Знахарь поставил машину на противоположной стороне улицы и задумался. Арон сказал, что хочет встретиться с ним в баре для педиков. Сам он, конечно, педиком не был, это было совершенно очевидно. Арон Беркович относился к тому типу евреев, у которых дедушка пират. Поразмыслив, Знахарь пришел к выводу, что котелок у Берковича все-таки варит. Никто из русской братвы ни за что не пойдет в бар для голубых, поэтому он был идеальным местом для встречи, которую нужно сохранить в тайне.
   Знахарь вышел из машины, огляделся и, закурив, уверенно направился к входу в заведение, но остановился перед наклеенной на дверь афишей. На ней было написано: «Сегодня для вас поет несравненный Антонио Диас Амаретто. Для милых членов нашего клуба вход бесплатный».
   Хмыкнув, Знахарь толкнул дверь.
   Компания, собравшаяся в тот вечер в баре «Сладкие половинки», представляла собой цвет лос-анджелесских педиков. Здесь можно было увидеть все разновидности мужчин, изменивших свои взгляды на сексуальные отношения. В одежде присутствующих преобладали черная кожа в сочетании со сверкающими стальными деталями – атрибуты активных ребят – и нежный шелк, в который драпировались наиболее склонные к женственному поведению посетители.
   Как всегда, в моде были элементы полицейской формы. Почти вся одежда, которую можно было здесь увидеть, сильно отличалась от той, которую обычно носят консерваторы от секса. Даже обычный мужской костюм-тройка, в который был облачен целующийся с очаровательной девушкой джентльмен, имел сзади соблазнительный вырез в форме сердца, через который были видны его гладкие ягодицы. Рука джентльмена находилась под подолом шелкового платья девушки и, судя по движениям этой руки, там было нечто, девушкам совершенно не свойственное.
   Вечеринка шла своим ходом. Посторонние в этот бар не заходили почти никогда, и постоянные посетители чувствовали себя совершенно свободно. Можно было делать все. И поэтому гомосексуалисты, собравшиеся сегодня послушать прекрасные песни Антонио Диаса Амаретто, предавались разнообразным удовольствиям на всю катушку. До выступления голубой звезды оставалось не больше часа, и все с нетерпением ожидали появления на сцене своего кумира.
   Сев за крайний столик недалеко от входа, Знахарь похвалил себя за то, что выбрал такое стратегически правильное место. Столик стоял в тени, и из этого угла хорошо просматривался весь зал, а также вход, поэтому в случае чего Знахарь смог бы первым увидеть неприятные изменения в обстановке, если бы они произошли.
   К столику, за которым устроился Знахарь, подошел официант в розовой комбинации и нежным голосом спросил, чего желает мистер. От его сладких интонаций Знахаря передернуло, но он не подал вида и вежливо попросил пива. Голубой халдей кивнул и, виляя жопой, направился к стойке бара.
   Принеся пиво, он ласково пожелал Знахарю приятного вечера и удалился.
 
   К Знахарю никто не приставал, он успокоился, и наконец в дверях показался Арон Беркович. Увидев Знахаря, он быстро подошел к нему и, сев напротив, сказал:
   – Слушай, у тебя большие неприятности.
   – Это я уже понял, – ответил Знахарь и кивнул официанту.
   Тот подошел, и Знахарь заказал еще пива для себя и для своего друга.
   Официант оценивающе посмотрел на Берковича, потом на Знахаря, который понравился ему сразу, неодобрительно поджал губы и пошел за пивом.
   – А ты ему не понравился, – сказал Знахарь, – то ли дело я! Он мне уже полчаса глазки строит.
   Беркович поморщился и махнул рукой.
   – Брось, сейчас не до шуток.
   Наконец на столе появилось пиво, и Знахарь, отпив добрый глоток, сказал:
   – Давай рассказывай, что тут произошло.
   Арон воровато оглянулся и зашептал:
   – В общем, когда ты позвонил, я чуть со стула не упал.
   – Это почему же?
   – Не перебивай!
   Беркович снова огляделся по сторонам и продолжил:
   – Сейчас расскажу все по порядку.
   Глотнув пива, он пригнулся к столу и приготовился шептать, но Знахарь прервал его:
   – Ну что ты сипишь, как заговорщик! Тут одни педики и никаких русских, кроме нас с тобой. Говори нормально.
   Беркович огляделся в третий раз и, как видно, понял, что и в самом деле опасаться здесь нечего. Тогда он откинулся на спинку кресла, закурил и, посмотрев на Знахаря, сказал:
   – А ты для покойника неплохо выглядишь.
   – Это я уже понял.
   – В общем, так. В газете «Русская Калифорния» была статья. Известный уголовный авторитет, вор в законе Константин Разин по кличке Знахарь, скоропостижно скончался в Бутырской тюрьме от сердечного приступа. Его похоронили на Ваганьковском кладбище, недалеко от могилы Сергея Есенина, чье творчество всегда высоко оценивалось в преступной среде.
   Знахарь тоже откинулся на спинку кресла и тоже закурил.
   Выпустив дым в потолок, он посмотрел на Арона и сказал:
   – Дальше.
   – Дальше… – Арон задумался на секунду, – дальше яйца мешают. В общем, я не очень поверил в это, еще кое-кто – тоже, но общество схавало эту бодягу мгновенно.
   – А что же ты там со стульев падать вздумал, если не поверил?
   – Ну… Знаешь, все-таки всякое может быть… Может, ты и вправду в Бутырке крякнул. Во всяком случае все стало происходить так, как будто это правда. А что делать? Надо же как-то дальше жить! Бизнес делать, вопросы решать, сам понимаешь…
   – Понимаю, – Знахарь кивнул, – а почему мы встречаемся тайно, в каком-то притоне для пидаров? Разве не правильнее было бы объявить, вот он, Знахарь, живой и здоровый!
   – Помнишь, ты сказал, король умер, да здравствует король? – спросил Беркович, проницательно глядя на Знахаря.
   – Ну, помню.
   – Вот он и умер. Ты то есть. И теперь там, в Нью-Йорке, здравствует другой король.
   – Это кто же? – удивился Знахарь, – и главное, так быстро!
   – Витек Скуратов. Знаешь такого?
   – Знаю, – Знахарь поморщился, – да-а-а… Выбрали вы себе королька, бля…
   – Он говорит «выбрали», – Арон всплеснул руками, – через десять минут после выхода статьи началась стрельба, и еще через час было объявлено, что если кому что не нравится – похороны за свой счет.
   – А как же общество?
   – Да половина этого общества только и ждала, когда ты исчезнешь! Мне тут верные люди рассказали по секрету, что, оказывается, этот Скуратов готовил, так сказать, дворцовый переворот. Заговоры, мать его, интриги! А тут вдруг такой подарочек – Знахарь в Бутырке кони двинул. Они и обрадовались – а вот и мы! Так что ты не пляшешь, Костя.
   Арон впервые назвал Знахаря по имени, и, посмотрев на него, Знахарь понял, что произошедшие перемены очень даже не по душе владельцу русского ресторана Арону Берковичу.
   – Так… Значит, мне сидеть тихо, как мышке…
   – Да нет, Знахарь, не все так просто. Тебя убить хотят.
   – Как это, мертвого – и убить!
   – А вот так. Понимай как хочешь. А в общем, все и так понятно. Кому надо – они все знают. И о том, что ты живой, и о том, что в газетке липа была, в общем… А еще прошла информация, что ФСБ забросило поддельного Знахаря. Для того, чтобы подорвать все изнутри. И ты, стало быть, дурилка картонная.
   Беркович сокрушенно махнул рукой.
   В общем, было ясно, что ничего не ясно.
   Неоспоримым фактом было лишь то, что нужно было делать ноги и где-нибудь в тихом месте обдумать, что же дальше. Знахарю и в голову не приходило, что его игра, а значит, и жизнь, закончилась. Он не мог просто так бросить все и…
   И что?
   Осесть на тихом острове? Бросить полную приключений, неожиданностей и опасностей жизнь? Знахарь знал, что в таком режиме он умрет от тоски и пьянства через полгода. Сделать пластическую операцию?
   Разве что так.
   – Так что все, так сказать, портфели перераспределены, и теперь, чтобы снова прибрать все к рукам, тебе нужно начинать с нуля. Вот так.
   Беркович встал и сказал:
   – Ты меня не видел, я тебя не видел. Будь здоров.
   Он пошел к дверям, и Знахарь, бросив на стол двадцатку, направился за ним.
   Он хотел задать Арону еще несколько вопросов, но, когда они вышли на улицу, из стоявшего неподалеку от входа в бар автомобиля раздалось несколько характерных негромких хлопков, которые обычно издает пистолет с глушителем. Знахарь, услышав первый же из них, повалился на землю, а Арон растерялся, и несколько пуль угодили ему в грудь и в живот. Он громко охнул и упал рядом со Знахарем.
   Автомобиль взревел двигателем и, оставляя на асфальте две жирные черные полосы, скрылся в переулке.
   Знахарь вскочил на ноги и, взглянув на лежавшего Арона, увидел, что его глаза открыты и неподвижны. Выругавшись, Знахарь перебежал через дорогу и, чуть не угодив под колеса микроавтобуса, распахнул дверь своей машины. То, что он увидел, заставило его сразу же захлопнуть дверь и броситься в сторону.
   На сиденье лежали несколько соединенных скотчем гранат. Когда он открыл дверь, леска, привязанная к кольцу одной из них, выдернула чеку, и до взрыва осталось всего ничего. Однако Знахарь успел завернуть за угол, и, когда бахнуло, он совершенно не пострадал.
   На перекрестке раздались испуганные крики, послышался звон стекол, в общем, началось нормальное шоу. Но Знахарь, не оборачиваясь, шел по Боргезе-стрит и, матерясь под нос, соображал, что же делать дальше.
* * *
   Я рассказал все это Рите, и она, погладив меня по голове, сказала:
   – И это еще не все. У меня есть для тебя дополнительные новости, которые сделают твое настроение еще лучше.
   Она потрясла бутылкой и добавила:
   – Вот и пиво закончилось…
   Я неохотно поднялся с постели и взял из холодильника еще одну упаковку «Хольстена». Открыв две бутылочки, я снова завалился рядом с Ритой и сказал:
   – В общем, я купил билет на автобус и отправился сюда ждать тебя. И если бы ты не приехала, то я решил бы, что небесам отныне на меня наплевать.
   – А они и так на тебя плюют, – ответила Рита, – это только такие влюбленные дуры, как я, помогают тебе держаться на плаву.
   Я хмыкнул и сказал:
   – Ладно, давай, что у тебя там, порти мне настроение окончательно. Не жалей старого одноглазого пирата.
   – Будь уверен, не пожалею, – кивнула Рита, – слушай.
   Она закурила и стала добивать меня.
   – Кинжал, которым я тебя прикончу, не очень длинный, но вполне надежный. Так что не жди длинного рассказа о своей будущей горькой судьбе. Нам, то есть Игрокам, ты не нужен. Зато тобой живо интересуются такие организации, как ФБР и ФСБ. А после того как в тебя палили около «Сладких половинок» – я ведь и об этом знала еще до твоего рассказа, – тебя хотят посадить на вилы свои. То есть твоя американская братва. Ну, а для полного кайфа напомню, что встречи с тобой страстно желает неотразимый красавец Хуан Гарсия.
   Да, блин, обложили…
   И, будто услышав мои мысли, Рита добавила:
   – Упаси тебя Боже соваться в банки. Там тебя и повяжут. Не понимаю, как тебе удалось снять миллион для этой смуглой шлюхи!
   Я усмехнулся и ответил:
   – И об этом знаешь… Ну, это мой маленький секрет. Я ведь не должен все рассказывать тебе, тем более что для тебя эта твоя сраная игра важнее, чем я. Ну вот скажи, если бы ты знала, где и как у меня еще деньги лежат, увидел бы я их? Молчишь? Вот именно. Горько мне, горько! Дайте яду!
   И я открыл очередную бутылку пива.
   Ситуация была и в самом деле хуже некуда. Хорошо еще, что у меня в европейских банках камушки остались. Не помню уже, сколько, но миллионов на пятьдесят будет. Да в американских банках тысяч триста…
   Пока хватит. Главное теперь – выжить.
   Выпитое пиво расслабило и успокоило меня, за тонкой стенкой играло радио, рядом лежала красивая женщина, которая любила меня своей странной и опасной любовью, и я, повернувшись к ней, сказал:
   – Я понял, что мы с тобой расстаемся. Поэтому не хочу упустить своего шанса на прощальную ночь. В свете предстоящей разлуки она должна быть особо страстной и безумной.
   Рита посмотрела на меня и, глубоко вздохнув, тихо сказала:
   – Ну что с тебя взять? Маньяк…

Эпилог

    Эксгумация, особенно если она происходит на Ваганьковском кладбище, дело важное и серьезное.
    А уж если из сырой земли собираются выкопать уголовного авторитета, зарытого совсем недавно и при жизни прославившегося невероятными подвигами, то это не просто важное, а очень даже выдающееся событие.
    Привычные ко всему могильщики сноровисто откидывали не успевшую плотно слежаться землю, на некотором отдалении маячили массивные фигуры конкретных пацанов, обеспечивавших прикрытие и отгонявших вездесущих зевак, а поближе к яме шевелилась небольшая толпа.
    Человек сорок в мрачной одежде и с мрачными лицами бдительно следили за гробокопателями. Траурная торжественность момента висела в воздухе, и приглушенные разговоры касались исключительно выдающейся личности покойного, которому предстояло совершить посмертное путешествие из Москвы в Петербург.
    Этим ранним утром, когда роса на могилах еще не успела высохнуть под горячими лучами солнца, одинаково светившего всем, и живым и мертвым, на Ваганьковском кладбище происходило важное и торжественное событие. Прах скончавшегося в Бутырке Знахаря, коронованного вора в законе, уголовного авторитета всероссийского, а то и всемирного значения, будет извлечен из московской земли и перевезен в Питер, где его уже ждала уютная яма на Литераторских мостках.
    Такое решение было принято на всеобщем сходняке после того, как представители питерского криминалитета настойчиво потребовали передать им тело безвременно усопшего Знахаря, который по всем соображениям должен быть захоронен не где-нибудь, а на родине, в Санкт-Петербурге.
    Возражать против такого законного требования было не с руки, и положительное решение было принято единогласно. С момента похорон прошло как раз девять дней, и, закончив обсуждение, происходившее в «Метрополе», урки перешли к более приятному номеру программы, а именно – к застолью.
    Помянув, как положено, своего героя, братки всех рангов расслабились и над столом зазвучали рассказы о жизни незабвенного Знахаря, который отличался отвагой, умом, силой, ловкостью, хитростью, мудростью и справедливостью.
    Большинство этих рассказов имели такое же отношение к истине, как клятва к простому «да», но это никого не смущало, да и кто будет возражать против некоторого художественного вымысла, идущего только на пользу повествованию.
 
    Итак, вокруг могилы столпились приехавшие со всей страны авторитеты.
    Если быть точным, то их было ровно тридцать восемь. Они были одеты в приличествовавшую случаю одежду, однако для этого не понадобилось ничего особенного. То, что они носили, годилось для похорон и поминок в любую минуту. Серые и черные костюмы, темные рубашки, черные штиблеты – все это было обычной униформой гуляющего на воле вора в законе. Такая мрачность в одежде была особым стилем, хотя никто из них не смог бы объяснить, в чем тут дело. Скорее всего, такой прикид должен был напоминать о бренности бытия, но это просто не обсуждалось. Все ходили в похоронных костюмах и чувствовали себя прекрасно.
    Наконец лопата одного из могильщиков стукнула по крышке гроба, и приглушенные разговоры тут же прекратились. Близился ответственный момент, когда гроб будет извлечен из земли и установлен на козлах. После этого надлежало вскрыть его и убедиться в том, что там находится именно Знахарь. По каким-то причинам его похоронили в закрытом гробу, и теперь питерская часть присутствующих, испытывая понятное недоверие и даже некоторую ревность, ждала той минуты, когда солнце упадет на дорогие черты покойного. Многие допускали, что там, под крышкой гроба, скрывается нечто весьма неприятное, но убедиться в том, что в гробу лежит именно Знахарь, было необходимо.
    Наконец гроб был извлечен и поставлен на козлы.
    Один из могильщиков аккуратно смел землю с полировки, которая даже не успела потускнеть, затем тщательно протер гроб тряпочкой и вопросительно посмотрел на руководителя проекта, который стоял ближе всех.
    Вор в законе Сухой взглянул на ожидавшего дальнейших распоряжений могильщика и сдержанно кивнул. Могильщик бросил тряпку на землю и, достав из кармана отвертку, начал отвинчивать шурупы, которых было ровно шестнадцать.
    В сотне метров от этого скорбного собрания, перед скромной могилой какой-то старушки, стояли двое. Один из них, представительный мужчина лет пятидесяти, с шелковой траурной лентой на рукаве французского пиджака, слегка наклонился к стоявшей рядом с ним темноволосой красавице в черном платье и сказал:
   –  А может быть, все-таки остановить это? Вам не кажется, милейшая Рита, что вы слишком кровожадны?
   –  Нет, Владилен Михайлович, не кажется, – ответила Рита, не отрывая взора от мрачной толпы, сгрудившейся вокруг стоявшего на козлах гроба, – у вас что, имеются какие-то другие мнения? Может быть, вы предложите помиловать их и дать возможность жить дальше, насилуя и убивая людей? Гуманист вы наш!
   –  Но это же не метод, – возразил Наринский, – их место займут другие.
   –  А с ними следует поступить точно так же, – хладнокровно ответила Рита, – туда им и дорога.
   –  Да-а-а… Вы, Рита, – экстремистка.
   –  А вы, уважаемый Владилен Михайлович, – бесчувственный чурбан, простите меня. Из-за них я потеряла любимого человека. Да и из-за вас тоже.
   –  Может быть, мне присоединиться к ним? – ехидно спросил Наринский, – а ваш любимый Знахарь, между прочим, никуда не денется, сами знаете.
   –  Знаю, – отрезала Рита, – поэтому и не прошу вас пойти и спросить у них, сколько времени.
    Наринский огляделся и сказал:
   –  Давайте-ка, Рита, встанем за ствол этой вековой березы, взращенной на тучной почве, удобренной многочисленными покойниками. Так будет безопаснее.
    Он взял Риту под руку и увлек ее в сторонку, где росла огромная береза, ствол которой напоминал покрытую белой шелухой скалу.
    Тем временем последний шуруп был наконец отвинчен, и все придвинулись ближе. Сухой, оказавшийся у самого изголовья гроба, потянул носом и, к своему удивлению, не почувствовал так хорошо знакомого ему сладковатого аромата тления. Он подумал, что в просторном и дорогом деревянном гробу может находиться еще и металлический контейнер, и недовольно нахмурился. Не хватало только заниматься тут слесарными работами…
    Двое могильщиков встали по сторонам гроба и, взявшись за крышку, посмотрели на Сухого, который распоряжался происходящим. Выдержав подобающую паузу, Сухой кивнул, и рабочие потянули крышку вверх…
    Над кладбищем раздался громовой удар.
    Он совсем не походил на тот красивый и романтичный звук взрыва, который можно услышать в любом приключенческом фильме. Просто чудовищно громкий удар, будто великан ростом с гору ударил кулаком по огромному столу.
    И все.
    Над тем местом, где вокруг гроба только что стояли люди, поднялся фонтан земли, пыли и кровавых ошметков. Тридцать восемь воров в законе, два могильщика и одиннадцать шестерок, ошивавшихся рядом со своими хозяевами, мгновенно превратились в бефстроганов. В следующую секунду в небо поднялась огромная туча истошно вопящих птиц, а еще через несколько мгновений издалека прилетело эхо взрыва, отразившееся от ближайших домов.
    Пыльное облако медленно отнесло в сторону, и Наринский с Ритой, предусмотрительно спрятавшиеся за толстым деревом, увидели пустое место, в середине которого была глубокая яма. Сам Дэвид Копперфилд мог бы позавидовать такому достоверному мгновенному исчезновению полусотни людей.
   — Пошли отсюда, – сказала Рита и взглянула на Наринского.
   –  Пошли, – ответил Наринский, внимательно посмотрев ей в глаза.
   –  Что вы там увидели? – поинтересовалась Рита, беря академика под руку и поворачиваясь к месту взрыва спиной.
   –  Радость людоеда, – ответил Наринский, – а еще жажду смерти.
   –  Это все ерунда, – сказала Рита, выходя вслед за Наринским на ведущую к выходу дорожку, – вы не увидели главного.
   –  Это чего же? – удивился Наринский.
   –  Вы не увидели того, что я хочу пива.
   –  Да-а-а… – только и сказал Наринский, покрутив головой, – и это все ваши ощущения после того, что только что произошло?
   –  Совершенно верно, – кивнула Рита, – так что теперь везите меня куда-нибудь в приличное место.
    Когда они отъезжали от ворот кладбища, навстречу пронеслись несколько милицейских машин и автобус ОМОНа.
   –  Поздно, – злорадно произнесла Рита, – поезд ушел. Нужно было раньше приезжать.
* * *
    Все рухнуло в одночасье.
    Не в буквальном смысле, конечно, но все-таки очень быстро.
    За каких-то несколько дней из короля русского криминала в Америке я превратился в обыкновенного хиппи. А как еще, интересно, можно было назвать человека, который сидит в закусочной на девяносто пятой дороге, запивает гамбургер пивом и бездумно смотрит в большое окно, за которым в разнообразных красивых машинах проносятся благополучные американцы?
    Деньги у меня, правда, были. Перед своим отъездом Рита дала мне еще, и теперь у меня было около сорока тысяч, но я даже не мог купить машину!
    Стоило мне только засветить свою американскую ксиву, как любой компьютер тут же настучит на меня в ФБР. Дескать, русский уголовник Знахарь, которого вы ищете, только что купил в нашем магазине автомобиль. Берите его тепленького.
    Мне нужен был вариант, при котором я просто отдам человеку деньги и уеду на его машине без всяких оформлений и прочей вредной для меня бюрократии. Это нужно было хорошенько обдумать, но в моей голове было совершенно пусто.
    Я посмотрел на свою одежонку и решил, что ее неплохо было бы поменять.
    Недалеко от рыгаловки, в которой я сидел, находился подходящий магазин, и, закончив с гамбургером, я вышел на улицу. До магазина было метров пятьдесят, и, закурив, я неторопливо направился в ту сторону.
    Мимо меня медленно проехал розовый «кадиллак» пятьдесят третьего года.
    Он остановился около того самого магазина, и я, посмотрев на него, только вздохнул. Вот у людей заботы! Не годятся им современные автомобили, им, блин, антиквариат подавай! Мне бы сейчас какой-нибудь захудалый «Дженерал Моторс» без названия – и то за счастье!
    Когда я поравнялся с «кадиллаком», его правая дверь неожиданно распахнулась и перегородила мне дорогу.
    Я напрягся и сунул руку за пазуху, где у меня была «Беретта» с неизвестной биографией, но из машины никто не вышел. Мало того, правое сиденье, к которому относилась эта дверь, было пусто.
    Я осторожно наклонился и заглянул внутрь.
    За рулем сидела Кончита и, улыбаясь во весь свой большой рот, весело смотрела на меня.
   –  Сеньор куда-нибудь едет?
    Я не нашелся, что ответить, и просто уселся рядом с ней.
   –  Сеньор не рад меня видеть? – и Кончита обиженно надула губы.
    Наконец дар речи вернулся ко мне, и я ответил:
   –  Сеньор рад тебя видеть.
 
    А я и на самом деле был рад тому, что непонятное висение в чужом враждебном пространстве наконец закончилось. Правда, я не знал, что ждет меня теперь, и поэтому сказал:
   –  Сеньор хочет ехать куда-нибудь, но только не туда, где он может встретиться с сеньором Гарсией и сеньором Альвецом.
    Кончита звонко засмеялась и сказала:
   –  Закрой дверь. Курнуть хочешь?