Седов Б.. Отшельник

   -  И не узнает, - пообещал я ему.
    Потом посмотрел на Семена и Тимура и спросил:
   -  Не узнает, верно?
    Оба кивнули, и Афанасий, повернувшись к сараю, позвал:
   -  Макар, иди сюда!
    Макар вышел во двор, и я сказал:
   -  Садись к столу. Чапай говорить будет.
    Он присоединился к нам и я, налив себе душистого чаю, спросил:
   -  Скажи, Афанасий, Семен действительно через два дня сможет хорошо ходить?
   -  Однако сможет, - уверенно ответил следопыт.
   -  Хорошо. Дорогу до зоны знаешь?
   -  До какой? Их тут много.
   -  До той, откуда Семен ноги сделал.
   -  Знаю, - ответил Афанасий, и в его глазах мелькнуло что-то странное.
    Я внимательно посмотрел на него, но загорелое лицо, покрытое множеством мелких морщинок, было бесстрастным.
    Помолчав, я отхлебнул чаю и объявил:
   -  Через два дня на третий мы идем к зоне. Посмотрим, что там делается.
    Тимур удивленно посмотрел на меня, Афанасий и Макар послушно кивнули, а Семен только крякнул и сказал:
   -  Взорвать бы ее на хрен…
    А я подумал: интересно, что он еще знает, кроме английского языка?
 

Часть вторая
 
НЕДОЛГО МУЗЫКА ИГРАЛА…
 
Глава первая
 
ЗНАХАРЬ, ТЕБЯ ОГРАБИЛИ!

 
    Мы лежали в кустах, на опушке леса, и в сотне метров перед нами из тумана выплывали столбы, меж которыми была туго натянута колючая проволока. Где-то на краю памяти зашевелились неприятные воспоминания об Ижме, но я без особых усилий загнал их на место, чтобы не мешали в такой ответственный момент.
    Посмотрев в бинокль, я увидел, что проволоки было три ряда, и в среднем ряду белыми бобышками светились фарфоровые изоляторы. Значит, там имелось электричество, и оно наверняка было опасно для жизни. Но нас это не касалось никак, потому что мы вовсе не собирались брать зону штурмом и ложиться на проволоку грудью.
    Я повел биноклем и увидел вышку, на которой под остроконечным навесом торчал солдат с автоматом. Метров через тридцать была еще одна вышка, потом еще, а остальные скрывались в тумане, но то, что зона охраняется как следует, было очевидно. Афанасий привел нас к зоне с подветренной стороны, поэтому, если там были собаки, они не должны были учуять нас. Сам бы я до такого не додумался, а ведь элементарная вещь… Вот что значит - быть горожанином.
    Прошло полчаса, но никаких движений в зоне не происходило, и это уже начало мне надоедать. Я повернулся к Афанасию и прошептал:
   -  Тут имеется какая-нибудь дорога, по которой вертухаи выходят из зоны?
   -  Однако есть, - ответил Афанасий.
   -  Веди нас туда, - распорядился я, - будем языка брать.
   -  Что? - не понял он.
   -  Пленного брать будем.
   -  А-а-а… Тогда лучше на дороге к офицерскому городку.
   -  Давай.
    Афанасий кивнул.
    Мы поднялись на ноги и, пригибаясь, направились в лес. Отойдя метров на сто, я оглянулся и увидел, что зона пропала, будто ее и не было. Теперь можно было нормально разговаривать, чем я сразу и воспользовался:
   -  Значит, так. Афанасий ведет нас туда, где мы сможем захватить какого-нибудь офицера с зоны. Берем его без шума и пыли и уводим в тайгу. Там допросим. Я хочу знать все, что здесь происходит.
   -  Так он тебе и расскажет, - Семен с сомнением покачал головой.
   -  Мне - расскажет, будь уверен, - ответил я, - и не такие рассказывали. Они же герои только на зоне, где зеки под автоматами ходят, а на воле - дерьмо собачье.
    Семен опять покачал головой, но ничего не сказал.
   -  Все, пошли, - скомандовал я, и наш небольшой отряд направился вслед за Афанасием, который ориентировался в сумерках не хуже, чем ясным солнечным днем.
    Минут через двадцать мы вышли к узкой лесной дороге, и, выбрав такое место, где она хорошо просматривалась в обе стороны, я сказал:
   -  Здесь.
    Мы остановились и, хорошенько осмотревшись, залезли в кусты.
   -  Эх, закурить бы… - мечтательно прошептал Тимур.
   -  Я тебе закурю! - пригрозил я ему.
    Тимур сделал вид, что испугался, а Семен снял с плеча карабин и положил его перед собой.
   -  Ни в коем случае, - сказал я, увидев это, - оружие у нас только для самой безвыходной ситуации. Ты представляешь, что начнется, если здесь прозвучит выстрел? Да они нас загонят, как кроликов. Подъем, тревога, оружие к бою, а ведь их тут наверняка целая рота. А нас всего пятеро. Тут нас и похоронят.
   -  Понял, - ответил Семен и с сожалением посмотрел на карабин.
    В это время в тумане послышались голоса - и мы замерли.
    Из-за поворота показались две смутные фигуры, потом они приблизились, и мы увидели двух совершенно пьяных прапорщиков, которые, поддерживая друг друга, спорили о чем-то.
   -  … а я тебе говорю - двойная!
   -  А ни хрена она не двойная, - радостно возразил другой и громко икнул.
   -  Ну, как же не двойная, - возражал ему первый, - у нее еще загиб такой спереди.
   -  Ну и что, что загиб? У них у всех загиб.
   -  А вот не у всех! Ты у Петренко посмотри, у него и загиб есть, а не двойная.
   -  Ха! Да он сам отковырял, вот она и не двойная!
   -  А должна быть двойная. Если капитан увидит, он твоему Петренке голову отвернет.
   -  Не отвернет, у капитана у самого не двойная, потому что он тоже оторвал.
    Я поднял указательный палец и отрицательно покачал им. Только этих двух идиотов нам и не хватало для полного счастья. Прапорщики благополучно удалились, продолжая спор о вещах, недоступных нам, простым штатским, а мы стали ждать дальше.
    Следующей по дороге прошла корявая баба в военной форме, которая вполголоса спорила с кем-то невидимым и, судя по ее репликам, одерживала в этом споре убедительную победу. Потом, подскакивая на рытвинах, проехал грузовик, в кузове которого болтались два солдатика, и, наконец, из тумана показалась одинокая мужская фигура, которая не качалась и не разговаривала сама с собой.
    Рослый мужчина в форме уверенно шагал по дороге.
    Знаков различия видно не было, но по походке было ясно, что это не какой-нибудь задрипанный прапорщик. Я подал знак, и мы приступили к выполнению плана, который разработали еще дома.
    Афанасий встал и, закинув ружьишко за спину, вышел на дорогу.
    Увидев его, военный замедлил шаг, но, приглядевшись и разобравшись, что перед ним всего лишь обычный абориген-охотник, подошел к Афанасию поближе и остановился.
   -  Я вижу, вы не понимаете по-хорошему, - начальственно сказал он, и вдруг Семен больно сжал мой локоть.
    Я едва не вскрикнул, а он прошептал, дыша мне прямо в ухо:
   -  Это Штерн. Я сам.
    И, ловко извиваясь, отполз в сторону.
   -  Ну, что ты молчишь, чурка таежная? - напористо продолжал Штерн, - сказано ведь было - не приближаться к зоне. А вы все шастаете тут. Ты знаешь, что недавно побег был? А может быть, ты к нему причастен? Вот я сейчас возьму и арестую тебя, и мы разберемся как следует, что тебе здесь нужно!
    Афанасий стоял перед ним понурив голову и что-то бормотал.
   -  Что ты там сопли жуешь? Какой еще зверь? Зверя в тайге полно, а вы все сюда пробраться норовите. Не-е-ет, надо с вами разобраться.
    Штерн помолчал немного и сказал:
   -  А может, просто застрелить тебя - в назидание другим, а?
    Афанасий сгорбился еще больше, и тут за спиной у Штерна появился Семен. Карабина при нем не было, а руки он держал перед собой, и что он там держал, я не разглядел. Бесшумно приблизившись к Штерну, он взмахнул обеими руками, и Штерн вдруг выгнулся всем телом, схватившись за шею. Я понял, что Семен накинул на его шею удавку, и, кивнув своим людям, выскочил из кустов.
    Мы быстренько скрутили Штерна, а Семен аккуратно придушил его как раз настолько, чтобы он потерял сознание. Взяв Штерна за руки и за ноги, мы быстро пошли в тайгу. Афанасий шел впереди и показывал дорогу, между делом посыпая землю каким-то порошком. Отойдя километра на два, а по пути пришлось придушить Штерна еще пару раз, мы, наконец, остановились и бросили языка на землю.
   -  Однако нужно дальше идти, - обеспокоенно сказал Афанасий.
   -  Сейчас пойдем, - кивнул я, - вот только этого упакуем, чтобы он своими ногами шел. Больно много чести.
    Штерн, валявшийся на земле, пошевелился и стал раздирающе кашлять. Видать, три удушения подряд не пошли его горлу на пользу. Прокашлявшись, он поднял глаза и осмотрелся. Семен стоял в сторонке и шевелил желваками.
   -  Что это значит? - без особого страха спросил пленник.
   -  Скоро узнаешь, - пообещал я, - вот еще немного прогуляемся, и узнаешь.
   -  Это вы все скоро узнаете, - сказал Штерн, - на кого руку подняли.
   -  А мы и так знаем, - ответил я.
    Семен подошел и опустился перед связанным Штерном на корточки.
   -  Узнаешь? - спросил он, и его голос прозвучал весьма зловеще.
    Штерн присмотрелся и удивленно произнес:
   -  Какая встреча! Беглец сам пришел. Жалко, что я связанный, а то поучил бы тебя уму-разуму.
    И он пошевелил связанными за спиной мощными руками.
   -  Это твое счастье, что ты связанный, - ответил Семен, - если бы мы с тобой были на равных, я бы тебя убил. А так - честь не позволяет.
   -  Это у тебя - честь? Четырнадцать трупов, а он про честь разговаривает.
    Было видно, что Штерн не боится.
    Семен сжал зубы и сказал:
   -  Все эти четырнадцать были такими же падлами, как ты. Может быть, не такими смелыми, но такими же подлыми. Вставай!
    Он схватил Штерна за плечо и помог ему встать.
    Поднявшись, Штерн повел плечами.
    Оглядевшись, он сказал:
   -  Я вижу, вы впятером одного связанного совсем не боитесь. Смелые ребята!
   -  А здесь пионерские правила не действуют, - ответил я, - и благородства ты от нас не дождешься.
   -  А ты-то кто такой? - Штерн присмотрелся, - видно, что не местный.
   -  Я тебе потом скажу, на ушко.
    Я кивнул Афанасию, и он стал ловко упаковывать пленника.
    Через несколько минут Штерн мог только идти в указанном направлении, и больше ничего. Руки были неплотно связаны перед грудью, чтобы ему было удобнее сохранять равновесие, и он даже мог почесать нос, если бы такое желание возникло, но сделать что-нибудь нежелательное для нас у него не было никакой возможности. А для того, чтобы он не отвлекал нас своими смелыми разговорами и не мог поднять шума, я лично завязал ему рот чистой тряпкой.
    Осмотрев подготовленного к походу пленника, я удовлетворенно кивнул и сказал:
   -  Ну что, пошли. И не вынуждай нас наказывать тебя за непослушание.
    Штерн ответил мне ненавидящим взглядом, но я не обратил на это никакого внимания. Повернувшись к Афанасию, я сказал:
   -  Веди.
    Афанасий, не говоря ни слова, закинул на плечо карабин и уверенно направился в чащобу. За его спиной бесшумно шагал Макар, следом - Штерн, за ним - Семен, который бдительно следил за каждым движением пленника, а позади всех - вольготно, как на прогулке, - двигались мы с Тимуром.
   -  Ну что, теперь можно закурить? - недовольно спросил Тимур.
   -  Афанасий, можно? - обратился я к нашему проводнику.
   -  Можно, только тайгу не подожгите, - ответил он.
    Мы закурили, и я понял, что уже несколько часов обходился без табака. И, между прочим, ничего особенного - выжил! Может быть, снова бросить курить?… Я глубоко затянулся и решил обдумать это как-нибудь на досуге.
    Мы шли уже ровно пять часов.
    Афанасий время от времени сыпал что-то на землю, и в ответ на мой вопрос сказал, что это отобьет нюх у собак, если их пустят по нашему следу.
    Я следил за временем и каждый час давал команду на десятиминутный привал. Все валились на землю и молча отдыхали. Мне приходилось ходить по тайге, причем не просто ходить, а быть в побеге, так что я не очень устал, а Афанасий с Макаром так и вовсе были свеженькими. Что там чувствовал Штерн, меня не интересовало, а Тимур и Семен просто молча шагали, и по их виду нельзя было понять, устали они или нет.
    Но когда я сказал, что мы пришли, по лицам всех, кроме моих шаманов, стало видно, что пять часов идти по тайге, причем в таком темпе, - все-таки не то, что прогуливаться с девушкой по набережной.
    По моим подсчетам, мы удалились от зоны примерно на двадцать километров, и теперь найти нас было так же трудно, как попасть из ружья в кильку, плавающую в олимпийском бассейне, особенно если выключен свет.
   -  Ты уверен, что твои порошки подействуют? - спросил я у Афанасия, с удовольствием привалившись спиной к толстому стволу вековой ели.
   -  Однако, обязательно подействуют. Не беспокойся, - ответил он, развязывая рюкзак.
   -  Хорошо. Тогда развяжи нашего дорогого гостя, - сказал я.
   -  Я сам развяжу, - вызвался Семен и встал.
    Подойдя к Штерну, который сидел на земле, он сказал:
   -  Вставай.
    На этот раз он не стал помогать ему, лишь мрачно следил за тем, как Штерн пытается подняться.
   -  Сейчас я развяжу тебя, а потом свяжу по-другому. Если дернешься, то вот он, - и Семен указал на меня, - продырявит тебе ногу.
    Я удивился, но достал «беретту» и, передернув предохранитель, направил ее в сторону Штерна.
    Через минуту Штерн был почти свободен, если не считать того, что его левая рука была привязана за спиной, а сам он был соединен веревкой с толстой елью, выдернуть которую из земли ему было явно не под силу.
    Макар развел небольшой костерчик, и через полчаса мы приступили к ужину.
    Штерн не кобенился и с аппетитом поедал похлебку, которую сварил Афанасий. Он даже похвалил ее, сказав:
   -  А ничего чурки готовят. В первый раз пробую.
   -  Возможно, что и в последний, - сказал я.
    Штерн хмыкнул и промолчал.
    Закончив ужин, мы закурили, остяки аккуратно закопали объедки, и я наконец приступил к тому, ради чего затеял эту опасную авантюру с похищением офицера.
   -  Начнем, пожалуй, - сказал я.
    Афанасий в это время занимался чаем.
   -  А ты знаешь, что бывает за похищение офицера внутренних войск? - спросил вдруг Штерн.
   -  Нет, не знаю, - ответил я, - да это меня и не интересует.
   -  А зря, - сказал Штерн, - когда мы вас найдем, вы пожалеете, что родились на свет.
   -  Вот ты себя и показал, - я развел руками, - пока ты говорил: «я» - все было так смело, так красиво… А теперь ты запел по-другому: «мы». А что это значит?
    Я посмотрел на Штерна, но он молчал.
   -  А это значит, что ты из тех тварей, которые смелы только тогда, когда чувствуют за спиной силу. Верно?
   -  Не думай, что это сойдет тебе с рук, - пригрозил мне Штерн, - мы до тебя доберемся.
    Я засмеялся, а Семен, пристально глядя на Штерна, сказал:
   -  Ты дурак, Штерн. И ты в своей привычной безнаказанности совсем потерял всякое соображение.
    Я с интересом посмотрел на Семена, потому что услышал в его речи какие-то новые интонации…
   -  Ты дурак, - повторил Семен, - вспомни, что ты говорил мне две недели назад. А если не помнишь, то я тебе напомню. Ты сказал, что все мы - зеки, или, как ты нас называл, «курсанты» - для тебя всего лишь «человеческий материал». Так вот: ты сам сейчас для нас «человеческий материал», и ничего больше. И ты расскажешь нам все, о чем мы спросим. А не расскажешь - останешься здесь навсегда.
   -  Ты сгниешь на зоне, - пообещал Штерн.
    Этот человек действительно не мог поверить в то, что бывают ситуации, когда не он, Штерн, распоряжается всем происходящим.
   -  Проснись, вертухай поганый, - сказал я, - ты не у себя на зоне, ты в тайге, и ты оторван от той силы, которая помогала тебе. Ты один. И вокруг тебя пятеро людей, которые хотят услышать то, что их интересует. И ты расскажешь все.
   -  Что-то знакомы мне эти интонации, - прищурился Штерн, - похоже ты тоже на зоне побывал.
   -  Я много где побывал, - ответил я, - но мы будем говорить не об этом.
   -  Чай готов, - сказал Афанасий, и мы прекратили на время нашу «приятную беседу».
    Штерн тоже получил мятую алюминиевую кружку с душистым чаем на травах. Я не жлоб и не получаю удовольствия от бессмысленного унижения другого человека, поэтому, когда Семен проворчал, что Штерну вместо чаю нужно пулю в башку заправить, я ответил:
   -  Это от него никуда не уйдет. А пока пусть выпьет чаю вместе с нами. Может быть, он впервые пьет чай в приличной компании.
    Штерн фыркнул, но ничего не сказал.
    Наконец чайная процедура закончилась, и я сказал:
   -  Начинается вечер вопросов и ответов. Вопрос первый: что это за зона и что вообще там происходит?
   -  Ответа не будет, - Штерн отвернулся.
    Семен посмотрел на меня, потом со вздохом поднялся на ноги и, подойдя к Штерну, с размаху ударил его ногой в живот.
    Штерн охнул и, скрючившись от боли, повалился на бок.
   -  Отвечай, когда тебя спрашивают, - сказал Семен и сел на место.
    Через минуту Штерн выпрямился и, морщась, с трудом произнес:
   -  Ответа не будет.
    Семен зашевелился, собираясь встать, но я сказал:
   -  Стой. Не надо. Ты же видишь, что он всетаки сильный мужик, и мы можем его забить до смерти, но он будет молчать. Нужно как-то подругому.
   -  А как по-другому с ним? - недовольно спросил Семен.
   -  Я знаю, как по-другому, - сказал вдруг Афанасий.
    Все посмотрели на него, а Афанасий, подойдя к Штерну, сел напротив него, скрестив ноги, и долгим взглядом посмотрел в глаза пленнику.
    Потом он, не поворачивая головы, сказал что-то по-остякски, и Макар, молча встав, ушел в темноту.
   -  Куда он пошел? - спросил я.
   -  Я сказал ему, чтобы он погулял пока, - ответил Афанасий, - не хочу, чтобы он слышал, о чем тут будет идти речь.
    Я с удивлением посмотрел на Афанасия.
    В такой длинной фразе он не произнес ни одного «однако», да и вообще его речь слегка изменилась, из нее исчезли интонации лесного дикаря. Я не понимал, что происходит, и, по-видимому, это как-то отразилось на моем лице, потому что Афанасий невесело усмехнулся:
   -  Удивляешься? Это ничего. Вот он сейчас удивится по-настоящему.
    Он снова повернулся к Штерну и спросил:
   -  Ну что, ты так меня и не узнал, гнида?
    Тут у меня и вовсе крыша поехала.
    Мало того, что этот шаман оказался вовсе не таким дремучим чуркой, каким прикидывался все время, так еще и Штерн почему-то должен его узнать. И выражения какие-то совсем ему не свойственные. «Гнида»…
    Штерн презрительно посмотрел на Афанасия:
   -  Вот мне еще всех вас, чурок, помнить! Вы для меня на одно лицо.
   -  А зря, - поучительно ответил Афанасий, - ну да ничего, я тебе сейчас напомню.
    Я смотрел на него и дивился.
    И куда только делся скромный следопыт? Где безграмотный старичок-лесовичок, который через каждое слово вставляет «однако» и не знает, что такое «язык»? Чудеса, да и только!
   -  Меня зовут Афанасий Аянов, - сказал Афанасий, пристально глядя на Штерна.
   -  Постой… - Штерн нахмурился, - это тот самый, который…
   -  Да, тот самый, однако, - усмехнулся Афанасий.
    Он снова повернулся ко мне:
   -  Потом я расскажу тебе в с е. А сейчас, - и он посмотрел на Штерна, - помогите-ка мне.
    Мы стали помогать ему, и через несколько минут голый Штерн был туго растянут за руки и за ноги между четырьмя колышками, вбитыми в землю. Он смотрел на нас, стоявших над ним, и в его глазах плескалась смесь страха и ненависти.
   -  Вот так-то лучше, - сказал Афанасий, - а теперь я буду спрашивать, а он будет отвечать.
    Я посмотрел на Афанасия, и мне не понравилось то, что я увидел в его взгляде. Потом я взглянул на распятого на земле Штерна:
   -  Сам виноват.
    Повернувшись в Афанасию, я спросил:
   -  А мне… Мне обязательно присутствовать при вашей «беседе»? Честно говоря, не люблю такие зрелища.
   -  Я тоже, - сказал Тимур.
   -  Я тоже не люблю, - медленно произнес Семен, - но у меня свой счет к этому «повелителю чужих жизней». Так что вы погуляйте, может, там и Макара встретите, а когда будет нужно, мы вас позовем.
    Афанасий и Семен переглянулись; Афанасий кивнул.
    Мы с Тимуром тоже посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, пошли в лес. Была уже ночь, и я светил нам под ноги фонариком, в котором были шесть могучих батареек «дюраселл». Тех самых, которые работают в десять раз дольше.
    Не успели мы отойти метров на двести, как с места нашего привала донесся дикий крик, который перешел в истошный визг.
    Я подскочил от неожиданности, а Тимур испуганно сказал:
   -  Ну, дает наш ханты, чтоб его, манси! Я его три года знаю и даже не подозревал…
   -  Век живи, век учись, - язвительно сказал я, хотя у меня самого по коже мурашки побежали.
    Крик повторился, потом перешел в скулеж, и снова настала тишина.
    Мы невольно ускорили шаг, но Тимур вдруг остановился:
   -  Слушай, Майкл, ну что мы убегаем, как гимназистки! По логике вещей он не будет мучить его вечно. Доведет до нужной кондиции - и перестанет. Давай тут присядем, а я костерчик разведу, чтобы повеселее было… А?
   -  Давай, - вздохнул я и опустился на мягкий мох, прислонившись спиной к дереву.
   -  Вот и хорошо, - облегченно сказал Тимур и, забрав у меня фонарь, принялся собирать сухие ветки.
    Через пять минут мы сидели и щурились на теплый свет костра.
    Со стороны привала раздался еще один крик, но на этот раз мы даже не вздрогнули, настолько хорошо было сидеть рядом с живым огнем и наблюдать за его игрой. Тени и отблески шевелились вокруг, а над головой, в страшной вышине, сияли яркие звезды.
    Что им до нашей суеты!
    Прошел час, и за это время до нас не донеслось ни звука.
   -  Слушай, - забеспокоился вдруг Тимур, - а вдруг этот Штерн - супермен какой-нибудь: взял да и освободился! Замочил Семена с Афанасием и сейчас подбирается к нам. Я засмеялся:
   -  Что это с тобой? Вроде и «план» не куришь уже месяц, а такой бред несешь? Как это он освободится, посуди сам.
   -  Ну, не знаю… - Тимур смутился, - «измена» вдруг накатила.
   -  Не дергайся, - успокоил я его, хотя то, что он сказал, мне самому не понравилось.
    А вдруг?
    И тут до нас донесся звук, услышав который, я решил, что у меня случился приступ белой горячки. Но, посмотрев на Тимура, я понял, что он услышал то же самое.
   -  Во, блин! - сказал он изумленно, - ни хрена себе!
    Звук повторился, и мы вскочили на ноги.
    В ночной тайге, за десятки километров от людей, под чистым ночным небом пронзительно прозвучал… обыкновенный милицейский свисток. И прозвучал он как раз с той стороны, где остались Семен, Афанасий и плененный нами Штерн.
    Мы переглянулись и дернулись было в ту сторону, но Тимур сказал:
   -  Подожди. Надо костер затушить.
    Мы тщательно затоптали огонь, только что ласкавший наши грешные души, и пошли в сторону свистка. Когда впереди показался свет костра, мы замедлили шаг, и я достал ствол. Передернув затвор, я снял «беретту» с предохранителя и на всякий случай направил ее прямо перед собой.
   -  Прикрывай меня, - прошептал я Тимуру, и он, держа в руке «макарова», отстал на несколько шагов.
    Но наше беспокойство оказалось излишним.
    Штерн по-прежнему лежал на земле, растянутый между колышками, а Семен с Афанасием сидели у огня с кружками в руках и вполголоса переговаривались о чем-то.
    Мы вышли к костру, и я, избегая смотреть на Штерна, громко спросил:
   -  Кто свистел?
   -  Я, - ответил Семен.
   -  «А старушка где?»
    Семен засмеялся и сказал:
   -  Нет, там, в фильме, не так.
   -  А как? - спросил я.
   -  Да я и сам не помню, но не так.
   -  Откуда свисток-то взялся? - спросил я, присаживаясь к огню.
   -  У этого нашли, - Семен кивнул на Штерна.
    Я с опаской взглянул на нашего пленника, и, к своему удивлению, не обнаружил на нем никаких следов бесчеловечных пыток, от которых можно было бы так орать.
    Я еще раз оглядел его, но так ничего и не заметил.
    Вот только взгляд у него был какой-то… жалкий, что ли…
    Повернувшись к Афанасию, я спросил:
   -  Ты что - знаешь какие-то особые шаманские пытки, которые не оставляют следов?
    Афанасий усмехнулся:
   -  Однако, знаю.
    Семен крякнул:
   -  Да он его и пальцем не тронул. Только посыпал в костер каких-то кореньев и давай скакать вокруг этого урода. И бормотать что-то. Мне и самому страшно стало, а уж этот-то и вовсе заверещал, как резаный, аж обгадился от страха.
    Я принюхался - и действительно: слегка воняло.
   -  Я его испугал маленько, - сказал Афанасий, - ты же сам сказал, что нужно по-другому.
   -  Ну и как? - поинтересовался я.
   -  Нормально, - кивнул Афанасий, - он тут нам такого порассказал…
   -  Да уж, - подтвердил Семен, - услышишь - не поверишь.
   -  Значит, цель достигнута?
   -  Ага.
   -  И можно уходить?
   -  Можно.
    В это время из леса бесшумно вышел Макар.
    Я взглянул на него:
   -  Ну, тогда пошли. Веди нас, верный Гайавата!
    Афанасий улыбнулся и ответил:
   -  Пошли.
    Во время нашего разговора Штерн испуганно переводил глаза с одного на другого, и теперь, услышав, что мы собираемся уходить, спросил совершенно другим, слабым и робким, голосом: