Страница:
– Пошел к черту, – сказал я начальнику полиции.
И потерял к разговору интерес.
Я с изумлением смотрел вниз. На одной из террас, раскинувшихся под моими ногами, давно уже наблюдалось малопонятное движение. Суетились игрушечные автомобили, суетились кукольные фигурки людей. И вдруг я услышал выстрелы – далекие, ненастоящие. А потом я заметил и вовсе нечто невероятное: над кварталами вставало веселое северное сияние, какое я видел только на Таймыре. И еще я видел подобное в Париже, над Лувром, когда жандармерия ради спасения коллекции применила уникальную техническую новинку. Вот и сейчас солнце над одной из крыш преломлялось совершенно особенным образом, прозрачные капли света устраивали ведьмовские пляски, и я понял, что один из трехэтажных каменных домов накрыт мобильным блокирующим колпаком. «Чалмой джинна» на нашем языке. И вдруг ударила пневматическая базука: этот оглушительный вздох ни с чем не спутаешь. Очевидно, какой-то чудак попытался таким образом пробиться к дому. А потом здание, накрытое силовым шатром, взорвалось изнутри – бесшумно и потому особенно жутко, провалилось внутрь себя, как в жерло маленького вулкана. Пламя свирепо толкнулось в невидимые стены, не в силах вырваться на волю, и закрутились, закатались под куполом огромные огненные колеса...
А потом из подземного гостиничного гаража выскочила семисотая «Волга» с открытым верхом, цвета морской волны, ведомая белым от напряжения сеньором Паниагуа. Автомобиль с ходу зарулил на Приморский спуск и стремительно помчался вниз, отчаянно петляя на поворотах.
Глава шестая
Глава седьмая
И потерял к разговору интерес.
Я с изумлением смотрел вниз. На одной из террас, раскинувшихся под моими ногами, давно уже наблюдалось малопонятное движение. Суетились игрушечные автомобили, суетились кукольные фигурки людей. И вдруг я услышал выстрелы – далекие, ненастоящие. А потом я заметил и вовсе нечто невероятное: над кварталами вставало веселое северное сияние, какое я видел только на Таймыре. И еще я видел подобное в Париже, над Лувром, когда жандармерия ради спасения коллекции применила уникальную техническую новинку. Вот и сейчас солнце над одной из крыш преломлялось совершенно особенным образом, прозрачные капли света устраивали ведьмовские пляски, и я понял, что один из трехэтажных каменных домов накрыт мобильным блокирующим колпаком. «Чалмой джинна» на нашем языке. И вдруг ударила пневматическая базука: этот оглушительный вздох ни с чем не спутаешь. Очевидно, какой-то чудак попытался таким образом пробиться к дому. А потом здание, накрытое силовым шатром, взорвалось изнутри – бесшумно и потому особенно жутко, провалилось внутрь себя, как в жерло маленького вулкана. Пламя свирепо толкнулось в невидимые стены, не в силах вырваться на волю, и закрутились, закатались под куполом огромные огненные колеса...
А потом из подземного гостиничного гаража выскочила семисотая «Волга» с открытым верхом, цвета морской волны, ведомая белым от напряжения сеньором Паниагуа. Автомобиль с ходу зарулил на Приморский спуск и стремительно помчался вниз, отчаянно петляя на поворотах.
Глава шестая
Кто-то совершил нападение на культурно-просветительский центр «Новый Теотиуакан». Атаку организовали настолько профессионально, словно внутри не мирные книжники штаны протирали, а точила ножи стая натасканных головорезов. Впрочем, судя по всему, так оно и было, и неведомый «кто-то» был об этом хорошо осведомлен. Сначала в противомоскитную систему здания (три этажа, лекционный зал, кафе) запустили гипнодел широкого спектра, в результате чего каждое окно превратилось в мощный психорезонатор. Каким образом это удалось проделать, история умалчивает, но хозяева и гости Центра, все поголовно, превратились в послушный безмозглый скот. И тогда во дворик, увитый хмелем, въехал невзрачный автобус. Что происходило внутри, свидетели из соседних домов не видели, а непосредственные участники (из тех, которые остались живы), ясное дело, не запомнили. Иначе говоря, какова была цель этой акции, осталось неизвестным. Известно одно: налетчики быстро и безошибочно разделили всех находившихся в здании людей – на случайных и неслучайных. Первых они милосердно вывели за пределы периметра, вторых оставили внутри. Затем выкатили из дворика свой автобус и включили (ими же и установленный на крыше) генератор блок-поля, накрыв общину «чалмой джинна» – чтоб никто и не думал выйти вон. Мало того, эти странные ребята даже в полицию позвонили, отчитались о проделанной работе. Они настоятельно посоветовали обыскать «Новый Теотиуакан», а также принадлежащую общине виллу на побережье, и заодно подарили полицейским «волосок из бороды», то есть сообщили волновой код, нейтрализующий «чалму джинна». После чего автобус покатил в неизвестном направлении. Так бы все и закончилось мирно да тихо, если бы в помощь ученым этнографам не подоспели их товарищи, которые, мгновенно разобравшись в ситуации, попытались организовать погоню. Однако нападавшие были готовы и к такому варианту. Оставленное на улице прикрытие в виде двух легковых бронеавтомобилей встретило противника огнем, и тот отступил, поскольку у него-то машины были обычными, серийными. А потом внутри блокирующего колпака кто-то очухался. Свидетели видели, как вновь прибывшие знаками переговаривались с этим человеком. Почему он пришел в чувство раньше времени? Возможно, употреблял волновые стимуляторы, поэтому действие гипнодела оказалось ослабленным, возможно, по какой-то иной причине. Теперь это не выяснишь, да и не так это важно в свете того, что произошло дальше. Единственный очнувшийся член общины, приняв решение за всех пленников, выволок из подвала термическую мину и запалил ее прямо на глазах у молящихся на свободе соратников. Очевидно, им было что скрывать от мира, поклонникам «Нового Теотиуакана». Акт самосожжения привел к уничтожению всех, кто мог бы проявить слабость в неизбежном общении с властями, а также уничтожил б
О
льшую часть возможных улик. Фанатик полагал, что совершает подвиг. Наверное, так оно и было.
К приезду полиции и пожарных все непосредственные участники, конечно, испарились с места происшествия. Случайные люди разбежались еще до взрыва. Стражей порядка встретили только светящиеся от жара руины и обезумевшие от ужаса соседи. В пыли ползали невменяемые, ничего не понимающие «очевидцы». Раненых и убитых, если они и были с чьей-либо стороны, боевики увезли с собой. Благодаря любезности нападавших, полицейские легко установили связь с генератором блок-поля (выдернули волосок из бороды) – и злой джинн послушно вернулся в бутылку.
К счастью, несмотря на катастрофу, кое-какие улики сохранились. Ибо ничто не сгорает бесследно, если оно сделано из металла и мезовещества. Например, накопительная камера от «шаровой молнии». Или останки трейлера с раздвижной крышей и специальной станиной внутри, приспособленной как раз для транспортировки и наведения плазменных сгущателей. Все перечисленное было обнаружено тут же, не отходя от руин. А под руинами спасатели нашли огромный подвал, разделенный надвое. В одной половине были остатки знаменитой кристаллотеки (коллекция, разумеется, не подлежала восстановлению), другая половина представляла собой настоящий бункер: мощный экранирующий слой под панелями обшивки, непростые двери... впрочем, двери как раз были беспощадно вскрыты. И железная цепь, словно из средневековья пришедшая, с разодранным в клочья ошейником на одном конце, насажанная другим концом на скобу в стене...
Прочие занятные вещицы нашлись уже на вилле, которую новые ацтеки, или кто они там на самом деле, арендовали у городского Департамента собственности. Вилла стояла далеко на взморье и была в спешке покинута арендаторами, однако им не хватило времени, чтобы вывезти все. Зато хватило разума не осквернять гостеприимную землю вторым взрывом. Так что Z-локатор, установленный на крыше и культурно замаскированный под башенку обсерватории, уцелел. Осталась и карта слежения, привязанная по времени точно к утреннему рейду штурмового «Альбатроса». И даже программа асимметричного наведения не была стерта. Участок вокруг виллы был оборудован системой рассеивателей, защищавших локатор от обнаружения (в качестве ложного ориентира выдавались координаты диспетчерского пункта аэропорта). А в ангаре, среди всевозможного подводного снаряжения, обнаружился молекулярный резак с полностью разряженной батареей. Этакий консервный нож в кармане любого уважающего себя диверсанта, которым очень удобно, скажем, вскрывать рухнувшие на морское дно вертолеты...
Впрочем, все эти подробности я узнал позже.
Пожелав Бэле творческих успехов, я быстренько поднялся к себе в номер. Я вернулся в отель специально и только для того, чтобы положить радиофон обратно на тумбочку, лишая себя связи с миром. Мне вдруг перестали нравиться блага цивилизации, дающие кому-то возможность в любую минуту призвать меня к ответу. Я почему-то подозревал, что вопросы к моим ответам будут возникать снова и снова. И я отправился, черт побери, гулять, ибо, черт побери, я был свободным, одиноким, при деньгах.
В городе чувствовалась суета. Мелькали пожарные машины, роились в небе служебные вертолеты, на улицах было как никогда много полицейских. Похоже, город наконец-то проняло... Откровенно говоря, мне тоже было не по себе: давненько я не видел такого. Десантные операции среди шезлонгов и минеральных источников, думал я. Похищения людей, расстрелы вертолетов, нападения на вокзалы, взрывы термических мин. «Шаровые молнии», генераторы блок-полей и прочие изыски. Ясно, что власти были растеряны от такого нагромождения событий, посыпавшихся в один день – в день моего приезда. К хорошему привыкаешь быстро, а местные правоохранительные органы, как я понял, вот уже несколько лет сидели без дела. Угораздило же меня, думал я, испытывая острое чувство досады. Я был просто туристом, и вмешиваться в происходящее никак не входило в мои планы. В городе и стране насчитывалось не так уж много полицейских, но это было их делом – разгадывать криминальные кроссворды. «Ну и что с того, что в день моего приезда... – спорил я непонятно с кем. – Положительно не вижу связи...»
Стасу я позвонил из уличного телефона. Дома у него опять не ответили, зато на работе голос секретарши уже не был таким безмятежно учтивым. На мой бесхитростный вопрос: «Где же его все-таки найти?» меня попросили оставить свои координаты, что я и сделал. Похоже, они там сами не знали, где босс. «Он, случаем, не ранен? – наконец забеспокоился я. – Уполз куда-нибудь умирать?» «Да что вы такое говорите!» – перепугались на том конце. Вот будет смешно, если мы разминемся, подумал я. В прошлый приезд я не знал, что Стас здесь обосновался, только после переворота мы с ним встретились, и то случайно. Не хотелось бы опять полагаться на милость случайностей... Или он вправду тяжело заболел? Но ведь оторванные, оттянутые рыбари не болеют! Бляха, которого я знал, обожал, чтобы было много огня, шума и красивых, звучных речей, ради этого он готов был и в ящик сыграть (как выражаемся мы), ради этого он согласился бы и на редиску снизу посмотреть (как выражаются немцы), но если такие люди предпочитают встречу с лечащим врачом встрече с другом детства – ох, какая скука ждет нас в будущем...
Некоторое время я размышлял о будущем.
В том смысле, конечно, куда мне теперь направиться. Я люблю размышлять о будущем, обманывая себя тем, что в этом и состоит работа писателя. И я понял, что должен немедленно идти к Строгову, поскольку если не сейчас, то когда? Славин, правда, предупреждал, что кто-то из наших сегодня к нему уже намылился, но, в конце концов, никакой очереди мы не устанавливали. Зачем, спрашивается, я сюда приехал? Я приехал проститься с Учителем, который умирает, который умирает вовсе не от старости или болезней, и никто не вправе откладывать нашу встречу, водя указующим пальцем по клеточкам невидимого плана-графика.
Принявши решение, я пошел к Строгову.
Если ты Учитель, у тебя обязательно должен быть Ученик, думал я, спускаясь по бесконечной лестнице к набережной. Иначе какой же ты Учитель? Именно наличие Ученика делает из незаурядного человека нечто большее. Если продолжить эту мысль, то неизбежно получишь следующую: эстафетная палочка передается из рук в руки только кому-то одному. Иначе говоря, свой Дух ты вряд ли сможешь поделить между всеми желающими. (И это слова межпланетника, скривился бы Славин. Позор коммунисту, атеисту Жилину!) К чему сводятся мои патетические размахивания руками? К тому, к тому! Хоть и не мной придумана операция под полусерьезным названием «Время учеников», призванная спасти нашего Дим-Димыча (а кто ее, кстати, придумал?), я с готовностью принял эту безумную идею. Хоть и прибыл я в этот город, откликнувшись на зов своих друзей по писательскому цеху, в окончательный успех дела мне все равно не верилось. Хоть и не верилось мне в возможность вернуть Строгова к жизни, но, похоже, на что-то я еще надеялся...
Вот и набережная, а лестница все текла и текла вниз по склону, увлекая меня к морю. Это была центральная пляжная лестница – мраморная, с башенками. Невозможно было представить, чтобы взять и сойти с нее в сторону.
Мы спасали Учителя, забыв, что спасти сначала нужно себя. Мы все поголовно назвались его учениками, не понимая, что ему нужен только один – Ученик. Нет, каждый из нас в глубине души это понимал, но опять же каждый втайне надеялся, мол, я – тот самый и есть. А кто-то был в этом уверен. Тогда как настоящий Ученик, вполне возможно, пропадал где-нибудь в Пырловке и был со Строговым не знаком, потому что ложный стыд мешал ему высунуть голову, и нам бы взять да разыскать этого парня, да привести его к Дим-Димычу за ручку, вместо того, чтобы дружно слетаться сюда со всех концов Ойкумены. А может, настоящий Ученик еще только учился читать по слогам? А может, Строгов вообще не хотел быть ничьим Учителем? И, кстати, насчет стыда, который на самом деле не бывает ложным. Интересно, кто-нибудь из нас испытает ли потом это чувство? Например, беллетрист Жилин?
Бриз, вдруг задувший с моря, очень вовремя проветрил мою голову. Сандалии увязли в песке, и я их снял. Я с изумлением обнаружил, что мраморная лестница давно закончилась, а передо мной – пространство без конца и без края. Дом Строгова остался где-то наверху и гораздо правее. «Строгий Дом». «Дом На Набережной»... Вокруг кипела жизнь. Веселые голые люди азартно играли в пляжный волейбол, другие голые люди зарывались в песок, ласточкой бросались в набегавшую волну, перекрикивались, общались, не обращая внимания на различия полов, и я понял, что попал на пляж натуристов. Это в исторической-то части города? Остроумно. Никто ни с кем не целовался, здесь были настоящие натуристы. Что ж, я люблю все настоящее, поэтому я закатал штаны, разделся до пояса, поддал ногой откатившийся ко мне мяч, а затем побрел кромкой прибоя, останавливаясь и с наслаждением наблюдая, как волны слизывают оставленные мною следы.
Неужели мне не хочется к Строгову, спросил я себя. Неужели я боюсь? Тогда какого рожна я сюда притащился? Повидаться с алкоголиком Славиным я мог и в Ленинграде, заглянув как-нибудь вечерком в ресторан Дома писателя, а мрачного, болезненно серьезного Сорокина я мог легко отловить в его роскошном рабочем кабинете.
Раскинув руки, я подставил грудь морскому бризу.
– Моя любовь? Она седа, – нежно пропел кто-то, – глуха, слепа и безобразна...
Я на всякий случай оглянулся. Одна из валявшихся на песочке девушек, сняв с головы солнцезащитный шлем, помахала мне рукой и вспорхнула с места.
– Ты сегодня точен, – сказала она нормальным голосом.
Это была та самая безжалостная красавица, которую я видел утром возле киоска с кристаллофонами, это была та самая любительница музыки, которая с первого взгляда запала в мое подержанное сердце. Увы, она была в купальнике. Зато улыбалась – персонально мне.
– Я просто вежлив, – возразил я. – Как король.
– Я тебя знаю, – сказала она, – ты король из моего сна. Я позвала, и ты пришел.
Я посмотрел почему-то на часы. Меня позвали, и я пришел, мысленно согласился я, вспомнив записку на рукоятке чемодана. Шутки шутками, но было как раз четыре пополудни. Вернее, без пяти, но это дела не меняло. Мне назначили свидание на взморье, и вот я здесь. Я был сегодня точен. Случайно ли ноги принесли меня на центральную лестницу и заставили спуститься до самого дна? Кто руководил движением моих ног?
– Поможем друг другу проснуться, – пробормотал я. – Бог – это счастье. Носильщики хреновы...
– Ты веришь в Бога? – тут же спросила девушка.
– Скорее нет, чем да. Впрочем, в какого?
– Он – один. Не понимаю, как писатели могут не верить в Бога, просто болезнь какая-то, особенно среди фантастов. Надеюсь, ты не фантаст?
– Как можно, – укоризненно сказал я.
Она долго смеялась, кокетливо грозя мне пальцем, и тогда я повернулся и побрел дальше, поддевая пену ногами. Я решил проверить ситуацию на прочность, и красавица не обманула моих надежд, легко и естественно присоединившись ко мне, а может, она подтвердила тем самым худшие мои подозрения, – просчитывать варианты мне пока не хотелось. Похоже, она в самом деле знала, кто я такой, оттого и веселилась. Ну, Жилин, держись, сказал я себе, молоденькие поклонницы тебя все-таки зацапали. Дождался на старости лет. Впрочем, молоденькие ли?
– Хорошая у тебя легенда, – заговорила она, отсмеявшись. – Нет, я серьезно! К ребятам из Советского Союза здесь по-разному относятся, но писатель Жилин – это имя. Жаль, конечно, что ты не веришь в Бога, есть тут какое-то несоответствие, это сразу настораживает.
– Имя, а также фамилия, – ответил я. – Но я никогда не говорил, что не верю в Бога.
– Значит, веришь?
– Этого я тоже не говорил.
Девушка закатила глаза и глухо молвила:
– Он спросил страшным голосом: водку пьешь? Нет. В Бога веруешь? Нет. Истинно межпланетная душа!
Это была цитата. Из меня цитата, из кого же еще.
– Все очень мило, – строго сказал я ей. – И ты очень мила. Вот только насчет «легенды» я не понял. Легенд я не пишу, не тот жанр.
Или не тот возраст, подумал я. Не тот азарт, не те зубы. Самое время было спросить у прелестницы, кто она такая, этак невзначай перевести стрелку разговора с моих анкетных данных на ее, самое время было разобраться в правилах игры, которую со мной затеяли, но...
– Легенду про слег создал ты. – Она чувственно провела пальцем по моему животу, дойдя до шрама и остановившись. – А сам-то знаешь, что такое слег? Наплел в своих мемуарах про волновую психотехнику, про воздействие на центры наслаждений в крысиных мозгах... Причем здесь, вообще, мозг? Странно, что ты – ТЫ! – в этом не разобрался.
– Я разобрался, – обиделся я. – Может, мы сначала познакомимся, а уже потом поссоримся? Вы кто будете, прелестное дитя?
Незнакомка вела себя так, будто мы были с ней давно и хорошо знакомы, будто мы были близко знакомы. Нет, не так. Будто нас связывало нечто большее, чем близкое знакомство. Это немного шокировало.
Она пропустила мой вопрос мимо ушей.
– Ты хорошо помнишь свое последнее задание? – неожиданно спросила она.
– Которое? – Я напрягся.
– В этой стране. Под кодовым названием «Круги рая».
Я расслабился.
– А ты много читаешь, девочка. И что я, по-твоему, не понял про слег?
– Говоря о бездуховности, ты не признаешь наличие души, и в этом все дело. Слег заталкивает душу человека в мир, созданный его подсознанием, делает этот мир реальным – для него одного, конечно. Бессмертная душа сворачивается до размеров смертного мозга, а настоящая, Богом данная реальность сменяется ложной, в которой Бог – ты сам. Назови это энергетическим коконом, если терминология не нравится. Осознал ли ты тогда, что достаточно всего лишь раз дернуть за веревочку, чтобы дверь в истинную реальность закрылась навсегда? Всего один раз!
– Смотри, какое море, – восхитился я, положил руку девушке на плечо и притянул ее к себе. – Смотри, какое небо. А ты мне тут о слеге. Сколько тебе лет?
В ответ она обняла меня за талию.
– Я половозрелая и совершеннолетняя.
– Спасибо за предупреждение. А что за песенка у тебя была? «Моя любовь седа...»
Она послушно спела:
– Это Володя Гончар сочинил, лучший в городе инструктор.
– Инструктор чего?
– Ты еще не был на холме, – поняла она. – Обязательно сходи...
Некоторое время мы молчали. Было просто хорошо, и ни о чем не хотелось говорить, не хотелось также думать и что-то там анализировать. Да, я вел себя безобразно. Потому что девчонка мне безобразно нравилась, и если она предпочитала напустить таинственности, так и пусть ее, всему свое время, к тому же на нас поглядывали, я ловил заинтересованные взгляды других пляжных мальчиков и девочек, что, в общем-то, было мне привычно, ведь за свои полвека я отлично сохранился, никакой «Идеал» работы скульптора В.Бриг не мог тягаться со мною, сделанным из плоти и крови, а божественное создание, прижимавшееся сбоку, было полно искренности, так какого черта, спрашивал я себя, какого черта я должен быть не тем, кто я есть? А потом моя безымянная подруга решительным образом заявила:
– Так вот, о слеге. Помнишь ли ты, как семь лет назад, решив испытать все на себе, ты погрузил свое тело в ванну и включил эту чертову штуку, стоявшую на полочке? Возникает естественный вопрос. Уверен ли ты, что проснулся тогда? Не плод ли твоего подсознания все то, что ты с тех пор видел и испытал?
Я даже споткнулся. Как выяснилось, рано я расслаблялся.
– Ложная реальность тоже дана нам в ощущениях, – заключила она. – Ты хотел поприжать тупиц и карьеристов из Службы контроля, ты очень хотел предупредить человечество о слеге, чтобы спасти мир в целом и эту страну в частности. И ты победил, ты ведь очень волевой человек. В мечтах! Ну что, нравится тебе такая версия?.. – Опять она захохотала. – Памятник самому себе придумал! Блеск!
Как реагировать, было непонятно. Как достойно отреагировать. Есть все-таки на свете страшные вещи, которые в первые мгновения могут вывести из равновесия даже самых устойчивых и крепких. Я снял руку с плеча спутницы, она также отпустила меня, отстранилась, и нашей красивой пары не стало.
– Семь лет назад я, КОНЕЧНО, проснулся, – максимально спокойно ответил я. – И уж, КОНЕЧНО, ты – не продукт моего воображения.
Мы остановились. Она смотрела на меня, не мигая.
– Я сказала не «воображения», а «подсознания». Предположим, после первого раза ты проснулся, но неужели успел забыть, как вместо честного и профессионального рапорта ты отправил своему начальнику небылицу и снова залез в ванну, на этот раз включив подогрев воды? И сразу все стало, как надо. Ты героически сражался со слегом, а твой начальник не мог простить тебе, что в известной книге ты раскрыл публике его имя. Но существует ли эта книга где-нибудь еще, кроме как внутри твоего кокона? Уверен, что ты и во второй раз проснулся?
Это было слишком.
– Хватит, – сказал я. – Уже не смешно.
Очевидно, я рассвирепел отнюдь не понарошку, что случается нечасто.
– Не было второго раза, – произнес я с расстановкой и вдруг осознал, где мы, кто мы и о чем говорим.
Наваждение прошло! Нужно было брать чертовку за ноги, переворачивать вниз головой и вытряхивать из нее правду.
– Но если ты сейчас бодр, психически здоров, трезв и все такое, – терпеливо сказала она, – почему тогда ты потерял способность чувствовать боль?
Я замер. О чем она опять?
– Хочешь проверить? Подержи, пожалуйста.
Красавица напялила на меня солнцезащитный шлем. Затем, не спрашивая разрешения, захватила мою левую руку, оттянула пальцами кожу в районе предплечья и медленно, с усилием проткнула это место... спицей.
Спицей? Откуда взялась спица, что за фокусы?! Инструмент прошил мне кожу насквозь, как в цирках показывают, затем был рывком выдернут. Боли не было. Крови тоже. Рука двигалась... Все это происходило как будто не со мной.
– Вот видишь, – сказала ведьма голосом, полным материнской заботы. – Реальность дает сбои. От скуки ты придумал себе новое задание и очень хочешь его выполнить, но ведь теперь ты еще кое-что захотел. Ты ждешь, когда я разденусь, правда? Мне раздеться?
Я молчал и рассматривал свою руку. Ранки были, а боли не было. Совсем.
– Пойдем вон туда, для двоих там хватит места. – Она показала на одичавший парк, раскинувшийся по прибрежным склонам. – И дружинников там не бывает.
Заросли акации начинались сразу, где кончался пляж. Далее шли магнолии, каштаны, дикие смоковницы и прочая зелень. Помимо растительности, в парке имелось множество романтических гротов, в которых легко и приятно было прятаться от посторонних глаз.
– В мире, где ты Бог, исполняется даже то, о чем ты не просишь, – кивнула мне незнакомка.
Она развернулась и пошла к зарослям, вылезая на ходу из купальника. Она не сомневалась, что я, как голодный зверь, поползу следом. Я сделал за ней шаг, еще шаг, и заставил себя остановиться.
– Как насчет Эмми? – позвал я ее. – Эмми не будет ревновать?
Она не обернулась. Лифчик она взяла в одну руку, в другую – трусики, и принялась крутить эти предметы над своей головой, изображая винт взлетающего геликоптера.
К приезду полиции и пожарных все непосредственные участники, конечно, испарились с места происшествия. Случайные люди разбежались еще до взрыва. Стражей порядка встретили только светящиеся от жара руины и обезумевшие от ужаса соседи. В пыли ползали невменяемые, ничего не понимающие «очевидцы». Раненых и убитых, если они и были с чьей-либо стороны, боевики увезли с собой. Благодаря любезности нападавших, полицейские легко установили связь с генератором блок-поля (выдернули волосок из бороды) – и злой джинн послушно вернулся в бутылку.
К счастью, несмотря на катастрофу, кое-какие улики сохранились. Ибо ничто не сгорает бесследно, если оно сделано из металла и мезовещества. Например, накопительная камера от «шаровой молнии». Или останки трейлера с раздвижной крышей и специальной станиной внутри, приспособленной как раз для транспортировки и наведения плазменных сгущателей. Все перечисленное было обнаружено тут же, не отходя от руин. А под руинами спасатели нашли огромный подвал, разделенный надвое. В одной половине были остатки знаменитой кристаллотеки (коллекция, разумеется, не подлежала восстановлению), другая половина представляла собой настоящий бункер: мощный экранирующий слой под панелями обшивки, непростые двери... впрочем, двери как раз были беспощадно вскрыты. И железная цепь, словно из средневековья пришедшая, с разодранным в клочья ошейником на одном конце, насажанная другим концом на скобу в стене...
Прочие занятные вещицы нашлись уже на вилле, которую новые ацтеки, или кто они там на самом деле, арендовали у городского Департамента собственности. Вилла стояла далеко на взморье и была в спешке покинута арендаторами, однако им не хватило времени, чтобы вывезти все. Зато хватило разума не осквернять гостеприимную землю вторым взрывом. Так что Z-локатор, установленный на крыше и культурно замаскированный под башенку обсерватории, уцелел. Осталась и карта слежения, привязанная по времени точно к утреннему рейду штурмового «Альбатроса». И даже программа асимметричного наведения не была стерта. Участок вокруг виллы был оборудован системой рассеивателей, защищавших локатор от обнаружения (в качестве ложного ориентира выдавались координаты диспетчерского пункта аэропорта). А в ангаре, среди всевозможного подводного снаряжения, обнаружился молекулярный резак с полностью разряженной батареей. Этакий консервный нож в кармане любого уважающего себя диверсанта, которым очень удобно, скажем, вскрывать рухнувшие на морское дно вертолеты...
Впрочем, все эти подробности я узнал позже.
Пожелав Бэле творческих успехов, я быстренько поднялся к себе в номер. Я вернулся в отель специально и только для того, чтобы положить радиофон обратно на тумбочку, лишая себя связи с миром. Мне вдруг перестали нравиться блага цивилизации, дающие кому-то возможность в любую минуту призвать меня к ответу. Я почему-то подозревал, что вопросы к моим ответам будут возникать снова и снова. И я отправился, черт побери, гулять, ибо, черт побери, я был свободным, одиноким, при деньгах.
В городе чувствовалась суета. Мелькали пожарные машины, роились в небе служебные вертолеты, на улицах было как никогда много полицейских. Похоже, город наконец-то проняло... Откровенно говоря, мне тоже было не по себе: давненько я не видел такого. Десантные операции среди шезлонгов и минеральных источников, думал я. Похищения людей, расстрелы вертолетов, нападения на вокзалы, взрывы термических мин. «Шаровые молнии», генераторы блок-полей и прочие изыски. Ясно, что власти были растеряны от такого нагромождения событий, посыпавшихся в один день – в день моего приезда. К хорошему привыкаешь быстро, а местные правоохранительные органы, как я понял, вот уже несколько лет сидели без дела. Угораздило же меня, думал я, испытывая острое чувство досады. Я был просто туристом, и вмешиваться в происходящее никак не входило в мои планы. В городе и стране насчитывалось не так уж много полицейских, но это было их делом – разгадывать криминальные кроссворды. «Ну и что с того, что в день моего приезда... – спорил я непонятно с кем. – Положительно не вижу связи...»
Стасу я позвонил из уличного телефона. Дома у него опять не ответили, зато на работе голос секретарши уже не был таким безмятежно учтивым. На мой бесхитростный вопрос: «Где же его все-таки найти?» меня попросили оставить свои координаты, что я и сделал. Похоже, они там сами не знали, где босс. «Он, случаем, не ранен? – наконец забеспокоился я. – Уполз куда-нибудь умирать?» «Да что вы такое говорите!» – перепугались на том конце. Вот будет смешно, если мы разминемся, подумал я. В прошлый приезд я не знал, что Стас здесь обосновался, только после переворота мы с ним встретились, и то случайно. Не хотелось бы опять полагаться на милость случайностей... Или он вправду тяжело заболел? Но ведь оторванные, оттянутые рыбари не болеют! Бляха, которого я знал, обожал, чтобы было много огня, шума и красивых, звучных речей, ради этого он готов был и в ящик сыграть (как выражаемся мы), ради этого он согласился бы и на редиску снизу посмотреть (как выражаются немцы), но если такие люди предпочитают встречу с лечащим врачом встрече с другом детства – ох, какая скука ждет нас в будущем...
Некоторое время я размышлял о будущем.
В том смысле, конечно, куда мне теперь направиться. Я люблю размышлять о будущем, обманывая себя тем, что в этом и состоит работа писателя. И я понял, что должен немедленно идти к Строгову, поскольку если не сейчас, то когда? Славин, правда, предупреждал, что кто-то из наших сегодня к нему уже намылился, но, в конце концов, никакой очереди мы не устанавливали. Зачем, спрашивается, я сюда приехал? Я приехал проститься с Учителем, который умирает, который умирает вовсе не от старости или болезней, и никто не вправе откладывать нашу встречу, водя указующим пальцем по клеточкам невидимого плана-графика.
Принявши решение, я пошел к Строгову.
Если ты Учитель, у тебя обязательно должен быть Ученик, думал я, спускаясь по бесконечной лестнице к набережной. Иначе какой же ты Учитель? Именно наличие Ученика делает из незаурядного человека нечто большее. Если продолжить эту мысль, то неизбежно получишь следующую: эстафетная палочка передается из рук в руки только кому-то одному. Иначе говоря, свой Дух ты вряд ли сможешь поделить между всеми желающими. (И это слова межпланетника, скривился бы Славин. Позор коммунисту, атеисту Жилину!) К чему сводятся мои патетические размахивания руками? К тому, к тому! Хоть и не мной придумана операция под полусерьезным названием «Время учеников», призванная спасти нашего Дим-Димыча (а кто ее, кстати, придумал?), я с готовностью принял эту безумную идею. Хоть и прибыл я в этот город, откликнувшись на зов своих друзей по писательскому цеху, в окончательный успех дела мне все равно не верилось. Хоть и не верилось мне в возможность вернуть Строгова к жизни, но, похоже, на что-то я еще надеялся...
Вот и набережная, а лестница все текла и текла вниз по склону, увлекая меня к морю. Это была центральная пляжная лестница – мраморная, с башенками. Невозможно было представить, чтобы взять и сойти с нее в сторону.
Мы спасали Учителя, забыв, что спасти сначала нужно себя. Мы все поголовно назвались его учениками, не понимая, что ему нужен только один – Ученик. Нет, каждый из нас в глубине души это понимал, но опять же каждый втайне надеялся, мол, я – тот самый и есть. А кто-то был в этом уверен. Тогда как настоящий Ученик, вполне возможно, пропадал где-нибудь в Пырловке и был со Строговым не знаком, потому что ложный стыд мешал ему высунуть голову, и нам бы взять да разыскать этого парня, да привести его к Дим-Димычу за ручку, вместо того, чтобы дружно слетаться сюда со всех концов Ойкумены. А может, настоящий Ученик еще только учился читать по слогам? А может, Строгов вообще не хотел быть ничьим Учителем? И, кстати, насчет стыда, который на самом деле не бывает ложным. Интересно, кто-нибудь из нас испытает ли потом это чувство? Например, беллетрист Жилин?
Бриз, вдруг задувший с моря, очень вовремя проветрил мою голову. Сандалии увязли в песке, и я их снял. Я с изумлением обнаружил, что мраморная лестница давно закончилась, а передо мной – пространство без конца и без края. Дом Строгова остался где-то наверху и гораздо правее. «Строгий Дом». «Дом На Набережной»... Вокруг кипела жизнь. Веселые голые люди азартно играли в пляжный волейбол, другие голые люди зарывались в песок, ласточкой бросались в набегавшую волну, перекрикивались, общались, не обращая внимания на различия полов, и я понял, что попал на пляж натуристов. Это в исторической-то части города? Остроумно. Никто ни с кем не целовался, здесь были настоящие натуристы. Что ж, я люблю все настоящее, поэтому я закатал штаны, разделся до пояса, поддал ногой откатившийся ко мне мяч, а затем побрел кромкой прибоя, останавливаясь и с наслаждением наблюдая, как волны слизывают оставленные мною следы.
Неужели мне не хочется к Строгову, спросил я себя. Неужели я боюсь? Тогда какого рожна я сюда притащился? Повидаться с алкоголиком Славиным я мог и в Ленинграде, заглянув как-нибудь вечерком в ресторан Дома писателя, а мрачного, болезненно серьезного Сорокина я мог легко отловить в его роскошном рабочем кабинете.
Раскинув руки, я подставил грудь морскому бризу.
– Моя любовь? Она седа, – нежно пропел кто-то, – глуха, слепа и безобразна...
Я на всякий случай оглянулся. Одна из валявшихся на песочке девушек, сняв с головы солнцезащитный шлем, помахала мне рукой и вспорхнула с места.
– Ты сегодня точен, – сказала она нормальным голосом.
Это была та самая безжалостная красавица, которую я видел утром возле киоска с кристаллофонами, это была та самая любительница музыки, которая с первого взгляда запала в мое подержанное сердце. Увы, она была в купальнике. Зато улыбалась – персонально мне.
– Я просто вежлив, – возразил я. – Как король.
– Я тебя знаю, – сказала она, – ты король из моего сна. Я позвала, и ты пришел.
Я посмотрел почему-то на часы. Меня позвали, и я пришел, мысленно согласился я, вспомнив записку на рукоятке чемодана. Шутки шутками, но было как раз четыре пополудни. Вернее, без пяти, но это дела не меняло. Мне назначили свидание на взморье, и вот я здесь. Я был сегодня точен. Случайно ли ноги принесли меня на центральную лестницу и заставили спуститься до самого дна? Кто руководил движением моих ног?
– Поможем друг другу проснуться, – пробормотал я. – Бог – это счастье. Носильщики хреновы...
– Ты веришь в Бога? – тут же спросила девушка.
– Скорее нет, чем да. Впрочем, в какого?
– Он – один. Не понимаю, как писатели могут не верить в Бога, просто болезнь какая-то, особенно среди фантастов. Надеюсь, ты не фантаст?
– Как можно, – укоризненно сказал я.
Она долго смеялась, кокетливо грозя мне пальцем, и тогда я повернулся и побрел дальше, поддевая пену ногами. Я решил проверить ситуацию на прочность, и красавица не обманула моих надежд, легко и естественно присоединившись ко мне, а может, она подтвердила тем самым худшие мои подозрения, – просчитывать варианты мне пока не хотелось. Похоже, она в самом деле знала, кто я такой, оттого и веселилась. Ну, Жилин, держись, сказал я себе, молоденькие поклонницы тебя все-таки зацапали. Дождался на старости лет. Впрочем, молоденькие ли?
– Хорошая у тебя легенда, – заговорила она, отсмеявшись. – Нет, я серьезно! К ребятам из Советского Союза здесь по-разному относятся, но писатель Жилин – это имя. Жаль, конечно, что ты не веришь в Бога, есть тут какое-то несоответствие, это сразу настораживает.
– Имя, а также фамилия, – ответил я. – Но я никогда не говорил, что не верю в Бога.
– Значит, веришь?
– Этого я тоже не говорил.
Девушка закатила глаза и глухо молвила:
– Он спросил страшным голосом: водку пьешь? Нет. В Бога веруешь? Нет. Истинно межпланетная душа!
Это была цитата. Из меня цитата, из кого же еще.
– Все очень мило, – строго сказал я ей. – И ты очень мила. Вот только насчет «легенды» я не понял. Легенд я не пишу, не тот жанр.
Или не тот возраст, подумал я. Не тот азарт, не те зубы. Самое время было спросить у прелестницы, кто она такая, этак невзначай перевести стрелку разговора с моих анкетных данных на ее, самое время было разобраться в правилах игры, которую со мной затеяли, но...
– Легенду про слег создал ты. – Она чувственно провела пальцем по моему животу, дойдя до шрама и остановившись. – А сам-то знаешь, что такое слег? Наплел в своих мемуарах про волновую психотехнику, про воздействие на центры наслаждений в крысиных мозгах... Причем здесь, вообще, мозг? Странно, что ты – ТЫ! – в этом не разобрался.
– Я разобрался, – обиделся я. – Может, мы сначала познакомимся, а уже потом поссоримся? Вы кто будете, прелестное дитя?
Незнакомка вела себя так, будто мы были с ней давно и хорошо знакомы, будто мы были близко знакомы. Нет, не так. Будто нас связывало нечто большее, чем близкое знакомство. Это немного шокировало.
Она пропустила мой вопрос мимо ушей.
– Ты хорошо помнишь свое последнее задание? – неожиданно спросила она.
– Которое? – Я напрягся.
– В этой стране. Под кодовым названием «Круги рая».
Я расслабился.
– А ты много читаешь, девочка. И что я, по-твоему, не понял про слег?
– Говоря о бездуховности, ты не признаешь наличие души, и в этом все дело. Слег заталкивает душу человека в мир, созданный его подсознанием, делает этот мир реальным – для него одного, конечно. Бессмертная душа сворачивается до размеров смертного мозга, а настоящая, Богом данная реальность сменяется ложной, в которой Бог – ты сам. Назови это энергетическим коконом, если терминология не нравится. Осознал ли ты тогда, что достаточно всего лишь раз дернуть за веревочку, чтобы дверь в истинную реальность закрылась навсегда? Всего один раз!
– Смотри, какое море, – восхитился я, положил руку девушке на плечо и притянул ее к себе. – Смотри, какое небо. А ты мне тут о слеге. Сколько тебе лет?
В ответ она обняла меня за талию.
– Я половозрелая и совершеннолетняя.
– Спасибо за предупреждение. А что за песенка у тебя была? «Моя любовь седа...»
Она послушно спела:
Спев один куплет, она объяснила:
Моя любовь? Она седа,
глуха, слепа и безобразна.
Как счастье – несуразна.
Не оттого ль, что навсегда... [4]
– Это Володя Гончар сочинил, лучший в городе инструктор.
– Инструктор чего?
– Ты еще не был на холме, – поняла она. – Обязательно сходи...
Некоторое время мы молчали. Было просто хорошо, и ни о чем не хотелось говорить, не хотелось также думать и что-то там анализировать. Да, я вел себя безобразно. Потому что девчонка мне безобразно нравилась, и если она предпочитала напустить таинственности, так и пусть ее, всему свое время, к тому же на нас поглядывали, я ловил заинтересованные взгляды других пляжных мальчиков и девочек, что, в общем-то, было мне привычно, ведь за свои полвека я отлично сохранился, никакой «Идеал» работы скульптора В.Бриг не мог тягаться со мною, сделанным из плоти и крови, а божественное создание, прижимавшееся сбоку, было полно искренности, так какого черта, спрашивал я себя, какого черта я должен быть не тем, кто я есть? А потом моя безымянная подруга решительным образом заявила:
– Так вот, о слеге. Помнишь ли ты, как семь лет назад, решив испытать все на себе, ты погрузил свое тело в ванну и включил эту чертову штуку, стоявшую на полочке? Возникает естественный вопрос. Уверен ли ты, что проснулся тогда? Не плод ли твоего подсознания все то, что ты с тех пор видел и испытал?
Я даже споткнулся. Как выяснилось, рано я расслаблялся.
– Ложная реальность тоже дана нам в ощущениях, – заключила она. – Ты хотел поприжать тупиц и карьеристов из Службы контроля, ты очень хотел предупредить человечество о слеге, чтобы спасти мир в целом и эту страну в частности. И ты победил, ты ведь очень волевой человек. В мечтах! Ну что, нравится тебе такая версия?.. – Опять она захохотала. – Памятник самому себе придумал! Блеск!
Как реагировать, было непонятно. Как достойно отреагировать. Есть все-таки на свете страшные вещи, которые в первые мгновения могут вывести из равновесия даже самых устойчивых и крепких. Я снял руку с плеча спутницы, она также отпустила меня, отстранилась, и нашей красивой пары не стало.
– Семь лет назад я, КОНЕЧНО, проснулся, – максимально спокойно ответил я. – И уж, КОНЕЧНО, ты – не продукт моего воображения.
Мы остановились. Она смотрела на меня, не мигая.
– Я сказала не «воображения», а «подсознания». Предположим, после первого раза ты проснулся, но неужели успел забыть, как вместо честного и профессионального рапорта ты отправил своему начальнику небылицу и снова залез в ванну, на этот раз включив подогрев воды? И сразу все стало, как надо. Ты героически сражался со слегом, а твой начальник не мог простить тебе, что в известной книге ты раскрыл публике его имя. Но существует ли эта книга где-нибудь еще, кроме как внутри твоего кокона? Уверен, что ты и во второй раз проснулся?
Это было слишком.
– Хватит, – сказал я. – Уже не смешно.
Очевидно, я рассвирепел отнюдь не понарошку, что случается нечасто.
– Не было второго раза, – произнес я с расстановкой и вдруг осознал, где мы, кто мы и о чем говорим.
Наваждение прошло! Нужно было брать чертовку за ноги, переворачивать вниз головой и вытряхивать из нее правду.
– Но если ты сейчас бодр, психически здоров, трезв и все такое, – терпеливо сказала она, – почему тогда ты потерял способность чувствовать боль?
Я замер. О чем она опять?
– Хочешь проверить? Подержи, пожалуйста.
Красавица напялила на меня солнцезащитный шлем. Затем, не спрашивая разрешения, захватила мою левую руку, оттянула пальцами кожу в районе предплечья и медленно, с усилием проткнула это место... спицей.
Спицей? Откуда взялась спица, что за фокусы?! Инструмент прошил мне кожу насквозь, как в цирках показывают, затем был рывком выдернут. Боли не было. Крови тоже. Рука двигалась... Все это происходило как будто не со мной.
– Вот видишь, – сказала ведьма голосом, полным материнской заботы. – Реальность дает сбои. От скуки ты придумал себе новое задание и очень хочешь его выполнить, но ведь теперь ты еще кое-что захотел. Ты ждешь, когда я разденусь, правда? Мне раздеться?
Я молчал и рассматривал свою руку. Ранки были, а боли не было. Совсем.
– Пойдем вон туда, для двоих там хватит места. – Она показала на одичавший парк, раскинувшийся по прибрежным склонам. – И дружинников там не бывает.
Заросли акации начинались сразу, где кончался пляж. Далее шли магнолии, каштаны, дикие смоковницы и прочая зелень. Помимо растительности, в парке имелось множество романтических гротов, в которых легко и приятно было прятаться от посторонних глаз.
– В мире, где ты Бог, исполняется даже то, о чем ты не просишь, – кивнула мне незнакомка.
Она развернулась и пошла к зарослям, вылезая на ходу из купальника. Она не сомневалась, что я, как голодный зверь, поползу следом. Я сделал за ней шаг, еще шаг, и заставил себя остановиться.
– Как насчет Эмми? – позвал я ее. – Эмми не будет ревновать?
Она не обернулась. Лифчик она взяла в одну руку, в другую – трусики, и принялась крутить эти предметы над своей головой, изображая винт взлетающего геликоптера.
Глава седьмая
Пространство вокруг Государственного Совета нисколько не изменилось. Тот же перекресток, та же система крытых аллей; ротонда с минеральным источником, киоски, лотки и закусочные. Ноги принесли меня сюда без участия воли, дав отставному агенту время прийти в себя.
Дурацкий солнцезащитный шлем, оставшийся мне от сгинувшей ведьмы, я сообразил наконец сунуть в один из уличных утилизаторов, после чего направился к лотку с прессой.
– Здравия желаю, дружок, – сказал я давешнему продавцу, отвлекая его от процесса чтения. – За мной долг, если вы не забыли. Сколько вот эта газетка стоила? – Я ткнул пальцем в «Хроники добра» и насыпал на стол горстку мелочи. – Примите мои извинения.
Честь межпланетника была восстановлена. Когда с расчетами покончили, я спросил:
– Не подскажете, как отсюда попасть на холм?
Парень оживился.
– Вы правильно решили, – сказал он.
– Что я решил?
– В первый же день – на холм.
– Это за меня решили, – вздохнул я. – Ну, так как?
– Вам надо в Университет. Знаете, где Университет?
Я знал, где Университет. Мне бы не знать этого! Впрочем, насколько я помнил, рельеф там был ровный, как блин, никаких вам холмов, курганов или горных кряжей.
– С какой стороны от замка?
– Придете и сразу увидите, – успокоил меня продавец. – Это перед главным корпусом... – Он со значением заглянул мне в глаза. – Я рад, что вы будете с нами.
Дурацкий солнцезащитный шлем, оставшийся мне от сгинувшей ведьмы, я сообразил наконец сунуть в один из уличных утилизаторов, после чего направился к лотку с прессой.
– Здравия желаю, дружок, – сказал я давешнему продавцу, отвлекая его от процесса чтения. – За мной долг, если вы не забыли. Сколько вот эта газетка стоила? – Я ткнул пальцем в «Хроники добра» и насыпал на стол горстку мелочи. – Примите мои извинения.
Честь межпланетника была восстановлена. Когда с расчетами покончили, я спросил:
– Не подскажете, как отсюда попасть на холм?
Парень оживился.
– Вы правильно решили, – сказал он.
– Что я решил?
– В первый же день – на холм.
– Это за меня решили, – вздохнул я. – Ну, так как?
– Вам надо в Университет. Знаете, где Университет?
Я знал, где Университет. Мне бы не знать этого! Впрочем, насколько я помнил, рельеф там был ровный, как блин, никаких вам холмов, курганов или горных кряжей.
– С какой стороны от замка?
– Придете и сразу увидите, – успокоил меня продавец. – Это перед главным корпусом... – Он со значением заглянул мне в глаза. – Я рад, что вы будете с нами.