Страница:
Начинать стоило с того, который стоял.
Оттолкнувшись, Тюлеген прыгнул, одновременно занося нож для удара. Пистолет, готовый к выстрелу, он сжимал в левой руке.
Боевик среагировал на шорох гальки и стал оборачиваться. Тюлегену показалось, что делал это он лениво и вяло, словно в замедленном кино.
Лезвие ножа Тюлегена со всего маху с хрустом вошло в открытую шею противника. Тот громко захрипел и рухнул на своего напарника, сбив его с камня.
Тюлеген сделал еще один прыжок и прижал ствол «Стечкина» к затылку не успевшего вскочить с земли второго противника, перевернул его на спину. Воткнул пистолет в середину лба и вдруг понял, что его противник русский.
— Как ты здесь оказался? — спросил он, не ослабляя давления на лоб.
— Да загребись ты, козел! Ты сам кто такой?!
По злобности голоса и напускной смелости Тюлеген понял, что имеет дело с профессиональным уголовником. Сломать такого можно, только показав серьезность своих намерений.
— За козла ответишь! — Тюлеген с удовольствием произнес фразу, ставшую модной у москвичей в последнее время.
Он наступил на грудь поверженного противника коленом, перенес на него весь свой вес и только потом отнял от лба пистолет. Опустил его стволом вниз и выстрелил возле самого уха, целясь в песок.
Выстрел заставил уголовника взвыть от испуга и боли, пронизавшей перепонку.
Пистолет, из ствола которого тянуло вонью жженого пороха, снова уперся в лоб противника.
— Повторяю вопрос. Как ты здесь оказался?
Страдальчески морщась, уголовник изменил тон:
— А ты сам кто, мужик?
— Чабан. Стерегу баранов от двуногих шакалов.
— Мужик! Может, разойдемся по-тихому? Мы не по баранам.
— А по чему?
— Если скажу, отпустишь?
— Посмотрим.
— Здесь где-то рядом есть экспедиция…
— Есть такая, и что?
— Говорят, у ихнего начальника при себе миллион гринов. Мы хотим их взять.
— Кто вам такое сказал? Я был у них. Бедная экспедиция.
— Ха, что ты знаешь! Так они перед тобой и раскрылись.
— Откуда же известно вам?
Тюлеген, демонстрируя миролюбие, отнял пистолет от чужого лба.
— От них смылся один хмырь.
— Кангозак, что ли? Они его искали.
— Точно, Кангозак. Он сам этот миллион видел.
— Мог и соврать.
— За хреном ему это? Чтобы сорвать куш, надо по-крупному рисковать.
— Откуда взялась ваша банда?
— Ее привел Кангозак.
— Как он узнал, что у Иргаша есть деньги?
— Ему показал их один узбек. Сказал — эти бабки выданы на непредвиденные расходы, и подсказал, что делать.
— Тебя как зовут?
— Не все равно?
— Если в бога веришь, молись.
Тюлеген встал во весь рост, широко расставил ноги и прижал чужой автомат к голове его владельца.
— Не убивай, — жалостливо прохрипел бандит. — Клянусь, сейчас же уйду отсюда. И ты обо мне больше никогда не услышишь.
— Ладно, хватит меня дурить. Кто вас надоумил явиться сюда? Я думал, что после того, что вы сделали с моим дедом, вашего духу здесь никогда не будет. А ты вот возник…
Бандит облизал сухие потрескавшиеся губы толстым языком и опять взмолился:
— Не стреляй!
— Не буду, — пообещал Тюлеген. — И тут же пнул противника по спине. — Отвечай на мой вопрос. Кто вас подбил ограбить и убить Алтынбая?
— Клянусь, не знаю.
— Тогда нам не о чем говорить.
— Ты же сказал, что не будешь стрелять.
— Почему ты решил, что я нарушу слово? На таких, как ты, жалко тратить пули. Я тебя просто зарежу.
Тюлеген вытащил нож из засаленных ножен, потрогал пальцем остроту лезвия и ухмыльнулся:
— Теперь ты понял, ублюдок?
Ножи не всегда блестят, когда ими наносят удары.
Со стороны, где располагался палаточный городок экспедиции, затрещали автоматные очереди — одна, другая, потом стрельба приобрела беспорядочный характер. Кто и почему стрелял, что вообще там происходило, Андрей понять не мог. Но то, что у него вдруг появился шанс убежать, он просек сразу.
В окружении буровых штанг, обсадных труб, инструментальных ящиков идея освобождения сразу приняла технические черты.
В куче инструмента, лежавшего навалом, Андрей отобрал мощную струбцину — скобу с винтовым устройством для стягивания воедино разных деталей. Действовать одной рукой было трудно, но желание оказаться на свободе прибавляло сил.
Один крюк струбцины Андрей снаружи упер в изгиб скобы, к которой был прикреплен наручник, второй крюк вывел на противоположную сторону скобы. Между ее внутренней стороной и стягивающим винтом он вложил обрезок толстой трубы и поджал, сделав несколько оборотов винта. Дальше вращать устройство стало труднее. Тогда на штырь ворота Андрей надел метровый обрезок трубы. Рычаг сразу облегчил дело, и скоба под давлением винта стала гнуться.
Еще несколько оборотов, потребовавших предельных усилий, и скоба страдальчески заскрипела. С торца стержня, приваренного к несущей балке, сорвались и разлетелись в стороны чешуйки окалины.
Это показалось Андрею добрым знаком, и он налег на ворот с новой силой.
Скоба заскрипела еще сильнее, потом, громко ухнув, край, на который приходилось основное давление, оторвался от балки. Струбцина, потеряв опору, упала на землю, ударив Андрея по ноге.
Андрей попытался протащить цепь наручников через образовавшуюся щель, но та оказалась слишком узкой. Он поднял трубу, которую использовал как рычаг и применил ее с той же целью во второй раз.
Легко поскрипывая, скоба стала гнуться. Через мгновение Андрей был свободен.
И сразу перед ним встал вопрос, что делать. Рубаха, которую он надел, никакой роли в его судьбе не сыграла. Подмога не пришла, и стоило ли ее ждать вообще, Андрей не знал.
Можно было, конечно, и собственными силами загнать в скважину снаряд, начиненный пластидом. Поднять трубу и завести ее головную часть в устье скважины он сумел бы. А дальше?
Забить тампон в скважину и завернуть на ее устье крышку у него не хватило бы времени. Значит, огромная жара, которую вызовет взрыв в подземной камере, создаст там высокое давление, и из скважины наружу вырвется гейзер горячих радиоактивных газов и пыли.
Трудно сказать, сколько времени будет фонтанировать пещера, но то, что наружу вырвется радиационный джинн, младший брат Чернобыля, сомнений быть не могло.
Единственное, что он мог сделать в этих условиях — поспешить за подмогой к Тюлегену и его братьям. Если вчетвером они сумеют закрепиться на буровой, спустить заряд в камеру и затампонировать скважину, Иргашу не останется смысла вести войну. Зная осторожность предводителя моджахедов, можно предположить, что он сразу уведет своих людей подальше от места взрыва.
Андрей на мгновение заскочил в буровой домик, достал из тайника свой пистолет, передернул затвор и быстрым шагом пошел в сторону чабанской кошары. Шел и никак не мог понять, что все-таки происходит вокруг. Со стороны, где находились люди Иргаша, слышалась беспрерывная стрельба. Сумрачное небо то и дело полосовали линии красных трассеров.
Неожиданно несколько выстрелов раздались из-за лога, где располагалась кошара. Пуля, прозвенев где-то рядом, пронеслась мимо Андрея.
Значит, целили в него, и уж он-то знал, что в таких случаях надо делать.
У края лощины кто-то шевельнулся, стронул камни, и они, выдавая неосторожного охотника, с треском посыпались в обрыв.
Андрей прицелился в место, откуда послышался шум, закрыл глаза, чтобы не ослепить себя вспышкой, пальнул из пистолета и рывком бросился вперед. Сделав три шага, упал. Тут же отполз за камень, темневший впереди, и плотно залег.
Едва он устроился, как услышал хруст камней. По тропе в его сторону двигались люди.
Легкий шорох заставил Андрея насторожиться. Чувство опасности, обычно находящееся у большинства горожан в неразвитом состоянии, подсказало ему — хотя он в сумерках ничего не видел, не ощущал, что где-то рядом затаился человек.
Почти в ту же секунду кто-то прыгнул ему на спину, схватил руками за горло и потянул назад. Упасть в таком случае на спину означало помощь противнику, который этого и добивался. Преодолевая сопротивление, Андрей согнул ноги в коленях и резко кинулся вперед, словно собирался совершить кувырок через голову.
Вес противника оказался недостаточным — и прием удался. Оседлавший Андрея человек упал на спину и ослабил хватку. Андрей нанес удар ребром ладони ему под подбородок и вскочил на ноги.
Сделано это было вовремя. Из-за камней к месту схватки спешил второй человек. В левой руке его тускло блестело лезвие ножа.
Когда противник был рядом, Андрей сделал вид, что готов к схватке — раздвинул ноги, широко развел в стороны руки и полуприсел. Но едва противник бросился вперед, Андрей легко отступил, перепрыгнув через тело, лежавшее на земле.
Атаковавший его не ожидал такого маневра, вовремя не остановился и упал лицом вниз, споткнувшись о чужое тело.
Андрей, не позволив противнику сообразить, в чем дело, прыгнул ему на спину, схватил за руку, державшую нож, и завернул ее назад, вырывая из плеча.
В тот же миг за спиной Андрея полыхнула оранжевая вспышка.
Он не слышал взрыва, а только увидел длинные черные тени и полосы дрожащего света, метавшиеся по камням.
Потом он влетел в тишину, как ныряльщик в воду. Мир потемнел и погрузился во тьму, будто кто-то выключил свет и звук сразу.
Ни боли в разбитом затылке, ни рези в коленке, которую ударил при падении о камень, ни застойного нытья в пояснице. Свобода от бремени жизни и неудобств, приносимых ею.
Но в то же время ни ревущей органом трубы со светлым пятном на выходе, куда устремляются души, вырвавшись из узилищ бренных тел.
Ни белокрылых ангелов с трубами, с ликующим пением встречающих праведника у райских врат.
Ни черных рогатых чертей, кривляющихся при виде очередного грешника, прибывшего в ад.
Ничего. Только тишина. Пустота. Безвременье.
Это, оказывается, только думать о смерти страшно. Умирать легко и просто. Что-то хлопнуло, вспыхнуло, что-то толкнуло тебя, и все — дух вон! Единственным доказательством того, что ты был, осталось бренное тело, но тебе оно уже не нужно. Что делать с ним, как поступить, думать придется другим…
Андрей рухнул на землю ничком и застыл, словно подстреленная птица.
Ничего. Тишина. Пустота. Безвременье…
— Вот он, здесь! — Закричал Тюлеген, увидев знакомое тело.
Первым к Андрею подбежал Касум. Нагнулся, посмотрел. Крикнул расстроенно:
— Ульген! Мертвый!
Тюлеген оттолкнул брата, встал на колени, ощупал голову Андрея. Взглянул на пальцы, перепачканные кровью.
— Что?! — спросил Виктор тревожно. Он стоял в двух шагах, держа автомат наготове.
— Погоди. — Тюлеген перевернул Андрея на спину, снял с него рабочую пластмассовую каску. Прощупал на шее тоненькую ниточку пульса. — Он живой. Это был не осколок. Это камень. Дай воды.
Виктор отстегнул от пояса фляжку. Подал Тюлегену. Тот отвинтил пробку, быстро набрал жидкость в рот и прыснул Андрею в лицо.
Прыснул и ошалело взглянул на брата:
— Это спирт!
— Самогон, — смущенно ответил Виктор. — Спирт у нас кончился.
— Я просил воду, — Тюлеген все еще отплевывался.
— Самогон лучше.
Тюлеген раздвинул Андрею зубы и тонкой струйкой влил жидкость в рот.
— У-ух!! — Андрей дернул плечами, с усилием выдираясь из сжимавших его тисков безмолвия и темноты, как пловец, вырывающийся из объятий водоворота.
— Живой! — радостно объявил Касум.
Теперь о том же знал и сам Андрей. Тяжелая ноющая боль залила затылок. Заныло разбитое о камни колено. Жизнь возвращалась со всеми ее заботами и болячками, весомо, зримо.
— Вставай, — Тюлеген подхватил Андрея под руку и поставил на ноги. Касум подхватил его с другой стороны.
— Пошли, — сказал Тюлеген. — Надо доделать дело.
Жизнь вгоняла Андрея в суету забот, как патрон в патронник.
— Пошли, — Андрей тяжело вздохнул и еще раз потрогал затылок.
— До свадьбы пройдет, — успокоил его Тюлеген.
— Что ты мне в рот вливал? — спросил Андрей. Он шел тяжело, прихрамывая.
— Валерьянку, — хихикнул Виктор.
— Дай еще, помогает.
Он отпил из фляжки два глотка, похрипел, пытаясь отдышаться.
— Давай я тебе помогу, — сильная рука подхватила Андрея под мышку. От неожиданности звучания над ухом так хорошо знакомого голоса Андрей вздрогнул:
— Кашкарбай?!
— Шолом, — Кашкарбай крепко сжал Андрею плечо. — Держи хвост морковкой, урус!
— Ты?! — Андрей обалдело глядел на ненавистного ему моджахеда, который произнес пароль, сообщенный ему Халифом. — Не может быть!
— Может. Я увидел, как ты надеваешь боевую рубаху и сразу сделал два дела. Вызвал вертолет «соскока». Тебе так назвал этот ход Халиф?
— Так… А что второе?
— Вы мне должны помочь, — Кашкарбай махнул рукой, приглашая Андрея и Тюлегена за собой. — Пошли!
Они зашли за цистерну с технической водой. Кашкарбай приподнял брезент, прикрывавший ящики с инструментом. Андрей ошеломленно замер.
Поверх ящиков лежал Иргаш. Лицо было залито кровью. Одна рука свисала со штабеля, почти касаясь земли. Вторая была неестественно подогнута и находилась под спиной.
— Ты его? — спросил Андрей.
— Такова была воля Аллаха. Грехи его столь велики, что, появившись в аду последним, он пойдет в огонь первым, без очереди! Помоги оттащить его к яру.
В углу палатки лежало что-то под кучей грязного тряпья.
— Что это? — спросил Андрей настороженно и повел пистолетом в сторону кучи.
— Дика, — объяснил Кашкарбай сквозь зубы. Он тащил тело Иргаша, и ему было не о разговоров.
— Его тоже?
— Не тоже, а в первую очередь. Это он разобрался в том, что ты пробил свод и открыл пещеру. Он без тебя осмотрел скважину через световод и привел Иргаша. Тут же попросил разрешения убить тебя.
Со стороны палаточного лагеря прогремела автоматная очередь.
— Кто там может быть? — спросил Андрей.
— Кто бы ни был, — сказал Кашкарбай, — это не наши.
— Тихо! — сказал Тюлеген. — Они нас не заметили. Прут напропалую.
— Пусть идут, — бросил Андрей. — Они вообще о нас ничего не знают.
— Что предлагаешь? Пропустить?
— Э, нет. Надо их попугать. Пусть отходят на восток. Рывок!
Братья добежали до гряды камней и припали к земле, задыхаясь от напряжения. Тюлеген сдвинулся вправо на место, удобное для наблюдения.
— Теперь они нас заметили, — сказал он так, чтобы слышали братья. — Остановились. Теперь залегли.
— Это хорошо, — ответил ему Виктор. — Я их сейчас повеселю.
— Кончай чудить, — пытался остановить его Тюлеген, но брат не послушался.
Он медленно встал, отряхнул колени от пыли, закинул автомат за плечо и побрел вдоль гряды на восток, уходя в сторону от позиции. До места, где залегли моджахеды, было метров двести и в предрассветных сумерках вероятность того, что прицельный выстрел будет удачным, была невысокой.
— Касум, — сказал Тюлеген, стараясь скрыть злость на младшего брата. — Приготовься.
— Угу, — ответил Касум.
Виктор двигался медленно, но без остановок. Несколько раз он пинал ногой камни, попадавшиеся на пути, и те с треском отлетали в сторону.
Появление незнакомого человека вызвало у моджахедов замешательство. Из-за обломка скалы поднялся и встал в рост худой как жердь чеченец Исмет. Сложил у рта руки рупором, собираясь что-то крикнуть. Но не успел. Тюлеген нажал на спуск мгновением раньше.
Трудно сказать, какой реакции ожидал от моджахедов Виктор, делая вылазку, но над плато раздались крики «Алла акбар!», затрещали автоматы, и трассы пуль потянулись к гряде, за которой залегли Тюлеген и Касум. Пришлось броситься на землю и Виктору.
Стреляли моджахеды с нескрываемым остервенением. Вся история с экспедицией, необходимость работать на жаре и ветру уже давно раздражала боевиков, привыкших убивать и грабить. Они долго ждали возможности поразмяться и наконец ее получили.
Ситуация складывалась еще та. Долго держать позицию братья не могли.
— Что ж, Андрей, — сказал Кашкарбай. — Теперь наш выход. Ты обходишь группу слева, я справа. Открываем огонь, прижимаем к земле. Ты требуешь от них сложить оружие.
— Почему не ты?
— Потому что я их человек и не могу выглядеть в их глазах предателем.
— Нас только двое, — удрученно сказал Андрей. — Сработает ли?
— Сработает. Ты увидишь, оружие сразу бросят три человека. Они все время были со мной. Ты их всех знаешь, — и, предупреждая возможный вопрос, сообщил: — Все трое — узбеки.
— Им можно доверять?
— Они не исламисты, Андрей. Они правоверные мусульмане. Из тех, о которых поэт писал так:
Братья Тюлеген, Касум и Виктор взяли в плен шестерых. Настоящими отчаянными боевиками среди них оказалось только трое.
Положив разоруженных боевиков на землю и оставив Касума и Виктора охранять их, Тюлеген и Андрей вернулись на буровую. Туда же, незамеченный своими, пришел Кашкарбай. Когда он подошел к домику, Тюлеген куском старой тряпки стирал с лица черные маскировочные полосы, но разогретая потом краска размазывалась и он все больше становился похожим на негра.
— Оставь, — сказал Андрей, — иначе тебя и собаки не узнают.
К людям возвращалось чувство юмора, и Тюлеген знал — это верный признак того, что опасность уже ощущается не так остро, как в начале боя.
— Что будем делать? — спросил Тюлеген, обращаясь ко всем сразу.
Ответил Кашкарбай.
— Сделаем все по науке. — Он посмотрел на Андрея. — Ну, кафир, тебе не кажется, что мы победили?
— Похоже, что так.
Андрей шагнул и протянул ему руку:
— Спасибо, Кашкарбай. Спасибо за все.
— Слушай, ты, вояка, обними меня и назови Ицхаком. Нет, лучше Ицей, как называла меня мама.
У Андрея дрогнул голос:
— Шолом, Ица. И давай кончать с этим делом.
— Давай, — Ицхак отстранился от Андрея. — Теперь ударь меня. Вот сюда.
Он показал пальцем на скулу, чуть ниже левого глаза.
— Пошел ты! — сказал Андрей зло. — Сдурел, что ли?
— Надо… Как это там у вас говорят: «Надо, Федя, надо». Так? Я должен вернуться к своим не победителем, а побежденным. Моя служба исламу еще не окончена.
— И все равно, пошел ты!
— Спасибо, Андрей, я-то думал, ты друг. На вас, русских, надеяться ни в чем нельзя.
Он нагнулся, зачерпнул рукой горсть песка, поднес руку к лицу и что было силы тиранул по щеке. Острые песчинки ободрали кожу, и щека залилась кровью.
Ицхак отряхнул ладонь.
— Понял, поц, как это делают?
Потом Ицхак протянул Андрею руки, сложенные вместе. В одной он держал наручники.
— Заковать как надо сумеешь?
— Закую, это нетрудно. А ты потом век молись, что я тебя не замочил.
— Было желание?
— Еще какое. И последний вопрос. Ты говорил о деньгах Иргаша. Их много на самом деле?
Кашкарбай удивленно взглянул на Андрея:
— Решил поправить материальное положение?
— Не свое. Хотел помочь другу.
— Тюлегену?
Теперь глаза удивленно расширились у Андрея.
— Не волнуйся, я его давно вычислил. Он хороший парень, и ему стоит помочь. Ты прав.
— А тебе самому не нужны деньги?
— Аллах да благословит твою семью и достояние, безбожник!
Андрей улыбнулся: это были слова мольбы за того, кто предложил мусульманину свои деньги. С истинно восточной дипломатичностью Кашкарбай подсказал, что не является хозяином казны Ширали-хана и на нее не претендует.
— И все же?
— Андрей, ты подумай, как я могу вернуться домой после неудачного дела не в рваном халате и с покаянием, а с мешком денег и довольным лицом?
— Тебе обязательно возвращаться?
— Это не обсуждается. Я служу своему народу там, где это полезней. Все, я пошел.
Кашкарбай, подняв над головой руки, скованные наручниками, держа в них зеленую тряпку, двинулся через плато к позиции моджахедов.
— Братья, это я, Кашкарбай!
Плененных моджахедов построили на плато. Предупреждая попытки сопротивления, Касум и Виктор с двух сторон установили ручные пулеметы.
С Кашкарбая сняли наручники, и он вытер с лица сочившуюся кровь.
К моджахедам вышел Андрей. Встал, поднял руку и указал на юго-запад:
— Там Мекка. Повернитесь туда лицами.
Нехотя, переминаясь с ноги на ногу и бурча в бороды злые проклятия, моджахеды повернулись лицами вослед уходящему солнцу.
— Люди, — сказал Андрей и подошел к Кашкарбаю. Воткнул ему палец в грудь. — Вот такие как он, верные подкаблучники Иргаша и Ширали-хана, обманули вас, пообещав блаженство, богатство и славу тем, кто поможет им овладеть огненными стрелами Аллаха. Но подумайте сами, если это на самом деле стрелы Аллаха, то почему не может их взять в свою руку сам Всевышний, Всемогущий, Всезнающий, а поручил это дело тем, на чьих лицах явно видны следы греха, а сердца помечены чеканом порока…
Андрей говорил с яростным напором, и слова сами выплывали из глубин памяти, куда попали из давно прочитанных книг мудрецов Востока.
— В помутнении вашего разума вы забыли, что средства жизни распределены Аллахом, а сроки их действия установлены Книгой Судеб. Многое свидетельствовало о том, что дело, к которому вас вели, не угодно Аллаху. Я говорю вам, вот здесь, — Андрей топнул ногой, — под нами лежит то, что ваши погонщики называли огненными стрелами Аллаха. Но на деле это злые стрелы шайтана. Подумайте, было бы мне, неверному, позволено уничтожить это зло, принадлежи оно Всеблагому Аллаху и служи добру? Проверьте крепость своей веры и убедитесь, мог ли я победить вас вопреки Книге Судеб?
Моджахеды стояли, понурив головы.
— Теперь читайте молитву. Я вам ее напомню.
Андрей вынул из кармана молитвенник «Саидаль-Кахтани», который он взял у мертвого Иргаша.
— Повторяйте за мной. «О Аллах, Ты — Царь, и нет бога, кроме Тебя, Ты — Господь мой, а я — Твой раб. Я сам себя обидел и признал свой грех, прости же все грехи мои, поистине никто не прощает грехов, кроме Тебя. Укажи мне путь к наилучшим нравственным качествам, ибо никто, кроме Тебя, не направит к ним, и лиши меня дурных качеств, ибо никто не избавит меня от них, кроме Тебя! Вот я пред Тобой, и счастье мое зависит от Тебя; все благо в руках Твоих, а зло не исходит от Тебя; все, что я делаю, делается благодаря Тебе, и к Тебе я вернусь, Ты — Всеблагой и Всевышний, и я прошу у Тебя прощения и приношу Тебе свое покаяние».
— О Аллах! — Кашкарбай заскрипел зубами. — Я должен был убить этого кафира! Должен был, но меня все время сдерживал Иргаш. Я до сих пор не понимаю, почему.
— Успокойся, — сказал Алхазур, стоявший рядом. — Не говори «если бы я сделал то-то и то-то!» Но говори: «Это предопределено Аллахом, и он сделал, что пожелал».
Когда голоса утихли, Андрей поднял руку, привлекая к себе внимание.
— Теперь стойте и слушайте. Вы почувствуете ушами, ногами, телом, как умирает дьявольское зло. Как погибают стрелы шайтана, которые кто-то пытался объявить достоянием Аллаха. Стойте и внимайте, правоверные. Внимайте и понимайте, что с вас, обманутых, сейчас снимутся ваши грехи.
Андрей подошел к скважине. Вынул из инструментального ящика короночный ключ и коронку-взрыватель. Медленно навернул ее на торец колонковой трубы, снял заглушку с устья скважины. Осторожно поднес трубу к жерлу, опустил конец внутрь и зажал захватами. С помощью тали подвел поближе к скважине пятиметровую обсадную трубу, плотно залитую бетоном. Тюлеген стоял рядом, готовый оказать помощь.
— Даю, — сказал Андрей и разжал захваты.
Боевая колонна свободно рухнула в скважину. Выдавленный ею воздух со свистом и воем вырвался наружу.
— Давай! — приказал Андрей, и Тюлеген вслед за снарядом сбросил вниз обсадную трубу и тут же завернул горловину скважины крышкой.
Едва они отошли от буровой, глубоко в скальном массиве прокатилось глухое ворчание взрыва.
Дрогнула под ногами земля. Закачалась таль, закрепленная на треноге вышки. Зазвенели стекла в буровом домике…
Андрей отдал моджахедам один из трейлеров, и те, погрузив на машину пожитки, которые пожелали захватить, двинулись в обратный путь на юг. Кашкарбай просил дать оружие, хотя бы один или два автомата, но в этом ему было отказано.
Проводив остатки экспедиции до перевала, за которым начиналась пустыня, Тюлеген и братья вернулись к кошаре.
Хотя все порядком устали, никто спать не хотел. Сидели в юрте, пили чай, вели разговоры, снова и снова переживая события последних дней.
— Если честно, — сказал Андрей, обращаясь к Тюлегену, — я кое-чего не понял. Как нам все это удалось сделать?
— Э, кончай, — Тюлеген махнул рукой, будто отгонял от уха назойливую муху. — Не нам, а тебе. Это ты провернул операцию, по которой нужно писать учебник для диверсантов. А теперь выясняется, что сам в ней ничего не понял.
— До начала стрельбы понимал почти все. Знаешь, как в американских фильмах крутые герои часто говорят: «Ситуация под контролем». Я тоже в это верил и даже боялся сглазить — до того гладко шло. И вдруг понеслось. Откуда? Куда?
Оттолкнувшись, Тюлеген прыгнул, одновременно занося нож для удара. Пистолет, готовый к выстрелу, он сжимал в левой руке.
Боевик среагировал на шорох гальки и стал оборачиваться. Тюлегену показалось, что делал это он лениво и вяло, словно в замедленном кино.
Лезвие ножа Тюлегена со всего маху с хрустом вошло в открытую шею противника. Тот громко захрипел и рухнул на своего напарника, сбив его с камня.
Тюлеген сделал еще один прыжок и прижал ствол «Стечкина» к затылку не успевшего вскочить с земли второго противника, перевернул его на спину. Воткнул пистолет в середину лба и вдруг понял, что его противник русский.
— Как ты здесь оказался? — спросил он, не ослабляя давления на лоб.
— Да загребись ты, козел! Ты сам кто такой?!
По злобности голоса и напускной смелости Тюлеген понял, что имеет дело с профессиональным уголовником. Сломать такого можно, только показав серьезность своих намерений.
— За козла ответишь! — Тюлеген с удовольствием произнес фразу, ставшую модной у москвичей в последнее время.
Он наступил на грудь поверженного противника коленом, перенес на него весь свой вес и только потом отнял от лба пистолет. Опустил его стволом вниз и выстрелил возле самого уха, целясь в песок.
Выстрел заставил уголовника взвыть от испуга и боли, пронизавшей перепонку.
Пистолет, из ствола которого тянуло вонью жженого пороха, снова уперся в лоб противника.
— Повторяю вопрос. Как ты здесь оказался?
Страдальчески морщась, уголовник изменил тон:
— А ты сам кто, мужик?
— Чабан. Стерегу баранов от двуногих шакалов.
— Мужик! Может, разойдемся по-тихому? Мы не по баранам.
— А по чему?
— Если скажу, отпустишь?
— Посмотрим.
— Здесь где-то рядом есть экспедиция…
— Есть такая, и что?
— Говорят, у ихнего начальника при себе миллион гринов. Мы хотим их взять.
— Кто вам такое сказал? Я был у них. Бедная экспедиция.
— Ха, что ты знаешь! Так они перед тобой и раскрылись.
— Откуда же известно вам?
Тюлеген, демонстрируя миролюбие, отнял пистолет от чужого лба.
— От них смылся один хмырь.
— Кангозак, что ли? Они его искали.
— Точно, Кангозак. Он сам этот миллион видел.
— Мог и соврать.
— За хреном ему это? Чтобы сорвать куш, надо по-крупному рисковать.
— Откуда взялась ваша банда?
— Ее привел Кангозак.
— Как он узнал, что у Иргаша есть деньги?
— Ему показал их один узбек. Сказал — эти бабки выданы на непредвиденные расходы, и подсказал, что делать.
— Тебя как зовут?
— Не все равно?
— Если в бога веришь, молись.
Тюлеген встал во весь рост, широко расставил ноги и прижал чужой автомат к голове его владельца.
— Не убивай, — жалостливо прохрипел бандит. — Клянусь, сейчас же уйду отсюда. И ты обо мне больше никогда не услышишь.
— Ладно, хватит меня дурить. Кто вас надоумил явиться сюда? Я думал, что после того, что вы сделали с моим дедом, вашего духу здесь никогда не будет. А ты вот возник…
Бандит облизал сухие потрескавшиеся губы толстым языком и опять взмолился:
— Не стреляй!
— Не буду, — пообещал Тюлеген. — И тут же пнул противника по спине. — Отвечай на мой вопрос. Кто вас подбил ограбить и убить Алтынбая?
— Клянусь, не знаю.
— Тогда нам не о чем говорить.
— Ты же сказал, что не будешь стрелять.
— Почему ты решил, что я нарушу слово? На таких, как ты, жалко тратить пули. Я тебя просто зарежу.
Тюлеген вытащил нож из засаленных ножен, потрогал пальцем остроту лезвия и ухмыльнулся:
— Теперь ты понял, ублюдок?
Ножи не всегда блестят, когда ими наносят удары.
Со стороны, где располагался палаточный городок экспедиции, затрещали автоматные очереди — одна, другая, потом стрельба приобрела беспорядочный характер. Кто и почему стрелял, что вообще там происходило, Андрей понять не мог. Но то, что у него вдруг появился шанс убежать, он просек сразу.
В окружении буровых штанг, обсадных труб, инструментальных ящиков идея освобождения сразу приняла технические черты.
В куче инструмента, лежавшего навалом, Андрей отобрал мощную струбцину — скобу с винтовым устройством для стягивания воедино разных деталей. Действовать одной рукой было трудно, но желание оказаться на свободе прибавляло сил.
Один крюк струбцины Андрей снаружи упер в изгиб скобы, к которой был прикреплен наручник, второй крюк вывел на противоположную сторону скобы. Между ее внутренней стороной и стягивающим винтом он вложил обрезок толстой трубы и поджал, сделав несколько оборотов винта. Дальше вращать устройство стало труднее. Тогда на штырь ворота Андрей надел метровый обрезок трубы. Рычаг сразу облегчил дело, и скоба под давлением винта стала гнуться.
Еще несколько оборотов, потребовавших предельных усилий, и скоба страдальчески заскрипела. С торца стержня, приваренного к несущей балке, сорвались и разлетелись в стороны чешуйки окалины.
Это показалось Андрею добрым знаком, и он налег на ворот с новой силой.
Скоба заскрипела еще сильнее, потом, громко ухнув, край, на который приходилось основное давление, оторвался от балки. Струбцина, потеряв опору, упала на землю, ударив Андрея по ноге.
Андрей попытался протащить цепь наручников через образовавшуюся щель, но та оказалась слишком узкой. Он поднял трубу, которую использовал как рычаг и применил ее с той же целью во второй раз.
Легко поскрипывая, скоба стала гнуться. Через мгновение Андрей был свободен.
И сразу перед ним встал вопрос, что делать. Рубаха, которую он надел, никакой роли в его судьбе не сыграла. Подмога не пришла, и стоило ли ее ждать вообще, Андрей не знал.
Можно было, конечно, и собственными силами загнать в скважину снаряд, начиненный пластидом. Поднять трубу и завести ее головную часть в устье скважины он сумел бы. А дальше?
Забить тампон в скважину и завернуть на ее устье крышку у него не хватило бы времени. Значит, огромная жара, которую вызовет взрыв в подземной камере, создаст там высокое давление, и из скважины наружу вырвется гейзер горячих радиоактивных газов и пыли.
Трудно сказать, сколько времени будет фонтанировать пещера, но то, что наружу вырвется радиационный джинн, младший брат Чернобыля, сомнений быть не могло.
Единственное, что он мог сделать в этих условиях — поспешить за подмогой к Тюлегену и его братьям. Если вчетвером они сумеют закрепиться на буровой, спустить заряд в камеру и затампонировать скважину, Иргашу не останется смысла вести войну. Зная осторожность предводителя моджахедов, можно предположить, что он сразу уведет своих людей подальше от места взрыва.
Андрей на мгновение заскочил в буровой домик, достал из тайника свой пистолет, передернул затвор и быстрым шагом пошел в сторону чабанской кошары. Шел и никак не мог понять, что все-таки происходит вокруг. Со стороны, где находились люди Иргаша, слышалась беспрерывная стрельба. Сумрачное небо то и дело полосовали линии красных трассеров.
Неожиданно несколько выстрелов раздались из-за лога, где располагалась кошара. Пуля, прозвенев где-то рядом, пронеслась мимо Андрея.
Значит, целили в него, и уж он-то знал, что в таких случаях надо делать.
У края лощины кто-то шевельнулся, стронул камни, и они, выдавая неосторожного охотника, с треском посыпались в обрыв.
Андрей прицелился в место, откуда послышался шум, закрыл глаза, чтобы не ослепить себя вспышкой, пальнул из пистолета и рывком бросился вперед. Сделав три шага, упал. Тут же отполз за камень, темневший впереди, и плотно залег.
Едва он устроился, как услышал хруст камней. По тропе в его сторону двигались люди.
Легкий шорох заставил Андрея насторожиться. Чувство опасности, обычно находящееся у большинства горожан в неразвитом состоянии, подсказало ему — хотя он в сумерках ничего не видел, не ощущал, что где-то рядом затаился человек.
Почти в ту же секунду кто-то прыгнул ему на спину, схватил руками за горло и потянул назад. Упасть в таком случае на спину означало помощь противнику, который этого и добивался. Преодолевая сопротивление, Андрей согнул ноги в коленях и резко кинулся вперед, словно собирался совершить кувырок через голову.
Вес противника оказался недостаточным — и прием удался. Оседлавший Андрея человек упал на спину и ослабил хватку. Андрей нанес удар ребром ладони ему под подбородок и вскочил на ноги.
Сделано это было вовремя. Из-за камней к месту схватки спешил второй человек. В левой руке его тускло блестело лезвие ножа.
Когда противник был рядом, Андрей сделал вид, что готов к схватке — раздвинул ноги, широко развел в стороны руки и полуприсел. Но едва противник бросился вперед, Андрей легко отступил, перепрыгнув через тело, лежавшее на земле.
Атаковавший его не ожидал такого маневра, вовремя не остановился и упал лицом вниз, споткнувшись о чужое тело.
Андрей, не позволив противнику сообразить, в чем дело, прыгнул ему на спину, схватил за руку, державшую нож, и завернул ее назад, вырывая из плеча.
В тот же миг за спиной Андрея полыхнула оранжевая вспышка.
Он не слышал взрыва, а только увидел длинные черные тени и полосы дрожащего света, метавшиеся по камням.
Потом он влетел в тишину, как ныряльщик в воду. Мир потемнел и погрузился во тьму, будто кто-то выключил свет и звук сразу.
Ни боли в разбитом затылке, ни рези в коленке, которую ударил при падении о камень, ни застойного нытья в пояснице. Свобода от бремени жизни и неудобств, приносимых ею.
Но в то же время ни ревущей органом трубы со светлым пятном на выходе, куда устремляются души, вырвавшись из узилищ бренных тел.
Ни белокрылых ангелов с трубами, с ликующим пением встречающих праведника у райских врат.
Ни черных рогатых чертей, кривляющихся при виде очередного грешника, прибывшего в ад.
Ничего. Только тишина. Пустота. Безвременье.
Это, оказывается, только думать о смерти страшно. Умирать легко и просто. Что-то хлопнуло, вспыхнуло, что-то толкнуло тебя, и все — дух вон! Единственным доказательством того, что ты был, осталось бренное тело, но тебе оно уже не нужно. Что делать с ним, как поступить, думать придется другим…
Андрей рухнул на землю ничком и застыл, словно подстреленная птица.
Ничего. Тишина. Пустота. Безвременье…
— Вот он, здесь! — Закричал Тюлеген, увидев знакомое тело.
Первым к Андрею подбежал Касум. Нагнулся, посмотрел. Крикнул расстроенно:
— Ульген! Мертвый!
Тюлеген оттолкнул брата, встал на колени, ощупал голову Андрея. Взглянул на пальцы, перепачканные кровью.
— Что?! — спросил Виктор тревожно. Он стоял в двух шагах, держа автомат наготове.
— Погоди. — Тюлеген перевернул Андрея на спину, снял с него рабочую пластмассовую каску. Прощупал на шее тоненькую ниточку пульса. — Он живой. Это был не осколок. Это камень. Дай воды.
Виктор отстегнул от пояса фляжку. Подал Тюлегену. Тот отвинтил пробку, быстро набрал жидкость в рот и прыснул Андрею в лицо.
Прыснул и ошалело взглянул на брата:
— Это спирт!
— Самогон, — смущенно ответил Виктор. — Спирт у нас кончился.
— Я просил воду, — Тюлеген все еще отплевывался.
— Самогон лучше.
Тюлеген раздвинул Андрею зубы и тонкой струйкой влил жидкость в рот.
— У-ух!! — Андрей дернул плечами, с усилием выдираясь из сжимавших его тисков безмолвия и темноты, как пловец, вырывающийся из объятий водоворота.
— Живой! — радостно объявил Касум.
Теперь о том же знал и сам Андрей. Тяжелая ноющая боль залила затылок. Заныло разбитое о камни колено. Жизнь возвращалась со всеми ее заботами и болячками, весомо, зримо.
— Вставай, — Тюлеген подхватил Андрея под руку и поставил на ноги. Касум подхватил его с другой стороны.
— Пошли, — сказал Тюлеген. — Надо доделать дело.
Жизнь вгоняла Андрея в суету забот, как патрон в патронник.
— Пошли, — Андрей тяжело вздохнул и еще раз потрогал затылок.
— До свадьбы пройдет, — успокоил его Тюлеген.
— Что ты мне в рот вливал? — спросил Андрей. Он шел тяжело, прихрамывая.
— Валерьянку, — хихикнул Виктор.
— Дай еще, помогает.
Он отпил из фляжки два глотка, похрипел, пытаясь отдышаться.
— Давай я тебе помогу, — сильная рука подхватила Андрея под мышку. От неожиданности звучания над ухом так хорошо знакомого голоса Андрей вздрогнул:
— Кашкарбай?!
— Шолом, — Кашкарбай крепко сжал Андрею плечо. — Держи хвост морковкой, урус!
— Ты?! — Андрей обалдело глядел на ненавистного ему моджахеда, который произнес пароль, сообщенный ему Халифом. — Не может быть!
— Может. Я увидел, как ты надеваешь боевую рубаху и сразу сделал два дела. Вызвал вертолет «соскока». Тебе так назвал этот ход Халиф?
— Так… А что второе?
— Вы мне должны помочь, — Кашкарбай махнул рукой, приглашая Андрея и Тюлегена за собой. — Пошли!
Они зашли за цистерну с технической водой. Кашкарбай приподнял брезент, прикрывавший ящики с инструментом. Андрей ошеломленно замер.
Поверх ящиков лежал Иргаш. Лицо было залито кровью. Одна рука свисала со штабеля, почти касаясь земли. Вторая была неестественно подогнута и находилась под спиной.
— Ты его? — спросил Андрей.
— Такова была воля Аллаха. Грехи его столь велики, что, появившись в аду последним, он пойдет в огонь первым, без очереди! Помоги оттащить его к яру.
В углу палатки лежало что-то под кучей грязного тряпья.
— Что это? — спросил Андрей настороженно и повел пистолетом в сторону кучи.
— Дика, — объяснил Кашкарбай сквозь зубы. Он тащил тело Иргаша, и ему было не о разговоров.
— Его тоже?
— Не тоже, а в первую очередь. Это он разобрался в том, что ты пробил свод и открыл пещеру. Он без тебя осмотрел скважину через световод и привел Иргаша. Тут же попросил разрешения убить тебя.
Со стороны палаточного лагеря прогремела автоматная очередь.
— Кто там может быть? — спросил Андрей.
— Кто бы ни был, — сказал Кашкарбай, — это не наши.
— Тихо! — сказал Тюлеген. — Они нас не заметили. Прут напропалую.
— Пусть идут, — бросил Андрей. — Они вообще о нас ничего не знают.
— Что предлагаешь? Пропустить?
— Э, нет. Надо их попугать. Пусть отходят на восток. Рывок!
Братья добежали до гряды камней и припали к земле, задыхаясь от напряжения. Тюлеген сдвинулся вправо на место, удобное для наблюдения.
— Теперь они нас заметили, — сказал он так, чтобы слышали братья. — Остановились. Теперь залегли.
— Это хорошо, — ответил ему Виктор. — Я их сейчас повеселю.
— Кончай чудить, — пытался остановить его Тюлеген, но брат не послушался.
Он медленно встал, отряхнул колени от пыли, закинул автомат за плечо и побрел вдоль гряды на восток, уходя в сторону от позиции. До места, где залегли моджахеды, было метров двести и в предрассветных сумерках вероятность того, что прицельный выстрел будет удачным, была невысокой.
— Касум, — сказал Тюлеген, стараясь скрыть злость на младшего брата. — Приготовься.
— Угу, — ответил Касум.
Виктор двигался медленно, но без остановок. Несколько раз он пинал ногой камни, попадавшиеся на пути, и те с треском отлетали в сторону.
Появление незнакомого человека вызвало у моджахедов замешательство. Из-за обломка скалы поднялся и встал в рост худой как жердь чеченец Исмет. Сложил у рта руки рупором, собираясь что-то крикнуть. Но не успел. Тюлеген нажал на спуск мгновением раньше.
Трудно сказать, какой реакции ожидал от моджахедов Виктор, делая вылазку, но над плато раздались крики «Алла акбар!», затрещали автоматы, и трассы пуль потянулись к гряде, за которой залегли Тюлеген и Касум. Пришлось броситься на землю и Виктору.
Стреляли моджахеды с нескрываемым остервенением. Вся история с экспедицией, необходимость работать на жаре и ветру уже давно раздражала боевиков, привыкших убивать и грабить. Они долго ждали возможности поразмяться и наконец ее получили.
Ситуация складывалась еще та. Долго держать позицию братья не могли.
— Что ж, Андрей, — сказал Кашкарбай. — Теперь наш выход. Ты обходишь группу слева, я справа. Открываем огонь, прижимаем к земле. Ты требуешь от них сложить оружие.
— Почему не ты?
— Потому что я их человек и не могу выглядеть в их глазах предателем.
— Нас только двое, — удрученно сказал Андрей. — Сработает ли?
— Сработает. Ты увидишь, оружие сразу бросят три человека. Они все время были со мной. Ты их всех знаешь, — и, предупреждая возможный вопрос, сообщил: — Все трое — узбеки.
— Им можно доверять?
— Они не исламисты, Андрей. Они правоверные мусульмане. Из тех, о которых поэт писал так:
Эти люди ведут свой джихад. Ты знаешь, что джихад это не обязательно война? Есть понятие джихад души. Это борьба, которую мусульманин ведет со своими недостатками, совершенствуя ум и душу. Эти трое из таких. Они достойные люди.
Имеет каждый две души:
Одна щедра и благородна,
Другая вряд ли чем-нибудь
Аллаху может быть угодна.
И между ними выбирать
Обязан каждый, как известно,
И ждать подмоги от других
В подобном деле бесполезно.
Братья Тюлеген, Касум и Виктор взяли в плен шестерых. Настоящими отчаянными боевиками среди них оказалось только трое.
Положив разоруженных боевиков на землю и оставив Касума и Виктора охранять их, Тюлеген и Андрей вернулись на буровую. Туда же, незамеченный своими, пришел Кашкарбай. Когда он подошел к домику, Тюлеген куском старой тряпки стирал с лица черные маскировочные полосы, но разогретая потом краска размазывалась и он все больше становился похожим на негра.
— Оставь, — сказал Андрей, — иначе тебя и собаки не узнают.
К людям возвращалось чувство юмора, и Тюлеген знал — это верный признак того, что опасность уже ощущается не так остро, как в начале боя.
— Что будем делать? — спросил Тюлеген, обращаясь ко всем сразу.
Ответил Кашкарбай.
— Сделаем все по науке. — Он посмотрел на Андрея. — Ну, кафир, тебе не кажется, что мы победили?
— Похоже, что так.
Андрей шагнул и протянул ему руку:
— Спасибо, Кашкарбай. Спасибо за все.
— Слушай, ты, вояка, обними меня и назови Ицхаком. Нет, лучше Ицей, как называла меня мама.
У Андрея дрогнул голос:
— Шолом, Ица. И давай кончать с этим делом.
— Давай, — Ицхак отстранился от Андрея. — Теперь ударь меня. Вот сюда.
Он показал пальцем на скулу, чуть ниже левого глаза.
— Пошел ты! — сказал Андрей зло. — Сдурел, что ли?
— Надо… Как это там у вас говорят: «Надо, Федя, надо». Так? Я должен вернуться к своим не победителем, а побежденным. Моя служба исламу еще не окончена.
— И все равно, пошел ты!
— Спасибо, Андрей, я-то думал, ты друг. На вас, русских, надеяться ни в чем нельзя.
Он нагнулся, зачерпнул рукой горсть песка, поднес руку к лицу и что было силы тиранул по щеке. Острые песчинки ободрали кожу, и щека залилась кровью.
Ицхак отряхнул ладонь.
— Понял, поц, как это делают?
Потом Ицхак протянул Андрею руки, сложенные вместе. В одной он держал наручники.
— Заковать как надо сумеешь?
— Закую, это нетрудно. А ты потом век молись, что я тебя не замочил.
— Было желание?
— Еще какое. И последний вопрос. Ты говорил о деньгах Иргаша. Их много на самом деле?
Кашкарбай удивленно взглянул на Андрея:
— Решил поправить материальное положение?
— Не свое. Хотел помочь другу.
— Тюлегену?
Теперь глаза удивленно расширились у Андрея.
— Не волнуйся, я его давно вычислил. Он хороший парень, и ему стоит помочь. Ты прав.
— А тебе самому не нужны деньги?
— Аллах да благословит твою семью и достояние, безбожник!
Андрей улыбнулся: это были слова мольбы за того, кто предложил мусульманину свои деньги. С истинно восточной дипломатичностью Кашкарбай подсказал, что не является хозяином казны Ширали-хана и на нее не претендует.
— И все же?
— Андрей, ты подумай, как я могу вернуться домой после неудачного дела не в рваном халате и с покаянием, а с мешком денег и довольным лицом?
— Тебе обязательно возвращаться?
— Это не обсуждается. Я служу своему народу там, где это полезней. Все, я пошел.
Кашкарбай, подняв над головой руки, скованные наручниками, держа в них зеленую тряпку, двинулся через плато к позиции моджахедов.
— Братья, это я, Кашкарбай!
Плененных моджахедов построили на плато. Предупреждая попытки сопротивления, Касум и Виктор с двух сторон установили ручные пулеметы.
С Кашкарбая сняли наручники, и он вытер с лица сочившуюся кровь.
К моджахедам вышел Андрей. Встал, поднял руку и указал на юго-запад:
— Там Мекка. Повернитесь туда лицами.
Нехотя, переминаясь с ноги на ногу и бурча в бороды злые проклятия, моджахеды повернулись лицами вослед уходящему солнцу.
— Люди, — сказал Андрей и подошел к Кашкарбаю. Воткнул ему палец в грудь. — Вот такие как он, верные подкаблучники Иргаша и Ширали-хана, обманули вас, пообещав блаженство, богатство и славу тем, кто поможет им овладеть огненными стрелами Аллаха. Но подумайте сами, если это на самом деле стрелы Аллаха, то почему не может их взять в свою руку сам Всевышний, Всемогущий, Всезнающий, а поручил это дело тем, на чьих лицах явно видны следы греха, а сердца помечены чеканом порока…
Андрей говорил с яростным напором, и слова сами выплывали из глубин памяти, куда попали из давно прочитанных книг мудрецов Востока.
— В помутнении вашего разума вы забыли, что средства жизни распределены Аллахом, а сроки их действия установлены Книгой Судеб. Многое свидетельствовало о том, что дело, к которому вас вели, не угодно Аллаху. Я говорю вам, вот здесь, — Андрей топнул ногой, — под нами лежит то, что ваши погонщики называли огненными стрелами Аллаха. Но на деле это злые стрелы шайтана. Подумайте, было бы мне, неверному, позволено уничтожить это зло, принадлежи оно Всеблагому Аллаху и служи добру? Проверьте крепость своей веры и убедитесь, мог ли я победить вас вопреки Книге Судеб?
Моджахеды стояли, понурив головы.
— Теперь читайте молитву. Я вам ее напомню.
Андрей вынул из кармана молитвенник «Саидаль-Кахтани», который он взял у мертвого Иргаша.
— Повторяйте за мной. «О Аллах, Ты — Царь, и нет бога, кроме Тебя, Ты — Господь мой, а я — Твой раб. Я сам себя обидел и признал свой грех, прости же все грехи мои, поистине никто не прощает грехов, кроме Тебя. Укажи мне путь к наилучшим нравственным качествам, ибо никто, кроме Тебя, не направит к ним, и лиши меня дурных качеств, ибо никто не избавит меня от них, кроме Тебя! Вот я пред Тобой, и счастье мое зависит от Тебя; все благо в руках Твоих, а зло не исходит от Тебя; все, что я делаю, делается благодаря Тебе, и к Тебе я вернусь, Ты — Всеблагой и Всевышний, и я прошу у Тебя прощения и приношу Тебе свое покаяние».
— О Аллах! — Кашкарбай заскрипел зубами. — Я должен был убить этого кафира! Должен был, но меня все время сдерживал Иргаш. Я до сих пор не понимаю, почему.
— Успокойся, — сказал Алхазур, стоявший рядом. — Не говори «если бы я сделал то-то и то-то!» Но говори: «Это предопределено Аллахом, и он сделал, что пожелал».
Когда голоса утихли, Андрей поднял руку, привлекая к себе внимание.
— Теперь стойте и слушайте. Вы почувствуете ушами, ногами, телом, как умирает дьявольское зло. Как погибают стрелы шайтана, которые кто-то пытался объявить достоянием Аллаха. Стойте и внимайте, правоверные. Внимайте и понимайте, что с вас, обманутых, сейчас снимутся ваши грехи.
Андрей подошел к скважине. Вынул из инструментального ящика короночный ключ и коронку-взрыватель. Медленно навернул ее на торец колонковой трубы, снял заглушку с устья скважины. Осторожно поднес трубу к жерлу, опустил конец внутрь и зажал захватами. С помощью тали подвел поближе к скважине пятиметровую обсадную трубу, плотно залитую бетоном. Тюлеген стоял рядом, готовый оказать помощь.
— Даю, — сказал Андрей и разжал захваты.
Боевая колонна свободно рухнула в скважину. Выдавленный ею воздух со свистом и воем вырвался наружу.
— Давай! — приказал Андрей, и Тюлеген вслед за снарядом сбросил вниз обсадную трубу и тут же завернул горловину скважины крышкой.
Едва они отошли от буровой, глубоко в скальном массиве прокатилось глухое ворчание взрыва.
Дрогнула под ногами земля. Закачалась таль, закрепленная на треноге вышки. Зазвенели стекла в буровом домике…
Андрей отдал моджахедам один из трейлеров, и те, погрузив на машину пожитки, которые пожелали захватить, двинулись в обратный путь на юг. Кашкарбай просил дать оружие, хотя бы один или два автомата, но в этом ему было отказано.
Проводив остатки экспедиции до перевала, за которым начиналась пустыня, Тюлеген и братья вернулись к кошаре.
Хотя все порядком устали, никто спать не хотел. Сидели в юрте, пили чай, вели разговоры, снова и снова переживая события последних дней.
— Если честно, — сказал Андрей, обращаясь к Тюлегену, — я кое-чего не понял. Как нам все это удалось сделать?
— Э, кончай, — Тюлеген махнул рукой, будто отгонял от уха назойливую муху. — Не нам, а тебе. Это ты провернул операцию, по которой нужно писать учебник для диверсантов. А теперь выясняется, что сам в ней ничего не понял.
— До начала стрельбы понимал почти все. Знаешь, как в американских фильмах крутые герои часто говорят: «Ситуация под контролем». Я тоже в это верил и даже боялся сглазить — до того гладко шло. И вдруг понеслось. Откуда? Куда?