Он ничего не заметил и ни о чем не спросил. Откуда ему было знать, что малодушный ученик только что сделал свой выбор? Он сказал мне на прощание:
   - Я очень рад, Максимушка, что вы зашли. И вообще, правильно, что вы приехали. Не забудьте только отсюда уехать, хорошо?
   Никакой трагичности. Сочувствие и усталость.
   - А вы за это разрешите мне заглянуть под ковер? - нагло сказал я. Даже присел на корточки, готовясь выяснить наконец правду.
   Дим Димыч ничуть не удивился, как будто с подобной просьбой к нему обращался каждый из гостей.
   - Нет, - спокойно ответил он, - не разрешу.
   Ширма так и осталась на месте: хозяин не счел необходимым показать мне себя. Перед тем, как удалиться, я приподнялся на цыпочки и посмотрел, что за книжку такую облюбовал Малюта Шестой в качестве лежанки. Это была поэма "Руслан и Людмила". А.С. Пушкин.
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   Лейтенант Шиллинг поджидал меня на улице. Он отогнул край зелено-красной форменной куртки - так, чтоб видна стала кобура на поясе. Куртка была надета прямо на майку, а майка вылезала из брюк, обтягивая круглый спелый животик. Очевидно, человека грубо выдернули из постели, не позволив досмотреть целебный сон. Не оттого ли был он столь суров? Он нацелил на меня свой страшный нос, демонстративно расстегнул кобуру и скучно произнес:
   - Лицом к стене.
   За прошедшие сутки мой лейтенант явно потерял интерес как к здоровому образу мыслей, так и к проблеме супружеской неверности. Я поискал взглядом стену. Возле ступенек, ведущих к дому РФ, не было стены, был только здоровенный почтовый ящик на тонком стебельке.
   - А вы рано встаете, Руди, - сказал я полицейскому. - Или вы не ложились?
   - Лицом к стене, - повторил лейтенант ровным голосом. - Давай, давай, без разговоров.
   - Ваш начальник знает, чем вы сейчас заняты?
   - Товарищ Дрда знает все и даже больше.
   Я повернулся к морю задом, к Горе передом, положил руки на почтовый ящик со знаменитым вензелем, и милейший толстяк принялся меня досматривать. А также обнюхивать. Нос его работал наравне с руками. Наверно, очень глупо это выглядело на мирной, солнечной, еще не проснувшейся набережной. С моей же точки зрения это выглядело крайне непрофессионально: офицер был один, без компании, а я знал четыреста сравнительно безболезненных способов заставить наглеца осознать свою ошибку. Было искушение наломать дров, однако я покорно ждал, когда он закончит свою работу. Искушение было, а желания не было. Я спросил:
   - Что вы ищете, лейтенант? У вашей супруги ночной колпак стащили?
   Шиллинг стерпел. Тем более, ничего интересного на моем теле не нашлось. И даже в карманах - он, подлец, в карманы мои не забыл ручонки запустить!
   - Мне кажется, вы сейчас что-то нарушаете, - высказал я предположение. - То ли закон, то ли гармонию вашего мира.
   - Знали бы вы, без скольких законов могут обойтись люди, получившие приказ, - возразил он, отступая на шаг. - Гармонию нарушили не мы. И вам это известно как никому другому.
   Я повернулся.
   - Не будет ли последним ударом по гармонии, если вы объяснитесь?
   Впервые лейтенант Шиллинг стал похож на полицейского - а может, он лишь вошел на минуту в роль?
   - Одно шальное кибер-такси пыталось три часа назад протаранить ворота Забытого Убежища, - сказал он с нажимом.
   - Протаранить Забытое Убежище? - изумился я. - Зачем?
   - Вероятно, кто-то хотел проверить охранные системы, - еще поднажал Шиллинг. - Не думаю, чтобы они всерьез рассчитывали проникнуть в шахту.
   - Охранные системы? - изумился я куда больше. - Да что там охранять-то?
   Он пропустил мой вопрос мимо ушей и вбил последний гвоздь:
   - В салоне кибер-такси полно отпечатков ваших пальцев. Отпечатки получены из архива Объединенного Реестра, так что ошибки нет. Может быть, это не я вам, а вы мне сумеете что-нибудь объяснить? На заднем сиденье машины - застывшая кровь, на которой ваши пальцы видны даже простым глазом.
   Он целился в писателя Жилова отнюдь не простым глазом. Его взгляд бил на поражение, потому что кровь с отпечатками пальцев - это да, было серьезно. Какой же я неаккуратный, с запоздалым раскаянием подумал писатель Жилов, разве можно быть таким неаккуратным? Достойный ответ нашелся не сразу:
   - Три часа назад? Э-э, товарищи, так у меня алиби. Готов принести справку, выданную Исполкомом ООН. Подпись мистера Шугарбуша для вас что-нибудь значит?
   - Я примерно представляю, где вы были три часа назад, - сказал Шиллинг брезгливо. - Только это ничего не меняет.
   - Вы допросили Арно? - обрадовался я. - Мальчик у вас?
   - Что за Арно? - не понял он.
   - Коридорный из "Виты".
   - Зачем нам коридорный?
   Так, подумал я, Арно они не знают. Но если мальчик не в полиции, то где он? Скверные новости...
   Это были настолько скверные новости, что опять у меня разболелось в груди, и вдруг кончился воздух, и цветочница Кони Вардас укоризненно покачала головой, и я понял, что еще одной подобной тяжести моя треснувшая совесть не выдержит, каким бы атлетом не изображали меня местные скульпторши...
   - Любопытно, кто подкинул идею начать именно с моих отпечатков? бросил я в пространство.
   - Это тем более ничего не меняет.
   - Послушайте, Руди, - резко сказал я. - Вы тут все честные и гармоничные, но мне тоже нечего от людей скрывать. Около часу ночи я видел на Театральной площади такси со вскрытой панелью управления и даже осмотрел машину, потому что не выношу, когда над техникой издеваются. Если бы я понял, что на заднем сиденье кровь, я бы, конечно, вызвал полицию, но там темно было, а сам я... э-э... был не вполне трезв.
   - Вы пили спиртное без нейтрализаторов? - быстро спросил он. - Где?
   - Это также ничего не меняет.
   - Не в гостях ли у ректора Академии?
   - Какая чушь! Ректор - смертельно скучный трезвенник. Хотелось бы узнать о судьбе того идиота, который решил проверить Убежище на крепость. Он жив?
   - Автомобиль управлялся дистанционно, - сказал Шиллинг. Радиоуправляемый снаряд. Так что сегодня все остались живы... правда, день еще только начался...
   Я вдруг сообразил:
   - Значит, у меня под мышкой вы устройство дистанционного управления искали?
   Он застегнул куртку, надежно спрятав живот в зелено-красном панцире, после чего объявил:
   - Вы свободны.
   - Вот как? - удивился я.
   - Оснований подозревать, что вы лжете, у нас пока нет.
   - Я уже семь лет как свободен, - возразил я и пошел по набережной, демонстрируя им всем свою расхлябанную спину.
   Никто меня не задерживал, это было странно. Однако настоящая странность была в другом; я осознал это, лишь когда сделал несколько шагов. Что-то инородное появилось в одном из моих карманов. Что-то, не имеющее веса, неслышным шорохом отзывающееся на каждое движение, и если бы не режим нулевой готовности, сделавший из меня принцессу на горошине, ничего бы я, наверно, не почувствовал. В кармане лежал скомканный бумажный шарик. Ну и не смешно, подумал я, общупывая пальцами неожиданную находку. Потом я оглянулся - как бы с ленцой, просто так. Лейтенант Шиллинг неуклюже залезал в служебный "кузнечик" и весело покрикивал на пилота, который за шиворот втягивал его в кабину.
   Вытаскивать и рассматривать, что там мне подбросили во время обыска, было нельзя: над землею, закрыв небо и солнце, нависали выцветшие глаза Эдгара Шугарбуша. Невозможно было забыться ни на секунду. Прогулявшись по набережной до турецких бань, я свернул на боковую улицу. Неброский "фиат-пластик" ждал меня там, где я его оставил, а в машине меня ждала Рэй, предусмотрительно затемнив окна. Я нырнул в раскрывшуюся дверцу и воскликнул:
   - Н-но, милая!
   Мы стартовали, как чемпионы авторалли, с визгом обогнули вертолетную площадку, и Подножье Горы осталось в прошлом. Если машина и вправду была оборудована системой квантового рассеивания, то орлы в зеленых галстуках должны были тревожно сорваться с насиженных мест, разыскивая упущенную добычу. Инородный предмет в кармане штанов тянул к себе, как магнит, но я решил пока повременить его вытаскивать. Все-таки мужчина тоже имеет право на личные тайны, даже в компании такой красотки.
   Как выяснилось, пока я был в гостях, Рэй не теряла времени - успела вернуть себе прежний облик, превратившись из средних лет толстушки в стройное и опасно юное создание. Была она теперь в шортиках, в кислотной маечке и теннисных туфельках. Лакомый кусочек, а никакой вам не агент-вундеркинд, и уж тем более не агент-перебежчик. Царевна-лягушка.
   Именно такой я и запомнил ее, увидев первый раз возле киоска "Твой шаркодер".
   - Ты уверена, что они нас потеряли? - спросил я.
   - А то, - произнесла моя царевна человечьим голосом.
   Сброшенная ею кожа была аккуратно разложена на заднем сиденье; я старался не оглядываться, потому что зрелище было не из приятных. Словно труп мы везли - сморщенную, остывшую, высосанную человеческую оболочку, бывшую совсем недавно симпатичной фрау Балинской. Этот жутковатый маскировочный комплект так и назывался - "оболочка". А труп старушки с седыми кудрями (незабвенная "мама"), очевидно, прятался в багажнике. Фильм ужасов. Уникальные были комплекты, если даже Эдгар с его спецами не распознали обман. И за волосы, помнится, ее дергали, и за голый бюст хватали. Принцессе оставалось только подправлять цвет глаз, навешивать на себя бусы и браслеты, чтобы полимерные стыки в глаза не бросались - и хоть в постель к Иванушке-дурачку, то бишь ко мне. "Оболочки", вероятно, были незнакомы Службе Контроля. Откуда такое техническое могущество у беглого агента? Добавим в список аппаратуру контр-слежения, "зонтики", фотохромное программирование (я вспомнил записку, привязанную к рукоятке моего чемодана)... Да и сама девочка была не промах! Начиная с нашей второй встречи на пляже, она не переставала меня удивлять, ибо это прелестное дитя все умело. Незаурядное актерское мастерство, умение изменять голос и прикус. Плюс ко всему - владение боевой суггестией... Я потрогал руку, которую вчера проткнули спицей: ранки, само собой, оставались на месте, однако боли так и не было. Не было мне больно, и все тут. Чему только их не учат в нынешних разведшколах!
   До Академии домчались за несколько минут, здесь было недалеко. Рэй одним движением поставила машину на стоянку, втиснувшись между фургоном и мотоциклом, и сказала:
   - Приехали, вылезай.
   - Давеча твой папа у меня на плече плакался, - сообщил я. - Это правда, что ты в четырнадцать лет была беременна?
   - Была, - ответила она, нахмурившись.
   - Инна просил передать, что твой сын сбежал из интерната.
   - Я знаю.
   - Может, ты сама это дело и организовала?
   - Может.
   Она сняла с крючка дамскую плетеную сумочку, и мы вылезли. Вернее, она вылезла, а я слегка задержался. Я вынул наконец из кармана бумажный комок и расправил его на колене. На чистом бланке бухгалтерской ведомости было наискось, печатными буквами написано: "ОНИ РЕШИЛИ ТЕБЯ УБИТЬ".
   - Что там? - наклонилась Рэй к окошку.
   - Любовная записка, - сказал я, снова комкая бумажку в кулаке. - Не обращай внимания, с поклонницами я сам разберусь.
   - Отстреливаться надо, - проворчала она.
   Любовная записка... Без использования гелиочувствительных чернил единственное утешение. Просто и без затей. Сначала Жилова хотели похитить, а теперь планы изменились. Жилов потерял свое значение. Обидно за него, все-таки известный человек. Или это провокация? Чья воля направила исполнительного лейтенанта Шиллинга к дому РФ, чья рука испачкала бухгалтерский бланк?
   На площади перед главными воротами было довольно много транспорта: автомобили, автобусы, мотоциклы, вертолеты, но особенно много велосипедов. Несмотря на ранний час, жизнь в Академии, как видно, кипела. Народ не спал. И в голове моей кипело. Оставим в покое неизвестного автора записки, зайдем с другого фланга: кто, собственно, решил покончить с писателем Жиловым? (Если, конечно, написанное - правда.) Кто они - эти страшные "они", так ли очевиден ответ на этот вопрос?
   Я посмотрел сквозь стекло на Рэй, тщетно борясь с приступом паранойи. Моя царевна повесила плетеную сумочку себе на плечо; она терпеливо ждала меня, старика. Я выбрался на свежий воздух, наблюдая за ней, и она что-то почувствовала, ответила мне взглядом.
   - Ты ведь у нас тоже в некотором роде Инна, - продолжил я светский разговор. - Псевдоним в честь папы? Или, наоборот, в пику папе?
   - Пошли, - хмуро сказала она, включив сторожевую систему своего "фиата". И мы пошли.
   - Кто кому пики ставит, - сказала Рэй, помолчав. - Он целую интригу провернул, когда отдавал Лорика в интернат. Знаешь, как теперь зовут мать моего сына? Согласно документам - Инна Ведовато. Дедушка записал себя вместо меня, чокнутый извращенец!
   - Ну уж, извращенец, - неодобрительно сказал я ей. - А ты, стало быть, сделаешь так, что мамой Лорика станет пышнотелая Инна Балинская. Сочувствую вам всем. Лично мне кажется, что мама Рэйчел подходит больше.
   Она вытащила из сумочки магнитную карту:
   - Держи пропуск.
   - Ого, - восхитился я, - тут пропускной режим?
   - Так точно, - сказала она, - со вчерашнего дня. Тебя оформили, как командировочного.
   - Командировочным я тоже сочувствую, - вздохнул я. - Скучно им здесь.
   - Тебе смешно, - вдруг рассердилась Рэй, - а у меня отец - бешеный, тупой солдафон.
   Я погладил ее по загривку, по вставшей дыбом шерсти.
   - Он жестоко раскаивается, дитя мое. Зато ты, по-моему, просто кукушка. Подбросить птенца кому-нибудь в гнездо, чтобы спокойно порхать по лесу - это, конечно, не тупо...
   Очнулся я на газоне. Рэй протягивала мне руку, помогая подняться; она улыбалась, у нее опять было хорошее настроение. Попался, как школяр, с досадой подумал я. Обыкновеннейший бросок через бедро, классика, самое первое действие, с какого юные спортсмены начинают осваивать любой вид борьбы. Бросок был выполнен чисто, с отменно высокой амплитудой: если бы не защитный рефлекс, то своротил бы я своими ножищами, красиво взлетевшими к небу, информационный куб со схемой парка.
   - Вам следует быть учтивее с дамой, сеньор, - назидательно произнесла девчонка.
   - Так то с дамой, - прокряхтел я, отряхиваясь. - Бешенство, по-моему, ваша фамильная черта. Это не комплимент.
   Вход был уже рядом. На фронтоне облицованного мрамором портала горела серебром надпись: "Южно-европейская академия точного знания". Портал был прямоугольным, с колоннами, а внутри были установлены турникеты, возле которых дежурил молодой парень. Белая с золотом форменная рубашка и зеленые форменные брюки выдавали в нем принадлежность к Службе Границ, и был этот пограничник мне знаком: не кто иной как он обыскивал вчерашним утром мой багаж в поисках контрабандной водки. За плечами его зачем-то висел, трудно согласуясь с остальным нарядом, небольшой плоский рюкзачок. Парень бесстрастно наблюдал за нами, никак не выдавая своего отношения к увиденной сценке.
   - Досматривать нас будете? - кротко спросил я. - Если да, начинайте с нее. - Я показал на Рэй. В маечке она смачно смотрелась.
   - Вы шутите, - констатировал пограничник, не улыбаясь. - Я вижу, у вас даже пропуск есть, товарищ Жилов, хотя вас бы и так пустили. Для людей с чувством юмора у нас зеленый коридор.
   - В нарушение порядка? - ужаснулся я. - Что вы такое говорите!
   Мы прошли сквозь турникеты, отметив магнитные карты в регистрирующем устройстве. Из большой, трехметровой высоты палатки, развернутой возле портала, нам навстречу выскочил Анджей Пшеховски. Вдали от своей необъятной Татьяны он казался настоящим мужчиной. Был он в рабочем комбинезоне, а на спине его сидела на плотных лямках точно такая же, как у пограничника, заплечная сумка.
   - Ну, и где ваш знаменитый холм? - капризно воскликнул я. - Не вижу никакого холма.
   - Пше проше, не могу подать тебе руку, - поднял Анджей испачканные в смазке конечности. - Холм - сразу за административным корпусом, шагай себе по дорожке... - Он посмотрел на Рэй и слегка поклонился. - Хотя, по-моему, ты и без моих советов справишься.
   - Долго не болтайте, мальчики, - пропела она и медленно пошла вперед.
   Я заговорщически спросил:
   - Ты ее знаешь?
   - Ее знает ректор, - неохотно ответил Анджей. - Думаю, в электродинамической лаборатории тоже хорошо знают. Моя лаборатория, если ты помнишь, оборонными темами не занимается.
   Недоверие - профессиональная болезнь оперативников, тяжко жить с этой опухолью в голове: удаляешь - вырастает снова. Не сходи с ума, классик, зло сказал я себе. "Они" - это "они", а мы - это мы. И все! Точка... Рэй, не оглядываясь, игриво махнула нам пальчиками.
   - Я вижу, у вас тут строгости, - похвалил я. - Осадное положение.
   - Ерунда, практически всех пускаем. Горожане проходят на территорию свободно, а туристам пропуск получить - раз плюнуть.
   - Вы умеете отличать одних от других? - удивился я. - Может, вы и документам верите, которые вам предъявляют?
   Какая наивность, подумал я. Узнаю своих уродцев. Подумал я также о маскировочных оболочках, оставшихся в автомобиле: чем, хотелось бы знать, местные вояки смогут ответить на подобные фокусы? Анджей растерянно поморгал.
   - Ты зря беспокоишься, Макс, - напряженным голосом сказал он, новички у нас хорошо проверяются. И вообще, проверяются все, кто нам не знаком.
   - Что значит "не знаком"? - не понял я.
   Он улыбнулся.
   - Видишь того студента? - Анджей глазами показал на моего пограничника, несущего вахту возле турникетов. - Это заочник. Феноменальная личность! Помнит в лицо и по именам всех жителей города, все двести тысяч, а также три сотни тысяч туристов, имеющих гостевые карты. Просто так мимо него не пройдешь, серьезный молодой человек.
   - Давайте ему побольше рыбы и творога, - посоветовал я. - Ты-то сам чем занят?
   - Монтируем резерв, - виновато объяснил он, - заодно тестируем контрольный комплекс. Я бы с радостью побродил тут с тобой, но...
   Но они и впрямь готовились к осаде, как бы ни убеждали своих гостей в обратном. По траве змеились кабели, сходясь к палаткам с аппаратурой; два других точно таких же шатра виднелись метрах в трехстах отсюда - по разные стороны от главного входа. Ограда опоясывала весь парк и была составлена из прозрачных экранов два на три метра, закрепленных на стойках причудливого профиля. Не знаю, как вчера, а сегодня на каждом из этих звеньев был заботливо выведен номер: начиная с цифры "1" (слева от арки), и заканчивая "2018" (справа). На стеклянных экранах была нанесена по краю тонкая, серебрящаяся на солнце металлическая полоса; в землю были врыты столбы неясного назначения, в парке расставлены мобильные мачты антенн, приготовлены баллоны на тележках; таким образом, мирное ограждение, служившее по большей части украшением Точного Знания, превратилось в надежный периметр, контролируемый в любой точке, и все это мало походило на учебную тревогу. Вдоль периметра курсировали озабоченные сотрудники, каждый с компактным рюкзачком на плечах - забавно это выглядело, так малыши на прогулке носят специальные мешочки за спиной, в которых помещается совок для песочницы и носовой платок.
   - С радостью бы, но... - беспомощно повторил Анджей, состроил зверскую гримасу и пошел, горбясь, к палатке.
   Я догнал Рэй.
   - Кое-кто не дал мне договорить, - напомнил я, морально готовый в любую секунду снова оказаться на земле. Впрочем, теперь мы еще посмотрим, кто кого. Моя рука как бы сама собой легла девочке на плечо: она изучила внимательным взглядом эту мою руку, а я ждал, я всем сердцем хотел очередной хулиганской выходки... однако ничего не случилось.
   - Нельзя грубить старикам, - продолжал я, потирая ушибленный бок. Тоже мне, сосуд невинности, достойное дитя своего папаши. У Инны, по слухам, с твоими дедушкой и бабушкой был один сплошной конфликт, который, как я вижу, выродился в конфликт с собственной дочерью. А мне вот любопытно: какое будущее ты хотела бы для его внука?
   - Чтоб был подальше от людей, - ответила она, не задумываясь.
   - Сделаем. - Я засмеялся.
   Рэй остановилась и странно посмотрела на меня.
   - Не забудь, ты обещал.
   Мы двинулись дальше. Разговор неожиданно оказался серьезным; что ж, тем лучше. Я осведомился:
   - Ты веришь, что есть на свете машинка, которая изменяет реальность уже не в твоей голове, а вокруг тебя?
   - Метажмурь, - она усмехнулась. - Суперблокада. Единственная и настоящая игрушка Эдгара Шугарбуша. Он так печется о чистоте человеческой истории, что хочешь не хочешь, а задумаешься, зачем ему эта штука нужна на самом деле.
   - Я спросил не про Эдгара Шугарбуша, - терпеливо сказал я. - Давай не будем терять смысл.
   - Давай, - энергично откликнулась Рэй. - Мне тоже не нравится словечко "суперблокада" Совершенная бессмыслица, вроде "супермена". Возьмем, к примеру, Жилова, который вот уже сутки ведет себя аккурат как супермен, и все-то у него при этом получается. Хотя отродясь он таким не был! И вообще, сам он всей душой ненавидит таких жлобов и хамов, мы-то с вами это хорошо знаем. Где здесь смысл?
   Смысла не было. Меня на миг повело - как давеча на пляже. Потому что я давно уже думал о том, о чем сейчас услышал, потому что дурацкое чувство сделанности, фальшивой яркости вчерашних дня и ночи, становилось с каждым часом все болезненнее.
   - Мне кажется, Максюша, кто-то сильно захотел увидеть тебя таким, ответила ведьмочка на свой же вопрос. - А тебе как кажется?
   - Так вот для чего понадобилась комедия на пляже! - сообразил я. - Для того, чтобы сейчас сказать мне все это. Вы пытаетесь свести меня с ума, синьорина?
   - Почему комедия? Рука болит, нет? Так что думай.
   - Думать - тяжелая работа, - пожаловался я. - Мы ведь не про мою руку говорим. Про жмурь. Думать и говорить про жмурь - каторжный труд. В "Кругах рая" я уже высказался по этому поводу до конца, и вдруг появляешься ты, чтобы посеять в моей голове новый сорняк. На взморье, во время нашего бредового разговора, разве не снимали вы с меня рефлексограмму? Разве не для того возник жуткий образ заброшенного дома, из которого я так и не смог вылезти, чтобы проконтролировать в этот момент мои нейрохимические процессы? Я понимаю, вам нужно было знать, полностью ли отпустил меня психоблокатор. Но все-таки интересно: какой датчик ты ввела мне при помощи спицы?
   - Блеск! - восхитилась она. - Абсурд пожирает своих детей.
   - Тест, надеюсь, пройден?
   - Тест? Удобная версия. У тебя хорошая психологическая защита, Максюша.
   - Если на взморье был не тест, то что? - разозлился я.
   Рэй, прищурившись, посмотрела на небо.
   - Абсурд - это форма доказательства, - неторопливо произнесла она. Это способ заставить человека взглянуть на все иначе, в том числе на что-нибудь действительно важное. А что для Жилова в этом мире важнее жмури? Жилов столько слов, пардон, затупил, чтобы счистить с мира коросту благодушия. Если вдруг выяснится, что причину наших бед он перепутал со следствием, как ему, горемыке, перестроиться?
   - Абсурд крепчал, - объявил я. - Глупо врете. Крутитесь, как змея на сковородке, позор.
   Она невозмутимо продолжила:
   - Согласно придуманной тобой легенде, жмурь распространилась благодаря неудержимой тяге людей увидеть свои фантазии воплощенными в жизнь. Человек, каким бы ничтожным он ни был, желает быть творцом - и в этом, по-твоему, главная наша беда, это самое уязвимое наше место. А теперь перевернем твою мысль, как песочные часы. Даже если жмурь была изобретена конкретным человеком, а не возникла из ничего, даже если ее широкому распространению поспособствовали банды менял, все равно изначально был кто-то, кто захотел, чтобы эта штука появилась и широко распространилась. Сначала было чье-то желание, а только потом началось движение, представляющее собой цепочку случайных событий. По такому закону все в мире и движется, к твоему сведению. Кем нужно быть, чтобы любое твое желание исполнялось?
   - Супругой председателя земельного Совета? - подсказал я.
   - Творцом, - возразила она. - Вот мы и вернулись к началу.
   Смеяться? Плакать? Я вовсе не был уверен, что мне врут; абсурд крепчал - единственно в этом я был уверен. Поэтому спросил напрямик:
   - Кто откопал сокровище на астероиде?
   - И первую, и вторую Букву нашел тот, кого ты знаешь гораздо лучше меня. Доставил находку на Землю другой человек.
   - Что значит - и первую, и вторую?! - возмутился я. - Разве один из артефактов уже не был на Земле?
   - Оба были на астероиде, - сказала Рэй.
   - Тогда как здесь оказался "Новый Теотиуакан" с его плазменными сгущателями?
   - "Новый Теотиуакан", насколько мне известно, это парочка сумасшедших, вовлекших в свое безумие несколько наемников. Несчастные люди. Все они перепутали свою и чужую реальность.
   Я подумал и спросил:
   - На каком из астероидов?
   - Тебе название? - усмехнулась она. - Элементы орбиты и регистрационный номер? Лететь туда собрался?
   - Это мысль, - сказал я.
   - Третьей Буквы, из-за которой весь сыр-бор, там нет. Если б было так просто.
   - Ах, вот в чем дело. Буква под номером три.
   - Да, все дело в ней.
   - Твой Покойник, надеюсь, знает, где искать третью?
   - Никогда не спрашивала.
   - А при чем здесь жмурь?
   - Совершенно ни при чем. - Рэй ускорила шаг. - Вот, кстати, и холм, добро пожаловать.
   - Это - холм? - сказал я, потрясенный.
   Мы пришли. Обогнув административный корпус, мы оказались на просторной, яркой лужайке, к которой стекались аллеи и дорожки парка. Прямо за деревьями прятался кампус (ряды двухэтажных домиков), по левую руку располагались учебные и лабораторные корпуса, доходившие до самых Райских Кущ (это тоже всего лишь парк - центральный городской), а справа, метрах в двухстах, громоздились руины древнего Замка Колдуна, поставленного еще Конрадом де Молина.