Тот самый парень, бежавший по ночному двору.
- Чего расселся? - раздраженно бросили ему сбоку. - Лампу свою отвязывай.
- Сейчас... - бегун сразу встал. - Он, сволочь, этой лампой чуть окно не долбанул.
Исчез, шагнув в сторону.
- Да, хорошо вы тут повеселились, - хмыкнул первый голос. А бегун почему-то стал оправдываться:
- Говорю же, Серж, не успел я ему ноги связать! Он, сволочь, как зверь. Вдруг очнулся, и все, не успокоить было...
- Слушай, доцент, ты вырубить его не мог получше? Чему вас только в институтах учат?
- Кончай, ты, трепло! Говорю же, вырубил я его! Не понимаю, как он очнулся, зверюга?
- Мне чего, перед Кузьмичем будешь песни петь.
Некоторое время они молчали, чем-то явственно шурша. Затем прозвучала реплика: "С пиджаком поосторожнее, пистолет выронишь", - очевидно, это подал голос бегун. "Ну что, раз-два взяли?" Они дуэтом закряхтели. "Посмотри, на ковре нет следов?" "Чисто." Наконец пространство в щели наполнилось движением. Двое тяжело тащили нечто длинное, завернутое в добротную парусиновую ткань. Страшные кадры мелькнули и оборвались - вновь была стена, ковер, потолок, стена, ковер, потолок... Из коридора донесся тоскливый вздох: "Он, сволочь, тонну весит..."
Радио простодушно напутствовало удаляющихся гостей:
- Управление внутренних дел Каменного района оповещает всех нуждающихся профессионалов, что с мая зарплата наших участковых инспекторов повышается. Ого, еще как повышается! Спешите в наш отдел кадров, дорогие друзья! Защитим друг друга в этой нелегкой жизни...
Он стоял в шкафчике для верхней одежды. В рабочее время здесь висели бы плащи проректора, зама, секретарши, а сейчас было пусто. Ему невероятно повезло в жизни - только такой тощий и смог бы стиснуть себя подобным образом. Он стоял, тыкаясь позвоночником в дурацкие крючки, отпихивая затылком дурацкие плечики, хватая ртом слабую струйку воздуха из щели. Он стоял, не имея душевных сил освободиться.
Потом вылез, обмирая.
Да, в кабинете проректора обнаружился порядок. Да, в кабинете не обнаружилось трупа. Радио по-домашнему играло позывные: наконец-то наступила полночь. Однако было почему-то страшнее, неизмеримо страшнее!
Сколько времени он провел возле шкафчика, сражаясь со слуховыми галлюцинациями, неизвестно. Как он заставил себя покинуть пост дежурного, ему не запомнилось. И уж тем более в памяти не остался обратный путь. Осталось лишь вязкое, черное, ирреальное - что-то нескончаемое. Но обратный путь все-таки состоялся, вернув действие к прежнему месту.
Помещение заведующего кафедрой было открыто. На стенах дремали неподвижные тени. В глаза бил дворовый фонарь, ставший за вечер родным. "Жанна!" - позвал Игорь... Ее не оказалось ни внутри, ни снаружи - нигде. Вконец одурев, он заглянул под стол. Затем секунду-другую растерянно метался в потоках ртутного света - между окном и дверью. Силы кончились. Он упал перед диваном на колени, уткнулся лицом в вонючий, засиженный сотнями задов дерматин и захныкал.
НОЧЬ (РАССЛЕДОВАНИЕ)
ДЕЙСТВИЕ N1: ЧУЖАЯ КВАРТИРА
В прихожей горел свет. Тусклыми яичными кругами из темноты выхватывались каменные стены, каменный потолок, каменный пол. Лампы размещались не наверху, как у людей, а по бокам - в чугунных церковных светильниках. Коридор, больше похожий на тоннель, тоскливо уходил в бесконечность. Было мрачно. Было изысканно странно. Душа любого из приглашаемых сюда гостей не могла не трепетать - в точном соответствии с замыслом хозяев. Прямо напротив входа висело большое овальное зеркало, старинной работы. Над ним поблескивала вычеканенная в бронзе надпись: "Познай себя." А в зеркале отражался мальчик. Веснушки, очки, школьные штаны, шмыгающий нос - типичное городское существо четырнадцати лет. Правда, взгляд у него был не вполне типичен. Взгляд метался по коридору, увязая в темных углах, напряженный цепкий взгляд на удивление взрослых глаз. И мысли были напряженными, цепкими. "Никого же нет! - думал он. Чего бояться? Она, растяпа, так спешила, даже свет забыла выключить..."
Мальчика не беспокоил странный интерьер прихожей. Много раз за свою жизнь он имел удовольствие окунаться в сконструированный мирок этой квартиры. Он привык, давно уже не считал себя гостем. Его не могли обмануть ни расписанные под булыжник обои, которыми были обклеены и стены, и потолок, ни специальный линолеум, ни другие хитроумные детали антуража. Из воспоминаний близкого детства у него осталась картинка, как все это рождалось - клеилось, сверлилось, устанавливалось на века. Он лихорадочно изучал перспективу чужой квартиры. Лестница осталась сзади, дверь захлопнулась. Отступать было поздно.
В комнатах тоже горел свет. Но оттуда никто не выглядывал, не кричал: "Кто там?" Все правильно: дядю Юру увезли, а Бэла ушла сама. Выскочила вдруг из квартиры, села в лифт, и вниз. Канула в дождь. Повезло, кабина стояла точно на седьмом этаже, иначе она могла пешком по лестнице побежать, и тогда... Впрочем, что тогда? Ну, пожелали бы друг другу спокойной ночи... Нет, все равно повезло. Целый день его не пускали в ТУ квартиру, теперь же появилась возможность войти, не спрашивая разрешения. И ключи имеются, причем не надо даже в свою комнату спускаться: ключи от ТОЙ квартиры равноправно бренчат в общей связке - в кармане штанов. Дело в том, что Бэла с супругом часто путешествовала - либо представляла за границей русскоязычную астрологию, либо медитировала на каком-либо из отечественных курортов. А повсюду в горшках у них растения жили, которые требовали регулярного полива, плюс почта каждый день наполняла ящик, ее требовалось вынимать и складировать на полке под овальным зеркалом. Вот дядя Юра и подарил ключи тем соседям, которым абсолютно доверял. На всякий случай, и вообще... Но матери посещать чужую квартиру без хозяев трудно, воспитание мешает, а Игорь вовсе не желает туда ходить - с хозяевами или без, как угодно, - сильно не любит эту семейку. Так и стал Александр главным смотрителем соседской жилплощади. А что? Даже интересно - хочешь, видео смотри, хочешь, книжки листай. Только приводить никого постороннего нельзя, с этим у соседей очень строго. И еще - когда они уезжают, то многочисленные дверцы в секретерах и ящички в столах-тумбочках закрывают на маленькие замочки, чтобы всякие там "смотрители" не лазили, куда не следует. В открытом пользовании дядя Юра всегда хранил проверенные кассеты, увы, увы, и проверенные книги - короче, ничего такого, что особенно требуется развивающемуся организму. Еще хозяева, когда отсутствовали, включали сигнализацию и другие защитные штучки. А мальчик имел подробные инструкции, как с системой обращаться - знал код, знал специальный номер телефона, и все такое...
Сейчас, разумеется, сигнализация была в отключке.
"Ну, если следовательша об этом ключе унюхает, нам всем хана, мельком подумал мальчик. - А может уже унюхала?"
Он осторожно двинулся вперед. Квартира была абсолютно такой же, как коммуналка ниже этажом. Только неизмеримо цивилизованнее. Первым номером от двери шел кабинет Бэлы - точно над комнатой, где жил мальчик с мамой и братом. Напротив, над супругами-театралами располагался кабинет дяди Юры, выходивший окнами на проспект. Там, где ютился программист дядя Павел, была устроена спальня, которую почти целиком занимала гигантская кровать. А дальше, уже за кухней, хозяева сделали супергостиную. Ни в кухне, ни в гостиной свет сейчас не горел: конец коридора затаился во мраке... Мальчик заглянул в резиденцию Бэлы. Привычная картинка: снизу доверху сплошь голубое с золотыми узорами. Как и в прихожей, обоями здесь были оклеены и стены, и потолок. Впрочем, в остальных комнатах так же, только раскраска в каждой разная. Дядя Юра говорил, что это называется "эффект табакерки", самый модный нынче стиль. Юный зритель смело вошел в голубую табакерку, озираясь... В обоях сверкали узкие зеркальные полоски, придавая комнате истинно Космический вид. Повсюду висели таблицы, заполненные цифрами, буквами из разных алфавитов, непонятными словами. Висели изображения звериных морд, таинственные графики. Висела фотография звездного неба. Над древним письменным столом была приделана полочка, на которой стоял миниатюрный макет - жутко красивый. Дядя Юра уверял, что когда-то очень давно так выглядел храм в городе Дельфы, где обитал знаменитый оракул. Кстати, бронзовая надпись в прихожей - насчет "познания себя" - она ведь оттуда же, из Дельфийского храма. Бэла вообще с особенной нежностью относилась к древнегреческим предсказателям, наверное, тоже хотела стать когда-нибудь мифом... Компьютер на столе, распечатки валяются, бумажки со столбиками цифр - творческий беспорядок. Телевизионщики любили здесь снимать. Правда, стеклянные дверцы шкафа сейчас были раскрыты, а книги с нижней полки почему-то свалены вниз, на пол. Справочники по всяким там математикам, труды всяких там Кеплеров и Пифагоров, другая ученая дребедень - все это бесцеремонно брошено под ноги. Литература на других полках не тронута, стоит сомкнутыми рядами: Библия, Коран, шикарные тома со странными названиями вроде "Зохар", "Авеста", и прочее, и прочее. Присев, мальчик заглянул в разоренную полку. Ага! Простенький, пошленький тайничок - углубление с задвижкой. Пустой, увы. Мальчик никогда не брал отсюда книги - скучища ведь, наука. То ли дело у дяди Юры. И, выходит, зря не брал... Он встал и распрямился.
На письменном столе творческий беспорядок достигал своего апогея: кроме компьютера и распечаток здесь имел место ворох хитроумно расчерченных картонок. Бэла, объясняя что-нибудь тупым журналистам, обязательно демонстрировала такую картонку и водила по ней пальцем. Назывались они очень красиво - "астрологические карты". Еще на столе был телефонный аппарат и раскрытый блокнот. А поверх всего - в качестве ведущего элемента композиции - лежали деньги.
Несколько аккуратных пачек.
Мальчик никогда не видел денег в пачках. Мгновение он впитывал глазами стол - в холодном восторге. Наверное, эти самые богатства и хранил опустевший тайничок... Впрочем, деньги были чужими, и колдовство сразу потеряло силу. Мальчик сделал шаг, заглянул в раскрытую страницу блокнота. Наискосок бежала запись, сделанная красным фломастером. Выделялось короткое противное слово: "МОРГ", жирно подчеркнутое, затем следовал адрес и телефонный номер. Стараясь не дотронуться до денег, мальчик взял блокнот и перелистал его. Однако другие страницы были чисты. Бесконечно листалась сплошная глянцевая белизна - очевидно, ради одной-единственной записи Бэла использовала совершенно новую вещь. Безумная расточительность. Мальчик последний раз огляделся. Исследовать эту комнату было вроде бы незачем, и он вышел в коридор.
Дядя Юра жил в "табакерке" желтых тонов. Здесь обстановка казалась куда более нормальной: ковер на полу, стандартный стол, стандартный диван, стандартная видео-аудио аппаратура. Полки для дефицитных книг, стеллаж для кассет, секретер для всякой всячины. В гостиной, кстати, тоже есть телевизор - висит на стене, потеснив портретную галерею, - и туда проведен кабель из дяди-Юриной комнаты, прямо от видика. Почти как кабельное телевидение. И в спальне есть телевизор, и даже на кухне - маленький. Вообще, у них только коридор и кабинет Бэлы сделаны в фирменном стиле "Леди Космос", а все остальные пространства квартиры смотрятся не так экзотично. Однако сейчас в комнате творилось явное безобразие. Все, что могло быть вытащено, было вытащено - из стола, из секретера, с полок, со стеллажей. Все вытащенное - брошено на пол. Закрыв собой ковер целиком, валялись россыпью папки, какие-то документы с печатями, книги, фотографии, журналы. Видеокассеты разбросаны по дивану. Мебель раскрыта, дверцы, ящики и ящички бесстыдно выставлены - голым нутром к публике. Поразительное зрелище. Видел бы все это дядя Юра, вот бы он раскричался, распсиховался, дом бы разнес от злости. Он ведь обожал порядок, жить не мог без порядка, в отличие от своей жены. Интересно, кто здесь поработал? Преступник, что ли?
Тщательно ступая в свободные от предметов промежутки ковра, мальчик двинулся вперед. В углу, на столике под торшером, лежала бумажка. Одиноко, сиротливо, но вполне аккуратно. Бумажка притягивала к себе, потому что была отдельно от царящего в "табакерке" развала. Взять ее в руки, осмотреть ее казалось таким естественным. Вот только кресло... Мальчик вдруг застыл, едва не потеряв равновесие. Как он сразу не сообразил? Торшер стоит рядом с креслом. Рядом с _т_е_м _с_а_м_ы_м_ креслом! В котором дядю Юру... вон и розетка... Он глубоко вздохнул, пытаясь вернуть движениям уверенность. Затем продолжил путь, глядя под ноги. Да, кресло мешало, гипнотизировало, занимало собой все помещение. Александр поднял бумажку. Это оказалась повернутая вниз лицом фотография. Всего-навсего старая черно-белая фотография. На обороте бежала торопливая, уже начавшая стираться надпись, сделанная синим шариком: "Все будет, как ты хочешь, родной." Запечатлена была женщина...
Его мама.
Молодая, непривычная. Лет, наверное, двадцати пяти. Вроде Жанны. Красивая, ужасно похожая на ту маму, которая улыбалась в семейном альбоме - там, где с маленьким Игорем на руках. Только... только голая!!! Она сидела в позе "лотоса", изящно воздев руки к небу ладошками вверх, закрыв глаза, почти как индийская богиня. Она сидела - передом к объективу, распахнутая настолько, что скулы сводило от неловкости. Мальчик пялился в трепещущий перед ним кусок картона, не в силах оторвать взгляд. Что это? Зачем это? Ощущение нереальности происходящего на мгновение отключило разум.
И тут ожила входная дверь. Стрельнули замки, чмокнула дерматиновая обивка. Юный взломщик бросил фотографию обратно, в панике озираясь. Исчезнуть, раствориться, стать невидимым... Скорее - куда? Он метнулся к креслу, забыв, что оно - _т_о _с_а_м_о_е_. Кресло располагалось спинкой к стене, однако никогда не стояло вплотную. Оно было откидным, как в самолете - современнейшая конструкция, - поэтому сзади оставалось чуть свободного пространства. Спинка была наклонена, кроме того, с одного бока прижимался диванчик, с другого - столик и торшер, так что между креслом и стеной получалось что-то похожее на домик. Пару лет назад, когда мальчик был еще маленьким, он забирался туда ради интереса - посидеть, поразмышлять о жизни. Правда, с тех пор он слегка подрос... Толкнуться ногами в пружинящий диван, стараясь не громыхнуть кассетами, тихонько протиснуться в узкую пыльную щель, и секунды звенящего ужаса останутся снаружи. Скорее... Детский тайник принял гостя - места хватило. Только пригнуться надо пониже. Встать на четвереньки. И скорчиться, притянув колени к подбородку...
Из прихожей неслись звуки. Стучали о линолеум снимаемые сапожки, шелестел плащ, шумно укладывался на просушку зонтик. Бэла. Так быстро вернулась, зараза. Мальчик устроился поудобнее, лихорадочно соображая, во что же он такое влип. Да, влип круто, очкарик! Ночуй теперь тут, идиот, жди, пока Бэла заснет... Звуки между тем изменились. Что-то вдруг гулко бухнуло, раскатистой волной прокатилось по квартире. Будто по железу ударили. И тут же бешеный голос хозяйки пронзил пустоту:
- Поз-з-най себя! Мясники, мудачье косолапое!
Ага, Бэла сердилась. Очевидно, влепила чем-то в бронзовую надпись на стене. Затем пошлепала босиком по коридору, надрывно бормоча:
- Ой, мерзавцы... Ой, мудачье...
Дошлепала до кухни, и звуковой фон сразу возобновился - грохот, звон, вопли. Там откровенно швыряли посуду. Не только металлическую, но и, кажется, фарфоровую. Жуть. Как же из этой ловушки выбраться?.. Хозяйка вскоре покончила с кухонными делами и возвратилась, отчетливо всхлипывая на ходу. Свернула к себе в кабинет. Оттуда выплеснулась очередная порция шумов: истерика благополучно продолжалась. Теперь Бэла швыряла что-то бумажное, мягкое. Она бессильно стонала: "Сво-олочи! Сво-олочи!" - низко, утробно. У нее вообще был фирменный голос - сочный, как у оперной певицы. Знаменитый голос. Когда она вещала на публику, форсируя громкость, даже мурашки по коже бегали.
Впрочем, стихия в конце концов угомонилась. Смолкли акустические эффекты, настала тишина. Тишина длилась вечность... "А вот интересно, думал мальчик, - вечность, наверное, это очень долго, да? Так долго, что человек для нее как бы не существует? Но тогда и вечность для человека как бы не существует. Зачем же выдумали это слово? И кто первым его выдумал?" "А может Бэла заснула? - думал он. - Хотя, там ведь негде лечь. Сидя спит, что ли? Лошади, кстати, стоя спать умеют. Но Бэла ведь не лошадь, скорее общипанная орлица, особенно, когда из телевизора смотрит..." "А может она тоже умерла? - думал мальчик. - Взяла и умерла от злости..."
Ему нестерпимо хотелось подкрасться к двери, выглянуть, а там, глядишь, и к выходу просочиться, к спасительной лазейке на свободу. Явственно представлялось, как он это делает - тихонечко, деликатненько, не хуже, чем настоящий разведчик... Вылезать было нельзя. Немыслимо было даже высунуть голову из-за спинки кресла.
Тишину победил звонок. Нет, не телефонный, а в дверь. Кого-то еще принесло, несмотря на очевидную ночь. Здесь был особый звонок электронная штуковина, издающая гулкий протяжный звук. Похоже на рог из фильма про Робин Гуда. Старинный звук, стильный... Принесло мужской голос:
- Все в порядке, встретил, - сообщил на всю квартиру, хотя хозяйка вроде бы стояла рядом. - Внизу, в машине сидит.
Это был Штерн. То ли друг семьи, то ли друг одной Бэлы, кто их разберет. Имени его мальчик не знал. Возможно, дядя Штерн просто не имел имени, поскольку все и всегда называли его исключительно по фамилии.
Бэла что-то ответила - вяло, неслышно.
- Исааковна, возьми себя в руки, - загремел гость. - Просто самолет задержался.
- Юрку уже вскрыли! - вдруг крикнула она. - Понял?
- Вскрыли?
- Мне звонила эта, твоя! - голос ее наполнился неукротимой мощью. Доложила, что вскрытие закончено, а результаты интересные! С-с-сука!..
Бэла зарыдала. Взорвалась слезами так страшно, так пугающе громко, что квартира, казалось, дрогнула. Ударная волна, прессуя воздух, докатилась и до кресла - вонзилась в уши, в легкие, в мозг. Мальчик сжался, отталкивая от себя чужую муку. Бэла рыдала примерно так же, как днем, на лестнице. "Разрезали, - выла она, - угробили мужика! Мясники, мудаки косолапые! Все, конец!.." "Ну, что ты, что ты, - раскатисто бормотал Штерн. - Ну, давай, успокаивайся, нельзя же так..."
И Бэла вскоре его послушалась. Замолчала, обессиленная. Некоторое время глухо стонала. Штерн что-то ей сказал - уже тихо, уже нормально, она ответила, тоже тихо и нормально, они начали беседовать, о чем - не слышно, а потом побрели по коридору, остановились возле кабинета дяди Юры....
- Со мной что-то жуткое творится, - говорила женщина. - Когда следовательница мне позвонила, я спятила. Представила, как вонючие санитары Юрия таскают, бросают по грязным столам, разрезанного... Сорвалась. Думала немедленно из морга забирать, не поверишь. Успела до Театральной доехать и очнулась...
- Каковы результаты вскрытия?
- Я плохо запомнила. Не отравили его, оказывается, а плеснули в лицо слезоточивым газом. Из баллончика. Ну, еще перед гибелью коньяк он пил, пьяница чертов... Следователь обещала завтра заключение показать.
- "Черемухой" или каким-нибудь "Саксоном"?
- А?
- Баллончик с газом был чьего производства?
- Нет, не знаю...
Диалог замер. Все замерло. Жили только часы на стеллаже. А может, Бэла притворяется? - неожиданно подумал мальчик. Нелепая мысль. Совершенно нелепая.
- Вот в этом кресле, - сказала женщина без выражения.
- Я догадался, - сразу откликнулся Штерн. - Ну и развал у вас! Что, серая гвардия улики искала?
- Нет, милиция только пальцы сняла. Это я.
- Ты?
- Сказала же, психую целый день. Вдруг, думаю, Юрий скрыл от меня что-нибудь...
- И как?
- Ничего необычного.
- Что ж, поздравляю.
- Издеваешься, Штерн? - ее голос завибрировал.
- Почему, вполне серьезно... Войти-то разрешишь?
Послышались грузные шаги. Судя по звуку, шагали прямо по папкам, по бумагам. Потом содрогнулось кресло - осело, принимая гостя в свои объятия. Штерн был большим, тяжелым мужчиной. С бородой, очень похожим на Маркса. И как личность он был большим и тяжелым... Съежившийся за креслом мальчик содрогнулся вместе со своим убежищем, приник к полу, забыв дышать. "Только бы спинку не опустил, - колотилось в затылке. - Прижмет ведь, раздавит, боров..."
- Значит, здесь его и прикончили, - констатировал Штерн. Громко, совсем близко. - И что ты обо всем этом думаешь?
- Стой, - сказала Бэла. - Внизу нас с тобой якут ждет?
- Подождет, ничего с ним не случится. Отвезу его в отель. Пристрою, не беспокойся... Так какие у тебя версии, Исааковна?
Бэла ощутимо вздохнула.
- Голова кругом идет, Штерн. "Охранке" вроде бы незачем было...
- Тихо, - внезапно оборвал ее собеседник. Резко и грубо. Даже привстал, временно освободив кресло от томительной тяжести. - В самом деле, пошли-ка лучше на улицу.
Бэла хрипло хохотнула:
- Может, надежнее в ванную? Выключим свет, включим воду... Фу, как пошло, Штерн. Да пусть слушают, если хотят, - она внезапно заорала. - Эй, жопоголовые, не спать на посту! Сейчас мы будем оскорблять честь и достоинство Президента!
- Твою неповторимую интеллигентность я особенно люблю, - кисло заметил Штерн. - Вы что, уже проверили квартиру?
- Юрий как раз из-за этого и приезжал сюда с залива. Он нашел специалиста, договорился с ним на вчера. Специалист с утра работал, а потом Юрий позвонил мне, сказал, что квартира чистая, зря паниковали. Примерно в четыре звонил. Он был слегка выпивши - угостил на радостях того мужика. А в восемь его... - Бэла замолчала.
Гость плюхнулся обратно.
- Что в восемь? - терпеливо спросил он. - Закончи, пожалуйста, фразу. В восемь его... что?
- Убрали, - твердо сказала Бэла.
- Понятно. Я просто хотел услышать твою версию, извини, родная... Кто был тот тип?
- Специалист по электронике? У мужа записаны его данные. Где-то здесь, сейчас найду. На бумажке... - в комнате начали ходить, шуршать, раскачивать насыщенную электричеством атмосферу. - А у тебя какая версия, Штерн? - раздалось через мгновение. - Зачем им Юрий, им же я нужна, я!..
Собеседник отвратительно поерзал, устраивая зад поудобнее.
- Во-первых, ты им нужна живой. Кто, кроме тебя, может сделать это идиотское предсказание? У тебя авторитет, родная, люди тебе верят... А во-вторых, гадать о мотивах наших прославленных Рыцарей Тьмы бесполезно. Тот майор прекрасно знал, кем для тебя был Юрий, сама же говорила. Если они даже на твоего "тайного советника" вышли...
- Да, хорошо, что напомнил! Знаешь, наш "тайный советник" мне в почтовый ящик записку опустил. Назначил встречу ровно на два ночи, хочет обсудить ситуацию. Тоже, наверное, в штаны понаклал.
- Мне с тобой?
- Не станет он при тебе разговаривать. Осторожный до кретинизма.
- Осторожный! Как же он тогда позволил себя вычислить? Тот майор ведь не к кому-нибудь пришел побеседовать по душам, а прямо к нему. Разве нет?
Бэла затихла, перестала ходить и шуршать. Возразила:
- Перед праздниками он сообщил Юрию, кое-что. Я не успела дать тебе знать, мы на залив уезжали, а по телефону - сам понимаешь... Он выяснил, кто является информатором "Охранки".
Штерн вдруг зашевелился - едва ли не с креслом:
- Неужели кто-то из наших? - выговорил звеняще.
- Случайный человек, живет в коммунальной квартире под нами. Сосед, можно сказать. Ты его не знаешь.
- Внештатник?
- Настоящий сексот, стукач законспирированный. Кто бы мог подумать... Наш друг обещал принять меры.
- А как насчет главного? Он что-нибудь узнал?
- Оказывается, Служба Порядка ведет-таки некую программу, в рамках которой вполне могут отрабатывать мою фамилию. Называется "Наби".
- "Наби"? Кошмар. Фантазии у мужиков - ну совсем нет... Между прочим, Исааковна, я тут сам обдумал ситуацию, и у меня сложилось стойкое ощущение, что большая Служба к нам отношения не имеет. Это чья-то самодеятельность, по-моему. Как-то нелепо... Во всяком случае, если майор к тебе явится, держи себя с ним именно исходя из таких предположений. Впрочем, убийство как объяснить?
Наступила пауза.
- Нашла, - сообщила Бэла. - Вот тебе фамилия того специалиста, адрес, телефон. Даже счет в сберкассе есть. Проверишь.
- Слушаюсь, - откликнулся Штерн. - Кстати, что ты сказала следователю?
- Про Юриных любовниц сказала. Хорошо сказала, пусть они там раскручивают эту тему, чтобы подальше от наших дел.
- Смотри, не схлопочи "убийство на почве ревности".
- Не бойся, у них и без меня есть кого подозревать. Например, вот.
В щель было видно, как стянутая пиджаком рука взяла что-то с торшерного столика. "Фотография! - ожгло мальчика. - Фотографию смотрит! На ней же... на ней..."
- О! - восхитился друг семьи. - Кто это?
- Соседка снизу.
- С ума сойти, сплошные соседи. Он с ней спал?
- Ох, Штерн, - простонала Бэла, - с кем он только не спал, мразь!
- Ладно тебе. Снова начнешь матом изъясняться, - Мужчина круто поднялся, вторично заставив кресло содрогнуться. - Бедный якут, наверное, уже в транс впал. Пошли, поздороваешься с ним для приличия.
Он затопал прочь.
- Ох, некстати Юрий гостя позвал, - вздохнула Бэла. - Что с ним теперь делать?
Уже приглушенно, уже из коридора.
- Посмотрит город и уедет. Ты же не виновата, что его будущего импресарио убили! Оплатишь ему проезд в обе стороны, и хватит, рассердился мужчина почти не слышно. - Нашла чем голову забивать.
Они удалялись. Шлепали обувью по линолеуму, издавали иные неопознанные шумы. Потом чмокнули дверью - убыли на лестницу.
- Чего расселся? - раздраженно бросили ему сбоку. - Лампу свою отвязывай.
- Сейчас... - бегун сразу встал. - Он, сволочь, этой лампой чуть окно не долбанул.
Исчез, шагнув в сторону.
- Да, хорошо вы тут повеселились, - хмыкнул первый голос. А бегун почему-то стал оправдываться:
- Говорю же, Серж, не успел я ему ноги связать! Он, сволочь, как зверь. Вдруг очнулся, и все, не успокоить было...
- Слушай, доцент, ты вырубить его не мог получше? Чему вас только в институтах учат?
- Кончай, ты, трепло! Говорю же, вырубил я его! Не понимаю, как он очнулся, зверюга?
- Мне чего, перед Кузьмичем будешь песни петь.
Некоторое время они молчали, чем-то явственно шурша. Затем прозвучала реплика: "С пиджаком поосторожнее, пистолет выронишь", - очевидно, это подал голос бегун. "Ну что, раз-два взяли?" Они дуэтом закряхтели. "Посмотри, на ковре нет следов?" "Чисто." Наконец пространство в щели наполнилось движением. Двое тяжело тащили нечто длинное, завернутое в добротную парусиновую ткань. Страшные кадры мелькнули и оборвались - вновь была стена, ковер, потолок, стена, ковер, потолок... Из коридора донесся тоскливый вздох: "Он, сволочь, тонну весит..."
Радио простодушно напутствовало удаляющихся гостей:
- Управление внутренних дел Каменного района оповещает всех нуждающихся профессионалов, что с мая зарплата наших участковых инспекторов повышается. Ого, еще как повышается! Спешите в наш отдел кадров, дорогие друзья! Защитим друг друга в этой нелегкой жизни...
Он стоял в шкафчике для верхней одежды. В рабочее время здесь висели бы плащи проректора, зама, секретарши, а сейчас было пусто. Ему невероятно повезло в жизни - только такой тощий и смог бы стиснуть себя подобным образом. Он стоял, тыкаясь позвоночником в дурацкие крючки, отпихивая затылком дурацкие плечики, хватая ртом слабую струйку воздуха из щели. Он стоял, не имея душевных сил освободиться.
Потом вылез, обмирая.
Да, в кабинете проректора обнаружился порядок. Да, в кабинете не обнаружилось трупа. Радио по-домашнему играло позывные: наконец-то наступила полночь. Однако было почему-то страшнее, неизмеримо страшнее!
Сколько времени он провел возле шкафчика, сражаясь со слуховыми галлюцинациями, неизвестно. Как он заставил себя покинуть пост дежурного, ему не запомнилось. И уж тем более в памяти не остался обратный путь. Осталось лишь вязкое, черное, ирреальное - что-то нескончаемое. Но обратный путь все-таки состоялся, вернув действие к прежнему месту.
Помещение заведующего кафедрой было открыто. На стенах дремали неподвижные тени. В глаза бил дворовый фонарь, ставший за вечер родным. "Жанна!" - позвал Игорь... Ее не оказалось ни внутри, ни снаружи - нигде. Вконец одурев, он заглянул под стол. Затем секунду-другую растерянно метался в потоках ртутного света - между окном и дверью. Силы кончились. Он упал перед диваном на колени, уткнулся лицом в вонючий, засиженный сотнями задов дерматин и захныкал.
НОЧЬ (РАССЛЕДОВАНИЕ)
ДЕЙСТВИЕ N1: ЧУЖАЯ КВАРТИРА
В прихожей горел свет. Тусклыми яичными кругами из темноты выхватывались каменные стены, каменный потолок, каменный пол. Лампы размещались не наверху, как у людей, а по бокам - в чугунных церковных светильниках. Коридор, больше похожий на тоннель, тоскливо уходил в бесконечность. Было мрачно. Было изысканно странно. Душа любого из приглашаемых сюда гостей не могла не трепетать - в точном соответствии с замыслом хозяев. Прямо напротив входа висело большое овальное зеркало, старинной работы. Над ним поблескивала вычеканенная в бронзе надпись: "Познай себя." А в зеркале отражался мальчик. Веснушки, очки, школьные штаны, шмыгающий нос - типичное городское существо четырнадцати лет. Правда, взгляд у него был не вполне типичен. Взгляд метался по коридору, увязая в темных углах, напряженный цепкий взгляд на удивление взрослых глаз. И мысли были напряженными, цепкими. "Никого же нет! - думал он. Чего бояться? Она, растяпа, так спешила, даже свет забыла выключить..."
Мальчика не беспокоил странный интерьер прихожей. Много раз за свою жизнь он имел удовольствие окунаться в сконструированный мирок этой квартиры. Он привык, давно уже не считал себя гостем. Его не могли обмануть ни расписанные под булыжник обои, которыми были обклеены и стены, и потолок, ни специальный линолеум, ни другие хитроумные детали антуража. Из воспоминаний близкого детства у него осталась картинка, как все это рождалось - клеилось, сверлилось, устанавливалось на века. Он лихорадочно изучал перспективу чужой квартиры. Лестница осталась сзади, дверь захлопнулась. Отступать было поздно.
В комнатах тоже горел свет. Но оттуда никто не выглядывал, не кричал: "Кто там?" Все правильно: дядю Юру увезли, а Бэла ушла сама. Выскочила вдруг из квартиры, села в лифт, и вниз. Канула в дождь. Повезло, кабина стояла точно на седьмом этаже, иначе она могла пешком по лестнице побежать, и тогда... Впрочем, что тогда? Ну, пожелали бы друг другу спокойной ночи... Нет, все равно повезло. Целый день его не пускали в ТУ квартиру, теперь же появилась возможность войти, не спрашивая разрешения. И ключи имеются, причем не надо даже в свою комнату спускаться: ключи от ТОЙ квартиры равноправно бренчат в общей связке - в кармане штанов. Дело в том, что Бэла с супругом часто путешествовала - либо представляла за границей русскоязычную астрологию, либо медитировала на каком-либо из отечественных курортов. А повсюду в горшках у них растения жили, которые требовали регулярного полива, плюс почта каждый день наполняла ящик, ее требовалось вынимать и складировать на полке под овальным зеркалом. Вот дядя Юра и подарил ключи тем соседям, которым абсолютно доверял. На всякий случай, и вообще... Но матери посещать чужую квартиру без хозяев трудно, воспитание мешает, а Игорь вовсе не желает туда ходить - с хозяевами или без, как угодно, - сильно не любит эту семейку. Так и стал Александр главным смотрителем соседской жилплощади. А что? Даже интересно - хочешь, видео смотри, хочешь, книжки листай. Только приводить никого постороннего нельзя, с этим у соседей очень строго. И еще - когда они уезжают, то многочисленные дверцы в секретерах и ящички в столах-тумбочках закрывают на маленькие замочки, чтобы всякие там "смотрители" не лазили, куда не следует. В открытом пользовании дядя Юра всегда хранил проверенные кассеты, увы, увы, и проверенные книги - короче, ничего такого, что особенно требуется развивающемуся организму. Еще хозяева, когда отсутствовали, включали сигнализацию и другие защитные штучки. А мальчик имел подробные инструкции, как с системой обращаться - знал код, знал специальный номер телефона, и все такое...
Сейчас, разумеется, сигнализация была в отключке.
"Ну, если следовательша об этом ключе унюхает, нам всем хана, мельком подумал мальчик. - А может уже унюхала?"
Он осторожно двинулся вперед. Квартира была абсолютно такой же, как коммуналка ниже этажом. Только неизмеримо цивилизованнее. Первым номером от двери шел кабинет Бэлы - точно над комнатой, где жил мальчик с мамой и братом. Напротив, над супругами-театралами располагался кабинет дяди Юры, выходивший окнами на проспект. Там, где ютился программист дядя Павел, была устроена спальня, которую почти целиком занимала гигантская кровать. А дальше, уже за кухней, хозяева сделали супергостиную. Ни в кухне, ни в гостиной свет сейчас не горел: конец коридора затаился во мраке... Мальчик заглянул в резиденцию Бэлы. Привычная картинка: снизу доверху сплошь голубое с золотыми узорами. Как и в прихожей, обоями здесь были оклеены и стены, и потолок. Впрочем, в остальных комнатах так же, только раскраска в каждой разная. Дядя Юра говорил, что это называется "эффект табакерки", самый модный нынче стиль. Юный зритель смело вошел в голубую табакерку, озираясь... В обоях сверкали узкие зеркальные полоски, придавая комнате истинно Космический вид. Повсюду висели таблицы, заполненные цифрами, буквами из разных алфавитов, непонятными словами. Висели изображения звериных морд, таинственные графики. Висела фотография звездного неба. Над древним письменным столом была приделана полочка, на которой стоял миниатюрный макет - жутко красивый. Дядя Юра уверял, что когда-то очень давно так выглядел храм в городе Дельфы, где обитал знаменитый оракул. Кстати, бронзовая надпись в прихожей - насчет "познания себя" - она ведь оттуда же, из Дельфийского храма. Бэла вообще с особенной нежностью относилась к древнегреческим предсказателям, наверное, тоже хотела стать когда-нибудь мифом... Компьютер на столе, распечатки валяются, бумажки со столбиками цифр - творческий беспорядок. Телевизионщики любили здесь снимать. Правда, стеклянные дверцы шкафа сейчас были раскрыты, а книги с нижней полки почему-то свалены вниз, на пол. Справочники по всяким там математикам, труды всяких там Кеплеров и Пифагоров, другая ученая дребедень - все это бесцеремонно брошено под ноги. Литература на других полках не тронута, стоит сомкнутыми рядами: Библия, Коран, шикарные тома со странными названиями вроде "Зохар", "Авеста", и прочее, и прочее. Присев, мальчик заглянул в разоренную полку. Ага! Простенький, пошленький тайничок - углубление с задвижкой. Пустой, увы. Мальчик никогда не брал отсюда книги - скучища ведь, наука. То ли дело у дяди Юры. И, выходит, зря не брал... Он встал и распрямился.
На письменном столе творческий беспорядок достигал своего апогея: кроме компьютера и распечаток здесь имел место ворох хитроумно расчерченных картонок. Бэла, объясняя что-нибудь тупым журналистам, обязательно демонстрировала такую картонку и водила по ней пальцем. Назывались они очень красиво - "астрологические карты". Еще на столе был телефонный аппарат и раскрытый блокнот. А поверх всего - в качестве ведущего элемента композиции - лежали деньги.
Несколько аккуратных пачек.
Мальчик никогда не видел денег в пачках. Мгновение он впитывал глазами стол - в холодном восторге. Наверное, эти самые богатства и хранил опустевший тайничок... Впрочем, деньги были чужими, и колдовство сразу потеряло силу. Мальчик сделал шаг, заглянул в раскрытую страницу блокнота. Наискосок бежала запись, сделанная красным фломастером. Выделялось короткое противное слово: "МОРГ", жирно подчеркнутое, затем следовал адрес и телефонный номер. Стараясь не дотронуться до денег, мальчик взял блокнот и перелистал его. Однако другие страницы были чисты. Бесконечно листалась сплошная глянцевая белизна - очевидно, ради одной-единственной записи Бэла использовала совершенно новую вещь. Безумная расточительность. Мальчик последний раз огляделся. Исследовать эту комнату было вроде бы незачем, и он вышел в коридор.
Дядя Юра жил в "табакерке" желтых тонов. Здесь обстановка казалась куда более нормальной: ковер на полу, стандартный стол, стандартный диван, стандартная видео-аудио аппаратура. Полки для дефицитных книг, стеллаж для кассет, секретер для всякой всячины. В гостиной, кстати, тоже есть телевизор - висит на стене, потеснив портретную галерею, - и туда проведен кабель из дяди-Юриной комнаты, прямо от видика. Почти как кабельное телевидение. И в спальне есть телевизор, и даже на кухне - маленький. Вообще, у них только коридор и кабинет Бэлы сделаны в фирменном стиле "Леди Космос", а все остальные пространства квартиры смотрятся не так экзотично. Однако сейчас в комнате творилось явное безобразие. Все, что могло быть вытащено, было вытащено - из стола, из секретера, с полок, со стеллажей. Все вытащенное - брошено на пол. Закрыв собой ковер целиком, валялись россыпью папки, какие-то документы с печатями, книги, фотографии, журналы. Видеокассеты разбросаны по дивану. Мебель раскрыта, дверцы, ящики и ящички бесстыдно выставлены - голым нутром к публике. Поразительное зрелище. Видел бы все это дядя Юра, вот бы он раскричался, распсиховался, дом бы разнес от злости. Он ведь обожал порядок, жить не мог без порядка, в отличие от своей жены. Интересно, кто здесь поработал? Преступник, что ли?
Тщательно ступая в свободные от предметов промежутки ковра, мальчик двинулся вперед. В углу, на столике под торшером, лежала бумажка. Одиноко, сиротливо, но вполне аккуратно. Бумажка притягивала к себе, потому что была отдельно от царящего в "табакерке" развала. Взять ее в руки, осмотреть ее казалось таким естественным. Вот только кресло... Мальчик вдруг застыл, едва не потеряв равновесие. Как он сразу не сообразил? Торшер стоит рядом с креслом. Рядом с _т_е_м _с_а_м_ы_м_ креслом! В котором дядю Юру... вон и розетка... Он глубоко вздохнул, пытаясь вернуть движениям уверенность. Затем продолжил путь, глядя под ноги. Да, кресло мешало, гипнотизировало, занимало собой все помещение. Александр поднял бумажку. Это оказалась повернутая вниз лицом фотография. Всего-навсего старая черно-белая фотография. На обороте бежала торопливая, уже начавшая стираться надпись, сделанная синим шариком: "Все будет, как ты хочешь, родной." Запечатлена была женщина...
Его мама.
Молодая, непривычная. Лет, наверное, двадцати пяти. Вроде Жанны. Красивая, ужасно похожая на ту маму, которая улыбалась в семейном альбоме - там, где с маленьким Игорем на руках. Только... только голая!!! Она сидела в позе "лотоса", изящно воздев руки к небу ладошками вверх, закрыв глаза, почти как индийская богиня. Она сидела - передом к объективу, распахнутая настолько, что скулы сводило от неловкости. Мальчик пялился в трепещущий перед ним кусок картона, не в силах оторвать взгляд. Что это? Зачем это? Ощущение нереальности происходящего на мгновение отключило разум.
И тут ожила входная дверь. Стрельнули замки, чмокнула дерматиновая обивка. Юный взломщик бросил фотографию обратно, в панике озираясь. Исчезнуть, раствориться, стать невидимым... Скорее - куда? Он метнулся к креслу, забыв, что оно - _т_о _с_а_м_о_е_. Кресло располагалось спинкой к стене, однако никогда не стояло вплотную. Оно было откидным, как в самолете - современнейшая конструкция, - поэтому сзади оставалось чуть свободного пространства. Спинка была наклонена, кроме того, с одного бока прижимался диванчик, с другого - столик и торшер, так что между креслом и стеной получалось что-то похожее на домик. Пару лет назад, когда мальчик был еще маленьким, он забирался туда ради интереса - посидеть, поразмышлять о жизни. Правда, с тех пор он слегка подрос... Толкнуться ногами в пружинящий диван, стараясь не громыхнуть кассетами, тихонько протиснуться в узкую пыльную щель, и секунды звенящего ужаса останутся снаружи. Скорее... Детский тайник принял гостя - места хватило. Только пригнуться надо пониже. Встать на четвереньки. И скорчиться, притянув колени к подбородку...
Из прихожей неслись звуки. Стучали о линолеум снимаемые сапожки, шелестел плащ, шумно укладывался на просушку зонтик. Бэла. Так быстро вернулась, зараза. Мальчик устроился поудобнее, лихорадочно соображая, во что же он такое влип. Да, влип круто, очкарик! Ночуй теперь тут, идиот, жди, пока Бэла заснет... Звуки между тем изменились. Что-то вдруг гулко бухнуло, раскатистой волной прокатилось по квартире. Будто по железу ударили. И тут же бешеный голос хозяйки пронзил пустоту:
- Поз-з-най себя! Мясники, мудачье косолапое!
Ага, Бэла сердилась. Очевидно, влепила чем-то в бронзовую надпись на стене. Затем пошлепала босиком по коридору, надрывно бормоча:
- Ой, мерзавцы... Ой, мудачье...
Дошлепала до кухни, и звуковой фон сразу возобновился - грохот, звон, вопли. Там откровенно швыряли посуду. Не только металлическую, но и, кажется, фарфоровую. Жуть. Как же из этой ловушки выбраться?.. Хозяйка вскоре покончила с кухонными делами и возвратилась, отчетливо всхлипывая на ходу. Свернула к себе в кабинет. Оттуда выплеснулась очередная порция шумов: истерика благополучно продолжалась. Теперь Бэла швыряла что-то бумажное, мягкое. Она бессильно стонала: "Сво-олочи! Сво-олочи!" - низко, утробно. У нее вообще был фирменный голос - сочный, как у оперной певицы. Знаменитый голос. Когда она вещала на публику, форсируя громкость, даже мурашки по коже бегали.
Впрочем, стихия в конце концов угомонилась. Смолкли акустические эффекты, настала тишина. Тишина длилась вечность... "А вот интересно, думал мальчик, - вечность, наверное, это очень долго, да? Так долго, что человек для нее как бы не существует? Но тогда и вечность для человека как бы не существует. Зачем же выдумали это слово? И кто первым его выдумал?" "А может Бэла заснула? - думал он. - Хотя, там ведь негде лечь. Сидя спит, что ли? Лошади, кстати, стоя спать умеют. Но Бэла ведь не лошадь, скорее общипанная орлица, особенно, когда из телевизора смотрит..." "А может она тоже умерла? - думал мальчик. - Взяла и умерла от злости..."
Ему нестерпимо хотелось подкрасться к двери, выглянуть, а там, глядишь, и к выходу просочиться, к спасительной лазейке на свободу. Явственно представлялось, как он это делает - тихонечко, деликатненько, не хуже, чем настоящий разведчик... Вылезать было нельзя. Немыслимо было даже высунуть голову из-за спинки кресла.
Тишину победил звонок. Нет, не телефонный, а в дверь. Кого-то еще принесло, несмотря на очевидную ночь. Здесь был особый звонок электронная штуковина, издающая гулкий протяжный звук. Похоже на рог из фильма про Робин Гуда. Старинный звук, стильный... Принесло мужской голос:
- Все в порядке, встретил, - сообщил на всю квартиру, хотя хозяйка вроде бы стояла рядом. - Внизу, в машине сидит.
Это был Штерн. То ли друг семьи, то ли друг одной Бэлы, кто их разберет. Имени его мальчик не знал. Возможно, дядя Штерн просто не имел имени, поскольку все и всегда называли его исключительно по фамилии.
Бэла что-то ответила - вяло, неслышно.
- Исааковна, возьми себя в руки, - загремел гость. - Просто самолет задержался.
- Юрку уже вскрыли! - вдруг крикнула она. - Понял?
- Вскрыли?
- Мне звонила эта, твоя! - голос ее наполнился неукротимой мощью. Доложила, что вскрытие закончено, а результаты интересные! С-с-сука!..
Бэла зарыдала. Взорвалась слезами так страшно, так пугающе громко, что квартира, казалось, дрогнула. Ударная волна, прессуя воздух, докатилась и до кресла - вонзилась в уши, в легкие, в мозг. Мальчик сжался, отталкивая от себя чужую муку. Бэла рыдала примерно так же, как днем, на лестнице. "Разрезали, - выла она, - угробили мужика! Мясники, мудаки косолапые! Все, конец!.." "Ну, что ты, что ты, - раскатисто бормотал Штерн. - Ну, давай, успокаивайся, нельзя же так..."
И Бэла вскоре его послушалась. Замолчала, обессиленная. Некоторое время глухо стонала. Штерн что-то ей сказал - уже тихо, уже нормально, она ответила, тоже тихо и нормально, они начали беседовать, о чем - не слышно, а потом побрели по коридору, остановились возле кабинета дяди Юры....
- Со мной что-то жуткое творится, - говорила женщина. - Когда следовательница мне позвонила, я спятила. Представила, как вонючие санитары Юрия таскают, бросают по грязным столам, разрезанного... Сорвалась. Думала немедленно из морга забирать, не поверишь. Успела до Театральной доехать и очнулась...
- Каковы результаты вскрытия?
- Я плохо запомнила. Не отравили его, оказывается, а плеснули в лицо слезоточивым газом. Из баллончика. Ну, еще перед гибелью коньяк он пил, пьяница чертов... Следователь обещала завтра заключение показать.
- "Черемухой" или каким-нибудь "Саксоном"?
- А?
- Баллончик с газом был чьего производства?
- Нет, не знаю...
Диалог замер. Все замерло. Жили только часы на стеллаже. А может, Бэла притворяется? - неожиданно подумал мальчик. Нелепая мысль. Совершенно нелепая.
- Вот в этом кресле, - сказала женщина без выражения.
- Я догадался, - сразу откликнулся Штерн. - Ну и развал у вас! Что, серая гвардия улики искала?
- Нет, милиция только пальцы сняла. Это я.
- Ты?
- Сказала же, психую целый день. Вдруг, думаю, Юрий скрыл от меня что-нибудь...
- И как?
- Ничего необычного.
- Что ж, поздравляю.
- Издеваешься, Штерн? - ее голос завибрировал.
- Почему, вполне серьезно... Войти-то разрешишь?
Послышались грузные шаги. Судя по звуку, шагали прямо по папкам, по бумагам. Потом содрогнулось кресло - осело, принимая гостя в свои объятия. Штерн был большим, тяжелым мужчиной. С бородой, очень похожим на Маркса. И как личность он был большим и тяжелым... Съежившийся за креслом мальчик содрогнулся вместе со своим убежищем, приник к полу, забыв дышать. "Только бы спинку не опустил, - колотилось в затылке. - Прижмет ведь, раздавит, боров..."
- Значит, здесь его и прикончили, - констатировал Штерн. Громко, совсем близко. - И что ты обо всем этом думаешь?
- Стой, - сказала Бэла. - Внизу нас с тобой якут ждет?
- Подождет, ничего с ним не случится. Отвезу его в отель. Пристрою, не беспокойся... Так какие у тебя версии, Исааковна?
Бэла ощутимо вздохнула.
- Голова кругом идет, Штерн. "Охранке" вроде бы незачем было...
- Тихо, - внезапно оборвал ее собеседник. Резко и грубо. Даже привстал, временно освободив кресло от томительной тяжести. - В самом деле, пошли-ка лучше на улицу.
Бэла хрипло хохотнула:
- Может, надежнее в ванную? Выключим свет, включим воду... Фу, как пошло, Штерн. Да пусть слушают, если хотят, - она внезапно заорала. - Эй, жопоголовые, не спать на посту! Сейчас мы будем оскорблять честь и достоинство Президента!
- Твою неповторимую интеллигентность я особенно люблю, - кисло заметил Штерн. - Вы что, уже проверили квартиру?
- Юрий как раз из-за этого и приезжал сюда с залива. Он нашел специалиста, договорился с ним на вчера. Специалист с утра работал, а потом Юрий позвонил мне, сказал, что квартира чистая, зря паниковали. Примерно в четыре звонил. Он был слегка выпивши - угостил на радостях того мужика. А в восемь его... - Бэла замолчала.
Гость плюхнулся обратно.
- Что в восемь? - терпеливо спросил он. - Закончи, пожалуйста, фразу. В восемь его... что?
- Убрали, - твердо сказала Бэла.
- Понятно. Я просто хотел услышать твою версию, извини, родная... Кто был тот тип?
- Специалист по электронике? У мужа записаны его данные. Где-то здесь, сейчас найду. На бумажке... - в комнате начали ходить, шуршать, раскачивать насыщенную электричеством атмосферу. - А у тебя какая версия, Штерн? - раздалось через мгновение. - Зачем им Юрий, им же я нужна, я!..
Собеседник отвратительно поерзал, устраивая зад поудобнее.
- Во-первых, ты им нужна живой. Кто, кроме тебя, может сделать это идиотское предсказание? У тебя авторитет, родная, люди тебе верят... А во-вторых, гадать о мотивах наших прославленных Рыцарей Тьмы бесполезно. Тот майор прекрасно знал, кем для тебя был Юрий, сама же говорила. Если они даже на твоего "тайного советника" вышли...
- Да, хорошо, что напомнил! Знаешь, наш "тайный советник" мне в почтовый ящик записку опустил. Назначил встречу ровно на два ночи, хочет обсудить ситуацию. Тоже, наверное, в штаны понаклал.
- Мне с тобой?
- Не станет он при тебе разговаривать. Осторожный до кретинизма.
- Осторожный! Как же он тогда позволил себя вычислить? Тот майор ведь не к кому-нибудь пришел побеседовать по душам, а прямо к нему. Разве нет?
Бэла затихла, перестала ходить и шуршать. Возразила:
- Перед праздниками он сообщил Юрию, кое-что. Я не успела дать тебе знать, мы на залив уезжали, а по телефону - сам понимаешь... Он выяснил, кто является информатором "Охранки".
Штерн вдруг зашевелился - едва ли не с креслом:
- Неужели кто-то из наших? - выговорил звеняще.
- Случайный человек, живет в коммунальной квартире под нами. Сосед, можно сказать. Ты его не знаешь.
- Внештатник?
- Настоящий сексот, стукач законспирированный. Кто бы мог подумать... Наш друг обещал принять меры.
- А как насчет главного? Он что-нибудь узнал?
- Оказывается, Служба Порядка ведет-таки некую программу, в рамках которой вполне могут отрабатывать мою фамилию. Называется "Наби".
- "Наби"? Кошмар. Фантазии у мужиков - ну совсем нет... Между прочим, Исааковна, я тут сам обдумал ситуацию, и у меня сложилось стойкое ощущение, что большая Служба к нам отношения не имеет. Это чья-то самодеятельность, по-моему. Как-то нелепо... Во всяком случае, если майор к тебе явится, держи себя с ним именно исходя из таких предположений. Впрочем, убийство как объяснить?
Наступила пауза.
- Нашла, - сообщила Бэла. - Вот тебе фамилия того специалиста, адрес, телефон. Даже счет в сберкассе есть. Проверишь.
- Слушаюсь, - откликнулся Штерн. - Кстати, что ты сказала следователю?
- Про Юриных любовниц сказала. Хорошо сказала, пусть они там раскручивают эту тему, чтобы подальше от наших дел.
- Смотри, не схлопочи "убийство на почве ревности".
- Не бойся, у них и без меня есть кого подозревать. Например, вот.
В щель было видно, как стянутая пиджаком рука взяла что-то с торшерного столика. "Фотография! - ожгло мальчика. - Фотографию смотрит! На ней же... на ней..."
- О! - восхитился друг семьи. - Кто это?
- Соседка снизу.
- С ума сойти, сплошные соседи. Он с ней спал?
- Ох, Штерн, - простонала Бэла, - с кем он только не спал, мразь!
- Ладно тебе. Снова начнешь матом изъясняться, - Мужчина круто поднялся, вторично заставив кресло содрогнуться. - Бедный якут, наверное, уже в транс впал. Пошли, поздороваешься с ним для приличия.
Он затопал прочь.
- Ох, некстати Юрий гостя позвал, - вздохнула Бэла. - Что с ним теперь делать?
Уже приглушенно, уже из коридора.
- Посмотрит город и уедет. Ты же не виновата, что его будущего импресарио убили! Оплатишь ему проезд в обе стороны, и хватит, рассердился мужчина почти не слышно. - Нашла чем голову забивать.
Они удалялись. Шлепали обувью по линолеуму, издавали иные неопознанные шумы. Потом чмокнули дверью - убыли на лестницу.