Хозяин заведения Кукури Арчилович Бакрадзе, круглопузый черный жучок с горбатым носом птицы-тукана, стремился выглядеть джентльменом, но это ему удавалось плохо. Как известно, подлинный джентльмен должен всегда быть чисто выбритым, находиться в состоянии легкого подпития и в любых ситуациях сохранять величавое спокойствие. Из трех требований Бакрадзе удавалось только второе: в подпитии он находился с утра и до поздней ночи. Остальное у него просто не получалось. Спустя полчаса после самого тщательного бритья он ухе выглядел небритым, а сдерживать свои эмоции вообще не умея: мгновенно заводился, потел, руки его начинали дрожать. А заводясь, Багкрадзе терял ощущение реальности и потому делал непростительные ошибки. Слова «хитрый Кукури» к нему можно было отнести только в самой малой степени.
   Гулливера Бакрадзе принял в своем кабинете — просторном, хорошо обставленном и также без окон. Там, где они когда-то были, проемы заделали бетоном, а стену оклеили обоями с прекрасным швейцарским пейзажем — горы, голубое озеро и синее небо. Швырнуть в его логово гранату, как считал Бакрадзе, ни у кого не было возможности. Он даже не представлял, что опасность может прийти в его заведение через двери и появиться непосредственно в кабинете.
   Гулливер подошел к креслу, в котором сидел хозяин, положил руку на спинку, погладил кожу.
   — «Стелла»? Вижу по мебели, у конторы финансовые трудности? Я бы в своем офисе предпочел «Орхидею». Это, конечно, дороже, но выглядит солидней и удобней.
   Бакрадзе сразу стал заводиться: ладони вспотели.
   Гулливер подошел к стене, где выстроились в линию стулья с рамами, выгнутыми из цельнотянутых никелированных трубок. На них рассаживались участники совещаний, которые проводил шеф.
   — «Гамма»? — Гулливер ощупал пластик сиденья. Сел, устроился поудобнее. — Между прочим, стульчики типа «Аксона» для офиса обошлись бы дешевле. Надо экономить…
   Бакрадзе, с трудом сдержав уже закипевшее раздражение, постарался остаться джентльменом.
   — Что вам налить?
   — Спирта у вас, конечно, нет? Тогда поговорим насухую.
   — Поговорим.
   Мысленно Бакрадзе уже дважды выругался, проклиная себя за согласие встретиться с этим типом.
   — Как мне вас называть? Господин Бакрадзе или просто Кукури?
   — Э, какая разница? Говорите главное. — Бакрадзе постучал ногтем по стеклу дорогих наручных часов. — И как можно короче. У меня мало времени.
   — Я тоже люблю коротко. — Гулливер щелчком выбил сигарету из пачки, осторожно взял её губами, сдвинув языком вправо в уголок рта. — Мне, — Гулливер достал золоченую зажигалку, не высекая огня, обвел рукой широкий круг, — здесь у вас нравится. Исключая мебель. Короче, все это я беру…
   Гулливер прикурил и выпустил струю дыма в сторону Бакрадзе. Тот на мгновение оторопел от наглости посетителя, потом нажал кнопку на аппарате внутренней связи. Трясясь от злости, позвал:
   — Нодари! Зайди ко мне срочно!
   Дверь тут же отворилась, и в кабинет ввалился высокий спортивного склада парень лет двадцати пяти с русской физиономией в джинсовой куртке, в черной бейсбольной кепочке с большим козырьком и красной надписью на тулье «NВА».
   — Звали?
   Сразу и не поймешь, чего в голосе больше — издевательства или интереса.
   Руки Бакрадзе затряслись сильнее.
   — Где Нодари?
   — Это который террорист? — Джинсовый парень откровенно изгилялся. — Он меня попросил посидеть у дверей, а сам поехал подкладывать бомбу в троллейбус…
   Только теперь Бакрадзе стал догадываться, в чем дело, и злость захлестнула его, выдавив остатки хладнокровия. Он судорожным движением открыл ящик стола, сунул руку внутрь. Там под бумагами лежал пистолет.
   Но такие штучки быстро не получаются, особенно если ты в подпитии и раздражении. «Джинсовый» опередил директора. Длинная рука вылетела вперед как разжавшаяся пружина. Сильный удар пришелся в челюсть Бакрадзе. Кресло на колесиках отъехало, Бакрадзе выпал из него и улегся на ковре, раскинув руки.
   Гулливер встал, подошел к столу, опустился в кресло директора и поставил ногу на грудь поверженного Бакрадзе. Подал «джинсовому» команду:
   — Помоги ему оклематься.
   «Джинсовый» взял салфетку, обернул ею стеклянный баллон сифона, вернулся к Бакрадзе и пустил ему в лицо струю шипучей воды.
   Бакрадзе ошалело тряхнул головой, вытаращил глаза. Он ещё не пришел в себя и плохо помнил, что с ним приключилось.
   — Где я?
   — У меня в гостях, дорогой.
   Гулливер издевался.
   Бакрадзе дернулся, пытаясь встать, но Гулливер удержал его ногой.
   — Несерьезный ты человек, Кукури! Может, даже глупый. Сам просил говорить короче. Я сказал. А ты вот упал. Нервы. Зачем тогда торопил? Я бы спокойно рассказал, как собираюсь забрать у тебя казино. Как оно называется? «Риони»? Что это означает?
   — Так вот, «Риони» ты отдашь мне. А потом, если захочешь, откроешь заново в Кутаиси.
   — Нет.
   — Ай, герой! Прямо Эдуард Шеварднадзе! Но казино ты мне уступишь, потому что — диаспора. Правда, я сам толком не скажу, что это такое, но наш губернатор считает, что диаспоре тут делать не хрена. И народ его понимает. Кстати, как твоего боевика звали? Нодари? Он кто?
   — Двоюродный брат.
   — Ой, как плохо! Твой двоюродный брат — террорист. Он сейчас едет в троллейбусе номер пять на Приморский бульвар и держит в руке пластиковый пакет. Собирается его заложить. Учти, такое сходит с рук только один раз. Самое большее — два. На третий раз террориста обязательно ловят. Твоему Нодари не повезло сразу. Его уже поймали.
   — Это ложь! — Бакрадзе предпринял отчаянную попытку вскочить, но теперь Гудливеру помог «джинсовый». Ногой он прижал руку директора к ковру.
   — Может, все же обсудим это дело по-хорошему? — Гулливер проявлял великодушие и терпение. — Зачем тебе казино?
   — Пустите, я встану.
   — Отпусти, — приказал Гулливер помощнику. Бакрадзе поднялся, но Гулливер кресла ему не уступил. Тогда хозяин присел на край стола.
   — Чего вы хотите?
   — Ты ещё не понял? Ну, тупой! Хотим самого малого. Первое, — Гулливер поставил локоть на стол, поднял ладонь вверх и загнул палец, — ты передашь казино моему человеку.
   — Что второе?
   — Соберешь манатки и уезжаешь.
   — Не соглашусь, убьешь? А ты знаешь, что я не голозадый? У меня друзья. Большие люди.
   — Вице-мэр Романадзе? Я угадал? Вы с ним скорешились в Тбилиси на Авлабаре. Верно? Так вот, учти, и похоронят вас вместе на Кукийском кладбище грузинской столицы.
   — Послушай… — Бакрадзе пытался вставить слово.
   — Нет, это послушай ты, я ещё не закончил. Грузинская власть в России кончилась. Товарищи Сталины нам больше не нужны. Хватит играть в интернационализм. Людям надоели ваше нахальство, ваша наглость. Ваш терроризм, наконец. Когда тебе сказали, что твой брат Нодари собрался заложить бомбу в троллейбус, — это не шутка. Когда его пытались задержать, он схватился за оружие… — Гулливер повернулся к своему «джинсовому» помощнику. — Володя, его уже убили?
   Володя взглянул на часы.
   — Еще нет.
   — Но его убьют. — Это Гулливер сказал уже Бакрадзе. — При попытке вооруженного сопротивления. Скоро милиция будет здесь. В твоем казино найдут взрывчатку. Володя, её ещё не нашли?
   Володя подошел к двери кабинета, открыл её. Крикнул наружу:
   — Костя, как там? Ничего не нашли?
   Прикрыл дверь, сообщил Гулливеру:
   — Нашли.
   — Вот так, господин Бакрадзе. — Гулливер развел руками. — Упрямство до добра не доводит. Теперь придется пойти на траты и менять здесь мебель на собственный вкус…
   — Это провокация! — Бакрадзе закричал срывающимся на хрип голосом. — Нодари не террорист!
   — Постой, кацо. — Гулливер говорил спокойно, без злобы и раздражения. — Насчет провокации ты в суде скажешь. Там тебе сразу поверят, а со мной такое не проходит. Я все делаю в рамках нормальной конкуренции.
   — Но я же остаюсь нищим…
   Бакрадзе застонал и схватился правой рукой за сердце. Лицо его посерело, рот открылся, жадно хватая воздух.
   Ни дать ни взять — золотая рыбка…
   — Ладно, успокойся, кацо. — Гулливер вдруг смилостивился. — Я оставлю тебя управляющим… Володя, плесни ему водички, а то ещё загнется.
   Бакрадзе выжил, но его разбил инсульт. Казино «Риони» перешло в собственность Гулливера. Оно получило новое название «Уссури» и стало перекачивать прибыль в другие карманы. Правда, гуманный Гулливер выделил десять процентов доходов старому хозяину, а его сестру, красавицу Нино Бакрадзе, которая ему так приглянулась, назначил распорядительницей заведения.
***
   Гуляев брился, когда длинной трелью залился телефонный звонок.
   — Виктор Петрович, это подполковник Дробот. — Словно боясь, что его не узнают, дал пояснение: — Начальник штаба базы.
   — Да, Василий Сергеевич, слушаю.
   — У нас чрезвычайное происшествие.
   Гуляев посмотрелся в зеркало. Левая щека была уже выбрита, на правой оставался густой слой белой пены. Вот всегда так — поганые новости приходят в самый неподходящий момент.
   — Опять что-то взорвалось? — Гуляев съязвил, понимая, что речь идет о чем-то ином.
   — Пока без взрывов. Но вот утром нашли в лесу тело прапорщика Кудряшова. Убит…
   — Только добреюсь…
   Труп лежал головой в кустах. Ноги в армейских тяжелых ботинках высовывались на тропу. Рядом с убитым стоял участковый милиционер из Каменки. Увидев Гуляева, протянул руку.
   — Капитан Кононов. Вот осматривал.
   — И что?
   — Убит ножом. Работал профессионал. Всего один удар. В спину под лопатку. И все…
   — Где его убили?
   — Метрах в десяти отсюда. С места, на котором он упал, его за ворот протащили сюда, к кустам.
   — Вы его вытащили на тропу?
   — Нет, так и нашли — голова в кустах, ноги на дорожке.
   — Думаете, кто-то помешал убийце затащить труп в чащу целиком?
   — Помешать это сделать убийце никто не мог.
   — Почему так решили?
   — Проверял. С поезда на станции Каменка сошел только один прапорщик. И один пошел через лес. Если бы кто-то ещё шел сзади, труп нашли бы ещё ночью. В три часа уже светает. Однако убитого нашли только в шесть, когда из поселка на базу двинулись служащие.
   Майор Рубцов появился на месте преступления только час спустя.
   Заметив его приближение, Гуляев взглянул на часы.
   — Опаздываете, господин майор.
   — Хорошо, что вообще добрался.
   — Что так?
   — Дорога перекрыта напрочь. Энергетики сидят на асфальте. Пришлось искать объезд.
   — Вот взяли моду, — капитан Кононов не скрывал возмущения, — чуть что — задницей на асфальт. Что у нас, что в Донбассе. Все бастуют.
   — Защищают права, — примиряюще заметил Гуляев. — Людям не платят зарплату третий месяц. Они отчаялись.
   — Ладно, Витя, не выступай. — Рубцов недовольно нахмурился. — Хотели демократии — получили. Только не учли, что в демократическом обществе такие проблемы решают не задницей на асфальте, а голосованием. Когда бывает наедине с бюллетенем и своей совестью. Но уж коли выбрал не того — терпи, чтобы поумнеть к следующему разу. А пока новые выборы не пришли, на асфальте валяться не стоит.
   — Но если людей довели?
   — Они в этом и виноваты. Пусть теперь отдуваются. Ладно, кончили. Что тут у вас?
   Гуляев коротко рассказал о том, что они успели установить.
   — Есть признаки ограбления? — спросил Рубцов.
   — Никаких. Часы на руке. В кармане пять стотысячных купюр. Удостоверение личности. Железнодорожные билеты. Пропуск в зону — все на местах.
   — У меня возникает мысль, что человека подкололи в связи с дедом, которым мы заняты.
   — Тогда виноватые подставились куда сильнее, чем если бы прапорщик оставался живым.
   — Почему? — Рубцов с интересом поглядел на Гуляева.
   — Кудряшов входил в круг лиц, которые находятся под подозрением. Теперь он из этого круга выпал. Человек, почувствовавший свою вину, постарался бы смыться подальше от следствия. А он приехал…
   — Думаешь, убийство заказное?
   — Не сомневаюсь…
   Говоря о том, что убийство Кудряшова связано с происшедшим на базе, Гуляев исходил из простых посылок. Нападение на прапорщика не было результатом ссоры, острого конфликта, наконец, драки. Убийца нанес удар со спины. Единственный и предельно точный. В состоянии возбуждения нападающий, как правило, одним ударом не ограничивается. Кроме того, при осмотре места происшествия не было обнаружено следов противостояния двух людей. Кудряшова убили в момент, когда он шел по тропе и не ожидал нападения.
   Документы и ценности прапорщика не пропали. Убийца не счел даже нужным пустить следствие по ложному следу. Он выполнил заказ и счел дело законченным.
   Конечно, с другой стороны убийство могло стать местью, сведением счетов, но убитый был человеком покладистым, неконфликтным, да и о его возвращении в гарнизон знал ограниченный круг лиц.
   То, что убийце оказалось известно время приезда Кудряшова, сужало круг подозреваемых. Больше того, именно в этом круге должны находиться люди, которым невыгодно объективное определение причин происшествия в арсенале. Они боялись, что такие причины установят. И боялись не зря…
***
   Военная контрразведка и военная прокуратура в городе размещались в одном здании, чтобы зайти к Гуляеву, Рубцову пришлось спуститься всего на один этаж.
   Рубцов открыл дверь, прошел к столу, заваленному бумагами, из-за которых торчала голова следователя. Протянул холодную влажную руку.
   — Привет! Детективы любишь?
   Гуляев насторожился. Папка в руках Рубцова говорила, что пришел контрразведчик не зря.
   — Дашь почитать? — Гуляев посмотрел на коллегу, прищурив глаза.
   — Не испугаешься?
   Рубцов шлепнул папочку на стол Гуляева.
   Тот открыл.
   «Совершенно секретно.
   Командиру войсковой части 84642 «К»
   На ваш запрос сообщаем:
   Войсковая часть 38442 расформирована приказом министра обороны от 19 марта 1994 года. Документация службы артиллерийского и ракетного вооружения сдана в архив 20 июня 1994 года. Последние документы о поступлении в часть автоматов Калашникова относятся к февралю 1993 года.
   Войсковая часть 44216 выведена из состава Западной группы войск и расформирована в январе 1993 года. По учету службы вооружения, имеющемуся в архиве, транспорт со снарядами для 122-мм гаубиц «М-30» весом в одну тысячу тонн отправлен в Краснокаменский арсенал в феврале 1992 года.
   Подлинное подписал майор Лузга».
   — Интересное кино! — Гуляев оживился, словно рыбак, заметивший колебания поплавка. — Рубцов, ты гений!
   — Приятно встречать понимающих людей. — Контрразведчик сохранял полную серьезность. — Лучше, если ты об этом доложишь моему начальству. Причем в письменном виде. А. пока читай, читай.
   «ПРОТОКОЛ опроса капитана Игнатьева Петра Ивановича, командира роты войсковой части 12148.
   Вопрос: По архивным документам, в феврале 1992 года командиром в/ч 44216 вы были назначены начальником караула для сопровождения груза боеприпасов. Вы помните этот случай?
   Ответ: Так точно, я это помню.
   Вопрос: Караул сопровождал эшелон к месту назначения до станции Каменка или в пути была смена?
   Ответ: Никаких смен караула по пути не производилось. Тем более, мы не сопровождали состав до станции Каменка. Я даже не знаю, где она находится.
   Вопрос: Вы ничего не путаете?
   Ответ: Нисколько. Караул принял транспорт под охрану прямо на базе в/ч 44216, где я проходил службу в качестве командира взвода батальона охраны. Вагоны были закрыты и опломбированы. Эшелон прошел к месту назначения без задержек.
   Вопрос: Как называлось это место назначения?
   Ответ: Железнодорожная станция города Росток. По прибытии состава в порт я сдал транспорт, и мне выдали документы для выезда личного состава караула в Россию.
   Вопрос: Солдаты после командировки не вернулись в батальон?
   Ответ: Нет. Команду караула подобрали из тех, кто подлежал увольнению в запас. Это было для всех последним служебным заданием. Люди оказались довольными.
   Вопрос: Когда, кому и где вы вернули караульные ведомости?
   Ответ: Я вернулся на базу в/ч 44216 и сдал документы караула, как положено. Солдаты уехали в пункт сбора увольняемых в запас и отправились в Россию.
   Вопрос: Могу я записать: «Караул, которым командовал старший лейтенант Игнатьев П. И., транспорт с боеприпасами с базы в/ч 44216 сопровождал до порта Росток (Германия), а не до станции Каменка (Россия)»? Так?
   Ответ: Запишите. Это верно.
   Вопрос: Хорошо. Теперь взгляните на этот документ. Это ксерокопия. Узнаете свою подпись?
   Ответ: Узнаю. Это моя подпись.
   Вопрос: Еще одна копия. Этот документ вам знаком?
   Ответ: Да, это акт о приеме под охрану транспорта, который караул сопровождал до Ростока.
   Вопрос: Вы это подтверждаете?
   Ответ: Да, конечно.
   Вопрос: Взгляните ещё на один документ. Подпись вам знакома?
   Ответ: Фамилия моя, но документ вижу впервые. В Каменке никогда не бывал. Транспорт там никому не сдавал. И подпись не моя. В чем-то похожа, но это не моя рука.
   Опрашивал капитан Лободюк В. Н.».
   — М-да, господин майор. — Гуляев поднял вверх большой палец и посмотрел на Рубцова. — По очкам победа за вами.
   — Читай, читай.
   Рубцов с интересом следил за следователем, который теперь походил на охотника, который настиг крупную дичь: сосредоточенный взгляд, порозовевшие щеки, мягкие движения руки, бесшумно листавшей страницы дела.
   «СПРАВКА о прохождении через станцию Каменка военных грузов войсковой части 48491
   1 июля 1994 года со станции Каменка отправлено два четырехосных вагона (номера 26204568 и 24963012) в адрес в/ч 38442 с маршрутом следования до станции Терновка Уральской железной дороги. Из-за отсутствия получателя по указанному адресу с места назначения произведен возврат груза. На станцию Каменка 30 июля поступили два вагона — номера 26204568 и 24963012. Отправителю выставлены претензии по оплате возврата.
   Начальник станции Коровин А. А.».
 
   «СПРАВКА о прохождении военных грузов в/ч 48491.
   Настоящим подтверждается, что в марте 1993 года через станцию Каменка военный транспорт составом в двадцать и более вагонов в адрес в/ч 48491, как указано в вашем запросе, не проходил. Выяснено, что указанные в том же запросе командира в/ч 84642 «К» с назначением на станцию Каменка в течение последнего года не регистрировались.
   Начальник станции Коровин».
   Гуляев прочитал последнюю справку и закрыл скоросшиватель.
   — Гениально, господин майор! Простенько, но с большим вкусом. Выслать оружие в часть, которую расформировали, получить возврат и скрыть его — во работа! Или оприходовать боеприпасы, которые загнаны на сторону ещё за границей, потом помаленьку их списывать… Ну, молодцы!
   — Думаешь, это Блинов?
   — Вот уж нет. За всем этим виден генеральский размах. И какой масштаб — от Германии до Приморья. Если мы возьмем их за задницу…
   Рубцов не разделил энтузиазма Гуляева.
   — Не потей. Когда играют такие партии, то в жертву готовят пешки. Доказать, что к делу причастны чины, выше Блинова рангом будет непросто. Ко всему и Блинов может открутиться. Учти, манипуляции с оружием и боеприпасами совершались, когда арсеналом командовал полковник Бергман, Давид Иосифович. Дай бог доказать, что Блинов соучастник. А то и этого не сумеем.
   — Леня! Бог не выдаст, свинья не съест. Докажем! Повторяю — ты гений.
***
   Шоркин приехал на городскую квартиру Бергмана к обеду. Банкир занимал анфиладу из девяти огромных комнат, протянувшихся во всю длину нового трехэтажного кирпичного дома. Семнадцать окон, лоджия, два балкона. Зимний сад в эркере. Две ванные. Кондиционеры. Стены, отделанные деревянными панелями и затянутые шелковым муаром. В просторной столовой центральное место занимал массивный дубовый стол, вдоль которого выстроились стулья черного цвета с высокими спинками.
   Обедали вдвоем. Бергман изображал гостеприимного хозяина: налил гостю коньяк, затем поочередно брал разные бутылки, предлагая выбрать вино на свой вкус.
   Откуда-то со стороны лилась тихая музыка. Шоркин не считал себя знатоком — ни возможностей, ни времени музицировать у него никогда не имелось, но тут узнал без большого труда: симфонический оркестр играл Верди. Что-то из «Травиаты». Щемящие ноты грусти и нежности рождали чувство ожидания. Он напряженно ждал: вот сейчас Бергман задаст вопрос, и на него предстоит дать ответ. И тогда что-то безвозвратно уйдет, исчезнет из жизни. Как ни условны понятия «долг», «честь», «совесть», перешагнуть через них не так-то просто. Шоркин ждал этого момента с растущим чувством гадливости к тому, что собирался сделать.
   Однако Бергман не касался главного, и за столом они говорили о пустяках — о винах, о вкусе и качестве водки. Только в зимнем саду, когда оба уселись в мягких креслах под пальмами и цветущими орхидеями, когда им подали черный кофе, банкир сказал:
   — Вы позвонили сами, Михаил Яковлевич. Я понял, что это означает вашу готовность войти в траст. Верно?
   — Да, я готов.
   Бергман отхлебнул кофе, изобразив на лице предельное блаженство.
   — Был бы рад услышать, что в моем кругу нет ваших людей.
   — Они есть, Корнелий Иосифович.
   — Кто же?
   — Сергей Маркович Зайденшнер и Илья Ильич Якунин.
   Шоркин назвал фамилии и вдруг ощутил облегчение. Он. преодолел раздвоение чувств и мыслей, которое испытывал ещё минуту назад. И вдруг снова стал самим собой, хотя уже и в другом качестве. Он сумел разорвать круг условностей, вышел из него и теперь будет жить иной жизнью. И пусть Бергман не тешит себя радостной мыслью, что теперь Шоркин у него в руках.
   Бергман скорее всего угадал, что должен думать в такой момент его собеседник. Сказал задумчиво:
   — А мы теперь, Михаил Яковлевич, в одной упряжке. И не надо думать, будто вожжи у меня в руках. Мы оба тянем лямки.
   Шоркин благодарно улыбнулся.
   — Тянуть так тянуть…
   — Вот и отлично. — Бергман вдруг нахмурился. — Кстати, вы знаете Зайденшнера?
   — Нет.
   — Но вы его видели. У меня. Помните, такой профессорского вида?
   Шоркин вспомнил. Память на лица он имел неплохую.
   — Может быть, вы возьмете этот вопрос на себя? Понимаете? — Бергман неопределенно пошевелил пальцами, словно перебирал струны.
   — Конечно.
   — Отлично. Больше к этому мы возвращаться не будем.
   Отворилась дверь, и в зимний сад бесшумно вошла молодая женщина. Она приблизилась к Бергману и обняла его за плечи.
   — Я в город.
   Сказала и осеклась, увидев незнакомого человека.
   Бергман встал.
   — Знакомьтесь, Михаил Яковлевич. Это Финка, моя сестра.
   Шоркин поднялся. Вежливо склонил голову, но удивления не скрыл.
   — Финка?
   Бергман улыбнулся и притянул женщину за плечи к себе.
   — Руфина. Руфинка. Финка. Простой ряд слов. Мы её так зовем дома.
   — Очень приятно.
   Руфина словно не обратила на него внимания. Только спросила:
   — Вы нас на время не оставите одних?
   — Почему на время? — Шоркин сдержал задетое самолюбие — дама его выставляла — и сделал вид, что принял её слова нормально. — Мы разговор окончили, я готов откланяться.
   Он протянул Бергману руку, кивнул в сторону его сестры и вышел, плотно притворив за собой дверь. Он спускался по лестнице, когда его окликнули:
   — Полковник, вы не обиделись? Подождите меня.
   Шоркин задержался и обернулся. Едва касаясь рукой перил, по синей с золотыми звездами ковровой дорожке спускалась Руфина. Весь её облик восточной красавицы — черные жесткие волосы, расчесанные на пробор, брови, словно прочерченные по линейке, глаза темные с маслянистым блеском, бледная, без каких-либо следов загара кожа, полные чувственные губы, рельефная тяжелая грудь, тонкая талия, широкие бедра — одновременно сочетал в себе нечто привлекательное и настораживающее.
   — Ты в город? — Она не отягощала себя стремлением выглядеть вежливой.
   — В город.
   Они вышли во дворик.
   — У тебя машина?
   Она понимала, что, если на стоянке нет автомобилей, кроме её собственного, задавать вопрос бессмысленно. Но она его задала.
   — Нет, — Шоркин беспечно тряхнул головой, — я марафонец. Сегодня забег в честь трехсотлетия российского флота.
   Она засмеялась громким булькающим смехом.
   — Могу подвезти.
   — Опасное предложение. — Он уже принял её обращение на «ты» и отвечал тем же. — Незнакомый мужчина в дороге может наброситься… Так, во всяком случае, сегодня нас предупреждают специалисты.
   Руфина оглядела его от головы до ног. Кончиком языка коснулась губ, дразня его.
   — Садись. Люблю неожиданные приключения.
   Она распахнула правую дверку, сама обошла машину и села за руль. «Порше» — дорогой, блестящий свежим лаком автомобиль — с места рванулся в сторону города. На вираже шины свирепо визжали.
   — Я интересная?
   — Ты красивая.
   — Разве есть разница?
   — Да, красивые не всегда интересны.
   — Однако ты нахал!
   — Не имел тебя в виду. Мы говорили вообще, разве не так?
   — И на том спасибо. Ты женат?
   — Да.
   — Но вы уже давно разошлись во взглядах. Верно? Брак тяготит вас обоих, хотя разрывать его пока нельзя. Так?
   — Нет. И почему брак обязательно должен меня тяготить?
   — Разве ты не собираешься меня закадрить? Если да, самое время пожаловаться на жену.