* * *
   Грузный, с облетевшей штукатуркой на боках, дом горбился в ярком свете.
   Фары полутора десятков машин били в упор по изношенному временем фасаду. Ароныч стоял под дождем и кривил бесцветные губы. По лицу его было видно, что он взбешен. С дрожью Сазик, Валентин и еще с десяток бойцов натягивали на себя окончательно промокшую одежду. Всех, кто так или иначе приближался к роковому подъезду, заставили раздеться, обшарив шмотье тщательнейшим образом. Всех, включая и Яшу. «Железный человек» был настолько потрясен процедурой стриптиза, что не замечал ни ветра, ни холода. Обнаженный по пояс, мокрый, он не сводил горящих глаз со своего хозяина. В свете фар мускулистое тело его казалось отлитым из темного стекла. Он походил на древнего гладиатора, изготовившегося к схватке. Но схваток не предвиделось, да и на роль рядового гладиатора лучший бригадир Сулика не претендовал. Подобного унижения Яша не испытывал, должно быть, с самого своего рождения. Впрочем, унижению подвергли всех. Массовым шмоном руководили Бугда и Жонглер, но и их предварительно ощупали с ног до головы. Версия о чужаке, проникшем в пролом через дымоход, Ароныча не устраивала. В этом богом забытом месте, орошаемом нескончаемым дождем, затевалось какое-то безумие. Присутствующие подозревали, что обыском дело не завершится. Атмосфера накалялась с каждой секундой, и Валентину пришло на ум сравнение с языческими временами, когда перед людьми вставал вопрос о выборе жертвы. Алтарь пустовал, святоши неистовствовали, и в круг выталкивали либо самого слабого, либо конкурента, всерьез угрожающего жрецам собственным растущим авторитетом. Потирая плечи и тщетно стараясь согреться, Валентин притопывал каблуками по земле.
   — Это был твой план, стратег доморощенный! — зловеще прошипел Ароныч.
   Алоис нервно вскинул голову и попытался расправить плечи. Как он ни старался, выглядеть невозмутимым ему не удавалось.
   — Мой, и что с того?
   — Значит, ты и ответишь. Считай это предъявой, понял? От всей братвы.
   Носом перепашешь все развалины, пока не найдешь бабки.
   — Деньги я, разумеется, верну…
   — К чертям капусту! Я говорю о другом!
   — Не ори на меня. — Алоис тоже понемногу закипал. — Операцией руководил ты! И если стукач не явился, моей вины тут нет.
   — Что такое? — Ароныч угрожающе приподнял лобастую голову. Казалось, в любую минуту он готов кинуться на соперника с кулаками. Правая рука его порывисто нырнула в карман, и этого скупого движения хватило, чтобы невидимая черта разом поделила мокнущих под дождем людей. Бойцы начали стягиваться в две отдельные группы, и, заметив это, Алоис воспрял духом. Силы были примерно равные.
   — Ты хочешь затеять бойню? — Он холодно улыбнулся. — А может, ты с самого начала этого хотел?
   Ароныч порывисто шагнул к нему. Ссора могла завершиться грязной потасовкой. Сражение генералов в присутствии рядовых. Редкостное, кстати сказать, явление. Во все времена и во всех странах генералы предпочитают сражаться чужими мускулами, чужими кулаками. И, проиграв, расплачиваются они также чужими жизнями.
   Люди следили за авторитетами во все глаза, ожидая невозможного, но схватки и впрямь не получилось. Алоис готов был оказать сопротивление, и Ароныч почувствовал это. Исполняя свои кровавые поручения, он учитывал сотни различных нюансов, всегда рассчитывая на гарантированный успех, этот самый успех твердо обещая заказчикам. Война экспромтом его не прельщала.
   — Хорошо, — процедил он. — Эту беседу мы отложим.
   — Отложим, — эхом откликнулся Алоис.
   Они и не догадывались, что откладывать или не откладывать что-либо было уже не в их силах. К месту событий спешили новые герои…
   Сначала они услышали визг тормозов. По земле и по стенам здания метнулись голубые блики, и тотчас загремел усиленный мегафоном голос:
   — Всем оставаться на своих местах! Оружие — на землю!..
   Что-то мегафонный оратор собирался сообщить .еще, но затянувшееся напряжение не замедлило сказаться. Нервы у людей не выдержали, и десятки пальцев одновременно легли на холодный металл спусковых скоб. Нашелся и свой «дирижер», этакий массовик-затейник, первый из первых дернувший указательным пальцем. Хлопнул пистолетный выстрел, и горящий на крыше милицейского автомобиля прожектор погас. Защелкали дверцы машин, звонко заклацали передергиваемые затворы, и, не дожидаясь команды, боевики открыли по приехавшим огонь. Им ответили тем же — кровавая свистопляска началась.
   Пригнувшись, Валентин зацепил Яшу за локоть, прыжками помчался по скользкой земле. Впереди, странно подскакивая, словно пересекать приходилось кочковатое болото, мчался Алоис.
   Через пару минут они уже сидели в том самом «жигуленке», в котором еще совсем недавно отогревались после дежурных рейдов. Водитель торопливо заводил мотор. — Откуда взялись менты?! — рычал Яша.
   — Может, патруль какой случайно заехал?
   — Ага, и автоматы случайно? У них три или четыре ствола! И Ароныча там бросили.
   — Не бросили. Пуля угодила ему вот сюда. — Алоис дрожащей рукой показал на свою переносицу.
   Вторую половину фразы он проговорил дважды. Грохот канонады заглушил его слова. Судя по звукам, возле дома, поглотившего злополучные пятьдесят тысяч, творилось неописуемое. Мегафон уже не вмешивался в события. Разговор велся исключительно на языке стрелкового оружия. Где-то в здании грянул взрыв, на частые пистолетные хлопки коротко и жестко отвечали милицейские «малютки».
   — Трогай же! Чего ждешь?
   Тяжело раскачиваясь, машина развернулась по глинистой грязи, пошла вилять меж тесно расставленных гаражей.
   — Куда?! Куда прешь?! Здесь слона утопить можно!
   — Проедем, — буркнул водитель. — Если аккуратно, то проедем… Кто там сзади? Свои или чужие? Яша проворно крутанулся на сиденье.
   — Вроде наши. Менты — те с мигалками подъезжали…
   Яша снова посмотрел назад, дребезжаще рассмеялся.
   — Вот же сука очкастая! Оружие, мобилы, одежду — все там заставил скинуть.
   Берия паршивый! Обыск ему вздумалось проводить!..
   Он продолжал бушевать и тогда, когда машина выбралась наконец на шоссе.
   Свой унизительный стриптиз он не собирался прощать даже мертвым.
   Водитель посмотрел на них в зеркальце, озабоченно проговорил:
   — Если выставят заслоны на шоссе, придется туго.
   — Не выставят! — Яша стиснул кулаки. — Сулику так и так стукнут о случившемся, а уж он знает, на какие рычаги жать.
   — Пока ему сообщат, пока суд да дело…
   — Не лепи горбатого! В главном гадильнике тоже есть свои люди. Обязаны предупредить!
   — А если это вообще не менты? Какие-нибудь спецслужбы?
   — Ерунда! Не до нас им…
   В салоне повисло молчание. Дрожа от надсадного воя двигателя, «Жигули» мчались по дороге с предельной скоростью. Справа потянулись мрачноватые корпуса цементного комбината. Толстая змея трубопровода, вынырнув из-под земли, понеслась в параллель с кавалькадой машин. Пассажиры продолжали молчать. Да и нечего им было говорить друг другу. Чужими они были по жизни. Напрочь чужими.
   * * *
   Кордонов с гаишниками они так и не встретили. То ли милиция не проявила должной расторопности, то ли всеведающий Сулик и впрямь успел воспользоваться своими связями. По слухам, прокурор города числился у него в теплых приятелях.
   Так или иначе, но остаток пути прошел без приключений. В сопровождении эскорта из легковых машин они выбрались из заводских районов и, покружив по городу, благополучно добрались до гаражей стадиона. Операция завершилась. До наступления рассвета оставалось еще немало времени.

Глава 17

   Подобный бедлам Валентину приходилось наблюдать впервые. Спорткомплекс гудел, как растревоженный улей. В какой-нибудь час первые люди города организовали прибытие около полусотни «негров». Вероятно, в дружескую расположенность прокуратуры здесь не очень верили. Создавалось впечатление, что стадион готовится к жестокой осаде. С кипами бумаг по коридорам бегали непричесанные, хмурые секретарши, за окнами ревели подъезжающие и отъезжающие грузовики, возле ворот и по территории разгуливали молодцы с псами на поводках.
   Подчищали все, что можно было подчистить, «паленый товар» отгружался и перевозился на другие склады. Может быть, ждали обыска, может — ревизии, но на всякий случай готовились и к тому и к другому.
   С отрешенным видом Чапа сидел за столом, засаленным гребнем вычесывая из спутанных волос перхоть. Окружающая сумятица разбудила и его. Спать, когда кругом суетятся, волнуются и кричат, было не слишком этично. Это понимал даже Чапа. И потому не спал. Более того, он бодрствовал, о чем говорило его усиленное внимание к собственной шевелюре. Серым унылым кораблем ковбойская шляпа покоилась на столе. Вне головы хозяина она чувствовала себя неуютно, но в данной ситуации Чапа готов был проявить определенную твердость.
   — Перхоть, шмурики, — это перхоть! И как вы собираетесь, интересно, ее вычесывать, если на голове у вас шляпа?
   — Видел я в своей жизни невозмутимых людей, но чтобы до такой степени! — Валентин, кивнув Чапе, устало опустился на стул.
   — А они вообще в жизни бывают? Эти твои невозмутимые люди?
   — Должны быть, по идее.
   — Шиш тебе гашиш! Вся наша невозмутимость — либо в лени, либо в тупости. — Сменщик поколотил гребнем об стол. — Что там за форс-мажор такой? Или хлопнули кого-то?
   — Не кого-то, а самого Ароныча. В лоб. Должно быть, и еще кого-нибудь. Да загребли пару-тройку нерасторопных.
   — Дела-а! — протянул Чапа. — То-то, я гляжу, у народа крыша поехала. Вон в углу хреновина какая-то электронная стояла — и ту забрали. Со склада почти все ящики вывезли. Короче, влипли, я так понимаю?
   — Ерунда, выплывут. Они — как оно: всегда выплывают. Из ментовки отмажут.
   Трупы заберут. Еще и извиниться кого-нибудь заставят.
   — Серьезная стрельба была?
   — Так… Наши больше котов ночных пугали, а вот менты не шутили. Дали из «Калашниковых» прочухаться.
   — По горячим следам могут и сюда нагрянуть.
   — Потому и суетятся… — Валентин ищуще огляделся. — У тебя найдется что-нибудь выпить? Замерз как пес.
   — Всегда пожалуйста! — Чапа выставил на стол початую бутылку коньяка. — Мой любимый — из Еревана. Пять звездочек!
   — Годится. — Валентин, не разглядывая бутылку, приложился к горлышку, запрокинул голову. — Уф! Неплохо!.. Я, понимаешь, в сауну сунулся, а там не провернуться. Сохнут прямо в одежде.
   — То-то, я гляжу, ты какой-то изжульканный.
   — Ничего, главное — подсох. А вот Сазик соплями исходит. Ангины боится.
   — Ангина лучше пули.
   — Это точно. Но добрый тебе совет: поменьше шути по этому поводу. Дело не только в Ароныче. Кто-то обжал Сулика на пятьдесят косых. Яшу обидели, ребят. В общем, все злые как черти. Чапа довольно кивнул:
   — Давно пора было прищемить этих мокриц! Хорошо постарался, хвалю.
   — Я-то тут при чем?
   Чапа взглянул на Валентина странно и загадочно.
   — В самом деле, о чем ты, Чапа?
   — Да ни о чем, конечно. Вот народишку нашему поражаюсь. До чего дошлый пошел! Такого туза уели! Раньше ни за что бы не посмели, а теперь запросто.
   — Раньше — да…
   — Ты вроде собирался куда-то, так иди. — Коллега подмигнул Валентину. — Напарник — это напарник. Так что можешь не волноваться, я не из болтливых.
   — Что ж, тогда я сваливаю.
   — Вали, вали. Все равно ведь все выпил.
   — Не выпил, а допил. И не жадничай! Будешь тонуть в реке, я тебя вытащу.
   — Ага, как же…
   — Ладно. — Валентин потоптался на пороге. Слова сторожа все-таки выбили его из колеи. — В общем, отдыхай, то-се… Если кто будет спрашивать об Ароныче, ты ничего не знаешь.
   — Я ведь сказал: я не из болтливых.
   Криво улыбнувшись, Валентин махнул Чапе рукой:
   — Бывай, прозорливый!
   * * *
   Спустившись по лестнице, он миновал лабиринт этажей и переходов, снова оказался под брезентовым навесом. Угадав нужную машину, неспешным шагом приблизился. Грязюка на скатах, на бампере и даже на лобовом стекле, по сию пору теплый капот — именно в этих «Жигулях» они уходили от милиции. И в этом салоне чуть раньше они с Сазиком отогревались после дежурных рейдов. «Жигуль», потрепанный русскими дорогами и потому совершенно неотличимый от сотен и тысяч своих собратьев. На иномарках любят щеголять в дни похорон. Или когда стрелки забивают. Для форсу и понту. А для дел используют именно таких рабочих лошадок — сереньких, без особых примет.
   Сейчас, впрочем, его интересовал не внешний вид машины. Поработав над замком, Валентин отворил дверцу, уверенно скользнул на обтянутое плюшем сиденье. Опустив спинку, откинулся назад. Пакет лежал там же, куда он его сунул в начале операции. Яша очень бы удивился, узнав, что сверток с деньгами пробыл за радиатором всего пару-тройку минут. В этом, собственно, и заключался весь фокус ночной авантюры. Они не придумывали ничего особенного. Пятьдесят тысяч — не такая уж объемная сумма. Это не массивный тюк и не чемодан — всего-навсего небольшая пачка, которую проще простого сунуть за пазуху, что Валентин и сделал при первом же удобном случае. Чуть позже пакет с деньгами перекочевал под резиновый коврик в салоне, где несколько помялся, но деньги на то и деньги, чтобы их мять.
   …Часы показывали без четверти пять, когда он позвонил заждавшимся абонентам. И впервые за все эти месяцы Наиль поднял трубку после первого же звонка.
   — Все в порядке, дорогой! Утром на том же месте. Поищешь и найдешь.
   — Сколько?
   — Пятьдесят. Ровно пятьдесят.
   — Только-то?
   — А чего ты ждал? В гаражах взяли две машины. По двадцать пять за каждую — разве плохо? Твоя информация, наш риск.
   — Ладно, я не в обиде. Как там обошлось?
   — Никаких жертв, дорогой, не волнуйся. Аэрозоль «Сон» — слышал про такое?
   Гэбэшная штучка. Лучше всякого наркоза. Все уснули, никого пальцем не тронули.
   А проснутся, ничего не вспомнят.
   — Что ж, мои поздравления!
   — Приятно иметь с тобой дело, дорогой!
   — На этот раз с машинами осторожнее. Будут искать. — Всегда ищут, как же иначе?
   — Ну что ж, тогда пока.
   Валентин дал передохнуть мобильнику не больше минуты. Он несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, и мобильник в его руке снова ожил, озарившись фосфоресцирующим светом. На том конце Валентин услышал взволнованный голос Юрия.
   — Наконец-то! Я думал, меня инфаркт хватит. Ты не мог позвонить раньше?
   — Раньше — это когда?
   — Не морочь мне голову! Я и без того тут по стенам избегался. Давай с самого начала! Первое: ты жив-здоров?
   — Живее всех живых! А ты надеялся на иное?
   — Если зубоскалишь, значит, действительно в порядке. Как обернулось с гаражами?
   — Только что отзвонился. Кажется, все более или менее.
   — Да не тяни же резину, рассказывай!
   — С удовольствием. Ты же сам не даешь мне слова сказать.
   — Черт бы тебя побрал!
   — Ладно, не сопи, как паровоз. Докладываю: как я и говорил, игра стоила свеч. Дело выгорело. При мне пятьдесят кусков. Еще столько же обещал Наиль завтра, а вернее — уже сегодня, часика через три-четыре. Гаражи Алоиса они навестили. Уверяет, что обошлось без крови.
   — Это в их интересах.
   — И в наших.
   — Только не зарывайся, стратег. Первоначальная идея все равно принадлежала мне.
   — Ты от нее тотчас отбрыкался, вспомни. И схему вентиляции раздобыл я.
   Судя по всему, этой бумажкой они и воспользовались. Распылили усыпляющий газ и повязали всех тепленькими.
   — Что с дымоходом? Неужели и на это клюнули?
   — Даже если бы не клюнули, ты не оставил им времени на размышление. А жаль. Дискуссия могла получиться плодотворной. Милиция подкатила в самый напряженный момент. И для меня, кстати, тоже. Но прежде всего для Ароныча с Алоисом. Ребятки не на шутку рассвирепели. Собирались повыдергивать друг дружке ноги. Кстати, что ты такое наплел милиции? Нагрянуло около дюжины мужичков, да не с макаровскими пукалками — с самыми настоящими автоматиками. С ходу положили несколько человек. Заодно и Ароныча угомонили.
   — Насмерть?
   — Похоже на то…
   — Вот черт!.. Потому я и возражал против операции. Ты же крепко рисковал!
   — Ладно, проехали. Теперь все в прошлом.
   — А вот тут ты ошибаешься. Для нас все только начинается. Или ты собрался участвовать в похоронах незабвенного Ароныча?
   — Возможно, придется. Здесь это обязаловка. Похлеще чем на первомайских демонстрациях. Свои фонды, свой регламент. Так что запросто могут заставить.
   — Думаю, шагать в траурной процессии тебе не придется.
   — Это еще почему?
   — Да потому, милый мой, что я тут посидел, покумекал и решил, что заигрались мы с тобой. Пора нам и честь знать.
   — В каком это смысле?
   — А в таком, что тебе необходимо исчезнуть.
   — Не понял.
   — С этого дня ты испаряешься. И без всяких «но»! Найдем тебе комнату, обеспечим продуктами. Ни одна живая душа не должна знать, где ты находишься.
   — Погоди, погоди! Что за спешка? Все прошло гладко! Деньги у нас, Ароныча нет, на стадионе такой переполох, что про стукача и думать забыли.
   — Это тебе только кажется. Именно с сегодняшней ночи кое у кого могут начаться опасные просветления в мозгу. Ты пойми, Валь, финансовый план выполнен, процедурой мщения ты, вероятно, тоже остался доволен. Все! На этом ставим точку. Лимиты исчерпаны, из-за стола следует выбираться с легким чувством голода. Пока не поздно. Я заканчиваю дела с оформлением документов, а ты до поры до времени сидишь в подполье и пьешь пиво.
   — К черту твое подполье! Чего ты вдруг взгоношился?
   — Балбес! Ты был чист только до сегодняшнего посещения гаражей Алоиса.
   Теперь ты подставил его. Самым натуральным образом! И этот гад, разумеется, возьмет тебя на заметку. Сразу после того, как оправится от пережитого. Да и Сулик призадумается. Когда кидают таких авторитетов, кидал как-то не принято прощать. Это для них — вопрос чести. Так что будь уверен: очень скоро они начнут копать и рано или поздно докопаются до истины. Возможно, уже в течение ближайшей недели.
   — Да почему, черт возьми?
   — Всегда и везде, Валя, остаются тысячи неучтенных мелочей. Невозможно предусмотреть все. И потому тебе надо затаиться.
   — Мне кажется, ты слишком высокого мнения об их интеллекте. Главным аналитиком у них был Ароныч, но и того сегодня не стало.
   — А что им стоит нанять аналитика со стороны?
   — Например, тебя…
   — Зачем же? Купят настоящего сыскаря. А то и целую бригаду профессионалов.
   Думаешь, это невозможно?
   — Ну, насчет бригады сомневаюсь, но парочку сыщиков в самом деле могут поиметь. Но дело в другом! Если я исчезну, им и сыщики не понадобятся, — сами усекут что к чему.
   — Мы можем продумать финал. Инсценировать какой-нибудь фокус поубедительнее.
   — Ага, скажем, самоубийство. И труп похожий подкинуть с предсмертным письмишком.
   — Ради бога, не шути так!
   — Все, Юрий, я устал. Мне пора баиньки.
   — Ты должен немедленно подъехать ко мне!
   — Ничего подобного. Сегодня я ночую там, где мне вздумается. Это я заслужил.
   — Само собой, Валентин, но…
   — Завтра на свежую голову поговорим.
   — Где? Где мы встретимся?
   — В известном тебе доме, в квартире шестьдесят пять.
   — Что еще за квартира? Погоди!.. Ты что, переехал?
   — Завтра. Обо всем завтра. — Валентин с улыбкой нажал отбой. Мельком подумал о собственном нахальстве. А почему он, собственно, решил, что это будет ЕЕ квартира? Может, его выставят за порог? Или тетя приедет, родители с мопсом.
   Две тысячи «если»… Набрав номер, он прислушался к гудкам. Один, два, три…
   Что-то щелкнуло, и заспанный голос заставил его сердце встрепенуться.
   — Але, кто это?
   В волнении он стиснул трубку так, что побелели пальцы. От недавней самоуверенности не осталось и следа. Сейчас она пошлет его к черту и будет права. На дворе ночь, а тут звонят черт-те зачем.
   — Але! Это… Это ты, Валь?
   — Я… — Голос у него разом сел. — Я хотел… Если ты, конечно, не против… Словом, я хотел приехать к тебе. Прямо сейчас.
   Сердце ударило так громко, что ответа он не услышал. Или она его прошептала? Он плотнее прижал трубку к уху.
   — Прости, я не понял.
   — Я сказала: приезжай! — крикнула она. — Конечно, приезжай!
   Сердечные перебои прекратились. Ему стало жарко — жарко настолько, что, оказавшись на улице, он распахнул куртку и запрокинул голову. Проказливым воришкой дождь немедленно запустил мокрые руки ему под мышки, коснулся груди и живота. Стекая по лицу, вода щекотала ноздри. В воздухе пахло морем.
   * * *
   Совершенно секретно Начальнику Отдела «Зодчие» полковнику ФСБ
   Рюмину К. Н.
 
   Ответ на запрос от 3 августа 2003 года
 
   Уведомляю, что по вашему запросу от 03.08.03 был проведен общий машинный поиск. Под высланное описание подошло более полутораста человек. Уточняющие сведения позволили сузить круг подозреваемых до минимума, однако личность Богуна В. А. была установлена лишь по проведению скрытого опознания (демонстрация фотографий, вывоз свидетелей непосредственно к месту работы Богуна В. А.). В итоге было установлено, что Богун В. А. на самом деле является гр. Лужиным Валентином Павловичем, 1976 года рождения, русским, уроженцем г.
   Кемерово. Будучи приговоренным к трем годам лишения свободы, 16 июля 2001 г. бежал из мест заключения. Поисковые группы, посланные за беглецом, обнаружили останки, которые ошибочно были приняты за тело заключенного Лужина. (В заблуждение ввели имевшиеся на месте предполагаемой кончины бежавшего медвежьи следы, фрагменты одежды, совпавшая группа крови и некоторые другие детали).
   Всесоюзный розыск был объявлен лишь спустя полгода по получению заявления одного из бывших знакомых Лужина, встретившего беглеца в родном городе. Но меры, предпринятые органами МВД, успехом не увенчались. Из Кемерова Лужину удалось скрыться.
   Уточняющая справка:
   Суд по делу Лужина В. П. состоялся закрытый. Официальная статья — злостное хулиганство. На антивоенном митинге, который организовывало правозащитное движение против войны в Чечне, Лужин избил Воробьева Л. П., сына депутата городской Думы. В реальности Лужин ударил Воробьева всего один раз и, по свидетельству очевидцев, тот быстро поднялся на ноги. Медики в день обращения не нашли у него даже сотрясения мозга. Однако по заявлению потерпевшего делу об избиении был дан ход. Позднее была проведена повторная медицинская экспертиза (депутат Воробьев П. А. включил свои связи), которая установила у Воробьева Л.
   П. наличие тяжких телесных повреждений.
   Дополнительные сведения:
   С октября 1996г. Лужин В. П. входил в областную сборную по боксу.
   Неоднократно участвовал в зональных первенствах, был серебряным и бронзовым призером республиканских встреч. Служил в десанте. Участвовал в боевых операциях по восстановлению конституционного порядка в Ч И Р. В местах лишения свободы проявил себя недисциплинированным, склонным к буйству и саботажу. В иерархию блатных авторитетов не входил. Имели место неоднократные столкновения — как с заключенными, так и с начальством зоны. В личное дело заключенного Лужина Б. Л. было включено особое дополнение: «При задержании считать особо опасным, без промедления применять оружие». С момента побега и по настоящее время о местонахождении Лужина В. П. структуры МВД не уведомлены.
   Сотрудник 6-го особого отдела старший лейтенант Глухих С. В.
   5 августа 2003 г.
 
   — Нечто подобное я подозревал. — Полковник удовлетворенно похлопал по документу.
   — Считаете, что перед нами прототип Робин Гуда?
   — Не знаю… Знаю только, что этот блондин играет с нами в одной команде.
   — Пока!..
   — В этой жизни, дорогой мой майор, все только пока. И враги, и партнеры, и радости.
   — Не понял?
   — А что тут понимать? Жить следует по Толстому! Делай, что должно, и будь что будет…

Глава 18

   Бывают минуты, когда память кажется лишней. Такое случается не слишком часто, но и не слишком редко. Ведь в жизни всякое приходится пережить, но помнить хочется только светлое. Настроение у Валентина было преотличное, его можно было бы назвать вполне счастливым в эти минуты человеком, и только тяжелая память прошлого тянула сегодняшний островок счастья на дно. Необходимо было что-то предпринять, и он попытался отбросить память, как отбрасывают хвост спасающие жизнь ящерицы. Он спасал не жизнь, а свой островок счастья. Крохотный и лучезарный, затерявшийся в свинцовом океане тоски и холода. Вот некто заботливый и неведомый с мастерством иллюзиониста взмахнул занавесом, прикрыв все давнее и недавнее, и сразу стало легче. Годы ушли, возраст превратился в отвлеченную категорию, Валентин чувствовал себя молодым и свободным. Река жизни, чистая и звонкая, несла его бесконечными излучинами, нашептывая слова, от которых замирало сердце.
   Виктория оказалась прекрасной ученицей. Ему пришло на ум, что и учить-то ее, собственно, уже нечему. Любовь нашептывала советы, и они не пропускали ее слова мимо ушей. Осторожность первых прикосновений, стеснительная нерешительность — все осталось позади. Валентин больше не ощущал сковывающей обязанности быть педагогом и притворщиком. Неуловимо быстро она сравнялась с ним и в чем-то даже превзошла, ибо стала женщиной, а превзойти женщину в любви невозможно. Единственный учитель — природа позволяла им все, и они упивались этой свободой, расставшись с последними условностями прошлого. Он ласкал ее тело, доверчиво-доступное, по-юному нежное, и происходящее никоим образом не походило на все прежние встречи подобного рода. Вообще-то встреч подобного рода у него и не было. Были случки — приятные, веселые, опустошающие, и не более того. Сейчас о них не хотелось вспоминать, словно эта часть жизни была теперь отгорожена стеной. Разница, которую Валентин прочувствовал только теперь, по-настоящему ошеломила его. Все действительно начиналось только сейчас, потому что только с любовью в этой жизни и может что-либо начаться. Теплая ладонь бабушки на твоей голове, ласковые слова матери, нежные прикосновения возлюбленной. Все иное — фон, шелуха и второстепенное, разглядеть главное за которым удается лишь тем, кто вглядывается и действительно хочет увидеть. Он оказался способным полюбить, и это стало важнейшим открытием последних дней.