Щупов Андрей. Мы из спецназа. Бумеранг

   Надлежащее задание было дано все тому же Купцу, а также капитану, выпущенному из каюты на несколько минут. Нескольких исчерпывающих сообщений, переданных по десятку телефонных номеров, оказалось вполне достаточно. Для убедительности даже немного постреляли в воздух из автоматов, давая возможность далеким абонентам прочувствовать нешуточность событий. Как бы то ни было, но уловка сработала. Уже через полчаса в смуглеющем небе над кораблем закружили первые разведывательные вертолеты, а чуть позже подошли и корабли пограничников. Само собой, журналистов и телекамер боевики не увидели, но можно было не сомневаться, что всеведущие средства масс-медиа уже знают обо всем случившемся, а значит, и рекламная компания Азамата уже начинала набирать обороты…
 

Глава 20

   На ступеньках у грязных кафельных стен с вытянутыми лодочками ладоней стояли бабульки. Чуть дальше на коврике примостился небритый дед. На плохого качества флейте старичок наигрывал что-то из концертов Энрико Мориконе. Щеки его были багровы от напряжения, с конца флейты часто капала слюна. Старый дуралей ничего не видел, и где ему было понять, отчего проходящие мимо люди брезгливо огибают его стороной. Шуст также обошел горе-музыканта по дуге и следом за «нищенкой» вернулся в кассовый зал.
   Бабуля и здесь не стала даром терять время. Приблизившись к первой же из очередей, жалобно принялась за старую песню:
   - Люди добрые, подайте на капли внученьке. Всего-то десяти рублей не хватает…
   Шуст мысленно гоготнул. Гундосила старуха вполне натурально, аж слезой прошибало.
   - Или книжку купите, очень уж нужны деньги. Десять рублей - небольшие деньги, но ведь они на дороге не валяются… - глаза старушки глядели скорбно, казалось, она вот-вот заплачет. Косясь на нее, люди в очередях шумно сопели. Верить нищим давно уже разучились, и, тем не менее, находились такие, что начинали шарить в карманах. И ведь не медяки вытаскивали, - десятки. Вежливо совали в старческую ладошку. Бабушка кланялась, многословно благодарила. Глядя на «нищенку» и подающих ей лохов, Шуст от души потешался. Да где у этих пентюхов глаза-то! Хоть бы на прикид ее глянули повнимательнее. Старушка и впрямь выглядела жалко, но только на первый поверхностный взгляд. Уж Шуст-то сразу рассмотрел, что бабуля и куртяк носила не последней цены, и сапожки имела вполне добротные замшевые. У матери Шуста, проработавшей всю жизнь на фабрике, таких отродясь не водилась. Личико бабули тоже не располагало к доверию - было морщинистым, но вполне холеным, да и руки казались довольно ухоженными - ногти аккуратно подстрижены, никаких тебе ни мозолей, ни старческих пигментных пятен. Такой уж был у нее дар - внушать людям невидимое. Могла бы, наверное, и актрисой работать. Впрочем, она и работала - правда, не в театре, а на вокзалах, вблизи сердобольных и доверчивых пассажиров. И то сказать - все ведьмочка рассчитала точно. Менты - они ведь только бомжей с вокзалов выбрасывают да мужичков пропитых, а ухоженную старушку, конечно, не тронут. Да и людям приятнее подавать такому вот божьему одуванчику, нежели грязной обдергайке. Шуст и сам чуть было не клюнул, в первый раз заслышав за спиной ее умоляющий голос. И ведь тем еще купила, что не копейки жалкие просила, а десятку. Людям ведь тоже мелочиться не хочется, а тут цена вполне конкретная - червонец, не больше и не меньше. Когда в руках пара сотен на билет, уж на одну-то десятку можно расщедриться. Словом, умная попалась «нищенка», что называется - знала подход. Люди стояли в очереди, покупали билеты и уходили. Их сменяли новые лохи, и рабочая смена бабули возобновлялась. За время, пока Шуст стоял на стреме, бабуля обошла весь кассовый зал, собрав мзду со всех очередей. После чего покосилась на изящные дамские часики и перешла в соседний зал. Здесь, выклянчив еще с пяток червонцев, отошла к далеким, прячущимся за мраморными колоннами окнам и, ничуть не стесняясь людей, положила на широкий подоконник пластиковый пакет, начала выгребать из него вороха десяток.
   Более ждать не имело смысла, тем более, что Шуст без того потерял немало времени. А потому, не оглядываясь, он решительной походкой двинулся к колоннам. Людей в этом закутке не было, и потому все получилось проще простого.
   - Вижу, хорошо поработала, карга! - грозно шепнул он и одновременно правой рукой сгреб пакет с деньгами. - Значит, десяточки, говоришь, не хватает?
   - Да как же это? - растерявшись, старушка взглянула на него округлившимися глазами.
   - А ты позови на помощь! - издевательски предложил Шуст. - Может, кто и поможет. Заодно червончики вместе посчитаем.
   Однако звать на помощь пожилая мошенница не спешила. Растерянно озираясь, она явно не знала, как себя вести.
   - Это же мои деньги! Внучку на лекарство…
   - Внучку? А я слышал про внученьку. - Шуст ухмыльнулся. - Ладно, карга, не тушуйся. Сейчас сбегаю и куплю тебе лекарств. Аж, полный пакет… И не вздумай орать, урою на месте!…
   Он уже сделал шаг в сторону, когда чужие пальцы цепко стиснули его плечо. Шуст рванулся было в сторону, но тут же и притих, разглядев Рога.
   - Стариков грабишь? - бригадир дохнул в лицо запахом ментоловых сигарет. - А кто на стреме стоять должен? Кто вход стережет?
   - Да я всего на секунду отошел, Рог. Всего на секундочку! - вся отвага мгновенно оставила Шуста. С Рогом шутки были плохи. - Вот на пиво решил пацанам собрать. В дорожку, типа… Она же внагляк людей обирает, надо было поучить.
   Рог брезгливо заглянул в пластиковый пакет, выдернул на свет лечебную брошюрку.
   - А это что за хрень?
   - Так это ее книжка, не моя. Лохам впаривала за десятку.
   - Да-а… Славно наторговала. - Рог снова заглянул в пакет и качнул головой. В глазах его мелькнуло нечто похожее на уважение. - И прибыль богатая, и товар цел. Учись, Шуст! Ты-то вряд ли так научишься когда-нибудь зарабатывать.
   Шуст лебезяще хихикнул. Кажется, гроза миновала, и он готов был поддакивать каждому слову Рога. Между тем, бригадир быстро собрал десятки в одну расхристанную пачку, небрежно сунул в карман собственной куртки, пакет с брошюркой протянул подчиненному.
   - На, верни этой лахудре. Пусть дальше торгует.
   - Сделаем!
   - И сразу назад. Все уже в сборе, будем о деле толковать.
   Шуст энергично кивнул. А Рог уже шагал к неприметным дверям, за которыми скрывался вход в вокзальный ресторанчик. Именно там он назначил на это время срочный сбор всех бойцов. Причина была более чем весомая: возможно, уже в самые ближайшие часы им придется взяться за оружие, что случалось в последнее время нечасто.
 

***

 
   - Что за твари! Даже от удара не помирают, в натуре! - Мазок гулко хлопнул ладонью, припечатав очередную осу.
   - Это мутанты, - авторитетно пояснил Векша. - Сейчас их везде до хренища. Особенно в городах.
   - Да чего им здесь делать-то?
   - Как это чего? По помойкам ползают, жрут что ни попадя. Оттого и яд у них втрое опаснее. Укусит такая холера - и загнешься потом, на хрен. - Векша фыркнул. - Так что ты не очень-то грабками махай. Можешь и нарваться.
   - Не боись, не помру…
   - Хорош базарить! - Одну за другой Рог вскрыл несколько жестяных банок с баварским пивом и недовольным движением смел со стола фисташковую шелуху. - Сейчас каждый повторит свою роль. Членораздельно и с выражением. Все ясно сказал?
   Парни присмирели. Один только Мазок сохранил на физиономии скептическую ухмылку. Даром что в бокс ходил около десяти лет, моську мог начистить любому атлету. Он и в тире стрелял лучше других. Ни пистолет, ни автомат в его сильных руках почти не дрожал. Пули влетали одна в одну.
   - Гусак, ты первый, - жестко велел Рог.
   Гусак, вертлявый паренек с веснушчатым личиком, сосредоточенно заегозил на стуле. Жилистые его руки нервно начали оглаживать бока. В минуту волнения ладони его постоянно потели. Он никак не мог понять, отчего это с ним происходит, и оттого волновался еще больше. Попробуй поздоровайся за руку с кем-нибудь из авторитетных - и будут потом тобой брезговать. Чего уж приятного - с мокролапым здороваться! Этак и в правильные пацаны никогда не попадешь. Потому, собственно, и появилась эта привычка мусолить ладонями бока.
   - Так это… Все вроде ясно. Ты ведь сказал, на даче они собираются, вот и подъезжаем туда. Тачки Шуст с Алиханом уже подогнали, номера Рябой успел перебить. А как доберемся до места, обкладываем их со всех сторон и ждем команды…
   - Ты роли распиши, - перебил Рог. - Чтобы всем стало ясно, кто кого слушает и кто кого мочит.
   - Так это… По ситуации решаем. На месте…
   - Придурок! Там решать будет уже поздно.
   Наморщив лоб, Гусак мутно уставился в лицо Рогу, словно пытался прочесть у него на лбу желанную подсказку. Верно с такой же миной он отвечал на вопросы учителей в школе. Ясно было, что суть будущей операции он представляет себе весьма смутно. Глядя на него, Рог устало пустил матерок в адрес незадачливых подельников. Узнает Сом, с какой шелухой он путается - шкуру спустит. Ведь клятву ему давал, что все сделает, как надо. А попробуй - сделай что-нибудь с такими олухами!…
   - Ты это, - вмешался Мазок, - хорош наезжать.
   - Это я-то наезжаю? - изумился Рог.
   - А то кто же! Совсем уже всех застращал. Дело-то нехитрое, чего тут обсуждать. Как съедутся все вместе, берем на мушку и валим. Из всех стволов. Потом, конечно, проверяем, добиваем контрольными и уходим.
   - Крутой ты, как я погляжу. Валим, добиваем… Ты хоть раз кого-нибудь валил из ствола?
   - А то нет!
   - Ты лохов валил, а тут лоси будут. Натуральные звери. Так что заткнись и слушай!
   - Это тебя, что ли?
   Рог шевельнул желваками. В таких вот сварах и забывается суть. Слово за слово - и полетел пустой базар. Еще и до драки дойти может, а с Мазком вязаться ему никак не хотелось… Цыркнув зубом, Рог хмуро приложился к банке с пивом, жадно отхлебнул. Скрывая замешательство, сунул в зубы сигарету. По опыту знал, что человек с сигаретой выглядит более авторитетным. Язык так и чесался ответить Мазку, но он сдержался. Знал, что ввяжется в спор - и не выйдет уже никакого серьезного обсуждения.
   - Я хочу, чтобы вам потом с Сомом не нужно было разбираться. Ты понял меня, брат? Или хочешь пойти к нему на разбор? Тогда давай, я звонок сделаю - и топай к нему прямо сейчас.
   - Была нужда, - пробормотал Мазок. Его широченные плечи угрожающе шевельнулись, но было уже видно, что он пошел на попятную. - Я только к тому, что нас тут восемь рыл. Сам прикинь, восемь против пятерых! Неужели не справимся?
   - Во-первых, их там запросто может оказаться больше. А во-вторых, я уже сказал: это настоящие лоси. Умеют и стрелять, и резать. Так что все с умом надо делать. И предельно быстро. - Рог выдержал солидную паузу, окинул внимательным взором собравшихся. - Сом сказал, их чисто надо умыть. За это и платит.
   - А что еще о них известно? Будут они вооружены или как?
   - Или как! - раздраженно буркнул Рог. Взяв себя в руки, добавил более спокойно: - Может, и не будут, но стволы при них есть, это точно. Может, даже получше наших. Другое дело, что нападения они не ждут, - вот и надо постараться застать их врасплох.
   - Застанем, куда они денутся…
   Рог метнул в сторону говорившего сердитый взгляд, и тот примолк.
   - Оружие берем самое лучшее. - Медлительно продолжил он. - И патронов нужно захватить побольше. Может, там оно и быстро все закончится, но лишний запас кармана не порвет…
   Он говорил сейчас с особенной осторожностью, поскольку арсенал бригады был не самый богатый. Пара «мосинских», переделанных под обрезы карабинов, китайский "ТТ", стертый и поцарапанный "Вальтер", милицейский «ПМ», две новеньких помповушки, и чеченский автомат-самопал, склепанный по подобию израильского «Узи». Сам Рог владел армейским «Калашниковым» и держал про запас американский наган. В качестве особо убойной артиллерии на вооружении бригады имелся солидный запас гранат «РГД», купленных в свое время у солдатиков местного военного городка. Шуст полагал, что этого хватит за глаза, Мазок был с ним согласен, а вот Рог сомневался. Хотя сам когда-то собирал этих пацанов вместе, возил на стрельбище, заставлял ползать по земле, до седьмого пота подтягиваться на турниках. Он и в дело водил их несколько раз, хотя дела были, конечно, не самые опасные. Опускали припозднившихся прохожих, бомбили ларьки, голыми руками мочили бомжей да опоек, словом, тех, кого никто уже потом не мог бы хватиться. Словом, бригада у них подобралась, по общему мнению, далеко не последняя в городе, и все равно Рог сомневался. Такая уж у него была доля - сомневаться всегда и во всем. Он был вожаком и знал, что в случае чего спрашивать Сом будет с него. На эту шушеру ему, понятно, наплевать, а вот к Рогу он предъявит вполне конкретные претензии. А может, и предъявлять ничего не будет, загонит маслину в лоб - и попрощается на веки вечные.
   Потому и выслушивать коллективные планы Рог не стал, как не стал в свое время вникать в многословные советы Сома. Думать следовало в одиночку, поскольку никому в этом мире Рог не доверял. Подводили все - от самых близких и проверенных до дальних и чужих. Врали с телеэкранов политики с генералами, обманывали продажные газетчики, не скупились на ложь торгаши на рынках. Обман в людских устах рождался убедительный и беззастенчивый, и по сию пору Рог нередко в него верил. Одно время даже пробовал играть в делового - на биржу совался, бумагами ценными шуршал, акциями приторговывал. Да только настоящую цену тем бумажкам знал и кое-кто повыше. Вскоре финансовые игрища пресекли, и тогда разбухшие от денег пирамиды начали рушиться одна за другой. Тем, кто успел выскочить из-под «обвала», повезло, остальных кровно обидели. В том числе и его. С тех самых пор Рог окончательно понял: человек лжив по своей сути - от пяток и до макушки, а там, где живут и работают большие деньги, не водится ни доверия, ни дружбы. Тогда же он вывел для себя основной жизненный принцип: никому и никогда не верить. Чем красноречивее говорят, тем вернее хотят обвести вокруг пальца. Настоящая правда всегда скучна и малоубедительна. И пусть талдычат что угодно, пусть улыбаются в три рта и прижимают к груди ладони, нормальный пацан должен посылать всех куда подальше и продолжать делать свое дело. Только тогда и выживешь в этом мире, только тогда и сумеешь сыграть в свою единоличную игру.
   Месяц назад Рогу исполнилось девятнадцать лет. Возраст - не самый большой, но он твердо знал, что и в девятнадцать тоже становятся мужчинами…
   - Короче, слушай сюда! - жестко произнес он, и пацаны сгрудились вокруг стола плотнее. - Работать начинаем по единой команде, но у каждого будет своя особая задача и своя цель. Запоминаем все на раз. Повторять будет некогда, а кто оплошает, там же на месте и ляжет…
 

Глава 21

   В то время, как Стас Зимин успокаивал вконец разомлевшую Мариночку, Михаил Шебукин вынужден был объясняться с разбушевавшейся Валентиной Сергеевной. Пожалуй, впервые служащий «Кандагара» в полной мере осознал, каково это быть в шкуре зависимого альфонса. Конечно, к таковым он себя по-прежнему не причислял, но определенный щекотливый момент в их отношениях с Валентиной Сергеевной присутствовал. Да, конечно, он в силах был содержать себя сам и более того - по нынешний день сохранял за собой маленькую, доставшуюся в наследство от матери однокомнатную квартиру, однако все это было сущими пустяками в сравнении с тем потоком даров, который с некоторых пор обрушила на него состоятельная бизнесс-леди. Новехонькая «десятка», трехкомнатная квартира в Ботаническом районе, тройка отличных европейских костюмов, бездна сорочек, лаковых туфлей, престижных ручек, солнцезащитных очков и сотовых телефонов - вот тот неполный перечень «мелочей», обладателем которых он стал за последние несколько месяцев. Самое грустное, что технология «подкупа» давала свои плоды, и с каждым днем Шебукин все сильнее убеждался в том, что изобилие нравится ему больше, нежели жизнь впроголодь, а фирменные сияющие безделушки вместо былого презрения вызывают все более стойкую симпатию. Жизнь явно менялась к лучшему, и он стремительно привыкал к происходящим переменам. Вот-вот должен был состояться окончательный переезд на новую трехкомнатную квартиру, а в грядущем Новом Году Валентина Сергеевна обещала свозить Михаила в Южную Америку на настоящий латиноамериканский карнавал, обучить ламбаде и познакомить с экзотической кухней мексиканцев и бразильцев. А далее маячили Карибские острова, посещение пирамид древних майя, Страна Восходящего Солнца и загадочные Курилы.
   Как бы то ни было, но Шебукин, сам того не заметив, оказался «упакован» с пяток и до макушки. Во всяком случае, именно так выражался Серега Маркелов, а уж он в этих делах толк понимал. Сам любил одеваться модно и красиво, а втайне от Харитонова постоянно организовывал на стороне свои маленькие финансовые предприятия. Пожалуй, и выгнали бы его давно из агентства, но очень уж любили. Кроме того, знали, что, несмотря на некоторую прижимистость, Серега был все-таки в доску «своим», и никто из «кандагаровцев» не сомневался, что в случае чего, посопев и покряхтев, Маркелыч выложит в общий котел все свои сбережения. Да и жизнью рискнет, не глядя. Потому что тоже помнил и посвист пуль с осколками, и кровь, и друзей, которых хоронили под чахлый салютик нескольких автоматов. Как бы то ни было, но, посмеиваясь над Серегой, Мишаня ведать не ведал, что в самом скором времени угодит в ситуацию еще более двусмысленную. И кто знал, что зашедшая в охранное агентство влиятельная дама выберет себе в телохранители именно его? То есть выбрали тогда, разумеется, красавца Стасика, но Зимина не отдал Харитонов, а потому в телохранители к бизнесменше угодил он. Угодил, думая сохранить гордый вид и независимость, однако не вышло. Разъяренной фурией Валентина Сергеевна металась из комнаты в комнату, в бешенстве швыряя об пол посуду, звонким своим голосом кроя Шебукина на все лады.
   - Я-то, дура, сижу, жду неизвестно чего. Специально заместителя вырвала из отпуска, делами загрузила. А этот сморчок даже позвонить не соизволил! Весь обвешен дареными телефонами - и не позвонил! Как это понимать, я спрашиваю?
   - Валечка, я же тебе объяснял уже… - Мишаня ежился, мучительно подбирая нужные слова. - Так получилось. Мы ведь не думали, что этот маньяк окажет такое сопротивление. Вот и не вышло прийти вовремя. Еще и костюм запачкался…
   Оправдания звучали жалко, и он сам это чувствовал. Увы, Шебукин не избегал драк на ночных улицах, отважно шел под пули и на лающих бультерьеров, но начальства он побаивался во все времена. Сейчас же перед ним метала громы и молнии не просто женщина, а директор компании «Аэлита», одной из самых преуспевающих фирм Урала. Перед Валентиной Сергеевной сгибались в поклоне десятки солидных спин, а уж рядовых лакеев, бегающих перед ней, как говаривали в старину, на цырлах, было просто пруд пруди. И вот один из этих лакеев вдруг соизволил показать норов, взбунтовавшись, перестал подчиняться. Было от чего разгуляться начальственному гневу, было от чего впасть в праведную ярость…
   - Плевать мне на твои объяснения! - грохотала Валентина Сергеевна. - Мы договорились, значит, нужно было явиться на встречу! Если же мужик не держит своих обещаний, то он уже и не мужик!
   - Но я ведь говорил: случились форс-мажорные обстоятельства. Ты же понимаешь…
   - Не понимаю - и не желаю понимать! Обстоятельства - не отговорка, потому что на этот случай есть телефон! Или мало я тебе дарила сотовых игрушек? - Валентина Сергеевна свирепо подбоченилась, испепеляя Шебукина взглядом. - Вы посмотрите на него! Катается на моей машине, пачкает мои пиджаки - еще и зубки показывает. А может, ты и в подаренную квартиру подружек своих водишь? Вот я, дура такая, не догадалась послать туда своих мальчиков! Проверили бы, какой это форс-мажор у тебя нарисовался.
   - Ты что, не веришь мне? - Михаил покраснел. - Да спроси у ребят! Дмитрию вон позвони, Лосеву с Маратом, они все подтвердят.
   - Еще бы! Эти, что хочешь, подтвердят, - одним миром мазаны! Может, даже вместе шастали по кабакам. А уж кобель кобеля всегда прикроет!…
   Что-то дрогнуло в груди Шебукина, ему даже почудилось, что он услышал отчетливый щелчок. Видно, сгорел последний из внутренних предохранителей. И то сказать - сколько терпел! А все из-за буржуйских этих штучек, из-за глупого мужского тщеславия. Выходит, и впрямь купила его Валечка. Со всеми его гнилыми потрохами! Ведь открывал иной раз рот и снова захлопывал - вспоминал, видно, об Аргентине с Бразилией, о «десятке», к которой начинал уже привыкать, о трехкомнатной квартире улучшенной планировки, об иных житейских глупостях. Только верно говорят: всему есть предел, - кажется, наступил предел и его терпению.
   Мишаня рывком поднялся из кресла, и вот чудо! - ощутил небывалое облегчение. Точно сбросил с шеи тяжеленную гирю. Чего ради, спрашивается, унижался? Ради того, чтобы оплевывали лучших друзей?…
   Храня молчаливое достоинство, он молча снял с себя дорогой пиджак, аккуратно повесил на кресло. В это же самое кресло бросил золотую ручку, сотовый телефон, блокнот из крокодиловой кожи и доверенность на машину. Снимать брюки с туфлями было, конечно, смешно, и потому он сухо обронил:
   - Все прочие подарки оставлю в твоейквартире. - Слово «твоей» он постарался выделить особо. - Если хочешь, посчитай на досуге другие расходы. Сразу расплатиться не обещаю, но со временем обязательно рассчитаюсь.
   - Ишь, как он заговорил! Расплатится!… Да скатертью дорога! Мне только пальцем поманить, такие мужики набегут - не чета тебе. Нашла тоже красавца! Маленький, толстый - смотреть не на что! Да что в тебе такого особенного? Думаешь - уговаривать буду? Да черта-с два! Иди, иди! Никто тебя тут не держит!
   Эти словесные оплеухи Мишаню уже не тронули, - они шли в обход его слуха, его сознания. Все главное было сказано, и смысла в излишних пререканиях он не видел. Шебукину никогда не нравились мыльные сериалы, в которых герои картинно заламывали руки, плакали через каждые пять минут и все никак не решались на один серьезный шаг. Только жизнь и кино - две разные вещи, и рвать в таких ситуациях следовало разом, не размениваясь на мелочи, сохраняя остатки мужской гордости.
   - Что ж, счастливо оставаться. - Он охлопал карманы, проверяя, не забыл ли что выложить, неторопливо двинулся в сторону прихожей. По дуге обошел стоявшую на пути Валентину Сергеевну, равнодушно скользнул глазами по полкам с полюбившимися книгами, по пейзажам в дорогих багетах, по затейливой росписи гобеленов, которые его подруга покупала в Испании и Германии.
   - Да кто ты такой! Бельмондо плешивый! - продолжала бушевать Валентина Сергеевна. - Еще и морду воротит! Как бы не пришлось обратно на карачках ползти!…
   На это он все же отреагировал: спокойно повернув голову, ответил:
   - Не волнуйтесь, Валентина Сергеевна, не приползу.
   Наверное, это ее и выбило из колеи - Шебукинская хладнокровная вежливость. Да и на «вы» Михаил уже давненько к ней не обращался. Она распахнула рот и споткнулась. Готовые сорваться с языка колкости умерли, не родившись…
   Он был уже в прихожей, когда начальническое самообладание окончательно ей отказало. А может, наоборот, сработала та здравая жилка, что помогала этой женщине на протяжении всей жизни, сделав из нее директора крупного предприятия, оказав помощь в сколачивании первых капиталов. Как ни крути, а она умела вовремя останавливаться - остановилась и сейчас. А может, вдруг вспомнила, как коротала ночи в холодном одиночестве, как молила Бога, чтобы послал ей, наконец-то друга - не богатыря и не писанного красавца - просто мужчину, который понимал бы ее, гладил в темноте по груди и лицу, умел бы жалеть. Вспомнила, наверное, и ту жутковатую ночь, когда в отчаянном порыве вырядившись проституткой, она решилась выйти на улицу. Спасибо, что догадалась прихватить с собой разрядник, - он и помог вырваться из рук возбужденных гуляк. И, конечно же, припомнила те выстрелы, что принимал в себя Шебукин, стойко поднимавшийся навстречу засевшему в подъезде стрелку. Ведь не кого-то, - ее защищал! За то и поплатился…
   Как бы то ни было, но должный надлом произошел. В тот момент, когда Михаил уже отпирал хитроумные шведские замки, в спину ему прилетел сдавленный крик:
   - Миша!…
   Он продолжал греметь замками, хотя руки у него дрогнули. Очень уж разительно изменился ее голос. Теперь это был даже не крик, а стон.
   - Прости меня, Миша! Я сама не знаю, что говорю…
   Послышались быстрые шаги. Она ступала, часто спотыкаясь, словно шла на ходулях, и было чему поразиться. Уж Шебукин-то сумел изучить ее нрав вдоль и поперек, а потому знал, чего стоило этой железной леди пойти на попятный. Потому, наверное, и замер у порога, не в силах ни обернуться, ни отворить дверей.