает активное участие, зачастую сам исполняя казахские песни...»
Квартира Сатпаева на улице Белинского становится своеобразным клубом студенческой молодежи. Она всегда открыта для друзей и для незнакомых, он не чуждается никого. Здесь можно услышать задушевную русскую песню, протяжный степной мотив. К нему часто приходят земляки-казахи, их уже немало в томских вузах. Если студенты собираются в субботний день, они в складчину накупают еды, готовят здесь же и засиживаются за столом до утра. Иногда отправляются в походы по живописным окрестностям Томска...
IV
Студенческие годы Каныша удачно совпали с тем периодом, когда геологическая служба страны приобретала невиданное ранее значение в народном хозяйстве. Для осуществления планов индустриализации Советское государство нуждалось в мощных ресурсах сырья. Ежегодно с наступлением весны во все концы Сибири из Томска отправлялись многочисленные партии поисковиков. Многими из них руководили ученые-педагоги технологического. А рабочими их зачастую были студенты — будущие разведчики недр. Профессор же Усов являлся главным научным консультантом всех геологических изысканий Сибирского отделения Геолкома. Без его участия не решался ни один спор в комитете, не утверждались маршруты научных экспедиций. К тому же он постоянно приглашался экспертом на многие рудники. Разумеется, Усов выезжал и по геологическим маршрутам, но обычно это были поездки для решения спорных вопросов, ревизии разведанных запасов работающих рудников, посещение уже выявленных месторождений... У Михаила Антоновича существовало правило брать в такие поездки студентов: молодые люди участвовали в проверке спорных выводов, помогали профессору в расчетах, некоторым он даже позволял выступать со своим мнением в прениях. Михаил Антонович считал такую практику полезной для них.
Каныш несколько раз участвовал в подобных поездках. «Ему посчастливилось ближе познать богатство натуры своего учителя, его железную самодисциплину, его наблюдательность в поле, исключительную способность в простой форме излагать глубокую сущность явлений природы», — свидетельствует профессор В.А.Хахлов.
Еще одно доброе начинание Михаила Антоновича принесло немалую пользу его питомцам. Зимой, когда все поисковики возвращались в Томск, Сибирское отделение Геолкома по инициативе своего научного консультанта проводило так называемые «воскресные собрания геологов». На этих встречах все разведчики без исключения делали сообщения о своих летних работах, делились сомнениями и планами на будущее. То был своеобразный отчет специалиста с последующим открытым обсуждением. Профессор Усов не делил участников собраний на ранга, единственным условием для желающего выступить была научная ценность материала, с которым он хотел познакомить коллег. Вот почему нередко доклад доверялся кому-нибудь из студентов. Раза два такие поручения выпали и на долю Каныша Сатпаева.
Летом 1924 года он второй раз выезжает на практику в родные края и участвует в геологических съемках, проводившихся под руководством доцента Н.Н.Горностаева вблизи Семипалатинска, в гористой местности Семейтау.
Каныш несколько раз участвовал в подобных поездках. «Ему посчастливилось ближе познать богатство натуры своего учителя, его железную самодисциплину, его наблюдательность в поле, исключительную способность в простой форме излагать глубокую сущность явлений природы», — свидетельствует профессор В.А.Хахлов.
Еще одно доброе начинание Михаила Антоновича принесло немалую пользу его питомцам. Зимой, когда все поисковики возвращались в Томск, Сибирское отделение Геолкома по инициативе своего научного консультанта проводило так называемые «воскресные собрания геологов». На этих встречах все разведчики без исключения делали сообщения о своих летних работах, делились сомнениями и планами на будущее. То был своеобразный отчет специалиста с последующим открытым обсуждением. Профессор Усов не делил участников собраний на ранга, единственным условием для желающего выступить была научная ценность материала, с которым он хотел познакомить коллег. Вот почему нередко доклад доверялся кому-нибудь из студентов. Раза два такие поручения выпали и на долю Каныша Сатпаева.
Летом 1924 года он второй раз выезжает на практику в родные края и участвует в геологических съемках, проводившихся под руководством доцента Н.Н.Горностаева вблизи Семипалатинска, в гористой местности Семейтау.