— Что за хренотень? Может, рация отказала?
   — Проверить проще простого, — я взял у него из рук плоскую трубку. — Вызываем идущую за нами машину — и все само собой выясняется! Если отзовутся, то порядок!
   Но порядка не получилось. Раньше чем я поднес рацию к уху, динамик зашуршал, и по спине моей пробежал знакомый холодок. Это был тот самый вздох, что удалось записать Августу. ТОТ, кто держал в руках переговорное устройство Флопа, бригадира оставленных на месте могильщиков, ничего не говорил. Он только дышал, и вздохи эти вновь напоминали приглушенный рык.
   — В чем дело, босс?
   — Разворачиваемся! — я швырнул трубку на сиденье, но тут же снова подхватил ее. — Эй, ты! Трюкач дешевый! Сделай одолжение, дождись меня. Поверь, у нас будет с тобой славный разговор!
   Водитель притормаживал, разворачивая машину. Ганс глядел на меня озадаченно.
   — Мы возвращаемся?
   — Да! Возникла проблемка. Эта сука уже там, на поляне!
   — Какая сука?
   — Та самая, что садилась к Поэлю в машину.
   — Откуда он там взялся?
   — Сколько у нас людей? — рявкнул я вместо ответа.
   — В каком смысле?
   — В смысле — прямо сейчас!
   — Ну… Морячков Дина мы отпустили к «Харбину». Утюг тоже там. В машине сопровождения пятеро, еще трое с Флопом…
   — Нет больше Флопа, — я скрипнул зубами. — Пусть парни готовят оружие. Все, что есть под рукой!..
* * *
   …"Парни" стояли, ощетинившись стволами, и трясло их точно так же, как меня и Ганса. Трое ребят Флопа, словно елочные украшения, висели на ветках того самого дуба, к которому совсем недавно был привязан Поэль. Сам Флоп, мирно сложив на животе руки, лежал на дне выкопанной могильщиками ямы. На груди у него покоилась рация — та самая, которой совсем недавно воспользовался НЕКТО. Ни Поэля, ни его телохранителей на поляне уже не было. Не было и машины, доставившей их сюда. «Тойота» бригадира весело догорала на отдалении, и огненные блики перебивали мертвящий свет фар, делая лица повешенных переменчиво зловещими.
   — На все про все у этих тварей было не более пятнадцати минут, — заикаясь, проговорил Ганс.
   Я сосредоточенно кивнул. Все-таки профессионалом он был неплохим, соображал быстро и в нужном направлении. Покосившись на часы, я нахмурился. В самом деле! Успеть укокошить четверых — причем троих из них вздернуть на высоченное дерево, а после убрать лишние тела, отвязать Поэля и удрать — на это способны были только отъявленные шустряки.
   — Куда они могли скрыться? — тихо спросил я.
   Вопрос заставил Ганса встряхнуться.
   — Встречных машин попалось всего две — замызганный «Пикапчик» и «Жигуленок» с семейством. Значит, судя по всему, уходили в противоположную от города сторону. Послать следом машину?
   Я покачал головой.
   — Думаю, не догоним…
   В глубине леса всполошенно закричали птицы. Мы переглянулись.
   — Но там снега по пояс! — пролепетал Ганс. — Не могли же они рвануть туда. Правда, если у них снегоходы…
   — Взять из автомобилей фонари! — распорядился я. — Обшарить все вокруг! Должны быть следы… И пусть кто-нибудь перережет веревки.
   Парни зашевелились. Один, забросив автомат за спину, полез на дуб, двое бросились к машинам за фонарями.
* * *
   Вглядываясь во все мало-мальски подозрительное, мы медленно описали вокруг поляну неровную спираль. В принципе противник действительно мог улизнуть в лес — на тех же снегоходах. Импортные «Полярисы» запросто рвут под полторы сотни кэмэ. И дороги им никакой не нужно. Однако ни гусеничных, ни лыжных следов мы не обнаружили. Хватало вороньих отметин, в одном месте отыскалась цепочка заячьих «лап», но более ничем примечательным усыпанный снегом ландшафт нас не порадовал.
   — Значит, все-таки шоссе?
   Ганс кивнул, и в этот самый момент все фонари одновременно погасли. Беззвучно, как будто кто-то мягко нажал единый тумблер. Встревоженно оглядевшись, я обнаружил, что стою один посреди черного леса. И даже не леса, а чего-то более напоминающего странный камыш. Березы и сосны съежившись, стали вдесятеро меньше. И не было уже ни Луны, ни звезд. Ветер, что недавно с шелестом скользил по макушкам голых деревьев, куда-то запропал, меня окружала абсолютная тишина. И что-то еще присутствовало во всем этом. Что-то особенное, не поддающееся описанию, отчего все видимое приобретало мрачноватый могильный оттенок.
   Я покрутил головой. Черное небо и гладь слившегося в сероватую степь леса. И пугающая непривычная даль — от горизонта до горизонта, словно меня приподняло на воздушном шаре. Тем не менее ногами я продолжал ощущать почву…
   На миг показалось, что я абсолютно гол, но это быстро прошло. Зато возникло ощущение куда более странное. Я дышал, и легкие мои клокотали жутковатым образом. Я слышал их работу и с ужасом узнавал ту чертову запись Августа. А еще… Еще был непонятный запах. Где-то я уже с ним сталкивался, но где? Или не запах это был, а нечто, чему не придумано еще название?… Впрочем, почему не придумано? Придумано, разумеется! Ибо это был запах СТРАХА! Настоящего, стопроцентного, без ложных примесей. Оттого и шевелились волосы на голове, оттого и прихватывало спину ознобом. Все равно как у комнатного песика, почуявшего присутствие тигра.
   — Ганс! — позвал я. Рука с пистолетом приподнялась. — Куда ты делся, черт подери!..
   И стало еще страшнее, потому что ни руки, ни пистолета я не увидел. Вместо этого я разглядел какие-то скрюченные когти. Четырехпалая, покрытая зелеными чешуйками кисть.
   Господи! Что со мной?!..
   — Ганс! — взревел я, и ближайшие деревья покачнулись от моего голоса.
   — Босс! — из черной пустоты вынырнула рука и ухватила меня за плечо. — Что с вами?
   Словно марево пробежалось по темнеющему лесу. В одно мгновение он вырос, и все враз ожило. Я вновь обрел способность слышать и видеть привычное. Ганс стоял передо мной, а справа взволнованно перетаптывалось двое «морячков» с автоматами.
   — Что случилось, босс? — Ганс часто озирался, пытаясь сообразить, куда был обращен мой застывший взор.
   — Да нет, ничего… Наверное, показалось, — я провел рукой по лицу. Голову слегка кружило, по вискам струился холодный пот. Определенно пора было кончать с ночными забавами. Хватит с меня сегодняшних висельников! В туфли набился снег, носки успели промокнуть. Ну, а если начались еще и галлюцинации, то предприятию верный каюк. Сматываться отсюда, пока не поздно. Ничего мы здесь не найдем.
   — По машинам, Ганс! Уходим…
   — А как быть с покойниками?
   Я криво улыбнулся. Собственные губы казались чужими, слепленными из какого-то пластилина.
   — А что? Какие-то проблемы? Могила, кажется, у нас есть, вот и используй ее по назначению.
   Ганс хотел было возразить, но возразить было нечего. Везти в город четверых жмуриков — вещь малоприятная во всех отношениях. На любом из гаишных постов нам могли устроить великолепную засаду — с легким мордобоем, с наручниками и последующим препровождением в общую камеру. И доказывай потом, что ты не верблюд, что не вешал и не думал вешать своих же собственных парней.
   — Ясно, босс. Вы обождали бы пока в машине. А мы тут быстренько управимся. Подметем, специй разбросаем для собачек.
   Не протестуя, я побрел к автомобилям. Прямо по целине. Ноги по колено увязали в снежном скрипучем крошеве, но мне было все равно. Плевать на обувь с носками, плевать на возможность простуды! Я брел и чувствовал, как некто, укрывшийся в лесу, глядит мне в спину и, ухмыляясь, потирает руки. Руки — скользкие от крови, огромные и волосатые… Ощущение было столь ясным, что меня снова стало трясти. От страха или бешенства — этого я и сам не мог бы сказать определенно.

Глава 13

   "Мысли суть тени наших ощущений —
   всегда более темные, более пустые,
   более простые, чем последние."
Ф. Ницше

   В последнее время в городе много что появилось из архитектурных новинок. Строительство из плит, прессованного шлака и готовых блоков кануло в прошлое, теперь использовали исключительно глину, и те, кто побогаче, переселялись в элитные кирпичные здания, хотя вся элитарность последних только в том и заключалась, что считались они домами с расширенной площадью и улучшенной планировкой. Суть же оставалась прежней. Строить не умели и не хотели. Те же элитные девятиэтажки размещали в местах, где и жить-то нормальному человеку категорически возбранялось — возле дымных заводов, вблизи трамвайного грохота и ревущих магистралей. Зимой в таких домах было холодно, летом — жарко. Но это был всего-навсего красный кирпич, и претензии к нему можно было предъявлять только как к кирпичу. Людишки, что были по-настоящему богаты, возводили свои курятники из стекла и мрамора, готическими крышами возносясь над привычными стандартами коллективных дач и садов. Та же картина наблюдалась с конторами. Скажем, продавцы гамбургеров и чизбургеров, воздвигая для себя офис, соорудили на центральной площади целый храм — китайских обводов, с драконьими орнаментами там и тут, с золоченными мордочками буддийских божков на фасаде. Сколько бутербродов они вбухали в свою пятидесятиэтажную постройку — было страшно вообразить. Свали все в кучу, и, верно, получилось бы гора аналогичных размеров. Здание мэрии выглядело вблизи торгового исполина сереньким замухрышкой. Хотя о данном нерадостном контрасте властители города отчего-то не задумывались. Да и зачем им было задумываться, когда проектировка города велась уже по сути иноземными архитекторами, и за каждый погонный метр улиц чинушам отстегивались баснословные суммы. Схожая история повторилась с «Харбином». Строили его югославы, хозяйничали в нем центровые, но по-настоящему владели «Харбином» американцы.
   Нюанс из занятных, если призадуматься!
   Рассеявшиеся по земному шарику югославы отлаживали связи и учреждали строительные компании, с энтузиазмом возводили десятки и сотни строений. На территории собственной родины они палили друг в дружку почем зря, взрывали и поджигали, на месте некогда цветущих городов оставляли нашпигованные минами руины. Теснящиеся на островах бедолаги японцы, почитающие за счастье квартиры, по метражу, приближающиеся к российским кухням, успешно продолжали экономическое завоевание планеты и в той же чопорной Америке успели обзавестись чуть ли не половиной всей движимой и недвижимой собственности. Снимая фильмы про гордых предков, они продолжали тем не менее терять свое самурайское обаяние, во внешности, в музыке и архитектуре постепенно перенимая евростандарты. На радость братьям славянам возрождался Китай. Ученики Шао-Линя отважно штамповали и копировали лучшие образцы западного ширпотреба, продавая их вдвое и втрое дешевле, чем подрывали европейскую экономику и успешно поднимали свою собственную. В ответ полиция громила подпольные фабрики, лишала лицензий, бросала в камеры наиболее прытких и неугомонных. Россия недоуменно и радостно вертела головой, одной рукой хватаясь за ранее недоступное, второй продолжая истязать свое горемычное население. Мир был прост и мир был конечен, анализ укладывался в пару абзацев. О той же экологии продолжали с пеной у рта спорить ученые — как пятьдесят и сто лет назад, уповая на вечность и незыблемость озонового слоя, на медлительность температурных изменений, на кислород, который все равно не должен исчезнуть так вот сразу. Земля уподоблялась лоскутному одеялу, которое яростно тянули на себя десятки разноплеменных младенчиков. Посасывая соски, мы норовили колотнуть соседа кеглей по голове и ничуть не задумывались над тем, что одеяло уже трещит по швам и вот-вот лопнет…
   Обо всем этом я не думал специально, думалось как-то само собой. Да и чем мне было заняться, когда машина стояла неподалеку от громады расцвеченного огнями «Харбина»? И то, что говорил Ганс, тыча пальцем в план-схему здания, я слушал более чем рассеянно. Разумеется, мы не собирались брать эту крепость лихим штурмом. Нас интересовала лишь часть помещений, в которых размещались искомые люди. Впрочем, и людьми они уже, вероятно, не являлись. Правильнее было бы именовать их покойниками. Если до того, что стряслось на поляне, я еще имел какое-то сомнение на сей счет, то теперь с колебаниями было покончено.
   Моей империи нанесли оплеуху — и оплеуху весьма чувствительную! Не вызывало сомнений, что со мной просто-напросто играли! Как с неумелым мышонком! И даже Флопа шлепнули без какой-то определенной цели, — просто так мимоходом, с брезгливой небрежностью. Вывод напрашивался простейший: меня собиралась прижать — и прижать капитально. Некто ходил кругами, принюхиваясь и прицеливаясь, пока только пробуя остроту когтей, особенно близко не приближаясь. Это значило, что силы противника не были безграничны, и он тоже ожидает подходящего момента, не собираясь атаковать в лоб без надлежащей подготовки. Покуда противник щипал, покусывал, однако на решающий прыжок не отваживался. Тем не менее, было ясно, что спускать щипки и укусы опасно. Рано или поздно искомый момент подвернется, а сужающая круги акула обязательно кинется в атаку. Это генералы государственных спецслужб имеют возможность годами чесать в затылках и скрипеть мозгами на бесчисленных симпозиумах, срок жизни среднего коммерсанта — как у творожного сырка. Лишний раз зевнешь, — и амба! Съедят и оближутся. Поэтому следовало бить первому — наотмашь и самым решительным образом. Пока не ожидают, пока разогревают мышцы перед поединком. В самом деле, кто может подумать, что найдется смельчак, набравшийся решимости замахнуться на цитадель «Харбина»? Никому даже в голову не придет столь сумасбродное предположение! Но Ящер — на то и Ящер, чтобы думать иначе, чем окружающие.
   В сущности «Харбин» был всего-навсего колосом на глиняных ногах, и если спланировать все, как грамотную армейскую операцию, то раздолбать этот гадюшник представлялось не столь уж сложным мероприятием. Благо, не Белый дом и не многострадальная больница в Буденновске. Самоотверженно защищать его некому. Поэтому в десятый раз мы с Гансом обсасывали детали предстоящего, а за квартал от центра грядущих событий уже стягивались главные силы империи. Три лучших бригады Ганса: команды Каптенармуса и Утюга, отряд бывших спецназовцев Дина. Не сомневаюсь, что последние потирали руки в предвкушении долгожданных радостей. Этих богатырей я берег, хотя именно парни Дина яростнее других рвались в бой. Понять их было несложно. Тем, кто раз или два прошел войну — да еще в восемнадцать-двадцать лет, штатский костюмчик уже никогда не понравится. Лишь самые толстокожие умудряются возвращаться в рабоче-торговое русло, всем прочим наперед уготована горькая участь вечных бойцов и законченных психов. Потому и подбирают таковых уличные атаманы. Бывший солдатик — это вам не пустоголовый отморозок, кладущий в штаны при первой милицейской облаве. Тот, кто отплевывался огнем в окружении, кто ходил в атаки, вдосталь познав страх и предательство, повидав на мушке разных и всяких, будет в любых обстоятельствах на порядок выше бритоголовых качков. И того же Дина — щуплого, с ранними залысинами человечка — я не променял бы и на сотню черных поясов. Его и Гамбургером-то прозвали в насмешку за худобу. Тощий этот мужичонка легко мог ввести в заблуждение самого востроглазого знатока боевых качеств. Правду знали лишь ближайшие сподвижники. Те, кто имели счастье наблюдать Гамбургера в деле, никогда бы не пожелали иметь его в стане врагов. Несмотря на невзрачную конституцию Дин был воином от и до. Один на один и без оружия он, возможно, немногого стоил, но, как военспец и организатор, как самостоятельная боевая единица, наконец как вожак своих вечно тоскующих по пороху снайперов, он был незаменим. Именно парней Дина я собирался использовать в качестве основной ударной силы. Мускулы Каптенармуса и Утюга поработают на подхвате. В здание должны были отправиться те, кто уже ходил на подобные мероприятия, кто мог улыбаться встречным очередям и для кого очередной дворец Амина был рядовым и вполне преодолеваемым барьером.
   — Босс, вы меня совсем не слушаете. Какие-то проблемы? — Ганс смотрел на меня с беспокойством.
   — Так, мелочевка… — Я нахмурился. — А что это у тебя руки трясутся? Никак боишься?
   Начальник охраны напряженно улыбнулся.
   — Чуток вибрирую.
   — Правильно делаешь. В отрыв идем, Гансик. За центровыми — столица и Штаты. Так что одним «Харбином» не обойдется.
   — Не понял?
   — Пока тебе и не надо понимать. Твоя забота — «Харбин» и его клиенты. Хребет необходимо перешибить одним ударом. Соображаешь, к чему клоню?
   Ганс напряженно кивнул.
   — Вот и молоток! Необходимо положить Стэка и Лафу. Как минимум! А еще лучше приплюсовать к ним Микиту и Дракулу. Баранович у них первый бухгалтер, своего рода линкор, так что его не трогать ни в коем случае!
   — Я уже показал морячкам фото. Барановича попытаются взять.
   — Смотри мне… — Я растер ладонями лицо, с трудом подавил зевок. — Хуже всего, если уцелеет Стэк. В администрации у него пост плюс депутатская неприкосновенность. О бритых ребятках я уже не говорю. Короче, эту гориллу голыми руками не возьмешь. Либо все сделаем сейчас, либо намучимся с ним до шизы…
   Челюсти вновь свело неприличным зевком. Тоже давали о себе знать нервы-нервишки. Мандраж — он у всех по-разному проявляется. Кто-то дрожит и плачет, кто-то зевает.
   — Соберутся они или нет полным составом — вот что меня беспокоит.
   — Соберутся! — Ганс уверенно мотнул головой.
   — Ох, не сглазить бы нам!
   — Все просчитано, босс. Письмецо-то сработало! Стэк вызвал по рации всех своих скаутов. Так что у них там вроде слета. Кажется, от «синих» тоже прибыли делегаты. Хорошо, конечно, было бы послушать, о чем там станут балакать, но с жучками ничего не вышло. Очень уж плотно закупорились.
   — Ничего, раскупорим. Хотя… «Харбин» — штучка еще та. Черных ходов может оказаться столько, что людей не хватит все перекрыть.
   — Вы думаете…
   — Я думаю, что помимо твоей схемы, наверняка имеются другие чертежики — более верные и более секретные.
   — Так уж и имеются?
   — А ты вспомни наш офис на Кольцевой. Как мы его строили?
   — Вы имеете в виду подземный ход?
   — Точно. Где он, скажи на милость, отмечен? На каком-таком плане?… — Я качнул головой. — То-то и оно! Нет таких планов в природе. И никакой тут математический анализ не поможет. Даже если мы не поленились прокопать две сотни метров в сторону, то уж харбинцы наверняка побеспокоились о собственных мини-катакомбах. И сие, Гансик, скверно. Очень и очень скверно… Уйдет кто-нибудь из этих скаутов, начнется война… В общем все надежды на агентуру Хасану. На всех явках должны быть наши глаза и уши.
   — Тут уж как получится босс. Хотя, если кто-нибудь действительно улизнет, тогда — да… — Ганс вздохнул. — Тогда всем нам придется попыхтеть.
   — Ты погоди паниковать прежде времени. Может, и обойдется.
   — Может, и обойдется, — эхом откликнулся Ганс.
   Я заглянул ему в лицо, и начохраны в замешательстве опустил голову. Он и впрямь малость вибрировал. А может, и не малость. Так или иначе, но этот парень лучше других знал, на какую мощь и силу мы сейчас покушаемся. Даже поддержка Васильича — форменный пшик, если растревожим истинных хозяев этой цитадели. Поэтому и следовало кончать с ними разом. Не щипать и не стращать пустыми угрозами, — жалить всерьез и насмерть.
* * *
   Истина, что войн без жертв не бывает, — стара, как мир. То есть для них, собственно, войны и придуманы — для жертв. Количеством последних измеряются и оцениваются результаты сражений. Кто больше потерял — людей, территорий, техники, тот и проиграл. Азарт и ставки столь велики, что без ухищрений не обойтись. В операции с командой Мороза не последнюю роль сыграл Кепарь. В эту ночь аналогом Кепаря становился Сом — в прошлом краснобай и финансист, лучший из подручных Утюга, в настоящем — плотно пристрастившийся к алкоголю и наркотикам полупризрак-получеловек. Начав с водочки, этот сластолюбец стремительно прошелся по шеренге наркоядов, перепробовав все от конопли с эфедрином до натурального кокаина. Раскрылась подноготная чересчур поздно, когда Сом уже во всю готовил из опиума сырца «ханку», вконец изуродовав вены на руках, в паху и на шее. Дальше катиться было некуда, и по настоянию Утюга финансиста стали принудительно лечить. Люди бригадира ходили по горе-лекарям, платили им немалые денежки, привозили спеленутого по рукам и ногам больного. Увы, господа врачеватели, словно птичьим пометом осыпающие газеты многообещающей рекламой, ничем существенным помочь не могли, и Утюг, помнится, даже кого-то из них крепко потрепал. Верно, было за что. Потому как все эти особые массажи, пищевые добавки и хитрые чаи на деле оказывались чистым дутышем. Даже после кодирования проходило некоторое время, и стараниями Сома все возвращалось на круги своя. Пациент втихаря возобновлял старые связи, начинал нюхать порошки и вновь садился на иглу. Все старания Утюга шли прахом, и на этом самом поприще бригадир успел превратиться в злостного ненавистника наркомафии. Парни его не раз и не два цапались с торгашами травки, но это были те же центровые, и ни о какой серьезной борьбе говорить не приходилось.
   Сегодня, взбодренный двойной порцией допинга, Сом отправлялся в «Харбин» в качестве нашего посла. Уходил он, разумеется, не пустой, унося с собой радиомаячок и дипломат с двойным дном. Покоящаяся в дипломате крокодиловой кожи папочка прикрывала главный сюрприз, заготовленный для лидеров центровых. Накануне Стэк с Микитой получили через пацана-дипкурьера мое предупреждение насчет готовящейся операции служб безопасности. За информацию я просил самую малость — не налик и не территорию, я просил передать в полное мое владение здание «Харбина», включающее в себя комфортабельную гостиницу, бассейн, сауны, игровые площадки, солярии и прочую требуху солидных гостиничных заведений. По моим словам информация того стоила, ибо трупам уже все равно — владеют они «Харбином» или нет. А центровые, по моим заверениям, очень скоро в числе таковых вполне могли оказаться. То есть, если, конечно, не прислушаются вовремя к добрым советам дядюшки Ящера.
   Более сумасшедшую цену запросить я, наверное, не мог. По всем расчетам от подобных притязаний центровые должны были прийти в состояние малого и большого шока. С другой стороны о моих связях в силовых структурах они были наслышаны, а потому так просто отмахнуться от письма не могли. Сама запрашиваемая цена предрасполагала к вниманию, и потому мы с Гансом не сомневались, что к приходу Сома эта шатия соберется в «Харбине» полным составом. Иного нам и не требовалось. Если затеять войну и начать выслеживать офицерский состав врага по закоулкам, то после первой же смерти эти орлы переполошатся, и начнется традиционный «джихад». А на их «джихад» начнется наш — и пошло-поехало, как это не раз уже бывало в мировой истории. Церковь в поисках золота объявляет поход на восток, латинские армии вторгаются в Азию и принимаются поголовно вырезать население. Последнее встает на дыбки и под предводительством Саладдина щелкает по носу самому Ричарду Львиное Сердце. Нехристи лупят неверных, а те скалятся в ответ, выставляя на улицы патефоны и грамофоны, вовсю накручивая жутковатую музыку «газавата».
   Сколько там их было — этих крестовых походов? На запад, и на восток, в сладкие славянские земли! И всегда аукалось звонкой оплеухой. Так что рисковать следовало с умом. Потому и родилась идея использовать красноречие бывшего финансиста и нынешнего наркомана Сомова Леопольда Игоревича. Кстати сказать, и сам финансист горел желанием реабилитировать себя в глазах корешей. Во всяком случае мои инструкции он выслушал с должным вниманием, поклявшись, что исполнит все наилучшим образом. И мне, и Гансу от души хотелось в это верить, и сейчас, внимая шагам парламентера, уже двигающегося по территории врага, я напряженно месил жевательную резинку, мысленно пытаясь приструнить звенящие от напряжения нервы. Август сидел справа, внимательно следя за радиоаппаратурой, Ганс устроился возле самой двери, готовый выскочить по первому моему сигналу. В аналогичной позиции пребывала вся наша армия. «Харбин» был взят в двойное кольцо, да и в самом здании, в залах ресторана и кегльбана, под видом посетителей толкалось десятка полтора гансовских «морячков». Что ни говори, а четвертая колонна — она всегда четвертая и бьет больнее всего. Хотя, по правде сказать, главной нашей ставкой оставался Сом…
   — Шмонают, — прокомментировал Ганс. Процедура пропуска гостей к именитым лицам была ему хорошо знакома, и раньше нас он распознал по отрывистым, доносящимся из динамика фразам, что происходит в действительности. Судя по всему, Сома и впрямь обыскивали. Щелкнули замки, кто-то попытался заглянуть в дипломат, но Сом отреагировал, как его и учили.
   — Стэку это не понравится.
   — Что-то очень уж тяжелый чемоданчик.
   — Кевлар, плюс блок сигнализации.
   — Хмм… А внутри что?
   — Бумажки. Очень важные бумажки.
   Что-то загудело, и Ганс вновь поспешил с разъяснениями:
   — Просвечивают дипломат!
   Я нахмурился.
   — Что, если разглядят?
   — А что разглядят-то? — Август оставался спокоен. — Оружия у него нет. Вся электроника упрятана в замке. Тут даже опытный таможенник ничего не увидит.
   — Хорошо, коли так… — Ганс вздохнул. — Ага! Сейчас его, кажется, сканируют детектором.