Седов Б.. Отшельник

   - Но это же явная подстава!
   Вертяков в очередной раз вскочил со скамьи, и Кислый, бросив на него злобный взгляд, резко сказал:
   - Сядь, не дергайся!
   Вертяков нахмурился, но, признавая главенство старшего брата, уселся на скамью и закурил.
   На соседней скамье сидели несколько братков из команды Кислого. Они с равнодушным видом смотрели по сторонам, но за этим безразличием скрывалась готовность в любой момент решительно и безжалостно пресечь любые действия, которые могли бы угрожать персоне их уголовного шефа.
   Кислый, вздохнув, достал из кармана пачку «Парламента», и один из его людей расторопно вскочил и поднес пахану зажженную зажигалку. Прикурив, Кислый едва заметно кивнул, и бандюк вернулся на место.
   Глубоко затянувшись, Кислый посмотрел на брата и сказал:
   - Так, давай без нервов. Еще раз - что сказал Бильдюгин?
   (Александр Игоревич Бильдюгин был начальником управления внутренних дел Амжеевского района и принадлежал Вертякову душой и телом. Он настолько глубоко увяз в вертяковском леваке, что выход из ситуации для него был только один - в могилу. Он понимал это и давно уже махнул на все рукой. Иногда он мечтал о том, что неплохо было бы волшебным образом скрыться, но для того чтобы воплотить эту наивную, но вполне выполнимую мечту в жизнь, у него не хватало ни ума, ни умения жить среди нормальных людей.)
   Вертяков нахмурился, собирая мысли в кучку, вздохнул и сказал:
   - Бильдюгин позвонил мне и сообщил, что санэпидемстанция сгорела, а на панели перед пожарищем нашли надпись, сделанную аэрозолем - «Привет от Кислого». Надпись менты уничтожили, Бильдюгин распорядился, но эти гниды журналисты успели сфотографировать ее, и теперь неизвестно что будет.
   - А ничего особенного не будет, - хладнокровно ответил Кислый.
   Он уже взял себя в руки и выглядел совершенно нормально.
   - Так ведь фотографии… - простонал Вертяков.
   - А кто их увидит, эти фотографии? - резонно заметил Кислый, - газеты все - наши, без нашего разрешения ничего не напечатают, так что радуйся, что на панели не написали «Привет от Вертякова».
   Вертяков представил себе такую надпись и ужаснулся.
   - Надпись - мелочь, - сказал Кислый, - а вот то, что там сгорели все эти, как их… бактерии, вот это настоящий геморрой. Нужно думать не о том, что скажут про вора в законе Кислого, а о том, как с крестьянами этими быть. Теперь ведь никакой чумы у них не будет…
   - Не будет, - Вертяков понуро кивнул, - может, им денег дать?
   - И что? - Кислый с сомнением посмотрел на брата, как бы сомневаясь в его умственных способностях.
   Но Вертяков уставился в неизвестную точку перед собой и, подняв палец, шевелил губами.
   - Есть! - радостно воскликнул он, - придумал.
   - Ну, давай, что ты там придумал, - скептически отозвался Кислый и достал еще одну сигарету.
   Братан с соседней скамьи шустро поднес ему огоньку, и Кислый снова едва заметно кивнул.
   - Значит, так, - Вертяков нервно потер руки, - мы даем им денег, а они заявляют, что те трупы постреляли друг друга в пьяной ссоре.
   Кислый поднял брови и посмотрел на брата с интересом:
   - А ты соображаешь! И сколько денег ты хочешь им дать?
   - Сколько денег…
   Было видно, что в этот момент в Вертякове боролись могучая «жаба» и не менее сильное желание поскорее закрыть опасную тему.
   - Сколько денег… Ну, скажем, по сто тысяч рублей, - Вертяков отчаянно махнул рукой, - хрен с ними, по двести!
   - Это получается… лимон на всех, - подсчитал Кислый.
   - Да, - Вертяков кивнул, - лимон на всех. И пусть заткнутся. Они таких денег в жизни не видели.
   - А кто будет с ними разговаривать?
   - Отправь кого-нибудь из своих, но поприличнее, не таких, как эти, - Вертяков покосился на соседнюю скамью.
   - Лившиц поедет, мой юрист, - уверенно сказал Кислый, - возьмет с собой нескольких пацанов и договорится с крестьянами. Вообще ты это нормально придумал. Молодец, Борюня!
   - Да, нормально, - Вертяков облегченно вздохнул, - должно получиться. Мертвых уже не вернуть, а живым по двести тысяч - очень даже полезно будет. Вообще-то хватило бы и по десять…
   - Эй, очнись! - оборвал его Кислый, - жадный платит дважды - забыл?
   - Ладно, ладно, это я так…
   Выход был найден, и Вертяков почувствовал, что жизнь снова повернулась к нему своей приятной стороной.
   Он откинулся на спинку скамьи, положил ногу на ногу и сказал:
   - А насчет французов этих… Тут мы с Эллой Арнольдовной подумали…
 

* * *

 
   Лиза Русинова сидела в салоне бизнес-класса, и серебристый лайнер с надписью «Сибирские авиалинии» нес ее в далекую и таинственную Москву. Она никогда не была в столице, и волнение от предстоящей встречи с первопрестольной то наполняло ее, то снова отступало, когда Лиза возвращалась мыслями к тому, что лежало у нее в сумке. А лежал там лазерный диск, на котором имелась видеозапись откровенной и ужасающей беседы вора в законе с главой района. Неопытная и наивная девушка, она была знакома с превратностями журналистской судьбы только понаслышке и не подозревала, в какую опасную авантюру ввязывается.
   Конечно же, она знала о том, что журналистов калечат, похищают и убивают, но это было где-то далеко, и пока никак не коснулось ее. Ей повезло в этом, но у такого везения была и обратная сторона. Если бы Лиза имела хоть какой-нибудь печальный опыт в этой области, то она трижды подумала бы, прежде чем связаться со своим бывшим университетским однокашником, Лешкой Гончаровым, который теперь работал в одной из столичных газет.
   Получив диск, Лиза позвонила Лешке, и он, выслушав ее, сказал: материал хороший, сейчас такое нужно, так что приезжай, что-нибудь придумаем. Воодушевленная Лиза рассказала об этом Знахарю, и тот, улыбнувшись, выдал ей деньги на билет и на расходы. Лиза помчалась в кассу, а московский Лешка в это время, нюхая на богемной хате кокаин, сказал себе: ну, теперь-то я ее точно трахну.
   Еще в Томске, когда они учились в одной группе, он имел на Лизу весьма горячие виды, но завалить ее в койку так и не удалось. И теперь у него появилась возможность взять реванш. Если красивая провинциальная журналистка попадает в столицу и рассчитывает на какой-то успех, она должна быть готова раскидывать ноги везде, где будет нужно. И первым в этой очереди был он, Алексей Гончаров, носивший фамилию великого русского писателя.
 

Глава седьмая
 
НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

 
    Как хорошо выйти рано утром из дома, причем обязательно в семейных трусах, и, почесывая живот, направиться к грядкам с клубникой! Клубники у меня, правда, еще не было, это теперь только на следующий год, но лук с редиской уже вылезли, и я, сидя на маленькой деревянной скамеечке, трудолюбиво и неторопливо пропалывал грядку.
    Солнце грело мою и без того загорелую спину, в лесу чирикали птички, где-то долбил дятел, в траве жужжали букашки, в общем - рай, да и только.
    Афанасий с Макаром возились в сарае, и оттуда время от времени доносились то ли молитвы, то ли заклинания. Когда мы с Тимуром несколько дней назад пришли к ним, так сказать, на экскурсию, я удивился. Внутренность сарая преобразилась до неузнаваемости. По стенам вперемешку с православными образками висели амулеты и какие-то темные деревянные идолы, напоминавшие уродливых людей, пахло травами и смолой, пол был чисто подметен, в углу был устроен очаг, сложенный из камней, и над ним, как в фильме про колдунов, висел закопченный котел, в котором булькало какое-то подозрительное варево. На еду оно не было похоже, да и несколько пучков сушеных мышей и лягушек, висевших на гвоздиках, вовсе не наводили посетителей на кулинарные мысли.
    Я пропалывал грядку, Тимур нагло храпел в своей комнате, а две собаки, принадлежавшие Афанасию с Макаром - Кусай и Жучка, - валялись в тени, вытянув лапы. Несмотря на такие странные и несерьезные имена, это были породистые сибирские лайки, и службу они знали крепко. Я убедился в этом, когда сходил с моими индейцами на охоту. Там же я впервые увидел, что на самом деле обозначает выражение «белку в глаз». Афанасий тогда взял с собой мелкашку и к ней особые патроны - вместо пули в мелкашечный патрон была вставлена дробина.
    А дальше - как в книжке. Кусай засек белку, облаял ее и загнал в удобное для охотника место, Афанасий приложился, и - бац! - зверюшка упала на землю. Кусай подбежал к ней и дисциплинированно уселся на хвост, а Макар, подобрав белку, показал мне ее и невозмутимо сказал:
   -  Однако, в глаз. Шкурка целая.
    Убрав добычу в сумку из оленьей кожи, обшитую бисером, он подмигнул мне, и мы пошли дальше. Когда Жучка облаяла следующую белку, я попросил у Афанасия мелкашку и, понятное дело, промазал. Для меня это было все равно что попытаться попасть в клопа, сидящего на кресте Исаакиевского собора.
    Итак, я копался в грядках, ханты-манси занимались своим вуду, а собаки дремали в тенечке. Над землей висел жаркий летний полдень, и все было - лучше не придумаешь.
    Вдруг Кусай поднял голову и, зарычав, уставился куда-то в сторону. Жучка тоже забеспокоилась и вскочила. Шерсть на ее загривке встала дыбом, и, приподняв переднюю лапу, собака застыла в охотничьей стойке.
    Я посмотрел туда, куда были устремлены собачьи носы, но там был забор, и я, конечно же, ничего не увидел. Тут собаки, как по команде, бросились к воротам и, выскочив за ограду, исчезли. Мне стало интересно, и, с кряхтением поднявшись со скамейки, я пошел за ними. За забором раздался звонкий лай, такой же, как при появлении белки, и я понял, что это было обращение ко мне, дескать - иди сюда, посмотри, что тут есть!
    За месяц я успел привыкнуть и к моим шаманам и к их собакам, и даже стал различать некоторые слова собачьего языка. Сейчас меня звали, и, пробормотав «иду, иду», я вышел за ворота.
    Пройдя вдоль ограды и повернув за угол, я увидел, что обе собаки уткнулись мордами в кусты, на что-то лая. Но делали они это без особого азарта и без злобы. Мне стало еще интересней, и я подошел поближе.
   -  А ну-ка цыц мне тут! - объявил я собакам, и они умолкли.
    Как видно, они тоже научились меня понимать.
    И тут из кустов раздался стон.
    Я подскочил от неожиданности, а стон повторился. Стонал мужчина.
    Ну, что тут делать! Если кто-то стонет, надо посмотреть, что там такое - может, человеку плохо. Правда, иногда люди стонут оттого, что им хорошо, но я все-таки остановился на том, что кому-то нужна помощь.
    Отогнав собак, я вломился в кусты и увидел крупного мужика в серой робе, который, закрыв глаза, лежал на спине и тихо подвывал. Его ступня была неестественным образом вывернута, обложена кусками коры и обвязана тряпками. Я понял, что это импровизированная шина, а шина, как известно, применяется при переломах или вывихах, значит…
    Значит, мужику и на самом деле было плохо.
    Я как бывший реаниматолог убедился в том, что тот жив, и решил для начала перенести раненого в дом, а там уже тщательно осмотреть; сказал собакам, чтобы они с него глаз не спускали, и пошел обратно. Войдя в свой терем, я набрал в грудь воздуха и старшинским голосом скомандовал:
   -  Па-а-адъем! Тр-р-ревога!
    В одной из комнат второго этажа послышался грохот, потом ругательства, и на галерею, опоясывавшую мою высокую гостиную, выскочил Тимур в одних трусах.
   -  Что ты орешь? - обеспокоенно спросил он, продирая глаза, - какая, на хрен, тревога в мирное время?
   -  Спускайся, сейчас узнаешь, - ответил я.
   -  Оружие брать? - по-деловому поинтересовался Тимур, шлепая босыми ногами по дубовым ступеням лестницы.
   -  Отставить.
    Что-то меня сегодня потянуло на казарменную тему…
    Мы вышли на улицу, и я сказал Тимуру:
   -  Зови индейцев.
   -  Обоих?
   -  Обоих.
    Тимур пошел в сарай, а я неторопливо направился к воротам.
    Через полминуты все трое нагнали меня, и мы вышли за ограду. Собаки сидели перед кустами и спокойно сторожили того, кто там лежал. Услышав наши шаги, они обернулись, и Кусай завертел хвостом.
    Забравшись в кусты, мы окружили мужика, который уже не стонал, а просто лежал на спине и тихо сопел. Глаза его были чуть приоткрыты, и, похоже, он был без сознания.
    Окружив мужика, мы осторожно взялись и вчетвером вытащили его из кустов.
   -  Поаккуратнее, - предупредил я, - у него нога сломана.
    Тимур, который держался как раз за эту ногу, кивнул и сделал вид, что несет хрустальную вазу.
    Мы внесли мужика во двор, и Афанасий сказал:
   -  В сарай, однако. Будем ногу лечить.
    Затащив мужика в сарай, мы осторожно положили его на подстилку, и Афанасий, повернувшись ко мне, сказал вежливо, но непреклонно:
   -  Уходите.
    Мы с Тимуром пожали плечами и вышли.
    Решительное заявление Афанасия слегка задело мое профессиональное, то бишь врачебное, самолюбие, и я пробормотал:
   -  Ишь, блин… Гиппократ нашелся!
    Тимур усмехнулся и сказал:
   -  Ничего, все нормально. Они поставят его на ноги быстрее, чем городские специалисты, вот увидишь.
   -  Ладно, посмотрим, - ответил я, - давай-ка самовар запалим. Выпьем чаю, а может быть, и лекарям нашим кипяток понадобится.
    В это время из сарая донеслось буханье шаманского бубна и хриплые завывания.
    Я забеспокоился и спросил Тимура:
   -  А ты уверен, что они не угробят его своими первобытными плясками?
   -  Не боись, - ответил Тимур, - это только в коммунистических книжках про шаманов глупости писали. На самом деле они знают, что делают. И никакой кипяток им не понадобится.
   -  Ну-ну, - скептически хмыкнул я, - а если не справятся?
   -  Тогда этим мужиком мы откроем наше местечковое кладбище.
   -  Зашибись, - восхитился я, - типун тебе на язык!
   -  Ладно, не нервничай, наливай самовар, а я шишек принесу.
    В другом сарае, попроще, там, где хранились лопаты и прочий инвентарь, у нас было несколько мешков сосновых шишек, которые, как известно, являются самым лучшим топливом для самовара.
    Недовольно бурча под нос, я налил в самовар родниковой воды, а Тимур, насыпав в топку шишек, поджег их. В самоваре, стоявшем на толстой дощатой столешнице, затрещало, и из закопченной трубы, изогнутой буквой «г», заструился жаркий прозрачный дымок.
    Мы уселись на скамьи из толстых досок, стоявшие у стола, и стали трудолюбиво ждать, когда самовар закипит. Занятие было ответственное, и, понимая важность момента, мы молчали.
    В это время из сарая выскочил молодой Макар, который, потрясая украшенной ленточками палкой, нарезал по двору несколько кругов и снова скрылся в сарае. Я, открыв рот, проводил его взглядом и повернулся к Тимуру.
   -  Ты уверен, что это… это… - я не находил слов, чтобы назвать то, что увидел, - поможет человеку с вывихнутой ногой? - спросил я у Тимура.
    Он засмеялся и ответил:
   -  Не думай, что все ограничится плясками и заклинаниями. Они и с нормальной медициной знакомы. Не со столичной, конечно, а со своей, народной, но умеют и кровь остановить, и рану обработать…
    Из сарая послышался крик боли, потом еще один, но уже потише, потом голос Афанасия забормотал что-то успокаивающее.
   -  И вывих вправить, - закончил Тимур, ткнув большим пальцем через плечо в сторону сарая.
   -  А как же насчет наркоза? - язвительно поинтересовался я.
   -  У настоящего мужчины боль вызывает только улыбку, - гордо ответил Тимур.
   -  Ты себя имеешь в виду? - спросил я еще более ядовито.
   -  Нет, - грустно вздохнул Тимур, - я слабый городской отросток… Куда мне!
    Дверь сарая распахнулась, и из нее неторопливо вышли Афанасий и Макар. Вид у них был, как у гинекологов, только что успешно принявших роды у слонихи. Подойдя к столу, они сели рядом с нами, и Афанасий сказал:
   -  Он спит. Нога заживет через два дня.
    Я уже привык к лаконичности его высказываний.
    А Макар - так тот вообще не произносил слов, исключая случай, когда они приволокли и взгромоздили на стол, за которым мы сидели сейчас, огромную двухметровую рыбину.
   -  Таймень, - сказал тогда Макар.
    И все.
    Больше я от него никогда ничего не слышал. Любой финский или эстонский «тормоз» рядом с ним выглядел бы обладателем бешеного темперамента.
    Самовар зашумел, и Тимур пошел в дом за заваркой, чашками и прочими атрибутами чаепития.
 

* * *

 
   На следующий день найденного в кустах мужчину по настоянию Знахаря перенесли в дом. Тот был в сознании, спокойно переносил все процедуры, которые производили с ним не только ханты-манси, но и Знахарь, все-таки вмешавшийся в процесс исцеления.
   Было видно, что мужик пережил весьма неприятные приключения, и что, если бы его не нашли собаки, то, возможно, обитатели лесного дома обнаружили бы его позже, и тоже по запаху. Но запах этот был бы уже совсем другим.
   За прошедшие с момента его обнаружения сутки мужик не произнес ни слова, и Знахарь начал уже подумывать, что из леса появился второй Макар, такой же молчаливый и замкнутый. Но, когда они сидели за столом и ужинали, помытый и несколько освоившийся мужик, полулежавший за отдельным, более удобным для него низким столом, кашлянул и спросил:
   - Кто вы?
   Знахарь поперхнулся пивом и, посмотрев на Тимура, удивленно сказал:
   - Разговаривает!
   Мужик усмехнулся, но промолчал.
   - Вообще-то, - назидательно произнес Знахарь, - это мы, а не ты вправе спросить, кто ты. Логично?
   - Логично, - согласился мужик, - но тут не все так просто.
   - Да уж, - с умным видом сказал Тимур.
   Знахарь выразительно посмотрел на него, и Тимур умолк.
   - Ну, так что? - спросил Знахарь, выжидательно глядя на мужика.
   - Меня зовут Семен, - сказал мужик, подумав.
   - Хорошо, - кивнул Знахарь, - я Майкл, это Тимур, а это Афанасий и Макар. Будем считать, что знакомство состоялось.
   Мужик посмотрел на него и сказал:
   - Я вижу, что ты… - он прервал себя, - это ничего, что я так сразу на «ты»?
   - Ничего, ничего, - отозвался Знахарь, - здесь лес, жизнь простая, так что давай на «ты».
   - Ладно. Я вижу, что ты вроде человек городской, и хочу спросить, как ты здесь оказался? И что это вообще за хоромы? - Семен повел рукой вокруг себя.
   - Ну вот, началось! - Знахарь хлопнул себя рукой по колену, - я же тебе сказал, что это невежливо - расспрашивать нас, кто мы да что.
   - Слушай, Майкл, - Семен нахмурился, - тут такое дело… Не знаю, может быть, мне лучше было тихонько загнуться там, в кустах…
   - Это почему же? - удивился Знахарь.
   - Как раз потому, что я не знаю, к кому попал. Может быть, если я расскажу, откуда я, вы тут же свистнете ментов, и… Ну, дальше ясно.
   - Ах, вот как… - Знахарь многозначительно покачал головой, - ментов… Интересно… Это так интересно, что нужно выпить еще пива. Кстати, почему ты не пьешь?
   - А я вообще ничего не пью, - ответил Семен, - ни пива, ни водки, ни вина.
   - Крепко, - одобрительно сказал Знахарь, - мне бы так… Кстати, Афанасий с Макаром тоже не пьют.
   - Я уже заметил.
   Тимур поставил на стол еще две бутылки пива, и Знахарь, наливая себе, сказал:
   - Значит, не хочешь встречаться с ментами… Не беспокойся, не встретишься. В этом доме мои законы. Но если ты - урка поганый, то лучше бы тебе к ментам попасть, а не ко мне.
   - Понятно.
   Семен сжал губы и нахмурился.
   Было видно, что он принимает какое-то очень важное решение.
   Знахарь заметил это и не торопил собеседника.
   В это время собаки навострили уши и повернули головы к двери.
   Афанасий настороженно посмотрел в ту же сторону и сказал:
   - Однако, посмотреть надо.
   Он встал, взял прислоненный к стене карабин и, подойдя к двери, открыл ее. В доме стало слышно постукивание стационарного лодочного мотора, доносившееся с реки. Звук становился все ближе и, послушав еще некоторое время, Афанасий повернулся к Макару и сказал что-то на своем наречии. Макар кивнул, а Афанасий, посмотрев на Знахаря, сказал:
   - Пошли встречать гостей.
   Знахарь переглянулся с Тимуром, потом оба посмотрели на Семена, который обеспокоенно следил за передвижениями в гостиной, и Знахарь усмехнулся:
   - Не нервничай. Тебя тут нет.
   Тимур остался с Семеном, а Знахарь, Афанасий и Макар вышли на улицу.
   К маленькому, но добротному причалу, сооруженному специально для тимуровского «Ништяка», приближался небольшой катерок, в котором сидели шестеро вооруженных автоматами солдат и молодой старлей.
   Знахарь и оба остяка спокойно стояли на причале и ждали, когда катер ткнется носом в деревянный настил. Афанасий и Макар были при ружьях, и это было совершенно рядовым явлением в здешних местах, а «беретту», которая имелась в кармане Знахаря, никто не видел, так что внешне ситуация выглядела вполне нормальной.
   Наконец катерок остановился, упершись в причал, и старлей, оглядев стоявших на нем людей, снял фуражку, вытер лоб и сказал Знахарю, как видно, признав в нем главного:
   - Здоров, хозяин!
   Знахарь усмехнулся и ответил в той же манере:
   - Здоров, коль не шутишь!
   Посмотрев на знахарский дом, стоявший за мощным бревенчатым частоколом, старлей восхищенно покачал головой и сказал:
   - Вот, значит, какой домик… У нас про него разговоры ходят, а тут я и сам увидел. Хороший домик.
   - Хороший, - согласился Знахарь, - что нужно?
   - Да ничего особенного, - ответил старлей и внимательно посмотрел на Знахаря, - мы беглых ищем. Может, видел кого-нибудь?
   Знахарь тоже пристально посмотрел на старлея и увидел, что тот, хоть и прикидывался простым и разговорчивым парнем, на самом деле был напряжен и подозрителен. Его глаза остро ощупывали стоявших на причале людей, а солдатики, молча сидевшие на банках, держали автоматы между колен, и Знахарь заметил, что у всех были сняты предохранители.
   А это, пожалуй, серьезно, подумал он и, беззаботно засунув руки в карманы, ответил:
   - Не-а, не видел. Мы - бедные дачники, и не интересуемся здешними новостями.
   Один из солдат засмеялся, и старлей, повернувшись к нему, резко бросил:
   - Рядовой Качура, отставить!
   Качура перестал смеяться, но на его лице осталась саркастическая усмешка.
   - А вы кого-нибудь видели? - теперь старлей обратился к шаманам.
   Те отрицательно повертели головами, и Знахарь ответил за них:
   - Это местные охотники, учат меня таежному умуразуму.
   Достав сигареты, он закурил и, присев на корточки, протянул пачку старлею:
   - Закуривай, брат!
   Сказав это, Знахарь почувствовал, как его самого передернуло от этого фальшивого обращения. По знакам отличия было ясно, что «брат» служит во внутренних войсках и наверняка разыскивает именно Семена. И «братом» Знахарю этот старлей не мог быть ни при каких обстоятельствах. Даже если бы они одновременно предстали перед апостолом Петром.
   Старлей после секундной паузы кивнул и взял сигарету.
   - Отдай остальные солдатикам, - сказал Знахарь, и старлей, взяв пачку, передал ее назад.
   - Так что там насчет беглых? - озабоченно спросил Знахарь, когда все дружно закурили, и над причалом поднялся такой дым, будто он загорелся, - понимаешь, я человек мирный, спрятался тут от цивилизации, наслаждаюсь природой, а ты говоришь - беглые… Это, значит, беглые уголовники, я правильно понимаю?
   - Правильно, - сказал старлей.
   - Вот видишь… А уголовники - они ведь грабители и убийцы. И теперь я не смогу спать спокойно. Так что мне делать?
   - А ничего особенного, - спокойно ответил старлей, - живи как обычно, а если… У тебя связь какаянибудь есть?
   - Есть.
   - Хорошо. Если что - сразу сообщай.
   - А куда сообщать-то?
   - Куда сообщать… - старлей нахмурил лоб, - а сообщать вот куда.
   Он достал из кармана ручку и блокнот.
   Написав что-то на листке, он вырвал его и протянул Знахарю.
   Знахарь взял листок и увидел шестизначный телефонный номер.
   - Это наша дежурная часть, - пояснил старлей.
   - Ваша - это, значит, армейская?
   Старлей усмехнулся:
   - Ага, армейская.
   Знахарь сделал вид, что его осенило:
   - А, понял! Это та самая зона, откуда злодеи убежали. Так?
   - Так, - ответил старлей.
   - А сколько их всего?
   - Шестеро. И все опасные, как… - старлей поморщился, - в общем - опасные рецидивисты.
   - Рецидивисты… Понимаю… - Знахарь сделал серьезное лицо, - понимаю.
   - Ну, ты особенно не нервничай, - успокоил его старлей, - у тебя вон люди имеются, со стволами. Собачки есть?
   - Есть.
   - Тоже хорошо. Так что отдыхай спокойно. А если что - звони.
   Старлей повернулся к сидевшему у мотора солдату и кивнул ему. Солдат встал и двинул ногой по стартеру, торчавшему из двигателя, как на мотоцикле. Мотор застучал, а старлей, снова повернувшись к Знахарю, сказал:
   - Ну, будь здоров, дачник!
   И усмехнувшись, добавил:
   - Бедный…
   Вернувшись в дом, Знахарь взглянул на Семена, который полулежал в кресле и выжидательно смотрел на вернувшихся, и сказал:
   - По твою душу приезжали.
   - Я понял, - ответил Семен.
   - А раз понял, - и Знахарь сел на свое место, - тогда рассказывай.