Страница:
Оспаривание действий при банкротстве
Коблов Антон
ООО «Консультант: ИС»
Достаточно очевидно, что законодательство о банкротстве всегда будет казаться неудовлетворительным, несовершенным и имеющим многие недостатки. Такое отношение к правовому регулированию института несостоятельности не должно вызывать недоумения, потому что трудности и противоречия заключаются в самой природе данного института, который основан на столкновении множества интересов.
Одним из самых спорных составляющих российского банкротного законодательства является признание недействительными сделок при банкротстве.
Многие сделки, заключённые, казалось бы, без каких‑либо пороков воли, формы и волеизъявления, могут не отвечать цели законодательства о несостоятельности, а именно соразмерному удовлетворению требований кредиторов должника в порядке, установленном законом. Более того, в настоящее время Федеральный закон от 26.10.2002 N 127–ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее – Закон о банкротстве) позволяет оспаривать различные действия, направленные на исполнение обязательств, что не допускается по общегражданским основаниям.
Единая точка зрения на признание сделок недействительными по особым основаниям и в особом порядке в рамках института несостоятельности также ещё не выработана. При этом почти все специалисты признают значительную эффективность такой защиты кредиторов несостоятельного должника как признание некоторых совершенных им сделок недействительными. Хотя потенциальная угроза стабильности экономического оборота, заложенная в этих законоположениях, очевидна. Речь в первую очередь так же идет об оспаривании действий в соответствии с п. 3 ст. 61.1 Закона о банкротстве.
У должников к моменту начала производства по делу о банкротстве может быть заключено и исполнено огромное количество сделок, ни одна из которых не застрахована от попытки признания её недействительной при соблюдении ряда специальных условий, предусмотренных в законодательстве о банкротстве. На данный момент практикующие юристы уже начали отмечать такую тенденцию: многие дела о несостоятельности инициируются исключительно с целью опровергнуть какую‑либо сделку должника, которую по тем или иным причинам нельзя признать недействительной в обычном порядке[41].
Действовавшие ранее Федеральные законы "О несостоятельности (банкротстве)" от 08.01.1998 N 6–ФЗ и от 26.10.2002 N 127–ФЗ (до 05.06.2009) предполагали признание недействительными только сделок, а не действий должника. Однако не совсем удачное определение понятия "сделка", закрепленное в ст. 153 ГК РФ, породило длительную заочную дискуссию в судебных актах о том, что может быть отнесено к сделкам, а что нет. В большинстве своем судебная практика указывала на то, что не являются "сделками в смысле ст. 153 ГК РФ" следующие действия (как разновидности юридических фактов)[42]:
– погашение обязательства и исполнение договора;
– списание и перечисление денежных средств;
– перечисление суммы задолженности платежным поручением;
– иные банковские операции;
– передача спорного имущества судебным приставом – исполнителем;
– акт приема – передачи имущества;
– размещение обыкновенных бездокументарных именных акций;
– передача имущества, направленная на восстановление нарушенного права лица;
– изъятие имущества из хозяйственного ведения.
Таким образом, данные действия нельзя было опровергнуть в рамках дела о несостоятельности.
Приведенная судебная практика за 1998–2009 гг. не уточняла причины, по которым фактические действия по исполнению обязательства не могут пониматься как сделки. Однако, как указывалось в юридической литературе[43], такая правовая квалификация действий, направленных на исполнение договора, может породить серьезные логические противоречия.
В то же время в ряде судебных актов[44], к примеру, банковские операции признавались сделками в смысле ст. 153 ГК РФ.
Такая ситуация привела к тому, что в 2009 г. было принято компромиссное решение о возможности оспаривания в рамках дела о банкротстве действий, направленных на исполнение договора. Федеральный закон от 28.04.2009 N 73–ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" устанавливал, что исключительно в целях законодательства о несостоятельности оспаривать (признавать недействительными) можно, в том числе, действия, направленные на исполнение обязательств и других обязанностей, возникающих в соответствии с действующим законодательством (п. 3 ст. 61.1 Закона о банкротстве).
В связи с этим в п. 1 недавно опубликованного Постановлении Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 N 63 "О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" разъясняется, что при банкротстве могут признаваться недействительными:
1) действия, являющиеся исполнением гражданско – правовых обязательств (в том числе наличный или безналичный платеж должником денежного долга кредитору, передача имущества в собственность кредитора), или иные (заявление о зачете, соглашение о новации, предоставление отступного и т. п.), направленные на прекращение обязательств;
2) банковские операции, в том числе списание (как безакцептное, так и на основании распоряжения клиента) банком денежных средств со счета клиента банка в счет погашения задолженности клиента перед банком или другими лицами;
3) выплата заработной платы, в том числе премии;
4) брачный договор, соглашение о разделе общего имущества супругов;
5) уплата налогов, сборов и таможенных платежей как самим плательщиком, так и путем списания денежных средств со счета плательщика по поручению соответствующего государственного органа;
6) действия по исполнению судебного акта, в том числе определения об утверждении мирового соглашения, а также само мировое соглашение;
7) перечисление взыскателю в исполнительном производстве денежных средств, вырученных от реализации имущества должника.
В п. 2 указанного Постановления Пленума ВАС РФ разъясняется положение Закона о банкротстве, позволяющее признавать недействительными не только сделки несостоятельного должника, но и иных лиц. К недействительным сделкам в смысле Закона о банкротстве могут относиться:
1) сделанное кредитором должника заявление о зачете;
2) списание банком в безакцептном порядке денежных средств со счета клиента – должника в счет погашения задолженности перед банком или перед другими лицами, в том числе на основании представленного взыскателем в банк исполнительного листа;
3) перечисление взыскателю в исполнительном производстве денежных средств, вырученных от реализации имущества должника или списанных со счета должника;
4) оставление за собой взыскателем в исполнительном производстве имущества должника или залогодержателем предмета залога.
Таким образом, действующие правовые акты допускают оспаривание фактических действий, что есть явная логическая несообразность. Признавая недействительность сделок в строгом смысле этого слова, суд тем самым констатирует отсутствие самого факта заключения сделки. Для сделки как части юридической действительности, то есть абстракции, вопрос факта ее существования может являться относительным. Сами же сделки – это часть идеального мира юридических отношений. Вопрос о действительности или недействительности сделок – это вопрос о праве, а не о факте. Следовательно, столкнувшись с признанием сделки недействительной, участники гражданского оборота могут сделать вид, что "ничего не было", так как фактическая (материальная) составляющая мира не изменилась. Признать же недействительным некий объективный факт попросту невозможно.
Так, передав некий предмет контрагенту в качестве заклада, можно обсуждать действительность этого договора и правомерность нахождения этого предмета у указанного лица. Однако, признав недействительность самой передачи как фактического действия, сама передача не перестанет существовать. Предмет так и останется во владении указанного лица. При этом в материальной стороне отношений ничего не изменится, хотя действия по изменению материальной действительности признаны недействительными. Следовательно, признавать существующую реальность недействительной противоречит всем нормам логики и здравого смысла.
Оспаривать действия можно лишь в качестве юридических (то есть абстрактных и идеальных) действий сторон гражданских правоотношений. Сам инструмент признания недействительным не может быть успешно применен к неприспособленным для этого объектам. Институт недействительности был разработан исключительно для сделок, а правовая квалификация действий по исполнению договоров в качестве сделок весьма сомнительна. Однако в судебной практике недействительными в рамках дел о банкротстве в соответствии с п. 3 ст. 61.1 Закона о банкротстве признаются именно фактические действия[45]: исполнение договора, передача имущества, перечисление денежных средств и т. д.
В результате происходит оспаривание последствий совершения сделок, а не самих сделок. Концептуально этот механизм не может не порождать путаницы. Не случайно оспаривание действий допускается исключительно в рамках законодательства о банкротстве и явно в утилитарных целях. Судебная практика, а вслед за ней и действующее законодательство признает возможность признания недействительными действий должника и его контрагентов только потому, что в ряде случаев (прежде всего из‑за строгих временных рамок "периода подозрительности", в течение которого должен быть заключен "сомнительный" договор) законодательство не позволяет признавать недействительными непосредственно сделки для целей законодательства о банкротстве. Однако при явной направленности указанных сделок на уменьшение имущества должника (или во вред его кредиторам, или же в обход установленной в законе очередности удовлетворения требований и т. п.) арбитражными судами, а теперь и законом допускалось применение последствий недействительности к действиям, совершенным во исполнение таких сделок. Таким образом, сама идея о признании действий недействительными вызвана единственно тем, что это позволяет вернуть переданное имущество в конкурсную массу. Квалификация действий должника и его контрагентов как недействительных, подобно сделкам, вызвано исключительно тем, что это позволяет вернуть имущество, тогда как всем понятно, что оспаривать в фактических действиях нечего. Они совершены, и говорить, что их не было – попросту глупо.
Верно и обратное. Сделка по своей природе – это некое явление, которое находится в сфере идей, в сфере духа. Материального воплощения сделка не получает, за исключением бумаги, на которой записывают условия сделок. Сделки сами по себе не преобразовывают материю. Следовательно, если правопорядок признает некую правовую связь существующей, то он же может ее признать и никогда не существовавшей, что никак не отразится на объектах материального мира. Если же во исполнение сделки совершены некие действия, то следует помнить, что они могли быть совершены и без какого‑либо правового оформления. Следует понимать, что реальные последствия производятся не самой сделкой, а на основании сделок, но это уже фактические действия. Отсюда можно сделать некоторые выводы.
В силу всего, сказанного выше, представляется, что институт недействительности все же не должен применяться к юридическим фактам, которые по своей природе отличны от сделок. Необходимость достижения определенного правового результата должна быть обеспечена с помощью иного особого инструмента, отличного от недействительности. Действующее законодательство уже поставило возможность оспаривания действий в исключительные рамки[46], тем самым подтвердив, что по общему правилу оспаривать действия нельзя. Однако эти нормы об оспаривании действий даже с такими оговорками нельзя признать удовлетворительными в силу их абсурдности и избыточности.
Институт недействительности сделок изначально не предусмотрен для целей возврата имущества в конкурсную массу, так как возврат всего полученного по сделке является лишь побочным эффектом судебного признания того факта, что определенного правового события не было. Хотя для собственно сделок такая констатация допустима и удобна, тогда как для фактических действий она явно неприменима в силу своей бесполезности, так как нельзя признать несуществующим некий факт объективной реальности. Такое признание никак не повлияет не существование этого факта. Тем самым проявляется избыточность положения, закрепленного в п. 3 ст. 61.1 Закона о банкротстве.
Имея цель вернуть переданное по сделке имущество, в настоящее время по непонятной причине приходится признавать действия недействительными, что само по себе уже является абсурдом. Законодательству о банкротстве необходим правовой инструмент, позволяющий возвращать имущество в конкурсную массу, не прибегая к нелогичному и абсолютно бесполезному признанию недействительными действий по отчуждению такого имущества.
ООО «Консультант: ИС»
Достаточно очевидно, что законодательство о банкротстве всегда будет казаться неудовлетворительным, несовершенным и имеющим многие недостатки. Такое отношение к правовому регулированию института несостоятельности не должно вызывать недоумения, потому что трудности и противоречия заключаются в самой природе данного института, который основан на столкновении множества интересов.
Одним из самых спорных составляющих российского банкротного законодательства является признание недействительными сделок при банкротстве.
Многие сделки, заключённые, казалось бы, без каких‑либо пороков воли, формы и волеизъявления, могут не отвечать цели законодательства о несостоятельности, а именно соразмерному удовлетворению требований кредиторов должника в порядке, установленном законом. Более того, в настоящее время Федеральный закон от 26.10.2002 N 127–ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее – Закон о банкротстве) позволяет оспаривать различные действия, направленные на исполнение обязательств, что не допускается по общегражданским основаниям.
Единая точка зрения на признание сделок недействительными по особым основаниям и в особом порядке в рамках института несостоятельности также ещё не выработана. При этом почти все специалисты признают значительную эффективность такой защиты кредиторов несостоятельного должника как признание некоторых совершенных им сделок недействительными. Хотя потенциальная угроза стабильности экономического оборота, заложенная в этих законоположениях, очевидна. Речь в первую очередь так же идет об оспаривании действий в соответствии с п. 3 ст. 61.1 Закона о банкротстве.
У должников к моменту начала производства по делу о банкротстве может быть заключено и исполнено огромное количество сделок, ни одна из которых не застрахована от попытки признания её недействительной при соблюдении ряда специальных условий, предусмотренных в законодательстве о банкротстве. На данный момент практикующие юристы уже начали отмечать такую тенденцию: многие дела о несостоятельности инициируются исключительно с целью опровергнуть какую‑либо сделку должника, которую по тем или иным причинам нельзя признать недействительной в обычном порядке[41].
Действовавшие ранее Федеральные законы "О несостоятельности (банкротстве)" от 08.01.1998 N 6–ФЗ и от 26.10.2002 N 127–ФЗ (до 05.06.2009) предполагали признание недействительными только сделок, а не действий должника. Однако не совсем удачное определение понятия "сделка", закрепленное в ст. 153 ГК РФ, породило длительную заочную дискуссию в судебных актах о том, что может быть отнесено к сделкам, а что нет. В большинстве своем судебная практика указывала на то, что не являются "сделками в смысле ст. 153 ГК РФ" следующие действия (как разновидности юридических фактов)[42]:
– погашение обязательства и исполнение договора;
– списание и перечисление денежных средств;
– перечисление суммы задолженности платежным поручением;
– иные банковские операции;
– передача спорного имущества судебным приставом – исполнителем;
– акт приема – передачи имущества;
– размещение обыкновенных бездокументарных именных акций;
– передача имущества, направленная на восстановление нарушенного права лица;
– изъятие имущества из хозяйственного ведения.
Таким образом, данные действия нельзя было опровергнуть в рамках дела о несостоятельности.
Приведенная судебная практика за 1998–2009 гг. не уточняла причины, по которым фактические действия по исполнению обязательства не могут пониматься как сделки. Однако, как указывалось в юридической литературе[43], такая правовая квалификация действий, направленных на исполнение договора, может породить серьезные логические противоречия.
В то же время в ряде судебных актов[44], к примеру, банковские операции признавались сделками в смысле ст. 153 ГК РФ.
Такая ситуация привела к тому, что в 2009 г. было принято компромиссное решение о возможности оспаривания в рамках дела о банкротстве действий, направленных на исполнение договора. Федеральный закон от 28.04.2009 N 73–ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" устанавливал, что исключительно в целях законодательства о несостоятельности оспаривать (признавать недействительными) можно, в том числе, действия, направленные на исполнение обязательств и других обязанностей, возникающих в соответствии с действующим законодательством (п. 3 ст. 61.1 Закона о банкротстве).
В связи с этим в п. 1 недавно опубликованного Постановлении Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 N 63 "О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" разъясняется, что при банкротстве могут признаваться недействительными:
1) действия, являющиеся исполнением гражданско – правовых обязательств (в том числе наличный или безналичный платеж должником денежного долга кредитору, передача имущества в собственность кредитора), или иные (заявление о зачете, соглашение о новации, предоставление отступного и т. п.), направленные на прекращение обязательств;
2) банковские операции, в том числе списание (как безакцептное, так и на основании распоряжения клиента) банком денежных средств со счета клиента банка в счет погашения задолженности клиента перед банком или другими лицами;
3) выплата заработной платы, в том числе премии;
4) брачный договор, соглашение о разделе общего имущества супругов;
5) уплата налогов, сборов и таможенных платежей как самим плательщиком, так и путем списания денежных средств со счета плательщика по поручению соответствующего государственного органа;
6) действия по исполнению судебного акта, в том числе определения об утверждении мирового соглашения, а также само мировое соглашение;
7) перечисление взыскателю в исполнительном производстве денежных средств, вырученных от реализации имущества должника.
В п. 2 указанного Постановления Пленума ВАС РФ разъясняется положение Закона о банкротстве, позволяющее признавать недействительными не только сделки несостоятельного должника, но и иных лиц. К недействительным сделкам в смысле Закона о банкротстве могут относиться:
1) сделанное кредитором должника заявление о зачете;
2) списание банком в безакцептном порядке денежных средств со счета клиента – должника в счет погашения задолженности перед банком или перед другими лицами, в том числе на основании представленного взыскателем в банк исполнительного листа;
3) перечисление взыскателю в исполнительном производстве денежных средств, вырученных от реализации имущества должника или списанных со счета должника;
4) оставление за собой взыскателем в исполнительном производстве имущества должника или залогодержателем предмета залога.
Таким образом, действующие правовые акты допускают оспаривание фактических действий, что есть явная логическая несообразность. Признавая недействительность сделок в строгом смысле этого слова, суд тем самым констатирует отсутствие самого факта заключения сделки. Для сделки как части юридической действительности, то есть абстракции, вопрос факта ее существования может являться относительным. Сами же сделки – это часть идеального мира юридических отношений. Вопрос о действительности или недействительности сделок – это вопрос о праве, а не о факте. Следовательно, столкнувшись с признанием сделки недействительной, участники гражданского оборота могут сделать вид, что "ничего не было", так как фактическая (материальная) составляющая мира не изменилась. Признать же недействительным некий объективный факт попросту невозможно.
Так, передав некий предмет контрагенту в качестве заклада, можно обсуждать действительность этого договора и правомерность нахождения этого предмета у указанного лица. Однако, признав недействительность самой передачи как фактического действия, сама передача не перестанет существовать. Предмет так и останется во владении указанного лица. При этом в материальной стороне отношений ничего не изменится, хотя действия по изменению материальной действительности признаны недействительными. Следовательно, признавать существующую реальность недействительной противоречит всем нормам логики и здравого смысла.
Оспаривать действия можно лишь в качестве юридических (то есть абстрактных и идеальных) действий сторон гражданских правоотношений. Сам инструмент признания недействительным не может быть успешно применен к неприспособленным для этого объектам. Институт недействительности был разработан исключительно для сделок, а правовая квалификация действий по исполнению договоров в качестве сделок весьма сомнительна. Однако в судебной практике недействительными в рамках дел о банкротстве в соответствии с п. 3 ст. 61.1 Закона о банкротстве признаются именно фактические действия[45]: исполнение договора, передача имущества, перечисление денежных средств и т. д.
В результате происходит оспаривание последствий совершения сделок, а не самих сделок. Концептуально этот механизм не может не порождать путаницы. Не случайно оспаривание действий допускается исключительно в рамках законодательства о банкротстве и явно в утилитарных целях. Судебная практика, а вслед за ней и действующее законодательство признает возможность признания недействительными действий должника и его контрагентов только потому, что в ряде случаев (прежде всего из‑за строгих временных рамок "периода подозрительности", в течение которого должен быть заключен "сомнительный" договор) законодательство не позволяет признавать недействительными непосредственно сделки для целей законодательства о банкротстве. Однако при явной направленности указанных сделок на уменьшение имущества должника (или во вред его кредиторам, или же в обход установленной в законе очередности удовлетворения требований и т. п.) арбитражными судами, а теперь и законом допускалось применение последствий недействительности к действиям, совершенным во исполнение таких сделок. Таким образом, сама идея о признании действий недействительными вызвана единственно тем, что это позволяет вернуть переданное имущество в конкурсную массу. Квалификация действий должника и его контрагентов как недействительных, подобно сделкам, вызвано исключительно тем, что это позволяет вернуть имущество, тогда как всем понятно, что оспаривать в фактических действиях нечего. Они совершены, и говорить, что их не было – попросту глупо.
Верно и обратное. Сделка по своей природе – это некое явление, которое находится в сфере идей, в сфере духа. Материального воплощения сделка не получает, за исключением бумаги, на которой записывают условия сделок. Сделки сами по себе не преобразовывают материю. Следовательно, если правопорядок признает некую правовую связь существующей, то он же может ее признать и никогда не существовавшей, что никак не отразится на объектах материального мира. Если же во исполнение сделки совершены некие действия, то следует помнить, что они могли быть совершены и без какого‑либо правового оформления. Следует понимать, что реальные последствия производятся не самой сделкой, а на основании сделок, но это уже фактические действия. Отсюда можно сделать некоторые выводы.
В силу всего, сказанного выше, представляется, что институт недействительности все же не должен применяться к юридическим фактам, которые по своей природе отличны от сделок. Необходимость достижения определенного правового результата должна быть обеспечена с помощью иного особого инструмента, отличного от недействительности. Действующее законодательство уже поставило возможность оспаривания действий в исключительные рамки[46], тем самым подтвердив, что по общему правилу оспаривать действия нельзя. Однако эти нормы об оспаривании действий даже с такими оговорками нельзя признать удовлетворительными в силу их абсурдности и избыточности.
Институт недействительности сделок изначально не предусмотрен для целей возврата имущества в конкурсную массу, так как возврат всего полученного по сделке является лишь побочным эффектом судебного признания того факта, что определенного правового события не было. Хотя для собственно сделок такая констатация допустима и удобна, тогда как для фактических действий она явно неприменима в силу своей бесполезности, так как нельзя признать несуществующим некий факт объективной реальности. Такое признание никак не повлияет не существование этого факта. Тем самым проявляется избыточность положения, закрепленного в п. 3 ст. 61.1 Закона о банкротстве.
Имея цель вернуть переданное по сделке имущество, в настоящее время по непонятной причине приходится признавать действия недействительными, что само по себе уже является абсурдом. Законодательству о банкротстве необходим правовой инструмент, позволяющий возвращать имущество в конкурсную массу, не прибегая к нелогичному и абсолютно бесполезному признанию недействительными действий по отчуждению такого имущества.
Налог на добавленную стоимость при реализации имущества должника, являющегося предметом залога
Конкин Павел
ОАО «Россельхозбанк»
Проблема уплаты НДС при реализации имущества, принадлежащего должнику и являющегося предметом залога, в настоящее время чрезвычайно актуальна.
Учитывая неопределенность действующего законодательства, неразрешенными остаются вопросы о порядке исчисления и уплаты этого косвенного налога.
Согласно п.1 ч.1 ст.146 Налогового кодекса РФ объектом НДС в частности является реализация товаров на территории Российской Федерации, в том числе реализация предметов залога.
В силу прямого указания ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» № 127–ФЗ (Далее – Закон) денежные средства, вырученные от реализации предмета залога, распределяются в установленном порядке и не как иначе, при этом в ст. 138 Закона речи об уплате НДС не идет.
Таким образом, денежные средства от реализации предмета залога не могут быть перечислены в счет уплаты НДС. Такая позиция подтверждается и судебной практикой (Определение Арбитражного суда города Москвы от 17.09.2010 по делу № А 40–72899/09–103–311 «Б»).
В настоящее время усматриваются два пути выхода из сложившейся ситуации.
Первый вариант, предложенный Минфином России, предусматривает, что к цене продажи имущества должна дополнительно прибавляться денежная сумма, являющаяся налогом на добавленную стоимость, которая уплачивается покупателем отдельно (дополнительно), а в дальнейшем расходуется на уплату налога.
Вместе с тем, даже если должник получит сумму НДС помимо цены продажи, сможет ли он оплатить налог по окончании налогового периода (квартала), т. е. будут ли необходимые денежные средства на счете должника и не завершится ли процедура банкротства к моменту уплаты НДС?
Если реализацией имущества занимается специализированная организация, которая, по сути, является налоговым агентом, должна ли она исчислить, удержать и перечислить НДС? На первый взгляд – просто обязана. С другой стороны, а если денежные средства от реализации поступают непосредственно на счет должника? Кроме того, встречается мнение, согласно которому организатор торгов (специализированная организация) только организует торги, но не реализует имущество.
Еще более странная ситуация складывается непосредственно с самим арбитражными управляющими.
В 2010 году многие из них получили письма из налоговых инспекций, в тексте которых содержалось требование к конкурсным управляющим как к налоговым агентам представить налоговые декларации по НДС и уплатить в бюджет исчисленный налог на добавленную стоимость.
Между тем, с 01.01.2011 арбитражный управляющий индивидуальным предпринимателем не является, т. е. по смыслу ст.161 Налогового кодекса РФ налоговым агентом быть не может.
Таким образом, учитывая действующее законодательство, единственно возможным выходом из сложившейся ситуации является дополнительное начисление суммы НДС непосредственно на начальную продажную цену имущества, определенную залоговым кредитором.
Кроме того, необходимо учитывать, что продажа имущества должника осуществляется в чрезвычайных обстоятельствах, при отсутствии желания и явной экономической выгоды для продавца, имущество продается в условиях ограниченного времени экспонирования объекта продажи, информация о продаже публикуется только в установленных источниках, что сказывается на количестве потенциальных покупателей.
Вышеизложенное позволяет сделать вывод, что продажа имущества должника происходит в неестественных для предпринимательской деятельности условиях и направлено, прежде всего, не на извлечение прибыли как таковой, а на соразмерное удовлетворение требований кредиторов.
В связи с изложенным, полагаю, что возможен второй способ разрешения сложившейся проблемы, это законодательное закрепление отмены налогообложения НДС операций по продаже имущества должника в ходе дела о несостоятельности (банкротстве).
ОАО «Россельхозбанк»
Проблема уплаты НДС при реализации имущества, принадлежащего должнику и являющегося предметом залога, в настоящее время чрезвычайно актуальна.
Учитывая неопределенность действующего законодательства, неразрешенными остаются вопросы о порядке исчисления и уплаты этого косвенного налога.
Согласно п.1 ч.1 ст.146 Налогового кодекса РФ объектом НДС в частности является реализация товаров на территории Российской Федерации, в том числе реализация предметов залога.
В силу прямого указания ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» № 127–ФЗ (Далее – Закон) денежные средства, вырученные от реализации предмета залога, распределяются в установленном порядке и не как иначе, при этом в ст. 138 Закона речи об уплате НДС не идет.
Таким образом, денежные средства от реализации предмета залога не могут быть перечислены в счет уплаты НДС. Такая позиция подтверждается и судебной практикой (Определение Арбитражного суда города Москвы от 17.09.2010 по делу № А 40–72899/09–103–311 «Б»).
В настоящее время усматриваются два пути выхода из сложившейся ситуации.
Первый вариант, предложенный Минфином России, предусматривает, что к цене продажи имущества должна дополнительно прибавляться денежная сумма, являющаяся налогом на добавленную стоимость, которая уплачивается покупателем отдельно (дополнительно), а в дальнейшем расходуется на уплату налога.
Вместе с тем, даже если должник получит сумму НДС помимо цены продажи, сможет ли он оплатить налог по окончании налогового периода (квартала), т. е. будут ли необходимые денежные средства на счете должника и не завершится ли процедура банкротства к моменту уплаты НДС?
Если реализацией имущества занимается специализированная организация, которая, по сути, является налоговым агентом, должна ли она исчислить, удержать и перечислить НДС? На первый взгляд – просто обязана. С другой стороны, а если денежные средства от реализации поступают непосредственно на счет должника? Кроме того, встречается мнение, согласно которому организатор торгов (специализированная организация) только организует торги, но не реализует имущество.
Еще более странная ситуация складывается непосредственно с самим арбитражными управляющими.
В 2010 году многие из них получили письма из налоговых инспекций, в тексте которых содержалось требование к конкурсным управляющим как к налоговым агентам представить налоговые декларации по НДС и уплатить в бюджет исчисленный налог на добавленную стоимость.
Между тем, с 01.01.2011 арбитражный управляющий индивидуальным предпринимателем не является, т. е. по смыслу ст.161 Налогового кодекса РФ налоговым агентом быть не может.
Таким образом, учитывая действующее законодательство, единственно возможным выходом из сложившейся ситуации является дополнительное начисление суммы НДС непосредственно на начальную продажную цену имущества, определенную залоговым кредитором.
Кроме того, необходимо учитывать, что продажа имущества должника осуществляется в чрезвычайных обстоятельствах, при отсутствии желания и явной экономической выгоды для продавца, имущество продается в условиях ограниченного времени экспонирования объекта продажи, информация о продаже публикуется только в установленных источниках, что сказывается на количестве потенциальных покупателей.
Вышеизложенное позволяет сделать вывод, что продажа имущества должника происходит в неестественных для предпринимательской деятельности условиях и направлено, прежде всего, не на извлечение прибыли как таковой, а на соразмерное удовлетворение требований кредиторов.
В связи с изложенным, полагаю, что возможен второй способ разрешения сложившейся проблемы, это законодательное закрепление отмены налогообложения НДС операций по продаже имущества должника в ходе дела о несостоятельности (банкротстве).
Процессуальное правопреемство кредитора в делах о банкротстве
Пузанов Игорь
ООО «ОрионЮринформконсалтинг»
Согласно ст. 48 АПК РФ в случаях выбытия одной из сторон в спорном или установленном судебным актом арбитражного суда правоотношении (реорганизация юридического лица, уступка требования, перевод долга, смерть гражданина и другие случаи перемены лиц в обязательствах) суд производит замену данной стороны ее правопреемником и указывает на это в судебном акте. Правопреемство возможно на любой стадии арбитражного процесса.
Данный важный процессуальный институт призван обеспечить реализацию конституционного права правопреемника участника процесса на судебную защиту (ст. 46 Конституции РФ), на справедливое судебное разбирательство (пункт 1 стать 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод).
В обычных, «классических» арбитражных процессах применение данного института на практике не вызывает особых проблем. Однако в процедурах банкротства ситуация с правопреемством кредитора складывается принципиально иная. Дело в том, что в отличие от «классического» экономического спора, процесс по делу о банкротстве является достаточно длительным, многопроцедурным и сложным. При этом многие решения суда напрямую зависят от позиции кредиторов или собрания кредиторов, которая опять‑таки определяется голосованием кредиторов.
Очень часто во время производства по делу о банкротстве кредитор, включенный в реестр требований, уступает свои права требования другому лицу. Случается, что после такой уступки первоначальный кредитор, пользуясь несовершенством законодательства о банкротстве, начинает злоупотреблять своими процессуальными правами.
К сожалению, в настоящее время Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» не содержит никакого регулирования процессуального правопреемства кредиторов в делах о банкротстве, ст. 48 АПК РФ же недостаточно для защиты интересов кредитора в порядке уступки в деле о банкротстве.
С ситуацией, подобной вышеописанной, автору пришлось столкнуться в деле о банкротстве одного подмосковного открытого акционерного общества, которое решением арбитражного суда было признано несостоятельным (банкротом).
Во время процесса иностранная компания – кредитор, включенная в реестр требований кредиторов общества – должника, по договору уступила свои права требования обществу с ограниченной ответственностью, которое обратилось в суд с заявлением о процессуальном правопреемстве кредитора по данному делу.
Однако, несмотря на получение полного встречного удовлетворения по договору уступки, иностранная компания заявила возражения против удовлетворения заявления о процессуальном правопреемстве, после чего также предъявила заведомо необоснованные иски о признании недействительными по надуманным основаниям договоров цессии.
Арбитражный суд приостановил производство по вопросу процессуального правопреемства до принятия судом решения по искам о признании недействительными договоров цессии. (Впоследствии эти иски не были удовлетворены, однако рассмотрение вопроса правопреемства затянулось на 2 года). При этом первоначальный кредитор продолжал принимать участие в деле о банкротстве, голосовать на собраниях кредиторов, стремясь добиться завершения конкурсного производства до решения вопроса о процессуальной замене.
Необходимо отметить, что в соответствии с п. 1 ст. 12 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» участниками собрания кредиторов с правом голоса являются конкурсные кредиторы и уполномоченные органы, требования которых включены в реестр требований кредиторов на дату проведения собрания кредиторов.
Согласно п. 1 ст. 142 Закона, конкурсный управляющий или лица, имеющие в соответствии со ст. 113 и 125 Закона право на исполнение обязательств должника, производят расчеты с кредиторами также в соответствии с реестром требований кредиторов.
Исходя из п. 6 ст. 16 Закона требования кредиторов включаются в реестр требований кредиторов и исключаются из него арбитражным управляющим или реестродержателем исключительно на основании вступивших в силу судебных актов, устанавливающих их состав и размер.
Таким образом, кредитор, которому права требования уступлены по договору уступки, может быть включен в реестр требований кредиторов (путем замены на него первоначального кредитора) только после вынесения арбитражным судом определения о процессуальной замене.
Вместе с тем с материально – правовой точки зрения уже именно он, а не первоначальный кредитор, является кредитором должника (ст. 382–390 ГК РФ, условия конкретных договоров цессии).
При этом в соответствии с нормами АПК РФ и Закона новый кредитор еще не приобрел процессуальных прав лица, участвующего в деле о банкротстве – кредитора (именно как лица, участвующего в деле, а не стороны материально – правового обязательства, которой он уже является). Следовательно, новый кредитор не может принимать участия в собраниях кредиторов и голосовать на них (п. 1 ст. 12 Закона). Более того, до процессуальной замены он формально не является лицом, участвующим в деле о банкротстве (ст. 40 АПК, ст. 34 Закона).
Помимо этого согласно буквальном содержанию вышеприведенной нормы Закона о банкротстве, новый кредитор не имеет право на получение удовлетворения своих требований, которое может быть получено только первоначальным кредитором!
Однако процедурная норма п. 1 ст. 142 Закона о порядке расчетов с кредиторами в процессе о банкротстве не может противоречить норме материального права, содержащейся в п. 3 ст. 382 ГК РФ. По смыслу последней исполнение должником обязательств первоначальному кредитору не допускается, поскольку «нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны соответствовать настоящему Кодексу» (абзац второй п. 2 ст. 3 ГК РФ), п. 1 ст. 142 Закона о банкротстве не может толковаться таким образом, который противоречил бы ГК РФ.
Кроме того, согласно п. 6 ст. 142 Закона в случае наличия рассматриваемых в арбитражном суде на момент начала расчетов с кредиторами соответствующей очереди разногласий между конкурсным управляющим и кредитором по заявленному требованию кредитора конкурсный управляющий обязан зарезервировать денежные средства в размере, достаточном для пропорционального удовлетворения требований соответствующего кредитора.
На наш взгляд, нет никаких оснований для того, чтобы в таких случаях не применять данную норму и к разногласиям между первоначальным кредитором и кредитором – цессионарием по аналогии закона (п. 1 ст. 6 ГК РФ).
ООО «ОрионЮринформконсалтинг»
Согласно ст. 48 АПК РФ в случаях выбытия одной из сторон в спорном или установленном судебным актом арбитражного суда правоотношении (реорганизация юридического лица, уступка требования, перевод долга, смерть гражданина и другие случаи перемены лиц в обязательствах) суд производит замену данной стороны ее правопреемником и указывает на это в судебном акте. Правопреемство возможно на любой стадии арбитражного процесса.
Данный важный процессуальный институт призван обеспечить реализацию конституционного права правопреемника участника процесса на судебную защиту (ст. 46 Конституции РФ), на справедливое судебное разбирательство (пункт 1 стать 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод).
В обычных, «классических» арбитражных процессах применение данного института на практике не вызывает особых проблем. Однако в процедурах банкротства ситуация с правопреемством кредитора складывается принципиально иная. Дело в том, что в отличие от «классического» экономического спора, процесс по делу о банкротстве является достаточно длительным, многопроцедурным и сложным. При этом многие решения суда напрямую зависят от позиции кредиторов или собрания кредиторов, которая опять‑таки определяется голосованием кредиторов.
Очень часто во время производства по делу о банкротстве кредитор, включенный в реестр требований, уступает свои права требования другому лицу. Случается, что после такой уступки первоначальный кредитор, пользуясь несовершенством законодательства о банкротстве, начинает злоупотреблять своими процессуальными правами.
К сожалению, в настоящее время Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» не содержит никакого регулирования процессуального правопреемства кредиторов в делах о банкротстве, ст. 48 АПК РФ же недостаточно для защиты интересов кредитора в порядке уступки в деле о банкротстве.
С ситуацией, подобной вышеописанной, автору пришлось столкнуться в деле о банкротстве одного подмосковного открытого акционерного общества, которое решением арбитражного суда было признано несостоятельным (банкротом).
Во время процесса иностранная компания – кредитор, включенная в реестр требований кредиторов общества – должника, по договору уступила свои права требования обществу с ограниченной ответственностью, которое обратилось в суд с заявлением о процессуальном правопреемстве кредитора по данному делу.
Однако, несмотря на получение полного встречного удовлетворения по договору уступки, иностранная компания заявила возражения против удовлетворения заявления о процессуальном правопреемстве, после чего также предъявила заведомо необоснованные иски о признании недействительными по надуманным основаниям договоров цессии.
Арбитражный суд приостановил производство по вопросу процессуального правопреемства до принятия судом решения по искам о признании недействительными договоров цессии. (Впоследствии эти иски не были удовлетворены, однако рассмотрение вопроса правопреемства затянулось на 2 года). При этом первоначальный кредитор продолжал принимать участие в деле о банкротстве, голосовать на собраниях кредиторов, стремясь добиться завершения конкурсного производства до решения вопроса о процессуальной замене.
Необходимо отметить, что в соответствии с п. 1 ст. 12 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» участниками собрания кредиторов с правом голоса являются конкурсные кредиторы и уполномоченные органы, требования которых включены в реестр требований кредиторов на дату проведения собрания кредиторов.
Согласно п. 1 ст. 142 Закона, конкурсный управляющий или лица, имеющие в соответствии со ст. 113 и 125 Закона право на исполнение обязательств должника, производят расчеты с кредиторами также в соответствии с реестром требований кредиторов.
Исходя из п. 6 ст. 16 Закона требования кредиторов включаются в реестр требований кредиторов и исключаются из него арбитражным управляющим или реестродержателем исключительно на основании вступивших в силу судебных актов, устанавливающих их состав и размер.
Таким образом, кредитор, которому права требования уступлены по договору уступки, может быть включен в реестр требований кредиторов (путем замены на него первоначального кредитора) только после вынесения арбитражным судом определения о процессуальной замене.
Вместе с тем с материально – правовой точки зрения уже именно он, а не первоначальный кредитор, является кредитором должника (ст. 382–390 ГК РФ, условия конкретных договоров цессии).
При этом в соответствии с нормами АПК РФ и Закона новый кредитор еще не приобрел процессуальных прав лица, участвующего в деле о банкротстве – кредитора (именно как лица, участвующего в деле, а не стороны материально – правового обязательства, которой он уже является). Следовательно, новый кредитор не может принимать участия в собраниях кредиторов и голосовать на них (п. 1 ст. 12 Закона). Более того, до процессуальной замены он формально не является лицом, участвующим в деле о банкротстве (ст. 40 АПК, ст. 34 Закона).
Помимо этого согласно буквальном содержанию вышеприведенной нормы Закона о банкротстве, новый кредитор не имеет право на получение удовлетворения своих требований, которое может быть получено только первоначальным кредитором!
Однако процедурная норма п. 1 ст. 142 Закона о порядке расчетов с кредиторами в процессе о банкротстве не может противоречить норме материального права, содержащейся в п. 3 ст. 382 ГК РФ. По смыслу последней исполнение должником обязательств первоначальному кредитору не допускается, поскольку «нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны соответствовать настоящему Кодексу» (абзац второй п. 2 ст. 3 ГК РФ), п. 1 ст. 142 Закона о банкротстве не может толковаться таким образом, который противоречил бы ГК РФ.
Кроме того, согласно п. 6 ст. 142 Закона в случае наличия рассматриваемых в арбитражном суде на момент начала расчетов с кредиторами соответствующей очереди разногласий между конкурсным управляющим и кредитором по заявленному требованию кредитора конкурсный управляющий обязан зарезервировать денежные средства в размере, достаточном для пропорционального удовлетворения требований соответствующего кредитора.
На наш взгляд, нет никаких оснований для того, чтобы в таких случаях не применять данную норму и к разногласиям между первоначальным кредитором и кредитором – цессионарием по аналогии закона (п. 1 ст. 6 ГК РФ).