Щёголев Александр. Агент Иван Жилин

   – Что вы, какие меценаты? – апатично возразил незнакомец. – Их было двое. Один – в игрушечной маске, другой – с забинтованной головой. Голову забинтовал, шакал, чтоб морду не запомнили.
   Он меня не узнал. Пожилой-то пожилой, но молодящийся, как и все они тут. Каждый день сидит на площади, смотрит на скульптуру и – не узнал меня. Наверное, это к счастью... А вот бинтоваться в целях маскировки – чушь, кинокомиксы. Ну-ка, кто у нас числится в пострадавших, кому давеча по голове перепало?
   – Первый злодей, случаем, не в маске черепа был? – спросил я.
   – Да-да, – ничуть не удивился владелец весов. – Так вы их тоже видели? Расскажите полиции, а то они ко мне, по-моему, не собираются подходить. Думают, я сам ради них задницу от стула оторву... – Он секунду помолчал. – А лабрадор жалко.
   – Какой Лабрадор? – испугался я. – Полуостров?
   – Постамент был из лабрадорита. Ценный минерал. Мой зять как раз занимался его доставкой откуда-то с севера. Вы знаете, что этот камень применяется в целях защиты от магии? Анекдот. От магии защищает, а от тротила – нет... Взвеситься не желаете?
   – Почему нет? – сказал я и сел на весы.
   Он включил анализатор и вдруг спросил:
   – Вы, кажется, были в городе, да? Это правда, что террористы взорвали Национальный Банк?
   – В Национальный Банк я сегодня не заходил, – уклончиво ответил я. – Повезло.
   – Говорят, все деньги сгорели, – сказал он.
   – Ну, не все, – сказал я. – У вас же есть при себе портмоне? Не пустое, я вижу.
   Он посмотрел на свое портмоне и покачал головой, кисло улыбнувшись:
   – Вы молодец, хорошо держитесь. Я тоже стараюсь себя как-то поддержать, но...
   Он закашлялся в приступе, махая на меня рукой. Вот тебе и молодящийся, подумал я, вот тебе и апологет вечного здоровья. Или он не умеет видеть цветные сны? Из прорези печатающего устройства ползла распечатка с моими данными, но я не стал ее разглядывать, я слез, положил на сиденье сразу десять динар и пошел к главному входу...
   Я хорошо держусь? Это видимость. Острое чувство вины, смешанное с чувством унижения, как кислота разъедали дух и волю.
   Где пересеклись интересы тайных хозяев «АКТа» и умельцев из «Масс-турбо» – вот ещё одна тема, над которой стоило бы поразмыслить! Формально группа «АКТ» – могучая медийная корпорация, монстр. Настоящая империя комиксов – с отработанной технологией идиотизации всего и вся. До сих пор они старались держать лицо, обходя стороной проблематику Венеры и Марса, так что же вдруг случилось? Невидимых кукловодов на остренькое потянуло? Или за респектабельной ширмой происходит нечто куда более серьезное? Технологию идиотизации доводят до логического завершения, превращая культурный феномен в биологический... Нет, не будем пугать себя раньше времени.
   У дверей стояли Славин с Баневым.
   – Явление, – буркнул Евгений, взглянув мимо меня. – Каменный Иван восстает из крошева.
   – Добрый вечер, – сказал воспитанный Виктор.
   Они дружно глазели на площадь. Останки памятника лежали прямо перед нами, метрах в пятидесяти – подходи и рыдай, распластавшись на изуродованном теле.
   – Как ты кстати, – сказал Славин. – Вот. На.
   Он, не поворачивая головы, сунул мне в руки заклеенную коробку.
   – Что это?
   – Посылка товарищу Жилину от товарища Строгова.
   – Вы были у Строгова? – спросил я, разглядывая нежданную почту. К коробке было подшито письмо. Меня вдруг одолели нехорошие предчувствия.
   Славин ничего мне больше не сказал. Ответил Банев:
   – Дмитрия Дмитриевича мы не видели, с нами разговаривала домработница. Потом мы снова были в яхт-клубе, у госпожи Вайны... – он тяжело вздохнул. – Все, у кого могло быть опохмелово, срочно ушли в море. Испугались, что полицейская операция их тоже коснется.
   – Сам ты «опохмелово», – вскинулся Славин. – Знаток русской словесности.
   Мне очень хотелось вскрыть посылку или хотя письмо, но есть на свете вещи, которые нельзя себе позволять на людях.
   – Пострадавших много? – спросил я, показав рукой на парк.
   А ведь это самое важное, поразился я. Почему я сразу не задал этот вопрос? Что же со мной творится, подумал я с тревогой, что с нами со всеми творится?
   – Только оглушенные, – оживился Банев. – Народу было мало. Больше всех пострадали те, кто купался в бассейне, потому что кто-то с испугу сильно испортил воду. Знаете, Ваня, как дело было? Одну пилюлю гектона засунули статуе между ног и металлическими экранчиками прикрыли, вторую пилюлю – на постамент, под ноги, чтобы арматуру с мясом вырвало. Оба заряда сработали синхронно. Радиус опасной зоны при такой схеме – не более десяти метров, так что никого не ранило.
   Он был автором криминальных бестселлеров, знал толк в подобных вещах.
   – Откуда такая осведомленность? – поинтересовался я. – Говорят, террористов было двое...
   – Это не мы, – быстро сказал Славин и принялся с ожесточением ковырять асфальт носком туфли. – Нас опередили.
   – Я с полицейскими общался, – пояснил Банев, не обращая внимания на болтуна. – Они меня успокоили, что воду в бассейне уже сменили.
   Популярный автор нес сущую банальщину, картина взрыва и так была ясна до полной прозрачности. Достаточно двухсот-трехсот грамм тротила или, соответственно, пары таблеток гектона. Направленный взрыв. Обломки летят все в одну сторону, роем, падают кучно, а зона поражения и впрямь невелика. Взрывать памятники вообще совершенно безопасно для окружающих, единственное неудобство – никогда не знаешь, в какую, собственно, сторону полетит каменный рой...
   – Кто-то перетряс наши номера, – сменил Виктор тему. – Пока мы к госпоже Вайне ходили. За ОПОХМЕЛОВЫМ, – добавил он со злым упрямством.
   – Фамилия такая, – покивал я.
   Славин дернул щекой.
   – Мелкий ты и мстительный, – сказал он Баневу. – Как габровец.
   – А ты дурак и националист! – неожиданно закричал тот. – Сколько можно бездарно шутить? Я же не посылаю тебя в вашу Жмеринку!
   – Эй, друзья, друзья, – сказал я им. – Чьи номера трясли?
   Банев успокоился.
   – Всех писателей, проживающих в «Олимпике». Ваш – в том числе. Мы написали несколько писем в авторитетные международные организации. Вы подпишите, Ваня?
   Светский Банев был сегодня на взводе и не собирался это скрывать. Он бросал на меня быстрые взгляды, словно шторки приоткрывал, и в эти мгновения кипящий металл вспыхивал в его глазах; а Славин, хороший друг и собутыльник, всегда гордившийся своей несдержанностью, наоборот, за время разговора ни разу даже не взглянул на меня.
   – Подпишу, – согласился я. – Каких только глупостей я в своей жизни не подписывал. Сейчас вот этот патлатое существо объяснит мне, чего оно рыло от меня воротит, и я тут же достану свое остро заточенное перо... (Что-то лопнуло во мне, поперла наружу дрянь словесная – от усталости, от безвыходности, от того, что все вокруг развлекаются, а мне почему-то нельзя.) – Я что, Женя, пахну как-то не так? – осведомился я, силой развернув Славина к себе лицом.
   – Правда ли, – звонко сказал он, – что тебе подарили бутыль самогона и ты ее разбил?
   Я взял его под мышки и затанцевал с ним вальс.
   – Пять литров горилки, – сказал я. – Вдре-без-ги.
   – Нарочно? – спросил он, заранее зная ответ.
   – Ну не понравилось мне, сивухой воняло.
   Он вырвался. Он встал передо мной, красный и потный.
   – Ты мне больше не друг, Жилин, – объявил он.
   – Послушай, Опохмелов, – сказал я ему. – На обиженных воду возят. А также кладут их под нары. Тоже мне, центр мира. Гора Кайлас. Ты хотел правды? Вот она: это была не горилка, а ракша, непальский самогон из риса.
   – Я тебе больше руки не подам, Жилин, – ровным голосом сказал Славин и отвернулся.
   – А как насчет вас, Виктуар? – шагнул я к Баневу. – Я ухожу. Вы не откажете мне в рукопожатии?
   Тот посмотрел на протянутую ему ладонь и откровенно растерялся. Рафинированный, пастеризованный и дистиллированный Банев не находил нужных слов! Сказал бы прямо: ты грязен, Жилин. Пусть ты и птица высокого полета, Жилин, но зачем же в собственном гнезде-то гадить?.. Просто скулы сводило от неловкости за них обоих. И ответить мне было нечем. И тогда я пнул ногой крутящиеся двери, ведущие в холл... Виктор Банев все знает про взрывчатку, думал я, именно это нравится читателям в его книгах. Евгений Славин разбирается в человеческих душах, хоть и верит в плохого Бога, – именно это нравится критикам. Незаурядные люди. Люди, на которых не обижаются. Есть, знаете ли, такие люди – на которых не обижаются...
   В холле гостиницы, укрывшись в одной из свободных зон отдыха, я наконец-то смог заняться посылкой от Учителя. Сначала вскрыл конверт с письмом.

   «Ванечка, Вы забыли у меня электронный блокнот и дополнительное запоминающее устройство. Вероятно, все это нужно Вам для работы. А стило к блокноту поищите у себя в карманах, у меня его не было. ДД». Посткриптум: «Я не знал, что выпускаются запоминающие устройства на триллион страниц».

   Забыл – это понятно, подумал я. Нужно для работы... Но почему – электронный блокнот? Разве блокнот я забыл у Дим-Димыча на его письменном столе? Да еще в комплекте с запоминающим устройством на триллион страниц... Учитель тоже не видел?
   Ох, как не вовремя появилась на сцене эта посылка...
   Освобождать коробку от пергамента было не обязательно: и так ясно, что внутри. Я нашел взглядом бар – и пространство послушно свернулось под моими ногами. В холле работал стереовизор, большущая тумба до потолка, вокруг него расставлены были плетеные диванчики, вытащенные из ближайших зон отдыха, и все люди, находившиеся сейчас на первом этаже, скопились здесь. Кому не хватило сидячих мест, те безропотно стояли. Люди не переговаривались, не обменивались мнениям – молча смотрели и слушали. Разгромлено гнездо фальшивомонетчиков, вещал первый европейский канал. Полицейская операция проводилась совместно Интерполом и Службой контроля при Совете безопасности ООН. Подпольная организация была в буквальном смысле подпольной: обнаружен настоящий подземный городок с развитой инфраструктурой, созданный на территории Университета при небескорыстном попустительстве ректората и прямом участии большого числа сотрудников и студентов. Фальшивомонетчики имели наглость подделывать все основные мировые валюты, и они же с неясными пока целями совершили вчерашний налет на этнографический центр «Новый Теотиуакан», во время которого погибло девять мирных ученых из Латинской Америки. Убийцы, варвары, нелюди. Степень вовлеченности преподавателей и инженеров Университета еще выясняется, но главарь банды уже известен: некто Станислав Скребутан, занимавший видный пост в правительстве...
   – Почему вы смотрите Европу, а не местное вещание, – шепотом поинтересовался я у менеджера, бессильно привалившегося к мозаичному панно.
   – Потому что ни одна наша станция не работает, – был мне ответ, – ни телевизионная, ни радио.
   Дикторы стеснялись своих же слов: по-моему, они понимали, какую лапшу их вынуждают вешать зрителям на уши. Вот образцы поддельных валют, показывала камера, вот остатки оборудования. Преступники пытались уничтожить улики, но, как мы видим, в полной мере им это не удалось. Взрыв тайного денежного хранилища был организован и осуществлен лично главарем, который, по непроверенной информации, погиб в огне. Сохранилась видеозапись, сделанная перед самым взрывом, и сотрудники Службы контроля обещали в скором времени предоставить ее прессе...
   Подавив рвотный рефлекс, я зарулил в нишу, где располагался бар. От таких новостей хотелось немедленно под душ, отмыться. А здесь было пусто: всех потенциальных клиентов переманили новости; впрочем, нет, кто-то с бокалом в руке лениво качался вверх-вниз на табурете возле стойки. «В целом полицейская операция прошла в мягком режиме, – неслось мне вслед. – Жертв нет, никто серьезно не пострадал...» Никто не пострадал, никто не пострадал, – какое длинное эхо. Что тебе еще надо, Жилин? Жертв нет! Поверь в это и утрись... Бармен был тот же, что и ночью, – большая удача! Человек просто горел на работе, совсем не жалел себя, пчелка трудолюбивая. И опять он проповедовал, ревнитель трезвости и чистых кишок.
   – Человек рождается здоровым, все болезни приходят к нему через рот, – втолковывал он единственному посетителю. – Гиппократ сказал!
   Новообращенный слушатель употреблял кислородный коктейль с помощью серебряной ложечки. Внутри стеклянной стойки плавали молчаливые рыбки – тоже слушали.
   – Едим для того, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть! – с ходу возгласил я. – Это Сократ. Чем языком болтать, сотворите мне кислородный коктейль, мастер, да смотрите, чтоб был лучший в городе.
   Бармен обнаружил меня слишком поздно, не успел придумать, как ему реагировать. Не ждал он моего появления, вот в чем была его проблема. Механическим движением он вытащил из холодильника яйцо и спросил:
   – Вам с каким наполнителем?
   – С морозным воздухом, – заказал я. – Зимой гадюки сладко спят.
   Присаживаться я не спешил, остался на ногах, а посылку от Строгова положил на свободный табурет. Мой сосед повернулся вместе с коктейлем:
   – Хорошо вы сказали – про гадюк. Я тоже не смог это шипение вынести, потому и удрал оттуда, – он ткнул ложечкой в сторону стереоэкрана. – Как вы думаете, это правда, что хранилище с деньгами сгорело?
   Он спросил меня почти теми же словами, что и старик на площади, и с той же точно интонацией. Оба они еще на что-то надеялись.
   – Правда, – ответил я.
   – И что теперь? – с отчаянием произнес он.
   – А что теперь! – беспечно сказал я. – Выпустят новые деньги, в чем вопрос?
   Лишняя пара ушей и глаз были мне совершенно ни к чему, значит, следовало побыстрее от них избавиться. Бармен между тем разбил яйцо, отделил белок от желтка, принялся колдовать над своим аппаратом, – он все делал механически, бросая пугливые взгляды то на нас, то на людей в холле. Бармен тоже на что-то надеялся.
   – Вы так думаете? – воспрянул собеседник. – А ведь верно, должны новые деньги выпустить, как же иначе...
   – Печатный станок не горит, в отличие от рукописей, – подтвердил я. – Вон там, снаружи, видите? – показал я ему. – Да-да, возле выхода из отеля. Двоих товарищей видите?
   По ту сторону стеклянной стены все еще мозолили глаза Банев со Славиным. Что ж, ребятушки, выручайте.
   – Один – крупный специалист по взрывному делу, – шепотом сообщил я. – А второй чего только не напечатал в своей жизни. Я уверен, они все знают. Если вы поторопитесь, то сможете расспросить их.
   Несчастный человек был переполнен надеждой и потому попался. Он махом прикончил коктейль, сунул серебряную ложечку в нагрудный карман, встал и пошел к выходу, нетерпеливо ускоряя шаг. Едва он покинул нишу, я тут же опустил стальную штору, наглухо отделив бар от холла. Такие шторы были предусмотрены в каждой из ниш первого этажа: в ночное время с их помощью закрывали и опечатывали служебные помещения. Я проделал все это очень быстро, бармен и рта не успел раскрыть, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Теперь мы были одни. Поговорить с приятелем без свидетелей – что может быть естественнее? Надеюсь, никто на меня не обиделся... Когда я перелезал через стойку-аквариум, бармен пискнул:
   – В чем дело, товарищ?
   – Масс-турбо, – сказал я и подошел к нему вплотную. – Бесконтактное рукоблудие.
   Он посерел лицом. Шея, впрочем, тоже посерела, и руки, и даже ногти, – человек будто пылью покрылся.
   – Я не понимаю, о чем вы говорите.
   Это было бы убедительно, если б не трусил он столь очаровательно. По-моему, он решил, что его явились убивать. Он, увы, ошибался. Я подмигнул ему:
   – Речь о видеокристаллах, которыми вы снабжали некоторых любителей комиксов. Уникальная, штучная продукция. В магазинах не продается, тиражированию не поддается.
   – Вы хотите взять что-то напрокат? – попытался разыграть он дурачка, но попытка не удалась.
   – Речь о совершенно особенных кристаллах, после просмотра которых клиент берет хозяйственный нож и режет сотрудницу вашего отеля в массажном кабинете, – терпеливо объяснил я ему.
   А также речь о том, подумал я, что консорциум «АКТ» – не что иное, как финансовое прикрытие лабораторий Бромберга. Мне ли не знать это, если я самолично проводил счета на спецтехнику, еще когда числился в перспективных кадрах – в счастливую пору войны с наркодельцами.
   А еще речь о том, что я собственными ушами слышал реплику, которую позволил себе один из заместителей Бромберга на закрытом совещании семь лет назад. Было заявлено, что эффект слега – это колоссальный прорыв в науке, какие случаются раз в столетие, и не использовать открывшиеся возможности просто глупо... И очень скоро всевозможные новинки из области психоволновых технологий посыпались нам в руки, как из рога изобилия.
   Бармен затрясся. Это была агония.
   – Признавайся, ты ведь на самом деле не бармен, а медик? – ласково спросил я. – Клятву Гиппократа, наверное, давал? Давно на старину Бромберга работаешь?
   Он вдруг рванулся в подсобку. Куда, зачем? Нету там служебного выхода, малек, я же первым делом это проверил! Я схватил его под мышки и посадил на стойку.
   – От кого ты получал психодислептики? Кто контролировал глубину эс-про у ваших подопытных мышек?
   – Я не знаю никакого эс-про! – завизжал он.
   Я сдвинул со стойки стеклянную крышку, и подследственный провалился задницей в аквариум.
   – Контрастные процедуры, – заботливо объяснил я ему, – это идеальное средство, чтобы привести нервную систему в порядок.
   Я взял ледяной коктейль и вывалил белковую массу подследственному на темя.
   – Обливаться важно с головой, не ограничиваться плечами и грудью, – сказал я. – Воздействуя на центральную часть мозга, мы восстанавливаем норму. Тот, кто возбужден сверх меры – успокоится, кто заторможен – ощутит прилив сил. Ну как, ты вспомнил, что такое эс-про?
   – Эстетическое программирование, – простонал он, судорожно цепляясь руками и ногами за края аквариума.
   Я вытащил его наружу и бросил на столик с посудой. Он ждал моих вопросов, не рискуя слезать на пол, но я не спешил. Я включил компрессор, подтянул один из пластиковых воздуховодов и спросил:
   – Это какой?
   – Меня заставили, – торопливо сказал бармен.
   – Конечно, конечно, – рассеянно согласился я, разбираясь с переключателями.
   – Я у них даже не в штате, – завибрировал он. – Через год мой контракт заканчивается...
   Из воздуховода пошла струя воздуха.
   – Кажется, джунгли, – сказал я, принюхавшись.
   После чего засунул шланг собеседнику в рот.
   Он попытался вытолкнуть наконечник языком, тогда я взял его щеки в горсть и свободной рукой дал компрессору полную мощность. Трубка заходила ходуном. Бармен вытаращил глаза, опрокинулся на спину, отчаянно хватаясь за мои руки, но я держал. Я не любил допрашивать, особенно с применением спецсредств, но меня и этому научили.
   Нескольких секунд вполне хватило, чтобы нам подружиться.
   – С кем ты был на связи? – задал я первый вопрос, когда он выбрался из осколков посуды. – Смотри, пожалуйста, мне в глаза. С господином Пеблбриджем?
   – Нет.
   – Тогда с кем?..
   ...И он рассказал все, что мне было нужно. Профессиональных стукачей, как и палачей, легко допрашивать: их трусость основана на хорошем знании последствий. С врачами-убийцами – та же история, поэтому второй раз применять спецсредства не понадобилось.
   Потом я приподнял стальную штору и выбрался в холл, а мой собеседник остался сидеть на столике, качаясь, как кукла-неваляшка; он тупо озирал буфет и не верил своему счастью. Умыться бы ему, озабоченно подумал я, заметит ведь кто-нибудь. Драгоценную коробку я бережно нес под мышкой.
   По-прежнему работал стереовизор, неподвижные фигурки зрителей по-прежнему окружали это фальшивое зеркало мира. Менеджер, который никак не отреагировал на внеплановое закрытие бара, все так же подпирал стену. Паноптикум. Я решительно двинулся к лифту, предвкушая то, что должно было произойти. Что же мне делать с посылкой, мучил я себя вопросом, где же, черт побери, схоронить нежданное сокровище?
   Стереовизор посылал мне в спину – прямо в спинной мозг, – нервные импульсы новостей: «...Группа молодых планетологов, исследовавших полярные области Венеры, покорила высочайшую точку этой планеты, обозначенную на картах как высота 70...» Я невольно прислушался. «...Герои, совершившие восхождение, предложили назвать вершину Пиком Строгова – в честь известного русского писателя, много сделавшего для формирования образа будущих космопроходцев. Планетографический Комитет уже принял положительное решение...» Я остановился, не сделав и пары шагов.
   В голове моей закрутился вихрь. В голове моей взорвалась термическая бомба. Пик Строгова. На Венере. Как это понимать? Что бы это значило – простое совпадение или...
   Надо бы присесть, подумал я.
   Электронный блокнот нужен Жилину для работы, с сожалением констатировал Учитель. Великий старец всегда был неравнодушен к письменным принадлежностям, это общеизвестно. Может, он в детстве мечтал о таком (хотя, было ли у Строгова детство?). О таком, и чтобы непременно с запоминающим устройством на триллион страниц! Пусть. Но почему именно сегодня на карте Венеры появился пик Строгова? Возможно ли теперь оставить за скобками тот факт, что струсивший Жилин вовсе не электронный блокнот подкинул ничего не подозревающему человеку? Я опустился на ближайший плетеный диван; я ощущал острую необходимость сесть. Ноги плохо слушались.
   А новости неожиданно прервались. На экране появился бредущий вдоль стеклянного холма Гончар. Та же рубашка с закатанными рукавами, те же затянутые ремнем брюки. Босоножки со стоптанными задниками... «И все-таки человек – это не только животное, как бы ни уговаривала нас официальная медицина, – увлеченно рассказывал он. – Не правильнее ли будет оставить животным вопрос „как“ и подумать над вопросом „почему“?..»
   Пасторальная картинка была наложена на гигантскую надпись, переливающуюся всеми оттенками зеленого: «ГИГИЕНА ДУШИ». «...Почему человек легко может изменить мир, в котором живет, а мир – человека? – продолжал Гончар. – Потому что мир каждого отдельно взятого человека – это всего лишь его отношение к миру, а человек для мира – такая же замкнутая система, как и он сам. Не более того. Никаких чудес, друзья. А что же тогда все остальное? И есть ли он – НЕ ЕГО мир...»
   Врач и поэт не признавал чудес – поразительное созвучие с моими мыслями. Он улыбался не к месту и смотрел сквозь зрителей, он говорил так, будто ему открылась Истина, а он ей – нет.
   – Что передают? – окликнул я менеджера.
   – Реклама, – равнодушно дернул тот плечами.
   Реклама...
   Лучший в городе инструктор продвигает на рынке некую «Гигиену души»? Я в восторге! Неважно, что за этим названием скрывается: новая гимнастика или акционерное общество, взявшее святое место в аренду. Как-то вдруг – всё теряет значение. Вопрос «зачем» – это вопрос животного или человека, спрашиваю я доктора Гончара, однако реклама уже закончилась. Я пл А чу, вот только слезы текут не наружу, а внутрь... Наверно, я временно становлюсь похож на остальных людей, на молчаливых зрителей новостей. Потерянные, ослабевшие, нездоровые люди...
   Пик Строгова.
   Как всё это понимать? И что тут, собственно, понимать?
   Яснее ясного. Старец обнаружил камни на своем письменном столе, взял их в руки – и... Покорители Венеры ощутили острую потребность назвать величайшую вершину этой планеты в честь величайшего писателя. Если что-то исполняется, значит, кто-то это пожелал. Могут у мудрецов быть маленькие слабости? И могут, и наверняка есть. Но дело, конечно, не в Строгове и не в его слабостях. Да, я пытался подбросить Учителю свои заботы, я трусливо перекладывал ответственность на чужие плечи, какими бы тактическими соображениями при этом не руководствовался, но дело также и не в этом. Дело было именно в ответственности...
   Имею ли я право?
   Право на что? Идите вы все к черту, рассердился я. Правоверный коммунист Жилин, во-первых, не верит в чудеса, а во-вторых... достаточно первого! Прежде чем встать, я осмотрелся. Это был тот самый диванчик, на котором мы с цветочницей беседовали вчера о проблемах похудания! Живая изгородь, бассейн с кувшинками, метлахская плитка... Круг замкнулся.
   И тогда я встал. Твердо ступая, пошел прочь из отеля. На площади было еще спокойнее, чем в холле: ни тебе суеты, ни кордона, ни даже полицейских. Зеваки превратились в обычных людей, которым нет дела до себе подобных. Инцидент был исчерпан, даже друзья-писатели скрылись в неизвестном направлении. На месте, где стоял когда-то памятник, громоздилась теперь аккуратно сложенная груда обломков – этакая маленькая пирамида. Я неспешно подошел. Потом, изображая любопытного придурка, шагнул на склон каменной кучи. Темно-серые куски бетона лежали под моими ногами вперемешку с осколками благородного лабрадорита, которые были потемнее и вдобавок с радужными блестками. Благородное часто соседствует с дешёвкой, когда ни у того, ни у другого нет выбора.
   Посылка от Строгова была яростно разодрана надвое. Буквы оказались в моих руках. В грязных руках, пожать которые побрезгует даже Банев; в руках параноика, всерьез считавшего себя писателем. Но ведь я выздоровел, сказал я Стасу, твои деньги вылечили меня!.. Всего секунда прошла или того меньше. Меня ожгло. Не пальцы, не ладони – мозг. Таким бывает ожог последней, седьмой степени. Чтобы выжить, я просто отпустил небесные камни, отдав их земному тяготению, и пропали они, сгинули в общей темно-серой куче.