Страница:
А вот и Тропа Иллюзий, главное звено Райских Кущ - сомнительное наследие прежних времен. Бесконечный ряд кабинок, как одноместных, так и коллективных. Говорят, репертуар иллюзий с тех пор кардинально изменился, и теперь, можно предположить, здесь преобладает героико-познавательная и растительная тематика. На мгновение притормаживаю, потому что вижу целую рощицу, составленную из столбиков общественных телефонов. Это первые телефоны, встреченные мной за последние полчаса. Есть ли у меня возможность позвонить? Один-единственный звонок. Ужасно хочется. Наплевать на то, что я - жалкий беглец, на то, что я - гонимый зверь, у которого земля горит под ногами... Иллюзия - значит обман. Я осматриваюсь, готовый к любому подвоху, ибо с этого оазиса обмана станется.
Посетителей в парке практически нет, распугали нынче всех посетителей. Аварийные громкоговорители на деревьях призывают к спокойствию и уверяют, что все худшее позади. Забытое Убежище метрах в двухстах окружено плотным заслоном пожарных машин...
Забытое Убежище горит. Приземистое строение, поставленное над шахтой и выполненное в форме бетонного куба - все в страшных трещинах, как только держится; вместо крыши - рваный разлом, из которого поднимается к небу пепельно-серый столб дыма. Ветра сегодня нет, погода ясная, так что дым упирается в самую небесную твердь, сворачиваясь в исполинский гриб. Вулкан перед извержением. Впрочем, нет, извержение уже погашено и, судя по всему, я наблюдаю жалкие остатки пожара. Работают пожарные вертолеты, работает спецтехника, всхлипывают помпы, звучат зычные команды.
В районе Академии так же отлично видна суета: голосят сирены и громкоговорители, снуют вертолеты, там тоже дым, дым, дым. Академия горит, как и Забытое Убежище. Я стремительно трезвею. Чрезвычайная ситуация иногда располагает к трезвости, и сейчас как раз тот случай.
Человек в белом халате подбегает ко мне и встревожено спрашивает:
- С вами все в порядке?
Под халатом - рабочая куртка. Я вздрагиваю, заметив это. Интересно, думаю я, есть ли на куртке нашивка "АХЧ"? И не будет ли мне теперь повсюду Анджей мерещиться?
- Спасибо, друг, - говорю я ему, - помощь не нужна. Объясни-ка лучше, если не трудно, что стряслось?
Он окидывает меня недоверчивым взглядом. Он явно не знает, что ему делать. Стоит перед ним типичный, классический пострадавший, которому конечно же нужна помощь и с которым конечно же полный непорядок, однако не станешь же принимать меры насильно? Как я устал от дураков, мысленно вздыхает этот симпатичный человек.
- Взорвали денежное хранилище, - отвечает он на мой вопрос. - Оно под землей было.
И больше я ни о чем его не спрашиваю.
Я не спрашиваю, кто взорвал, я не спрашиваю, есть ли жертвы. Я знаю ответ. Стас, думаю я, зачем? Осел ты упрямый, почему прогнал нас всех, почему не дал остановить себя?
- Будем теперь учиться жить без денег, - произносит человек со щемящей душу тоской. Да ведь ему самому плохо, понимаю я, ему самому нужна срочная помощь!.. Но призрак погони вновь поднимается над деревьями. Уши мои ловят далекое возбужденное перекрикивание, и тогда я прекращаю играть с удачей "в ножички", - я бегу в сторону моря, перелезаю через кованую ограду...
И лишь на набережной (отдалившись километра на два, купив в первом же магазинчике обувь и новую одежду), лишь убедившись, что моей свободе ничто больше не угрожает, я позволяю себе воспользоваться телефоном.
Дважды за эти дни я порывался позвонить, и оба раза удерживал себя! Дважды я собирался позвонить, чтобы отказаться от сделанного мне предложения. Ох, как же хотелось мне отказаться, и как же быстро все изменилось... Я набираю местный номер. Слышу длинный сигнал. Это связной телефон, промежуточный, на самом деле звонок будет по междугороднему. Перед поездкой, когда мне объясняли, каким образом надлежит выходить на связь из этой страны, я смеялся им в лицо. Что за детская конспирация, что за игрушки? Зря смеялся. Тот факт, что конспирация вовсе не игрушечная, и в особенности то, что товарищи на другом конце телефонного провода заранее подготовились к катастрофе, наводит на печальные мысли...
Обдумаем эти мысли позже. После первого же сигнала срабатывает автоматический коммутатор, слышны новые гудки.
- Постель товарища директора, - отвечает мне дама. Голос исключительной проникающей силы, мурашки бегут по коже.
- Отлично! Передайте трубочку самому.
- Перезвоните в ванную, - любезно советует она.
Женщина не говорит, а мяукает. Есть такие - с врожденным умением дразнить мужчину, оставаясь при этом совершенно недоступными. Или это профессиональный навык всех секретарш?
- Пардон, милая, не знаю номера, - теряюсь я.
- Тогда вам придется говорить со мной. Номер ванной строго засекречен.
Они там развлекаются. Кто только сегодня не развлекается, одному мне почему-то это не в радость.
- Вы меня узнали? - прекращаю я издевательство над здравым смыслом.
Там меня, КОНЕЧНО, узнали. Они же там видят, откуда звонок, потому и позволяют себе шутить с собеседником, который, по общему мнению, обладает чувством юмора. По абсолютно ошибочному, кстати, мнению. Один вот тоже шутил да шутил под ножом гильотины, и чем дело кончилось?
Секретарша сразу меняет тон. Теперь она - сама корректность.
- Очень рады вас слышать.
- Я решил подписать договор.
- О'кей. Директор ждал ваше решение.
- В связи с этим, - развиваю я тему, - у меня есть вопрос. Вам что-нибудь известно про издательство "Масс-турбо"?
- Тут мне подсказывают, - смеется секретарша, - что ваше слово крепче всякого договора. Подождите минуту, сейчас все выясним...
Мое слово. Черт побери! В каком смысле - "слово"? Я убеждаю себя не делать глупостей, я держу себя в руках. Это что, нечаянная оговорка? Или это был прямой намек, который следует включить в круг тревожных симптомов?
Ждать приходится недолго.
- Хэлло, вы слушаете?
- А куда я денусь?
- "Масс-турбо" - это дочерняя компания группы "Луч", - докладывают мне. - Продукцию под лейблом Венеры и Марса они выпускают легально. Ситуация с их издательской деятельностью не вполне ясная, поскольку, во-первых, группа "Луч" - это на самом деле...
- Я знаю, что такое "Луч", - говорю я. - Мне ли не знать?
- Во-вторых, "Масс-турбо" как работало с мизерными тиражами, так и продолжает в том же духе, несмотря на большую потребность рынка. В торговлю они свою продукцию не пускают, сотрудничают только с ограниченным кругом прокатчиков и с подпольными дилерами. Короче, на издательство они похожи меньше всего.
- Спасибо за информацию.
- Еще проблемы? - интимно интересуется дама, словно некое предложение делает.
- Если откровенно, не люблю я дочерних компаний, с сыновними как-то проще, - отвечаю я. - Совесть потом не так мучает. Поцелуйте от меня вашего директора.
- С детьми вообще неприятно воевать. Кстати, от поцелуев дети и бывают. Вы звоните нам, не стесняйтесь... - это последнее, что я слышу, прежде чем даю отбой.
Некоторое время я тупо стою возле телефона, ни о чем особенном не думая. Вряд ли я им еще позвоню, по крайне мере, из этой страны. Я знаю, что за клоака носит название "Луч". А также я знаю, куда мне теперь идти. Хватит быть дичью, хватит! Мы еще посмотрим, господа, кто на кого охотится.
Все семь последних лет отставной агент Жилов внушал себе спасительную формулу покоя: "Хорошо все-таки, что я писатель...", - надеясь когда-нибудь поверить в нее. Так не пришло ли время отказаться от этого аутотренинга? Не пора ли Жилову перестать быть писателем?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Городская скульптура перед отелем была взорвана.
"Идеал" работы Смарагды Бриг превратился в... да ни во что он не превратился, - не существовало отныне современной куклы для взрослых, вот и все метаморфозы! Управляемый фугас. Роскошной каменной скамьи так же не существовало. Центр площади был оцеплен полицией, вялые работяги закапывали воронку, другие бродили по парку, собирая осколки, - зачем они это делали, кому теперь нужно расчлененное тело атлета? Фигура, оказывается, была бетонной с металлическим каркасом внутри, а снаружи была покрыта полимерной пленкой телесного цвета. Надо же, я-то думал - это целиком пластик. Собранные фрагменты полицейские бросали в общую кучу. И вокруг этого цирка расселись на скамеечках и на травке молчаливые зрители.
Зеваки, как ни странно, были еще более вялыми, чем полицейские. Почти никто не стоял, каждый был сам по себе, а редкие пешеходы вообще не обращали внимания на изменившийся пейзаж. Никаких вам рыданий или, наоборот, восторженных всхлипов на тему: "Я видел, видел!.." Да и в городе было на удивление спокойно, ни малейших следов паники или массового возбуждения. Чрезвычайная ситуация была строго ограничена районом Академии и, частично, Райскими Кущами. Не скупали продукты, не громили магазины, не разыскивали родственников, не удирали на автомобилях, не предлагали состояние за лишнее место в вертолете. Одно сплошное созерцание. Лишь уничтоженный "Идеал", пусть и был он местного значения, хоть как-то разбудил это сонное царство.
Возносясь по змеящимся улочкам к сердцу города, воображая себя снарядом, пущенным в цель рукой богини Немезиды, разве мог я мечтать о таком вот сюрпризе...
А чего ты ждал, спросил я себя. Торжественной встречи? Ты нахально поднялся по Приморскому спуску - у всех на глазах! - и объявился на площади. Ты расслаблен и ничего не боишься, держа для невидимых охотников фигу в кармане. Потому что ты - догадался... Ох, как мерзко. Если честно, не расслаблен я был, а почти раздавлен своей внезапной догадкой. Не будет мне торжественной встречи, с каким бы страхом и азартным ожиданием я к ней ни готовился! Когда с легкостью уходишь от засад, которых не существует, когда просчитываешь ходы за дураков и негодяев, но вдруг понимаешь, что никто за тобой не гонится, потому что главный дурак - ты сам, становится стыдно. Но это можно пережить. Когда же видишь, сколько людей пострадало от твоей старческой несостоятельности - теряешь смысл жизни... Как я сразу не допер, насколько грубо меня использовали? И не надо, не надо теперь лепетать про концерн "Луч"! Всякому овощу свое время. Пока ты гонялся за убийцами цветочницы, Жилов, пока ты ломал голову над загадкой "Масс-турбо", тебя просто использовали... Ау, Гончар, где ты? Помоги мне вернуть смысл жизни, лекарь...
Может, взорванный манекен даст Жилову силы жить дальше?
Обогнув левое крыло гостиницы, я остановился на углу, под козырьком здания. Здесь же в тенечке дремал в раскладном кресле пожилой абориген, перед которым стояли большие диагностические весы. Человек, очевидно, работал. Только клиентов у него что-то не наблюдалось.
- И кого благодарить? - сказал я, глядя на воронку от взрыва.
- Простите? - оборотил ко мне лицо владелец весов. Лицо у него было обвисшее, унылое. Этому-то чего унывать? Такое представление перед его глазами разыгралось! Я подошел ближе и сварливо молвил:
- Подумаешь, голый! Красная рубаха была? Значит, все культурно. Кому помешало, что дядя просто сидит и смотрит в недоступную даль?
- Ах, вы о скульптуре, - разочарованно сказал он.
- Секта монархистов встала из могилы? - спросил я. - Кого нам благодарить за развлечение?
Уничтоженного истукана было немного жаль, успел я привыкнуть к нему. И вообще, произведение искусства, как-никак.
- Что вы, какие монархисты? - апатично возразил незнакомец. - Их было двое. Один - в игрушечной маске, другой - с забинтованной головой. Голову забинтовал, шакал, чтоб морду не запомнили.
Он меня не узнал. Пожилой-то пожилой, но молодящийся, как и все они тут. Каждый день сидит на площади, смотрит на скульптуру и - не узнал меня. Наверное, это к счастью... А вот бинтоваться в целях маскировки - чушь, кинокомиксы. Ну-ка, кто у нас числится в пострадавших, кому давеча по голове перепало?
- Первый злодей, случаем, не в маске черепа был? - спросил я.
- Да-да, - ничуть не удивился владелец весов. - Так вы их тоже видели? Расскажите полиции, а то они ко мне, по-моему, не собираются подходить. Думают, я сам ради них задницу от стула оторву... - Он секунду помолчал. А лабрадор жалко.
- Какой Лабрадор? - испугался я. - Полуостров?
- Скамейка была из лабрадорита. Ценный минерал. Мой зять как раз занимался его доставкой откуда-то с севера. Вы знаете, что этот камень применяется в целях защиты от магии? Анекдот. От магии защищает, а от тротила - нет... Взвеситься не желаете?
- Почему нет? - сказал я и сел на весы.
Он включил анализатор и вдруг спросил:
- Вы, кажется, были в городе, да? Это правда, что террористы взорвали Национальный Банк?
- В Национальный Банк я сегодня не заходил, - уклончиво ответил я. Повезло.
- Говорят, все деньги сгорели, - сказал абориген.
- Ну, не все, - сказал я. - У вас же есть при себе портмоне? Не пустое, я вижу.
Он посмотрел на свое портмоне и покачал головой, кисло улыбнувшись:
- Вы молодец, хорошо держитесь. Я тоже стараюсь себя как-то поддержать, но...
Он закашлялся, махая на меня рукой. Вот тебе и молодящийся, подумал я, вот тебе и апологет вечного здоровья. Или он не умеет видеть цветные сны? Из прорези печатающего устройства ползла распечатка с моими данными, но я не стал ее разглядывать, я слез, положил на сиденье сразу десять динар и пошел вдоль стеклянной стены к главному входу отеля.
Стена была испачкана свежей рукотворной надписью, сделанной при помощи красящего баллончика. Здоровенные, корявые, неряшливые буквы. Цвета артериальной крови. Всего лишь одно слово: "ПЛАЗА". Кому-то, надо понимать, обрыдла горящая наверху "ВИТА", кто-то решил вернуть отелю исконное имя крик души, надо понимать. "Слово из пяти букв, пишется на стенах, начинается на "п"..."
Пафос, Жилов (вот тебе еще слово из пяти букв!). Все это пафос. Где пересеклись интересы тайных хозяев "Луча" и умельцев из "Масс-турбо" - вот о чем пора бы поразмыслить! Формально группа "Луч" - могучая медийная корпорация, монстр. Настоящая империя комиксов - с отработанной технологией идиотизации всего и вся. До сих пор они старались держать лицо, обходя стороной проблематику Венеры и Марса, так что же вдруг случилось? Невидимых кукловодов на остренькое потянуло? Или за респектабельной ширмой происходит нечто куда более серьезное? Технологию идиотизации доводят до логического завершения, превращая культурный феномен в биологический... Нет, не будем пугать себя раньше времени.
У дверей стояли Вячеславин со Стайковым.
- Явление, - буркнул Иван, взглянув мимо меня. - Каменный Максим восстает из крошева.
- Добрый вечер, - сказал воспитанный Лазар.
Они дружно глазели на площадь. Останки скульптуры лежали прямо перед нами, метрах в пятидесяти - подходи и рыдай, распластавшись на изуродованном теле.
- А ты кстати, - сказал Вячеславин. - Вот. На.
Он, не поворачивая головы, сунул мне в руки заклеенную коробку.
- Что это?
- Посылка товарищу Максу от товарища Дмитрия.
- Вы были у РФ? - спросил я, разглядывая нежданную почту. К коробке было подшито письмо. Меня вдруг одолели нехорошие предчувствия.
Вячеславин ничего мне больше не сказал. Ответил Стайков:
- Дмитрия Дмитриевича мы не видели, посылку нам передала домработница. Потом мы снова были в яхт-клубе, у госпожи Смарагды... - он тяжело вздохнул. - Все, у кого могло быть опохмелово, срочно ушли в море. Испугались, что полицейская операция их тоже коснется.
- Сам ты "опохмелово", - вскинулся Вячеславин. - Знаток русской словесности.
Мне очень хотелось вскрыть посылку или хотя бы письмо, но есть на свете вещи, которые нельзя себе позволять на людях.
- Пострадавших много? - спросил я, показав рукой на площадь.
А ведь это самое важное, поразился я. Почему я сразу не задал этот вопрос? Что же со мной творится, подумал я с тревогой, что с нами со всеми творится?
- Только оглушенные, - оживился Стайков. - Народу было мало. Больше всех пострадали те, кто купался в бассейне, потому что кто-то с испугу сильно испортил воду. Знаете, Максим, как дело было? Одну пилюлю гектона засунули под сиденье, ровно под зад, и металлическими экранчиками прикрыли, вторую пилюлю - под другой конец скамейки. Оба заряда сработали синхронно. Радиус опасной зоны при такой схеме - не более десяти метров, так что никого не ранило.
Он был автором криминальных бестселлеров, знал толк в подобных вещах.
- У, какая осведомленность? - восхитился я. - Говорят, террористов было двое...
- Это не мы, - быстро сказал Вячеславин и принялся с ожесточением ковырять асфальт носком туфли. - Нас опередили.
- Я с полицейскими общался, - пояснил Стайков, не обращая внимания на болтуна. - Они меня успокоили, что воду в бассейне уже сменили.
Популярный автор нес сущую банальщину, картина взрыва и так была ясна до полной прозрачности. Достаточно двухсот-трехсот грамм тротила или, соответственно, пары таблеток гектона. Направленный взрыв. Обломки летят все в одну сторону, роем, падают кучно, а зона поражения и впрямь невелика. Взрывать памятники вообще совершенно безопасно для окружающих, единственное неудобство - никогда не знаешь, в какую, собственно, сторону полетит каменный рой...
- Кто-то перетряс наши номера, - сменил Лазар тему. - Пока мы к госпоже Смарагде ходили. За ОПОХМЕЛОВЫМ, - добавил он со злым упрямством.
- Фамилия такая, - покивал я.
Вячеславин дернул щекой.
- Мелкий ты и мстительный, - сказал он Стайкову. - Как габровец.
- А ты дурак и националист! - неожиданно закричал тот. - Сколько можно бездарно шутить? Я же не посылаю тебя в вашу Жмеринку!
- Эй, друзья, друзья, - сказал я им. - Чьи номера трясли?
Стайков успокоился.
- Всех писателей, проживающих в "Вите". Ваш - в том числе. Мы написали несколько писем в авторитетные международные организации. Вы подпишите, Максим?
Светский Лазар был сегодня на взводе и не собирался этого скрывать. Он бросал на меня быстрые взгляды, словно шторки приоткрывал, и в эти мгновения кипящий металл вспыхивал в его глазах; а Вячеславин, хороший друг и собутыльник, всегда гордившийся своей несдержанностью, наоборот, за время разговора ни разу даже не взглянул на меня.
- Подпишу, - согласился я. - Каких только глупостей я в своей жизни не подписывал. Сейчас вот это патлатое существо объяснит, чего оно рыло от меня воротит, и я тут же достану остро заточенное перо... (Что-то лопнуло во мне, поперла наружу дрянь словесная - от усталости, от безвыходности, от того, что все вокруг развлекаются, а мне почему-то нельзя). - Я что, Ваня, пахну как-то не так? - осведомился я, силой развернув Вячеславина к себе лицом.
- Правда ли, - звонко сказал он, - что тебе подарили бутыль самогона и ты ее разбил?
Я взял его под мышки и затанцевал с ним вальс.
- Пять литров горилки, - пропел я. - Вдре-без-ги.
- Нарочно? - спросил он, заранее зная ответ.
- Ну не понравилось мне, сивухой воняло.
Он вырвался. Он встал передо мной, красный и потный.
- Ты мне больше не друг, Жилов, - объявил он.
- Послушай, Опохмелов, - сказал я ему. - На обиженных воду возят. А также кладут их под нары. Тоже мне, центр мира. Гора Кайлас. Ты хотел правды? Вот она: это была не горилка, а ракша, непальский самогон из риса.
- Я тебе больше руки не подам, Жилов, - ровным голосом сказал Вячеславин и отвернулся.
- А как насчет вас, Елизарус? - шагнул я к Стайкову. - Я ухожу. Вы не откажете мне в рукопожатии?
Тот посмотрел на протянутую ему ладонь и откровенно растерялся. Рафинированный, пастеризованный и дистиллированный Стайков не находил нужных слов! Сказал бы прямо: ты грязен, Жилов. Пусть ты и птица высокого полета, Жилов, но зачем в собственном гнезде-то гадить?.. Просто скулы сводило от неловкости за них обоих. И ответить мне было нечем. И тогда я пнул ногой крутящиеся двери, ведущие в холл... Лазар Стайков все знает про взрывчатку, думал я, именно это нравится читателям в его книгах. Иван Вячеславин разбирается в человеческих душах, хоть и верит в плохого Бога, именно это нравится критикам. Незаурядные люди. Люди, на которых не обижаются. Есть, знаете ли, такие люди - на которых не обижаются...
В холле гостиницы, укрывшись в одной из свободных зон отдыха, я наконец-то смог заняться посылкой от Учителя. Сначала вскрыл конверт с письмом.
"Максимушка, Вы забыли у меня электронный блокнот и дополнительное запоминающее устройство. Вероятно, все это нужно Вам для работы. А фотокарандаш к блокноту поищите у себя в карманах, у меня его не было. ДД". Постскриптум: "Я не знал, что выпускаются запоминающие устройства на триллион страниц".
Забыл - это понятно, подумал я. Нужно для работы... Но почему электронный блокнот? Разве блокнот я забыл у Дим Димыча на его письменном столе? Да еще в комплекте с запоминающим устройством на триллион страниц... Учитель тоже не видел?
Ох, как не вовремя появилась на сцене эта посылка...
Освобождать коробку от пергамента было не обязательно: и так ясно, что внутри. Я нашел взглядом бар - и пространство послушно свернулось под моими ногами. В холле работал объемник, большущая стеклянная тумба до потолка, вокруг него расставлены были плетеные диванчики, вытащенные из ближайших зон отдыха, и все люди, находившиеся сейчас на первом этаже, скопились здесь. Кому не хватило сидячих мест, те безропотно стояли. Люди не переговаривались, не обменивались мнениям - молча смотрели и слушали. Разгромлено гнездо фальшивомонетчиков, вещал первый европейский канал. Полицейская операция проводилась совместно Интерполом и Службой Контроля ООН. Подпольная организация была в буквальном смысле подпольной: обнаружен настоящий подземный городок с развитой инфраструктурой, созданный на территории Академии при небескорыстном попустительстве ректората и прямом участии большого числа сотрудников и студентов. Фальшивомонетчики имели наглость подделывать все основные мировые валюты, и они же с неясными пока целями совершили вчерашний налет на этнографический центр "Новый Теотиуакан", во время которого погибло девять мирных ученых из Латинской Америки. Убийцы, варвары, нелюди. Степень вовлеченности преподавателей и инженеров Академии еще выясняется, но главарь банды уже известен: некто Станислав Скребутан, занимавший видный пост в Правительстве...
- Почему вы смотрите Европу, а не местное вещание, - шепотом поинтересовался я у менеджера, бессильно привалившегося к мозаичному панно.
- Потому что ни одна наша станция не работает, - был мне ответ, - ни телевизионная, ни радио.
Дикторы стеснялись своих же слов: по-моему, они понимали, какую лапшу их вынуждают вешать зрителям на уши. Вот образцы поддельных валют, показывала камера, вот остатки оборудования, уцелевшие после пожара. Преступники пытались уничтожить улики, но, как мы видим, в полной мере им это не удалось. Взрыв тайного денежного хранилища был организован и осуществлен лично главарем, который, по непроверенной информации, погиб в огне. Сохранилась видеозапись, сделанная перед самым взрывом, и сотрудники Службы Контроля обещали в скором времени предоставить ее прессе...
Подавив рвотный рефлекс, я зарулил в нишу, где располагался бар. От таких новостей хотелось и впрямь немедленно под душ, отмыться. А здесь было пусто: всех потенциальных клиентов переманили видеоновости; впрочем, нет, кто-то с бокалом в руке лениво качался вверх-вниз на табурете возле стойки. "В целом полицейская операция прошла в мягком режиме, - неслось мне вслед. - Жертв нет, никто серьезно не пострадал..." Никто не пострадал, никто не пострадал - какое длинное эхо. Что тебе еще надо, Жилов? Жертв нет! Поверь в это и утешься... Бармен был тот же, что и ночью, - большая удача! Человек просто горел на работе, совсем не жалел себя, пчелка трудолюбивая. И опять он проповедовал, ревнитель трезвости и чистых кишок.
- Человек рождается здоровым, все болезни приходят к нему через рот, втолковывал он единственному посетителю. - Гиппократ сказал!
Новообращенный слушатель употреблял кислородный коктейль с помощью серебряной ложечки. Внутри стеклянной стойки плавали молчаливые рыбки тоже слушали.
- Едим для того, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть! - с ходу возгласил я. - Это Сократ. Чем языком болтать, сотворите мне кислородный коктейль, мастер, да смотрите, чтоб был лучший в городе.
Бармен обнаружил меня слишком поздно, не успел придумать, как ему реагировать. Не ждал он моего появления, вот в чем была его проблема. Механическим движением он вытащил из холодильника яйцо и спросил:
- Вам с каким наполнителем?
- С морозным воздухом, - заказал я. - Зимой гадюки сладко спят.
Присаживаться я не спешил, остался на ногах, а посылку от РФ положил на свободный табурет. Мой сосед повернулся вместе с коктейлем:
- Хорошо вы сказали - про гадюк. Я тоже не смог это шипение вынести, потому и удрал оттуда, - он ткнул ложечкой в сторону объемника. - Как вы думаете, это правда, что хранилище с деньгами сгорело?
Он спросил меня почти теми же словами, что и старик на площади, и с той же точно интонацией. Оба они еще на что-то надеялись.
- Правда, - ответил я.
- И что теперь? - с отчаянием произнес он.
- А что теперь! - беспечно сказал я. - Выпустят новые деньги, в чем вопрос?
Лишняя пара ушей и глаз были мне совершенно ни к чему, значит, следовало побыстрее от них избавиться. Бармен между тем разбил яйцо, отделил белок от желтка, принялся колдовать над своим аппаратом, - он все делал механически, бросая пугливые взгляды то на нас, то на людей в холле. Бармен тоже на что-то надеялся.
Посетителей в парке практически нет, распугали нынче всех посетителей. Аварийные громкоговорители на деревьях призывают к спокойствию и уверяют, что все худшее позади. Забытое Убежище метрах в двухстах окружено плотным заслоном пожарных машин...
Забытое Убежище горит. Приземистое строение, поставленное над шахтой и выполненное в форме бетонного куба - все в страшных трещинах, как только держится; вместо крыши - рваный разлом, из которого поднимается к небу пепельно-серый столб дыма. Ветра сегодня нет, погода ясная, так что дым упирается в самую небесную твердь, сворачиваясь в исполинский гриб. Вулкан перед извержением. Впрочем, нет, извержение уже погашено и, судя по всему, я наблюдаю жалкие остатки пожара. Работают пожарные вертолеты, работает спецтехника, всхлипывают помпы, звучат зычные команды.
В районе Академии так же отлично видна суета: голосят сирены и громкоговорители, снуют вертолеты, там тоже дым, дым, дым. Академия горит, как и Забытое Убежище. Я стремительно трезвею. Чрезвычайная ситуация иногда располагает к трезвости, и сейчас как раз тот случай.
Человек в белом халате подбегает ко мне и встревожено спрашивает:
- С вами все в порядке?
Под халатом - рабочая куртка. Я вздрагиваю, заметив это. Интересно, думаю я, есть ли на куртке нашивка "АХЧ"? И не будет ли мне теперь повсюду Анджей мерещиться?
- Спасибо, друг, - говорю я ему, - помощь не нужна. Объясни-ка лучше, если не трудно, что стряслось?
Он окидывает меня недоверчивым взглядом. Он явно не знает, что ему делать. Стоит перед ним типичный, классический пострадавший, которому конечно же нужна помощь и с которым конечно же полный непорядок, однако не станешь же принимать меры насильно? Как я устал от дураков, мысленно вздыхает этот симпатичный человек.
- Взорвали денежное хранилище, - отвечает он на мой вопрос. - Оно под землей было.
И больше я ни о чем его не спрашиваю.
Я не спрашиваю, кто взорвал, я не спрашиваю, есть ли жертвы. Я знаю ответ. Стас, думаю я, зачем? Осел ты упрямый, почему прогнал нас всех, почему не дал остановить себя?
- Будем теперь учиться жить без денег, - произносит человек со щемящей душу тоской. Да ведь ему самому плохо, понимаю я, ему самому нужна срочная помощь!.. Но призрак погони вновь поднимается над деревьями. Уши мои ловят далекое возбужденное перекрикивание, и тогда я прекращаю играть с удачей "в ножички", - я бегу в сторону моря, перелезаю через кованую ограду...
И лишь на набережной (отдалившись километра на два, купив в первом же магазинчике обувь и новую одежду), лишь убедившись, что моей свободе ничто больше не угрожает, я позволяю себе воспользоваться телефоном.
Дважды за эти дни я порывался позвонить, и оба раза удерживал себя! Дважды я собирался позвонить, чтобы отказаться от сделанного мне предложения. Ох, как же хотелось мне отказаться, и как же быстро все изменилось... Я набираю местный номер. Слышу длинный сигнал. Это связной телефон, промежуточный, на самом деле звонок будет по междугороднему. Перед поездкой, когда мне объясняли, каким образом надлежит выходить на связь из этой страны, я смеялся им в лицо. Что за детская конспирация, что за игрушки? Зря смеялся. Тот факт, что конспирация вовсе не игрушечная, и в особенности то, что товарищи на другом конце телефонного провода заранее подготовились к катастрофе, наводит на печальные мысли...
Обдумаем эти мысли позже. После первого же сигнала срабатывает автоматический коммутатор, слышны новые гудки.
- Постель товарища директора, - отвечает мне дама. Голос исключительной проникающей силы, мурашки бегут по коже.
- Отлично! Передайте трубочку самому.
- Перезвоните в ванную, - любезно советует она.
Женщина не говорит, а мяукает. Есть такие - с врожденным умением дразнить мужчину, оставаясь при этом совершенно недоступными. Или это профессиональный навык всех секретарш?
- Пардон, милая, не знаю номера, - теряюсь я.
- Тогда вам придется говорить со мной. Номер ванной строго засекречен.
Они там развлекаются. Кто только сегодня не развлекается, одному мне почему-то это не в радость.
- Вы меня узнали? - прекращаю я издевательство над здравым смыслом.
Там меня, КОНЕЧНО, узнали. Они же там видят, откуда звонок, потому и позволяют себе шутить с собеседником, который, по общему мнению, обладает чувством юмора. По абсолютно ошибочному, кстати, мнению. Один вот тоже шутил да шутил под ножом гильотины, и чем дело кончилось?
Секретарша сразу меняет тон. Теперь она - сама корректность.
- Очень рады вас слышать.
- Я решил подписать договор.
- О'кей. Директор ждал ваше решение.
- В связи с этим, - развиваю я тему, - у меня есть вопрос. Вам что-нибудь известно про издательство "Масс-турбо"?
- Тут мне подсказывают, - смеется секретарша, - что ваше слово крепче всякого договора. Подождите минуту, сейчас все выясним...
Мое слово. Черт побери! В каком смысле - "слово"? Я убеждаю себя не делать глупостей, я держу себя в руках. Это что, нечаянная оговорка? Или это был прямой намек, который следует включить в круг тревожных симптомов?
Ждать приходится недолго.
- Хэлло, вы слушаете?
- А куда я денусь?
- "Масс-турбо" - это дочерняя компания группы "Луч", - докладывают мне. - Продукцию под лейблом Венеры и Марса они выпускают легально. Ситуация с их издательской деятельностью не вполне ясная, поскольку, во-первых, группа "Луч" - это на самом деле...
- Я знаю, что такое "Луч", - говорю я. - Мне ли не знать?
- Во-вторых, "Масс-турбо" как работало с мизерными тиражами, так и продолжает в том же духе, несмотря на большую потребность рынка. В торговлю они свою продукцию не пускают, сотрудничают только с ограниченным кругом прокатчиков и с подпольными дилерами. Короче, на издательство они похожи меньше всего.
- Спасибо за информацию.
- Еще проблемы? - интимно интересуется дама, словно некое предложение делает.
- Если откровенно, не люблю я дочерних компаний, с сыновними как-то проще, - отвечаю я. - Совесть потом не так мучает. Поцелуйте от меня вашего директора.
- С детьми вообще неприятно воевать. Кстати, от поцелуев дети и бывают. Вы звоните нам, не стесняйтесь... - это последнее, что я слышу, прежде чем даю отбой.
Некоторое время я тупо стою возле телефона, ни о чем особенном не думая. Вряд ли я им еще позвоню, по крайне мере, из этой страны. Я знаю, что за клоака носит название "Луч". А также я знаю, куда мне теперь идти. Хватит быть дичью, хватит! Мы еще посмотрим, господа, кто на кого охотится.
Все семь последних лет отставной агент Жилов внушал себе спасительную формулу покоя: "Хорошо все-таки, что я писатель...", - надеясь когда-нибудь поверить в нее. Так не пришло ли время отказаться от этого аутотренинга? Не пора ли Жилову перестать быть писателем?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Городская скульптура перед отелем была взорвана.
"Идеал" работы Смарагды Бриг превратился в... да ни во что он не превратился, - не существовало отныне современной куклы для взрослых, вот и все метаморфозы! Управляемый фугас. Роскошной каменной скамьи так же не существовало. Центр площади был оцеплен полицией, вялые работяги закапывали воронку, другие бродили по парку, собирая осколки, - зачем они это делали, кому теперь нужно расчлененное тело атлета? Фигура, оказывается, была бетонной с металлическим каркасом внутри, а снаружи была покрыта полимерной пленкой телесного цвета. Надо же, я-то думал - это целиком пластик. Собранные фрагменты полицейские бросали в общую кучу. И вокруг этого цирка расселись на скамеечках и на травке молчаливые зрители.
Зеваки, как ни странно, были еще более вялыми, чем полицейские. Почти никто не стоял, каждый был сам по себе, а редкие пешеходы вообще не обращали внимания на изменившийся пейзаж. Никаких вам рыданий или, наоборот, восторженных всхлипов на тему: "Я видел, видел!.." Да и в городе было на удивление спокойно, ни малейших следов паники или массового возбуждения. Чрезвычайная ситуация была строго ограничена районом Академии и, частично, Райскими Кущами. Не скупали продукты, не громили магазины, не разыскивали родственников, не удирали на автомобилях, не предлагали состояние за лишнее место в вертолете. Одно сплошное созерцание. Лишь уничтоженный "Идеал", пусть и был он местного значения, хоть как-то разбудил это сонное царство.
Возносясь по змеящимся улочкам к сердцу города, воображая себя снарядом, пущенным в цель рукой богини Немезиды, разве мог я мечтать о таком вот сюрпризе...
А чего ты ждал, спросил я себя. Торжественной встречи? Ты нахально поднялся по Приморскому спуску - у всех на глазах! - и объявился на площади. Ты расслаблен и ничего не боишься, держа для невидимых охотников фигу в кармане. Потому что ты - догадался... Ох, как мерзко. Если честно, не расслаблен я был, а почти раздавлен своей внезапной догадкой. Не будет мне торжественной встречи, с каким бы страхом и азартным ожиданием я к ней ни готовился! Когда с легкостью уходишь от засад, которых не существует, когда просчитываешь ходы за дураков и негодяев, но вдруг понимаешь, что никто за тобой не гонится, потому что главный дурак - ты сам, становится стыдно. Но это можно пережить. Когда же видишь, сколько людей пострадало от твоей старческой несостоятельности - теряешь смысл жизни... Как я сразу не допер, насколько грубо меня использовали? И не надо, не надо теперь лепетать про концерн "Луч"! Всякому овощу свое время. Пока ты гонялся за убийцами цветочницы, Жилов, пока ты ломал голову над загадкой "Масс-турбо", тебя просто использовали... Ау, Гончар, где ты? Помоги мне вернуть смысл жизни, лекарь...
Может, взорванный манекен даст Жилову силы жить дальше?
Обогнув левое крыло гостиницы, я остановился на углу, под козырьком здания. Здесь же в тенечке дремал в раскладном кресле пожилой абориген, перед которым стояли большие диагностические весы. Человек, очевидно, работал. Только клиентов у него что-то не наблюдалось.
- И кого благодарить? - сказал я, глядя на воронку от взрыва.
- Простите? - оборотил ко мне лицо владелец весов. Лицо у него было обвисшее, унылое. Этому-то чего унывать? Такое представление перед его глазами разыгралось! Я подошел ближе и сварливо молвил:
- Подумаешь, голый! Красная рубаха была? Значит, все культурно. Кому помешало, что дядя просто сидит и смотрит в недоступную даль?
- Ах, вы о скульптуре, - разочарованно сказал он.
- Секта монархистов встала из могилы? - спросил я. - Кого нам благодарить за развлечение?
Уничтоженного истукана было немного жаль, успел я привыкнуть к нему. И вообще, произведение искусства, как-никак.
- Что вы, какие монархисты? - апатично возразил незнакомец. - Их было двое. Один - в игрушечной маске, другой - с забинтованной головой. Голову забинтовал, шакал, чтоб морду не запомнили.
Он меня не узнал. Пожилой-то пожилой, но молодящийся, как и все они тут. Каждый день сидит на площади, смотрит на скульптуру и - не узнал меня. Наверное, это к счастью... А вот бинтоваться в целях маскировки - чушь, кинокомиксы. Ну-ка, кто у нас числится в пострадавших, кому давеча по голове перепало?
- Первый злодей, случаем, не в маске черепа был? - спросил я.
- Да-да, - ничуть не удивился владелец весов. - Так вы их тоже видели? Расскажите полиции, а то они ко мне, по-моему, не собираются подходить. Думают, я сам ради них задницу от стула оторву... - Он секунду помолчал. А лабрадор жалко.
- Какой Лабрадор? - испугался я. - Полуостров?
- Скамейка была из лабрадорита. Ценный минерал. Мой зять как раз занимался его доставкой откуда-то с севера. Вы знаете, что этот камень применяется в целях защиты от магии? Анекдот. От магии защищает, а от тротила - нет... Взвеситься не желаете?
- Почему нет? - сказал я и сел на весы.
Он включил анализатор и вдруг спросил:
- Вы, кажется, были в городе, да? Это правда, что террористы взорвали Национальный Банк?
- В Национальный Банк я сегодня не заходил, - уклончиво ответил я. Повезло.
- Говорят, все деньги сгорели, - сказал абориген.
- Ну, не все, - сказал я. - У вас же есть при себе портмоне? Не пустое, я вижу.
Он посмотрел на свое портмоне и покачал головой, кисло улыбнувшись:
- Вы молодец, хорошо держитесь. Я тоже стараюсь себя как-то поддержать, но...
Он закашлялся, махая на меня рукой. Вот тебе и молодящийся, подумал я, вот тебе и апологет вечного здоровья. Или он не умеет видеть цветные сны? Из прорези печатающего устройства ползла распечатка с моими данными, но я не стал ее разглядывать, я слез, положил на сиденье сразу десять динар и пошел вдоль стеклянной стены к главному входу отеля.
Стена была испачкана свежей рукотворной надписью, сделанной при помощи красящего баллончика. Здоровенные, корявые, неряшливые буквы. Цвета артериальной крови. Всего лишь одно слово: "ПЛАЗА". Кому-то, надо понимать, обрыдла горящая наверху "ВИТА", кто-то решил вернуть отелю исконное имя крик души, надо понимать. "Слово из пяти букв, пишется на стенах, начинается на "п"..."
Пафос, Жилов (вот тебе еще слово из пяти букв!). Все это пафос. Где пересеклись интересы тайных хозяев "Луча" и умельцев из "Масс-турбо" - вот о чем пора бы поразмыслить! Формально группа "Луч" - могучая медийная корпорация, монстр. Настоящая империя комиксов - с отработанной технологией идиотизации всего и вся. До сих пор они старались держать лицо, обходя стороной проблематику Венеры и Марса, так что же вдруг случилось? Невидимых кукловодов на остренькое потянуло? Или за респектабельной ширмой происходит нечто куда более серьезное? Технологию идиотизации доводят до логического завершения, превращая культурный феномен в биологический... Нет, не будем пугать себя раньше времени.
У дверей стояли Вячеславин со Стайковым.
- Явление, - буркнул Иван, взглянув мимо меня. - Каменный Максим восстает из крошева.
- Добрый вечер, - сказал воспитанный Лазар.
Они дружно глазели на площадь. Останки скульптуры лежали прямо перед нами, метрах в пятидесяти - подходи и рыдай, распластавшись на изуродованном теле.
- А ты кстати, - сказал Вячеславин. - Вот. На.
Он, не поворачивая головы, сунул мне в руки заклеенную коробку.
- Что это?
- Посылка товарищу Максу от товарища Дмитрия.
- Вы были у РФ? - спросил я, разглядывая нежданную почту. К коробке было подшито письмо. Меня вдруг одолели нехорошие предчувствия.
Вячеславин ничего мне больше не сказал. Ответил Стайков:
- Дмитрия Дмитриевича мы не видели, посылку нам передала домработница. Потом мы снова были в яхт-клубе, у госпожи Смарагды... - он тяжело вздохнул. - Все, у кого могло быть опохмелово, срочно ушли в море. Испугались, что полицейская операция их тоже коснется.
- Сам ты "опохмелово", - вскинулся Вячеславин. - Знаток русской словесности.
Мне очень хотелось вскрыть посылку или хотя бы письмо, но есть на свете вещи, которые нельзя себе позволять на людях.
- Пострадавших много? - спросил я, показав рукой на площадь.
А ведь это самое важное, поразился я. Почему я сразу не задал этот вопрос? Что же со мной творится, подумал я с тревогой, что с нами со всеми творится?
- Только оглушенные, - оживился Стайков. - Народу было мало. Больше всех пострадали те, кто купался в бассейне, потому что кто-то с испугу сильно испортил воду. Знаете, Максим, как дело было? Одну пилюлю гектона засунули под сиденье, ровно под зад, и металлическими экранчиками прикрыли, вторую пилюлю - под другой конец скамейки. Оба заряда сработали синхронно. Радиус опасной зоны при такой схеме - не более десяти метров, так что никого не ранило.
Он был автором криминальных бестселлеров, знал толк в подобных вещах.
- У, какая осведомленность? - восхитился я. - Говорят, террористов было двое...
- Это не мы, - быстро сказал Вячеславин и принялся с ожесточением ковырять асфальт носком туфли. - Нас опередили.
- Я с полицейскими общался, - пояснил Стайков, не обращая внимания на болтуна. - Они меня успокоили, что воду в бассейне уже сменили.
Популярный автор нес сущую банальщину, картина взрыва и так была ясна до полной прозрачности. Достаточно двухсот-трехсот грамм тротила или, соответственно, пары таблеток гектона. Направленный взрыв. Обломки летят все в одну сторону, роем, падают кучно, а зона поражения и впрямь невелика. Взрывать памятники вообще совершенно безопасно для окружающих, единственное неудобство - никогда не знаешь, в какую, собственно, сторону полетит каменный рой...
- Кто-то перетряс наши номера, - сменил Лазар тему. - Пока мы к госпоже Смарагде ходили. За ОПОХМЕЛОВЫМ, - добавил он со злым упрямством.
- Фамилия такая, - покивал я.
Вячеславин дернул щекой.
- Мелкий ты и мстительный, - сказал он Стайкову. - Как габровец.
- А ты дурак и националист! - неожиданно закричал тот. - Сколько можно бездарно шутить? Я же не посылаю тебя в вашу Жмеринку!
- Эй, друзья, друзья, - сказал я им. - Чьи номера трясли?
Стайков успокоился.
- Всех писателей, проживающих в "Вите". Ваш - в том числе. Мы написали несколько писем в авторитетные международные организации. Вы подпишите, Максим?
Светский Лазар был сегодня на взводе и не собирался этого скрывать. Он бросал на меня быстрые взгляды, словно шторки приоткрывал, и в эти мгновения кипящий металл вспыхивал в его глазах; а Вячеславин, хороший друг и собутыльник, всегда гордившийся своей несдержанностью, наоборот, за время разговора ни разу даже не взглянул на меня.
- Подпишу, - согласился я. - Каких только глупостей я в своей жизни не подписывал. Сейчас вот это патлатое существо объяснит, чего оно рыло от меня воротит, и я тут же достану остро заточенное перо... (Что-то лопнуло во мне, поперла наружу дрянь словесная - от усталости, от безвыходности, от того, что все вокруг развлекаются, а мне почему-то нельзя). - Я что, Ваня, пахну как-то не так? - осведомился я, силой развернув Вячеславина к себе лицом.
- Правда ли, - звонко сказал он, - что тебе подарили бутыль самогона и ты ее разбил?
Я взял его под мышки и затанцевал с ним вальс.
- Пять литров горилки, - пропел я. - Вдре-без-ги.
- Нарочно? - спросил он, заранее зная ответ.
- Ну не понравилось мне, сивухой воняло.
Он вырвался. Он встал передо мной, красный и потный.
- Ты мне больше не друг, Жилов, - объявил он.
- Послушай, Опохмелов, - сказал я ему. - На обиженных воду возят. А также кладут их под нары. Тоже мне, центр мира. Гора Кайлас. Ты хотел правды? Вот она: это была не горилка, а ракша, непальский самогон из риса.
- Я тебе больше руки не подам, Жилов, - ровным голосом сказал Вячеславин и отвернулся.
- А как насчет вас, Елизарус? - шагнул я к Стайкову. - Я ухожу. Вы не откажете мне в рукопожатии?
Тот посмотрел на протянутую ему ладонь и откровенно растерялся. Рафинированный, пастеризованный и дистиллированный Стайков не находил нужных слов! Сказал бы прямо: ты грязен, Жилов. Пусть ты и птица высокого полета, Жилов, но зачем в собственном гнезде-то гадить?.. Просто скулы сводило от неловкости за них обоих. И ответить мне было нечем. И тогда я пнул ногой крутящиеся двери, ведущие в холл... Лазар Стайков все знает про взрывчатку, думал я, именно это нравится читателям в его книгах. Иван Вячеславин разбирается в человеческих душах, хоть и верит в плохого Бога, именно это нравится критикам. Незаурядные люди. Люди, на которых не обижаются. Есть, знаете ли, такие люди - на которых не обижаются...
В холле гостиницы, укрывшись в одной из свободных зон отдыха, я наконец-то смог заняться посылкой от Учителя. Сначала вскрыл конверт с письмом.
"Максимушка, Вы забыли у меня электронный блокнот и дополнительное запоминающее устройство. Вероятно, все это нужно Вам для работы. А фотокарандаш к блокноту поищите у себя в карманах, у меня его не было. ДД". Постскриптум: "Я не знал, что выпускаются запоминающие устройства на триллион страниц".
Забыл - это понятно, подумал я. Нужно для работы... Но почему электронный блокнот? Разве блокнот я забыл у Дим Димыча на его письменном столе? Да еще в комплекте с запоминающим устройством на триллион страниц... Учитель тоже не видел?
Ох, как не вовремя появилась на сцене эта посылка...
Освобождать коробку от пергамента было не обязательно: и так ясно, что внутри. Я нашел взглядом бар - и пространство послушно свернулось под моими ногами. В холле работал объемник, большущая стеклянная тумба до потолка, вокруг него расставлены были плетеные диванчики, вытащенные из ближайших зон отдыха, и все люди, находившиеся сейчас на первом этаже, скопились здесь. Кому не хватило сидячих мест, те безропотно стояли. Люди не переговаривались, не обменивались мнениям - молча смотрели и слушали. Разгромлено гнездо фальшивомонетчиков, вещал первый европейский канал. Полицейская операция проводилась совместно Интерполом и Службой Контроля ООН. Подпольная организация была в буквальном смысле подпольной: обнаружен настоящий подземный городок с развитой инфраструктурой, созданный на территории Академии при небескорыстном попустительстве ректората и прямом участии большого числа сотрудников и студентов. Фальшивомонетчики имели наглость подделывать все основные мировые валюты, и они же с неясными пока целями совершили вчерашний налет на этнографический центр "Новый Теотиуакан", во время которого погибло девять мирных ученых из Латинской Америки. Убийцы, варвары, нелюди. Степень вовлеченности преподавателей и инженеров Академии еще выясняется, но главарь банды уже известен: некто Станислав Скребутан, занимавший видный пост в Правительстве...
- Почему вы смотрите Европу, а не местное вещание, - шепотом поинтересовался я у менеджера, бессильно привалившегося к мозаичному панно.
- Потому что ни одна наша станция не работает, - был мне ответ, - ни телевизионная, ни радио.
Дикторы стеснялись своих же слов: по-моему, они понимали, какую лапшу их вынуждают вешать зрителям на уши. Вот образцы поддельных валют, показывала камера, вот остатки оборудования, уцелевшие после пожара. Преступники пытались уничтожить улики, но, как мы видим, в полной мере им это не удалось. Взрыв тайного денежного хранилища был организован и осуществлен лично главарем, который, по непроверенной информации, погиб в огне. Сохранилась видеозапись, сделанная перед самым взрывом, и сотрудники Службы Контроля обещали в скором времени предоставить ее прессе...
Подавив рвотный рефлекс, я зарулил в нишу, где располагался бар. От таких новостей хотелось и впрямь немедленно под душ, отмыться. А здесь было пусто: всех потенциальных клиентов переманили видеоновости; впрочем, нет, кто-то с бокалом в руке лениво качался вверх-вниз на табурете возле стойки. "В целом полицейская операция прошла в мягком режиме, - неслось мне вслед. - Жертв нет, никто серьезно не пострадал..." Никто не пострадал, никто не пострадал - какое длинное эхо. Что тебе еще надо, Жилов? Жертв нет! Поверь в это и утешься... Бармен был тот же, что и ночью, - большая удача! Человек просто горел на работе, совсем не жалел себя, пчелка трудолюбивая. И опять он проповедовал, ревнитель трезвости и чистых кишок.
- Человек рождается здоровым, все болезни приходят к нему через рот, втолковывал он единственному посетителю. - Гиппократ сказал!
Новообращенный слушатель употреблял кислородный коктейль с помощью серебряной ложечки. Внутри стеклянной стойки плавали молчаливые рыбки тоже слушали.
- Едим для того, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть! - с ходу возгласил я. - Это Сократ. Чем языком болтать, сотворите мне кислородный коктейль, мастер, да смотрите, чтоб был лучший в городе.
Бармен обнаружил меня слишком поздно, не успел придумать, как ему реагировать. Не ждал он моего появления, вот в чем была его проблема. Механическим движением он вытащил из холодильника яйцо и спросил:
- Вам с каким наполнителем?
- С морозным воздухом, - заказал я. - Зимой гадюки сладко спят.
Присаживаться я не спешил, остался на ногах, а посылку от РФ положил на свободный табурет. Мой сосед повернулся вместе с коктейлем:
- Хорошо вы сказали - про гадюк. Я тоже не смог это шипение вынести, потому и удрал оттуда, - он ткнул ложечкой в сторону объемника. - Как вы думаете, это правда, что хранилище с деньгами сгорело?
Он спросил меня почти теми же словами, что и старик на площади, и с той же точно интонацией. Оба они еще на что-то надеялись.
- Правда, - ответил я.
- И что теперь? - с отчаянием произнес он.
- А что теперь! - беспечно сказал я. - Выпустят новые деньги, в чем вопрос?
Лишняя пара ушей и глаз были мне совершенно ни к чему, значит, следовало побыстрее от них избавиться. Бармен между тем разбил яйцо, отделил белок от желтка, принялся колдовать над своим аппаратом, - он все делал механически, бросая пугливые взгляды то на нас, то на людей в холле. Бармен тоже на что-то надеялся.